Дж.Р.Р.Толкиен
Narn i Hin Hurin
Приложения
Перевод Эйлиан
[Narn i Hin Hurin представляет собой длинную прозаическую
повесть о злоключениях Турина Турамбара. К сожалению,
главы, посвященные пребыванию Турина в Нарготронде,
остались ненаписанными. Но существует несколько черновых
набросков, опубликованных в качестве приложений к Narn i
Hin Hurin в Unfinished Tales. - Прим. перев.]
...Гвиндор же возражал Турину на Королевском Совете
и говорил, что он был в Ангбанде и представляет себе мощь
Моргота и его намерения.
- Малые победы со временем окажутся бесполезными для
нас, - говорил он, - ибо так Моргот узнает, где ему
искать отважнейших из своих врагов, и собирает силы,
способные сокрушить их. Всей мощи Эльфов и Эдайн хватило
лишь на то, чтобы удерживать его и ценой осады обрести
мир; в самом деле, долгий, но лишь до тех пор, пока
Моргот ждал момента, чтобы прорвать осаду; и больше
никогда не бывать подобному союзу. В одной лишь
скрытности наша надежда; пока Валар не придут.
- Валар! - сказал Турин. - Они оставили вас, они
пренебрегают Людьми. Что толку глядеть на Запад через
безбрежное море? Только с одним из Валар мы должны иметь
дело, и это Моргот; и если мы не можем одолеть его, то по
крайней мере можем сдержать его и нанести урон его мощи.
Ибо победа всегда победа, как бы ничтожна она не была, и
ценность ее не только в том, что после нее последует. Но
в любом случае для нас это на пользу; ибо если вообще не
пытаться остановить его, весь Белерианд всего лишь через
несколько лет падет под его тенью, и тогда он выкурит вас
из ваших пещер поодиночке. И что тогда? Жалкие остатки
уйдут на Юг и Запад, станут скрываться на морских
берегах, между Морготом и Оссэ. Лучше уж выиграть время
славы, пусть недолгое, ибо в конце хуже не будет. Ты
говоришь, будто только в секретности надежда; но ты же не
сможешь выловить всех соглядатаев Моргота до единого,
чтобы никто из них не вернулся в Ангбанд с вестями, из
которых он поймет, что вы живы, и догадается, где искать
вас. И еще скажу я: хоть смертным Людям дана недолгая, по
мере Эльфов, жизнь, они предпочтут провести ее в
сражениях, нежели скрываться или покориться; сражение
Хурина Талиона - великое деяние; и хоть Моргот погубил
свершившего, он не сможет отменить свершившееся. Даже
Владыки Запада воздадут ему честь; разве не записана
повесть о нем в истории Арды, которую ни Морготу, ни
Манве не дано перечеркнуть?
- Ты говоришь о великом, - отвечал Гвиндор, - и
видно, что ты жил среди Эльдар. Но Тьма на тебе, если ты
совместно именуешь Моргота и Манве, или считаешь Валар
врагами Эльфов и Людей; ибо Валар не пренебрегают ничем,
во всяком случае, связанным с Детьми Илуватара. И всех
надежд Эльдар ты не ведаешь. Ибо предсказано, что придет
однажды сквозь тени в Валинор посланник из Средиземья, и
Манве услышит его, и Мандос смягчится. Разве не
попытаемся мы сохранить до той поры семя Эльдар, да и
Эдайн? А ныне на Юге живет Кирдан, и строит корабли; но
что ты знаешь о кораблях, и о Море? Ты думаешь о себе и о
собственной славе, и принуждаешь всех поступать так же;
но мы дожны думать и о других, ибо не все могут сражаться
и со славой пасть, и их мы должны хранить от войн и
разрушений, как можем.
- Так отошлите их на эти корабли, пока есть время, -
сказал Турин.
- Они не оставили бы нас, - ответил Гвиндор, - даже
если бы Кирдан мог принять их. Мы должны быть вместе так
долго, как только можем, и не искушать смерть.
- На это все я уже отвечал, - сказал Турин. -
Доблестная оборона границ и удары по врагу раньше, чем он
соберет силы. В этом самая верная надежда вашего долгого
пребывания вместе. И разве те, о ком ты говорил, любят
прячущихся и убивающих исподволь больше, чем тех, кто
надевает шлем и берет узорный щит, и отбрасывает врагов,
хотя бы и превосходящих его силой? По крайней мере,
женщины Эдайн - нет. Они не отговаривали своих мужчин
идти на битву Нирнаэт Арноэдиад.
- Но они изведали бы куда меньше горя, если бы эта
битва вообще не произошла, - сказал Гвиндор.
