Не могу с полной уверенностью сказать, когда у меня  созрело  решение
убить Дженис. О, конечно, я с тоской подумывал об этом не один  месяц,  но
вряд ли мне удастся вспомнить, в какой именно момент мои праздные мечтания
оформились в четкий и продуманный план.
     Возможно, это случилось в тот день, когда посыльный  принес  счет  за
норковую шубу, которую Дженис купила, даже не удосужившись поставить  меня
в известность. А когда я  осведомился,  нельзя  ли  мне  по  крайней  мере
взглянуть на обновку, за которую  предстояло  выложить  почти  две  тысячи
долларов - пятую часть моего годового дохода, - она  едва  не  убила  меня
известием о том, что, возвращаясь  в  расстроенных  чувствах  домой  после
изнурительного похода по магазинам Пятой Авеню, забыла вожделенную вещь  в
вагоне.
     Или,  может  быть,  это  случилось  немного  раньше,  когда,  изрядно
утомившись от праведных трудов на ниве рекламной деятельности, я  вернулся
в свою шикарную квартиру в центре города и узнал,  что  в  мое  отсутствие
Дженис ухитрилась приобрести дом в Коннектикуте. Нам  больше  не  придется
чахнуть в каменных застенках Манхеттена. Бодрящий сельский воздух  придаст
нам новые силы. Кроме  того,  для  моего  здоровья  будет  весьма  полезно
подниматься каждое утро на час раньше и сломя голову мчаться  на  утренний
экспресс.
     А, может быть, все  началось  в  тот  самый  день,  когда  в  тиши  и
уединении вновь приобретенного  загородного  имения  я  решил  просмотреть
финансовый баланс нашего семейства и обнаружил, что за  последние  полгода
мы  заплатили  больше  штрафов  за  превышение  банковского  кредита,  чем
потратились на еду. Когда же я с умеренным  негодованием  сообщил  ей  эту
новость, Дженис преспокойно переложила всю вину на меня - и действительно,
разве можно было винить ее в том, что я не успеваю вовремя положить в банк
деньги, которые в тот или иной момент могут понадобиться ей  на  карманные
расходы?
     А, может быть, дело было вовсе не в ней. Может быть,  причиной  всему
была Карен.
     Карен, ах Карен! Я наконец  получил  повышение,  которое  давало  мне
возможность  хоть  как-то  поспевать  за  расходами  Дженис,  а  вместе  с
повышением у меня появился личный кабинет  и  личная  секретарша.  И  этой
секретаршей оказалась Карен.
     Это была, в общем-то, довольно банальная история. Дома  ждет  жена  -
постоянный источник ссор и раздражения. На работе - элегантная и  сметлива
-  если  не  сказать  смазливая  -  секретарша,  с  которой  всегда  можно
поговорить по душам,  с  которой  так  легко  забываются  гнетущие  заботы
повседневной жизни. Все чаще  я  стал  задерживаться  допоздна  в  городе,
оправдываясь перед Дженис завалом работы, - и неизбежное случилось.  Мы  с
Карен полюбили друг друга.
     Наши отношения могли бы  выродиться  в  обыкновенную  интрижку  между
боссом и секретаршей, как это часто бывает, но  это  был  не  тот  случай.
Карен была слишком чиста, нежна, слишком положительна для этого. Я  понял,
что должен расстаться с Дженис и жениться на Карен. Когда я буду свободен,
Карен станет моей.
     Сначала я подумал о разводе.  Я  не  сомневался  в  согласии  Дженис,
потому что в то время разводы как раз вошли  в  моду  среди  людей  нашего
круга, а Дженис постоянно стремилась идти в ногу со временем. Но  затем  я
вспомнил об алиментах. Какими бы ни были причины развода, юридически  я  в
любом случае оказываюсь ответчиком, а Дженис -  истицей.  А  это  означает
алименты. Я слишком хорошо знал ненасытность Дженис в отношении денег. Мне
и раньше-то с трудом удавалось обеспечивать нас двоих. Прибавьте сюда  еще
и Карен - и через полгода я наверняка окажусь в долговой тюрьме.
     Нет, развод исключался, и какое-то время ситуация представлялась  мне
абсолютно безысходной. Затем Дженис купила себе одну из  этих  игрушечных,
но совершенно неуправляемых иностранных машин, и я стал молить бога, чтобы
они обе - Дженис и машина - размазались по асфальту  где-нибудь  в  районе
Мэрит Паркуэй, но время шло, и ничего существенного  не  происходило.  Эти
современные машины не только безнадежно уродливы, но  еще  и  до  нелепого
надежны.
