---------------------------------------------------------------
     © Copyright Александр Никонов
     Email: alexandr@cnitm.com
     Date: 04 Jul 2000
---------------------------------------------------------------

                          Повесть о настоящих людях.

                          Все совпадения имен и событий считать случайными.





     Вечерело.   Холодало.   Высоко   в  небе  болтались  перистые   облака.
Буревестники  летали  низко.  По всем  приметам  был канун  социалистической
революции. Мир содрогался от ужаса и несправедливости.
     По улицам  Петербурга  передвигалась долговязая  черная фигура.  Родион
Раскольников опять шел  убивать старух.  В  городе уже не осталось  ни одной
процентщицы, а  неистовый  Родион  все  не унимался. Поправив  петельку  под
мышкой, Раскольников решил зайти в кабак порассуждать про тварь.
     Войдя в полутемное помещение дешевой забегаловки, Раскольников подсел к
своему знакомому Герасиму. На руке Герасима синела наколка "Не забуду Муму".
На  груди  была вытатуирована  целая картина - самодержавие  руками Герасима
утопляет Муму.
     - Дай выпить, а то зарублю, - жестами показал глухонемому Раскольников.
     Герасим привстал, похлопал себя по ягодицам и ткнул пальцем под стол, в
лужу блевотины.
     "Иди в задницу, Родион, без тебя тошно", - перевел Раскольников.
     В кабачке висел неясный глухой звук.
     Это кряхтел под игом самодержавия Савва Морозов.  За соседним  столиком
стонали бурлаки. Бурлаки стонали "Интернационал".
     - Этот стон у  нас песней  зовется,  - пояснил бурлак  сидевшему с ними
помятому Некрасову.
     "Некрасов опять дует на халяву," - отметил в специальной книжечке агент
охранки, торговец опиумом и  содержатель притона поп Гапон. Некрасов и Гапон
встретились глазами.
     "Агент охранки поп Гапон", - подумал Некрасов.
     "Вольнолюбивый поэт Некрасов", - подумал Гапон.
     - Что новенького? - спросил агент, подойдя к Некрасову.
     -  Из  деревни  пишут,  что  дед Мазай  спас Муму,  - сказал  Некрасов,
покосившись на Герасима. -  Муму очень выросла,  и Мазай продал  ее заезжему
англичанину  по фамилии Баскервиль. Добрейший  пес, скажу я  вам. Но Герасим
пока не знает.
     - Ну и  ну! - удивился поп Гапон  и записал себе в книжечку без точек и
запятых: "Ну и ну".
     Некрасов  успел  заметить  на  обложке   книжечки  золотое  тиснение"От
полковника Зубатова лучшему агенту попу Г."
     Поп  Гапон  скользнул взглядомпо столику  у  выхода. Там сидели  пьяная
растрепанная женщина и граф Толстой.
     -  Пойми, папаша,  - внушала  женщина, тупо  икая и  размахивая пальцем
перед картофельным носом графа.  - Я не какая-нибудь подзаборная там...  я -
по любви... а он... Да я... без билета... под поезд брошусь.
     Толстой плакал и сморкался в  бороду. Иногда женщина грохала кулаком по
столу, тогда Толстой вынимал  зеркало, долго  смотрелся  в него, после  чего
жалобно спрашивал:
     - Аня, ну скажи мне, Аня, разве я похож на русскую революцию?
     "Как это все  низко",  - Раскольников  вздохнул и вышел на улицу. Возле
кабака городовой  драл уши  мальчишке. "А любопытно, тварь  он дрожащая  или
право имеет?" - заинтересовался Раскольников. В этот момент Родиона окликнул
знакомый точильщик.
     - Родя, ты, никак, опять за старушками собрался. Не сезон, вроде. Давай
топор поточу.
     - Поточи, - согласился Раскольников.
     - Эх, Родя, - разбрызгивая с  лезвия искры, сокрушался точильщик, - все
беспутством занимаешься, студентствуешь. Лучше бы денег заработал.
     - Ходил я нынче к Достоевскому. Просил взаймы. Не дает, собака, - хмуро
ответствовал Раскольников. Он умолчал,  однако, что  выйдя  от Достоевского,
написал мелом в парадном: "ДОСТОЕВСКИЙ - КОЗЕЛ."
     - Хватит или еще поточить? - спросил  точильщик, протягивая топор Роде.
- Возьмет такая заточка старушку?
     - Смотря какая старушка, - рассудительно ответил Раскольников, цвенькая
ногтем по лезвию. -  Иную  тюкаешь, тюкаешь... Особенно  живучи процентщицы.
Очень прочная  голова...  Эх,  да  разве  теперь старушки!  Вот  раньше были
старушищи, так старушищи! За полчаса не обтяпаешь.
     - Вот и ладно, - сказал точильщик, - с тебя, Родя, три копейки.
     - Три копейки, - раздумчиво  повторил Раскольников  и ударил точильщика
топором по голове.
     Точильщик рухнул как подкошенный возле станка. Раскольников оглядел его
нищенскую, латаную-перелатаную одежду, худую обувь, мозолистые руки.
     "Проклятое самодержавие", - подумал Раскольников.

     ...Узнав в Цюрихе про Раскольникова, Владимир Ильич вскочил, зашагал по
комнате, вцепившись большими пальцами в жилетку. Глаза его заблестели.
     - Какой человек! Какой матерый человечище! - воскликнул  он и, хлопнув,
Плеханова по плечу а потом по голове, заключил, - но мы пойдем другим путем.
Да-с, батенька. Мы сначала захватим почту и телеграф.

     Так все начиналось...





     Алла  Пугачева  поскользнулась  на обледенелости  у  подъезда и с  маху
ударилась  затылком о ступеньку.  Удар  был так  силен, что женщина, которая
поет,  даже  не почувствовала боли.  Просто  мир  вдруг  лопнул и рассыпался
тысячью   зеленых  искр.  За  какое-то  мгновение  перед  Аллой   кинолентно
промелькнула  вся ее жизнь, и наступила  полная чернота - пленка  кончилась.
"Сапожник! Сапо-о-ожник!" - затухающе донеслось откуда-то из тьмы.
     Такое с  ней было лишь  два раза в жизни. В первый раз это  случилось в
глубокой юности,  когда худую,  местами  даже костлявую девочку еще никто не
звал  Аллой Борисовной, а ласково называли  Лелей,  Аленой,  Алкой-давалкой.
Дворник же Пантелеймон из их старого московского дворика отчего-то  окрестил
девочку   Глистушкой.  Тогда,  возвращаясь  с  радиостудии   после   ночного
записывания  партийных гимнов, Алка зацепилась старенькой туфлей за торчащую
из земли арматуру.
     - Ч-черт!
     Падая,  она выставила руки вперед, как учил ее отец, опытный фронтовик,
но  что-то  не  получилось,  "не  срослось",  как  говаривала  ее подруга из
Конотопа  Барбара Брыльска,  -  Алла упала  и  сильно ударилась  затылком  о
брошенную строителями  бетонную  плиту. Тогда перед ней впервые промелькнула
вся  ее небольшая жизнь -  детство, школа, младенчество.  Вот  она сидит  на
горшке и мощно тужится, а вокруг довольно смеются мамины гости, подбадривают
ее, гладят по рыженькой головке. Только  седоусый боцман Оноприенко хмурится
и на его серебряных усах дрожат слезы. Маленькая Аллочка уже понимает, в чем
дело: взрослые только что пришли с похорон дедушки Сталина  и все осиротели.
"Осиротели," - это слово Оноприенко произносил мягко грассируя. (Его дед был
беглым французом из  древнего  грузинского  рода.)  Видимо, боцман так часто
повторял  это,  потому  что  слово  "осиротели"  было  созвучно фамилии  его
пра-прадеда  -  Джюряба  Церетели,  известного кавказского  писателя, автора
"Витязя в тигровой шкуре"...
     Второй раз подобный  промельк жизни случился с Аллой в  зрелые  годы, в
Швейцарии.  Там  ей удаляли треть аппендикса. Алла (тогда  уже  "Борисовна")
впала в кому и как бы сверху наблюдала  за действиями врачей в операционной.
Магистр  хирургии  Майкл  Дебейки  что-что   кричал  своим  ассистентам   на
швейцарском языке, чернокожая медсестра Отари  хлопала тело Аллы по обвислым
щекам, пытаясь привести пациентку  в чувство, от растерянности забыв, что та
под   наркозом.  Приборы  осциллографов  вместо  фигур  Лиссажу  вычерчивали
мертвенные зеленые  прямые,  перья  самопиздцев не дрожали,  и  на  бумажных
лентах текла черная прямая линия.
     -  Defibrilliator!  -  по-немецки  выругался Дебейки,  прилаживая к  ее
дряблой груди пластины электрошокового аппарата, затем скомандовал: -Priamoy
ukol w serdse!
     Чернокожая  сестра  Отари,  только  недавно  пасшая  овец в  предгорьях
Килиманджаро, перехватила  огромный шприц обеими  руками так, словно это был
охотничий  кинжал и с  маху воткнула его в  грудь клинически мертвого  тела.
Навалилась  всем   телом   на  поршень,   выдавливая   раствор   диэтиламида
лизергиновой кислоты в остановившееся сердце.
     Вот  тогда  и промелькнула вторично перед Аллой  вся  ее жизнь.  Боцман
Оноприенко  ("осиротели"). Юное  лицо школьного  пионервожатого  Чикатилова,
который  любил  сажать  первоклассницу Аллу к себе  на  колени (в  классе ее
дразнили  Пугалом).   Песня  "Аль  Пачино",  после  которой  она  проснулась
знаменитой. Ночь, когда она лишилась девственности.
     ...Ее снял молодой, немного  похожий  на еврея парень по имени Исраэль.
Он был долговяз, черняв,  кучеряв, горбонос  и картав, а  его влажные темные
(словно сливы)  глаза печально  глядели на  Аллочку и  в них  светилась  вся
скорбь  еврейского   народа.  Аллочка   почувствовала,  что  она  безумно  и
безнадежно влюбляется.
     Для начала посетили пивную "Пльзень" в Парке культуры и отдыха. Аллочка
в  простом  ситцевом  платье  не  отрываясь смотрела,  как сутулый  Исраэль,
пробравшись без очереди, прикупил несколько  кружечек пивка и, ловко лавируя
между пьющими у столиков мужиками,  пробирается к ней. Он счастливо улыбался
и совершенно не  обращал  внимания на  тычки в  спину и пошлые  выкрики "жид
проклятый". Казалось, он  даже  не  слышал  этих выкриков (а может, привык).
Аллочка  тоже была с ним счастлива.  Обхватив обеими руками, она ртом сосала
его соленое пиво;  не слыша деревянного  стука, била засохшей воблой о  край
стола  и  залупляла кожуру  воблы.  Не вдумываясь  в смысл,  девочка  просто
наслаждалась  музыкой  картавой  речи.  "Он  говорит  как  Ленин!"  -  вдруг
подумалось ей.
     Потом  поехали в  Бирюлево-товарное,  где  в  коммуналке  жил  Исраэль.
Там-то, среди пропитавшего всю квартиру запаха жареной рыбы, под звуки драки
доносившиеся из соседней комнаты, Аллочка лишилась невинности. С тех пор она
любила запах жареной рыбы и  звуки  драки, и когда  другие  воротили нос или
звонили  в  милицию,  она  затаенно  улыбаясь  вспоминала  пышущий  страстью
картавый голос Исраэля.
     Потом  (ну,  в  смысле,  наутро)  выяснилось,  что  фамилия  у  Исраэля
деревянная, но красивая - Ясень. Он был начинающим литератором.
     - Лист березовый падает с ясеня, - смеясь продекламировала Алла.
     В  ответ Ясень начал развивать  теорию о том, как тяжело жить  евреям в
Советском Союзе.
     -  Посмотри  сама,  сколько  антисемитской  литературы,  книг,  фильмов
выпускается в последнее время. Вот хотя бы эта книга, посмотри, - он вынул с
полки  и всучил Аллочке  книжку исчерканную  карандашными пометками. -  Одно
название чего стоит - "Белая книга жидовствующего сионофашизма"! Или вот эта
- "Сионизм  от начала веков  до наших дней - пособник  империализма." А  вот
еще...
     В  руках   Аллы  оказалась  третья   почерканная  книга  "Быть   евреем
некрасиво."
     - Ты что, конспектируешь их?  -  спросила Алла. Сама она научных книжек
никогда   не   читала   и   сейчас  была   просто  потрясена  интеллектом  и
эрудированностью Исраэля.
     -  Конечно, конспектирую,  - кивнул  еврей. -  Чтобы  потом на  будущем
процессе по типу Нюрнбергского было чем  и как  обвинять этих  гоев. А  ведь
евреи  - богоизбранный народ.  Все  страны, которые  изгоняли евреев,  плохо
кончали,  тому в  истории достаточно  примеров.  Вот из  Египта евреи ушли -
Египет  поразился  семью казнями  господними.  Там  произошли  катастрофы  и
катаклизмы.
     - Какие клизмы? - не расслышала Алла Пугачева. Она с интересом читала в
одной  из  книг, как евреи  распяли  Христа а  потом пили кровь христианских
младенцев. - Кстати, какова по вкусу кровь христианских младенцев?
     - Такая же,  как и нехристианских.  Где ты в стране поголовного атеизма
найдешь  настоящих  христианских младенцев?.. Используем  то, что  есть.  Не
отвлекайся.  Я  когда-нибудь напишу великую  книгу,  как евреев  изгоняли из
нашей страны. И поверь, это кончится плохо для СССР.  Империя  рухнет! Когда
евреи уходят, империи рушатся.
     -  Может,  они  как  крысы,  которые  бегут   с  тонущего  корабля?   -
предположила Алла.
     - Они  не  бегут, их  гонят взашей! -  пылко возразил  Ясень. - Нас  не
любят.  Но  при  этом  каждый  русский  мужчина  мечтает  трахнуть  чернявую
"жидовку" с  волосатыми  руками  и  ногами  и  с сосками,  поросшими  черным
волосом.  А лучшие русские женщины, похожие на  древних  половецких княгинь,
слепо  отдаются еврейским мужчинам, не имеющим  сексуальных комплексов.  Ты,
кстати, заметила сегодня ночью, что у меня нет комплексов?
     Алла залилась краской смущения,  вспомнив,  как Ясень вертел ее сегодня
ночью, имея и так и сяк и даже ножкой от табуретки.
     -  А ты,  кстати, заметил, что я была  девственницей?  - спросила Алла,
пытаясь словесной шелухой скрыть смущение.
     -  Конечно, - Ясень указал рукой на лужу крови на полу. - Потом уберешь
за  собой. Не отвлекайся... Как кролик на удава, глядит русская красавица на
горбоносого кривоного еврея. И отдается ему!А наши  еврейки выходят замуж за
лучших из русских мужчин... И так было всегда. Нас били, но мы не сдавались!
Мы  управляли Хазарским  царством! Этим  будет пронизана  вся моя книга! Эту
книгу еще назовут великой...
     - Ладно, когда напишешь,  вышли, а мне пора,  - сказала Алла. Она вдруг
вспомнила,  что  вчера вечером  ей нужно было  идти на  свадьбу.  Как же она
забыла?!  Ведь вчера  она должна была  выйти замуж за  академика Велихова из
соседнего подъезда.  Именно для  него она берегла свою  девственность. Черт,
нехорошо получилось.
     Всю  дорогу от  Бирюлева до дома, Алла  ломала голову,  что же  сказать
Велихову, чтобы он не обижался...
     Над  столицей занималась заря. Алла любила свой  город.  Вот  и сейчас,
лавируя на  подходе к дому между  помойками,  она таяла  от любви к  Москве,
родной стране и вообще к жизни.
     На детской площадке гуляла с коляской продавщица Киркорова из соседнего
дома. Недавно у нее родился мальчик.
     -  Здравствуйте, - проявила вежливость Алла и нагнулась над коляской. -
А  кто  это у  нас тут  такой  краси-и-ивый? А  кто  это  у  нас  тут  такой
богаты-ы-ырь? Ах, это Филиппушка, маленький... Агу-агусеньки...
     Младенчик заулыбался тете Алле.  Хотя младенчики еще  не  умеют читать,
Алла подарила  ему "на  вырост"  поучительную книжку писателя  Льва Толстого
"Филиппок".
     -   Не  видели  академика  Велихова?  -   спросила  Алла  у  продавщицы
Киркоровой.
     - Да вон он валяется, сбросился с  крыши, -  продавщица кивнула куда-то
влево.
     Тут только Алла заметила у подъезда несколько милицейских машин и карет
скорой помощи. Вокруг толпились любопытные. Дворник Пантелеймон ворча сметал
мозги с асфальта.
     Алла  заплакала.  Тонко чувствующий  чужое  настроение младенчик Филипп
вторил ей густым басом.
     ...Короче, все это промелькнуло перед мысленным взором Пугачевой, когда
она  шарахнулась башкой о  ступеньку. Прическа растрепалась, вуалевая шляпка
от Гуччи,  явно не рассчитанная  на русские  морозы и  подобные  перегрузки,
откатилась в сторону, пальто  от Версаче на спине все  испачкалось. Господи,
как она теперь покажется  на званом  обеде в присутствии высших  должностных
лиц государства!
     Алла медленно встала,  обхватила руками раскалывающуюся голову и злобно
матерясь  пошла в розовому"Кадиллаку",  за  рулем которого роскошно улыбался
муж. Краем  гудящей головы Пугачева  вдруг  осознала,  что  ее, оказывается,
может  беспричинно раздражать  вечная  улыбка Филиппа: "Лыбится,  как  козел
какой-то."
     Так, покачиваясь, матерясь и  держась  за голову  растрепанная Пугачева
брела  к  машине  в грязном  пальто  и даже не  расслышала  злобное  шипение
проходящей мимо старушки:
     - С утра уже нажралась, корова немытая...
     Алла Борисовна рухнула в "Кадиллак", и лакей в ливрее захлопнул за  ней
дверцу.  А  голодная  старушка пошла  дальше  по  улице.  Сегодня  опять  не
заплатили пенсию, и у бабушки не было денег даже чтобы купить хлеба и водки.
Ее  старенькое пальтишко продувал морозный ветер, а богатая Пугачиха ехала в
розовом "Кадиллаке" и трескала бутерброды с черной икрой.





     Билли Клинтон  прикрыл глаза, безвольно  откинулся на спинку  кресла  и
обвел   зрачками   Совальный   кабинет.  Еще   совсем   недавно  непременной
принадлежностью  кабинета было  круглое лицо  Моники с  открытым  ртом. Лицо
возникало совершенно внезапно, где-то под  столом и неотвратимо  надвигалось
из темных глубин прямо к  креслу Билли. Откуда оно  бралось, президент так и
не смог  разобраться.  Нельзя сказать, чтобы Биллу не нравилось  это румяное
налитое лицо и мягко сверкающие керамические зубы, нет, скорее нравилось. Но
в некоторых пор лицо перестало появляться, а Билла  начали таскать по судам,
требуя  отчета,  откуда оно пришло и куда потом  подевалось. "Я ни в  чем не
виноват. Может быть,  это местное привидение? Белому  дому  очень много лет!
Может  быть это была святая Моника  -  покровительница округа  Колумбия?"  -
слабо пытался выкрутится Клинтон. Но никто ему не верил.
     "Мы тебе, блядь, импичмент  объявим, волчина позорный!" - грозили Биллу
политические оппоненты, а  он лишь слабо краснел  и неловко  отбивался от их
нападок,  не  вполне  понимая  сути происходящего.  Пытаясь  успокоиться, он
однажды велел  даже хорошенько проветрить  Белый дом  и разбомбить  Ирак, но
ясность  так  и  не  наступила.   Напротив,  наступал   срок  окончания  его
полномочий.
     Раскачиваясь в кресле-качалке Совального кабинета, Билли вспоминал годы
своего  правления. Самым  ярким  было воспоминание о  России.  Именно там он
когда-то впервые увидел  мощную женщину,  внезапно  напомнившую  ему  святую
Монику. "Может  быть у меня под столом являлся как раз ее пресветлый дух?" -
думал Билли, и перед глазами его вставала далекая заснеженная, завьюженная и
запурженная Раша.
     ... Русские, они такие - нажрутся кислой капусты, и давай пердеть!
     Билл  устало закрыл глаза  под  шум самолетных двигателей. Все-таки эти
переговоры утомили его. Не столько сложностью темы, сколько паршивым русским
духом.  Когда-то   советники  рассказывали  ему   о   русской  культуре,   о
Толстоевском, о загадочной русской  душе.  В  памяти мало  что осталось,  но
может быть под русским духом они имели в виду именно это?..
     Для  начала  его  пригласили  на  обед  в  кремлевские  палаты. Министр
иностранных  дел прощебетал через переводчика о том,  что сытый голодному не
товарищ и просил отведать, чем Бог послал.
     - Джизас Крайст? - переспросил друг Билли.
     - Ест, - обошелся без помощи переводчика министр. - Оф корс. Натюрлих.
     К водке русские  подали салат  провансаль  и  "щи вчерашние". С  трудом
похлебав плавающую  в миске капусту,  друг  Билли увидел  как  официанты уже
несут вторую  смену блюд -  солянку  по-селянски и вегетарианские котлеты из
капусты. Друг  Билли  поискал  глазами  что-нибудь отличающееся  от капусты.
Черномырдин перехватил его взгляд, взял круглый каравай, прижал его к своему
темно-синему  костюму от  Юдашкина и начал отрезать от  каравая ломоть. Друг
Билли понял,  что тем  самым ему, как высокому гостю, оказана большая честь.
Ельцина на обеде не было, он  болел какой-то незначительной детской болезнью
типа  ветрянки или сифилиса, поэтому  Черномырдин был старшим за столом и на
правах хозяина лично отрезал ломоть дорогому  гостю. Виктор Степанович сунул
щепоть  в  хохломскую  солонку, щедро  посолил  ломоть и  протянул его другу
Билли.
     -  Сэнкью, -  вежливо кивнул гость и на секунду задумался, не зная, что
он должен делать  с ломтем,  густо засыпанным  солью. Потом  вежливо откусил
один  разик.  На  зубах  заскрипела соль.  Клинтон  положил  ломоть рядом  с
тарелкой  и  увидел,  как  официант  белой  салфеткой  стряхивает  с костюма
Черномырдина хлебные крошки.
     Премьер-министр явно  чувствовал себя за столом полновластным хозяином.
Он добродушно шутил,  весело клал руку на колено какой-то рыжей растрепанной
женщины рядом с собой, смешно хлебал "шти" расписной ложкой. Кстати, ложка у
него была  самая большая из  всех присутствующих и предназначалась не только
для  еды.  Как только  седоватый человек в  темных очках  по  фамилии Лившиц
подцепил кус мяса  в своей тарелке и потянул в  рот, Черномырдин вдруг гулко
шлепнул его своей ложкой по лбу:
     - Мясо потом! Сначала щи выхлебай...
     Все  промолчали,  только  где-то  в  конце стола  прыснули со смеху два
министра, но тут же осеклись под грозным взглядом Черномырдина. Лившиц хотел
было зареветь, но сдержался и только некоторое время шмыгал носом.
     - Ладно, еще по  одной -и  на переговоры, -  сказал Виктор Степанович и
поднял стакан. - Дай Бог, не последняя...
     Друг  Билли  едва  пригубил  водки,  как  вдруг  услышал  рядом  резкий
подозрительный  звук.   Он   скосил  глаза.   Никто  не   признался.   Гость
вопросительно взглянул на Виктора Степановича.
     -  В России вежливым человеком считается не тот, кто не пустит ветры за
столом,  а  тот,  кто  не  заметит,  если  это  сделает  другой,  -  пояснил
Черномырдин.
     Друг  Билли  кивнул,  хотя  не  заметить было трудно.  Запах  прокисшей
капусты  и тухлых яичек был  настолько  силен, что у президента  заслезились
глаза.
     -  Здесь  русский  дух,  здесь  Русью  пахнет,  -  шепнул  ему  на  ухо
переводчик. - Надо терпеть. Это менталитет.
     ...Менталитет   преследовал  друга   Билли  и  во   время  переговоров:
сказывался съеденный обед. Во  время  обсуждения  югославского вопроса  даже
Черномырдин не  удержался, приподнялся и басовито загудел, словно пароход. И
Клинтон  понял, за  что Виктора Степановича  любят русские  женщины: от него
веяло надежностью и солидностью.
     Запах  перевариваемой  капусты  смешивался  в  зале для  переговоров  с
запахом дорогогоодеколона "Тройной"  и  шикарного  мыла  "Банное".  Поэтому,
когда  решалась  проблема  сектора  Газа,  Клинтон не  выдержал,  глаза  его
закатились, друг Билли перегнулся через подлокотник кресла, и его вырвало на
персидский ковер, принесенный по случаю из Грановитой палаты.
     Перед президентом, как водится, за одну  секунду  промелькнула вся  его
жизнь  -  детство,  школа, прочее  такое  -  и закончилось  все  запачканным
персидским  ковром. "Чистота  -  это  чисто "Тайд", без  базара," -  подумал
Клинтон и потерял сознание...


     ...Над ним свесилось круглое лицо рыжего мужика.
     "Наверное, ирландец," - подумал друг Билли.
     - Ну  что, небось  вся  жизнь перед глазами мелькнула?  - спросил рыжий
через переводчика. - Туннель-то видел?
     - Ху из ю? - слабым голосом осведомился друг Билли.
     -  Ай эм  Чубайс. Андерстен? Чубайс - ист раша регент.  Вместо Ельцина,
типа. Андерстен?  Чиф,  большой  начальник,  -  рыжий показал  руками  нечто
великое. - Ай эм чиф  ту, ну, как Виктор Степанович... Поднимай его, ребята,
притомился хлопец.
     - Может, ему водки? - спросил кто-то из-за спины Чубайса.
     -  Водки?  -  оживился  рыжий  чиф,  большой  начальник,  повернулся  к
поднятому на ноги  другу Билли. - Ду ю вонт рашен  виски? Маленько-то можно.
Врежешь?
     Рыжий  выразительно  пощелкал  пальцами  по  горлу  Билли.  Друг  Билли
отрицательно затряс головой.
     - Понимаю, - кивнул Чубайс. - Америкэн анонимный алкоголик. Торпедо.
     - Да какая торпеда! - Чубайса отодвинул Черномырдин.  -  На обеде же он
пил! И ни слова про то, что зашился. Набздели  тут просто, вот и не выдержал
заморский интеллигент, в голову ударило.А здесь всегда так. Велком ту  Раша,
Билли! Привыкай. Это  ты еще портянку не нюхал. Эй, Лившиц,  а  ну,  принеси
портянку... Да я шучу, шучу! Дайте отдохнуть простому американцу.
     Друг  Билли  понял,  что насчет простого американца Viktor Stepanovitch
иронизирует,  поскольку прекрасно знает,  что имеет дело с самим президентом
Соединенных Штатов! "У нас есть атомные бомбы," - подумал Клинтон.
     "А у нас их больше," - подумал Чубайс, но вслух ничего не сказал.
     -  Ну,  ладно,  петухи, - улыбаясь пробурчал Черномырдин. - Будет  вам.
Короче, перерыв. Всем отдыхать. А завтра продолжим. После обеда.
     И засмеялся, будто увидел свою резиновую куклу из одноименной программы
"Куклы".