Финдуилас, дочь Ородрета, была золотоволосой, как
все в роду Финарфина, и Турин находил радость в ее облике
и ее обществе, ибо она напомнила ему о его родне и о
женщинах Дор-Ломина в доме его отца. Сначала он
встречался с ней только в присутствии Гвиндора; но позже
она сама находила его, и они временами встречались
наедине, хотя, казалось, случайно. И она расспрашивала
его об Эдайн, которых знала мало, и о его стране и
родичах.
И Турин говорил с ней откровенно, хотя не называл ни
родины своей, ни семьи; и однажды он сказал:
- У меня была сестра, Лалайт, я так называл ее; и
ты мне ее напомнила. Но Лалайт была ребенком, золотой
цветок на весенней зеленой траве; и останься она в живых,
она, возможно, потускнела бы от печали. Но ты,
величественная, похожа на золотое древо; хотел бы я,
чтобы у меня была столь прекрасная сестра.
- Но и ты величественный, - сказала она, - словно
владыки из рода Финголфина; хотела бы я, чтоб у меня был
столь доблестный брат. И я не думаю, что Агарваэн - твое
подлинное имя, оно не годится для тебя, Аданэдэль. Я зову
тебя Тхурин, тайна. [Thurin - прим. перев.]
Тогда Турин вздрогнул и сказал:
- Это не мое имя; и я не король, ибо наши короли из
Эльдар, а я - нет.
Теперь Турин заметил, что Гвиндор стал относиться к
нему много холодней; и его беспокоило, что Гвиндор,
которого начали было покидать боль и ужас Ангбанда, вновь
погружался в заботы и печаль. И Турин думал: возможно, он
грустит потому, что я спорил с ним на Советах и одолел
его; я хотел бы, чтобы это было не так. Ибо он любил
Гвиндора, своего проводника и исцелителя, и был полон
жалости к нему. Но в те дни и сияние Финдуилас померкло,
ее шаг стал медленным, а лицо суровым; и Турин, видя это,
предположил, что слова Гвиндора поселили в ее сердце
старх перед грядущим.
На деле разум Финдуилас разрывался. Ибо она почитала
Гвиндора и жалела его, и не хотела бы добавить ни единой
слезинки к его страданиям; но против ее воли ее любовь к
Турину росла день ото дня, и она думала о Берене и
Лучиэнь. Но Турин был совсем не такой, как Берен: он не
пренебрегал ею, и ему было хорошо в ее обществе, и все же
она знала, что он не любит ее той любовью, какой ей
хотелось бы. Его ум и сердце были далеко, у рек, что
текли в прошлые весны.
И Турин говорил с Финдуилас, и сказал так:
- Не позволяй словам Гвиндора испугать тебя. Он
настрадался во тьме Ангбанда; и тяжко столь доблестному
пребывать столь слабым и молчаливым. Ему нужно утешение и
побольше времени, чтобы исцелиться.
- Я очень хорошо знаю это, - отвечала она.
- Но мы выиграем для него время! - сказал Турин. -
Нарготронд будет стоять! Никогда более трус-Моргот не
покинет Ангбанда, и вся его надежда - на слуг; так
говорит Мелиан из Дориата. Они - пальцы его рук, и мы
раздробим и отрубим их, и ему придется убрать свои лапы.
Нарготронд будет стоять!
- Может быть, - сказала Финдуилас. - Он будет
стоять, если ты сумеешь добиться этого. Но будь
осторожен, Аданэдэль; ибо тревожусь я, когда ты идешь в
сражение, как бы Нарготронд не осиротел.
И позднее Турин разыскал Гвиндора, и сказал ему:
- Гвиндор, дорогой друг, ты опять становишься
печален; не надо! Ибо к тебе придет исцеление в домах
твоей родни и в сиянье Финдуилас.
Гвиндор взглянул на Турина, но не сказал ни слова, и
его лицо было мрачно.
- Почему ты так смотришь на меня? - спросил Турин. -
В последние дни твои глаза часто странно смотрели на
меня. Чем я тебя опечалил? Я спорил с тобой на советах,
да; но мужчина должен говорить то, что он думает, и не
скрывать правды, которой он верит, что бы ни понуждало
его к этому. Я бы хотел, чтобы наши думы совпадали; ибо я
у тебя в великом долгу, и я этого не забуду.
- Не забудешь? - спросил Гвиндор. - Тем не менее
твои слова и дела изменили мой дом и родню. На них лежит
твоя тень. Чему радоваться мне, потерявшему из-за тебя
все?
Но Турин не понял этих слов, и не догадался, что
Гвиндор завидовал ему, заметному в Совете и сердце
Короля.
[Когда Гвиндор рассказал Финдуилас, кто такой на самом
деле Агарваэн]
- Твой взор затмился, Гвиндор, - сказала она. - Ты
не видишь или не понимаешь, что здесь происходит. Должна
ли я покрыть себя двойным стыдом, открыв тебе правду?