     Стены нашего дома кирпичные, внутри - штукатурка, линолеум,  пластик,
значит, вероятность пожара была невелика.  Пассажирские  поезда,  конечно,
время от времени сходили с рельсов, но надежды на  то,  что  Дженис  может
угодить в число и без того немногочисленных жертв, не было никакой -  даже
под Рождество!
     В итоге я вынужден был взять все на себя. Если  Дженис  являла  собою
помеху на пути к моему счастью с  Карен,  значит  эту  помеху  нужно  было
устранить.
     Со временем это убеждение  все  более  крепло,  оно  становилось  все
сильнее и сильнее, и наконец я рискнул открыться Карен. Вначале  она  была
сильно испугана и шокирована моим предложением. Но после  долгих  уговоров
поняла наконец, что, пока Дженис жива, мы никогда не сможем пожениться,  и
постепенно приняла мой план как печальную необходимость.
     Теперь оставалось только решить "когда" и "как". В моем  распоряжении
было четыре  различных  способа  убийства:  убийство,  представленное  как
несчастный случай, убийство, представленное  как  самоубийство,  убийство,
представленное как естественная смерть,  и  убийство,  представленное  как
убийство.
     Несчастный случай я исключил сразу. Месяцами я измышлял  всевозможные
несчастные случаи для Дженис и в конце концов понял, что все  они  кажутся
мне весьма маловероятными. А если уж я,  который  больше  всего  на  свете
желал, чтобы с Дженис произошел какой-нибудь очень несчастный случай,  сам
мало верил в возможность этого, то как же в это могла поверить полиция?
     Что  же  касается  самоубийства,  то  я   сомневался   в   том,   что
многочисленные приятельницы Дженис все как один присягнут на  Библии,  что
они не встречали человека более счастливого и довольного своей жизнью, чем
моя жена, и что у нее абсолютно не было поводов покончить с собой.
     Что до естественной смерти, то я слишком  мало  понимаю  в  медицине,
чтобы переиграть коронера на его поле.
     Оставалось убийство.  Убийство,  представленное  как  убийство.  И  я
занялся разработкой соответствующего плана.
     Возможность представилась в последнюю среду мая. На четверг и пятницу
этой недели  было  запланировано  важное  совещание  в  Чикаго.  Оно  было
посвящено началу новой рекламной кампании в пользу одного из  наших  самых
крупных клиентов, и мое присутствие там было необходимо. Оставалось только
устроить так, чтобы Карен могла поехать вместе со мной, что,  в  общем-то,
было очень просто сделать, так как ее обязанности  секретаря  предполагали
подобные поездки. Мой план начал приобретать реальные очертания.
     Он был таков: Я покупаю два билета на трехчасовой  поезд  до  Чикаго,
прибывающий в пункт назначения в 8.40 следующего утра. Карен  возьмет  оба
билета и сядет в поезд. Мы вдвоем выходим из агентства ровно в  полдень  и
на   глазах   у   всех   направляемся   на   Центральный   Вокзал,    где,
предположительно, ужинаем и садимся в поезд. На  самом  деле,  пока  Карен
добирается до Центрального Вокзала, я со всех  ног  мчусь  на  станцию  на
125-ой улице, чтобы поспеть на поезд, отправляющийся  в  12.55  в  сторону
моего коннектикутского поместья и прибываю туда в 2.10. К тому времени  на
мне уже фальшивые усы, очки в роговой оправе, а также пальто  и  шляпа  из
тех, что я бы в жизни не надел. Наш  тысячу  раз  перезаложенный  семейный
очаг расположен в добрых двадцати кварталах от станции. Все это расстояние
я преодолеваю пешком,  всаживаю  в  Дженис  пулю  из  револьвера  тридцать
второго калибра, который  приобрел  две  недели  назад  у  подозрительного
старьевщика  в  Ист-Сайде,  устраиваю  небольшой  погром  в  доме,   затем
пятичасовым поездом возвращаюсь в город, сижу весь  вечер  в  какой-нибудь
кинушке, в 00.45 сажусь в чикагский самолет,  в  3.40  уже  приземляюсь  в
аэропорту, а в 8.40 встречаю Карен на железнодорожном вокзале.  Мы  тотчас
же сдаем наши обратные билеты под предлогом того, что мы решили  вернуться
в Нью-Йорк самолетом. В результате у меня на  руках  окажется  официальный
бланк железнодорожной компании, заполненный и подписанный по  всей  форме.
