Не могу с полной уверенностью сказать, когда у меня созрело решение
убить Дженис. О, конечно, я с тоской подумывал об этом не один месяц, но
вряд ли мне удастся вспомнить, в какой именно момент мои праздные мечтания
оформились в четкий и продуманный план.
Возможно, это случилось в тот день, когда посыльный принес счет за
норковую шубу, которую Дженис купила, даже не удосужившись поставить меня
в известность. А когда я осведомился, нельзя ли мне по крайней мере
взглянуть на обновку, за которую предстояло выложить почти две тысячи
долларов - пятую часть моего годового дохода, - она едва не убила меня
известием о том, что, возвращаясь в расстроенных чувствах домой после
изнурительного похода по магазинам Пятой Авеню, забыла вожделенную вещь в
вагоне.
Или, может быть, это случилось немного раньше, когда, изрядно
утомившись от праведных трудов на ниве рекламной деятельности, я вернулся
в свою шикарную квартиру в центре города и узнал, что в мое отсутствие
Дженис ухитрилась приобрести дом в Коннектикуте. Нам больше не придется
чахнуть в каменных застенках Манхеттена. Бодрящий сельский воздух придаст
нам новые силы. Кроме того, для моего здоровья будет весьма полезно
подниматься каждое утро на час раньше и сломя голову мчаться на утренний
экспресс.
А, может быть, все началось в тот самый день, когда в тиши и
уединении вновь приобретенного загородного имения я решил просмотреть
финансовый баланс нашего семейства и обнаружил, что за последние полгода
мы заплатили больше штрафов за превышение банковского кредита, чем
потратились на еду. Когда же я с умеренным негодованием сообщил ей эту
новость, Дженис преспокойно переложила всю вину на меня - и действительно,
разве можно было винить ее в том, что я не успеваю вовремя положить в банк
деньги, которые в тот или иной момент могут понадобиться ей на карманные
расходы?
А, может быть, дело было вовсе не в ней. Может быть, причиной всему
была Карен.
Карен, ах Карен! Я наконец получил повышение, которое давало мне
возможность хоть как-то поспевать за расходами Дженис, а вместе с
повышением у меня появился личный кабинет и личная секретарша. И этой
секретаршей оказалась Карен.
Это была, в общем-то, довольно банальная история. Дома ждет жена -
постоянный источник ссор и раздражения. На работе - элегантная и сметлива
- если не сказать смазливая - секретарша, с которой всегда можно
поговорить по душам, с которой так легко забываются гнетущие заботы
повседневной жизни. Все чаще я стал задерживаться допоздна в городе,
оправдываясь перед Дженис завалом работы, - и неизбежное случилось. Мы с
Карен полюбили друг друга.
Наши отношения могли бы выродиться в обыкновенную интрижку между
боссом и секретаршей, как это часто бывает, но это был не тот случай.
Карен была слишком чиста, нежна, слишком положительна для этого. Я понял,
что должен расстаться с Дженис и жениться на Карен. Когда я буду свободен,
Карен станет моей.
Сначала я подумал о разводе. Я не сомневался в согласии Дженис,
потому что в то время разводы как раз вошли в моду среди людей нашего
круга, а Дженис постоянно стремилась идти в ногу со временем. Но затем я
вспомнил об алиментах. Какими бы ни были причины развода, юридически я в
любом случае оказываюсь ответчиком, а Дженис - истицей. А это означает
алименты. Я слишком хорошо знал ненасытность Дженис в отношении денег. Мне
и раньше-то с трудом удавалось обеспечивать нас двоих. Прибавьте сюда еще
и Карен - и через полгода я наверняка окажусь в долговой тюрьме.
Нет, развод исключался, и какое-то время ситуация представлялась мне
абсолютно безысходной. Затем Дженис купила себе одну из этих игрушечных,
но совершенно неуправляемых иностранных машин, и я стал молить бога, чтобы
они обе - Дженис и машина - размазались по асфальту где-нибудь в районе
Мэрит Паркуэй, но время шло, и ничего существенного не происходило. Эти
современные машины не только безнадежно уродливы, но еще и до нелепого
надежны.