     ...Валяясь  в  дорогом номере  отеля  "Солнечный",  президент США  Билл
Клинтон мучился головной  болью и  синдромом пропавшей  родины.  Нет,  нужно
встряхнуться! Хиллари не  зря все время твердит: "Билли! Если ты хочешь быть
счастливым президентом Соединенных Штатов -  будь им! Но если ты хочешь быть
разбитым  и несчастным президентом Соединенных Штатов; если ты вздумал стать
неудачником, тогда  убирайся  к  чертовой матери! Фак  ю!"  Она  права,  его
любимая козочка. Помоги себе сам, Билли!
     И он  знал,  что может ему  помочь. Когда  жизнь прижимала  президента,
когда было совсем невтерпеж,  когда ныло сердце и болело натруженное за день
туловище,   его  всегда   спасало  одно   и   тоже.  Блестящий.  Сверкающий.
Металлический. Ласкающий руки и взгляд. Нежный. Хрипловатый...
     Саксофон!
     - Саксофон!  - решительно  приказал  президент,  и челядь, толкая  друг
друга, бросилась на поиски уникальной вещи. Эти люди знали, что  за малейшую
нерасторопность  их могут  без суда и следствия  расстрелять,  а  всю  семью
сослать на Аляску.
     И вскоре уже над Москвой плыл задушевный музыкальный  пузырь выдутый из
трубы президента. Музыка была столь прекрасна и удивительна, что из Лосиного
острова  подтянулись  к  окнам  гостиницы серые  волки  и  подвывали в  тон.
"Господи, хорошо-то  как! -  подумал  президент. Он  не замечал  собственных
слез, которые катились  по щекам на персидский ковер, унесенный по случаю из
Грановитой палаты.
     И  он  не  заметил,  как открылась  дверь,  и  охранник  преградил путь
огромной рыжей женщине с растрепанными волосами.
     -  Куды прешь, -  женщина как бы нехотя тыльной стороной ладони ударила
охранника по лицу и  тот свалился на персидский ковер. Его темные очки упали
рядом и тут же хрустнули под тяжелой стопой рыжей женщины.
     -  Какая музыка!  Боже  мой,  какая  музыка!  Меня чуть  волки внизу не
разорвали.  Со   мной   раньше   такого  никогда  не   было!  -   размахивая
рукамивоскликнула женщина через переводчика.
     - Кто вы? - оторопел через переводчика друг Билли.
     - Алла Борисовна Пугачева - самая большая певица в этой стране.
     - Чиф? Биг чиф?- вспомнил друг Билли жестикуляцию Чубайса.
     - Ну, можно  сказать  и так,  - согласилась рыжая.  - Певец  в России -
больше, чем начальник... Но каков саксофон!.. Слушай, я тут проходила мимо и
просто отпала.
     - Она шла мимо и упала, - по-английски перевел переводчик.
     - Как упала? Куда? - растерялся друг Билли.
     - Может, это  из-за волков? Сейчас выясню...  - Засуетился переводчик и
перешел на русский. - Э-э... Коспожа Пюгатшова, куда ви есть упадать?
     - Да  никуда,  -  великодушно  отмахнулась  великая  певица. - Просто я
затащилась от симфонии  маэстро президента.  Мне это все в  кайф.  Вери гут!
Короче,  я приглашаю друга  Билли  к  себе  в  оркестр. Пускай  обдумает мое
предложение.  Уж  я-то   дам  ему  за  работу  побольше,   чем  американские
налогоплательщики.  К  тому же  в  России  платить  налоги  не  обязательно.
Получать будет налом, в  баксах, как положено. Новыми  сотенными. Уж  больно
понравилась симфония.
     - Я очень признателен вам за ваше ценное предложение, - не скрыл улыбки
президент. (Господи, как  непосредственны  и наивны эти русские!) - А не вас
ли я видел сегодня на обеде?
     - Меня, а  то кого же  еще? Мне еще старый кобель Черномырдин  руку  на
коленку клал.  А  с другой стороны  сидел  мой муж...  ну такой волосатый...
улыбается  все  время...  он  руку клал  на коленку Черномырдина.  Вспомнил?
Там-то  я  тебя  и  приметила.  Думаю,  хороший   парень,  скромный.  А  ты,
оказывается еще и на трубе можешь.
     Друг Билли зарделся от похвалы.
     - Может  быть  хотите водки  попить?  -  вспомнил  он  обычаи  русского
гостеприимства.
     - Да  ну ее на хер твою  водку. Знаю я  вашу водку - хуже сивухи. Лучше
нашей "Гжелки" по стопарю хлобыстнуть. Мой папка ее любит.
     -  Ваш батюшка еще... пьет водку?  -  Друг  Билли  хотел  было  сказать
"...еще жив?", но вовремя поправился.
     Впрочем, Пугачева поняла его заминку:
     - Жив. Потому и жив, что пьет. Но это не мешает ему руководить страной.
     -  Ваш папа - Борис  Николаевич Ельцин?! -  изумился друг Билли. Только
теперь он понял, почему певица присутствовала на званом обеде.
     -  Конечно, а то с  каких  же  рожнов  я  Борисовна?  Правда,  папка не
признает,  что я  его дочь. Получается  - незаконнорожденная. Так?  Не  дает
поуправлять страной. А Таньке  дает. Сеструха-то у него в  паспорте записана
официально. А я  всю жизнь прожила,  отца  не  видемши. - На глаза Пугачевой
навернулись слезы.
     Билли растерялся. Он не знал, что же делать дальше.
     - Ну, а кто же, к примеру, ваша мама? - на всякий случай уточнил он.
     - Как кто? - удивилась Пугачева. - Наина Иосифовна Ельцина.
     - Так почему же вы незаконнорожденная получились?
     - А вот это не твое дело. У людей есть разные семейные тайны и не нужно
в них соваться. Терпеть не могу,  когда стирают  чужое  грязное  белье.  Я и
свое-то  не  стираю  никогда.  Я  вообще  стирку  ненавижу.  У меня  женщина
специальная  стирает.  Я  ей  деньги плачу за это. Государство  ей денег  на
заводе не  платит, нет у него, ау меня есть. Хоть бы у меня заняли что ли...
Но я немного все равно плачу прачке. Но она и этому рада, у нее детей много,
семеро  по лавкам. Бывает, что  на еду не хватает. Постирает-постирает  да и
упадет в голодный обморок. А  я сижу рядом, бутерброды с  черной  икрой  ем.
Неловко ужасно.
     Друг Билли молча кивал головой, внимательно следя за развитием мысли.
     - Ну ладно, - вдруг резко прервалась Пугачева. - В общем, ты подумай. А
мне пора.
     Перешагнув  через   лежащего   на   персидском  ковре   охранника,  она
остановилась у двери:
     - Да, и это... Мальчонку-то своего  приведите в чувство. А то снесут на
Домодедовское. Будешь семье пенсион выплачивать...
     -  Непосредственная  женщина, - потешался  переводчик поливая охранника
пепси-колой из  большого кувшина. - Это ж надо, предложить самому президенту
Соединенных Штатов работу простого оркестранта!
     -  Русские,  они как  дети, - улыбнулся Клинтон  укладывая  саксофон  в
футляр. - Кстати, надо разобраться тут с их родственными связями и вообще...
Что означает фамилия Черномырдин в буквальном переводе?
     - Человек с черным лицом, чернолицый, - ответил переводчик.
     - Негр что ли?
     -  Ну, прямо так не  сказано, но по смыслу можно  догадаться,  что  да,
негр.
     - Странно, я думал, в России нет негров. Они же не импортировали  рабов
из Африки, они же друг друга делали рабами... Ладно, а, например, Чубайс?
     Переводчик почесал затылок:
     -  Лучше проконсультироваться в ЦРУ,  но по моему мнению она состоит из
двух разноязыких корней  - славянского  "чуб", что означает "клок волос надо
лбом", и немецкого  "айс", что  означает "лед". Получается "ледяной чуб" или
"отмороженная голова".
     - Угу,  -  президент  записал  полученную информацию  в  книжечку.  - А
Лившиц?
     -  Буквального русского  перевода фамилия не имеет,  но по созвучию это
определенно бюстгальтер.
     - Шахрай?..
     -  Шах -  великий султан,  большой  начальник.  Рай - это рай. Выходит,
райский начальник - Господь наш, Иисус Христос.
     - А что, похоже: "шахрай" - "христос". А Бурбулис?
     -  М-м-м...  В технике  есть термин "барботирование", то есть  пускание
пузырьков,  -  пустился  в  догадки   переводчик.  -  Видимо,  "Бурбулис"  -
"пускающий пузырьки".  Или  это  как-то  связано  с  белорусской картошкой -
бульбой. Но Бурбулиса вам заучивать не надо, его давно уже выгнали с работы.
Лучше выучить Лебедя. Это такая мирная птица белого  или  черного цвета,  по
обстоятельствам.
     - Припоминаю, припоминаю. Есть у них еще одна птичья фамилия - Куликов.
Кажется,  такая маленькая птичка с  длинным носом. Но лебедь гораздо больше!
Америке  нужно  делать  ставку  на  Лебедя.  Советник!  -  Президент щелкнул
пальцами. -  Почему лебедь  сказал,  что  не может жить  с  куликом в  одной
берлоге? Разве птицы у них живут в берлогах?
     -  В  России  очень  холодно, - напомнил советник.  -  Если  хотите, мы
закажем через посольство сводку погоды.
     -  Нет,  не  надо,  пускай будет  сюрприз, -  потер руки  президент.  -
Политика - сложная штука. Будем думать, будем думать...


     На  другой день, придя после переговоров в  отель,  Клинтон увидел, что
весь номер завален письмами и телеграммами.
     - В чем дело?
     - С самого утра все несут и несут письма и  поздравительные телеграммы,
- доложил секретарь.
     - Поздравительные? С чем? Кто поздравляет?
     -  Русские фанатки  и фанаты Пугачевой  поздравляют  Билли  Клинтона  с
приглашением его в состав оркестра Пугачевой... Ничего не понимаю.
     -  Переведите что-нибудь,  - попросил  друг Билли,  снимая  провонявшее
кислой капустой пальто.
     Переводчик опрометью бросился и выхватил из кучи конверт.
     - Так, э-э... Пишет некая девушка Таня Буланова из  Тамбова. "Как я вам
завидую, дорогой президент Соединенных Штатов Америки!  Вы такой  счастливый
человек!  Вас пригласила дудеть в свой оркестр сама Алла Борисовна! Моя мама
говорит, что Алла Борисовна - старая шлюха, но я  не верю, что она  такая уж
старая.Я  бы  все  отдала,  чтобы  только  быть оркестрантом Пугачевой!  Это
счастье. Дорогой Билли! Хотите я сделаю вам минет?"
     - Так и пишет?  - уточнил Клинтон. - Ну-ка, дай-ка я адрес перепишу  на
всякий  случай.  Надеюсь,   эта   потом  в  суд  не  подаст  за  сексуальные
домогательства... Так, еще кто что пишет?
     - Вот еще письмо от мальчика Богдана из Титомира. "Братан Билл! Я тобой
просто контужен,  в  натуре. Никогда не  думал, что  ты такой крутой пацан -
тебя захотела сама Пугачева. Ты теперь -  обеспеченный на всю жизнь человек.
Научишься петь  русским голосом  под  фанерку.  Попоешь маленько  шестеркой,
конечно, для  разгона,  на рождественских  встречах. А  потом будешь  лепить
компакты и  кассетки.  Не меньжуйся, голос  тут  не главное. Главное, что ты
теперь  птенец  из  гнезда. Не пропадешь. Жалко, что я  немой и ни петь,  ни
говорить  совсем не могу,  а  то  бы  я тоже старался  попасть  в  пугачевую
команду.  Ну,  поздравляю  тебя!  Приезжай  к  нам  в  Титомир,  угощу  тебя
марихуанкой."
     - Что толку в этой марихуане, если я все  равно не затягиваюсь? - пожал
плечами друг Билли. - Дальше читай...
     Чем больше  писем  и  поздравлений читали другу Билли "пацаны"  из  его
окружения,  тем задумчивее становилось лицо  президента  США. Перед тем, как
лечь спать, он тихо спросил у секретаря:
     - Джон, сколько мне еще до конца президентского срока?


     Третий день переговоров дался другу Билли тяжелее  всего. Сославшись на
лечебное голодание,  он отказался  есть капусту.  Но  не мог запретить этого
российскому   правительству.  А  на   голодный   желудокдышать   кремлевским
духомоказалось еще тяжелее, поэтому хитрым русским удалось провести все свои
решения:  они  решили  сократить  свои  ракеты,  взять  западные  кредиты  и
помириться с Чечней.
     Утомленный длительными согласованиями друг Билли  уехал в аэропорт, где
на прощание троекратно облобызался с Черномырдиным и сел в самолет.
     Стюардесса   понюхала  его   пальто   и  подаренный  персидский  ковер,
поморщилась. "Тебе бы съесть столько  кислой капусты," - подумал президент и
рухнул  в  кресло не снимая вонючего  пальто.  Самолет набрал высоту и летел
домой,  в  Вашингтон.  Рядом в  проходе  лежал требующий  химической  чистки
персидский ковер из Грановитой палаты. Слава Богу, все кончено!
     Друг  Билли  злорадно   улыбался:  на   следующей  неделе  в  Москву  с
официальным визитом должен был прилететь друг Гельмут.





     У  Деда  Мороза  кончались  патроны.  Старик  осторожно выглянул  из-за
оленьего  трупа, за которым залег, прикрываясь от  пуль. Только бы не обошли
справа,  по  лощине... Рядом с перевернутыми нартами  лежал еще один мертвый
олень.Дед Мороз всегда ездил на паре оленей и только тихо посмеивался в усы,
когда  видел  себя изображенным на рождественских открытках  рядом с санями,
запряженными тройкой. Он не знал, откуда взялся этот предрассудок,  и почему
художники и полиграфисты всех  стран упорно изображают его едущим на тройке.
На тройках - оленьих или лошадиных, без разницы - старик не ездил никогда.
     Под предательским ярким  солнцем  Лапландии снег  сверкал  и рассыпался
тысячами  разноцветных  искр,  мешая  разглядеть,  что  происходило впереди.
Вообще-то  Дед Мороз любил  это великолепное волшебное сияние  и  никогда не
носил темных очков, хотя  Снегурочка  всячески настаивала, советовала беречь
зрение, намекала о возрасте, даже несколько раз дарила  ему  темные очки  от
Версаче. Вот и сегодня перед  выездом, она привычной  скороговоркой ворчала,
застегивая лифчик:  "Посмотри, старый пень, нестоялка глупая, ведь все чукчи
-узкоглазые, потому  что для зрения слепящий снег вреден.  Нужно либо носить
очки, либо быть чукчей.  Здесь иначе не выживешь." Старик молчал и улыбался,
он любил свою ворчливую, немного вздорную помощницу. А вот теперь она лежала
в  десяти  метрах  отсюда  на  спине, широко раскинув руки, и на ее открытых
глазах  уже  не  таяли  редкие  снежинки.  Рядом  поблескивал  перламутровой
рукояткой  дамский  никелированный  "Браунинг-6,35",  с  которым  Снегурочка
никогда не  расставалась.  Только  это  да  небольшая  черная дырка  во  лбу
говорили  о том, что Деду  Морозу  никогда больше  не придется ощущать рукой
упругую прохладу ее белоснежных бедер под расшитой блестками шубой...
     Хотя  идея  была блестящей -  пройти по лощинке в тыл  к  бандитам.  Не
вышло...
     Эта была его  вторая Снегурочка. С первой  жизнь как-то  не  сложилась.
Первая была  некрасива,  ряба,  прикладывалась  к бутылке,  и  он  частенько
поколачивал ее. Старик был жилист,  бил жестоко, кулаком по  лицу,  поэтому,
бывало, даже на Рождество  оставлял  нелюбимуюдома, чтобы не  пугать детишек
видом ее страшных  желто-фиолетовых  синяков  и  щербатым  ртом с  железными
зубами...
     Показалось,  за дальним сугробом что-то мелькнуло.  ДедМороз  пристроил
винтовку на мохнатом и уже до деревянности задубевшем  животе  оленя, стянул
зубами  красную рукавицу, подышал на руку и  осторожно,  почти нежно положил
указательный палец на спусковой крючок.  За свою долгую  жизнь  он делал это
много-много  раз.   Его  старый  "манлихер"  никогда  не  отказывал.  Старик
тщательно  смазывал оружие  зимней смазкой, оставшейся еще со  времен второй
мировой войны. Жестяная банка с непонятной немецкой надписью стояла у него в
кладовке и, казалось, никогда не  кончится. Дед Мороз знал, что от состояния
его  винтовки порой зависит счастье тысяч  и тысяч маленьких детей,  которые
волнуясь ожидают подарков из красного мешка. Когда старик с ласковой улыбкой
лез в  свой  мешок,  детские  глазенки  загорались  любопытством и  каким-то
тревожным восторгом,  казалось даже  дыхание замирало в их маленьких тушках.
О, как он любил этот момент!
     Сейчас  мешок  лежал рядом с ним  насквозь  прошитый двумя пулями, и  в
дырки  можно  было видеть кусочек  небольшого  синего вертолета для мальчика
Пети из Тамбова и розовую куклу Барби для чернокожей девочки из Гонолулу.
     Дед  Мороз нещадно ругал себя за лень и  забывчивость.  Ну что помешало
сунуть в карман  еще пару-тройку  обойм! Ведь предупреждали  его. Еще с утра
позвонила  Снежная  Королева  и  для  затравки  разговора   ледяным  голосом
спросила, не шатается ли где поблизости "эта сука Герда".
     - Нет, давно  не  видал,  - честно признался  Дед Мороз,  непроизвольно
скосив глаза  на  ковыряющую  в  носу  Снегурку:  вспомнил  скандал, который
устроила  ему Снегурка после того  глупого  случая  с триппером. Ах,  Герда,
Герда...
     - Ладно, как сам-то? - смягчилась Снежная Королева. Дед Мороз понял это
по ее совсем заледеневшему голосу.
     В  трубке  слышался чей-то мужской  смех. "И что этот геронтофил  в ней
нашел?  - подумал  Мороз.  Перед мысленным взором  возникло  заплывшее жиром
прыщавое лицо Кая. Он снова покосился  на четырнадцатилетнюю Снегурку. - А я
тогда кто? Педофил?." Но вслух сказал:
     - Да ничего, спасибо. Я тут собираюсь выезжать детишкам подарки дарить.
Если встречу Герду, что передать?
     - По морде передай, - неожиданно хрипло пошутила Снежная Королева, чего
за ней  практически никогда  не  водилось.  - Да,  и  будь  поосторожней:  у
полярного круга опять Деревянный со своими людьми объявился.
     - Ничего, проскочим. Не впервой,  - махнул рукой Дед Мороз, а  про себя
грубо выругался: этот дешевый отморозок  уже начал действовать ему на нервы.
После того,  как  полиция графства нашла  в  тихом болотце  расчлененного на
куски известного  предпринимателя и  мецената Карабаса,  Буратино по  кличке
Деревянный(он же Дуб,  он  же Рубильник,  он  же Бур, он же  Бур-Козел)  был
объявлен во всеобщий розыск. Периодически Деревянный проносился по городам и
весям со  своей шлюхой  и  шайкой головорезов,  наводя ужас на  обывателей и
вешая в каждом городе лис, котов и богачей. Это называлось "дать  спектакль"
или "откатать программу". Сами же налеты  не чуждый юмора вальяжный Буратино
Карлович окрестил "гастролями"...
     Да, кто-то в белом шевелился вон под тем  ледяным торосом. Секунду  Дед
Мороз раздумывал,  стрелять  или нет. Промазать  он  не  боялся,  но тратить
патрон  на  какого-то  рядового  бандита  не хотелось,  все равно трусоватые
буратиновцы никогда не попрут в открытую, их удел не атаки, а засады и удары
из-за  угла.  Тем более, они знают - Мороз бьет белку в глаз.  Весть об этом
разнесли по всему северу сами белки, постоянно щеголявшие вокруг домика Деда
Мороза с  синяками. Но старика очень беспокоила та самая небольшая  лощинка,
по которой хотела пройтись в тыл буратиновцев Снегурочка. "Хотела"... Теперь
все  глаголы о  ней будут  только в прошедшем времени.  "Хотела",  "любила",
"давала"...  Старик смахнул слезу.  Слеза была скупая,  мужская, непрошеная.
Только один глагол можно употребить по отношению к любимой в будущем времени
- "растащат". Придет весна, и кости Снегурочки растащат койоты.
     Чу!  Что-то скрипнуло справа.  Старик стащил  зубами другую рукавицу  и
потянулся  левой  рукойза голову, за воротник  красной шубы. Ладонь привычно
нащупала рифленую рукоять тяжелого тесака. Носить ножны за  спиной по обычаю
японских самураев  научил Деда  один  загорелый матрос в кейптаунском порту.
"Сейчас у меня на лице было бы гораздо меньше шрамов, если бы мама с детства
приучила меня правильно носить нож," - сипло сказал матрос под гул портового
кабака,  опрокинул в  себя кружку рома и тут же вонзил перед  Морозом  нож в
столешницу, мгновенно выхватив его откуда-то из-за головы.
     ...Дед Мороз  сунул нож  рядом  с собой в снег. Сунул  рукояткой,  так,
чтобы можно  было сразу  схватить его за лезвие  и перекатившись через спину
быстрым  махом кинуть в сторону лощины.  Докинуть можно. Припрет, и не  туда
добросишь.
     Опять  чу!  Кажется,  где-то  справа  действительно  скрипел  снег  под
осторожными шагами. Дед Мороз зубами стянул валенок, растер снегом замерзший
мизинчик  на  ноге.  Не  помогло.  Мизинчик  не  двигался.  Плохо  дело. Без
мизинчика он не ходок.
     И вдруг Мороз понял, что сейчас произойдет. Понял это настолько ясно  и
отчетливо, будто и не  перепил накануне грузинской чачи, присланной друзьями
из  Еревана.  Сейчас  они  набросятся  на  него  с  двух  сторон.  Несколько
головорезов побегут в прямую атаку, стреляя на ходу из маузеров. А остальные
выбегут из лощины. И  он с  одним стволом никак не управится. Даже если бы у
него были патроны - никак. Это конец. Теперь ему может помочь только чудо.
     Справа   уже  откровенно  скрипел   снег.  Сейчас...  Сейчас  раздастся
разбойничий посвист - сигнал к атаке. "Ни хрена! Не возьмете!  Не получите!"
- Дед Мороз вспорол мешок тесаком и крепкими пальцами начал ломать и крушить
детские подарки. Они  ничего  не получат! Им достанутся только  два ненужных
трупа и куча  обломков в  разорванном  мешке. Только бы  успеть!  Теперь это
стало смыслом  всей его оставшейся жизни. Дед  Мороз  хрипло  дыша уничтожал
радость детишек.
     Ледяное безмолвие  прорезал резкий длинный свист. Все! Мороз  мгновенно
перехватил винтовку и практически  не целясь, от живота бахнул  в одного  из
трех выскочивших  из  лощинки  буратиновцев.  Даже не  вскрикнув, пораженный
праведной  пулей бандит вскинул  руки белого  маскхалата. Мелькнули  длинные
рукава, не по сезону легкая белая шапочка, и буратиновец рухнул на снег. Дед
Мороз успел заметить странный грим на лице налетчика -  огромные накрашенные
глаза,  печальные  губы и нарисованную  под глазом... огромную черную слезу.
"Наверное,   пидор,"   -   подумал  старик.   Передернуть  затвор  надежного
"манлихера"  он уже не  успевал.  Два ствола  черными зрачками смотрели  ему
прямо  в глаза,  а  бандитские пальцы тянули  спусковые крючки.  С  двадцати
метров они не промажут.
     Откуда-то из-за спины Деда Мороза дуплетом грохнули два выстрела, и два
бандита, выскочившие из лощинки,  рухнули  рядом  с  пидором,  подстреленным
Морозом.  А  возле  старика  упало  в  снег  чье-то  тяжелое  тело  с  двумя
пистолетами  в руках.  Даже не  успев  понять,  что  происходит,  Дед  Мороз
перекинул  ствол винта  на олений живот, выстрелом снял одного  из  бандитов
бегущих по целине,  ловко передернул затвор и другим выстрелом снял второго.
Над ухом опять дуплетно  шарахнули пистолеты незнакомца.  Третий  штурмующий
бандит вспахал мордой снег. Остальные залегли. Атака захлебнулась.
     Тут только Дед Мороз перевел взгляд на спасителя. Это был Ельцин.
     - Откуда вы?.. - тяжело дыша,  будто после долгой пробежки, спросил Дед
Мороз.
     - Я всегда рядом с тем, кому  нужна помощь. Я всегда там, где трудно, -
улыбаясь  ответил  Ельцин,  продувая дымящиеся  стволы.  На  его плечи  была
накинута белая бурка,  а на груди красовалось изображение раскинувшей крылья
летучей мыши.
     - Запахните бурку, простудитесь, - посочувствовал Дед Мороз.
     - Херня, старик. Не впервой. Ты вот что... Скоро новый год, пора делать
детишкам подарки. Уходи, дед, я прикрою.
     - А как же вы, Борис Николаич? Я не оставлю вас одного.
     - Иди! Россияне, понимаешь, выбрали меня своим президентом. И я не могу
допустить, чтобы  российские дети  остались на Новый год без  подарков. Моим
внукам не забудь занести. И передай им... Нет, ничего не передавай... Иди, я
их задержу.
     Дед  Мороз  постеснялся сказать, что он поломал уже большое  количество
подарков, предназначенных  детям  России,  просто  начал  медленно отползать
назад. Он был  бесконечно благодарен  этому странному человеку, рисковавшему
своей жизнью ради  детей  всей планеты.  "Ах,  какое  сердце,  какое большое
сердце,  - роняя слезы,  думал  Дед  Мороз  ползя в сторону Европы. - Как  у
теленка."
     - Эй! -  Вдруг окликнул его Ельцин. - Эй, понимаешь, Дед Мороз! Если  я
не вернусь... ну ты понимаешь... Я открою тебе последнюю партийную тайну.
     - Какую тайну? - не понял Дед Мороз.
     -  Такую.  Я  ведь  последний  руководитель  России  из  бывших  высших
партийных чиновников. И я не хочу, чтобы эта тайна умерла вместе со мною.
     - Золото партии? - догадался Мороз.
     - Нет. Запомни, старик: Ленин был одноногим! Слышишь? Одноногим!
     - Как?! - не поверил Дед Мороз.
     - Он носил протез.
     -  Спасибо, - потрясенно прошептал Дед Мороз и пополз дальше, сглатывая
слезы. Никогда еще в один день ему не приходилось столько плакать...


     Через некоторое время Дед Мороз вошел в зал, где проходила  кремлевская
елка. Толпа мелких и покрупнее детишек обступила его.
     - Здравствуй, Дедушка Мороз,  борода из ваты! -  хором продекламировали
детишки. - Ты подарки нам принес?
     Дед Мороз растерянно достал из-за спины полупустой растерзанный мешок с
обломками игрушек. Во взглядах детей он увидел недоумение.
     -  Ну а  что ж тогда пришел? - с укоризной  выразил общее  мнение самый
старший мальчик в круглых очках. Казалось, он хотел добавить еще что-то,  но
сдержался.