Абсолютное алиби. Затем, после подобающего периода  траура,  я  женюсь  на
Карен, и мы будем жить в мире и согласии отныне и навсегда.
     И вот решающий день  настал.  Я  сказал  Дженис,  что  мы  уезжаем  в
следующий понедельник, и отправился в контору, прихватив с собою  чемодан.
В полдень мы расстались с Карен, и я поспешил на  125-ую  улицу,  по  пути
купив пальто и шляпу. Оставив чемодан в камере хранения, я сел в поезд  и,
уединившись в туалете одного из вагонов, нацепил очки в роговой  оправе  и
фальшивые усы.
     В 2.15 я сошел с поезда. Станция, как всегда в это  время  дня,  была
пустынна. По дороге я не встретил никого из знакомых. Стараясь не  шуметь,
я открыл входную  дверь  ключом,  все  время  ощущая  непривычную  тяжесть
пистолета в кармане.
     Дженис была в гостиной. Она сидела на новехоньком, еще  не  до  конца
оплаченном диване  и  читала  очередной  дурацкий  журнал  для  женщин,  в
котором,  без  сомнения,  содержалась  информация  о  том,  как  быстро  и
эффективно можно потратить мои нажитые непосильным трудом денежки.
     Сначала она не узнала меня. Только когда я снял  очки  и  шляпу,  она
воскликнула:
     - Вот тебе и на, Фреди! А я-то думала, что ты уже в Чикаго.
     - А я и так в Чикаго, - ответил я, пригладил усы и  подошел  к  окну,
чтобы задернуть расписные занавески.
     - А для чего тебе усы? - спросила она. - Они тебе ужасно не идут.
     Я повернулся к ней и вытащил пистолет из кармана.
     - Пройди на кухню, Дженис.
     Согласно моему плану  гипотетический  грабитель  пробрался  на  кухню
через черный ход, а Дженис услышала какие-то шорохи, и пошла  взглянуть  в
чем дело, и тут-то он и пристрелил ее.
     Она сощурилась на пистолет, потом, округлив глаза, уставилась  мне  в
лицо:
     - Фредди, что, черт побери, происходит?..
     - Иди на кухню, Дженис, - повторил я.
     - Фредди, - начала она раздраженно, - если это опять  одна  из  твоих
шуток...
     - Я не шучу, Дженис, - прорычал я.
     Вдруг глаза ее радостно вспыхнули и она по-детски хлопнула в  ладоши,
как всегда поступала  в  тех  случаях,  когда  нацеливалась  на  очередную
покупку, которую мы не могли себе позволить.
     - Фредди, дорогой! - закричала она. - Ты  все-таки  купил  мне  новую
посудомоечную машину!
     Она вскочила и стремглав  бросилась  в  кухню,  цокая  каблучками  по
линолеуму. Даже в последние минуты своей жизни она думала  только  о  том,
что к той куче барахла, которую  она  выжала  из  меня  со  времени  нашей
свадьбы, может добавиться еще один очень дорогостоящий предмет.
     На кухне она с озадаченным видом повернулась ко мне и произнесла:
     - Но здесь нет никакой посудомоечной машины...
     Я выстрелил с бедра, естественно,  промахнулся,  и  пуля  продырявила
грязную кастрюлю на плите. Оставив ковбойские штучки до лучших  времен,  я
прицелился более тщательно и вторым выстрелом уложил  ее  как  раз  в  тот
момент, когда она собиралась издать один из своих ужасных визгов.
     На  целые  три  секунды  воцарилась  тишина.   Четвертая   взорвалась
оглушительной тр-р-р-релью дверного колокольчика,  висевшего  на  стене  в
трех футах у меня над головой. Я окаменел от ужаса. Я  не  знал,  что  мне
делать. Первой моей мыслью было оставаться окаменевшим до  тех  пор,  пока
назойливому посетителю не наскучит звонить в дверь, и он не уйдет по своим
делам. Но затем я вспомнил о припаркованной на подъездной аллее игрушечной
иностранной машине Дженис, наличие которой лучше всякого плаката  говорило
о том, что хозяйка находится дома. Если не открыть дверь, посетитель может
заподозрить неладное и позвать на помощь соседей или полицию, и тогда  мне
не удастся смыться отсюда.