Ведь я люблю тебя, Гвиндор, и я стыжусь того, что не так
сильно люблю тебя и принимаю любовь гораздо более
сильную, из которой мне нет исхода. Я не искала ее, и
долго молчала о ней. Но если вызывают во мне жалость твои
раны, то пожалей и ты меня. Турин не любит и не полюбит
меня.
- Ты говоришь это, - сказал Гвиндор, - чтобы снять
вину с того, кого ты любишь. Почему он ищет тебя, и
подолгу бывает с тобой, и оставляет тебя в радости?
- Потому что и он нуждается в утешении, - сказала
Финдуилас, - и у него нет близких. У вас обоих есть свои
нужды. А у Финдуилас? Разве не достаточно, что я открываю
свою душу тебе, нелюбимому, а ты считаешь, будто я тебя
обманываю?
- Нет, женщину нелегко обмануть в подобном деле, -
сказал Гвиндор. - И немногих найдешь ты, кто станет
отрицать, что они любимы, если это и в самом деле так.
- Если кто-то из нас и был вероломен, то это я; но
не по своей воле. Но что говорить о твоей судьбе и слухах
из Ангбанда? О смерти и разрушении? Могуч Аданэдэль в
повести Мира, и когда-нибудь в грядущем его величие
настигнет Моргота.
- Он горделив, - сказал Гвиндор.
- Но он также и милосерден, - сказала Финдуилас. -
Он еще не пробужден, но жалость может пронзить его
сердце, и он не отвергнет ее. Только жалость и может
стать дорогой к нему. Но он не жалеет меня. Он
благоговеет передо мной, словно я одновременно его мать и
королева!
Может быть, Финдуилас говорила правду, провидя ее
дарованием Эльдар. И вот Турин, не зная, что произошло
между Гвиндором и Финдуилас, стал, видя, что она еще
более помрачнела, еще более нежен к ней. Но однажды
Финдуилас сказала ему:
- Тхурин Аданэдэль, почему ты скрывал от меня свое
имя? Знай я, кто ты, я не менее почитала бы тебя, но
лучше поняла бы твою печаль.
- Что ты хочешь сказать? - спросил он. - Кто я, по-
твоему?
- Турин, сын Хурина Талиона, полководца Севера.
Весной туда [в Нарготронд - прим. перев.] пришли два
Эльфа, и они назвались Гельмиром и Арминасом из народа
Финарфина, и сказали, что у них поручение к Владыке
Нарготронда. Их привели к Турину; но Гельмир сказал:
- С Ородретом, сыном Финарфина, будем мы говорить.
И когда Ородрет пришел, Гельмир сказал ему:
- Господин, мы из народа Ангрода, и много где
побывали после Дагор Браголлах; но в последнее время мы
жили среди народа Кирдана в устье Сириона. И однажды он
позвал нас и послал к тебе; ибо сам Ульмо, Властелин Вод,
явился ему и предостерег об опасности, что приближается к
Нарготронду.
Но Ородрет был осторожен, и он ответил:
- Почему же вы явились сюда с Севера? Или у вас были
и иные поручения?
Тут Арминас сказал:
- Господин, с Нирнаэт я искал сокрытое королевство
Тургона, и не нашел его; и боюсь, что в этих поисках
слишком долго откладывал исполнение своей миссии. Ибо
Кирдан во имя секретности и скорости отправил нас вдоль
побережья на корабле, и мы сошли на берег в Дрэнгисте. Но
среди корабелов есть такие, кто пришел на юг в последние
годы как посланцы Тургона, и в их речах увидел я знаки
того, что Тургон по-прежнему живет на Севере, а не на
Юге, как многие думают. Но мы не нашли ни знака, ни
вестей о том, что искали.
- Почему вы ищете Тургона? - спросил Ородрет.
- Потому что говорят, что его королевство дольше
всех иных будет противиться Морготу, - ответил Арминас. И
слова его зловещими показались Ородрету, и он нахмурился.
- Так не медлите же в Нарготронде, - сказал он, -
ибо здесь вы не услышите известий о Тургоне. А о том, что
Нарготронд в опасности, мне не надо рассказывать.
- Не гневайся, господин, - сказал Гельмир, - если мы
правдиво отвечаем на твои вопросы. И наше отступление от
кратчайшего пути к тебе не было бесплодным, ибо мы
побывали дальше, чем любой из твоих разведчиков; мы
прошли Дор-Ломин, и все земли у подножия Эред Вэтрин, и
Ущелье Сириона, высматривая пути Врага. В тех краях
собралось множество Орков и прочих созданий, что служат
Злу, и войско их собирается вокруг Сауронова Острова.
(????? - Прим. перев.)
- Я это знаю, - сказал Турин. - Ваши новости
устарели. Если послание Кирдана должно было быть не
напрасным, вам следовало доставить его раньше.
