Повесть
---------------------------------------------------------------------
Книга: Л.С.Овалов. Собр.сочинений в трех томах. Том 2
Издательство "Молодая гвардия", Москва, 1988
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 15 января 2002
---------------------------------------------------------------------
Повесть "Январские ночи" рассказывает о соратнице В.И.Ленина,
знаменитой революционерке Розалии Самойловне Землячке.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 21 ЯНВАРЯ 1924 г.
Поздно. Может быть, и не так поздно, но она очень устала. Да еще к
обычной усталости примешивалось чувство тоски. Ей не хотелось расставаться с
Москвой. Она привыкла к этому городу, ее жизнь тесно связана с ним. Отсюда
уезжала она за границу, бежала из тюрьмы и теперь вот опять покидает Москву.
Но это необходимо.
Она обвела комнату глазами. Большие окна. За ними совсем темно. Иней на
стеклах напоминает елочные украшения. На улице холодно. Январь в этом году
жестокий. Все морозы и морозы. В комнате натоплено, а ее начинает знобить.
Она вся сжалась в своем жестком кресле. Когда она впервые пришла сюда, за
столом ее ждало позолоченное кресло, обитое малиновым штофом. Она приказала
его вынести. "Это не для работы", - сказала она.
Кресло украшало одну из гостиных богатого купеческого особняка.
Просторно жили его хозяева. Гостиные, спальни, громадная столовая... Теперь
здесь разместился Замоскворецкий районный комитет РКП (б), а в столовой
устроен зал для заседаний.
Купеческое Замоскворечье она больше знает по литературе. Сколько
комедий Островского пересмотрела в Малом театре! Кажется, не пропустила ни
одной...
Зато хорошо знает Землячка другую Москву - Москву рабочих окраин.
Рогожская застава, Пресня, Шаболовка, завод Гужона, Прохоровская
мануфактура, Бутырский трамвайный парк - вот где она была частым гостем, вот
где ее знали, уважали и, кажется, даже любили.
А теперь приходится с ними проститься. Ей не хочется уезжать из Москвы.
Но - надо. Надо. Еще в декабре она знала, что ей придется покинуть Москву.
Знала, куда придется поехать. В Ростов-на-Дону. Ей сказали, что там она
нужнее. Не все еще там утряслось после гражданской войны. Почти три года как
кончилась война, а в донских станицах до сих пор неспокойно.
В комнате тепло, О ней заботятся. Даже когда не хватало дров, печь в
этой комнате всегда была хорошо натоплена. Она сердилась, негодовала,
говорила, что она не лучше других, но ее не слушались.
Тепло, а ее знобит. Неужели она простудилась? Она поежилась.
Прислушалась. Тихо. Все разошлись? Не может быть. Не так еще поздно. Такая
тишина наступает обычно позже, когда она задерживается здесь до глубокой
ночи. Она у себя в кабинете да дежурный милиционер в вестибюле у входа...
Землячка достала часы, маленькие золотые часики, давным-давно еще
подаренные ей матерью. Она носит их в нагрудном кармашке английской блузки,
прицепив изнутри большой английской булавкой. Ей немного неловко перед
товарищами: эти часики - роскошь, но других у нее нет.
Только девять часов. Совсем еще не поздно. Может быть, разошлись из-за
мороза? В последние дни так холодно, что люди торопятся пораньше вернуться
домой...
И вдруг тишину прорезал тревожный, нетерпеливый телефонный звонок.
- Товарищ Землячка у себя?
Она сразу узнала - Дзержинский! Но на этот раз голос его звучит как-то
необычно.
- Это я, Феликс Эдмундович, - ответила она и пошутила: - Как это вы
меня не узнали?
- Розалия Самойловна... - Голос Дзержинского прервался.
Она поняла, ему почему-то трудно говорить.
- Владимир Ильич... - Он замолчал. - Владимир Ильич скончался два часа
назад в Горках... - Дзержинский овладел собой. - Час назад туда выехало
Политбюро. А вы - приезжайте ко мне.
Землячка слышала каждое слово и отвечала так, как и следовало отвечать,
и в то же время у нее потемнело в глазах. В комнате горит свет, и - темно.
Она не знала, долго ли это длилось - мгновение, минуту, вечность...
Казалось, у нее остановилось сердце.
Вся жизнь ее поколения связана с этим человеком. Именно он - он был тем
источником разума, света, движения, который вдохновлял большевиков.
Она взяла себя в руки. Сейчас нужны ясность мысли и сила воли, без чего
невозможно вынести такое испытание. Нужно мобилизовать все свои силы,
действовать отчетливо и разумно.
У двери она на секунду задержалась, мельком взглянула в небольшое
зеркало, поправила волосы - губы вздрагивали, она стиснула зубы - держись,
держись, именно сейчас нельзя позволить себе распуститься! - и вышла в
приемную.
Ее помощники находились на месте.
Вскинула на переносицу пенсне, посмотрела строго.
- Товарищи, только что звонил Феликс Эдмундович. Мы потеряли... -
Спазма сдавила горло. - Два часа назад скончался Владимир Ильич. Прошу
вас... - Она знала, все понимают без слов, и пыталась скрыть горе за
деловыми распоряжениями. - Поезжайте на Павелецкий вокзал, пойдите в депо,
пусть подготовят паровоз, который в прошлом году рабочие подарили партийной
организации депо. Предупредите типографию, будут срочные материалы.
Голос не дрожал, она говорила скупо, отрывисто, непререкаемо, как и
всегда в решительные моменты, за что многие, кто плохо ее знал, считали
Землячку очень сухим человеком.
Она стояла посреди комнаты. Медлила. Вспоминала, не забыла ли чего.
- Вы уходите, Розалия Самойловна?
Все знали, что домой Землячка ходит пешком.
Все же кто-то спросил:
- На конный двор не позвонить?
- Нет, нет, - отозвалась Землячка. - Я доберусь...
Перечить ей не полагалось.