     Губернатор Александр Лебедь  задумчиво барабанил пальцами по  столу, на
котором лежала  газета. Опять скандал. Война  компроматов. Кому это выгодно?
Может быть Коржакову? Или это тонкая игра беглого  Мавроди, желающего  оптом
скупить,  а  потом  в  розницу  продать  Россию?  (Пепел  от  толстой  пачки
"мавродиков" до сих пор стучал в сердце  Лебедя.)  А может, в игру включился
сам Кобзон?
     Лебедь привычно дернул красный рычаг справа от кресла. Это  был  сигнал
вызова.  В дверь  тут  же вошел адъютант хотя  и  в штатском,  но  с хорошей
выправкой.
     - Ну? - Лебедь был привычно лаконичен.
     - Работаем. Но в пределах. - Также кратко ответил адъютант.  Лебедь и в
других ценил умение доложить кратко и по существу.
     - А это?
     - Всегда.
     - А то?
     - Раз и навсегда.
     - Свободен.
     Адъютант  прошел с ним тринадцать войн. И во всех остановленных Лебедем
войнах этот мальчишка был рядом. Лебедь любил  его  как  сына. Даже больше -
как двух сыновей. Он всегда посылал мальчишку  в самое пекло, рассуждая, что
пусть  уж лучше убьют  адъютанта, чем начальника.  Потому что,  как же тогда
солдаты  без бати-командира? Ведь солдатам он тоже отец  родной,  а  не хрен
собачий.
     Лебедь взял  из стакана  красный  карандаш,  решив  еще  раз перечитать
статью  из  "Московского  комсомольца".   Хорошая  статья.  Наверное,  еврей
написал.  Лебедь   взглянул  на  подпись.  Да  нет,  вроде  русский  -  Иван
Кацман-Рабинович. Может, псевдоним? Кто  же ему  слил  эту информацию? Какая
сволочь?  И  по кому  удар?  Может,  по Черномырдину? А может,  и по  самому
Ельцину?  Лебедь  представил,  какая  буча сейчас  в  Думе. Илюхин,  небось,
заходится, как всегда требует импичмента президента.
     Лебедь надел круглые очки в металлической оправе, бывшиес  ним во  всех
заварушках.   И   что  странно,   линзы   много   раз   бились   от   прямых
попаданийосколочно-фугасных и кумулятивных  снарядов, а  оправа стояла, лишь
многочисленные царапины покрывали ее.
     Ладно, пройдемся еще раз. Может, что и прояснится.
     Статья называлась "ТРУДНОЕ СЧАСТЬЕ МАЛЕНЬКОГО КОНРАДА"

     "С кем только не сталкивала меня нелегкая журналистская жизнь. Люди все
больше удивительные,  какие  только  в  нашей  Родине  и рождаются.  Один из
такихзамечательных людей -  Конрад Карлович Пидаргузов, человек удивительной
и нелегкой судьбы.  Познакомился  я с ним в сандуновских  банях, когда сунув
какому-то низкорослому купюру, попросил:
     - А ну-ка, сгоняй за пивом, пацан.
     Это  и был рано поседевший Конрад Карлович, коего я принял за мальчишку
из-за низкого роста. Так и познакомились.  Попивая принесенное  Конрадом  из
буфета пиво, я слушал историю  его жизни, и не раз  слеза подступала в  моим
длинным пушистым ресницам.
     Оказалось,  Конрад является незаконнорожденным  и  гонимым сыном Бориса
Ельцина.  Еще  когда  Ельцин  работал  в  Свердловском  обкоме  партии,  КГБ
доложило, что у него где-то в деревенской глуши родился побочный  сын Конрад
или,  как ласково  звала  его  старушка-мама, - Коник.  Поняв, что это может
поставить крест  на его  партийной  карьере,  первый  секретарь отдал приказ
уничтожить  всех  младенцев  в  Свердловской области. Тогда  мать маленького
Коника  положила его в корзину, пошла к  реке и отправила корзинку с  орущим
младенцем вниз  по  Енисею. При впадении Енисея в Северный  Ледовитый океан,
плывущую  корзинку увидел в перископ капитан атомной  подводной  лодки Герой
Советского Союза Карл Цейс. Думая,  что  это никому не  нужная  вещь, только
лишний раз загрязняющая океан, капитан в учебных целях выпустил две торпеды,
но не попал.  Господь хранил младенца. Тогда Карл  Цейс объявил  всплытие  и
отправил матросню за корзинкой.
     Так маленький младенчик  стал  сыном  полка или,  точнее говоря, внуком
субмарины. Семи лет  от роду он впервые увидел землю и  голубое  небо вместо
железных  шпангоутов и  угловатых  цугундеров.  "Подлячий выкормыш"  ласково
звали  матросы  малыша.  Ел  мальчик  действительно  очень  много, но тесные
помещения лодки  не  давали  ему  простора для  беготни и физического роста,
поэтому росточка  парень  остался,  прямо  сказать, младенческого, зато  мог
проникать в такие кубрики и сфинктеры, куда не  мог пролезть ни один штатный
моряк. Особенно полюбил малыш греться возле реактора. "Смотри,  задристыш, а
то рога вырастут", - добродушно шутил седоусый боцман, по-отечески  поднимая
мальчика за уши. И точно, к пятнадцати годам у парня обнаружились  некоторые
уплотнения  ушных  хрящей.  "Неоперабелен",  -  таков был  суровый  приговор
медиков. Мечту о море пришлось оставить.
     Но  не  таков  наш  паренек! Вычерченные  тонким  карандашом  на  карте
ватерлинии и ряды стройных  кильватеров на продуваемой всеми  ветрами палубе
часто снились  ему  долгими бессонными ночами.  Он без  экзаменов поступил в
институт Дружбы народов имени Патриса Колумбана  факультет имени одноглазого
адмирала Нельсона.
     Впервые академик Курчатов обратил  внимание на низкорослого паренька во
время   лабораторной  работы  по  физике,  когда   Конрад  изучал   резонанс
Фаллопиевых  труб.  Вошедшая в резонанс  самая  большая  труба  соскочила  с
кронштейна и обрушилась на парня, начисто  срезав ему запонки. Срикошетив от
пола, запонки,  сделанные когда-то  боцманом  Сидоренко из остатков ненужной
боеголовки, с силой ударили Курчатова в глаза. Ослепшегопрофессора унесли на
носилках, но и в бреду он еще долго повторял имя удивительного студента.
     Через пять лет  Конрад  закончил институт  по специальности "визуальный
контроль пожарных гидрантов  и аквариумная акустика".  Это было, конечно, не
море.  Но все же что-то связанное с водой. Однако  работать по специальности
Конрад не стал, а уехал с одним негром с параллельного потока в Африку. Но в
Африке  жить  оказалось  еще  тяжелее,  чем  ходить  под  водой  на  атомной
субмарине. Пришлось обитать в тростниковой хижине, спать и ходить в туалет с
автоматом  Калашникова, периодически отражать набеги повстанцев, противников
режима. Заработать ничего не удавалось, все деньги уходили на патроны. Слава
богу, что питание бесплатно росло на пальмах. Прожив так восемь лет,  Конрад
продал  своего друга  в рабство  повстанцам.Таким образом  удалось  выручить
необходимую  сумму  для  покупки билета  на самолет  "Аэрофлота" летящий  до
Стамбула, а уже оттуда на перекладных  он добрался до Абхазии, где некоторое
время был советником в правительстве Ардзинбы. Но Ардзинбу продать никому не
удалось, поэтому Конрад перебрался в Москву.
     Сейчас Конрад зарабатывает на жизнь тем, что в одном из  второразрядных
кабаков  танцует  стриптиз-гопак  или  же  просто  медленно  раздевается под
русские  плясовые  мелодии,  к  вящему  удовольствию бездуховных  российских
богачек, готовых за деньги продать самое святое. О времена, о нравы!.."

     Лебедь в раздумьях прошелся по кабинету. Внезапно его озарило. Он понял
тайный смысл публикации. Как же он сразу не догадался!
     Это  же  удар  по Пугачевой!  Так-так-так...  Теперь  нужно пораскинуть
оставшимися после войн мозгами,  какие выгоды  сможет  извлечь  из  ситуации
лично он, Александр Лебедь?
     Кажется, он знает, что ему нужно делать!
     Лебедь быстро набросал текст  на  бумажке  и  дернул  красную ручку  от
катапульты кукурузника. Вошел адъютант.
     - Так,  первое:  эту  телеграмму отправить в Лапландию вот  этому лицу.
Второе: сходить в архив МВД узнать все про это лицо. Вопросы есть? Свободен.
     Довольный произведенной умственной работой Лебедь откинулся в  кресле и
довольно засмеялся:
     - Гы-гы. Гы-гы. Гы-гы.





     Лариса Моисеева, урожденная мужчина позвонила в дверь. Сейчас откроют и
она  вручит Ему  букет  цветов.  Он,  конечно, сначала  не заметит. А  когда
заметит... Сердце сладко затрепетало.
     За дверью послышались  шаги,  щелкнул пудовый замок фирмы  "Zapizdutsen
und Der Pizdekliaus" и дверь из  мореного дуба распахнулась. На пороге стоял
Он - высокий, красивый, улыбающийся.
     - Это тебе, - Лариса протянула букет Филиппу и смутилась.
     Некоторое время он смотрел на  нее не узнавая. Еще  бы!  Узнать ее было
непросто: белое платье вместо  всегдашних  джинсов,  густо напудренное лицо,
глаза... Впрочем, глаза всегда были подведены.
     - Господи, Боря, ты ли это?
     - Я, - смутилась Лариса. - Только я теперь не Боря. Сбылась моя мечта.
     - Какая мечта? Да  ты проходи, проходи. Жены нет  дома. Я сейчас чайник
поставлю, штаны сниму...
     - Филипп, ты не понял! Я стала женщиной!
     -  Поздравляю. Только,  по-моему, это случилось  с тобой еще  в юности,
когда  ты  еще  не брился. С тех пор тебе в любви не везет, если  не считать
меня. - Последняя фраза была сказана Филиппом, конечно, в шутку. Уж Ларка-то
знала количество его любовных связей! Это жене он может мозги крутить...
     - Ты ничего не понял, дурашка! Мне сделали операцию.
     - Ах черт! Так вот где ты пропадал!
     - "Пропадала", - мягко поправила Лариса.
     Видно было, что Филипп потрясен этой информацией. Некоторое время, пока
он  ставил чайник и дрожащими от волнения руками щелкал  золотой  зажигалкой
над   плитой  фирмы  "Zaebition  and  gowno",  в  воздухе  висело  некоторое
напряжение.
     - Ну что скажешь? - наконец не выдержала Лариса.
     - А что сказать? Я даже... Я думал, ты что-то под платье натолкал, ваты
что ли. А это... это сиськи? Это настоящие сиськи у тебя теперь?
     - Ага. Хочешь потрогать?
     - Нет-нет! - испугался Филипп. - Вот это да! Боря, как же ты решился?
     - "Решилась", - снова мягко поправила  Лариса. - И не зови меня  Борей.
Бори больше нет. Есть  Лариса. Я уже и паспорт поменяла. Я так давно об этом
мечтала, так давно!
     - За это надо выпить, - Филиппа наконец посетила первая дельная мысль.
     - Ну, конечно, глупый... Наливай, ептыть.
     Разлили.
     Выпили.
     Разлили.
     Выпили.
     - Ну что? Еще по одной?
     - Давай, а чего...
     Разлили.
     Выпили.
     - Ну, вдогонку что ли?
     - Скрупулезно подмечено...
     Разлили.
     Выпили.
     - А  борода  не  растет? -  наконец отошел от новостей  Филипп, проявив
живой интерес к диковинке.
     -  Пока  растет,  но  я сейчас  сижу на женских  гормонах. Потом  расти
перестанет. Начнут увеличиваться бедра. Не отличишь. А сейчас приходится два
раза в день бриться и сильно пудриться.
     - А сиськи у тебя из чего?
     - Сделали. Сейчас это не проблема.
     - А... А это... Неужели отрезали?
     - Отрезали.
     - И то, и другое?
     - Напрочь... Сделали наоборот.
     Помолчали.
     - Уму непостижимо. И что теперь?
     - А что? Жить буду. Танцевать.
     - Публика пойдет на какую-то Ларису?
     - На какую-то не пойдет...  дай огурчик...  на какую-то не пойдет. А на
бывшего Бориса с сиськами - валом повалит.
     - Вообще, да, - согласился Филипп. - Они же быдло.
     - Быдло, -  согласилась Лариса.  - Тупое быдло. Но мы  с него живем.  И
давай поэтому поуважительнее о собственных бабках.
     - Бабки - это святое.
     - Самое святое, что у нас есть. Они и отличают нас от того быдла.
     - Ты какие бабки особенно любишь?
     -  Я-то?  Баксы  люблю.  Новенькие стодолларовые особенно удались. Наши
тоже   люблю,  сотенные   купюры.   Но   уж   больно  они   мелки,  неудобно
расплачиваться.  Марки эти... Ну, немецкие. Еще  кредитки люблю, если на них
много лежит. А ты?
     -  Ну  у  нас с тобой,  в общем, вкусы сходятся. Наверное  потому и  мы
вместе сошлись. Я слышал, схожие люди сходятся.
     - А я  слышала, схожие расходятся,  а  сходятся расхожие. Они дополняют
друг друга.
     - До чего дополняют?
     - До единого целого.
     - Хе-хе-хе... До гермафродита что ли?
     - В смысле, в любви мы всегда ищем половинку.
     - А я всегда  искал целой  любви. Кому нужны половинки,  четвертинки  -
некондиция?
     - Да нет, я не в том смысле. Легенда есть такая. Древняя.
     - А-а.  Тогда ладно. Древние, они много мудрости знали.  Ты вот  Библию
читал?
     - Видела.  Мне Юдашкин  показывал в каком-то фильме. Там  мужик  на ней
клялся в суде.
     - Серость! А я сам  читал. У  племянницы  моей  есть детская  Библия  в
комиксах. Так я  тебе скажу - это мудрость веков.  Вторые смыслы, понимаешь,
разное  такое...  Там  все зашифровано.  Что  было,  что будет.  Кто был, не
забудет...
     - А ты Апокалипсис читал?
     - Это про что?
     - Про конец света.
     - Не-а, я  фильм смотрел. Там еще  мертвецы  такие на всех нападали. Из
могил вылезли - и вперед. А наши - от них драпака.
     - Наши - это русские что ли?
     - Да  какие мы  с  тобой  русские!  "Наши",  в смысле, живые!  Фильм-то
американский. Поэтому живые там были американцы.
     - А мертвые?
     - Ну, не знаю. Ты уж прям... чего от меня хочешь? Чтобы я титры читал?
     - А по фильму не ясно?
     - Ну  что у  них, по твоему, должно быть на лбу что ль написано, чей он
мертвец?! Они полусгнившие и так все были.  И вообще... Слышал, говорят - "у
преступника нет  национальности"?  Так вот я считаю, что у мертвеца тоже нет
национальности.
     - Мудро. А я тебе скажу, что у женщины тоже нет национальности!
     - Мудро. Да у человека вообще нет... не должно быть национальности!
     - Умно, умно...  Нет национальности  - нет национальных  предрассудков.
Вот ты, например, какие знаешь национальные предрассудки?
     - Ну у китайцев, например, это... они червей едят.
     - Зачем?
     - Да ни за чем!  Обычай такой. Это у них запросто, вместо "здравствуй".
Не здоровкаются по человечьи, а начинают червей глотать.
     - Фу, гадость какая! А еще чего едят? Говно едят?
     - Говно мы с тобой едим сейчас.
     - А у тебя поприличнее закусь есть?
     - Тебе  что,  устриц  что ли  захотел? Потом, блин, греха не оберешься,
хуже Церетели. Вон Третьяков один раз поел устриц, так  до сих пор  ему этих
устриц вспоминают, ептыть.
     - Да, нехорошо получилось.
     - Еще бы хорошо! Вон  Алла уже даже не может больше икру есть. Не могу,
говорит, икру больше есть, когда народ голодает. И не ест больше.
     - Больше чего?
     - Больше полбанки. Даже чуть меньше.
     Лариса вздохнула:
     - Сильная воля у женщины. Все-таки она у тебя великая женщина.
     - Да, немалая. Но не у меня! Она у народа великая!
     - У быдла что ли?
     - Я их не  отличаю. Просто,  когда публика хорошая, тогда - "народ".  А
когда плохая - "быдло".
     - А мы с тобой "народ"?
     -  Когда хорошие - народ. А когда нажремся и  пойдем на паркет блевать,
тогда "артисты".
     -  Точно...   Расскажи  мне  о  своем  творчестве,  Филиппушка.  Какие,
например, у тебя творческие планы?
     - Ну что  тебе  сказать о  моем  творчестве? Я  иногда ночами  не сплю.
Творю!
     - Много натворил?
     - Да до хера уже. А у тебя какое творчество?
     - У меня тоже оно есть. Что я, хуже тебя что ли? И я иногда... и у меня
бывает бессонница. И еще я запорами страдаю. А ты страдаешь запорами?
     - Нет. Запоры у  меня случаются, но я от  этого не страдаю. Я  страдаю,
когда понос. Стоишь на сцене, а у тебя понос, представляешь?
     - Беда. Капусты поменьше кушай. Кушай мясо. Я вчера ела в  ночном клубе
дичь. Целого лебедя. Аж усралась потом.
     - Кстати, насчет "усралась", - вдруг вспомнил Филипп. - Несколько часов
и минут тому назад Алле звонил Лебедь.
     - Так я ж его съела...
     - Дурак. Генерал Лебедь!.. Так, Моисееву  больше не наливать, -  Филипп
убрал бутылку водки на другой конец стола.
     - А зачем такой большой начальник звонил Алле?
     - Думаю, это дело государственной  важности. Аллы не  было  дома, но он
обещал перезвонить. Я думаю, скоро война.
     - Лишь бы  не было войны, - машинально откликнулась  Лариса и  привычно
положила руку  на  колено Филиппа. -  Филипп,  давай любить друг  друга, как
прежде - я снизу, а ты сверху.
     Филипп  убрал  ее  руку  со  своего  колена  и  впервые наконец  назвал
женщиной.
     - Нет, мать, исключено. Теперь это исключено. Ты хотела стать женщиной.
Тебе  это  удалось.  Но мне так не интересно.  Мне жены  хватает.  За глаза,
причем. О чем ты думала, когда шла на операцию?
     Такой удар Лариса  выдержать  не  могла.  Она зарыдала  и  выбежала  из
квартиры когда-то любимого ею человека, крикнув на прощание:
     - Гондон проклятый!!!





     Березовский мелко  трусил  по улице, запахнувшись в  тонкое пальтецо на
рыбьем  меху.  Холодный  ветер  продувал  его  буквально  насквозь,  как  ту
пенсионерку  из  первой  главы,  которой  пенсию  давно не  платили. Абрамыч
застылыми  ручонками  без  перчаток безуспешно  пытался прикрыть  от  мороза
реденькую лысину. Головке было холодно. Тонкие паркетные ботиночки скользили
на  льду  тротуара.  "Вот  сейчас еще шарахнусь, не дай бог,  башкой об лед,
сразу вся жизнь перед глазами промелькнет," - подумал безработный олигарх.
     Сейчас он работал под прикрытием. Как человек тайно управляющий всякими
там тайными пружинами, Березовский изучал страну, идя  по улице, как простой
прохожий. Он  изучал жизнь. И  жизнь не оставалась в  долгу, преподнося один
урок за другим.
     Дорогу Березовскому преградили казаки.
     - А ну-ка постой, жидомасон. Куда идешь? Жидомасонам туда нельзя!
     - Я  не  жидомасон, - привычной скороговоркой зачастил Березовский. - Я
абсолютный  гражданин этой страны  и  даже люблю ее, некоторым образом...  А
вообще меня давно  интересует,как  вы  их  различаете? Ну,  я  имею  в  виду
жидомасонов. Вот мне никак не удается.
     -  Да  никак не различаю,  - сказал казак-борода лопатой. - По мне, что
жид, что масон - все едино.
     -   Безусловно.  Безусловно.  А  кто,  по-вашему,  опаснее,  евреи  или
жидомасоны?  Это  мне,  чтоб знать,  с  кем бороться.  Кто  больше  угрожает
безопасности страны?
     Казак,   крякнул,   позвенел  многочисленными  георгиевскими  крестами,
потрогал задумчиво шашку.
     - Я тебе так скажу: один другого  стоят. Олигархия. Все захватили, весь
капитал.
     - Как  же весь? Как же весь?  - забеспокоился  Березовский. - Не  могли
весь. Просто физически весь не могли.
     -  Не могли,  однако  захватили.  Смотри,  кто у  нас банкиры  главные?
Гусинский - Березовский - Смоленский.
     -  Ну позвольте, а вот этот, этот же... - залопотал Березовский.  -  Ну
как  же  его... Этот, беглый...  Виноградов, по-моему.  "Инкомбанк". Который
тоже жидомасонов не любит.
     - Вот ты  один его и  знаешь. Сам,  небось,  из банкиров,  - нахмурился
казак. - Что-то, паря, мне твоя рожа знакома. Постой-постой... Да  я  ж тебя
на днях по телевизору видел!  Да ты Гусинский! Эй, ребята,  я тут Гусинского
поймал!
     - Нет-нет, я не он. Он -  не я. Я его не люблю... не любил... то есть я
хотел  сказать...  я бы сам его  с  удовольствием бы убил. Он  такой  плохой
человек! Вы не представляете, какой он дурной человек!
     - Тебя надо зарубить шашкой, - раздумчиво сказал казак.
     - А может быть просто плеткой посечь? - с надеждой спросил Березовский.
     - Или так, - казак нагнулся к сапогу за нагайкой. К концу нагайки  была
привязана гайка М14. - Сымай портки.
     "Все-таки,  они как  бы родственны  чеченцам,  -  подумал  Березовский,
расстегивая брюки. - Только те палками бьют по своим диким законам, а казаки
плеткой по  своим  не менее диким. Господи, как  нецивилизованно! А с другой
стороны, разве цивилизованно стрелять человека в подъезде?"
     - Чей-то ты затосковал, парень? - добродушно спросил казак.
     - Да так как-то. Во мне отчего-то проснулся рефлексирующий интеллигент,
что очень редко бывает.
     - Так ты интеллигент?
     -  Ну,   в  каком-то  смысле.   Без  пяти  минут   академик   все-таки.
Член-корреспондент.
     -  "Член" - это ты хорошо придумал.  Интеллигент, значить. Ну,  ну... А
что же без шляпы?
     - Да понимаете, я и очки дома забыл.
     - Маскируисся?
     - Да нет, не маскируюсь,  что уж  там особо  маскироваться. Бесполезно.
Интеллект не национальность, его не спрячешь.
     - Эт верно, - вздохнул казак. - Знакомая проблема. Ладно, паря, иди. Но
гляди!  С такой рожей  патрули  да посты  за версту  обходить надо.  Это еще
хорошо, что на нас попал. А попал бы на ментов, отбили бы почки дубинками.
     - Да за что?
     - Будто сам не знаешь за что, - ухмыльнулся казак. - Забыл, где живешь?
     - Спасибо, спасибо, - часто закивал  Березовский,  застегивая ремень. -
Совет да любовь, совет да любовь. Благодарствую.
     Казак-борода  лопатой  отвернулся  от Березовского и начал меланхолично
ковырять в зубах концом  шашки. А Березовский поспешил  к себе в Кремль, где
пока мог чувствовать себя в относительной безопасности.

     В кабинете его уже ждал коллективный Распутин.
     -  Здравствуйте, - кивнул  Березовский.  Он  предпочитал  ни  с  кем не
портить отношения. Если же они случайно портились,  Березовский  предпочитал
убивать  испорченного  или  по  крайней  мере  склонять  кого-нибудь  к  его
убийству.
     Коллективный Распутин почесал бороду:
     - Здорово, Абрамыч.
     Березовский поморщился. Все раздражало его в коллективном Распутине - и
вечный запах чеснока изо рта  и расшитая рубашка "а ля  рюсс",  подпоясанная
кушаком,  а  больше  всего  вот  это  вот обращение  -  "Абрамыч".  Особенно
почему-то Березовского  передернуло от  этой фамильярности  после  встречи с
казаками.  И вот еще что... Зачем он все  время чешет бороду? Что хочет этим
сказать? Тем  более,  что  чесать  бороду  бесполезно:  волосы  не  чешутся,
чесаться может только подбородок.
     "А, может, его убить?" -  пришла привычная мысль. - "Говорят, живуч он.
Сразу не завалишь паразита."
     -  Чего смотришь  на  меня,  как сыч  на новые  ворота?  - коллективный
Распутин сытно отрыгнул. - Угрюмый  ты какой-то. Не люблю я тебя. Потому что
не верю тебе. Не русский ты, не русский.
     -  А какой же, простите? - Березовскому было  неприятно  это постоянное
напоминание. Лучше бы они  все  намекали о его  лысине или малом росте. А то
нашли повод... Русский, не русский - какая разница, если деньги есть?!
     -  Ладно, не  меньжуйся,  - коллективный Распутин  взял рукой из  миски
кусок  вареного  мяса  и  сунул  его  в  рот, начал  жевать,  запивая водкой
"Гжелка". Березовский догадывался, у  кого он украл  эту бутылку. Ну ничего,
хозяин еще спохватится своей бутылки,  он еще устроит  дворцовые  порки. Дай
бог ему здоровья.
     - Ты  это...  того,  соблюдай  государство, ищи  козни,  - коллективный
Распутин вытер жирные пальцы о штаны. - А то черт знает что творится. Лебедь
уже  два раза  звонил Пугачевой.  Слава  богу,  ее  дома  не  было. Филька к
телефону подходил. Чего-то затеял аспид.
     - Может, у них личное...
     - У Лебедя-то может. А вот у Пугачевой личного не бывает. Понял? У  нее
все общественное. Эта баба в политику рвется, президентом стать хочет.
     - Ну  это  вряд ли,  -  усомнился Березовский.  - Что такое  президент?
Президент ведь - это толькона пять лет. А Пугачева - это на всю жизнь.
     -  Вот  и  видно,  что  ты  дурак,  -  коллективный Распутин подошел  и
пребольно ткнул Березовскому костяшками пальцев в лоб. - Ты сам прикинь хрен
к носу - Новый год давно прошел, а Лебедь пишет письма в Лапландию. Думаешь,
кому?  А из  архива МВД  надысь затребовал  все сведения  о серийном  убийце
Раскольникове по  кличке Ручечник.  А Ручечник-то  давно помер, царствие ему
небесное. Значит, будет искать другого, более живого. Есть контакт?
     Березовский напрягся: запахло большой политикой. Но кое-чего он еще  не
понимал.
     - А почему у него кличка Ручечник?
     -  А  я почем  знаю? Это ты  у Вайнеров  спроси.  Тут другое интересно.
Лебедь будет искать дальше. Я вот думаю, может, ему Саньку порекомендовать?
     - Какого Саньку? - Березовский старался ухватить нить.
     - По кличке Слоник. Очень грамотно стреляет. С двух рук, с двух ног.
     - Так убили же его. Не то в Греции, не то в Зимбабве.
     - Да?  Жаль,  жаль... Ладно,  чего-нибудь прикумекаем,  -  коллективный
Распутин опять почесал бороду.
     - Э-э... Григорий, а, собственно, кому писал Лебедь в Лапландию?
     - А ты не догадываешься? Кому все пишут в Лапландию? Деду Морозу.
     -  Что за ерунда? Это же мифический персонаж. Я еще с детства в него не
верю. Его не бывает.
     - А вот Ельцин говорит, что бывает.
     -  Борис Николаевич?.. Ну,  я хотел сказать, бывает, конечно, но  очень
редко встречается.
     -  Вот  иди  и  подумай,  что здесь  к  чему,  - устало  махнул  дланью
коллективный Распутин. -  Ой, чую, что-то готовится. Я всегда чую...  Ступай
отсель.
     Березовский шел по коридору и злился.  Ну  почему  он должен уходить из
собственного кабинета? Ну почему?..