Стены нашего дома кирпичные, внутри - штукатурка, линолеум, пластик,
значит, вероятность пожара была невелика. Пассажирские поезда, конечно,
время от времени сходили с рельсов, но надежды на то, что Дженис может
угодить в число и без того немногочисленных жертв, не было никакой - даже
под Рождество!
В итоге я вынужден был взять все на себя. Если Дженис являла собою
помеху на пути к моему счастью с Карен, значит эту помеху нужно было
устранить.
Со временем это убеждение все более крепло, оно становилось все
сильнее и сильнее, и наконец я рискнул открыться Карен. Вначале она была
сильно испугана и шокирована моим предложением. Но после долгих уговоров
поняла наконец, что, пока Дженис жива, мы никогда не сможем пожениться, и
постепенно приняла мой план как печальную необходимость.
Теперь оставалось только решить "когда" и "как". В моем распоряжении
было четыре различных способа убийства: убийство, представленное как
несчастный случай, убийство, представленное как самоубийство, убийство,
представленное как естественная смерть, и убийство, представленное как
убийство.
Несчастный случай я исключил сразу. Месяцами я измышлял всевозможные
несчастные случаи для Дженис и в конце концов понял, что все они кажутся
мне весьма маловероятными. А если уж я, который больше всего на свете
желал, чтобы с Дженис произошел какой-нибудь очень несчастный случай, сам
мало верил в возможность этого, то как же в это могла поверить полиция?
Что же касается самоубийства, то я сомневался в том, что
многочисленные приятельницы Дженис все как один присягнут на Библии, что
они не встречали человека более счастливого и довольного своей жизнью, чем
моя жена, и что у нее абсолютно не было поводов покончить с собой.
Что до естественной смерти, то я слишком мало понимаю в медицине,
чтобы переиграть коронера на его поле.
Оставалось убийство. Убийство, представленное как убийство. И я
занялся разработкой соответствующего плана.
Возможность представилась в последнюю среду мая. На четверг и пятницу
этой недели было запланировано важное совещание в Чикаго. Оно было
посвящено началу новой рекламной кампании в пользу одного из наших самых
крупных клиентов, и мое присутствие там было необходимо. Оставалось только
устроить так, чтобы Карен могла поехать вместе со мной, что, в общем-то,
было очень просто сделать, так как ее обязанности секретаря предполагали
подобные поездки. Мой план начал приобретать реальные очертания.
Он был таков: Я покупаю два билета на трехчасовой поезд до Чикаго,
прибывающий в пункт назначения в 8.40 следующего утра. Карен возьмет оба
билета и сядет в поезд. Мы вдвоем выходим из агентства ровно в полдень и
на глазах у всех направляемся на Центральный Вокзал, где,
предположительно, ужинаем и садимся в поезд. На самом деле, пока Карен
добирается до Центрального Вокзала, я со всех ног мчусь на станцию на
125-ой улице, чтобы поспеть на поезд, отправляющийся в 12.55 в сторону
моего коннектикутского поместья и прибываю туда в 2.10. К тому времени на
мне уже фальшивые усы, очки в роговой оправе, а также пальто и шляпа из
тех, что я бы в жизни не надел. Наш тысячу раз перезаложенный семейный
очаг расположен в добрых двадцати кварталах от станции. Все это расстояние
я преодолеваю пешком, всаживаю в Дженис пулю из револьвера тридцать
второго калибра, который приобрел две недели назад у подозрительного
старьевщика в Ист-Сайде, устраиваю небольшой погром в доме, затем
пятичасовым поездом возвращаюсь в город, сижу весь вечер в какой-нибудь
кинушке, в 00.45 сажусь в чикагский самолет, в 3.40 уже приземляюсь в
аэропорту, а в 8.40 встречаю Карен на железнодорожном вокзале. Мы тотчас
же сдаем наши обратные билеты под предлогом того, что мы решили вернуться
в Нью-Йорк самолетом. В результате у меня на руках окажется официальный
бланк железнодорожной компании, заполненный и подписанный по всей форме.
