"Литературные новости" апрель-май 1994 No9-10
Христолюбов сидит в своей комнате, в полной темноте, на полу,
прижавшись спиной к горячей батарее парового отопления, и, закрыв глаза,
слушает радио. Старенький ламповый приемничек 1957 года выпуска. Радио
говорит женским голосом:
-- Вчера в Париже...
-- В Париже, -- с восторгом шепчет Христолюбов. -- В Париже...
-- А завтра в Сингапуре... -- говорит радио.
-- В Сингапуре, -- пробует Христолюбов слово на вкус. -- Син-га-пур.
Громкий стук в дверь прерывает его сладостные мечтания.
-- Кто там? -- спрашивает Христолюбов с замиранием сердца.
-- Откройте, гестапо! -- отвечают из-за дверей.
Христолюбов открывает.
На пороге стоит девственница Раиса. 37-летняя. 96-килограммовая. В
руках держит здоровенную белую сумку.
-- Представляете, какой-то дурак выкинул почти новую сумку на помойку.
А я не гордая -- я взяла. Буду с ней в магазин ходить. Идите на кухню! Я
сейчас...
Христолюбов понуро плетется на кухню. Он знает, что сейчас Раиса начнет
рассказывать ему очередной эротический фильм. Каждый день она ходит на
эротику. И каждый вечер ругает ее перед Христолюбовым последними словами.
Христолюбов включает на кухне свет. Рыжие тараканы разбегаются кто
куда. В дверях возникает Раиса, облаченная в необъятный халат. Тут же ставит
на газовую плиту огромную сковородку с кусками сала (она обожа-а-ет шкварки)
и принимается подробно пересказывать Христолюбову очередной секс-фильм.
-- Такая дрянь! Одно название чего стоит:
"Девочки с раскрытыми губками". Чувствуете двусмысленность?
-- Чувствую, -- кивает головой Христолюбов, на самом деле чувствуя
только запах жарящегося сала.
Раиса твердо решает:
-- Никогда! Слышите, Христолюбов, никогда! я не отдамся мужчине! Чтоб в
меня что-то пихали?! Благодарю покорно. Я пока что еще не сошла с ума.
Бедные женщинки! Чего только с ними не выделывают эти животные. Просто
смотреть противно. Прямо тошнит! А завтра будет фильм "Иди, девочка,
разденься". Представляю, что за гадость! Я уже взяла билет.
Раиса принимается за свои любимые шкварки. Христолюбов -- свободный! --
спешит к своему любимому приемнику.
Приемник говорит мужским голосом:
-- В Рио-де-Жанейро из зоопарка сбежала пума по кличке Джульетта....
-- Джульетта... -- грезит Христолюбов. ...И видится ему девушка
совершенно неземной красоты. У нее огромные синие глаза. Смуглая кожа. И
нежный овал лица. Теплый ветер раздувает густые волосы и плиссированную
юбку... А под юбкой -- ничего нет! Ну, то есть ноги, конечно, есть... А так:
ни-че-го!
Джульетта бежит навстречу Христолюбову! Христолюбов бежит навстречу
Джульетте! Волна с пенистым гребнем несется на пустынный пляж!
-- Джульетта уже сожрала одну девочку и двух старушек... --
беспристрастно сообщает приемник. И образ девушки с длинными ногами
тускнеет... тускнеет... тускнеет...
А за дверью уже скребется старуха Уткина. Христолюбов в коридор
выглядывает. Раиса уже храпит в своей комнате. Старуха Уткина пальцем манит:
-- Иди, иди, касатик...
Христолюбов по неровной стенке рукой судорожно шарит в поисках
выключателя.
-- Не включайте. света, --старуха Уткина испуганно. -- Они могут
увидеть!
-- Кто?
-- ОНИ.
Христолюбов спички о коробок ломает..Одну... вторую... третью...
Наконец, в дрожащем пламени четвертой видит морщинистую ладошку. А сверху 20
копеечек одной монеткой.
-- Сходи, сынок. Бога ради, в булошную, -- униженно просит старуха
Уткина. -- Купи бабке пряничков.