     Поэтому я решил открыть дверь. В этих  роговых  очках,  с  фальшивыми
усами и  измененным  голосом,  меня  не  узнает  и  родная  мать.  Я  могу
представиться домашним доктором и заявить, что Дженис больна и  никого  не
принимает.
     Пока я  размышлял  обо  всем  этом,  раздался  второй  звонок,  столь
громкий, что мог бы вывести из оцепенения настоящую каменную статую, а  не
только окаменевшего от  ужаса  человека.  Засунув  пистолет  в  карман,  я
поспешно проследовал через гостиную и остановился у входной двери. Глубоко
вздохнув и кое-как уняв нервную дрожь, я слегка приоткрыл дверь. То, что я
разглядел в образовавшуюся щель, оказалось всего-навсего торговым  агентом
с коричневым портфелем в руках. При нем был потертый серый  костюм,  белая
рубашка, голубой галстук и ослепительная улыбка,  открывающая  по  крайней
мере шестьдесят четыре огромных зуба.
     - Добрый день, сэр. Могу я видеть хозяйку дома?
     - Она больна, - ответил я, не забыв  придать  своему  голосу  хриплую
чужеродность.
     - В таком случае, сэр, - затараторил он, - может быть, вы уделите мне
пару минут, если, конечно, вы не слишком заняты?
     - Мне не до того. Прошу прощения.
     - Но я уверен, что это заинтересует вас,  сэр.  Компания,  которую  я
представляю, представляет интерес для каждого, у которого есть дети.
     - У меня нет детей.
     - О! - Его улыбка померкла было,  но  тут  же  расцвела  с  удвоенной
силой. - Но моя компания служит интересам  не  только  родителей.  В  двух
словах - я представляю издательство "Универсальнейшая Энциклопедия". Я,  в
сущности, не торговый агент. Дело в том, что мы занимаемся предварительным
изучением спроса на местном рынке и...
     - Прошу прощения. Меня это не интересует, - прервал я его.
     - Но вы еще не знаете самого главного! - настаивал он.
     - Ну и черт с вами! - Я захлопнул дверь у него перед носом, размышляя
о  том,  что  Дженис  наверняка  купила  бы   эту   самую   "Универсальную
Энциклопедию", не застрели я ее две минуты назад.
     Но  мне  еще  предстояло  покончить  со  своим  делом.   Нужно   было
перевернуть вверх дном  весь  дом,  вывалить  на  пол  содержимое  комода,
перерыть все бельевые шкафы и т.д. и т.п. Затем, когда подойдет  время,  я
побегу на свой поезд.
     Я как раз направлялся в спальню, когда зазвонил телефон.
     Я снова замер в нерешительности. Отвечать или нет?  И  вновь,  как  в
первый раз, и примерно по тем же соображениям,  решил  ответить.  И  вновь
представился семейным врачом.
     После того как я  поднял  трубку  и  поздоровался,  приторно-слащавый
женский голос на другом конце провода запел мне в ухо:
     - Говорит статистическое бюро компании "Маджилл". Вы в данный  момент
смотрите телевизор, сэр?
     Я застыл, прижав трубку к уху.
     - Сэр?
     - Нет. - Я бросил трубку и продолжил путь к спальне. На этот раз  мне
удалось туда добраться.  Один  за  другим  я  вытаскивал  ящики  комода  и
вываливал их содержимое на пол. Мне было наплевать на отпечатки пальцев. В
моем собственном доме должно быть полным-полно  моих  отпечатков  пальцев.
Полиция же просто предположит, что грабитель был профессионалом и  работал
в перчатках.
     Я успел покончить с третьим ящиком, прикарманив для правдоподобия три
пары серег и старые наручные часы, когда в дверь снова позвонили.
     Вздохнув, я устало поплелся в гостиную открывать дверь.
     На этот раз это была какая-то маленькая толстушка с идиотской улыбкой
на лице. Увидев меня, она произнесла:
     - Пр-р-риветик! А я - миссис Тернер с Мэригольд Лэйн, и продаю билеты
новой автомобильной лотереи в пользу протестантской церкви штата.
     - Знать не знаю никаких лотерей, - ответил я.
     - Но это же автомобильная лотерея, - сказала она.