Ветерок с присвистом несся по заснеженной Полянке. Возле райкома горел
фонарь, единственный на всю улицу. Мороз сразу дал себя чувствовать.
Землячка поежилась, спустилась по ступенькам с крыльца, сделала несколько
шагов, все же добираться пешком до Лубянки не очень-то хотелось.
На углу, сгорбившись, неподвижно сидел на козлах санок извозчик.
- Извозчик! - негромко позвала Землячка.
Тот встрепенулся, дернул вожжами.
- Пожалте. Куды надоть?
- На Лубянку.
Села в санки, запахнула полость.
- Побыстрей, - сказала она. - Тороплюсь.
- Эх, барыня, куды нам торопиться? - наставительно отвечал извозчик,
стегнув, однако, лошаденку вожжами. - Трог-гай!..
Она опять ушла в свои мысли, возвращаясь к человеку, которого только
что лишилась, - лишилась она, лишились партия, страна, Россия, весь мир...
За долгие годы совместной борьбы, бесконечных тревог и жестоких
испытаний она убедилась, какой это великий человек!
Она знала многих революционеров, сама была революционеркой. Но она
убеждена, что такого, как Ленин, не существовало. Такие люди рождаются раз в
столетие, а может быть, и не каждое столетие. Мало кто понимал свою эпоху,
как он. И не только понимал, но и опережал свое время.
Посвистывал ветер, извозчик подгонял лошаденку, а Землячка все думала,
думала, вспоминала...
Познакомилась она с Лениным в 1901 году, когда работала агентом "Искры"
и была вызвана к нему для отчета. После первой же встречи ее жизненный путь
определился бесповоротно - она стала его ученицей, последовательницей и
соратницей. Делу, которое он возглавил, она отдала всю свою жизнь, навсегда
связав себя с партией, созданной и руководимой Лениным.
Она стала активной деятельницей этой партии. Не было на протяжении двух
десятилетий съезда, в котором Землячка не принимала бы участия. Она бывала у
Ленина в Мюнхене, в Женеве, в Париже, по его поручению участвовала в
организации съездов в Лондоне и Стокгольме, под его непосредственным
руководством работала в Петербурге и Москве...
На партийном учете Владимир Ильич Ульянов-Ленин состоит в
Замоскворецкой районной организации, и вот теперь... теперь... придется...
Ульянова-Ленина... снимать с партийного учета!
Но все должно идти по предначертанному им пути. Гении умирают слишком
рано. И только лишь после их ухода в полной мере постигается их значение.
Ее толкнуло, и она очнулась. Санки стояли посреди Лубянской площади.
- Куды? - спрашивал извозчик.
- Я же говорила, в ГПУ, - нетерпеливо сказала Землячка.
- Ох ты, господи! - Извозчик кивнул на темный многоэтажный дом. -
Успеешь еще туды!..
Он опять задергал вожжами, направляя лошадь к громадному молчаливому
зданию, в котором еще не так давно размещалось страховое общество "Россия".
Землячка предъявила удостоверение, миновала часового, поднялась, и ее
тотчас пропустили в кабинет Дзержинского.
В кабинете горела лишь настольная лампа, и по стенам бежали зеленые
тени. На стульях, расставленных вдоль стены, сидели чекисты в одинаковых
темных гимнастерках.
Дзержинский стоял за столом, отдавал какие-то распоряжения.
Он был бледен. Узкое изможденное лицо, высокий лоб, горящие глаза и
бородка клинышком...
Дзержинский увидел Землячку, вышел из-за стола, и тень тоже двинулась
за ним по стене. Протянул руку, пожал. Хотел что-то произнести - и не смог.
Землячка тоже была не в силах заговорить.
Тень прошла по лицу Дзержинского, и он быстро сказал:
- Сейчас едем в ЦК.
Все встали, ждали, не скажет ли еще что Дзержинский.
- Действуйте, - добавил он. - Пусть каждый будет на своем месте.
И распахнул дверь, пропуская Землячку вперед.
В секретариате ЦК собрались все члены комиссии: Лашевич, Муралов,
Ворошилов, Молотов, Зеленский, Енукидзе и Бонч-Бруевич.
- Что ж, товарищи... - Дзержинский подавил волнение, следовало говорить
о множестве всяких мелочей, которые приходилось загодя учесть и
предусмотреть. - Отправление поезда в Горки в шесть часов. Поезд поведет
паровоз, почетным машинистом которого числился Владимир Ильич. Пропуска
печатаются, надо определить, кому их выдать, составить списки. Необходимо
поехать в Дом союзов, подготовить зал... - Он повернулся к Землячке: - А
вам, Розалия Самойловна, нужно оповестить свой район - заводы, фабрики...
Владимир Ильич состоял ведь в вашей районной организации.
Землячка возвращается в райком. За окном ночь, тишина, холод. В комнате
светло и тепло. Но плечи ее сводит озноб, гнетет невозвратимая потеря.
Первая ночь без Ленина. Гораздо легче было жить, сознавая, что он есть
на свете. Не одной ей. Тысячам. Миллионам.
Воспоминания, воспоминания...
Она помнит его речи: и те, что слышала, и те, что читала. Встречи. Он
встает перед ее глазами, отзывчивый и внимательный, а иногда гневный и
взволнованный. Мудрость мыслителя сочеталась в нем с эмоциональностью поэта.
Он был требовательным человеком в дружбе, не прощал ни измен, ни малодушия.
Друзей терял тяжело и всегда глубоко переживал эти потери.
Как же можно перенести утрату такого друга и учителя, как Ленин? А
надо. Иначе не будешь достойна его. Много оставил он начатых великих дел...
Ушел... Теперь работать надо еще больше, еще лучше. Работать так,
словно в любой момент он может потребовать у тебя отчета.
Год за годом перебирает она в памяти. Встречи. Письма. Разговоры...
Вехи собственной жизни.
1894-1903 гг.
Серьезная девочка
Иногда Землячку спрашивали, как она, девушка из буржуазной семьи, стала
революционеркой? Кто повел ее, юную гимназистку с вьющимися черными волосами
и серыми любопытными глазами, к вершинам передовой научной мысли?