-- Бабушка, -- тихонько шепчет Христолю-бов и, сам не зная почему,
воровато озирается. -- Третий час ночи. Все магазины закрыты.
-- И молочка, милый... -- не слушает старуха Уткина. -- Пряничков и
молочка. Да гляди, сдачу не забудь.
Это с двадцати-то копеек...
-- Сами все едят, -- принимается плакаться старуха Уткина. -- Дождутся,
когда я засну, встанут потихоньку и лопают. А меня голодом морют.
Христолюбов деньги берет:
-- Утром куплю.
Старуха Уткина нагибается с трудом, створку шкафчика распахивает:
-- Вона сюда, касатик, положи. А я тихонечко буду брать и есть, --
старуха Уткина пару раз хихикает беззубым ртом. -- Брать и есть. Брать и...
И вдруг в лице вся меняется, глядя куда-то за Христолюбова. Христолюбов
обернулся, холодея... И тут же свет яркий всю кухню залил. Стоит в дверном
проеме Сережка. Бабкин внук. Газетку в руках держит.
-- Ты это чего тут, Костяная Нога? -- прозвище у него такое для старухи
Уткиной.
-- Ничего, Сереженька, ничего, -- запричитала старуха. И быстро, быстро
-- за дверь.
-- Христолюбов, -- говорит презрительно Сережка, -- тебя никогда по
темечку топором не били?
Христолюбов головой трясет.
-- Ну тогда читай! -- говорит Сережка и газетой в лицо тычет. Читает
Христолюбов:
-- "Творчество сумасшедших..."
-- Да не все, тетеря, а что отчеркнуто! Читает Христолюбов, что
отчеркнуто:
--"...особое впечатление производит картина шизофреника С. "Мясной
магазин". Мы видим. подсобное помещение магазина с длинным оцинкованным
столом для разделки мяса. Два мясника старательно разделывают тушу третьего.
Кровь широкими ручейками обильно стекает на пол, выложенный черно-белой
плиткой, и оттуда в канализационный люк. На заднем плане, за открытыми
дверями мы видим очередь у прилавка и продавщицу в белом халате,
взвешивающую -большие куски мяса. Необузданной фантазии шизофреника С. мог
бы позавидовать Сальвадор Дали..."
Смотрит Христолюбов на Сережку недоуменно. Не понимает. Сережка говорит
небрежно:
-- Шизофреник С. -- это я! Помнишь, в прошлом году меня заперли в
сумасшедший дом?
...И опять Христолюбов в своем укромном уголочке. У своего любимого
приемничка. И приемничек говорит Христолюбову этак вкрадчиво:
-- Смерть не противостоит жизни. Смерть является продолжением жизни.
Есть время жить -- и время умирать... Задумайтесь над этими словами.
Христолюбов задумывается. И слышит, как за дверями шаркающей походкой
пробирается из туалета Яков Аронович Берлянд, старый большевик с
дореволюционным стажем. Пробирается медленно, постоянно буксуя по дороге. Но
специально для таких случаев у него припасена маленькая плеточка. И как
только ноги забуксуют, Яков Аронович себя плеточкой по спине р-раз! р-раз! И
дальше движется. Но у дверей христолюбовой комнаты забуксовал, как видно,
Яков Аронович. Христолюбов со своего места -- помочь! Молодыми руками
хвестануть плеткой по спине!
Но Яков Аронович отвел высокомерно.
-- Вы вот что, Христолюбов, -- внушает наставительно товарищ Берлянд,
-- надо бы тщательнее убирать места общественного пользования, когда ваша
очередь, -- и гордо проследовал в свою комнату. Писать мемуары.
О, Якову Ароновичу есть о чем рассказать потомкам. Например, как ему,
молодому, начинающему скульптору Яшке, партия поручила ответственнейшее
задание -- изваять левую ногу для памятника Ильичу, который до сих пор
украшает главную площадь города. Да, Якову Ароновичу есть что рассказать, о
чем вспомнить...