     - Не нужно мне никаких автомобилей, - сказал  я  и  захлопнул  дверь.
Затем вдруг снова открыл ее, выпалил: - У меня  есть  машина,  -  и  снова
захлопнул.
     Возвращаясь в спальню, я прокрутил в голове этот разговор. Кажется, я
отвечал не очень связно. Может быть, я  нервничаю  сильнее,  чем  мне  это
казалось?
     Неважно. Менее чем через час я уйду отсюда и буду преспокойно ехать в
нью-йоркском поезде.
     От волнения я закурил сразу две  сигареты,  и  злобно  раздавив  один
окурок ногой, вернулся к делу.  Потом,  покончив  с  комодом  и  туалетным
столиком, собирался было уже приняться за шкафы, как вдруг снова  зазвонил
телефон.
     Раньше я даже не представлял себе, какими пронзительными  и  резкими,
какими режущими слух бывают телефонные звонки. И  какими  длинными  И  как
ничтожно малы промежутки между ними! Господи, этот проклятый телефон успел
прозвенеть трижды, прежде чем мне удалось сдвинуться с места, пока я бежал
через спальню в гостниную.
     Я снял трубку, и незнакомый мужской голос бодро прокричал мне в ухо:
     - Привет, Энди!
     - Энди?
     Ему показалось мало и он повторил:
     - Привет, Энди!
     Все шло не так. Все шло не так, как надо. Я спросил:
     - Кого нужно?
     Он, конечно, ответил:
     - Энди.
     - Вы ошиблись номером, - сказал я и повесил трубку.
     И тут позвонили в дверь.
     Я подпрыгнул на месте, обрушив телефон вместе с  подставкой  на  пол.
Пока я возился с ненавистным аппаратом, пытаясь установить его на место, в
дверь позвонили еще раз.
     Я бросился к двери и,  позабыв  всякую  осторожность,  одним  быстрым
движением распахнул ее настежь.
     Человек, представившийся моему взору,  имел  благородные  седины,  не
менее благородную осанку и очень  самоуверенное  выражение  лица.  Он  был
облачен в строгую пиджачную  пару,  а  в  руках  сжимал  черный  портфель.
Улыбнувшись мне, он спросил:
     - Мистер Уит уже побывал у вас?
     - Кто?!
     - Мистер Уит, - сказал он. - Он заходил к вам?
     - Никогда не слыхал о таком, - сказал я. - Вы ошиблись номером.
     - Ну что ж, - сказал сей достойный джентельмен, - в таком случае  мне
придется поговорить с вами самому. - И прежде  чем  я  успел  понять,  что
происходит, он проскользнул мимо меня и в следующую секунду  уже  стоял  в
гостиной, озираясь по сторонам и изображая всем своим  видом  неподдельное
восхищение. - Прелестно! На редкость прелестная гостиная!
     - Эй, послушайте... - начал было я.
     - Сэмпсон, - произнес он. - "Универсальнейшая Энциклопедия". А где же
сама маленькая хозяйка?
     - Она больна, - ответил я. -  Я  как  раз  готовлю  для  нее  бульон.
Куриный э-э-э... бульон! Может быть, как-нибудь в другой раз...
     - Понимаю, - сказал  почтенный  джентельмен.  Он  нахмурился,  словно
обдумывая что-то, а затем улыбнулся и произнес: - Что ж,  сэр,  вы  можете
идти заниматься своим бульоном. Это даст мне возможность  подготовить  все
материалы для презентации.
     И не успел я и глазом моргнуть, как он уже расположился на диване.  Я
открыл было рот, но он оказался проворнее меня и уже открыл свой портфель,
залез в него руками по самые плечи и извлек две  охапки  бумаги.  За  ними
последовали стопки и  стопки  бумаги  стандартного  машинописного  формата
кричаще-яркого  -  красного,  зеленого  и  голубого  -  цвета,  украшенные
фотографиями уходящих в бесконечную  даль  книжных  рядов.  СПАСАЙТЕСЬ!  -
вопила одна  стопка  проспектов  крупным  черным  шрифтом.  БЕРЕГИТЕСЬ!  -
визжала другая красным. ПОПЫТКА НЕ ПЫТКА! -  кричала  третья,  совсем  уже
радужная.
     Почтенный мистер Сэмпсон наклонился и, пыхтя  и  отдуваясь,  принялся
раскладывать  проспекты  ровными  рядами  на  ковре  прямо  перед   своими
узконосыми, начищенными до блеска туфлями.