Абсолютное алиби. Затем, после подобающего периода траура, я женюсь на
Карен, и мы будем жить в мире и согласии отныне и навсегда.
И вот решающий день настал. Я сказал Дженис, что мы уезжаем в
следующий понедельник, и отправился в контору, прихватив с собою чемодан.
В полдень мы расстались с Карен, и я поспешил на 125-ую улицу, по пути
купив пальто и шляпу. Оставив чемодан в камере хранения, я сел в поезд и,
уединившись в туалете одного из вагонов, нацепил очки в роговой оправе и
фальшивые усы.
В 2.15 я сошел с поезда. Станция, как всегда в это время дня, была
пустынна. По дороге я не встретил никого из знакомых. Стараясь не шуметь,
я открыл входную дверь ключом, все время ощущая непривычную тяжесть
пистолета в кармане.
Дженис была в гостиной. Она сидела на новехоньком, еще не до конца
оплаченном диване и читала очередной дурацкий журнал для женщин, в
котором, без сомнения, содержалась информация о том, как быстро и
эффективно можно потратить мои нажитые непосильным трудом денежки.
Сначала она не узнала меня. Только когда я снял очки и шляпу, она
воскликнула:
- Вот тебе и на, Фреди! А я-то думала, что ты уже в Чикаго.
- А я и так в Чикаго, - ответил я, пригладил усы и подошел к окну,
чтобы задернуть расписные занавески.
- А для чего тебе усы? - спросила она. - Они тебе ужасно не идут.
Я повернулся к ней и вытащил пистолет из кармана.
- Пройди на кухню, Дженис.
Согласно моему плану гипотетический грабитель пробрался на кухню
через черный ход, а Дженис услышала какие-то шорохи, и пошла взглянуть в
чем дело, и тут-то он и пристрелил ее.
Она сощурилась на пистолет, потом, округлив глаза, уставилась мне в
лицо:
- Фредди, что, черт побери, происходит?..
- Иди на кухню, Дженис, - повторил я.
- Фредди, - начала она раздраженно, - если это опять одна из твоих
шуток...
- Я не шучу, Дженис, - прорычал я.
Вдруг глаза ее радостно вспыхнули и она по-детски хлопнула в ладоши,
как всегда поступала в тех случаях, когда нацеливалась на очередную
покупку, которую мы не могли себе позволить.
- Фредди, дорогой! - закричала она. - Ты все-таки купил мне новую
посудомоечную машину!
Она вскочила и стремглав бросилась в кухню, цокая каблучками по
линолеуму. Даже в последние минуты своей жизни она думала только о том,
что к той куче барахла, которую она выжала из меня со времени нашей
свадьбы, может добавиться еще один очень дорогостоящий предмет.
На кухне она с озадаченным видом повернулась ко мне и произнесла:
- Но здесь нет никакой посудомоечной машины...
Я выстрелил с бедра, естественно, промахнулся, и пуля продырявила
грязную кастрюлю на плите. Оставив ковбойские штучки до лучших времен, я
прицелился более тщательно и вторым выстрелом уложил ее как раз в тот
момент, когда она собиралась издать один из своих ужасных визгов.
На целые три секунды воцарилась тишина. Четвертая взорвалась
оглушительной тр-р-р-релью дверного колокольчика, висевшего на стене в
трех футах у меня над головой. Я окаменел от ужаса. Я не знал, что мне
делать. Первой моей мыслью было оставаться окаменевшим до тех пор, пока
назойливому посетителю не наскучит звонить в дверь, и он не уйдет по своим
делам. Но затем я вспомнил о припаркованной на подъездной аллее игрушечной
иностранной машине Дженис, наличие которой лучше всякого плаката говорило
о том, что хозяйка находится дома. Если не открыть дверь, посетитель может
заподозрить неладное и позвать на помощь соседей или полицию, и тогда мне
не удастся смыться отсюда.