Родилась она в 1876 году. Дед ее не был бедняком, а отец стал богачом.
Он был предприимчивый человек, ее отец, Самуил Маркович Залкинд. Владел в
Киеве отличным доходным домом, а его галантерейный магазин считался одним из
самых лучших и больших в городе.
Он хотел вывести детей в люди и вывел - они учились, выучились и стали
инженерами и адвокатами. Получили широкое образование, но, увы, мыслили не
совсем так, как хотелось отцу. Благо своей родной страны они видели в
революции. Все дети Самуила Марковича Залкинда побывали в царских тюрьмах, и
то и дело купец первой гильдии Залкинд мчался к властям предержащим со
своими деньгами и вносил залог, беря на поруки то одного, то другого сына.
Но всех больше в семье любили Розочку. Она была самая способная, самая
нетерпеливая, самая проницательная и, даже братья признавали это, самая
умная. Роза была на редкость серьезная девочка. Запоем читала все, что
попадалось под руку. Но романы увлекали ее меньше, чем серьезные научные
книги. Толстой, Тургенев?.. Писатели, конечно, отличные, но Анна Каренина
вызывала у нее снисходительное сожаление, а Лизу Калитину она даже осуждала.
"Шла бы ты, голубушка, не в монастырь, а в революцию, там тебе, с твоей
принципиальностью, самое место..." Роза с интересом читала исторические
труды. А от истории перешла к социологии. Трезвый научный анализ явлений
жизни она предпочитала поэтическим эмоциям.
Как-то она увидела у знакомого студента объемистую книгу. "Капитал.
Критика политической экономии. Сочинение Карла Маркса". Взяла, полистала.
Это был перевод с немецкого.
- Вы не могли бы достать мне это сочинение в подлиннике? - спросила она
владельца книги. С иностранными авторами она предпочитала знакомиться без
посредничества переводчиков.
В первых же главах своего сочинения, рассуждая о товаре и деньгах и
прослеживая процессы обмена, Маркс утверждал, что законы товарной природы
проявляются в инстинкте товаровладельцев. Они приравнивают свои товары друг
к другу как стоимости, и постепенно из всех товаров выделяется один, в
котором все другие товары выражают свои стоимости, - именно этот товар и
становится деньгами.
Рассуждая затем о деньгах, на которые разменивается весь экономический
и моральный уклад общества, Маркс цитировал бичующие стихи Софокла:
Ведь нет у смертных ничего на свете,
Что хуже денег. Города они
Крушат, из дому выгоняют граждан,
И учат благородные сердца
Бесстыдные поступки совершать,
И указуют людям, как злодейства
Творить, толкая их к делам безбожным...
Искусство помогло Розе понять Маркса, а его блистательная эрудиция и
неумолимая логика покорили ее.
Она читала вдумчиво, медленно, упорно. Для нее открылся целый мир. Было
ей тогда семнадцать лет!
Отец как-то поинтересовался, что это за книжку читает воспитанница
Киево-Подольской женской гимназии. Оказалось, сочинение некоего Карла Маркса
"Капитал".
- Хочешь разбогатеть? - пошутил отец.
А годом позже узнал, что его Роза ходит по разным мастерским и
разъясняет рабочим сочинение этого господина Маркса! Он пожаловался
сыновьям.
- Наша Роза социалистка, - объяснили они ему
Самуил Маркович вздохнул - знал, переубеждать дочь бесполезно, характер
у девушки железный.
В 1894 году Роза окончила гимназию и, на радость родителям, решила
поступить в один из иностранных университетов - в русские университеты
дорога женщинам была заказана.
Еще будучи гимназисткой, она побывала с родителями за границей, жила с
ними в Монтре и Наугейме, путешествовала по Германии, Швейцарии, Франции.
Решив продолжать образование, остановила свой выбор на Лионе, поступила в
Лионский университет и в течение года слушала курс медицинских наук. Годом
позже заболела и на некоторое время вернулась домой.
Роза не искала, подобно своим гимназическим подругам, счастья в удачном
замужестве, ей хотелось посвятить свою жизнь бедным людям. Она видела, как
тяжело живется рабочим в Киеве. Она понимала, что существующий в России
строй изжил себя. Она искала. Искала применения своим силам. Для молодой
девушки из буржуазной семьи сделать окончательный выбор было не так-то
просто. Один ее брат примыкал к народникам. Их идеалы Роза считала скорее
трогательными, чем реалистичными. Ни индивидуальный террор, ни хождение в
народ не могли принести желаемых результатов. Надуманная романтика ее не
увлекала.
Тот же знакомый студент дал ей почитать брошюру "Что такое "друзья
народа" и как они воюют против социал-демократов?". Студент предупредил
девушку - узнай об этом полиция, могут произойти неприятности. Издание
нелегальное, напечатана брошюра была на гектографе, и на обложке значилось,
что издана она провинциальной группой социал-демократов. Студент шепнул, что
брошюра эта написана руководителем петербургских марксистов - неким
Владимиром Ульяновым.
Автор брошюры утверждал, что разрозненную экономическую войну рабочих
нужно превратить в организованную борьбу против капиталистического угнетения
и что воевать надо не против личностей, не против отдельных эксплуататоров,
а против всего класса буржуазии. Автор четко и ясно определял стоящие перед
социал-демократами задачи. И поставленная автором цель, и предложенные им
средства к ее достижению вполне убедили Розу в правильности избранного
автором пути. Роза Залкинд откинула все сомнения и в 1896 году вступила в
Киевскую социал-демократическую организацию.
Отец и мать предпочли бы, конечно, видеть Розу обеспеченным человеком и
счастливой матерью семейства, но... Девочка решила изменить порядки в
стране, в которой она родилась и жила. Что поделаешь, значит, такая у нее
судьба!