     - Это - наша новая программа, - объяснил он мне с улыбкой и  согнулся
откровенно пополам, пытаясь  разместить  наибольшее  количество  бумаг  на
полу.
     Я стоял, как вкопанный, и бесцеремонно  таращил  на  него  глаза.  Не
более, чем в пяти футах от дивана,  на  котором  он  сидел,  в  кухне,  на
холодном полу, лежала моя покойная жена Дженис.  В  спальне  царил  полный
хаос. Менее часа осталось до того момента, когда мне придется  сматываться
отсюда и бежать на отходящий в город  поезд.  Еще  нужно  будет  выбросить
пистолет в ближайший мусорный ящик, откуда его  наверняка  вскоре  вытащит
какой-нибудь предприимчивый бродяга, так что  к  тому  времени,  когда  он
наконец попадет в руки полиции (если это вообще случится),  на  нем  будет
висеть гораздо больше преступлений, чем  патронов  в  обойме.  А  потом  я
полечу в Чикаго и увижу Карен. Очаровательную Карен. Милую, любимую Карен.
     А  этот  окаянный  болван  пытается  всучить   мне   свою   идиотскую
энциклопедию!
     Я открыл рот и очень спокойно произнес:
     - Убирайтесь.
     Все еще улыбаясь, он посмотрел на меня.
     - Простите?
     - Убирайтесь, - повторил я.
     Улыбка на его губах погасла.
     - Но, э-э-э... вы же еще не видели...
     - Проваливайте! - сказал я на этот раз гораздо громче. Я махнул рукой
по направлению к двери, попутно сокрушив настольную лампу. - Проваливайте!
Вот так - катитесь отсюда!
     Ничтожное создание принялось лепетать что-то  вроде  "послушайте,  ну
как же так... ведь я..."
     - ПОШЕЛ ВОН!!!
     Я набросился на его бумаги, я мял их так и эдак, безжалостно  комкал,
пытаясь взять их все разом. Когда же мне это более или  менее  удалось,  я
бросился к входной двери. Поворачивая  локтем  дверную  ручку,  я  выронил
половину макулатуры на пол, оставшаяся же часть была благополучно развеяна
по ветру, который еще долго крутил отдельные листки над лужайкой. Выпихнув
ногою оставшиеся проспекты за  дверь,  я  обернулся  и  свирепым  взглядом
проводил стремительный бросок, онемевшего  от  страха,  мистера  Сэмпсона,
который вылетел вслед за своими бумагами, не успев даже изобразить на лице
благородное негодование.
     Хлопнув ему вдогонку дверью и глубоко вздохнув, изо всех сил  пытаясь
успокоиться, я закурил сигарету. Потом еще  одну.  Выругавшись  с  досады,
размазал первую сигарету по дну пепельницы и закурил третью.
     - Ага! - завопил я и одним ударом расплющил оставшиеся две  сигареты,
а затем наподобие урагана ворвался в спальню, где и  принялся  с  истинным
наслаждением уничтожать платяной шкаф. Как только мне  удалось  превратить
его в груду руин, набросился на кровать. Я разорвал в клочья все имевшееся
на ней постельное белье, сбросил на пол  матрас,  а  затем  встал  посреди
комнаты и с удовлетворением принялся любоваться плодами трудов своих.
     И тут в дверь позвонили.
     - Если это снова мистер Сэмпсон, - пробормотал я себе под нос,  -  то
помоги ему Бог!!!
     Еще одна трель. Пожалуй, наш дверной  звонок  был  чересчур  громким.
Странно, как я раньше этого не замечал.
     Пока я шел к двери, он прозвенел еще раз, и я едва удержался от того,
чтобы громогласно посоветовать  тому,  кто  стоял  снаружи,  заткнуться  и
убираться восвояси. Однако,  когда  я  взялся  за  дверную  ручку,  я  уже
полностью владел собой и даже помнил о том,  что  мне  ни  в  коем  случае
нельзя открывать дверь больше, чем на дюйм.
     Крошечная девушка в зеленой униформе уставилась на меня  снизу  вверх
невинными глазами; в руках она держала коробку печенья.
     В тот момент я окончательно убедился в том, что жизнь - штука сложная
и жестокая.
     - Мы уже все купили, дитя мое, - сказал я и мягко притворил дверь.
     И тут затрезвонил телефон.