Поэтому я решил открыть дверь. В этих роговых очках, с фальшивыми
усами и измененным голосом, меня не узнает и родная мать. Я могу
представиться домашним доктором и заявить, что Дженис больна и никого не
принимает.
Пока я размышлял обо всем этом, раздался второй звонок, столь
громкий, что мог бы вывести из оцепенения настоящую каменную статую, а не
только окаменевшего от ужаса человека. Засунув пистолет в карман, я
поспешно проследовал через гостиную и остановился у входной двери. Глубоко
вздохнув и кое-как уняв нервную дрожь, я слегка приоткрыл дверь. То, что я
разглядел в образовавшуюся щель, оказалось всего-навсего торговым агентом
с коричневым портфелем в руках. При нем был потертый серый костюм, белая
рубашка, голубой галстук и ослепительная улыбка, открывающая по крайней
мере шестьдесят четыре огромных зуба.
- Добрый день, сэр. Могу я видеть хозяйку дома?
- Она больна, - ответил я, не забыв придать своему голосу хриплую
чужеродность.
- В таком случае, сэр, - затараторил он, - может быть, вы уделите мне
пару минут, если, конечно, вы не слишком заняты?
- Мне не до того. Прошу прощения.
- Но я уверен, что это заинтересует вас, сэр. Компания, которую я
представляю, представляет интерес для каждого, у которого есть дети.
- У меня нет детей.
- О! - Его улыбка померкла было, но тут же расцвела с удвоенной
силой. - Но моя компания служит интересам не только родителей. В двух
словах - я представляю издательство "Универсальнейшая Энциклопедия". Я, в
сущности, не торговый агент. Дело в том, что мы занимаемся предварительным
изучением спроса на местном рынке и...
- Прошу прощения. Меня это не интересует, - прервал я его.
- Но вы еще не знаете самого главного! - настаивал он.
- Ну и черт с вами! - Я захлопнул дверь у него перед носом, размышляя
о том, что Дженис наверняка купила бы эту самую "Универсальную
Энциклопедию", не застрели я ее две минуты назад.
Но мне еще предстояло покончить со своим делом. Нужно было
перевернуть вверх дном весь дом, вывалить на пол содержимое комода,
перерыть все бельевые шкафы и т.д. и т.п. Затем, когда подойдет время, я
побегу на свой поезд.
Я как раз направлялся в спальню, когда зазвонил телефон.
Я снова замер в нерешительности. Отвечать или нет? И вновь, как в
первый раз, и примерно по тем же соображениям, решил ответить. И вновь
представился семейным врачом.
После того как я поднял трубку и поздоровался, приторно-слащавый
женский голос на другом конце провода запел мне в ухо:
- Говорит статистическое бюро компании "Маджилл". Вы в данный момент
смотрите телевизор, сэр?
Я застыл, прижав трубку к уху.
- Сэр?
- Нет. - Я бросил трубку и продолжил путь к спальне. На этот раз мне
удалось туда добраться. Один за другим я вытаскивал ящики комода и
вываливал их содержимое на пол. Мне было наплевать на отпечатки пальцев. В
моем собственном доме должно быть полным-полно моих отпечатков пальцев.
Полиция же просто предположит, что грабитель был профессионалом и работал
в перчатках.
Я успел покончить с третьим ящиком, прикарманив для правдоподобия три
пары серег и старые наручные часы, когда в дверь снова позвонили.
Вздохнув, я устало поплелся в гостиную открывать дверь.
На этот раз это была какая-то маленькая толстушка с идиотской улыбкой
на лице. Увидев меня, она произнесла:
- Пр-р-риветик! А я - миссис Тернер с Мэригольд Лэйн, и продаю билеты
новой автомобильной лотереи в пользу протестантской церкви штата.
- Знать не знаю никаких лотерей, - ответил я.
- Но это же автомобильная лотерея, - сказала она.
- Не нужно мне никаких автомобилей, - сказал я и захлопнул дверь.