     Шамиль  Басаев был чеченец. На его руке с некоторых пор  синела наколка
"Не забуду Буденновск". Очень красиво.
     Басаев  любил свою небольшую родину, часто  ласково называя  ее  просто
"моя  родинка". Коварный агрессор напал на его "родинку" и  попрал ее  своим
сапогом.  Ни пяди земли не отдал Шамиль Басаев врагу. Хотя оккупант всячески
старался осквернить родину  и  глумиться  над ней.  Курносое  лицо  грязного
оккупанта  преследовало  Басаева  в тихих ночных кошмарах  за  секунду перед
пробуждением, когда шмелем  гудел далекий  вражеский вертолет, который делал
геноцид.
     -  Мы  не  потерпим этих проклятых гяуров на  земле свободных  вайнахов
Ичкерии,  -  любил  говорить  на митингах  герой  народа,  хотя и  не  очень
представлял  себе,  что  такое  "гяуры"  и  "вайнахи".  -   Мы  их   засудим
международным  судом,  заставим платить  нам  алименты.  Они подлецы,  а  мы
хорошие.
     Толпа встречала его слова громом аплодисментов и криками "бис!" Поэтому
Басаеву приходилось выступать еще раз.
     ...Он любил дышать  воздухом гор. Потому что это были горы  его родины.
"Я никому вас не отдам, клянусь Аллахом!" - плакал герой, лежа на каменистой
земле и  обнимая  горные породы.  И никто не  смел потревожить  его  в  этот
момент. Такой уж человек был этот Шамиль Басаев.
     - Шамиль, - бывало обращались  к нему  старейшины, чтобы он разрешил их
проблему. - А велик ли Аллах?
     - Аллах...  -  задумывался Басаев.  - Аллах  не  просто велик.  Аллах -
акбар!
     Удовлетворенные  старейшины расходились по своим  пещерам, а Басаев шел
молиться или насиловать да убивать. За ним тянулся кровавый след. Иногда ему
даже кричали:
     - Эй, Шамиль! У тебя кровь идет.
     - Это не кровь, - отшучивался Басаев. - Это клюквенный сок.
     И шел дальше, оставляя кровавую дорожку.
     А еще Басаев очень любил слушать певицу Зыкину. И очень не любил певицу
Аллу  Борисовну Пугачеву. "Какая она, в  сущности,  сволочь, - думал  Басаев
долгими  бессонными ночами.  -  Другое дело Зыкина." Ему представлялось, что
тощая, как фитиль Зыкина, расставив крепкие ноги  с бутылкообразными икрами,
поет на фоне гор песню про Аллаха.
     Раздумья Басаева о высоком его помощник Мухаммед.
     - Какие  будут распоряжения, начальник? - спросил он,  и боевой шрам на
его лице противно задергался, как у негодяя.
     -  Принес план? -  вопросом на вопрос  ответил Басаев.  -  Что  говорит
разведка?
     Мухаммед молча протянул ему цветную схему московского метро, нагнулся к
уху Басаева и горячо зашептал:
     - Сахар завезли. Варенье тоже. Из Кремля  сообщают, что Лебедь два раза
звонил Пугачевой. Ее не было дома, Филька подходил. Но он перезвонит.
     Басаев  резко  схватил Мухаммеда за  грудки  и рывком притянул к  себе,
жарко дохнул в лицо:
     - Что!? Что ты сказал?!
     -  Лебедь два раза звонил Пугачевой. Ее  не было дома. Филька подходил.
Но Лебедь еще перезвонит, - послушно повторил Мухаммед.
     Басаев отпустил помощника.
     - Спасибо, Мухаммед. Только впредь говори громче: чего-то я в последнее
время стал  плохо  слышать,  переспрашиваю постоянно.  Контузило,  наверное,
когда в Буденновске с Черномырдиным по телефону говорил. Он так орал... Я не
люблю Пугачеву, она злая. Если бы она  тогда оказалась в Буденновске, нам бы
не поздоровилось. Ладно, иди...
     Мухаммед пошел, потирая пальцами ожог на щеке от жаркого дыхания своего
патрона. Дело в том, что месяц назад у Мухаммеда взорвался патрон, лежащий в
нагрудном  кармане.  Тогда-то  лицо и опалило.  Испорченный  патрон пришлось
выкинуть.  А злопамятный Басаев  вычел у  Мухаммеда  из жалованья  стоимость
утраченного патрона.
     Басаев  лег на овечьи  шкуры и задумался. Он размышлял об интересах тех
неведомых людей,  которые  делали неведомую ему  политику в далекой  Москве.
Неведомые  их интересы  неведомо  как  переплетались  между  собой  и  имели
непонятные для Басаева последствия на поверхности которых лежали  два звонка
Лебедя  Пугачевой.  Всего-навсего  два  самых  обыкновенных  ни  к  чему  не
обязывающих телефонных звонка.
     -  Кто-то  серьезно  влип,  -  размышлял  Басаев.  -  А  кто-то  что-то
замышляет. Кто? Что? Где? Зачем? Почему? И чем все это закончится?
     Вопросы, вопросы...
     Если  это  надо Волошину, то при чем  здесь братья Черные,  а если бучу
затеял  Коржаков,  то  не   импотент  ли  он?  Господи,  как  все  сложно  и
непредсказуемо  в   российской  политике!  Нужно  кого-нибудь  зарезать  или
изнасиловать для прояснения ситуации. Басаев вытащил из ножен кинжал и начал
точить его о камень, вспоминая старушку-маму и ее напутствия: "Живи  честно,
сынок,  никогда не езди в Буденновск." Увы, заклинания старушки остались без
внимания и Басаев стал тем, кем он стал - великим мыслителем современности и
крупным философом.
     "Все ясно, - вдруг дошло  да Басаева. - Ельцину недолго осталось: скоро
выборы. ОНИ готовят замену.  Значит, будет большая буча. Действительно, кому
же  и  быть президентом, как не  Пугачевой? Кто  еще соберет голоса?  Только
она."
     От возбуждения Басаев начал чесаться. Так, так, так. А почему бы  и ему
не выставить свою кандидатуру на выборах президента России? А что, не джигит
он что ли? Смел, красив, в Бога верит. Неужели не проголосуют?
     - Мухаммед!
     Подбежал помощник.
     - Я здесь, хозяин.
     -  Аллах  нам  всем  хозяин...  Запусти в российские  средства массовой
информации слух о том, что России нужен новый президент - настоящий крутой и
хозяйственный мужик, а именно -  Шамиль Басаев. Пробный шар. Мне  любопытно,
как отреагируют.
     -  Но  ведь  Чечня  -  самостоятельное  государство,  -  робко возразил
Мухаммед. - Разве можно быть президентом другого государства?
     - Не проблема, -  махнул рукой Басаев.  - В крайнем  случае, Россию  мы
завоюем. Это очень просто. За два-три  часа одним чеченским батальоном можно
взять Москву.
     - А зачем нам  такая большая провинция? - спросил  Мухаммед.  - Кормить
их, этих дикарей, не знающих Аллаха и истинной духовности.
     -  Что  ж, - пожал плечами  Басаев.  -  Нужно же  нести  культуру диким
народам. Миссия великой вайнахской  нации  состоит в том, что мы несем  свет
народам, сеем разумное, доброе, вечное.
     - А президент России будет подчиняться президенту Чечни?
     - Масхадову?  -  Басаев почесал  затылок.  - Об  этом  я как  раз и  не
подумал. М-м-м-м... Нет, пожалуй, не надо Чечне завоевывать Россию. Пожалуй,
я  и  так  протырюсь в президенты  России. Ведь  формально-то  я  российский
гражданин.
     - Арестуют, Шамиль.
     - Да за что? - не скрыл удивления Басаев.
     - За Буденновск, Шамиль.
     -  Да ну, брось! Кто старое помянет... Да они уже  забыли давно! Да они
благодарны  мне: я убил-то там самую малость, попугал  больше.  Зато я  спас
тысячи русских мальчиков  с цыплячьими  шеями, остановив войну. Один  ноль в
мою пользу. Неужели русские добра не помнят?
     - Ты  прав, Шамиль, - склонил голову  Мухаммед. - Твоими устами  хорошо
мед пить.
     - Лучше водки, - Шамиль достал из-за пазухи запыленный граненый стакан,
свято  хранимый  им  еще  со  времен московского студенчества,  продул его и
протянул Мухаммеду. - Наливай...





     Профессор  Лебединский проснулся  рано. За окном хмуро  занимался серый
питерский день.  Северная пальмира тяжко отходила от ночных кошмаров. Низкое
свинцовое  небо  давило  и  угнетало. Профессор  надел  пенсне  и  шаркающей
походкой подошел к окну. В дальний просвет между домами ему открывалась Нева
и  кусочек  "Авроры".  Лебединский  любил  этот  корабль. Ему казалось,  что
крейсеру и ему снятся одни и те же сны. Вернее, один и тот же сон.
     Господи, как  давно  это  было! Маленьким  мальчиком профессор бежал по
питерской улице в поисках хлеба и вдруг ткнулся головой в чей-то живот. Этот
некто пребольно ухватил мальчонку за ухо.
     - Куда бежишь, щенок?
     - За хлебом, дядька.
     - Ну-ну... А знаешь ли ты что-нибудь о пролетарской революции?
     Тут только  Лебединский поднял  глаза.  Сверху на него смотрел огромный
рыжий мужик, рябой да одноглазый.
     - Нет, дядька, не слышал, - признался мальчик.
     - Еще услышишь, - пообещал мужик.
     И  он долго и  страстно рассказывал  мальчику  о борьбе рабочих  против
мироедов,  о  несправедливости жизни, об  угнетении и эксплуатации  человека
человеком. На всю жизнь запомнил  маленький профессор тот разговор и мужика.
И когда  мужик  ушел, мальчик  оглянулся, ища кого-то, кто бы  мог объяснить
мальчику,  кто  этот удивительный  мужик,  перепахавший  личность маленького
Лебединского. Мимо как раз бежали солдат и матрос, стреляя на ходу.
     -  Стоять!  - попросил  мальчик защитников отечества.  - С  кем  это  я
разговаривал?
     - Здоровый, рыжий? - уточнил солдат, поправляя ружье.
     - Ага, - кивнул малыш, утирая соплю.
     - Дак это сам Ленин был.
     Лебединский ахнул и чуть не сел на жопу.
     - Как! Сам Ленин?!. А я думал, что Ленин маленький, лысый да картавый.
     - Миф, - отрезал солдат и насторожился. - А чего он с тобой болтал-то?
     Но мальчик ничего не ответил, теперь у него была  своя сердечная тайна,
одна на двоих с великим Лениным. Ленин попросил его взорвать царский крейсер
на  рейде,  мотивируя  это тем,  что то, что плохо  для  царизма, хорошо для
пролетариата  и  нужно  желать   поражениясвоему  отечеству,  если  оно   не
социалистическое.
     ...Маленький  мальчик  с  гранатой,  появившийся на следующий  вечер на
пристани, не  привлек  внимания матерых лодочников, промышлявших перевозками
по акватории туда-сюда. Много тут болталось разного люда. Никто  не удивился
также, когда мальчонка попросил, не привлекая внимания, подвезти его в ночик
борту крейсера. Ну мало ли  какие  мысли в  голове у мальчонки с гранатой  в
руке. Кряжистый лодочник  только напружился и напыжился изрыгая ругательства
из натруженного горла,  когда  узнал, что мальчонке  нечем платить. Наконец,
вволю отругавшись, он сипло спросил:
     - Чем платить будешь, паскудина, еб твою мать?
     Мальчонка  не ответил. Его душила злоба на этого тупого  жлоба, который
даже  не  удосужился  смазать  маслом уключину  старой  лодки,  и теперь она
скрипела, привлекая к себе внимание береговой охраны. Профессор  Лебединский
сжимал в  маленьком  потном  кулачонке  гранату, подаренную  Лениным.  Какая
низость - лодочник сейчас думает о грязных деньгах вместо того, чтобы думать
о революции, о счастье всего народа! Если бы  только он смог, если бы у него
были силы, он  ликвидировал  бы этого  прихвостня  капитала в зародыше!  Вот
только где у него зародыш, у проклятого лодочника?
     Стоп!  До  ведь он видел сегодня днем  этого  рыжего  детину на  рынке!
Лодочник покупал мясо птицы и масло. Почему же он не смазал уключину маслом?
Ведь  масло  у  него было! Небось, все своим  детям поганым скормил, мещанин
проклятый.  Ни  грамма   для  революции  не  оставил,  обывателишка,  гнилой
интеллигент, кровопийца, судовладелец, эксплуататор...
     ...А потом было предательство. Дозорный на вышке  засек подозрительного
мальчика на скрипучей  лодке,  доложил по  инстанции,  их благородия выслали
катер  и  не  дали справедливым  замыслам Ленина  осуществиться. Более того,
хлопая  холеной,  не  знавшей  мозолей  ладонью по трудовой  попе  мальчика,
офицер, отнявший  у  него подарок  Ленина, кощунствовал, говоря такие слова:
"Твой Ленин - говно. Ленин твой - полное говно."
     Этого предательства Лебединский лодочнику не простил. Позже, будучи уже
молодым  аспирантом  молодой  советской  власти  Лебединский  столкнулся  на
Невском с  постаревшим  лодочником  нос к носу. Лодочник,  шедший с рынка  с
мясом  птицы и маслом,не узнал в будущем профессоре того пацаненка, которого
когда-то сдал  царским властям. Но Лебединский-то его узнал! И проследил  за
лодочником до самого дома. И написал на него донос в  ГПУ.  И лодочник понес
заслуженное  наказание  в   виде  10  лет  лишения  свободы   с  последующим
расстрелом.  Собаке  - собачья смерть, рассудил  Лебединский. Потом он  стал
профессором и о лодочнике больше не вспоминал...
     А  теперь  старенький  опытный  профессор  работал   аналитиком  одного
московского  политика, имя которого слишком  известно, чтобы его произносить
вслух.
     Старик  прошаркал  к  столу   и   занялся  заказанной  ему  разработкой
стратегического  плана. Ему  нужно было ни  много ни мало, разгадать главную
тайну российской политики.
     Лебединский дрожащей старческой  рукой  вывел в центре  большого  листа
ватмана имя "Егор" и обвел его  в  кружочек.  Немного подумав, он от "Егора"
провел наверх линию к кружочку с надписью "Лигачев". Затем такую же линию от
"Егора" нарисовал вниз  к кружочку "Гайдар".  От  "Гайдара"  неровная  линия
потянулась вправо  к надписи "Гейдар", а уже от нее к небольшому  квадратику
под названием "Алиев". Так, уже что-то вырисовывается.
     Ну-ка, посмотрим еще  раз.  "Лигачев" -  "Егор" - "Гайдар" - "Гейдар" -
"Алиев".   Что  ж,  "Гейдар"  -   вполне   допустимое  для  азербайджанского
языкаискажение фамилии "Гайдар".  Могло быть и хуже,  Кавказ  все-таки, своя
специфика. И, кстати,  Алиев когда-то работал  в КГБ, что  тоже немаловажно.
Так-так-так...
     Егор - Алиев. Лигачев - Гайдар.
     Да это же одно и тоже лицо!!!
     Профессор Лебединский  вспотел  от пришедшей в  голову догадки,  быстро
скомкал  лист ватмана, бросил его в стоящий под столом металлический таз для
сжигания бумаг и чиркнул спичкой. Пламя нехотя ухватило край плотной  бумаги
и начало медленно,  но верно пожирать  схему. Профессор поудобнее перехватил
клюку. После того  как догорит, нужно будет  тщательно перемешать  пепел. Он
сам  читал   в   газете,   что  сейчас  существуют  методики  восстановления
написанного  по сгоревшей  бумаге,  если она  не разрушена  механически,  не
превращена в черную пыль, в пепел.
     Только в  пепел!  А  пепел  в унитаз. Чтоб  никаких  следов!  Профессор
понимал,  что  носитель  такой  тайны,  какую прознал  сейчас  он,  долго не
проживет. А профессор хотел  жить долго, хотя ему было уже  95  лет, хотя он
был болен раком, и за ним давно уже гонялась питерская мафия, которой он был
должен около 20 тысяч долларов.





     Гейдар  Алиев  проснулся  рано.  За  окном  вставало  свободное  солнце
независимого Азербайджана. У Гейдара тоже по утрам вставало в душе и поэтому
он  чувствовал  себя  в  чем-то  родственным  солнцу.  "Я  и  солнце  -  два
самосветящихся объекта, - думал Алиев лежа в кровати, имевшей размеры 4 х4,6
метра.  -  В  отличие от  планет, которые,  как известно,  светят отраженным
светом,  мы светимся сами. Во  вселенной множество звезд и, должно быть, еще
большее  количество планет. Так и на Земле много  людей светлых разумом,  но
еще больше людей протухших, которые потеряли светимость."
     Государственные  размышления  главы  независимого  государства  прервал
вежливый звоночек внутренней связи.
     - Тормогазы кара богаз гол, шайтан? - по-азербайджански  спросил Алиев.
В узком кругу он иногда любил щегольнуть знанием родного языка.
     -  Кит  ташак  ка  частушки-оглы,  -  вежливо  сказал  динамик  голосом
помощника.
     Алиев вспомнил, что еще неделю назад он просил из-под земли достать ему
какого-нибудь  поэта-песенника,  могущего сочинять частушки,  чтобы  потом с
помощью  спецслужб запустить  эти частушки в  народ  для дискредитации своих
внутренних противников.
     - Кил мында.. Сейчас выйду,  оденусь только, - Алиев снял ночной колпак
расшитый платиновыми нитями.
     Через полчаса он уже был в тронном зале президентского дворца. Помощник
ввел усатого человека,  на которого было жалко смотреть: усач был весь с ног
до головы перемазан грязью.
     - Это Дмитрий Быков, толстый русский поэт, - представил поэта помощник.
     - Почему такой нечистый? - спросил Алиев.
     - Так ведь гяур, - не понял помощник.
     - Нет, я спрашиваю, почему такой грязный?
     -  А-а... Так вы же  сами приказали достать из-под земли, -  растерялся
помощник. - Пришлось сначала закопать.
     Алиев поморщился:  сколь  глупыйнарод достался ему в управление! Может,
попробовать баллотироваться на пост  президента России? Русские  по  крайней
мере закапывать бы не стали. Просто пиздюлей бы навешали и все.
     - Тебе объяснили задачу?
     Быков кивнул.
     - Ну тогда давай, сочиняй, - Алиев царственно развалился на троне.
     - Значит,  так, - задумался Быков, почесывая некоторые толщины тела.  -
Э-э-э... Ну, например... Ну вот, например. Сейчас с выражением прочту.
     Он поднял вверх руку и продекламировал: 

     - Я скажу вам не тая:
     Абульфаза Эльчибья
     Придавлю, как воробья! 

     Алиев расхохотался так, что у него даже выступили слезы. И  вдруг резко
прекратил смех.
     - Погоди! А где же выражение? Ты же обещал с выражением прочесть!
     - Выражение?.. Пожалуйста: "Еб твою мать!"
     - Вот  это  другое дело, - кивнул Алиев. -  Обещанное нужно  выполнять.
Отвечать за свои слова. Ладно, дальше давай.
     Быков снова вскинул руку: 

     - Это что за пидорас?
     А это Эльчибей Абульфаз! 

     Алиев снова расхохотался до слез.
     -  "Пидорас", говорит... Ой, не могу...И складно, главное... Эльчибей -
пидорас. Ох, смешно... Еще! Еще давай!
     Воодушевленный успехом, Быков вновь по-ленинскизадрал руку: 

     - В вендиспансер Эльчибей
     Притащил свой гонорей! 

     От хохота Алиев начал потихоньку сползать с трона.
     -  Ну, уморил, щелкопер! Ну, я не могу!.. Ой, ой... Заболел, говорит...
Ох, ха-ха... Триппером... А ну, еще! 

     - Абульфаза Эльчибья
     Посылаем мы к свиньям!
     А Алиева Гейдара
     Мудрецом зовут не даром. 

     Алиев хохотал без перерыва, утирая слезы:
     - Этот, говорит, мудрец... Ха-ха... А того  - к  свиньям... Ха-ха-ха...
Еще давай, гений!
     Быков крякнул, прокашлялся и уже более уверенно зачитал: 

     - У Абульфаза Эльчибея
     Мозгов не больше,
     чем у курицы в жопе! 

     Новый взрыв хохота сотряс престарелое тело диктатора.
     - А-а-а... о-о-о... Чем, говорит, у курицы... Уморил, подлец.
     Внезапно Алиев оборвал смех, спросил подозрительно:
     - А почему не складно?
     - Белые стихи. Верлибр, по-научному, - не растерялся поэт Быков.
     - Да? А петь их можно?
     - Ну разумеется! - горячо воскликнул поэт Быков.
     - Тогда  ладно, - Алиев хлопнул в ладоши.  Вбежала челядь. - Так, гения
накормить, наградить шубой с моего плеча.
     Быков  обратил  внимание,  что  челядь  на мгновение  замялась.  Это не
укрылось и от острого глаза диктатора.
     - Ну что еще? В чем заминка?
     Челядь переглянулась. Наконец помощник решился:
     -  У  вас нет шубы.  Осмелюсь  напомнить: Азербайджан достаточно теплая
страна.  В  холодное  время  вы  носите турецкую кожаную  куртку  с  меховой
подстежкой на молнии. Но ее мы отдать не можем: она единственная.
     Алиев пожевал губами.
     - А трусов у меня сколько?
     - О, трусов у вас немеряно!
     - Хорошо, подарите ему трусы  с  моего... э-э, с  моего э-э...  Как это
по-русски?...
     - Плеча, - подсказал помощник.
     Диктатор поморщился.
     - Может, ты и носишь трусы на плечах, а я их ниже надеваю.
     - Это просто идиоматическое выражение. Главное, что со своего тела.
     -  Ну ладно,  как  знаешь. Пускай  с тела. Трусы с тела.  Главное, чтоб
телом пахли. Кстати, давно хотел спросить - а кто мне стирает трусы, носки и
майки, достаточно ли проверенный человек?
     -  Докладываю: трусы и  другое нижнее белье вам стирает Алла  Борисовна
Пугачева.
     - Как так? Сама? - не скрыл удивления Алиев.
     - Ну  не сама, конечно, у нее женщина одна приходящая стирает. Вместе с
хозяйскими шмотками - и ваши трусы.
     Алиев на некоторое время задумался.
     - Н-да,  хорошо это мы  русских умыли... Но зачем так  далеко отсылать?
Ждать же долго.
     Помощник в волнении почесал кончик носа.
     -  Ну   не  так  уж  и  долго.  Самолетом  "Азербайджанских  авиалиний"
отправляем. День туда, день там, день  обратно. Не очень удобно, конечно, но
зато какова  операция!  Маленький  не  зависимый  ни от кого Азербайджан так
унизил и подставил великую сверхдержаву!
     - Да, здорово. А Москва знает?
     -   Нет,  конечно,  это  же  секретная  операция,  разработанная  нашей
разведкой. Если Кремль  узнает, они это дело немедленно прекратят, приставят
к Пугачевой свою  прачку из ФСБ  или из службы военной контрразведки. Но это
крупнейшая и  самая удачная наша  операцияза  последнее время. Все остальные
операции  нашей разведки  пока  провалились. Мы ведь,  в  принципе,  молодая
нация, разведку только ставим еще,  учимся. И уже такой успех! Задействовали
наше землячество в Москве.
     -  Всех  участников  операции  втайне  наградить  "Орденом   солнечного
Азербайджана", но  сами ордена не  выдавать. Пусть  хранятся у меня в сейфе.
Нечего  золотые вещи  всяким  оборванцам  раздавать.  Все  равно пропьют или
продадут за гнилой  лаваш...  Ладно, значит, этого, -  Алиев указал на молча
слушающего поэта Быкова, - накормить, все частушки переписать, выдать трусы,
-  я сейчас схожу сниму, - наградить тоже орденом, но орден не выдавать. Все
свободны...
     ...Над независимым Азербайджаном свободно вставало вольное солнце...