     Я прислонился к дверному косяку и дал полную волю своим чувствам. Это
было чудесно, но в то же время я понимал, что пользы  в  этом  было  мало.
Проклятый телефон будет издавать свои визги бесконечно. Он будет звонить и
звонить до тех пор, пока я не сдамся и  не  сниму  трубку.  Если  ответить
сразу, сказал я себе, эта штука замолчит.
     Хорошая идея. У меня явно не  было  недостатка  в  хороших  идеях.  Я
подошел к телефону и снял трубку.
     - Приветик, сосед! - завопил мне в ухо неведомый бодряк. -  Это  Дэнг
О'Тул из "Ежедневных развлекательных программ". Ты  хочешь  стать  Главным
Крикуном?
     - Что?
     -  Сосед,  ты  что,  ничего  не  знаешь?  Это  же  потрясающая  новая
радиоигра! Все только о ней и говорят! Значит  так  -  если  тебе  удастся
перекричать...
     Он продолжал нести вздор, но я уже его не слышал. Я повесил трубку.
     Я  вознамерился  было  закурить  еще  одну   сигарету,   но   вовремя
остановился. А затем приказал себе  успокоиться,  собраться  с  мыслями  и
проанализировать сложившуюся ситуацию.
     За исключением моего тяжелого дыхания,  в  доме  не  было  слышно  ни
звука.
     Немного успокоившись, я еще раз оглядел картину, которая должна  была
предстать перед глазами полиции. На кухне  -  труп  женщины,  в  остальных
комнатах - полный разгром. Мне оставалось только выломать замок в кухонной
двери, так чтобы это смахивало на работу взломщика.
     Ничто больше не мешало осуществлению моего плана. Абсолютно ничто.
     Я был на полпути на кухню, когда вдруг, безо всяких на то  оснований,
понял, что план мой не сработает. Я понял, что сама жизнь устроила  против
меня гигантский заговор. И еще я понял, что до настоящего момента даже  не
подозревал, каким кошмаром была  жизнь  Дженис,  и  что  все  ее  безумные
денежные траты служили ей всего лишь защитой от этого кошмара.
     У кухонной двери я ненадолго остановился, недоверчиво прислушиваясь к
окружающему безмолвию, и ожидая  очередного  какого-нибудь  трезвона  -  в
дверь ли, по телефону, а, может быть, на  ближайшей  церковной  колокольне
или, скажем, на дурацком колпаке, надетом на чью-нибудь дурацкую голову, -
но все было тихо. И тогда я открыл дверь.
     То, что  стояло  за  ней,  оказалось  нашей  соседкой  -  низкорослой
толстушкой в перевязанном белым фартуком платье с пустой чашкой в руках.
     Она с явным удивлением посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на
известный предмет, лежащий на кухонном полу у меня  за  спиной.  Глаза  ее
округлились, она завизжала, выпустила из рук чашку и стремительно умчалась
прочь.
     Как только она испустила первый вопль, я - в который уже раз за  этот
день - окаменел. Как зачарованный, я глядел на оставленную соседкой чашку,
которая вполне самостоятельно парила в воздухе на высоте  полутора  метров
от земли. Мне показалось, что прошло немало часов, прежде чем  она  начала
падать. Мало-помалу набирая скорость, она скользила  вниз  все  быстрее  и
быстрее, пока, наконец, с оглушительным грохотом не рассыпалась в пыль  на
цементной дорожке.
     Я немедленно последовал ее примеру. Колени мои подогнулись, и я начал
сползать по стене на кухонный пол, где вскоре весьма  чувствительно  и  не
без грохота приземлился.
     А потом я сидел и ждал, когда все закончится, а вокруг меня крутились
самые разные люди - счетчик переписи  населения  и  почтальон  с  заказным
письмом; посыльный  из  прачечной  и  служащий  железнодорожной  компании;
посыльный из химчистки и кандидат в местные  мэры;  пятеро  подозрительных
молодчиков,  ошибшихся  номером,  и  уже  откровенная  банда   бойскаутов,
обходивших все номера подряд в  поисках  макулатуры;  мальчишка-разносчик;
несколько  полицейских;  пожилая   леди,   собиравшая   пожертвования   на
благотворительные цели; какой-то энергичный юноша, зарабатывавший на учебу
в колледже продажей журналов...

Last-modified: Fri, 26 Jul 2002 06:25:25 GmT