Так началась ее активная революционная деятельность: пропагандистская
работа и вовлечение рабочих в социал-демократическое движение, в
сознательную классовую борьбу. Розалия Самойловна Залкинд стала
профессиональной революционеркой.
Первая встреча
Год спустя Землячку арестовали.
В донесениях агентов Киевского охранного отделения указывалось, что
дочь купца первой гильдии Розалия Залкинд читает рабочим лекции о
революционном движении и что она в квартире акушерки Сишинской
собственноручно вышивала красное знамя для первомайской демонстрации.
И вот "не имеющая определенных занятий" дочь купца Залкинда привлечена
к дознанию в качестве обвиняемой...
На этот раз уйти от тюрьмы ей не удалось. Тюрьму сменила ссылка в
Сибирь. В ссылке Землячка вышла замуж, приобрела еще одну фамилию - Берлин.
Но вспоминать о своем замужестве она не любила. Из ссылки она бежала одна,
муж остался в Сибири и вскоре умер. Вспоминая об этих годах, она сама не
очень хорошо понимала причину своего замужества: то ли это была симпатия к
соратнику по борьбе, то ли ей хотелось поддержать более слабого товарища.
Брак длился недолго, никому не принес радости и не оставил в ее жизни
заметного следа.
За три года, которые Землячке пришлось провести в тюрьме и ссылке,
революционное движение в России обрело новое качество: в декабре 1900 года
вышел первый номер "Искры", политической газеты русских революционных
марксистов.
Вдохновителем, организатором и руководителем "Искры" был Владимир Ильич
Ленин.
"Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из
которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов, - писал Ленин
в передовой статье, напечатанной в первом номере "Искры". - Мы должны взять
эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата
соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой
потянется все, что есть в России живого и честного".
Созданию такой партии и была посвящена "Искра". Вокруг "Искры"
сложилась крепкая организация профессиональных революционеров - в суровой
обстановке подполья, в борьбе с многочисленными врагами работали
самоотверженные и преданные делу пролетариата многочисленные агенты "Искры".
"Надо подготовлять людей, посвящающих революции не одни только
свободные вечера, а всю свою жизнь..." - писал в той же статье Ленин.
И Роза Залкинд стала деятельным агентом "Искры".
Бежав из ссылки, Землячка приехала в Екатеринослав. Находиться в
бездействии она не могла, попыталась установить связи с Киевом - и привлекла
внимание полиции. Жандармы принялись выяснять - кто она на самом деле?
Последовал обмен телеграммами между Иркутском и Екатеринославом,
Екатеринославом и Киевом...
Но Землячка не собиралась возвращаться в Сибирь - она заметила слежку и
поспешила Екатеринослав покинуть.
И тотчас во многие города понеслась телеграмма охранного отделения:
"Скрылась подлежащая аресту учительница Трелина Зинаида Ильинична, приметы -
немного выше среднего роста, брюнетка, лицо худощавое, бледная, носит
пенсне, белые стекла в стальной оправе, волосы на голове закладывает пучком,
глаза серые".
Землячка решила вернуться в Киев - она хорошо знала этот город, и
скрываться в нем ей было легче, чем где бы то ни было.
В Киеве она сразу принялась восстанавливать свои прежние революционные
связи. И хотя отсутствовала она свыше трех лет, киевские рабочие запомнили
тоненькую сероглазую девушку, которая знакомила их с учением Маркса.
Наружность свою она изменить не могла, фамилию же меняла часто, этого
требовала конспирация, однако из всех кличек и прозвищ лишь одно осталось
при ней навсегда.
- Землячка, Землячка пришла, - сразу же распространился слух среди
рабочих "Арсенала", стоило ей появиться среди них с очередным номером
"Искры".
Но не задержалась она и в Киеве, вскоре пришлось перебраться в Полтаву,
где находилась небольшая группа поднадзорных социал-демократов, а оттуда по
указанию редакции "Искры" направиться в Одессу и в качестве агента "Искры"
возглавить тамошних искровцев.
Одесская группа вела большую работу: распространяла
социал-демократическую литературу, руководила забастовками и стачками и все
шире вовлекала рабочих в революционное движение.
Из Одессы Землячку и вызвали за границу для доклада о ходе борьбы за
"Искру".
В своих воспоминаниях Землячка впоследствии писала, что впервые
встретилась с Лениным не то в Цюрихе, не то в Берне. На самом деле
познакомилась она с Лениным в Мюнхене. Просто ей изменила память, поскольку
она не один раз встречалась с Владимиром Ильичем и Надеждой Константиновной
в Швейцарии.
Но впервые все же встретилась в Мюнхене, в 1901 году.
Сколько ей было тогда лет? Двадцать пять? И много, и мало. Совсем
молодая женщина - и опытная революционерка.
В семейном альбоме сохранилась ее фотография тех лет. Продолговатое
лицо, гладко причесанные, чуть вьющиеся волосы, четко очерченные брови,
небольшие умные глаза, прямой правильный нос, очень красивые, словно
нарисованные губы, и то, что выделяло ее из множества обычных барышень:
высокий мужской лоб и чересчур уж пытливый взгляд.
Землячка приехала в Мюнхен, остановилась в гостинице. Вела себя как
беспечная и любознательная туристка. Сразу по приезде отправилась
разыскивать Ленина.
Делать это надо было с умом, не дай бог привлечь внимание немецкой
полиции или тем более агентов русской охранки, которые толклись везде, где
проживали русские политические эмигранты.
Она вышла из гостиницы, наняла извозчика, доехала до Старой пинакотеки,
пробыла там минут пятнадцать - на сей раз ей было не до Кранаха и Дюрера;
опять наняла извозчика, остановилась у большого универсального магазина,
вошла и затерялась в толпе; вышла и снова наняла извозчика, доехала до
Швабинга, расплатилась... Конспирировать и скрываться от полиции она
научилась в России.
Адрес вызубрен наизусть еще в Одессе: хранить записку с адресом Ленина
слишком рискованно.
Оглянулась еще раз... Нет, никто не обращал внимания на нарядную
неторопливо шедшую по улице барышню.