     Почерневший  от переживаний банан хлюпко врезался  в  лицо  Анпилова  и
бессильно опал, оставив на лице непримиримого вождя нечто жидко-осклизлое.
     Анпилов  хотел  выругаться  по-трудовому,   по  рабоче-крестьянски,  но
сдержался, потому  что  вокруг были дети. Собственно,  один из  этих детей и
бросил банан к нему  в клетку. Утирая натруженное за  день  лицо от остатков
заморской  дряни, Анпилов посмотрел  на мальчонку. Так  и  есть  -  типичный
представитель   московско-лужковского  зажравшегося  буржуазного  класса   -
толстый мальчик с наглой улыбкой боя, хозяина жизни.
     После  компрадорских  гонений  и  оппортунистических   разоблачений   в
продажной  прессе  Анпилова нигде не брали  на работу,  предполагая,  что на
рабочем  месте он может  что-нибудь спиздить и унести  к себе домой. Поэтому
Анпилову пришлось устроиться в зоопарк обезьяной.
     Анпилов теперь называл себя пролетарием шоу-бизнеса.  Платили, конечно,
не много, а рабочий день - ненормированный. Зато кормежка бесплатная и  есть
можно без  ограничений.  Наоборот,  питание на глазах у  посетителей  сугубо
поощрялось, поскольку зажравшимся московским детишкам очень нравилось, когда
животные едят.
     - А если  я ужру больше пайки?  -  спросил Анпилов  при  устройстве  на
работу.
     -  Ничего страшного,  - успокоила его пресс-секретарь зоопарка  Наталья
Истратова.  -  Еще  дадим. Кормежка животных  выделена  в московском бюджете
отдельной строкой.  Жрите  хоть  до  усеру.  Кстати,  туалет для  работников
зоопарка  и  зверей - бесплатный. Можете ходить в  уголок  клетки,  там есть
специальный сток. И по-маленькому, и по-большому, и покакать. В другом  углу
развлечения - старая автомобильная покрышка на канате.
     ...Так  началась работа  маленького Виктора  в  большом зоопарке.  Хотя
клетка Анпилова была  не на самом виду, он пользовался определенным успехом.
Мамы  без конца  подводили лопоухих  и  конопатых  противных  детишек к  его
клетке.  И дети, шлепая омерзительными губами, читали по складам надпись  на
табличке:  "Грязный  московский  коммунист (anpilus  debilus skotina), ареал
обитания  - трущобы. Питается  отбросами буржуазии. Верхи не могут,  низы не
хотят."
     Анпилов, раскачиваясь от пролетарского гнева к эксплуататорам, ходил из
угла в  угол  клетки,  на  виду  у публики опорожнял  кишечник  в  цементный
водосток  и,  бия себя  в  грудь,  периодически  требовал  самку.  Он  остро
ненавидел  этих сытых детишек,  которые по-хозяйски  свесив  ножки сидели на
папиных шеях, а  сами ни  гроша не  заработали.  И  даже в красных девчачьих
бантах  Анпилову  чудилась  великая издевка над  красным знаменем борющегося
пролетариата. "Малолетние  бляди! - думал  Анпилов  глядя на первоклассниц с
огромными  бантами.  -  Вырастут  и  уже  через  пару  лет  пойдут  ублажать
компрадоров,   продающих   трудовые  сбережения   акулам  капитала."  Совсем
по-другому он  относился  к  честным  давалкам  с  рабочих  окраин,  которые
бесплатно  обслуживали  физиологические   потребности  членов  партии.  Этих
пожилых  и  не  всегда   трезвых  женщин  в  синих  халатах,  со  спущенными
хлопчатобумажными чулками он  называл работницами  тела и искренне уважал за
то, что они не продавали его (тело) предателям, прихвостням и двурушникам.
     Но более всего Анпилова распирало от ярости благородной, вскипавшей как
волна,  когда в очередной  раз перед клеткой  возникала хрестоматийная кепка
столичного  мэра. Лужков всегда приходил в  сопровождении каких-то продажных
чиновников,   наживших   миллиарды   на   народном   горе.   Они    неслышно
переговаривались и смеялись, показывая  пальцами на Анпилова.  Анпилову было
горько, потому что за спинами этих преступников он видел миллионы и миллионы
обездоленных  пролетариев, у  которых  отняли  последнюю  надежду  на  самое
лучшее. И он ничего  не мог с ними  сделать, сидя в  клетке,  впрочем, как и
будучи на воле. Правда, вскоре он нашел  способ выказать им свое презрение и
превосходство.   И  как   ни  странно,  помогла   ему   в  этом   лужковская
прихлебательница, принимавшая его на работу, - Истратова. Она, чтобы Анпилов
не скучал и лучше вживался в  образ,  подарила  ему  книгу  про обезьян. Там
Анпилов  и  вычитал,  что  в  обезьяньих  стадах  главный  самец,  показывая
подчиненным самцам  свое превосходство и одновременно угрожая, демонстрирует
им  эрегированный половой орган. То есть член. "Так вот почему при советской
власти  каждый  первый  секретарь  обкома   вербально   демонстрировал  всем
подчиненным  свои первичные половые признаки! Ведь  мы же тоже  приматы!"  -
догадался Анпилов. С тех пор он так и делал.
     Как  только  возле  клетки возникала мэрская кепка, Анпилов,  выпячивая
вперед   тазобедренную  часть,  демонстрировал  мэру  и  его  свите  красный
детородный орган. Чтобы демонстрация  происходила  по  всем правилам науки о
приматах, орган должен  был быть непременно  в угрожающем  состоянии. Именно
этого  поначалу  Анпилов  добиться не  мог. Его  нижнее "я"  никак не желало
подчиняться властным  командам  верхнего  "я". Анпилов попробовал  во  время
демонстрации  усиленно  думать  о половых  актах приматов, надеясь, что  это
возбудит  его.  Срабатывало  не  всегда.  Тогда  Анпилов  стал   каждый  раз
представлять себе различные  соблазнительные картинки - повешенного Чубайса,
волну народного  гнева,  памятник Ленину. И  дело  наладилось. В  дальнейшем
представления  соблазнительных  картин  уже  не   занимали   много  времени,
поскольку  у  Анпилова  уже  выработался  условный  рефлекс на  кепку  мэра.
Богатырь  Анпилова  занимал боевую позицию  сразу, как только кепка начинала
мелькать за кусточками.
     Мэр поначалу не очень тревожно реагировал на  выходки этой  обезьяны  в
клетке.  Но  потом  стал  задавать  вопросы. Работники  зоопарка  помявшись,
объяснили,  что  обезьяна просто видит в Юрии  Михайловиче  соперника, что и
вызывает подобное ее поведение.
     -  Соперника на пост мэра? -  уточнил  Юрий Михайлович. -  Или на  пост
президента?
     - Нет. Обезьяны вне политики. Видимо, этот самец видит в вас конкурента
на самку, - высказал предположение кто-то из свиты.
     Юрий  Михайлович  крякнул.  "Нужно  будет попросить  Куликова  провести
негласную слежку за женой," - подумал он, а вслух демократично пошутил:
     - А я-то думал макак протестует против возвращения России Севастополя.
     Приближенные мягко рассмеялись шутке.
     - Но вообще-то говоря, - посерьезнел мэр. - С этим нужно что-то делать.
Дети  же ходят. Не дай  бог увидят,  что у  животных тоже  есть  секс.  Пора
наконец разобраться с засильем  эротики на  московских улицах. А то куда  не
глянешь - везде  голые глянцевые бабы! Непорядок! Разве бабы бывают голые, я
вас спрашиваю!
     Лужков вопросительно обернулся к кому-то из свиты.
     - Да ни в жизнь, -  бодро ответил  товарищ.  -  Я, например, ни разу  в
жизни голой бабы не видел. Надеюсь, что и вы тоже. Просто безобразие.
     -  Это верно,  -  поддержал  мэра проходивший мимо  солдат Говорухин  и
кивнул  на  грозно  раскачивающийся багор Анпилова.  -  Наши  предки  как-то
размножались безо  всех этих штук, всей этой эротики, понимаешь, - и ничего!
Вырастили нас, здоровых бугаев, которые бабы голой не видели. А то устроили,
понимаете, р-р-разврат! Так жить нельзя.
     -  Вот он, голос народа,  -  одобрительно  покивал  мэр вслед уходящему
строевым  шагом полысевшему в баталиях солдату Говорухину. - Нужно запретить
этот секс.  Необходимо оберегать нравственность  народа от  народа, который,
неразумный,  покупает  все эти  пошлые  журнальчики  и  развращается.  Нужно
охранять наше детство. А то, не дай бог, дети вырастут да начнут сами сексом
заниматься! Что же это будет!..
     - Я бы вообще  всему народу яйца отрезал, - горячо поддержал линию мэра
его заместитель.
     - И мне тоже? - Не понял мэр.
     Заместитель стушевался.
     - Да  нет, Юрий Михайлович. Я имел в виду только народ. Зачем ему яйца?
Зря  только  болтаются  без пользы.  А вам, конечно,  яйца нужны.  Вы же мэр
города!
     - Ну ты все равно перегнул палку,  - погрозил  пальцем  мэр. (При слове
"палка" заместитель густо покраснел.) - В  прежние времена я бы сказал,  что
это  чистой воды оппортунизм. Так  огульно нельзя. Всем - яйца... Нет, нужно
выделить определенные места в городе, где люди  с яйцами могли бы их отре...
тьфу ты!.. покупать эротическую продукцию.
     В это время к группе сановников вернулся престарелый  солдат Говорухин.
Видно, наболело у человека, решил-таки высказаться до конца.
     -  Я  считаю,  -  поднял  палец  воин, -  что услугами женщин и  всякой
порнографией  пользуются  только  слабоумные  извращенцы.  Они запираются  в
кабинках и дрочат, дрочат, дрочат, дрочат, дрочат...
     Рука  солдата  непроизвольно  сжалась  в  кулак, а  глаза  затуманились
воспоминаниями далекого детства и близкой армии.
     - Разве  приличная мать-героиня или  доярка-рекордистка, надаивающая по
дюжине гектолитров из каждой сиськи, разденется догола в журнале? Нет! Разве
любая приличная женщина разденется догола в  журнале? Нет! Разве  можно себе
представить, что, например, достойнейшая женщина  всех  времен  и  народов -
Пугачева вдруг оголит свои телеса для услады взоров импотентствующих мужчин?
Нет! Достоинство надо иметь. У голой женщины нет достоинства. Потому что все
ее достоинство - в трусах, лифчике и другой одежде.
     -  Кстати,  насчет  Пугачевой,  -  Лужков щелкнул пальцами.  - Пугачева
затеяла  свою  игру.  У  нее  какие-то  дела  с  Лебедем,  этим  портупейным
художником. Далеко пойдет баба. Любит военных.
     Мэр  оплошал:  он  не  должен  был  вести  политических разговоров  при
посторонних. Заместитель  мэра тут попробовал исправить  оплошность,  удалив
настойчивого солдата.
     - Между прочим, а почему у вас ремень на яйцах?  - он ткнул  пальцем  в
пряжку Говорухина.
     - Так я же дембель. Мне положено.
     -  А что  это ты  сегодня все о яйцах, да о яйцах? - спросил Лужков, не
понявший своей промашки.
     - С утра не ел ничего, - попытался вывернуться заместитель.
     - А я  думал, музыка  навеяла, -улыбаясь  кивнул мэр в сторону ритмично
колотящего в грудь Анпилова с разгоряченным достоинством. Анпилов гулко ухал
и старался осмыслить  сказанное проклятыми капиталистами и их  прихвостнем в
солдатской шинели.
     Он  уже  сделал  кое-какие выводы.  А  именно:  Пугачева  нацелилась на
президентское кресло. Господи, что же делать-то?!. Теперь он точно не  будет
президентом  России!  А  жаль.  Уж  он  бы  показал  всем  этим,  понимаешь,
россиянам,  как  надо  управляться  со  страной.  Он  бы  показал  им...  Уж
чего-чего, а показывать теперь он умел хорошо. Только кепкой помаши...
     Но  кепка  ушла  в сопровождении свиты,  и  богатырь Анпилова бессильно
опал, как гнилой банан.





     Алла Пугачева споткнулась о ступеньку в парадном, выставила вперед руки
и ударилась головой о дверь  лифта. Бабах! Оргалитовая дверь с накладкой под
богатое дерево треснула.
     "Вот, блин, не везет  так не везет! И как это у меня так получилось?" -
Пугачева  прошла  назад,  спустилась  на несколько  ступенек  и  попробовала
подняться вновь. И опять зацепилась носком о верхнюю ступеньку, споткнулась,
выставила вперед руки и  сделав короткий выбег с большим наклоном, ударилась
головой о вторую половинку дверцы лифта. Бабах! Оргалит треснул.
     Пугачева   внимательно  осмотрела  модные  ботинки  фирмы  "Klistirnaya
trubka"  купленные  в Париже за 9999,98  долларов.  На носке правого ботинка
виднелся  грязный след от ступеньки.  Затем  Пугачева внимательно  осмотрела
второй ботинок и саму верхнюю ступеньку, но ничего подозрительного не нашла.
Она  вновь,  уже  осторожнее  сошла  вниз  на  один пролет  и  начала  новое
восхождение. Теперь  она  была умнее, пошла не  с  правой, а с левой ноги. И
результат  оказался  прямо противоположным - Пугачева споткнулась теперь уже
левой  ногой,  пробежала, падая,  до другого  лифта  и ломанулась головой  о
дверцу. Бабах! Оргалитовая половинка дверцы треснула.
     "А  говорят,  чудес  не  бывает.  Трижды,  как  нарочно",  -  про  себя
подивилась Алла  и открыла  дверь своей роскошно обставленной квартиры.  Она
уже собиралась войти, но что-то удержало ее. Какая-то асимметрия окружающего
пространства царапнула  нежную, склонную к красоте  душу.  Несколько  секунд
Пугачева  раздумывала  и вдруг поняла. Подошла к левому лифту и изо всех сил
ударила  головой  по  целой  половинке  двери.  Бабах!  Оргалит  треснул,  и
симметрия была восстановлена.
     Дома  мужа  не было.  Зато  вместо  него  лежала  записка,  на  которой
голубовато-перламутровым  по гербовой было каллиграфически  написано: "Зайка
мая! Твой Филя пашел в магазин за филе. Заодно куплю уж водки Апсалют."
     - Тебе  только про  зайку и петь,  грамотей,  -  бормотнула Пугачева  и
начала  раздеваться. Увлекшись  она незаметно  проскочила  нужную  стадию  и
разделась  до трусов,  но потом  спохватилась и  отработала  обратно - одела
галифе от Версаче, бюстгалстук и блузку фирмы "Krasiw kak jopa".
     Вскоре пришел и ее лучезарный, ослепительно тугозадый муж.
     - Ну что, купил филе? - спросила Пугачева механически почесывая "мягкое
подбрюшье Европы", как она называла свою мохнатку - песцовое манто. Пугачева
часто носила манто: у нее зябли ноги.
     - Купил,  - лаконично ответил  тугозадый и стал  доставать  из  золотой
авоськи  куски  нежнейшей  бакланьей  вырезки, баночки  с  замаринованным  в
яблочном  уксусе филе соловья,  замороженные яйца  барана - полуфабрикат для
супа кандей. Кроме того, на свет божий были извлечены фаршированные  костной
мукой  бизоньи рога,  мездра молодого  осла, планктон  в  китовом усе и  два
ласточкиных гнезда.
     -  А гнезда где  купил?  - спросила Пугачева,  подозрительно  оглядывая
коричневые глиняные шары.
     -  У  дворника.  Он на  чердаке сорвал.  Экологически чистый продукт, -
объяснил Филипп.
     - Блин, хозяйственный какой! Теперь иди и отмой их от кошачьего дерьма.
     - Там еще внутри птенцы насрали в прошлом году, - похвастался Филипп. -
Но мыть нельзя: глина размокнет.
     - Ну, оставь для  навару. И так уже все говорят: Пугачева всякое  говно
жрет, оттого и толстеет.  Пусть дальше говорят! Раз мы обнищали, опустились,
давай говно жрать, давай!..
     - Не кипятись, зайка моя, не кипятись, любимая, я ведь хотел как лучше.
     - Ты  всегда  хочешь как лучше,  а получается...  Ты зачем Черномырдину
руку на коленку клал?!
     - Я-а?!. Ну, клал.  Но один раз и очень  ненадолго. Все  ж  таки он наш
президент.
     -  Кто  президент, придурок? Кто  президент?! Сколько  раз  тебя учила!
Убью!
     - Ну прости,  ну ошибся. Ну не люблю  же  я эту политику,  сама знаешь.
Политика - грязное  дело... Я творчество люблю...Ну не Черномырдин.  Этот...
Пельцин.
     - Какой еще Пельцин?! Ельцин! Ельцин, идиот! Ты же на концертах за него
голосовал! "Зайка моя"!.. Господи, и они еще говорят, почему мы периодически
ссоримся... Потому что ты дурак! Дурак ты полный, понял!.. Так, а Путин кто?
     - Путин... Он... Он главный в этом... начальник этого...
     - Ну!...
     - Сдаюсь.
     -  Твою  мать!  Запомни   раз  и  навсегда,  заруби  себе  на   носу  -
премьер-министр он!
     - Премьер-министр, - послушно повторил Филипп.
     - Что это значит?
     Филипп опустил голову.
     - Ну! Чего молчишь-то?
     - Не знаю, - буркнул он. - Ты не объясняла.
     - Сто  раз объясняла, сто раз! Это первый министр. Над всеми министрами
начальник.  Министр -  это  умный  человек.  Поэтому  министром тебе не быть
никогда. Разве что президентом. Вот президентом артист может стать и  тому в
истории  примеров  немало. Только  жопой покрути  перед  народом покрасивее,
пообещай с три короба и за тебя проголосуют...
     Размышления  Пугачевой  о политике прервал звонок телефона. Телефон был
сделан на заказ уральскими мастерами, полгода не видевшими зарплату и потому
обеими  руками  вцепившимися  в частный  заказ  знаменитой  певицы.  Правда,
заплатила  Пугачева  не  много,  чтобы  не   разбаловать  черную  кость,  но
почерневшие  от  злой  судьбы   потомки  демидовских   камнерезов   и  этому
радовались.  Они  изготовили  из  материалов  заказчика чудо-вещицу.  Корпус
аппарата был сделан из белого золота, а диск - из красного. Цифирки выложены
мелкими бриллиантиками. В центре  же наборного диска сиял огромный изумруд -
подарок индийского раджи принцу Шакья-Муни. Впоследствии изумруд принцем был
утерян и попал в святилище храма  богини Вишну, откуда через несколько веков
похищен  английскими   колонизаторами,   беспощадно   грабившими   сокровища
Вест-Индии.  Попав  через полковника Чемберлена  в  туманный Лондон,  камень
начал  свой  кровавый  путь по  Европе. Во  время Наполеоновского  нашествия
камень, принадлежащий тогда французскому офицеру Сирано  де Бержераку, попал
в Москву. Где и был благополучно похищен у Бержерака дворовой девкой Дуняшей
Чебздураковой, двоюродной  сестрой Пушкина. Чтобы замести следы преступления
(кража  личного  имущества,  ст.  158 Уложения  о  наказаниях)  Дуняша ночью
торопливо оделась и подожгла  квартиру со спящим французом большим кремневым
кресалом, подаренным ей самим  Державиным перед  смертью. Сходя  в гроб,  он
благословил  Дуняшу  этим кресалом, отчего на  ее чистом челе  на  всю жизнь
остался не очень заметный шрам.
     Пламя  перекинулось  на  окрестные дома,  и  вскоре  деревянная  Москва
полыхала. А Дуняша  не чуя ног бежала по зимнику  к партизанам,  где девушку
уже  ждал  ее подельник и  сожитель Денис Давыдов.  Кстати, интересна судьба
обокраденного де Бержерака. Он не сгорел в великом  пожаре народной войны, а
был вытащен из огня юным Франсуа Миттераном - своим адъютантом и любовником,
чему не  стоит удивляться, поскольку известно,  что все французы - пидорасы.
После  войны  в  поисках изумруда  де Бержерак приехал в Россию  в  качестве
туриста, имея паспорт  на имя Дантеса. Появившись в высшем  обществе, он был
представлен  Пушкину,   через   которого   пытался  разузнать  про   Дуняшу.
Подозрительный Пушкин, во  всех видевший шпионов и  врагов народа, на всякий
случай вызвал француза  на дуэль, где и застрелил оного с третьего выстрела.
Вернувшись домой к  няньке Пушкин  посмеиваясь бросил перчатки в  цилиндр  и
пробормотал буквально  следующее: "Ай да Пушкин, ай  да  сукин сын,  еб твою
мать!"  На следующий день эту  фразу уже повторяла вся прогрессивная Россия.
Царь был  разгневан и подписал приказ о высылке поэта в  село Шушенское, где
уже  доживал последние дни Денис Давыдов со своей безвременно почившей женой
Дуняшей, в девичестве Чебздураковой. Дождавшись  смерти фронтового товарища,
Пушкин  завладел  камнем.  Так  изумруд  достался  великому  поэту,  который
проиграл его  в  карты  заезжему пруссаку, имени  которого история до нас не
донесла. (По другим же источникам пруссака звали Дитрих фон Папен, что также
ни о чем никому не говорит.)
     Во  время  Первой мировой  войны  изумруд  снова попадает  в Россию. Он
прибывает  запломбированным вагоном в  брючном кармане полного революционных
сил Ульянова-Ленина.
     - На построение нового,  справедливого  общества вам понадобиться много
денег, - говорил Ульянову шеф  немецкой разведки Фридрих Ибрагимович  Ницше,
протягивая зеленый  камень  несказанной  красоты. - Вот  возьмите на  первое
время.  Билет в  запломбированный  вагон вам выдадут в  нашей канцелярии. Не
забудьте поставить печать в регистратуре.
     Ленин был тронут. Ленин прослезился.
     - Мы поставим вам памятник в сквере,  где-нибудь у  Никитских ворот,  -
пообещал он немцу.
     И  обманул.  Забыл. В  гражданскую  и  во времена разрухи  было  просто
некогда.  Только  в  1924  году, незадолго  до смерти, он  вспомнил обещание
данное  Ницше,  но  болезнь не позволила завершить задуманное. Ленин долго и
безуспешно пытался  парализованной  рукой  написать  на  клочке  бумаги  про
необходимость постановки памятника у Никитских ворот Фридриху Ницше, но рука
не слушалась, и получались каракули, в которых Крупская опознавала почему-то
неприличные трехбуквенные слова.  Надежда Константиновна смущалась, смеялась
и махала на мужа рукой, повторяя:
     - Ах, Володя, ну  какой ты озорник, право!  Ну не  теперь, позже, когда
поправишься. Сейчас врачи не велят.
     Ленин  гневался  и  глазами требовал вызвать Сталина. Приходил  Сталин,
просил  врачей  и  жену  оставить  их  наедине,   после  чего  долго  изучал
распростертое тело Ильича, тыкал ему  в лицо мундштуком своей  трубки, будто
пробуя лицо на упругость, после чего удивляясь говорил:
     -  Жыв  ещо   товарищ  Лэнин,  нэ  умэр!  -  Прохаживался  по  комнате,
поскрипывая сапогами,  затягивался, выпускал дым, затем выносил резолюцию: -
И нэ умрет! Патаму что - Ленин  жил, Ленин жив,  Ленин будет жит! Правилно я
гаварю, Владимир Ильич? В крайнэм случае - забалзамируем, вэ!
     Ленин мычал  и кивал. Он бы и сам был не прочь еще пожить, да старая  с
косой повадилась  приходить по утрам, напоминала,  что пора  и честь  знать.
"Лучше бы Дед Мороз пришел," - тоскливо думал Ленин.  И он пришел! Улыбчивый
старик  подарил  вождю  игрушечный  крейсер  с   надписью   "Аврора",  пачку
американской жвачки "Орбит" без сахара (chewing gum sugarfree) и прокладки с
крылышками для жены...
     Во  время одного из  таких посещений Сталин  отнял  у  Ленина  изумруд:
пользуясь  беспомощным  состоянием последнего  просто вытащил  камень из-под
подушки, не обращая внимания на слезы больного. А через пять  лет  по пьяной
лавочке подарил изумруд подслеповатому Калинину, у которого, в свою очередь,
камень выкрал, улучив  удобный момент, сын  Сталина Яков Джугашвили, который
видел,  как папка  дарил  несказанный  изумруд  какому-то  деду  с жиденькой
бородкой. В принципе, Яков стариков любил и никогда зря не обижал,  но здесь
соблазн  оказался сильнее.  Встретив  Калинина  как-то  вечером в полутемном
кремлевском  коридоре  Яков  внезапно  выскочил  из-за атласной  портьеры  и
двумя-тремя ударами  по  лицу  привел старика в бессмысленное горизонтальное
состояние. После  чего,  воровато  оглядываясь, вытащил у него  из жилетного
кармана камень и  убежал, попутно  раздавив стариковское пенсне,  упавшее на
пол с поврежденного лица.
     С чудным камнем  Яков никогда не расставался, с ним же и попал в плен к
фашистским захватчикам и фашистским оккупантам.  Отступающие  немцы  вывезли
изумруд в  Верхнюю Силезию, где через  30 лет его нашел писатель  и романист
Юлиан  Семенов  вместо  разыскиваемой  Янтарной  комнаты. Так изумруд  вновь
попадает  в Россию, в Оружейную палату. Из  Оружейной палаты  камень забрала
дочь  генсека Галина  Брежнева,  которая  тем  и  отличалась  от всех прочих
дочерей  Советского Союза,  что жила  при  практическом  коммунизме, то есть
могла беспрепятственно  брать  в любом магазине и музее любую приглянувшуюся
вещь.   Однажды   из  Московского   зоопарка   ею   был   даже  аннексирован
павиан-трехлетка,   коего   сластолюбивая   дочь   генсека  какое-то   время
использовала  в   качестве  неутомимого  самца.  Но  неутомимость  оказалась
призрачной -  более  легендарной,  нежели  реальной,  и  уже  через  полгода
истощенный павиан покоился на  Новодевичьем кладбище  под мраморной плитой с
надписью  "Анастас   Микоян".   Это  была  шутка   Семичастного,  тогдашнего
Председателя КГБ. Политбюро  шутка понравилась. Больше всех смеялся и хлопал
сам  Микоян,  впоследствии  из-за  занятости  своего  места  на Новодевичьем
похороненный на  неизвестном  подмосковном  погосте  в  безымянной могиле  с
фанерным номером "13".
     От Галины Брежневой изумруд по наследству перешел артисту оригинального
жанра Юрию Горному, который на сцене  лбом колол грецкие орехи. После  того,
как кавказские республики  -  поставщики грецкого ореха -  вышли из  состава
СССР, Горный продал изумруд Пугачевой. Сделка была  взаимовыгодной. Пугачева
получила вещь необычайной красоты, а Горный  -  неистощимый запас денег  для
закупки  орехов  в  дальнем  зарубежье.  Горный  продолжил  свои  знаменитые
выступления, а Пугачева  наконец впервые за последние две тысячи  лет  нашла
камню достойное применение.