- По крайней мере сейчас ты услышишь это послание,
господин, - сказал Ородрету Гельмир. - Слушай слова
Властелина Вод! Так сказал он Кирдану Корабелу: "Зло
Севера загрязнило истоки Сириона, и моя сила уходит из
его вод. Но грядет худшее. Так скажи Владыке Нарготронда:
Закрой двери твердыни своей и не покидай ее. Сбрось камни
своей гордости в шумящую реку, дабы крадущееся Зло не
отыскало твоих дверей."
Темны показались эти слова Ородрету, и он, как
обычно, обернулся к Турину за советом. Но Турин не
доверял посланникам, и сказал с пренебрежением:
- Что Кирдан знает о наших войнах, тех, чьи дома так
близко от Врага! Пусть корабел заботится о своих
кораблях! Но если в самом деле Властелин Вод передает нам
послание, пусть говорит проще. В ином же случае мы сочтем
за лучшее собрать войска и смело встретить врагов, пока
они не подошли слишком близко.
Тогда Гельмир поклонился Ородрету и сказал:
- Я говорил, как мне было наказано, господин, - и
отвернулся. Но Арминас сказал Турину:
- Ты и в самом деле из Дома Хадора, как говорят?
- Здесь меня называют Агарваэн, Черный Меч
Нарготронда, - сказал Турин. - Ты, кажется, о многом
говоришь намеками, друг Арминас; и хорошо, что тайна
Тургона осталась сокрытой от тебя, а иначе о ней скоро
узнали бы в Ангбанде. Имя человека - его собственность, и
если сын Хурина узнает, что ты разболтал, где он
скрывается, пусть Моргот возьмет тебя и выжжет тебе язык!
И Арминас был смущен черным гневом Турина; но
Гельмир сказал:
- Он не будет предан нами, Агарваэн. Но разве здесь
сейчас присутствуют чужие, что мы не должны говорить
прямо? И Арминас спросил тебя, как мне думается, потому,
что всем, кто живет у моря, известно, что Ульмо питает
великую любовь к Дому Хадора, и некоторые говорят, что
Хурин и брат его Хуор побывали однажды в Сокрытом
Королевстве.
- Если бы это было так, он ни единому не сказал бы
об этом, ни великому, ни ничтожному, и тем более - своему
малолетнему сыну, - отвечал Турин. - Так что я не верю,
что Арминас спросил меня в надежде узнать о Тургоне. Я не
доверяю подобным вестникам беды.
- Придержи свое недоверие! - сказал Арминас во
гневе. - Гельмир меня не понял. Я спросил, потому что
усомнился в том, чему, кажется, здесь верят; ибо мало чем
схож ты с родичами Хадора, как бы тебя ни звали.
- Что ты знаешь о них? - спросил Турин.
- Я видел Хурина, - ответил Арминас, - и его
предков. В опустевшем Дор-Ломине я встретил Туора, сына
Хуора, брата Хурина; и он похож на своих предков, а ты -
нет.
- Может быть, - отвечал Турин, - хотя о Туоре я до
сегодняшнего дня не слышал. Но я не стыжусь того, что мои
волосы черны, а не блещут золотом. Ибо я не первый из
сыновей, кто похож на свою мать; а я рожден Морвен
Эледвен из Дома Беора, что приходится родней Берену
Камлосту.
- Я говорил не о различии между черными волосами и
золотыми, - сказал Арминас. - Но другие из Дома Хадора
по-иному держат себя, и Туор в их числе. Ибо они
придерживаются правил вежества, и склонны слушать добрые
советы, и почитают Владык Запада. Но ты, кажется,
слушаешь советы лишь собственной мудрости, либо же своего
меча; и надменны речи твои. И я говорю тебе, Агарваэн
Мормегил, что если ты будешь поступать так, судьба твоя
будет иной, нежели следовало бы искать отпрыску Домов
Хадора и Беора.
- Иною и была она, - отвечал Турин. - И если, как
кажется, по причине доблести моего отца я должен нести на
себе ненависть Моргота, должен ли я сносить еще и
насмешки и презрение отступника, хотя бы он именовал себя
родичем короля? Я советую вам - возвращайтесь к
беззаботным морским берегам.
Тогда Гельмир и Арминас ушли, и вернулись на Юг; но,
несмотря на Туриновы насмешки, они с радостью ждали бы
битвы рядом со своими родичами, и вернулись лишь потому,
что Кирдан по велению Ульмо поручил им принести ему весть
из Нарготронда и сообщить об успехе их посольства. И
Ородрет был весьма обеспокоен словами посланцев; но
ярость росла в душе Турина, и менее всего стерпел бы он,
чтобы был разрушен большой мост. Ибо по крайней мере эти
слова Ульмо были поняты правильно.