Вот он, один из многочисленных, только что отстроенных больших домов.
Тот самый? Да, тот самый. Вот и квартира.
Она постучалась. Дверь открыла миловидная женщина.
- Вам кого?
- Я из Одессы.
- Вы - Залкинд?
Это оказалась жена Ленина, Надежда Константиновна. О ней Землячка была
достаточно наслышана.
Она ввела гостью в маленькую, сияющую удивительной чистотой кухоньку.
- Владимир Ильич сейчас выйдет.
Но он уже был тут, протягивал гостье руку, улыбался.
- Очень рад!
Молодой, невысокий, коренастый мужчина. Она сразу почувствовала, что
это необыкновенный человек. Она читала его статьи, именно его статьи давали
направление революционной работе, которую вели социал-демократы в России. Он
был признанным лидером молодой российской социал-демократии. Но ее поразило
другое. Вот он посмотрел на нее, заговорил... Ее поразила необыкновенная
мягкость в обращении и внимательность к новому человеку. Казалось, он видел
ее насквозь, но всматривался как-то особенно деликатно, вызывая полное к
себе доверие.
- Рассказывайте, рассказывайте, - поторопил ее Ленин и стал спрашивать
о работе социал-демократических организаций на Юге.
Его вопросы свидетельствовали, что он хорошо знает Россию. Расспрашивая
о положении рабочих, об их настроениях, о промышленных предприятиях Киева,
Екатеринослава, Одессы, называл такие мастерские и фабрики, какие не были
известны Землячке. Можно было подумать, будто не Землячка, а он сам
постоянно жил в этих городах.
Внезапно он оборвал расспросы.
- Наденька, напоила бы ты нас чаем. А мы пока еще побеседуем.
Устроил незаметный и необидный экзамен, расспрашивал, что читала,
интересовался, как разбирается в политической экономии и философии, как
понимает Гегеля, Канта, Маркса...
Человек робкого десятка давно бы уже запросил пощады, но Землячка,
кажется, выдерживала экзамен. Она очень хорошо поняла - окажись она не тем
человеком, каких он собирает и объединяет вокруг себя, окажись слабее и
мельче требований, какие Ленин предъявляет к своим соратникам, он сразу
утратит к ней интерес.
Потом втроем пили чай, шутили, вспоминали Россию. Надежда
Константиновна мыла посуду, а Владимир Ильич перетирал чашки.
- Что ж, Розалия Самойловна, рады видеть вас у себя, - сказал он в
заключение. - Пойду, извините - работа, а вы беседуйте.
Надежда Константиновна в свою очередь устроила гостье экзамен по всяким
организационным делам - как налажена в Одессе связь, как распространяется
партийная литература, откуда берутся средства; техникой партийной работы
ведала при Ленине Крупская, и Землячка подробно доложила ей, как живет и
работает партийная организация в Одессе.
Вторая встреча
Землячка вернулась из Мюнхена в Одессу. Ее приезд заставил сторонников
"Искры" четче определить свои позиции - мандат на Второй съезд Российской
социал-демократической рабочей партии, отданный было стороннице Мартова,
передали Землячке как наиболее твердой представительнице "Искры".
Положение искровцев в Одессе было прочным, и Землячке поручили
перебраться в Екатеринослав. Там было тревожно и неблагополучно. Комитеты
для руководства работой екатеринославские социал-демократы выбирали чуть ли
не каждый месяц - один провал следовал за другим.
Местом встреч и заседаний в Екатеринославе служила квартира зубного
врача Батушанского. Очень уж удобны были для конспираторов квартиры
дантистов. Зубная боль - отличный предлог для посещения, можно приходить изо
дня в день, и можно прийти один раз, так появлялись и исчезали связные, а
члены местной организации встречались там постоянно. Сиди себе в приемной,
держи перед собой газету и говори о чем нужно.
Но у Землячки был уже опыт по части таких явок - встречаться удобно, но
такие квартиры могли легко привлечь к себе внимание охранки. Ее
настораживало, что провалы и аресты чаще всего происходили после посещения
квартиры Батушанского. Провал за провалом, арест за арестом, а самого
Батушанского жандармы ни разу не потревожили. Это настораживало.
Землячка предпочитала устраивать заседания комитета на свежем воздухе -
где-нибудь за городом, в саду, даже на привокзальной площади. Но не всегда
это было возможно - приходилось все-таки пользоваться иногда злосчастной
квартирой.
Однажды она шла к Батушанскому на заседание комитета. Шла и по привычке
оглядывалась - то остановится у витрины магазина, то читает на углу дощечку
с названием улицы - хвост за нею как будто не тянется.
По дороге ее нагнал Фоменко, молодой рабочий, недавно вступивший в
партию.
- Розалия Самойловна, у меня к вам письмо от товарища Игната. Сказал,
чтобы прочли не откладывая, - обратился он к Землячке.
Достал пачку папирос и вытянул из нее листок папиросной бумаги.
- Нехорошо, - упрекнула его Землячка. - Записку надо хранить так, чтобы
в случае чего сразу проглотить.
Она развернула листок - наивная это была записка, обо всем говорилось
иносказательно, условными словами, однако расшифровать подлинный смысл было
нетрудно. Во избежание провала Землячке предписывалось без промедления
выехать за границу.
- А где товарищ Игнат? - поинтересовалась Землячка.
- Я встречусь с ним позже, - уклончиво ответил Фоменко.
- Тогда я иду, - сказала Землячка. - Извинитесь за меня перед
товарищами.
- А как же заседание? - удивился Фоменко.
- Батушанскому скажите, зайду к нему завтра, - сказала Землячка. -
Предстоит более важная встреча.
На самом деле никакой встречи не предвиделось, завтра она будет уже
далеко. Педантизм у нее был в крови, она соблюдала дисциплину сама и
требовала того же от других.
Ближайшим же поездом, через два часа, она выехала в Одессу. В Одессе
получила заранее приготовленный паспорт и спустя день переехала границу.