     - Аллоу, - ласковым голосом привычно протянула Пугачева.
     - Алла Борисовна? - раздался в трубке низкий и до боли знакомый бас.
     Такой бас однажды уже был в ее жизни. Это произошло в промежутке  не то
между вторым и третьим мужем, не то между третьим и четвертым. Ах, какой это
был мужчина!  Настоящий полковник. Александр  Кукуевич  Зубоскал.  Грудь его
украшали  многочисленные  ордена и медали,  поэтому,  когда  они  занимались
сексом, в гостиничном номере стоял успокаивающий звон.
     - Сними свои побрякушки, - злилась Пугачева. - Все груди исцарапал.
     - Хирурги новые  пришьют, - топорно шутил полковник и пушечно хохотал в
такт возвратно-поступательным движениям.
     Шло  время,  и  перед  Аллой  раскрывалось  подлинное  лицо  настоящего
полковника.   Он  оказался   не   настоящим  полковником,  а   разжалованным
генерал-майором.  Наказание постигло бравого вояку за половую связь с женами
вышестоящего командного состава. Надо сказать,  Алла  недолго была очарована
полковником.  Как  только  он  перестал  снимать  перед сексом  сапоги,  они
расстались.
     Тем  не  менее  что-то  ностальгическое  и волнительное шевельнулось  в
отупевшей душе Пугачевой.
     - Сашок? - сдавленно прошептала она.
     - Я! - уставно отозвалась трубка.
     -  Ты  все такой  же  дурак  и солдафон?  - В голосе Пугачевой  не было
издевки, только безмерная нежность и  печаль о годах пусть не юности, но все
же и не сегодняшней стоящей за плечами  старости. - Ну признайся, признайся,
ведь люди не меняются!  Ты  все  такой же  стоеросовый  дурак и не  снимаешь
сапоги, когда любишь своих многочисленных женщин?
     - Так точно, - озадаченно пробасила трубка.
     -  А  помнишь, жеребец, как  мы  сношались с тобой через дупло  старого
дуба? - Алла скосила зрачки на хлопающего  ушами Филиппа. Она нарочно хотела
сделать  мужупобольнее,  и  боялась  только,  что  он  ничего не  поймет  из
разговора.  Этому олуху все всегда нужно разжевать и в рот положить.  Да еще
несколько раз повторить, чтоб запомнил. - У тебя, Санек, был такой огромный,
и я сладострастно  принимала  его в свое  туловище.  Для тупых  повторяю: ты
своим  эрегированным  половым членом  доставал мне  аж до сердца,  как  лифт
доезжает до самой крыши здания.
     - Ты что, занималась с ним  сексом?  - возмущенно спросил  из-за  спины
Филипп.
     Наконец-то дошло! Но почему молчит трубка?
     - Эй, солдат,  оглох что ли? Прием! - шумнула в  трубку Пугачева. - Или
отупел уже совсем? Как надену  портупею... Медленно повторяю вопрос: помнишь
ли ты. Как. Мы. Сношались. Через дупло. Старого. Дуба.
     - Не припоминаю. А  это точно  Алла  Борисовна Пугачева?  -  растерянно
спросил низкий бас.
     Теперь уже заволновалась  Пугачева. Что такое происходит? Да еще Филька
сзади пристает: "Алла! Это возмутительно! Как ты могла! Почему ты мне ничего
не рассказала про дупло?"
     - Отзынь, - отмахнулась Пугачева  от неверного  мужа.  -  Нет, это я не
вам. Это у  меня тут собака бегает,  лает. А вы разве не Александр  Кукуевич
Зубоскал?
     - Никак нет. С вами говорит Александр Иванович Лебедь.
     - Алла!  Неужели ты мне  изменила?! -Трагическим шепотом закричал сзади
Филипп.
     -  Так. - Алла прикрыла рукой золотую  трубку и повернулась  к  мужу. -
Произошла ошибка. Это звонит Лебедь. Я тебе с ним не изменяла. Иди на кухню,
готовь филе.
     Успокоенный Филипп вприпрыжку  умчался на кухню,  благо высокие потолки
квартиры  позволяли подобные экзерсисы. Но будь Филипп хоть  на чуточку выше
или  потолки хоть на  чуточку ниже, этот номер  бы уже не прошел: на  каждой
припрыжке  певец  стукался  бы  о  потолок  головой,  пачкая  темные  волосы
побелкой.
     -  Александр э-э...  Иваныч.  Я  слушаю вас внимательнейшим образом.  Я
просто перепутала вас с одним старым пердуном из армии.
     -  Я уже  догадался. Как только  вы  во  второй раз  медленно повторили
вопрос, так и догадался.
     -  Похвально. Военные всегда  отличались  острым  умом  и  практической
сметкой, -подколола Пугачева, но толстокожая птица укол не почувствовала.
     - У меня есть до вас дело государственной важности, Алла Борисовна. Нам
нужно встретится и поговорить, но не по телефону.
     - А чем вам не  нравится мой телефон? - Возмутилась Пугачева. - Вы хоть
раз его видели?! Если бы вы видели, вы бы тогда не говорили такую ерунду. Он
весь  сделан из золота.  Корпус из белого, а  диск  из красного золота.  Мне
сделали его уральские  умельцы из моего  материала. Я  им, правда, заплатила
немного, чтобы  не разбаловать черную  кость.  Кроме  того, в  центре  диска
располагается крупнейший в мире изумруд, подаренный индийским раджой  принцу
Шакья Муни...
     Лебедь внимательно выслушал историю камня, после чего вставил слово:
     - Алла  Борисовна, я имел  в виду  возможное подслушивание  телефонного
разговора.
     - Я  так  и поняла, не  дура, -  буркнула Пугачева.  -  Просто хотелось
поделиться радостью насчет  своего  нового телефонного аппарата.  Ладно, где
встречаемся?
     - Завтра в 12-00. Возле памятника Пушкину на Тверской.
     - А как мы узнаем друга друга?
     - Я буду стоять и держать на руках белого лебедя.





     Продавщица   вино-водочного  отдела   Гастронома   в"--  666   Элеонора
Писдорвакина на самом деле работала в ФСБ. Ну то есть порой даже трудно было
сказать,  где  она работала по-настоящему, а  где подрабатывала. Потому  что
писать донесения и вести наблюдения не так трудно, как перетаскивать ящики с
бутылками водки, когда эти  твари  валяются  пьяные, а товар нужно сгружать,
потому что машина ждать не будет. Местные алкаши за малый рост и прескверный
характер прозвали Элеонору Дерьмовочкой. Тем более, что престарелая  девушка
из  всех  зарубежных  напитков  предпочитала  "Каку-Калу",  а  лицо в  целях
сохранения морщин мазала только кремом "Калодерма".
     В  ФСБ ее агентурная  кличка  была Невозвращенка. Кличка имела историю.
Дело в  том, что Элеонору Писдорвакину завербовали  еще во  времена  полного
всесилия КГБ. Взяли ее на половой  связи  с мужчиной. Всем известно,  что  в
советские времена людям нельзя было заниматься половой связью. Половая связь
противоречила облику коммунизма и наказывалась пятью годами лагерей  или так
называемой "химией", то есть работой на урановых рудниках, где приговоренные
кирками дробили урановую руду в предгорьях Казахстана  под личным присмотром
Рашидова, заместителя Брежнева по Казахстану.
     5  отдел  КГБ  специально подставил под  Элеонору  своего спецагента по
кличке Лука. И на первой же  случке, как тогда называли в КГБ половую связь,
с агентом Лукой  случился  пренеприятнейший казус. Таких  казусов  с  ним не
случалось  со времен молодости, когда  он, еще не  будучи на государственной
службе, занимался половыми актами из  хулиганских побуждений. При проведении
акта   с   объектом  Элеонорой  (под   неусыпным  наблюдением  видеокамер  и
магнитофонов)  рабочий  орган Луки был защемлен приемным отверстием объекта.
Долго бился  опытный  боец  незримого фронта,  прежде  чем  высвободил  свой
инструмент, а Элеонора лишь беспечно смеялась над казусом (и ее смех навечно
остался в  лубянских архивах).  Но  поработал  Лука и  пострадал он  не зря:
объект  был завербован. На Элеонору завели  дело  и дали  ей соответствующую
кличку.
     Итак,  в  тот  знаменательный  день  Элеонору  в  шесть  утра  разбудил
телефонный  звонок.  Будучи  по  духу  продавщицей  более,  нежели секретным
агентом, Элеонора всегда  мечтала  иметь золотой телефон. Уж  она  бы сумела
украсить его драгоценными каменьями! И главное, средства ей позволяли  иметь
такой  телефон.  Но Элеонора держалась, стараясь выглядеть  скромно. К  чему
светить своим богатством? Лишнее  просвещение здесь  только во вред. Поэтому
Элеонора  удовольствовалась  простым  серебряным  аппаратом с  искусственной
чернью на узорах.
     Холодная трубка произнесла  пароль и велела через полтора  часа прибыть
на конспиративную квартиру, где получить  оружие - ПСМ.  Ровно через полтора
часа  и  пятнадцать минут Элеонора уже  прятала  маленький пистолетик  между
двумя своими грудями. "Сегодня что-то  состоится," - догадалась большегрудая
девушка. Такое случалось нечасто. Собственно говоря,  такого вообще  никогда
не случалось.
     Элеонора шла по улице и  ее опытный  взгляд  отмечал  на крышах большое
число знакомых  снайперов.  "Точно,  чего-то  намечается,"  - утвердилась во
мнении Невозвращенка еле заметно кивая  очередному знакомому в черной маске,
который  сидел  на  крыше  высотки  и  аккуратно прятал под  мышкой винтовку
Драгунова с оптическим прицелом. Если был бы один снайпер, значит, готовится
убийство, а раз их до хрена,  значит, они кого-то охраняют. Причем, охраняют
на всем пути следования. Угу, угу...
     Вместо магазина в"-- 666 скромная продавщица Элеонора  Писдорвакина шла
Пушкинскую площадь. О, нет, она не  прогуливала  работу! Она как раз  шла на
работу. На  свою главную,  трудную  и  опасную  работу по  защите отечества.
Писдорвакина любила  защищать  отечество,  без разницы социалистическое  или
другое. Лишь  бы  это было  нормальное отечество, а не  мудень какая-нибудь.
Дикую отсталую страну третьего мира  Элеонора никогда защищать бы не стала и
за отечество не признала,  потому что не  любила  негров,  считая  их людьми
третьего  сорта (людьми  второго  сорта  Невозвращенка  полагала  норвежцев,
представляя их грязными, нищими  и пахнущими мочой, словно бомжи).  При этом
Элеонора не считала себя расисткой, хотя часто и заявляла под  одобрительный
хохот  своего  КэГэБэшнго начальства:  "Необходимо  всех негров  и норвежцев
вешать на фонарях или, лучше, отстреливать, как бешеных собак." После  этого
она обтирала лицо от слюней, вылетевших во время смеха изо рта начальства.
     Если бы Джеймс Бонд иностранной разведки сейчас увидел Элеонору  и смог
заглянуть  ей  под  юбку,  он  бы многое  понял.  Элеонора шла на работу без
трусов.  Естественно,  ведь  даже   ажурные  трусики  закрыли  бы   объектив
спецкамеры (артикул 239-7426), установленной  специалистами из  технического
отдела в самом непотребном месте. Элеоноре предложили на выбор (демократия!)
спецкамеру артикул 239-7426, либо спецкамеру артикул 239-7281. Первая камера
носила название "Барс", вторая  "Царево око". Невозвращенка знала,  чем  они
отличаются - "Барс"  был механической камерой, с  ручным переводом пленки, а
"Царево   око"   -   последняя   разработка    советских   электронщиков   -
функционировала от  трех  батареек  типа  "373-й элемент". Габариты батареек
создавали  у   работниц  легкий   физический   дискомфорт,  поэтому  девушки
предпочитали  старый  добрый  "Барс".  У  которого,  правда,   имелись  свои
недостатки:  для  перемотки  пленки  необходимо  было  определенным  образом
закинуть  ногу  за  ногу.   Невозвращенка  наизусть  помнила  инструкцию  по
пользованию изделием  "Барс". Пункт 12.3.1 гласил:  "Для  перевода  пленки с
целью осуществления возможности производства очередного кадра нужно:
     -  на выдохе  опустить насколько возможно диафрагму вниз,  одновременно
напрягая мышцы пресса,
     - подать таз кверху, тем не менее не отрывая его от места сидения,
     - легко и непринужденно положить правую ногу на левую, после чего сразу
же принять исходное положение для открытия фокусного угла трансфокатора.
     Спуск   осуществляется   сильным   сжатием   мышц  непотребного   места
(Фиг.12.1).
     Извлечение  камеры   из  непотребного   места   осуществляется   только
уполномоченным техническим работником, либо, в крайнем случае, любым агентом
имеющим допуск по форме 0001.
     Ответственность за  техническое состояние камеры  во  время  выполнения
задания несет оперативный работник.
     ВНИМАНИЕ! Не допускать ударов в пах!"
     Дальше шел список гарантийных мастерских в разных городах  СССР. Список
Невозвращенка также помнила наизусть.
     Сегодня  ее  задание было простым.  Сесть на лавочку помеченную крупным
белым  крестом и небольшим крестиком красного цвета ("Видимо, губной помадой
мазанули," - догадалась  Невозвращенка). При появлении объекта вести съемку.
Все.  Фото  объекта  Невозвращенке показали на несколько секунд и тут же при
ней  сожгли  в  мраморной  пепельнице.  Но  профессиональная  память  навеки
запечатлела грубого мужчину с выпяченным подбородком  и  белым  лебедем  под
мышкой. Мышка была нарисована на пальто мужчины в районе плечевого сустава.
     Все неприятности задания Невозвращенка поняла уже на месте.  Во-первых,
на  отмеченном  месте  сидел какой-то  иностранец в круглых очках  и умильно
наблюдал за  жизнью  столицы. Невозвращенка подошла и, как ее  учили,  стала
умело изображать рвотные  позывы  прямо над коленями иностранца. Боясь,  что
его сейчас облюют, иностранец  начал махать  руками и толкаться,  отгоняя от
себя странную женщину. Но та  не уходила, утробно  гудя и  высунув язык  она
давилась над коленями интуриста,  совала два пальца в рот, из глаз ее  текли
слезы.  Минут через пять иностранец наконец не выдержал такого  прессинга  и
умело  ретировался. А Невозвращенка удовлетворенно плюхнулась  на  скамью. И
вот  тут   наступило  "во-вторых".  Поскольку  времени  до  расчетного  часа
оставалось еще уйма, она решила сделать несколько пробных кадров, распахнула
полы пальто, раздвинула  ноги.  И почувствовала, насколько непроста и опасна
для здоровья работа разведчицы: дул сильный холодный ветер. "Эдак, мать твою
ети, все придатки простудишь," - подумала продавщица Элеонора. "Молчи, сука,
защищай  Родину!"  - грубо  ответила  ей  Невозвращенка. Причем, они обе  не
знали, что такое придатки. Просто продавщица Элеонора что-то слышала  о том,
что к непотребному месту прилагаются какие-то придатки, которые все и всегда
простужают. А отчаянная Невозвращенка  никогда даже  не слышала ни  о  каких
придатках  и  не  желала слышать.  Знай  она  о  придатках, посчитала  бы их
империалистической  пропагандой.  Действительно, какие могут быть придатки к
срамному месту?!.
     Не   прошло  и  часа,  как  показался  объект.  И  Элеонора  понукаемая
Невозвращенкой начала съемку.





     Когда Алла Пугачева увидела мужественного Лебедя, она испытала какое-то
неведомое ощущение. Если  бы на месте Пугачевой была Невозвращенка (которая,
кстати, сидела совсем рядом), она бы  сказала, что это ощущение сродни тому,
какое  бывает, когда идешь на задание  с "Царевым оком". Но Пугачева никогда
не  ходила с "Царевым оком". Она и царя-то никогда не видела. Как-то один из
первых  мужей  попытался повести  ее на  оперу  "Борис Годунов",  но Алла не
пошла. Потом следующий муж попытался повести ее на оперу "Жизнь за царя" про
Сусанина. Но  Пугачева  тоже отказалась. И лишь  одному из  последних  мужей
почти удалось уговорить ее сходить на кинофильм "Дикая охота короля  Стаха".
Но в последний момент Пугачева тоже отказалась.
     - Ах,  что  вы от меня  хотите, мужчина?  -  томно  спросила  Пугачева,
чувствуя, как тает ее сердце в присутствии генерала.
     - Вы  знойная женщина, -  пробасил комплимент  генерал.  - Будто вы  не
знаете, чего хочется по весне котам и генералам.
     -  Ах, -  скромно потупила глазки  рыжая  Пугачева.  - Вам,  генералам,
всегда хочется думать только о деле -  как достроить дачу. Вам и дела нет до
тонких чувственных переживаний!
     - Это,  простите, херня! - возразил Лебедь. -  И  мы, генералы не чужды
тонкости.  Вот  пожалуйста. На волю  птичку выпускаю при  светлом  празднике
весны.
     Генерал взмахнул дланями и подкинул птицу-лебедя вверх.
     - Лети!
     Но  грузный  лебедь  один раз тяжело махнул  руками и рухнул на грязный
асфальт.
     -  Сука  такая, -  не растерялся генерал  и  пнул  наглую птицу кованым
ботинком. - Лети, говно!
     Но  лебедь  вместо  того, чтобы  воспарить,  радуя  Пугачеву и бегающих
вокруг  детишек, отлетел  от удара  под лавку  и  там затих.  И у него  еще,
кажется, оторвалась голова.
     "Черт!" - про себя выругалась Невозвращенка. Было отчего ругаться. Дело
в том,  что наука уже давно открыла - лебедь при перемещении через магнитные
силовые  линии  Земли  излучает  электромагнитные  помехи в  весьма  широком
спектре   длин  волн.  И  может   даже   вызвать  пожар   при  попадании  на
горюче-смазочные  материалы. Именно поэтому  столкновение лебедя с самолетом
приводит к страшной катастрофе. "Наверняка пленка засвечена мощным сигналом.
Не зря, выходит,  он  лебедя с собой принес.  Действительно,  какой же дурак
попрется на деловую встречу с такой  большой  птицей, когда  можно  спокойно
взять щегла  или канарейку,"  -  подумала  шпионка,  но решила тем не  менее
снимать дальше, несмотря на холодный ветер между ног.
     -  Ладно, к делу, - прервала лирическую  тему Пугачева.  - Вы  ведь  не
комплименты мне пришли говорить.
     -Так  точно.  Не  комплименты.  Голую  правду  про  вашу  электоральную
привлекательность.
     - Вот только пошлить не надо, - озлобилась Пугачева.  Она всегда путала
электорат и клитор. -  Дался ему мой электорат! Ты,  хамло, моего электората
теперь хрен увидишь! Электорат ему подавай! Вот хотела показать, а теперь не
покажу!  Потому  что  с  женщиной  не  умеешь  обращаться!  Сначала  надо  о
прекрасном с ней поговорить,  про весну,  про звезды! Лапши  навешать, а  уж
потом к электорату грязные лапищи тянуть! На что уж мои мужья мудаки были, а
и то вечно в театр звали!  А этому сразу электорат подавай!  Вон к  той бабе
без трусов на скамейке иди и интересуйся ее электоратом.
     Лебедь опешил.
     - Ну что вы, Алла Борисовна, говорите такое! Причем тут эта без трусов?
Нет у нее никакого  электората. Откуда у нее электорат? Ну посмотрите сами -
это же типичная бомжиха какая-то! К тому же у нее на роже написано, что  она
работает в ФСБ. Посмотрите сами, как она  все время ногами сучит, сгибается,
аж глаза вылазят.
     - Ладно дурить, -  махнула  рукой  Пугачева. - Электорат у  любой  бабы
есть. Хотя некоторые  и  говорят, что  его найти невозможно.  Значит,  плохо
искали.  Электорат бывает разный. Бывает большой,  бывает маленький.  Бывает
красный, бывает розовый.  Бывает как грибок или горошина, а потом разбухает,
как на  дрожжах. Нужно только приласкать  его. А в возбужденном состоянии он
всегда больше и краснеет.
     -  Это  точно,  -  согласился   Лебедь.  -  Его  только  растревожь.  С
электоратом нужно лаской,  исключительно лаской. Вас мне  рекомендовали, как
лицо с самым большим электоратом в этой стране.
     Чувства Пугачевой были смешаны. С одной стороны, ее смущала развязность
генерала, с другой льстила его оценка.
     - Это кто вам сказал? - буркнула она.
     - Да все говорят!
     - Сволочи грязные! Ведь всех же просила не болтать!
     - Да это вообще невозможно скрыть, Алла Борисовна!
     - Неужели это так видно? - Пугачева была поражена.
     - Об этом все знают! Ну так вы согласны?
     Пугачева, сломленная диким напором маньяка, молчала.
     -  Алла Борисовна, я понимаю, это  непростое решение, но все-таки -  вы
согласны? Кстати, договориться нужно на  берегу. Я буду играть главную роль,
роль  ведущего,  а  вы  сыграете  роль  толкача,  что   с  вашим  отзывчивым
электоратом несложно. Согласитесь, не может ведь женщина здесь быть главной,
во всяком случае, в нашей дикой стране!.. Ну как, по рукам?
     - Ладно, согласна. Вы и черта уговорите. Когда?
     - Потерпим  до лета 2000  года, Алла Борисовна. Раньше соваться  просто
бесполезно.
     - Столько ждать? Почему? - не поняла Пугачева.
     - Сейчас  выбор уже  сделан, и  не мне с ним  тягаться, - Лебедь кивнул
наверх.
     - С этим дураком? - воскликнула Пугачева, имея в виду длинного Филиппа.
- Да пошел он к черту! Он даже ничего не узнает!
     Лебедь умудрено улыбнулся.
     -  Узнает,   Алла  Борисовна,   еще   как  узнает!   Вы  себе  даже  не
представляете,  насколько  он хитер! И  уж  тем более  вряд ли он  пропустит
такое! Ладно, как только настанет час "Ч", начнем с вами великую кампанию. Я
дам знать по вашему золотому телефону. До свидания Алла Борисовна.
     - До свидания, - растерянно сказала Пугачева и опустив голову поплелась
домой. Из глаз ее капали слезы. Вот они все такие, эти мужчины  - раздразнят
и бросают!





     Генерал ФСБ Гуров неторопливо прохаживался по лицу своего подчиненного.
Лицо  ничего не выражало.  "Крепкий парень," - подумал генерал  о лейтенанте
Качан-Горе.
     -  Ну  что ж, - вслух сказал генерал. - Давайте еще раз. Итак, о чем  в
течении примерно 10 минут говорили друг с другом ваши ведомые?
     Во время разговора Лебедя и Пугачевой Качан-Гора выполнял боевую задачу
съема  акустической  информации. Он находился  внутри  памятника  Александру
Сергеевичу Пушкину и ловко управлялся с электретными микрофонами.
     - О чем они говорили? - повторил свой вопрос генерал.
     - О клиторе, товарищ генерал.
     -  Угу... Кстати,  тамбовский волк тебе товарищ. А я тебе  -  "господин
генерал". Не время  пока называться  товарищами. Но  уверен - наше время еще
придет!.. А почему они говорили о клиторе?
     - Не могу знать, господин генерал.
     - А почему же у тебя не получилась техническая запись беседы, сынок?
     - Лебедь рядом пролетел, господин генерал. Сильные помехи дал.
     - Лебедь, значит... Ну-ну... А что же они говорили о клиторе?
     - Говорили, что при возбуждении он краснеет и увеличивается в размерах,
господин генерал.
     - Угу, правильно... Еще что-нибудь говорили?
     - Что он требует ласки. Еще про какую-то женщину без трусов и про жопу.
     - Про жопу? Это интересно, - генерал  перестал расхаживать по кабинету.
- Что они говорили про жопу?
     - Не припоминаю, тов... господин генерал. Так, всякие пустяки...
     - Запомните, пустяков про жопуне бывает, лейтенант! Про жопу пустяков -
не бывает!.. Н-да, ума не приложу, что докладывать руководству.
     - Иван Матренович, а давайте доложим руководству правду.
     Генерал Гуров хмыкнул:
     - Хм. Смелая мысль. Какую именно правду собираешься доложить?
     - Что у Лебедя с Пугачевой роман.
     - Ох, какой прыткий! Знаешь, я в твои годы тоже был такой прыткий. Тоже
все хотел, понимаешь, мир  перевернуть! Однако  повзрослел - поумнел. Ничего
ты против  системы не  сделаешь, парень.  Система тебя  сломает.  Помяни мое
стариковское слово. Даже и не рыпайся. Расти потихоньку в должностях, кивай,
лижи анус начальству и, глядишь, дорастешь до генерала. Генерал Качан-Гора -
звучит! А если сразу себе шею сломаешь, потом всю  жизнь будешь инвалидом на
каталке ездить.
     - Но ведь мы для того и существуем, господин генерал, чтобы докладывать
руководству страны правду.
     - Ишь ты, какой быстрый! Да  если бы мы докладывали руководству правду,
разве  развалился бы Советский Союз?  Если бы  мы правду  докладывали, разве
рухнула  бы царская  империя? Если бы мы  докладывали правду, разве  умер бы
Сталин? Нет,  братец, именно мы, докладывая... ну  скажем так  -  не  совсем
правду, обеспечиваем ход развития истории и все необходимые стране перемены.
Кому нужна твоя  правда? Один раз ты доложишь правду, а  на другой тебя  уже
вышибут из органов с  волчьим билетом.  И никуда  уже  не возьмут на работу,
кроме коммерческих банков. Правду он захотел доложить! Ну допустим, доложишь
ты правду, - вслух начал размышлять генерал. - Мол,  так  и так,  Пугачева и
генерал  Лебедь  находятся  в любовной связи. А  тебя... вернее,  не тебя, а
меня, - заметь, меня! - тут же спросят: да как же вы допустили!?. И что я им
скажу? А что я мог вообще сделать в этой ситуации?
     Качан-Гора молча хлопал ресницами.
     - Молчишь? -  бросил на  него хмурый взгляд генерал. - И мне  прикажешь
так же молчать?
     - Нет,  ну а чего... -  попытался вставить словцо лейтенант. - Ну любят
люди друг друга, так что ж...  Сейчас не те  времена,  когда за  это сажали.
Демократия.
     - Вот  тут-то они тебе и покажут демократию! По самое  некуда...  А  вы
знали, товарищ генерал, что мадам Пугачева - наше национальное достояние?  И
кто  теперь будет отвечать за  надругательство над  святыней? Ты, лейтенант,
знаешь,  что  во  время  войны  за  утерю  боевого  красного  знамени  полки
расформировывали? Не успеют  солдаты знамя на портянки  изорвать, хуяк - уже
полка нет  - расформирован. Тогда  это  быстро делалось. Знамя  хуяк -  полк
хуяк.  Автоматически. Это  называлось  "хуяк  за хуяк".  И наш сводный  полк
"Смерш" однажды чуть  не  расформировали. Слава богу знамя  быстро  нашлось:
бросили его у входа, ноги вытирать. А то бы...  Сколько  мы людей через  это
порасстреливали в "Смерше" - ужас, ни  в сказке  сказать, ни пером пописать.
Целыми фронтами под пулеметы  клали.  Потому что честь Родины дороже граждан
Родины - запомни это, сынок! А тут, понимаешь, Пугачева - знамя всей страны,
честь всей страны, совесть ее больная.  И -  надругательство произошло. Что,
всю страну теперь расформировывать?
     -  А может,  рискнем, повинимся? - робко спросил  лейтенант. - Повинную
голову меч не сечет.
     - Меч-то, может,  и  не  сечет,  а  вот пуля  пробивает  запросто.  Ты,
конечно, знаешь, что в нашей конторе просто так на пенсию не выходят? Только
через трубу крематория. Проходил, небось, в школе. А я влетать и вылетать не
хочу. Был и так у меня уже один прокол сорок лет назад. Еле расплевался.
     - Расскажите, - попросил Качан-Гора и  уселся поудобнее на  коврике. Он
очень любил неспешные истории из жизни Гурова.
     - Ну,  слушай,  мой мальчик. Началось все  это  в стародавние  времена,
когда дед твоего деда уже давно умер, а твой  отец еще только познакомился с
твоей мамой.
     -  У меня не было мамы, - поправил Качан-Гора. - Я родился из пробирки.
А фамилию  Качан-Гора мне  дали  в детдоме за  то, что  я  очень  быстро мог
считать в уме.
     - Я  знаю, - кивнул  генерал. - Я  же помню твое личное  дело наизусть.
Просто хотел тебя проверить... В общем, тогда твою пробирку еще не отлили на
стеклозаводе,  когда  я уже пешком под  стол  ходил! А  когда я вырос,  стал
разведчиком. И вот мне поручили новое ответственное задание - убить Гитлера.
Взял  я  свой пистолет  и  пошел,  значит,  в Германию. Но  на границе  меня
задержали, а  то бы убил наверняка. После этой неудачи мне поручили работу в
секретном  архиве партии. Нужно было открыть людям правду о гибели Чапая. Но
правда  должна была быть такой, чтобы создался образ величайшего героя.  Все
знают, что  Чапаев  утонул в реке Урал. Есть даже черно-белые кадры, которые
это подтверждают. Ну ты смотрел, наверное, по телевизору. Часто  показывают.
Я начал копаться в архивах и вот что выяснил.
     Генерал Гуров сделал  загадочное лицо.  От  напряженного внимания рот у
лейтенанта Качан-Горы приоткрылся.
     "Смекалистый парень," - подумал генерал: "Будет толк".
     -  Я  сразу же  наткнулся  на  справку, выданную еще  царской гимназией
Василию Чапаеву,  сыну Ивана  Чапаева.  Согласно этой справке,  Вася  Чапаев
занял первое  место по плаванию в гимназии,  имел разряд  мастера  спорта по
нырянию и мог задерживать  дыхание  под водой более, чем на пять минут. "Мог
ли он  утонуть?" - спросил я себя. И сам себе ответил: нет, не мог. Но я был
тогда еще не  очень  опытный  разведчик, поэтому тут  же услышал  со стороны
архиваторши вопрос: "Молодой  человек,  вы с  кем разговариваете?". Пришлось
соврать,  сказать, что  говорю  сам с собой.  До сих пор  мне  стыдно за эту
маленькую ложь.
     Дальше  выяснилось,   что  Чапаев  действительно   не  утонул.  Да,  он
переплывал  Урал вместе с  Петькой.  Да, по ним  стреляли из автоматического
оружия, а  именно,  -  пулемета системы Максим.  Да, Чапаев был ранен. Но он
выплыл. Да еще вытащил на себе из реки раненого Петьку. Более того! Он снова
вернулся  на вражеский берег, чтобы  помочь переправиться Фурманову, который
работал у него комиссаром. Этот Фурманов и был убит, и утонул в речке. Чапай
несколько раз нырял за ним,  пытаясь достать тело, но все было тщетно. Тогда
Чапай  увидел,  что  в  водовороте тонет  Анка,  работавшая тогда  в  отряде
пулеметчицей на полставке. Василий Иванович снова бросается в реку и, борясь
с течением, вытаскивает девушку на берег. К сожалению, водоворот закрутил их
обоих, так что Чапаев не сориентировался и  вытащил Анку на вражеский берег.
Как  только  у  него  закончила кружится голова,  Чапай понял свою ошибку  и
потащил ошеломленное тело Анки  обратно к воде. Он быстро сделал пулеметчице
искусственное дыхание (после чего та забеременела и  через 9  месяцев родила
здоровенького   мальчишку,  назвав   его  "Маршал   Тухачевский"   в   честь
легендарного  героя гражданской войны, впоследствии умершего от проказы). Но
в  это  время подскакал  на  лохматых  степных  лошадках  татаро-монгольский
разъезд, входивший в состав армии Колчака на правах отдельной моторизованной
бригады. Могучий Чапай раскидал  нападавших, лошадей  их  побросал  в  реку,
после чего лихим рейдом прошелся по тылам беляков и вернулся к Анке, которая
была уже на третьем месяце. Оба они благополучно переправились на ту сторону
Урала,  поскольку  огневые  точки   противника  были  Чапаевым  благополучно
подавлены.
     - И что же дальше? - тихо спросил лейтенант Качан-Гора.
     -  А дальше  началось самое интересное. Сталину  нужны  были герои.  Он
прочел книгу Чапаева, которую тот подписал псевдонимом своего любимого друга
Фурманова (кстати, настоящая фамилия Фурманова была фурманов, которая всегда
писалась с маленькой буквы), и велел  сделать из Чапаева национального героя
анекдотов. Но поскольку по книге Чапай  утонул, а Фурманов  остался, Чапаеву
был  подписан смертный приговор. Его под угрозой расстрела заставили сыграть
в фильме свою смерть - последнее переплытие через Урал. Камеру  установили в
бассейне  "Москва",  на  бортике  стоял   пулемет  Дегтярева,  и  еще   один
пулемет-дублер на всякий случай был  установлен на вышке для прыжков: Сталин
не любил накладок и промахов. Чапаева запустили в бассейн в бурке и папахе и
заставили плавать кругами, в то время как по нему был открыт ураганный огонь
из пулеметов.  Рядовые  работники  ОГПУ бросали  гранаты,  а Ежов,  которому
Сталин лично поручил съемку фильма, метал в  Чапаева ножи с перекатывающейся
в  лезвии  ртутной каплей.  Эти  ножи  были последним изобретением самородка
Кулибина, пропавшего без вести в подвалах НКВД... Вот так погиб Чапаев, став
героем собственной книги и кинофильма.
     - Но ведь должен был остаться Фурманов, который на самом деле фурманов,
об этом Сталин не подумал? - недоуменно спросил лейтенант Качан-Гора.
     - Не считай себя  умнее Сталина, -  улыбнулся в усы генерал. -  Товарищ
Сталин все предусмотрел. Да,  конечно, Чапаев  погиб, но где  же тогда автор
книги?  - спросила  бы мировая общественность -  Бернард Шоу, Ромен  Роллан,
Эрнест Хемингуэй... Но ведь комиссар Фурманов мог погибнуть во время Великой
чистки, когда и не такие люди погибали? Мог! И иди  ищи ветра в  поле. А кто
затеял чистку, во время которой погиб великий русский писатель Фурманов?  А,
товарищ  Ежов?  Где  товарищ Ежов? А товарищ  Ежов  наказан  за необдуманные
решения. Вон он валяется в канаве... Так-то, господин  Хемингуэй, за нами не
заржавеет. Провинился  - пожалуйте в канаву.  Губить нам еще Фурмановых  они
будут!..
     Качан-Гора облизал пересохшие губы.
     - Что же нам теперь делать?
     -  Что делать, что делать, - буркнул Гуров. - Работать! С этим заданием
вы  не справились.  Что ж, может, оно  вам не по душе. Может,  вам  подойдет
другое.   Займитесь   вот  чем.  В  Швеции  недавно  сделано  сверхсекретное
изобретение  -  один  чудак смастерил индивидуальный  ранцевый  аппарат  для
полетов  по воздуху. Ты представляешь, насколько это важно для наших солдат,
изможденным постоянным недоеданием? Дернул пускач, взлетел, быстро перелетел
на  другое  место,  тихонько опустился, снова уснул. Аппарат  очень хороший,
опробованный  самим изобретателем.  По  нашим данным  швед человек  довольно
тучный, значит ранцевый двигатель поднимет солдата в полной выкладке.
     - Кто изобретатель? - достав блокнот приготовился записывать лейтенант.
     Генерал покопался в бумажках:
     - Угу, вот. Запиши: шведский инженер Карлсон.