Затем вдруг снова открыл ее, выпалил: - У меня есть машина, - и снова
захлопнул.
Возвращаясь в спальню, я прокрутил в голове этот разговор. Кажется, я
отвечал не очень связно. Может быть, я нервничаю сильнее, чем мне это
казалось?
Неважно. Менее чем через час я уйду отсюда и буду преспокойно ехать в
нью-йоркском поезде.
От волнения я закурил сразу две сигареты, и злобно раздавив один
окурок ногой, вернулся к делу. Потом, покончив с комодом и туалетным
столиком, собирался было уже приняться за шкафы, как вдруг снова зазвонил
телефон.
Раньше я даже не представлял себе, какими пронзительными и резкими,
какими режущими слух бывают телефонные звонки. И какими длинными И как
ничтожно малы промежутки между ними! Господи, этот проклятый телефон успел
прозвенеть трижды, прежде чем мне удалось сдвинуться с места, пока я бежал
через спальню в гостниную.
Я снял трубку, и незнакомый мужской голос бодро прокричал мне в ухо:
- Привет, Энди!
- Энди?
Ему показалось мало и он повторил:
- Привет, Энди!
Все шло не так. Все шло не так, как надо. Я спросил:
- Кого нужно?
Он, конечно, ответил:
- Энди.
- Вы ошиблись номером, - сказал я и повесил трубку.
И тут позвонили в дверь.
Я подпрыгнул на месте, обрушив телефон вместе с подставкой на пол.
Пока я возился с ненавистным аппаратом, пытаясь установить его на место, в
дверь позвонили еще раз.
Я бросился к двери и, позабыв всякую осторожность, одним быстрым
движением распахнул ее настежь.
Человек, представившийся моему взору, имел благородные седины, не
менее благородную осанку и очень самоуверенное выражение лица. Он был
облачен в строгую пиджачную пару, а в руках сжимал черный портфель.
Улыбнувшись мне, он спросил:
- Мистер Уит уже побывал у вас?
- Кто?!
- Мистер Уит, - сказал он. - Он заходил к вам?
- Никогда не слыхал о таком, - сказал я. - Вы ошиблись номером.
- Ну что ж, - сказал сей достойный джентельмен, - в таком случае мне
придется поговорить с вами самому. - И прежде чем я успел понять, что
происходит, он проскользнул мимо меня и в следующую секунду уже стоял в
гостиной, озираясь по сторонам и изображая всем своим видом неподдельное
восхищение. - Прелестно! На редкость прелестная гостиная!
- Эй, послушайте... - начал было я.
- Сэмпсон, - произнес он. - "Универсальнейшая Энциклопедия". А где же
сама маленькая хозяйка?
- Она больна, - ответил я. - Я как раз готовлю для нее бульон.
Куриный э-э-э... бульон! Может быть, как-нибудь в другой раз...
- Понимаю, - сказал почтенный джентельмен. Он нахмурился, словно
обдумывая что-то, а затем улыбнулся и произнес: - Что ж, сэр, вы можете
идти заниматься своим бульоном. Это даст мне возможность подготовить все
материалы для презентации.
И не успел я и глазом моргнуть, как он уже расположился на диване. Я
открыл было рот, но он оказался проворнее меня и уже открыл свой портфель,
залез в него руками по самые плечи и извлек две охапки бумаги. За ними
последовали стопки и стопки бумаги стандартного машинописного формата
кричаще-яркого - красного, зеленого и голубого - цвета, украшенные
фотографиями уходящих в бесконечную даль книжных рядов. СПАСАЙТЕСЬ! -
вопила одна стопка проспектов крупным черным шрифтом. БЕРЕГИТЕСЬ! -
визжала другая красным. ПОПЫТКА НЕ ПЫТКА! - кричала третья, совсем уже
радужная.
Почтенный мистер Сэмпсон наклонился и, пыхтя и отдуваясь, принялся
раскладывать проспекты ровными рядами на ковре прямо перед своими
узконосыми, начищенными до блеска туфлями.