Деньги были, отец не отказывал в помощи, а она не стеснялась эту помощь
принимать - в партийной кассе всегда ощущался недостаток в деньгах, - и без
особых приключений добралась вскоре до Женевы.
Чистенький, аккуратный город на берегу озера.
Ей так не терпелось добраться поскорее до цели своего путешествия, что
она взяла у вокзала извозчика.
Вот и пригород, поселок Сешерон, небольшой двухэтажный домик.
С улицы она попадает в просторную кухню с каменным полом. Навстречу ей
идет Надежда Константиновна. Очень вежливая и в то же время несколько
рассеянная - сейчас у нее столько дел, что ей трудно делить между всеми свое
внимание.
Во второй раз Землячка в гостях у Ленина.
- Розалия Самойловна? - Крупская сразу узнает посетительницу. - Как
добрались?
Она пожимает гостье руку.
- Отлично, паспорт у меня хороший, - отвечает Землячка. - Я бы
задержалась в Екатеринославе, но получила записку...
- Да, да, - подтверждает Крупская. - Мы боялись за вас, очень уж
ненадежен Батушанский.
Удивительно! Здесь, в Женеве, в такой дали от России, знают о
Батушанском и знают, по-видимому, больше, чем известно о нем в
Екатеринославе.
- Рассказывайте, что в Екатеринославе, в Одессе? - расспрашивает
Надежда Константиновна. - Как отношения с бундовцами?
В кухне многочисленное общество. Одних Землячка видит впервые, других
знает хорошо. Дементьевы, Шотман, Книпович, ростовчане Гусев и Локерман...
- У нас тут такая толчея, - говорит Надежда Константиновна.
К ним подошел Красиков, он же Игнат, он же Панкрат, он же Шпилька, у
него тысяча псевдонимов - он опередил Землячку, появился в Женеве раньше ее.
- Настоящий притон контрабандистов, - пошутил он. - Видите, что за
мебель?
Стульев не хватало, сидели на ящиках из-под книг, но это никого не
стесняло и не смущало, чувствовали все себя свободно и непринужденно.
Не было только хозяина квартиры - того, к кому все они собрались.
Землячка понимает, что все здесь так же, как и она сама, делегаты
предстоящего съезда.
Хоть и не полагалось, она все-таки спросила Надежду Константиновну:
- А где?..
Та подняла палец, указывая на потолок.
- Наверху. Занят. Вы встретитесь с ним позже. А пока будем
устраиваться, отведу вас на квартиру к Вере Ивановне.
Это и доверие и честь - пользоваться гостеприимством Веры Ивановны
Засулич.
Знаменитая революционерка, землеволка, человек исключительной смелости;
ее покушение на петербургского генерал-губернатора Трепова навсегда
запечатлено в летописях русской революции.
Вера Ивановна приветливо встретила свою квартирантку.
- Милости просим, я рада, ведь вы с родины, а я так скучаю по России.
Вера Ивановна очень одинока, ей уже за пятьдесят, семьи у нее нет,
живет она в небольшой комнате, напоминающей скорее обиталище старого
холостяка: накрытая кое-как постель, стол, заваленный газетами, книгами и
бумагами, пыль, окурки.
- Хозяева внесут вторую кровать, и чувствуйте себя как дома.
Но Землячке как-то не по себе, очень уж коробит ее неряшливость этого
жилища.
Она усмехнулась про себя, вспомнив юмористический рассказ Надежды
Константиновны о том, как фантастически питалась Вера Ивановна: жарит на
керосинке мясо, отстригает кусочки ножницами и ест.
- Когда я жила в Англии, - рассказывала сама Вера Ивановна, - вздумали
меня английские дамы разговорами занимать: "Вы сколько времени мясо жарите?"
- "Как придется, - отвечаю, - если есть хочется, минут десять жарю, а не
хочется есть - часа три". Ну, они и отстали.
Внесли кровать, Землячка распаковала чемодан, разложила привычные вещи
и... привела в недоумение Засулич.
- Что это у вас?
- Несессер.
- Вы пользуетесь такими предметами?
Вера Ивановна пожала плечами. Вслух не сказала, что следить за своей
внешностью - значит отнимать время у революции, но Землячка поняла намек,
однако не осмелилась сослаться на Пушкина, Вера Ивановна была выше всяких
замечаний.
Землячка все готова простить Вере Ивановне за интерес к России, в
каждом ее вопросе звучала тоска по родине.
- Рассказывайте, - непрестанно твердила Засулич. - Хочу хоть вашими
глазами посмотреть на русского мужика.
Но едва гостья вздумала взяться за уборку комнаты, хозяйка тут же ее
осадила:
- Нет, нет, это уж вы оставьте.
Она так и не разрешила убрать комнату.
Но это были мелочи, все значительное и важное происходило в доме, где
квартировали Ульяновы.
Владимир Ильич встретился с Землячкой на следующий день после ее
приезда, расспросил об Одессе, о Екатеринославе, похвалил за то, что она не
стала медлить с отъездом: собрал у себя в кухне всех приехавших товарищей и
попросил подробнее осветить положение на местах.
А спустя несколько дней Землячка слушала тезисы Ленина по национальному
вопросу, которые он прочел перед делегатами предстоящего съезда.
В тех городах, где Землячке приходилось работать, у искровцев часто
происходили столкновения с бундовцами. И те и другие спорили часто по
мелочам, личные обиды нередко заслоняли существо разногласий. А вот Ленин
сразу же отсеял шелуху мелких взаимных обвинений, доказал, что суть
заключалась не в частных разногласиях; он требовал подняться над узкими
национальными интересами и почувствовать себя подлинными
интернационалистами.
Землячка сидела за столиком кафе, рядом с ней сидели Гусев и Красиков и
тоже во все глаза смотрели на Ленина. Было что-то удивительное в этом
человеке. Говорил он очень быстро, но это не мешало улавливать каждое его
слово. Он не старался говорить популярно и считал, что слушатели
подготовлены не меньше его, но все, что он говорил, было ясно и продуманно,
и каждая его фраза напоминала точную математическую формулу.