     Егор Тимурович Гайдар отложил книгу в сторону. Сильная вещь! Он еще раз
глянул наназвание - "Чук  и Гек.  20  лет спустя." Все как  будто  про него.
Гайдар послюнил пухлый пальчик и перевернул  страничку. Интересно, что будет
дальше?
     Повесть  была очень интригующей.  Чук  и Гек взросли и возмужали в годы
сталинских репрессий.  Один их братьев пошел работать в НКВД, другой вступил
в  троцкистско-зиновьевскую преступную  группу. При этом  оба  не знали, чем
занимается  другой,  потому  что  соблюдали  конспирацию.  Они  каждое  утро
встречались  на заводе "Красное мотовило", на своем рабочем месте, поскольку
их токарные станки ДТ-200 стояли рядом.  Братья здоровались и начинали молча
точить детали, стараясь выдержать размер.  Во время  обеденного перерыва оба
шли в заводскую столовую, где лакомились  черными щами из сгнившей капусты и
перловкой с жареным хеком, ломтями наворачивали серый хлеб. На сытый желудок
остаток  смены  проходил  веселее, уже не  такими тяжелыми казались  пудовые
кулаки седого мастера в круглых очках. А после окончания смены, перевыполнив
план, братья уходили в раздевалку. Встречались  они уже дома, поскольку жили
в одной квартире. И  Чук не догадывался, что Гек по  службе стучит на него в
НКВД, а Гек не представлял, что Чук проводит среди него вредительскую работу
и антисоветскую пропаганду по заданию банды троцкистских фашистов.
     Положение  усугублялось  большой  личной   трагедией:  оба  брата  были
гомосексуалисты и  любили друг  друга.  "Отчего вы не  женитесь, братья?"  -
спрашивал у них корреспондент заводской многотиражки юный комсомолец  Павлик
Гусев.  Братья  смущенно  переглядывались  и  заливались  краской  стыда.  К
счастью,  румянец  стыда не  был виден  из-за общего красного  фона их  лиц,
каковой  происходил  по  причине  злоупотребления портвейном.  Корреспондент
относил это  к  скромности  братьев. И  прямо  так и писал  в  очерке  "Двое
активных":  "Может ли кто тягаться с братьями  - скромными ударниками труда?
Вряд ли! Их нестандартный подход  и умелые руки  доставляют удовольствие при
одном только  взгляде  на  их совокупное  единство. Да и сами  братья всегда
расстаются вполне удовлетворенными друг другом..."
     Вскоре Чук  разочаровывается в оппортунистических идеях Льва Троцкого и
отходит   от   подрывной  деятельности.  В  то  же   время  Гек,  видя   всю
несправедливость  и  деспотию  сталинского строя, увлекается  антисоветскими
анекдотами, высказываниями,  теориями. Перерождение мерзавца  происходило не
сразу. Начитавшись клеветы  на советский строй, Гек  стал подумывать  о том,
чтобы  запродать государственные секретыагентам вражеской разведки. Чук же к
тому  времени  уже  был завербован хорошим человеком, майором  НКВД Жоповым.
Жопов давно присматривался к  работящему пареньку, желая завербовать его, да
все как-то не  было времени.  Но как только  выдалась  свободная минутка, он
живо обтяпал дельце.
     Совершенно случайно Гек узнает,  что  у  майора  Жопова в  сейфе  лежит
личное  дело  вновь  завербованного  агента  по  кличке Чукча  и  его личная
расписка с  согласием сотрудничать с  органами НКВД.  Надо ли объяснять, что
этим новым агентом был Чук? Гек понял, что его брат завербован.
     Между  братьями  происходит  тяжелый откровенный  разговор. Гек говорит
брату правду о методах работы органов, о массовых фабрикациях дел, о  культе
личности    Сталина   и    обращает    его   внимание   на    смелые    идеи
Троцкистско-Бухаринских  оппортунистов. Чук же,  в свою очередь,  раскрывает
всю низость и подлость руководителей  подпольных антисоветских  организаций,
возглавляемых  буржуазными наймитами. Он горячо  говорит  о  том, что тайные
шифровки  с   Запада   рекомендуют   всячески  вредить  молодому  советскому
государству  -  бросать  гайки в  станки,  воровать  колоски, распространять
нелепые и провокационные слухи и анекдоты.
     -  Нам лучше было бы поменяться своими  жизнями! - в сердцах восклицает
Чук.
     Братья  решают  осуществить  эту идею - пользуясь  своей схожестью, они
решают поменяться именами,  чтобы жить в согласии с личными убеждениями. Чук
отдает брату  свои  документы,  а Гек  ему  - свои.  Гек, по документам став
Чуком, начинает ходить на подпольные сходки троцкистов и открывает для  себя
новый, удивительный  мир, а Чук, став тайным сотрудником НКВД, понимает, что
ничего  не приобрел, потому что  он  и так  уже был  завербован  Жоповым  и,
соответственно,  уже  был  агентом  НКВД.  Зато  теперь  у  него  появляется
моральное  право  написать  донос  на  врагов народа. И  он сдает НКВД  всех
троцкистов.
     Ответственным за арест подпольщиков начальство назначает майора Жопова.
Взяв  на явке Гека и  думая, что  это его агент  Чук, Жопов хочет  отпустить
парня, но тот гневно плюет ему в лицо. Жопов в ярости, с помощью  изощренных
пыток он заставляет Гека признаться в гнусном преступлении - онанировании на
портрет  Вождя.  Гек,  оставленный  на  три  дня без  туалетной  бумаги,  не
выдерживает и подписывает признание. Тройка выносит приговор: расстрел. Гека
выводят  во  внутренний  дворик к выщербленной кирпичной  стенке, одноглазый
офицер  из  расстрельной команды  зачитывает приговор,  и солдаты  поднимают
винтовки.
     Трудно  сказать,  как  сложилась  бы  дальше  судьба Гека,  если  бы не
началась  Вторая  мировая война. Она изменила  судьбу не  только Гека,  но и
судьбы миллионов другихлюдей во всем мире. Дело в том, что в 4 часа утра  22
июня командир всех фашистов Гитлер принял роковое решение - жениться на  Еве
Браун.  Свадьба должна была состояться в  Москве, в  Елоховской церкви, куда
Гитлера и на порог  не пускали. Поэтому вождь нацистов принимает радикальное
решение - завоевать Москву вместе  с церковью!  Начинается война. Бесноватый
фюрер  на командирском  танке  въезжает  во главе  своих  орд  на территорию
Советского Союза.
     Долго дралась Брестская крепость не  желая сдаваться. Крепость оборонял
отдельный   батальон   сводной   дивизии   особого    назначения   (ОБСДОН),
моторизованная ударная дивизия особого назначения (МУДОН), передовая дивизия
особого  назначения  (ПерДОН),  и   небольшой  гвардейский  отдельный  наряд
дивизиона  особых  назначений  (ГОНДОН).  Войскам  было  тесно  в  небольшой
крепости, у них кончились патроны, провизия и женщины.
     Среди защитников Брестской крепости был  и Чук. Его сбросили в крепость
с  самолета,  чтобы он возглавил сопротивление.  Увидев, что бойцы под огнем
лазят в ров  и набирают в каску воду для пулеметов, а сами умирают от жажды,
Чук предложил  воду выпивать, а  в пулеметы заливать мочу, которую пить  все
равно  никто не хотел. Был только один человек, который пил  мочу, поскольку
верил  в уринотерапию. Более того,  после боя  он сливал упаренную урину  из
кожухов  пулеметов и делал себе  компрессы на поясницу. В этом  опустившемся
небритом человеке пораженный Чук узнал Гека.
     Оказалось,    Вышинский    заменил    Геку    расстрельный     приговор
условно-досрочным  освобождением  по  амнистии  в  честь  юбилея  Вильгельма
Телльмана  - немецкого коммуниста ,  устроившего  покушение  на Гейдриха и с
большого расстояния попавшего ему стрелой прямо в адамово яблоко. В те  годы
это было редчайшим случаем (и такой удачный выстрел,  и освобождение).  Гека
сослали в Брестскую крепость, где он увлекся уринотерапией...

     Дочитав  до этого  места,  Егор  Тимурович  Гайдар  даже всплакнул  над
книгой. Слезинка упала на его розовые штаны,  которые он не снимал со времен
своего  премьерства.  Один из братьев - героев книги был его  дедом, поэтому
книга так тронула Егоршу.
     Егор  Тимурович  сидел  в   своем  кабинете  в  Институте  климакса   и
развлекался тем, что уничтожал яблоки. Собственно, это было его единственным
сильным  увлечением по жизни. Крутобедрая  секретарша  Эльвира  каждое  утро
приносила Гайдару вазон с яблоками. Тут была  и  антоновка, и белый налив, и
даже мелкая кислая  дикуха.  Гайдар брал белой  ручкой с перстнями древесный
плод и взвизгнув швырял его в мишень - мраморныйщит с подставленным под него
антикварным  тазиком  18  века.   На  мраморный  щит  Эльвира  каждое   утро
прикрепляла свежую фотографию Григория Явлинского, проклятого.
     Что ж, после того, как Гайдар ограбил  старух, он мог  себе позволить и
перстни,  и антикварные тазы. И даже половые  тряпки из офицерских  кафтанов
петровской эпохи.  Когда  яблоко  сочно лопалось,  ударившись о гладкое лицо
Явлинского, Егор  испытывал какое-то  трансцендентное наслаждение, схожее  с
тем, которое он ощущал занимаясь монетаризмом.
     Иногда  Гайдар Тимурович Егор заходил в некое  тайное место, где стояли
тяжкие  кованые сундуки с награбленным  у народа  добром. Он  открывал любой
сундук и трясущимися руками  перебирал стариковские деньги.  По капельке, по
капельке копится добро.  Одна старушка,  другая.  Восемь-десять  ограбленных
бабушек  - глядишь, уже  на "Сникерс" и скопил. Слава богу, старушек у нас в
стране  миллионы  и  миллиарды. Вот эту вот  денежку  он  отобрал  в  темной
подворотне  у  умирающей  старушки.  Старушка кричала,  что  это  похоронные
деньги, скопленные  на погребение, но Гайдар только  хищно смеялся  во тьме,
как фантомас. И на другой день он тоже безжалостно смеялся, увидев из  окна,
как  эту старушку хоронили  без  погребения. Если  бы у нее были  деньги, ее
погребли бы по-человечески - в белых тапках, а не волокли за ноги  в сторону
мусорных бачков.
     Гайдар знал  цену копеечке. Даже  если  бы к нему пришел его сын и стал
просить деньги, Егорша не дал  бы  ему ни  фига.  С какой это стати? Столько
трудов вложено, столько  обездолено нищих и сирых! Что  же теперь,  отдавать
все беспутному  прожигателю  жизни? Отнюдь,  отнюдь.  Сын Гайдара  -  Ванька
Охлобыстин  славился своим разгульным характером и  неумеренной  страстью  к
опочивальне. И он совсем не желал заниматься монетаризмом!  Хотя на этом мог
бы сэкономить немало денег.
     Но сейчас Гайдару не  хотелось  думать о грустном. Хотелось  смеяться и
шалить,  бежать  вприпрыжку, пускать  пузыри  из слюней. Восторг  переполнял
завлаба:  только  что  ему донесли  о  встрече  Пугачевой  и  Лебедя. Гайдар
прекрасно понимал, что к  чему: всероссийская старуха рвется к власти, что ж
тут  неясного?  Уверенность  в собственной правоте делала  Гайдара абсолютно
счастливым... А во времена счастливой  жизни Гайдару  всегда хотелось поесть
блинцов.
     - Эльвира! - крикнул Гайдар, в предвкушении блинцов причмокивая губами.
     - Что, Егор Тимурович? - всунула лицо в дверь секретарша.
     -  Что-что,  Эльвирочка,  будто  вы  сами  не  знаете  что... Покушать.
Блинцов. Отнюдь, отнюдь...





     Вождь всех белоруссов Лукашенко  тайно страдал из-за своего неказистого
мужского достоинства. Как-то одна экстрасенсша, которая обмеряла его биополе
рулеткой, заодно обмерила и мужское достоинство президента. Оно не превышало
трех-четырех сантиметров. Это было бедой Лукашенко, ведь мужское достоинство
-  основной признак харизмы ("херазмы", как произносил это слово президент).
Колхозницы бывало подшучивали над ним:
     - У  тебя, Сашок, даже не признак, а призрак - нечто эфемерное и трудно
ощущаемое. Ночной эфир струит зефир.
     Поэтому,  как  и все  малорослые люди, Лукашенко пошел  по общественной
стезе. Поначалу стезя завела его на скотный двор, где он поднабрался  ума  и
узнал жизнь до  самых  ее  мельчайших  тонкостей,  - то  есть  до  квантовой
механики   и  строения   атомного  ядра.  После  свинарника  Лукашенко   мог
командовать даже учеными ( в одном из своих Указов он прямо и недвусмысленно
растолковал  сущность   ядерно-магнитного  резонанса   в   деле   укрепления
славянской государственности). Трудовой опыт оказался весьма кстати,  потому
что дальше кривая  стезя завела Лукашенку в самое высокое кресло всех времен
и  народов - на белорусский трон. Поначалу Лукашенко  сам долго не мог найти
на карте эту Белоруссию и все время путал  ее с  Россией, но потом  обвыкся.
Быть  президентом оказалось  приятно.  Он  беспрестанно раздавал  команды  и
целовался взасос с лидерами арабского мира, которые признали его за своего.
     Он  совсем  бы  забыл  о  несчастье  своей  жизни,  если  бы  сволочные
иностранные корреспонденты  НТВ,  ОРТ  и  прочих  телекомпаний  постоянно не
напоминали  ему об  этом.  Лукашенко  возненавидел  корреспондентов, повелев
лупить  их  дубьем и травить  собаками.  В мечтах  ему представлялись  самые
страшные пытки, которым  он подвергал бы этих  щелкоперов, если б на него не
смотрело пристально мировое сообщество и старший брат, на чьих трубах сидела
его республика.
     Вот и теперь,  включив ящик, Лукашенко  узрел  помятое лицо Киселева. С
трудом  подбирая  слова  Евгений  рассказывал  последнюю  правду  о событиях
минувшей недели.
     -  Вся  мировая.  Общественность. Спрашивает.  Э-э... Отчего Лукашенко.
Никогда  инкогнито  не ходит.  В  баню?  -  Киселев  сделал  значительное  и
несколько даже удивленное лицо, будто бы сам не  знал ответа на этот вопрос.
- Не оттого  ли.  Что-о...Э-э-э... Ему  нечем.  Похвастаться.  Перед  своими
избирателями. Электорат Лукашенко. Э-э... Составляют  женщины. В возрасте от
45  до  72 лет.  Как  показывают  наши опросы.  Таких оказалось 82% от всего
населения  Белоруссии.  Между  тем  известно.  Что.  Э-э...  Такие  женщины.
Переживают. Э-э...  Физиологически  сложный.  Чтобы  не  сказать  трагичный.
Период своей жизни. Об этом нам рассказывает. В своем репортаже. Кара-Мурза.
     На  экране  возникло  нечто  еврейское  (это  Лукашенко  понял  сразу),
действительно  отдаленно  напоминающее  какую-то  непонятную  кара-мурзу,  и
начало быстро  говорить  сложносочиненные  и  сложноподчиненные предложения,
забитые   деепричастными   оборотами.   Запутавшись   в  сложных   словесных
конструкциях,  Лукашенко  как-то  упустил  суть  произнесенного.  В   памяти
остались  лишь сетования  на то, что пожилым  женщинам нечем питаться, кроме
бульбы, выращенной на  своем огороде. И в  этом плане они не рассчитывают на
помощь вождя.
     - Нет, ну какие подонки!  - возмутился Лукашенко. - Какая необъективная
информация идет! Значит, это кому-то надо. Я поймаю этих щелкоперов.
     Он схватил коровий  колокольчик  (память  о работе на  земле)  и  начал
отчаянно дребезжать. Вбежал пресс-секретарь.
     - Так, запиши  на  завтра. Я  скажу речь  о  том,  что  инкогнито  буду
посещать общественные бани и туалеты, чтобы знать нужды народа.
     - А вдругвас узнают? - не понял пресс-секретарь.
     - Не узнают. Я буду в маске.
     - В бане? В маске? В какой маске?
     - Не в тех, конечно,  в которых спецназ ходит.  В тех в бане жарко, они
же шерстяные. Маска  президента  должна быть  легкая, но  прочная,  с гербом
государства и президентским штандартом.
     -  Значит,  картон  либо  оргалит.  Поросенок?   Зайчик?   Свинка?  Что
предпочитаете? - Пресс-секретарь навострил карандаш.
     - Ты точно ненормальный!  В бане тебе  Новый  год что ли?!.  Ты  бы еще
предложил хороводы  водить  вокруг  шаек!  Поскользнуться же  можно на твоих
хороводах!  Ну как работать с такими людьми!.. Маска должна быть  маленькая,
черная, как  в кино про мистера Икса. Ну, который  пел: "Я шут, я паяц,  так
что же, хуйня какая..."  Так,  теперь вызови мне начальника госбезопасности,
хочу выяснить, поймали уже кого-нибудь из этих щелкоперов.
     Через десять минут перед Лукашенко стоял вызванный шеф госбезопасности.
     - Разрешите,  значить,  доложить.  За  истекшие сутки было задержано  и
осУждено  к  различным срокам  заключения  18.849 демонстрантов.  Разбито  8
видеокамер,  поломано  45  авторучек и порвано  37  репортерских  блокнотов.
Пропало без вести 8 оппозиционеров.
     -  Неплохие  результаты,  - кивнул  Лукашенко. -  Хорошо  было бы  еще,
конечно, для острастки четвертовать или колесовать  на главной площади  пару
щелкоперов. Положить на  колесо, ломами перебить  руки и ноги  в суставах  и
оставить  так умирать. Или  подвесить, развести под ним  костер  и  медленно
вытапливать жир. Или еще  можно  содрать  с  живого  кожу,  посыпать  солью,
выколоть глаза и еще...
     Начальник госбезопасности молча  слушал.  Он знал, что  в такие моменты
перебивать вождя  нельзя. Человек  должен  отвести  душу.  Не прошло  и пяти
минут,  как Лукашенко наконец  отмяк, подобрел лицом,  разрумянился,  словно
принял банно-прачечную процедуру и 100 грамм картофельной водки.
     - Ладно, что там на международном фронте?
     -  В  мире  неспокойно. Террористы  опять захватили самолет,  - доложил
подчиненный.
     - А как здоровье моего брата названного, Бориса свет Николаевича?
     - По разным источникам разное. По сведениям оппозиции, Ельцин опять при
смерти. А НТВ показало его бойким и румяным. Кому верить, не знаю.
     Лукашенко задумался.
     - А в какой программе показали Бориса Николаевича?
     - В программе "Куклы".
     - И хорошо выглядел?
     - Просто отлично.
     - Ну  что  ж,  пошлите ему телеграмму, поздравьте с выздоровлением. А у
Клинтона?
     - По нашим данным, все нормально.
     - Ну  пошлите  ему на всякий  случай в  подарок костыли  с надписью  на
белорусском языке: "От народа  Белоруссии на вечную память." Мол, мы  зла не
держим. А  в приватной  беседе попросите, чтобы умерил прыть своего ЦРУ. Они
мне тут уже и так  всю  экономику разрушили. Я-то знаю откуда  ноги растут у
этих всех щелкоперов да шпионов! Из жопы!!! Хватит!!! Натерпелись!!!
     Чтобы  пресечь  новый  взрыв  вождя,  начальник госбезопасности  быстро
вставил:
     - А, кстати, хотите стать президентом всех славян?
     - Повесить!!! В тюрьму!.. Ну конечно хочу, чего ты спрашиваешь...  Я бы
тогда и в России экономику поднял. Только щелкоперов передушить...
     - По  совсем секретным  данным Пугачева хочет  баллотироваться  на пост
президента России.
     - Ну и что? - Не понял Лукашенко. - Вполне достойная женщина. Я тоже из
низов, а ничего - руковожу.
     - Так может, вам с ней скооперироваться? Я думаю, вы споетесь. Она тоже
прессу  не   любит.  Вы  будете  контролировать  Беларусь,  она  Россию,   а
межгосударственный  Союз  России и Белоруссии возглавите вы, как мужчина. Не
бабе же...
     - Нигде в рассуждениях изъяна не вижу. Действуй, наводи мосты, - кивнул
Лукашенко и вдруг  вспомнил про свое  "мужчинство". -  Только бы эти  черти,
щелкоперы  не  поднасрали,  а то  опять  поднимут хай  про мои  человеческие
качества. Я бы их  на площадь  согнал  всех, разом облил бензином  да  одной
спичкой...  А  еще  бывает  хорошо  привязать  за  ноги  к  двум  березам  и
отпустить...