---- Конечно, не за бесплатно, -- постоянно подчеркивал товарищ
Берлянд. -- Меня финансирует Политиздат. О-очень поучительная получится
книжица. Она будет стоить многих томов...
...А за окнами ветрюга чем-то железным гремит... А за окнами дождь
остервенело хлещет тротуары и крыши домов... А по приемнику:
ти-ти-ти-та-та-та-ти-ти-ти. Три точки. Три тире. Три точки. Это Христолюбов
знает. Это -- СОС. Кто-то тонет в далеком море. А может, даже и в океане.
Громадные волны тяжело перекатываются через палубу. Сбивают кого-то с ног.
Швыряют за борт. А может, даже и о борт. Ужас! Кошмар!
А Христолюбову -- хорошо. Сухо. Батарея приятно спину греет. Темнота
успокаивает. Звук чуть-чуть убавил. Даже как-то мелодичнее звучать стало:
титити -- татата -- титити...
Незаметно для себя засыпает Христолюбов под уютный писк морзянки.
-- Христолюбов! -- Раиса в стену кулаком барабанит. -- Вы что, глухой?!
Не слышите, как телефон звонит?!
Ну кому нужен Христолюбов в третьем часу ночи?
С опаской подходит Христолюбов к телефонному столику.
-- Христопродавцев?!!! -- энергичный командный рык бьет по перепонкам.
-- Христолюбов, -- осторожно поправляет Христолюбов.
-- А, все равно! -- отмахивается рык. -- Говорит военком Грязев, бля!
Вы должны сегодня явиться в военкомат, бля! Я вас забираю на сборы, бля! При
себе иметь ложку, кружку, питание на два дня. Форма одежды -- полевая! Все,
бля!
-- Хорошо, -- покладисто кивает Христолюбов. -- Я приду.
-- Не -- хорошо! А -- так точно, бля! -- орет в трубку военком Грязев.
-- Так точно, -- шепчет Христолюбов.
-- То-то же. Я тя научу любить с-свободу и р-р-родину нашу, бля!
ТУ -- ТУ -- ТУ -- ТУ -- ТУ... Короткие гудки...
Христолюбов трубку испуганно кладет. И - шмыг в туалет. Здесь тоже для
него островок отдохновения. Сидит Христолюбов, а перед носом у него три
кулька. И во всех -- клочки рваной газеты. Кто что выписывает. У семейства
Уткиных лежит "Правда" Раиса предпочитает "Московский комсомолец". Старый
коммунист Берлянд пользуется только "Советской Россией".
А Христолюбов ничего не выписывает. Поочередно ворует то у семейства
Уткиных, то у Раиски, то у старого коммуниста Берлянда. Сейчас он читает
клочок "Московского комсомольца".
"Здравствуй, дорогая редакция, -- написано там. -- Я полюбила одного
мальчика. Он обещал на мне жениться, а потом куда-то исчез. И мне пришлось
делать аборт. Потом я полюбила еще одного мальчика. И мне опять пришлось
делать аборт. Узнав об этом, мой папа начал пить и упился до смерти. Моя
мама пошла работать проституткой, чтобы мы могли как-то сводить концы с
концами, потому что мой младший братик Алеша наркоман, а наркотики очень
дорого стоят. Я же разочаровалась в мужчинах и стала пассивной лесбиянкой.
Что мне делать дальше? Прямо жить не хочется. Катя. Ученица 6 "б" класса".
Кате отвечал доктор психологических наук А.В. Наумов. "Дорогая Катя, --
писал доктор. -- Как я вас понимаю, хоть и принадлежу к другому поколению! У
меня тоже все через пень-колоду. Бабушку с дедушкой раскулачили. Отца
расстреляли в 1937 году. Мать в 1952 году. Жена пошла туда же, куда и ваша
мама. Сам я активный гомосексуалист. И мне тоже не хочется жить. Лично я
решил повеситься, что настоятельно рекомендую и вам. Но сначала окончите
школу..."
...Вдруг туалетная дверь бешено заплясала на давно расхлябанных петлях.
-- Христолюбов! -- Раиса кричит нетерпеливо. -- Опять ты в туалете!