- Это - наша новая программа, - объяснил он мне с улыбкой и согнулся
откровенно пополам, пытаясь разместить наибольшее количество бумаг на
полу.
Я стоял, как вкопанный, и бесцеремонно таращил на него глаза. Не
более, чем в пяти футах от дивана, на котором он сидел, в кухне, на
холодном полу, лежала моя покойная жена Дженис. В спальне царил полный
хаос. Менее часа осталось до того момента, когда мне придется сматываться
отсюда и бежать на отходящий в город поезд. Еще нужно будет выбросить
пистолет в ближайший мусорный ящик, откуда его наверняка вскоре вытащит
какой-нибудь предприимчивый бродяга, так что к тому времени, когда он
наконец попадет в руки полиции (если это вообще случится), на нем будет
висеть гораздо больше преступлений, чем патронов в обойме. А потом я
полечу в Чикаго и увижу Карен. Очаровательную Карен. Милую, любимую Карен.
А этот окаянный болван пытается всучить мне свою идиотскую
энциклопедию!
Я открыл рот и очень спокойно произнес:
- Убирайтесь.
Все еще улыбаясь, он посмотрел на меня.
- Простите?
- Убирайтесь, - повторил я.
Улыбка на его губах погасла.
- Но, э-э-э... вы же еще не видели...
- Проваливайте! - сказал я на этот раз гораздо громче. Я махнул рукой
по направлению к двери, попутно сокрушив настольную лампу. - Проваливайте!
Вот так - катитесь отсюда!
Ничтожное создание принялось лепетать что-то вроде "послушайте, ну
как же так... ведь я..."
- ПОШЕЛ ВОН!!!
Я набросился на его бумаги, я мял их так и эдак, безжалостно комкал,
пытаясь взять их все разом. Когда же мне это более или менее удалось, я
бросился к входной двери. Поворачивая локтем дверную ручку, я выронил
половину макулатуры на пол, оставшаяся же часть была благополучно развеяна
по ветру, который еще долго крутил отдельные листки над лужайкой. Выпихнув
ногою оставшиеся проспекты за дверь, я обернулся и свирепым взглядом
проводил стремительный бросок, онемевшего от страха, мистера Сэмпсона,
который вылетел вслед за своими бумагами, не успев даже изобразить на лице
благородное негодование.
Хлопнув ему вдогонку дверью и глубоко вздохнув, изо всех сил пытаясь
успокоиться, я закурил сигарету. Потом еще одну. Выругавшись с досады,
размазал первую сигарету по дну пепельницы и закурил третью.
- Ага! - завопил я и одним ударом расплющил оставшиеся две сигареты,
а затем наподобие урагана ворвался в спальню, где и принялся с истинным
наслаждением уничтожать платяной шкаф. Как только мне удалось превратить
его в груду руин, набросился на кровать. Я разорвал в клочья все имевшееся
на ней постельное белье, сбросил на пол матрас, а затем встал посреди
комнаты и с удовлетворением принялся любоваться плодами трудов своих.
И тут в дверь позвонили.
- Если это снова мистер Сэмпсон, - пробормотал я себе под нос, - то
помоги ему Бог!!!
Еще одна трель. Пожалуй, наш дверной звонок был чересчур громким.
Странно, как я раньше этого не замечал.
Пока я шел к двери, он прозвенел еще раз, и я едва удержался от того,
чтобы громогласно посоветовать тому, кто стоял снаружи, заткнуться и
убираться восвояси. Однако, когда я взялся за дверную ручку, я уже
полностью владел собой и даже помнил о том, что мне ни в коем случае
нельзя открывать дверь больше, чем на дюйм.
Крошечная девушка в зеленой униформе уставилась на меня снизу вверх
невинными глазами; в руках она держала коробку печенья.
В тот момент я окончательно убедился в том, что жизнь - штука сложная
и жестокая.
- Мы уже все купили, дитя мое, - сказал я и мягко притворил дверь.
И тут затрезвонил телефон.
