---------------------------------------------------------------
© Copyright Александр Шленский
WWW: http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/
---------------------------------------------------------------
Человек - удивительно нелогичное существо. Казалось бы, с пониманием
этого факта он должен придти к большему согласию с самим собой, к осознании
нелепости собственных желаний и поведения и попытаться упорядочить их и
согласовать между собой.
Но как выясняется, согласовать самого себя с самим собой не так-то
просто. И более всего это сказывается на отношении к смерти. В детстве и в
ранней юности я боялся смерти. Не процесс умирания, не мучения, связанные с
расставанием с жизнью, а именно вечное небытие, которое должно
воспоследовать за актом смерти, внушало мне неизъяснимый ужас.
Это был совершенно иррациональный страх, с которым почти нельзя было
бороться. Никакие приятные мысли - например, о предстоящем свидании с
любимой, о возможности заработать много денег, о перспективах стать
знаменитым - ничто из этого не помогало от этого постыдного страха, который
раз в месяц непременно охватывал меня среди ночи, заставляя стискивать зубы
и подолгу держаться за пульс, считая одно за другим частые вздрагивания
лучевой артерии под тонкой кожей запястья - сколько их еще осталось, этих
ударов? Что станет со мной после того как эта жилка перестанет вздрагивать?
В те годы жизнь телесная и ее радости еще занимала в моем сознании
гораздо более места, нежели жизнь непосредственно духовная, и от того смерть
воспринималась прежде всего как лишение этих радостей и казалась ужасной.
Как же так - я, такой молодой и жадный до удовольствий, даримых жизнью,
привыкший их получать, когда-то перестану не только получать приятное
ощущения от жизни, но и вообще, любые ощущения.
Становясь старше, я все более и более рассматривал смерть как предел,
который не дает человеку времени для постижения сути вещей, для духовного
самосовершенствования, и это также казалось и обидным, и страшным. Но это
был уже совсем другой страх - страх не успеть, страх умереть раньше чем
сумеешь постичь самое главное в жизни, соприкоснуться с истиной. Умереть, не
познав истины, тоже страшно, но этот страх уже не вызывал животные
содрогания тела, боящегося умереть, а только горечь, доходящую до легкой
степени скорби.
Наконец, оказавшись в эмиграции и скоропостижно объевшись благами
потребительского общества, я увидел насколько быстро насыщаем человек,
чересчур умный и неоправданно глубокий, вещами и услугами, предназначенными
для того, чтобы дать поверхностное телесное удовольствие, не оплодотворенное
ни работой мысли, ни эстетической оценкой.
Промышленная эстетика вещей, сделанных по единым стандартам, и
профессиональная этика людей, удовлетворяющих мои потребности за деньги,
вызвала у меня не ощущение комфорта, как у большинства приезжающих в США, а
глубокое разочарование, ощущение тотальной фальши и отторжение. Я в принципе
могу купить, но не хочу нового, еще более совершенного телевизора, потому
что по нему гонят туфту. Я не хочу нового удобного телефона, потому что не с
кем вести душевных разговоров, я не хочу покупать пищашую, пиликающую
электронику, потому что она только нервирует меня, а сервисы, которые она
дает, мне не нужны. Я не хочу покупать новую, красивую одежду, потому что
хочу, чтобы видели во мне, а не на мне, но всем наплевать и на то, и на
другое.
Когда все общество вокруг озабочено только двумя вещами: как заработать
денег на развлечения, и как на заработанные деньги получить больше комфорта
и удовольствия, к сердцу медленно и неуклонно подступает тоска. Это
происходит не вдруг, а постепенно, незаметно, но неуклонно прогрессирует все
больше и больше, как раковая опухоль, которая сперва никому не видна, но
рано или поздно вырастает до огромных размеров и душит породившую ее ткань.
И когда эта тоска прорывается на уровень сознания, становится
совершенно очевидно, что смысла в жизни никакого нет, ибо если бы он был,
люди искали бы именно его, а не крутились все как один в конвейере
"заработок - удовольствие". Когда все вокруг живут именно по этим правилам,
а ты сам живешь по совершенно иным, становится понятным, что жизнь твоя
совершенно излишняя, они никому не нужна, и все попытки найти ее смысл и
соприкоснуться с истиной абсолютно тщетны, ибо нельзя искать ее в одиночку,
и нельзя быть лишь одному озабоченным ее поиском.
И тогда начинаешь искать себе подобных, но находишь их, только для того
чтобы убедиться, что разговор о поиске истины всякий раз подменяется борьбой
авторитетов. Утверждение своего авторитета есть не что иное как один из
сортов поверхностного удовольствия, от поисков которого пытался убежать.
Многократное и бесполезное бегство от того, чего убежать нельзя,
изматывающий темп жизни, заставляющей делать множество вещей - работать на
дурацкой работе, или того хуже, эту работу искать, общаться с неинтересными
людьми на неинтересные темы, - вызывает все большую усталость и желание
забыться сном. Долгим сном. Долгим как смерть.
Мне хочется умереть, потому что жизнь представляется мне совершенно
бессмысленным занятием. И даже не потому что я оказался слаб, и не могу
поднатужиться и понять какие-то вещи поосновательнее и поглубже,
соприкоснуться с истиной. Усталое тело, гудящая голова, ноющий позвоночник,
боль в мышцах предплечья, сведенных компьютерным спазмом от многочасового
сидения за клавиатурой говорят: зачем тебе все это надо? С кем ты этим
поделишься? А если не с кем, то ты с этим и умрешь. Не все ли тебе равно, с
чем тебе умирать? Ведь смерть - это вечное небытие, и тебе не понадобится
собранный тобой багаж. Ты все равно оставишь его перед тем как сесть в свой
последний поезд. Так не мучай нас понапрасну - умри сейчас, дай нам отдых,
дай нам покой.
И вечное небытие уже вовсе не кажется страшным, оно не пугает, а
наоборот, странным образом притягивает, манит, кажется избавлением от всех
разочарований, от постоянной боли изношенного тела, от первых признаков
старения, от постоянной усталости. Я беру свой любимый японский разделочный
нож, за который заплатил семнадцать долларов, медленно прикладываю его к
груди пониже мечевидного отростка, берусь двумя руками за рукоять и хочу
нажать со всей силы, чтобы лезвие вспороло аорту, чтобы моя горячая кровь
излилась через рану тугими толчками, и чтобы наступил долгожданный вечный
сон.
Я медленно усиливаю нажим, показывается первая крохотная капелька
крови. И тут на меня внезапно нападает нелепый животный страх, телесный
страх, страх процесса умирания, страх физической боли, вызванной процессом
насильственного расставанием с жизнью, несмотря на явную бесполезность
последней.
Тело начинает дрожать крупной дрожью, на лице выступает постыдный пот.
Я отнимаю нож от груди и пробую на вкус соленую кровь на кончике лезвия.
Потом аккуратно споласкиваю нож в раковине, отрезаю им кусок швейцарского
сыра и медленно, сосредоточенно жую. Затем накапываю в стакан с водой
тридцать капель валокордина, и глотаю залпом.
Потом долго сижу на корточках в углу, пытаясь унять дрожь в мышцах и
думаю от том, что человек - удивительно нелогичное существо. Я держу себя
левой рукой за правое запястье, и тонкая жилка под моими пальцами бьется
частыми тугими толчками.
March 2002
Dallas, TX
Last-modified: Thu, 07 Nov 2002 11:13:16 GmT