-- Сейчас! Сейчас! -- спешит Христолюбов, весь красный от напряжения.
-- Христолюбов! Ты же знаешь, что я не могу терпеть! -- бьется Раиса о
дверь.
-- Сейчас! Сейчас! -- бормочет Христолюбов. Он знает! Он знает об
отчаянных раискиных попытках похудеть, о ее лечебном голодании, которое она
мужественно выдерживала 10 дней, а потом сбежала домой и стала есть, есть,
есть... и тогда к ней применили новейший способ, разработанный нашими
медиками. Ей вырезали часть кишечника, и теперь пища не успевала
перевариваться, и можно было есть сколько угодно и не толстеть. Больше
половины вылетало непереваренным...
Христолюбов пулей выскочил из туалета, стараясь не встречаться с
Раиской взглядом. После такого нечеловеческого напряжения он прямо-таки без
сил рухнул рядом со своим приемником. И верный приемник дал ему силы.
Заговорил Христолюбову в ухо приятным женским голосом:
-- Доброй всем ночи. Здравствуйте. Сейчас без пяти четыре. Время, когда
к нам чаще всего приходит смерть! На секунду представьте, сколько людей
умерло в тот самый момент, когда я произношу эти слова. Кстати, у нас
сегодня в гостях поэт-концептуалист Вячеслав Панаев. Вячеслав, если я не
ошибаюсь, у вас есть новые стихи как раз по теме нашей радиопередачи?
-- Не ошибаетесь, -- говорит Вячеслав. -- Стихотворение так и
называется -- "Никогда". И он начинает нараспев декламировать:
Никогда, никогда, никогда.
Никогда, никогда, никогда.
Никогда, никогда, никогда.
Не потекет в реке вода...
-- Спасибо, Вячеслав. Но может, все-таки "не потечет"? -- поправляет
концептуалиста дикторша.
-- Это не имеет никакого значения. Главное, что -- никогда.
-- Спасибо еще раз. Так вот, дорогие друзья, если вы слушаете нашу
передачу, то мы вам настоятельно советуем проверить на всякий случай, спит
ли ваша жена, ваш муж, спит ли ваша мать или отец в соседней комнате, спят
ли ваши соседи... Или же они уже на пути к вечности.
...И Христолюбов идет проверять. Прежде всего, конечно, к Якову
Ароновичу. Как к наиболее вероятному претенденту на скорое свидание с
вечностью. Скребется тихонько в дверь...
-- Яков Ароныч... А-а, Яков Ароныч... Не отвечает пламенный
революционер. А вот уже и дверь сама собой бесшумно отходит. И видит
потрясенный Христолюбов. Лежит товарищ Берлянд на кровати. А на самом- то
деле его нет!
ПИ - ПИ - ПИ - ПИ-И-И...
Христолюбовский ламповый приемник сообщает беспечно;
-- Московское время четыре часа. Передаем последние известия.
...И начинает передавать.
-- В Бразилии -- наводнение. Имеются человеческие жертвы. В Китае --
землетрясение. Имеются человеческие жертвы... На остров Куба движется ураган
"Стелла". Человеческие жертвы ожидаются. Но как говорится - чужую боль можно
терпеть хоть сто лет. У нас же все хорошо. Только что принесли сообщение из
Нижнего Новгорода. Молодая женщина бросилась под электричку. Завтра теплая,
безоблачная погода...
Лежит мертвый Яков Аронович, смотрит в потолок остекленевшими глазами.
Христолюбов рукопись читает, под подушкой у Берлянда найденную. В скупом
отсвете нарождающегося дня проступают корявые буквы...
"-- Ну что, товарищ Берлянд, -- спросил меня, как коммунист коммуниста,
первый секретарь обкома. -- Задание ответственное, партийное. Не каждому
выпадает такое счастье
-- делать ногу для Ильича. Выдюжите?
-- Выдюжу, товарищ первый, -- ответил я, сжав зубы, как перед
расстрелом.
Он скупо улыбнулся отеческой улыбкой. И крепко, по-товарищески пожимая
мои пять пальцев и ладонь, сказал:
-- Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики!"