Ему немногим более тридцати лет, он еще молод, всем своим обликом
походит на обычного русского интеллигента, но достаточно побыть некоторое
время возле него, вдуматься в то, что он говорит, как начинаешь чувствовать,
какой это необыкновенный человек. Землячка не встречала еще такой
целеустремленности. Он как бы расчленяет действительность на ее составные
части и собирает вновь, и тогда все непонятное предстает в ясном свете.
И вдруг она ловит себя на мысли о том, что обаяние этого человека
непреодолимо. Этот огромный лоб, проницательные глаза, мягкий овал лица,
убежденность, воля - и необыкновенная деликатность...
Едва он заканчивает реферат, она начинает аплодировать. Совсем как на
спектаклях, когда родители возили ее в театр в награду за успехи в школе.
Она ловит себя на этом. "Как школьница, - мысленно говорит она себе. - Точно
какому-нибудь артисту..." Опускает руки и видит, что Красиков и Гусев
аплодируют с не меньшим увлечением.
В этот приезд ей недолго удалось побыть возле Ленина. Не проходит и
недели, как в квартире Засулич появляется Дмитрий Ильич, младший брат
Владимира Ильича.
- Я за вами, - говорит он. - Меня послала Надежда Константиновна.
Землячка торопится к Ульяновым. Там Владимир Ильич, Надежда
Константиновна и Сергей Иванович Гусев.
- Мы посылаем вас с Сергеем Ивановичем в Брюссель, - говорит ей
Владимир Ильич. - Съезд на носу, вам двоим поручается организовать
помещение, питание, жилье. Учтите, народу будет много, думаю, человек
пятьдесят.
По сравнению с Первым съездом это действительно много; в Первом съезде
РСДРП, собравшемся в Минске в 1898 году, участвовало всего девять
представителей социал-демократических организаций.
Ленин заботливо наставлял Землячку и Гусева, они получили все
необходимые указания, деньги и в тот же день выехали в Брюссель.
Возникновение партии
Сегодня торжественный день... Все ли это понимают, кто находится сейчас
в просторном помещении старого мучного склада?
Не так-то просто было найти этот склад! Помогли бельгийские социалисты.
Не слишком удобно и далеко от гостиницы, зато никому в голову не придет, что
здесь заседает съезд Российской социал-демократической рабочей партии. В
этом помещении легко разместятся сотни человек, так что пятьдесят семь
делегатов кажутся малозаметной горсткой.
Землячка видит, с каким удовольствием смотрит Гусев на дело своих рук,
вместе с нею он расставлял скамейки, устанавливал стол, втаскивал стулья,
мастерил из ящиков трибуну... Немало хлопот, но теперь все позади.
На трибуне Плеханов. Он произносит вступительную речь.
Пахнет мучной пылью, по полу бежит розовый луч, окно возле трибуны
завешено красной материей. Солнечно, просторно, торжественно. Все волнуются,
Землячка это чувствует по себе, даже Владимир Ильич волнуется, он весь
устремлен к Плеханову, повернулся к нему и, приложив левую руку к уху,
внимательно и напряженно слушает.
- Товарищи! - На мгновенье Плеханов смолкает, ему сдавливает горло. -
Организационный комитет поручил мне открыть Второй очередной съезд РСДРП.
В голосе Плеханова звучит подлинный пафос, он волнуется не меньше, чем
все остальные участники съезда, и говорит с таким подъемом, точно выступает
перед громадной толпой.
- Я объясняю себе эту великую честь, - продолжает Плеханов, - только
тем, что в моем лице Организационный комитет хотел выразить свое
товарищеское сочувствие той группе ветеранов русской социал-демократии,
которая ровно двадцать лет тому назад, в июле 1883 года, впервые начала
пропаганду социал-демократических идей в русской революционной литературе.
За это товарищеское сочувствие я от лица всех этих ветеранов приношу
Организационному комитету искреннюю товарищескую благодарность. Мне хочется
верить, что по крайней мере некоторым из нас суждено еще долгое время
сражаться под красным знаменем, рука об руку с новыми, молодыми, все более и
более многочисленными борцами.
Положение дел настолько благоприятно теперь для нашей партии, что
каждый из нас, российских социал-демократов, может воскликнуть и, может
быть, не раз уже восклицал словами рыцаря-гуманиста: "Весело жить в такое
время!" Ну, а когда весело жить, тогда и охоты нет переходить, по выражению
Герцена, в минерально-химическое царство, тогда хочется жить, чтобы
продолжать борьбу; в этом и заключается весь смысл нашей жизни...
С минуту Плеханов молчит, он дает своим слушателям время поглубже
осознать, что составляет для революционера смысл жизни.
- Двадцать лет тому назад мы были ничто, теперь мы уже большая
общественная сила, - я говорю это, конечно, имея в виду русский масштаб. Но
сила обязывает. Мы сильны, но наша сила создана благоприятным для нас
положением, это стихийная сила положения. - Плеханов опять замолкает на
секунду, из всего сказанного он хочет сделать основной теоретический вывод.
- Мы должны дать этой стихийной силе сознательное выражение в нашей
программе, в нашей тактике, в нашей организации. - Последнюю фразу Плеханов
произносит особенно выразительно: "стихийной силе сознательное выражение".
Плеханов смотрит через головы присутствующих - Землячка отводит глаза
от Плеханова и смотрит на Ленина; Владимир Ильич тоже весь устремлен вперед,
тоже смотрит куда-то вдаль, но один видит одно, а другой другое, взгляд
Ленина устремлен в иные дали; Землячка еще полностью не улавливает
противоречивой сути этих двух людей, но где-то в глубине себя ощущает, что
этот съезд действительно составит эпоху в истории партии.
По существу, это первый представительный съезд российских
социал-демократов, именно сейчас закладываются основы партии, которая
поведет пролетариат на борьбу за переустройство мира.