Я прислонился к дверному косяку и дал полную волю своим чувствам. Это
было чудесно, но в то же время я понимал, что пользы в этом было мало.
Проклятый телефон будет издавать свои визги бесконечно. Он будет звонить и
звонить до тех пор, пока я не сдамся и не сниму трубку. Если ответить
сразу, сказал я себе, эта штука замолчит.
Хорошая идея. У меня явно не было недостатка в хороших идеях. Я
подошел к телефону и снял трубку.
- Приветик, сосед! - завопил мне в ухо неведомый бодряк. - Это Дэнг
О'Тул из "Ежедневных развлекательных программ". Ты хочешь стать Главным
Крикуном?
- Что?
- Сосед, ты что, ничего не знаешь? Это же потрясающая новая
радиоигра! Все только о ней и говорят! Значит так - если тебе удастся
перекричать...
Он продолжал нести вздор, но я уже его не слышал. Я повесил трубку.
Я вознамерился было закурить еще одну сигарету, но вовремя
остановился. А затем приказал себе успокоиться, собраться с мыслями и
проанализировать сложившуюся ситуацию.
За исключением моего тяжелого дыхания, в доме не было слышно ни
звука.
Немного успокоившись, я еще раз оглядел картину, которая должна была
предстать перед глазами полиции. На кухне - труп женщины, в остальных
комнатах - полный разгром. Мне оставалось только выломать замок в кухонной
двери, так чтобы это смахивало на работу взломщика.
Ничто больше не мешало осуществлению моего плана. Абсолютно ничто.
Я был на полпути на кухню, когда вдруг, безо всяких на то оснований,
понял, что план мой не сработает. Я понял, что сама жизнь устроила против
меня гигантский заговор. И еще я понял, что до настоящего момента даже не
подозревал, каким кошмаром была жизнь Дженис, и что все ее безумные
денежные траты служили ей всего лишь защитой от этого кошмара.
У кухонной двери я ненадолго остановился, недоверчиво прислушиваясь к
окружающему безмолвию, и ожидая очередного какого-нибудь трезвона - в
дверь ли, по телефону, а, может быть, на ближайшей церковной колокольне
или, скажем, на дурацком колпаке, надетом на чью-нибудь дурацкую голову, -
но все было тихо. И тогда я открыл дверь.
То, что стояло за ней, оказалось нашей соседкой - низкорослой
толстушкой в перевязанном белым фартуком платье с пустой чашкой в руках.
Она с явным удивлением посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на
известный предмет, лежащий на кухонном полу у меня за спиной. Глаза ее
округлились, она завизжала, выпустила из рук чашку и стремительно умчалась
прочь.
Как только она испустила первый вопль, я - в который уже раз за этот
день - окаменел. Как зачарованный, я глядел на оставленную соседкой чашку,
которая вполне самостоятельно парила в воздухе на высоте полутора метров
от земли. Мне показалось, что прошло немало часов, прежде чем она начала
падать. Мало-помалу набирая скорость, она скользила вниз все быстрее и
быстрее, пока, наконец, с оглушительным грохотом не рассыпалась в пыль на
цементной дорожке.
Я немедленно последовал ее примеру. Колени мои подогнулись, и я начал
сползать по стене на кухонный пол, где вскоре весьма чувствительно и не
без грохота приземлился.
А потом я сидел и ждал, когда все закончится, а вокруг меня крутились
самые разные люди - счетчик переписи населения и почтальон с заказным
письмом; посыльный из прачечной и служащий железнодорожной компании;
посыльный из химчистки и кандидат в местные мэры; пятеро подозрительных
молодчиков, ошибшихся номером, и уже откровенная банда бойскаутов,
обходивших все номера подряд в поисках макулатуры; мальчишка-разносчик;
несколько полицейских; пожилая леди, собиравшая пожертвования на
благотворительные цели; какой-то энергичный юноша, зарабатывавший на учебу
в колледже продажей журналов...
Last-modified: Fri, 26 Jul 2002 06:25:25 GmT