...Листает Христолюбов объемистую рукопись. Лежит мертвый товарищ
Берлянд. Некому о нем поплакать. Некому погоревать. Нет у Якова Ароновича ни
родных, ни близких. Все отдал революционной борьбе... Только вот левая нога
Ильича от него и осталась.
...А по коридору -- серой заморенной лошадкой -- пробегает Зинаида
Степановна. Мать шизофреника Сережки. И дочь старухи Уткиной. Спешит чаю
напиться перед работой. А потом -- на электричку!.. А потом -- на метро!.. А
потом
-- на автобус!.. И -- на слюдяную фабрику. К станку!
Христолюбов за ней на кухню идет. Стоит Зинаида Степановна, смотрит
усталым взглядом на синий огонек газовой плиты... Говорит вроде как себе, а
вроде как и Христолюбову...
-- Пятнадцать лет. Пятнадцать лет я жду отдельной квартиры. Ну что же
это такое? Я больше не могу. Я устала. УСТАЛА. Я уже не верю, что
когда-нибудь у меня будет кухня. СВОЯ КУХНЯ. Я, наверное, буду в ней сидеть
целыми днями. Просто сидеть. И все...
...Чайник потихоньку закипает. Зинаида Степановна без сил опускается на
стул рядом с газовой плитой.
-- Господи, Господи... Что же это такое, а? За что? Сын --калека.
Мать-старуха тоже умом трогается. С утра до вечера -- работа! работа!
работа! А ведь я в юности занималась в балетной школе. Мечтала стать,
балериной. Как я танцевала! Как я танцевала!.. -- она тяжело вздыхает. -- А
вчера иду по переходу в метро, тащу сумку с мороженой рыбой и вдруг вижу --
табличка сверху: "Выхода нет". Вы понимаете, Христолюбов, ВЫХОДА НЕТ!
...Чайник давно уже закипел.
Христолюбов молча плетется в свою комнату. Он понимает. Он все
понимает.
Сидит Христолюбов. Вертит ручку настройки. Диктора сменяет дикторша:
-- А сейчас для тех, кому посчастливилось дожить до этого мерзкого
дождливого утра, всем известный певец исполнит всем известную песенку
"Друзья, давайте все умрем!". Эта песенка уже не одну неделю уверенно
лидирует в параде популярности.
Запел всем известный певец меланхоличным голосом:
Друзья, давайте все умрем!
К чему нам жизни трепыханье?
Уж лучше гроба громыханье
И смерти черный водоем...
Зал дружно поддерживал своего любимца:
Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!
И Христолюбов -- тихонечко -- чтоб Раису не разбудить:
Ля-ля-ля...
Ползет красная стрелка дальше... Сменяет дикторшу диктор...
--Передаем утреннюю гимнастику. Начинаем ее с ходьбы на месте.
Раз-два-три! Раз-два-три!.. Достаточно. Теперь -- приседания. Сели --
встали! Сели -- встали!.. Достаточно. Прыжки на месте. Раз-раз-раз-раз...
Христолюбов зарядку делает. Для здоровья полезно.
-- А теперь упражнение для любителей острых ощущений. Приготовились! --
невидимый диктор облизывается как кот, наевшийся сметаны. -- Встаньте НА
РУКИ у стены. Пятки вместе, носки врозь...
Музыка вдруг стихает. Один барабан, как в цирке перед рискованным
номером -- та-та-та-та-та...
И -- резкий приказ:
-- А теперь -- руки в стороны! Р-раз!!! Христолюбов -- руки в стороны.
Как приказано.
И -- грянул оркестр торжественный туш!!!
-- Хаха-хх-ха, -- весело заливается невидимый диктор. -- Этой милой
шуткой мы и закончим нашу утреннюю гимнастику. Благодарю за внимание.
...Лежит Христолюбов на полу с сотрясением мозга. Кружится в медленном
вальсе комната вместе с ламповым приемником 1957 года выпуска...
Last-modified: Mon, 23 Dec 2002 21:29:34 GmT