По лицу Ленина видно, с каким удовлетворением слушает он Плеханова.
Да и все, решительно все сейчас в приподнятом настроении. Споры и
разногласия начнутся позже, завтра, но сегодня... сегодня, кажется, все
понимают, что именно они, участники этого съезда, делают историю.
Все споры еще впереди, по существу предшествовавших съезду разногласий
не высказывались еще ни Плеханов, ни Ленин, ни Мартов; но то, что именно
здесь, именно сегодня начинается спор, в котором родится истина, Землячка
понимает великолепно.
В едином порыве, без голосования, Плеханова избирают председателем
съезда и затем записками, тайным голосованием, выбирают двух заместителей.
Ленин и Красиков занимают места за столом президиума.
Споры начнутся завтра, а сегодня у всех слишком приподнятое настроение,
слишком большое для всех торжество этот съезд!
Потому-то с таким оживлением все идут после первого заседания в
"Золотой петух" - так называется гостиница, в которой расположились
делегаты, - и по случаю торжества кое-кто позволил себе пропустить по
рюмочке, а Гусев дал целый концерт, он пел для товарищей одну оперную арию
за другой.
Разногласия начались на втором заседании. Ленин выступил с предложением
о порядке дня. Он находил нужным прежде всего обсудить вопрос о Бунде - по
существу, это был вопрос об основных принципах организации партии.
Началась работа; казалось, все было сделано для того, чтобы съезд
проходил в полной тайне.
Каково же было удивление Землячки, когда при выходе ее остановил
полицейский.
- Простите, сударыня, но я хотел бы спросить, чем это вы там
занимаетесь на этом складе?
Землячка растерялась.
- Мы готовим... готовим любительский спектакль.
- Благодарю.
Полицейский откланялся...
Землячка сообщила о разговоре с полицейским Гусеву, и тот тоже не
придал полицейскому любопытству серьезного значения.
Не прошло, однако, недели, как Землячку и Гусева пригласили в
полицейский участок - прислали в гостиницу полицейского, который с
безупречной вежливостью вручил им голубые повестки.
Пришлось пойти, чтобы отвести от себя подозрения.
Но выяснилось, что полиция отлично осведомлена о том, что происходит в
заарендованном брюссельском лабазе.
- Двадцать четыре часа... В двадцать четыре часа предлагается выехать
из Бельгии, - было безапелляционно предложено Гусеву и Землячке. - Мы не
хотим портить свои отношения с Россией. Вполне возможно, что на съезде вы
ограничиваетесь одними теоретическими дискуссиями, однако агенты русского
правительства утверждают, будто вы готовитесь взорвать...
Полицейский комиссар поводил в воздухе руками, так и не уточнив, что
именно собираются взорвать русские революционеры.
Оставалось лишь подчиниться.
"Со съездом переконспирировали, - вспоминала впоследствии Надежда
Константиновна. - Своим вторжением мы поразили не только крыс, но и
полисменов".
В Брюсселе уже ходили рассказы о русских революционерах, собирающихся
на какие-то тайные совещания.
Пришлось срочно перебазироваться - местом для продолжения съезда
избрали Лондон. Объявили на несколько дней перерыв, уложили чемоданы и
отправились в страну туманного Альбиона.
Прибыли в Остенде, погрузились на пароход.
Землячка ехала вместе с Владимиром Ильичем и Надеждой Константиновной.
Владимир Ильич был в отличном расположении духа. В конце концов не так
уж важно, где заседать. Важно, что съезд собрался и будет продолжаться и что
большинство искровцев были твердыми и последовательными сторонниками Ленина.
Вскоре после отплытия спустились в кают-компанию, поужинали.
Смеркалось. На море начиналось волнение. Пароход покачивало. Сперва
никто не обращал на это внимания, но постепенно пассажиры стали расходиться
по каютам. Пароход был старинной постройки, отдельные каюты предоставлялись
лишь пассажирам первого класса, а для пассажиров второго класса
предназначалась одна общая каюта для дам и одна - для мужчин. Делегаты
съезда путешествовали во втором классе, партийные деньги требовалось
экономить. Качка усиливалась. Надежда Константиновна побледнела, и Землячка
тоже чувствовала легкое головокружение. Они поднялись из-за стола.
- Мы пойдем, Володя, - сказала Надежда Константиновна. - Я хочу лечь...
- А я еще погуляю немножко, Наденька, - сказал Владимир Ильич. - Какая
отличная погода!
Однако погода была далеко не такая отличная, как казалось Владимиру
Ильичу. Качало все сильнее и сильнее. Крупская и Землячка лежали на своих
диванах, и им становилось все хуже и хуже, морская болезнь давала себя
знать.
В дверь заглянул Владимир Ильич.
- Ну как?
- Лучше не спрашивай, - простонала Надежда Константиновна. - Ты иди,
иди. Не гляди на нас...
- Может быть, чем-нибудь помочь?
Надежда Константиновна только замахала рукой.
Дамы остались в каюте, а Владимир Ильич, нахлобучив кепку, упрямо
вышагивал по палубе, его не брала никакая морская болезнь.
Вскоре он появился в каюте вновь, принес на блюдечке нарезанный лимон.
- Говорят, очень помогает.
Но дамы в изнеможении не могли поднять головы.
А Ленин бодрствовал до поздней ночи, то заглядывая в каюту и
осведомляясь о самочувствии своих спутниц, то возвращаясь обратно на палубу.
Он уверенно и быстро ходил взад-вперед, останавливая иногда матросов и
вступая с ними в разговоры. Он оставался верен себе. Никакой вялости,
никакого проявления слабости. Всегда любознательный, живой, подвижный,
всегда устремленный вперед, идущий навстречу всем бурям и ветрам.
Он ходил, не обращая внимания на качку, а когда Красиков отыскал его на
палубе и соболезнующе сказал, что Владимир Ильич только крепится и лучше бы
ему тоже лечь, как это сделали все остальные, Ленин страшно рассердился и
попросил не укладывать его в