     Главный  редактор  газеты  "Позавчерась"по   фамилии  Проханов  не  был
гомосексуалистом. Он вообще  не  был никаким  сексуалистом,  а придерживался
твердых   принципов.  Его   принципы   затвердели  еще  в  годы   юношеского
гиперсексуализма. Тем не менее сексуалистом он не стал, сумев побороть себя.
Железному  парню  больше  нравилось служить в армии, ощущать в руках оружие,
стрелять в людей, на худой конец педорасить зубной щеткой полы в туалете под
присмотром  дедов.  Парню льстило,  когда его называли настоящим мужчиной  и
истинным патриотом. Это пробуждало в нем  чувства. Например, чувство любви к
Родине. От  любви к Родине у Проханова были дети, но он никогда не испытывал
оргазма. То  есть он всегда притворялся,  чтобы Родине было приятно, и чтобы
она  не комплексовала. А  грудастая Родина-мать каждый  год рожала ему самых
разных  детишек -  белых,  желтых,  черных,  голубоглазеньких.  Проханов  по
большей части ненавидел их, потому что был националистом и патриотом России.
Впрочем,  он  соглашался признать гражданином  России любого, лишь бы у него
были широкая душа и правильные представления о патриотизме.
     Ельцин не был  патриотом.  Конечно же, Ельцин не  был патриотом. Как он
мог  быть  патриотом, рассуждал Проханов, если  он ни разу  не дал денег  на
производство газеты "Позавчерась", ни разу не поцеловал Проханова прилюдно в
губы или  хотя  бы в одну верхнюю губу. "А ведь  у  меня  губа  не дура!"  -
размышлял Проханов,  разглядывая в зеркало  тонкие свои злые губенки.  Вволю
налюбовавшись  на  мужественное  лицо,  закаленное  в  боях, продутое дикими
ветрами  Афганистана и понюхавшее пороха, Проханоид пошел  писать  заметку в
"Позавчерась".
     Великий национальный писатель уселся за пишущую машинку "Ундервудъ твою
мать",  на мгновение  задумался  и настучал громкое название.  Он  знал, как
народ  тянется  к мертвечинке,  поэтому обозвал статью "Ельцин ест бездомных
детей".Больше он уже ни на минуту не  задумывался:  после того, как родилось
название,  думать  уже поздно, все и  так идет как по маслу. Проханов вообще
любил хлесткие заголовки.  Каждую неделю он радовал  читателей  каким-нибудь
приятным  известием.  "Вяхирев украл  всю  нефть." "Ельцин  -  параноик  при
смерти."  "У  Чубайса  и  яйца  рыжие!" "Режим  Ельцина начал  топить  топки
электростанций голодающими  шахтерами."  "Терпению народа приходит  предел!"
"Предел терпения наступил..." "Народу русскому пределы не поставлены."
     Закончив   печатать,  Проханов  перечитал  заметку.   А   что,  хорошая
получилась. Вот  только  злобинки  маловато  будет.  Ну,  ничего.  Это  даже
неплохо.  Пускай будет некий налет  повествовательной отстраненности, как бы
объективности. Ладно, еще раз перечтем...

     "На прошлой неделе меню главного мерзавца страны состояло из отбивной с
кровью.  Все  бы ничего,  но  честный  русский патриот -  повар,  готовивший
отбивные,  признался одному человеку, имя которого  мы не  можем назвать,  в
том, что мясо было привезено из детприемника в"-- 8. Эта натужливая сволочь,
грязь, мразь ел детское мясо - то ли предназначенное для  детишек, то ли  из
детишек  состоящее.  А  куда  еще  деваются малые дети  из  приютов, которых
бессчетно плодит режим?
     Одна  старушка  нашла  в  пирожке человеческий  палец.  А один  мужчина
обнаружил в котлете коренной зуб  с пломбой. Он узнал  этот зуб. Это был зуб
его двоюродного брата, пропавшего без  вести полтора  года назад! Такое было
на Руси лишь во времена великой смуты. Тогда тоже ели пирожки и котлеты.
     По  свидетельству одного  честного  офицера,  в  глухой  тайге  верными
прихвостнями режима оборудован завод по производству консервов из патриотов.
Позор! Страшный конвейер  геноцида  запущен. Издательство  "Пресса" печатает
наклейки на  эти  банки.  Вот  они:  "Печень  мента",  "Шашлык  из  молодого
баркашовца", "Требуха коммуниста". Считающие себя русскими!  Не  ешьте мяса!
Вы не знаете, какое это мясо!
     Вся  эта   гнусь,   питающаяся  русской  кровью,   в  ожидании  скорого
неминуемого конца  строит  себе  дворцы  и  закупает фабрики,  принадлежащие
рабочим.  Так называемая прихватизация. Рабочие сидят без работы,  а нечисть
вовсю  употребляет  пищу, насыщая свои  брюхи витаминами,  вскормленными  на
народном горе. Бляди.
     И  в это  время великого разложения  государственности режим  дошел  до
последней черты, дальше которой - только падение в пропасть народного гнева,
где  созревают  его гроздья. А  именно - нынешний  жидо-голубой  режим решил
продвинуть на  следующих выборах в  президенты  гнусную марионетку, поющую с
чужого голоса - Алку Пугачевку, дочь  папашки своего. Дешевый, дешевый трюк,
господа  сионистские  свиньи! Этот  номер у  вас  не пройдет!  Народ!  Народ
всколыхнется и не допустит попрания своих нужд и чаяний.  А вы закупайте уже
билеты на все рейсы самолетов да убирайтесь на  все четыре стороны, пока  не
вскипела,  не вспухла аорта  народного гнева, брызнув кроваво-красной кровью
на ваши мерзкие рожи, на ваши бриллианты и толстые пачки баксов, которых так
не хватает патриотам для свержения ненавистного режима.
     Даже  во  время  войны мы  не  жили  так  плохо,  пишут  нам  ветераны,
освободители  Европы.  Вот письмо одного  такого: "Как мне смотреть в  глаза
молодым девушкам? При Сталине у меня стоял, как кол, а при ельцинском режиме
у меня висит, как  плеть. Плетью  обуха  не перешибешь. И  что мне  остается
делать?  Только облизываться, глядя  на витрины  секс-шопов. Банду Ельцина -
под  суд!  Я  часто  пою  по  утрам:  "Встава-а-ай, страна  огромная..."  Не
встает... Что же это с нами происходит, люди!? Ответьте."
     Что можно  ответить этому человеку? Что скоро  вспухнет,  инда взопреет
пучина  народного гнева, инда выпрет осклизло,  изорвет  в клочья дерьмяную,
сорную траву со своих полей и житниц. Только на это и уповаем. Только тем  и
тешим души наши, слезами горючими умытые, аки росною травою. Ужо, ужо!..
     Господи, благослови!"

     Проханов потер руки и приступил наконец к  основной работе  - написанию
большого интервью с самим собой.





     У Анпилова не было души, потому что  он был марксист. Но  что-то вместо
души болело  у него за весь  народ.  Врачи говорили, что это  печень.  Когда
народного трибуна отпускали из зоопарка  домой на понедельник и вторник, он,
повинуясь  внутреннему  позыву,  шел кормить  старушек.  Покупал  в булочной
буханку самого дешевого хлеба и выходил в урочный  час на  бульвар. Старушки
уже  узнавали его приметную фигуру  с  оттопыренной нижней губой и буквально
слетались  к нему.  Анпилов крошил  хлеб, с  умильной улыбкой наблюдая,  как
старушки, ругаясь,  отталкивают  друг друга, отнимая  друг  у  друга крошки.
Особенно ему нравилась  одна  старушка  - самая крупная и сильная, с орлиным
носом.  Она всегда  появлялась  позднее других,  по-хозяйски оглядывала  всю
гоп-компанию, будто  удивляясь столпотворению. Казалось, она  спрашивала: "А
че это  вы  тут  делаете?"  Анпилов чувствовал,  что это  красивое  создание
природы является как бы негласной хозяйкой здесь,  на этой аллейке. Хозяйкой
не по праву силы, а по праву какой-то горделивой красоты. И  другие старушки
чувствовали  ее  жизненную  силу  и  уступали  ей.  Крупная  старушка  молча
проходила прямиком к Анпилову, и остальные  старушки  расступались, давая ей
дорогу. Анпилов кормил старушку  с руки, и она  не боялась, будто  чувствуя,
что ни  у кого не хватит  духу  поднять руку на  такую красоту. Насытившись,
старушка  аккуратно  утирала  рот рукавом и  напоследок  позволяла  Анпилову
осторожно погладить себя по головке  и даже почесать за  ушком.  После чего,
гордо ворча, удалялась.
     Но сегодня Анпилов,  кроша  хлеб, не  дождался свою любимицу. Вроде все
было, как прежде, -  старушки,  галдя,  дрались за  хлебушек, но его любимая
гордая орлица отчего-то не  показывалась.Когда  процесс кормления подходил к
концу,  Анпилов,  скрывая сам от себя непонятный страх,  спросил, где же та,
которую он так любил. Ответом ему было  молчание. Только на какую-то секунду
все  старушки  перестали  есть.  Анпилов  повторил  свой  вопрос,  обращаясь
непосредственно  к самой мелкой старушке, стоявшей  у него под  левой рукой.
Старушка вздохнула и поведала печальную историю. Оказалось,  шутки ради  его
любимицу убили мальчишки. Они привязали к ее ноге пустую ржавую бочку из-под
солярки  и  гоняли с  веселыми  криками  по  всему  двору.  А  после  забили
дубинками.
     - Какие мальчишки? - глухо спросил Анпилов. - Откуда? С этого двора?
     - Сущие мальчишки! - включилась в разговор другая старушка. - Лимитчики
18-летние  из  местного  отделения милиции. Мы им говорим:  сынки, что ж  вы
делаете? А они только ржут. Говорят: нам Лужков  велел всех, кто с  утра  не
умывается, из Москвы вычистить, чтоб не портили лик столицы.
     - А было ли такое при советской власти? - начал агитировать Анпилов.
     - Нет, нет! - хором закричали старушки.
     Лишь одна старушка промолчала.
     - А ты что же молчишь, бабушка? - заинтересовался кормилец.
     - А меня в 80-м году из Москвы на сто первый километр выслали.
     - За что?
     - За проституцию.
     - А зачем же ты проституировала, бабка?
     - Пошел  ты на хер!  Перепутали  меня с кем-то.  И  даже  разбирацца не
стали. Вот она твоя советска власть! Уж пусть лучче никака власть,  чем така
и  сяка. Пусть лучче  Пугачева будет прызидентом, чем  дальше терпеть! Пущай
лучче энта курва  рыжая,  чем всякие  политики, явреи. Никому не  верим! Бей
его, бабы!
     Старушки, у  которых ума всегда немного, бросились  на Анпилова, с  рук
которого еще недавно, жадно урча, поглощали  хлебушек, и начали молотить его
клюками,  колоть вязальными спицами. Две или  три старушки встали сзади него
на  карачки  с   тем,   чтобы  остальные  товарки,  навалившись,  опрокинули
пролетария клетки. И им  это почти удалось.  Но Анпилов  вырвался из злобной
стаи  и  побежал  по  улице  весь  растрепанный,  перемазанный  старушечьими
какашками, со слезами на глазах. "Больше я не буду ходить на бульвар кормить
старушек,"  - размышлял он на  бегу. Пробегая  мимо  Спасской башни, Анпилов
вдруг неожиданно для себя подумал: "А может, начать петь?"





     - Ситуация  такова,  что даже  бульварные старушки  и  желтые  газетные
листки  говорят  о  претензиях Пугачевой на президентский трон. Об этом  без
устали твердит  политическая  элита планеты,  -  докладывал  генералу Гурову
оперативную сводку адъютант.
     Гуров только посмеивался в усы. Пусть  болтают. Уж он-то  знает правду!
Пугачева никуда не стремится.  Ни с каким Лебедем в  коалицию не вступает. У
них просто любовь. А  попросту - половые взаимоотношения.  Приятно,  приятно
одному знать правду. Впрочем, нет, не одному. Есть еще лейтенант Качан-Гора.
Но  этот  никому ничего не  расскажет. Лейтенант сейчас валяется в канаве  с
отрубленной головой.  А  генералу нужно  подумать,  какую  выгоду  он сможет
извлечь из своей эксклюзивной информации. И крепко подумать.
     Генерал уселся в кресло.
     - Ну, еще какие новости в городе?
     Адъютант знал тайный смысл этого вопроса.  Значит, генерал удовлетворен
полученной  информацией и сейчас начнет ее,  как удав, переваривать. А перед
этим  хочет развлечься какой-нибудь  секретной сплетней. В конце докладной у
него всегда было предусмотрено что-нибудь горяченькое.
     - Иван Матренович, в прошлый вторник Анпилов был замечен в хоре. Поет.
     - Зачем?
     - Дурак потому что.
     -  Не   скажи.  Дурак  не  стал  бы  работать   в  зоопарке  обезьяной.
Политический капитал набирает. Ладно, иди.
     Иван  Матренович  откинулся  в  кресле  и  начал  проглядывать  прессу,
параллельно  размышляя  о  ситуации  в  стране.  Ситуация  была  какая-то...
Непонятная какая-то ситуация. Чем-то пахло. А чем? Подобное было в его жизни
лет 20 назад.
     Тогда   его,   еще   безусого  лейтенанта   с   практически   полностью
отсутствующей растительностью на лобке, вызвал к  себе Леонид Ильич Брежнев.
Тушуясь Гуров вошел в гигантский кабинет генерального секретаря КПСС. Леонид
Ильич вышел из-за стола  и  взасос поцеловал  молодого  человека  в  губы. А
потом, плюская вставной челюстью, спросил:
     - Ну шо, молодой лейтенант, хочешь быть генералом?
     - Так точно! - вытянулся во фрунт Гуров.
     - А маршалом?
     - Так точно!
     - А почему у тебя на лобке нету волос, как мне сообщили?
     - Юный я еще, совсем лейтенант.
     - А когда вырастешь, хочешь быть космонавтом?
     - Конечно, кто ж не хочет.
     - А академиком?
     - Хочу.
     - А артистом Большого театра, всемирно известным?
     - Буду счастлив, товарищ генеральный секретарь.
     -  Молодец, люблю честолюбивых  людей.  А ишо  кем  хочешь быть,  когда
вырастешь?
     - Генеральным секретарем КПСС!
     -  Генеральный  секретарь  у  нас уже есть...  Ну  а  министром обороны
хочешь?
     - Даже не знаю, как сказать, Леонид Ильич.
     - Подумай и скажи.  Я подожду, у меня  сегодня никаких  государственных
дел нету.
     - А чего тут думать, Леонид Ильич. Думаю, министром обороны любой стать
не прочь.
     - Усе  правильно. Только у  стране развитого  социализма любой  человек
может  стать   кем  угодно.  Потому  шо  у  нас   созданы  усе  условия  для
всестороннего  развития  личности, для  повышения  образовательного  уровня.
Открываются тысячи новых библиотек, киноконцертных залов, строится жилье для
трудящихся. Усе это, благодаря неустанной заботе партии наши люди  имеют уже
сегодня.  Шо   же  говорить  о  завтрашнем  дне?..  Бурные,  продолжительные
аплодисменты, местами переходящие в овацию.
     На несколько секунд Брежнев прервался, видимо, ожидая аплодисментов. Но
раздалось только несколько жидких хлопков Гурова.
     - Как тебя зовут, лейтенант?
     - Лейтенант Гуров, Леонид Ильич.
     - Хм...  Меня  также  зовут Леонид Ильич. Вот шо  я хочу  тебе сказать,
Леня. Мы тут посовещалися на Политбюро и решили отправить тебя у  космос, на
поиски внеземных цивилизаций социалистической ориентации. Ты как на это?
     - А куда конкретно, Леонид Ильич?
     - Медленно соображаешь, лейтенант. Конкретно - у космос.  Как считаешь,
найдет партия своих единомышленников или партия заблуждается?
     - Я считаю, Леонид Ильич, у партии правильная линия.
     Брежнев поплюскал челюстью.
     -  Ну шо ж...  Про это мне  уже говорил Суслов. А куда ведет эта линия,
как думаешь?
     - В космос? - попытался угадать Гуров.
     - Не у космос, а  у  коммунизьм.  Так говорил  Суслов. А я ему у галоши
воды налил. Усе  очень смеялись... Но Суслов говорит,  шо как бы  не петляла
линия партии, она усе  равно придет  у коммунизьм...  Ну, сынок, я вижу,  ты
согласен. Дай-ка я тебя поцелую...
     Брежнев  взасос  поцеловал  Гурова.  Лейтенант  достал  изо рта челюсть
Брежнева.
     - Леонид Ильич.
     -  Шо?  А-а.  Вечно  она  тама  остается.  Но  нихто   еще  не   украл,
тьфу-тьфу-тьфу. Усе  возвращают...  Иди, сынок, собирай  чемоданы. Тама тебе
Королев усе  скажет,  какую  зубную щетку  брать. А  я пойду вздремну.  Если
надумаешь отказаться, даже и  не думай об этом. Старт  завтра утром. Если не
вернешься, дадим тебе Героя Савецкава Саюза.
     - А если вернусь?
     -  А ты не возвращайся, - пошутил  Брежнев. - Ну,  я шучу.  Мы  тебя не
обидим, даже если вернешься.  Ты получишь целую сетку дефицитных продуктов -
чай индийский, сухая колбаса  типа "сервелат", две  баночки шпротов, печенье
"Юбилейное", банка  сгущенки,  торт  "Птичье молоко". У  него,  правда, срок
хранения  уже  истек,  но  ничего,   я   думаю,  не  случится:  он  лежал  у
холодильнике, и у нас самая лучшая бесплатная медицина в мире... Кроме того,
там еще есть красная рыба, ну и у нагрузку - кило перловой крупы.
     Гуров воссиял:
     - Леонид Ильич! Да я... Да за это... Да я для вас...  Два кило перловки
съем! Черта из космоса достану.
     - Тока шоба черт был социалистический, - по-отечески улыбнулся Брежнев.
     Всю ночь молодой Гуров провел  в ожидании, сидя на чемоданах. Он мечтал
о   встречах   с   внеземными   цивилизациями.   И   мучительно   размышлял,
социалистическая у них ориентация или  капиталистическая. С  одной  стороны,
вряд ли кто во Вселенной добился еще такого прогресса, как советская власть,
рассуждал  Гуров.  С другой, у всех существ, даже не похожих  на людей, есть
имманентная  тяга к справедливости, к  росту благосостояния. Каждое разумное
существо  стремится к лучшему.  А что может  быть лучше  сетки с дефицитными
продуктами?  Лейтенант закрыл глаза. Перед ним встала  палка  сухой колбасы.
Сервелат. С маленькими  белыми пятнышками жира. Говорят, он финский. Красная
рыба... Он  вымочит  ее в чае, чтобы  не была такая соленая, снимет  шкуру с
блестками чешуи и съест.  Вот так вот просто - съест красную рыбу. И  у него
еще останется две банки шпротов. Печенье "Юбилейное". И еще торт. Торт!..
     Всю  ночь лейтенанту  снились  спрутоподобные  инопланетяне, пытавшиеся
отнять  у него  дефицитные  продукты, а он  отбивался от  них  "шрапнелью" -
перловой крупой.
     Но старт  не  состоялся. В  результате  внутрипартийных  интриг  внутри
Политбюро  проект  был  сорван.  Всю  ночь   по  Москве  шастали  машины   с
КГБэшниками, производя  аресты  писателей-фантастов,  космонавтов  и  армян.
Наутро оказалось,  что армян арестовали по  ошибке, и все они были выпущены.
Писатели  и  космонавты  тоже  вскоре  были выпущены,  поскольку  так  и  не
выяснилось,  кто  именно  из их  братии  навеял некоторым  членам  Политбюро
провокационную идею - искать союзников среди существ не знакомых с передовым
учением марксизма-ленинизма.
     Просидев на чемоданах двое суток Гуров так и не дождался приезда группы
сопровождения  космонавтов.  О нем в суете просто  забыли.  Но сам  Гуров не
забыл  того  странного  состояния  неопределенности, смешанной  с  ожиданием
чего-то  важного,  которое  то ли  случится,  то  ли нет. Вот  и  теперь  он
испытывал похожее  состояние.  От подобных  состояний  лекарства не  бывает.
Вернее, есть только одно лекарство - время. И  чтобы оно прошло не  впустую,
нужно здорово подумать.
     Гуров  откинулся в  кресле и,  ковыряя  пальцем в  носу,  начал думать,
заведя глаза к потолку.





     Ельцин тупо смотрел на телеграмму, положенную ему на стол Волошиным.
     - Это что?
     -   Телеграмма,  Борис  Николаевич.  Вы  сами  просили  поздравительные
телеграммы от известных лиц класть на ваш стол. Лицо известное.
     Ельцин снова углубился в чтение коротенького текста:
     "Борис Николаевич! Ваше имя в скрижалях, ваш  подвиг  бессмертен. Помню
все, будто это было  минуту  назад. Моя  благодарность не знает  границ.  Вы
осчастливили  миллионы  детей. Я  в  долгу. С  Деревянным разобрался  раз  и
навсегда, теперь он не помешает зимнему счастью и вообще  никому. Доверенную
мне  вами тайну  свято храню (одноногий!) Приезжайте в гости. Мы  с новой С.
всегда рады. Дед Мороз."
     - Что это? Каких таких детей я осчастливил, понимаешь? Зарплату люди по
полгода  не   получают.  Отруби  едят,  как   мне  докладывают.   Это   что,
издевательство?! С каким деревянным он разобрался? При чем тут Дед Мороз?
     Волошин вспотел.
     - Борис Николаич. Я  полагаю, "Дед Мороз" - это  подпись. Он же субъект
международного права. В настоящее время проживает в Лапландии. Я думал, вы в
курсе.
     - В курсе чего?
     - Ну  того, что он  хочет вам сообщить.  Честно говоря,  я сам смысл не
очень понял.
     -  Понял - не понял...  Ты  как  дите малое. Ты в  Деда Мороза  что  ли
веришь?
     -  Ну, не  то  чтобы...  Я  понимаю,  предрассудки, туда, сюда... Но  в
детстве мне под елку подарки кто-то клал  - это факт. Хотите верьте,  хотите
нет. Я, конечно, сам в эту болтовню не  верю,  но... что-то есть. Наука сама
еще не все знает. Подарки-то клали!
     -  Ну  и  мне  клали. Мне  и  теперь  кладут.  Со  всех сторон  кладут.
Уворачиваться не успеваю. Но я же не говорю, что это Дед Мороз виноват.  Или
Пушкин.
     - Правильно, Борис Николаевич. А у вас  нет никаких соображений, кто бы
это мог быть?
     - Может,  Коржаков? Или Полторанин... Вообще,  в последнее время у меня
такое странное ощущение, что я участвую в какой-то пьесе абсурда.
     -  У  меня  тоже,  Борис  Николаевич.  Прямо  так  и  подмывает, так  и
подмывает...
     - Чего у тебя там подмывает?  Ты  что, биде  себе  поставил  что  ли  в
кабинете?
     - Нет, я в смысле, дела какие-то странные творятся.
     -  Да я  шучу  насчет  биде.  А  вот насчет  абсурда  -  не  шучу.  Мне
действительно как-то сон приснился, что я бэтмэн  - человек-летучая мышь.  И
спасаю Деда Мороза от Буратино.
     - Бред какой-то... Ой, простите,  Борис  Николаевич.  Я хотел  сказать,
очень оригинальный сон. Свежо, не банально.
     -  Да уж свежо, это точно. Даже просто холодно. Вот я и  простыл тогда,
воспаление легких, понимаешь, получил. Помнишь?
     -  Помню,  Борис Николаевич. Я тогда очень  переживал. Не спал  даже по
ночам.
     - Я знаю, человек ты душевный... - Ельцин опять кивнул на телеграмму. -
Как такое понимать? Разве это не абсурд?
     - Абсурд,  Борис Николаевич. Как вы точно определили! Полнейший абсурд!
Я запишу себе для памяти...
     - Ты лучше запиши другое. Пусть-ка ФСБ  пошуршит да поищет автора этого
абсурда. А  то мы все тут пляшем как  куклы,  понимаешь, марионетки под  его
дудку. А уж если он такой умный, пусть нам  устроит в стране хорошую  жизнь.
Проблем  что  ль мало  - невыплаты  зарплат,  производство стоит, народ меня
опять разлюбил. А то смеяться над проблемами и недостатками - все мастера. А
ты так напиши, чтоб  вот  я  сейчас сидел и  говорил бы: "Ах, какой  хороший
автор попался!"
     - Только что вы это сказали.
     - Ну  так то я не по своей воле сказал. То есть в смысле, наоборот - по
своей. Или нет... Запутался я уже тут. Короче, подать сюда Ляпкина-Тяпкина.
     -  Борис Николаевич! Ляпкин-Тяпкин -  это метафора такая. На самом деле
нет никакого Ляпкина-Тяпкина.
     - А Дед Мороз есть?
     - Ну, насчет Деда  Мороза я не знаю. Во всяком случае  почтовый адрес у
него в Лапландии есть. Так что...
     - Что "так что"?
     Волошин вздохнул. Этот разговор был ему  неприятен, но он решил сказать
правду:
     - Раз есть адрес, значит есть и личность.
     -  Да ну?  Ну тогда  напиши  этой личности письмо. И еще Шерлоку Холмсу
напиши на Бейкер-стрит. Понял мой намек?
     - Понял, Борис Николаевич. Написать в Лапландию и на Бейкер-стрит.  Что
писать?
     Ельцин вздохнул:
     - Сколько уж я таких, как ты, поменял, а все без  толку - сплошь дураки
попадаются,  только я один умный остаюсь... Ну, напиши,  понимаешь,  одному,
что,  мол,  благодарен  за телеграмму.  Типа,  рад,  что  у вас  новая  "С."
появилась,  удовлетворен  решением  проблемы  с  Деревянным,   поздравляю  с
наступающим  и прошедшим, будет время  - заеду...  А  другому  напиши, чтобы
помог найти автора абсурда.
     -  Хорошо,  Борис Николаевич.  Все  сделаем в  лучшем виде, не извольте
беспокоиться.
     - Чего мне беспокоиться? Это вам всем надо беспокоиться... Кстати, чего
там  люди  говорят про  Пугачеву,  что  она  не то моя  дочь, не то  хочет в
президенты?.. Все уже знают. Один генерал Гуров ходит да улыбается.
     - Может, у него настроение хорошее.
     - Да  какое  настроение, лопух  он, - махнул  рукой Ельцин. - Газетчики
думают, я не знаю, чего  в стране творится.  А я  все знаю... Гуров считает,
они про клитор говорили. А они говорили про электорат! Это похожие слова, их
у  нас   многие  россияне  путают.  Повышать  надо   сексуально-политическую
грамотность  населения.   Вот   и  лейтенант  этот...  ну,  молодой...  тоже
перепутал. А техническая  запись  у него  не  получилась,  потому что лебедь
пролетел.
     - Откуда вы все знаете, Борис Николаевич?
     - Откуда, откуда... Да я рядом сидел, на лавочке. Слышал.





     Электорату было хреново.
     После вчерашнего трещала голова. Обхватив мозолистыми  руками лохматое,
гудящее, больное и раскалывающееся электорат сел  на кровати, опустив  худые
бледные ноги, поросшие редким волосом. Возле колена красовался синяк.
     - О-ох!..
     Электорат хотел произнести родное и привычное  "еб  твою  мать", но сил
хватило только на неопределенное стонущее междометье.
     Будем  считать, что  проба  голоса  прошла  успешно,  во  всяком случае
рвотные  позывы  не возникли. Возможно, все  еще впереди,  ведь  нужно будет
встать.   Впрочем,  до   этого  далеко.  Сейчас   нужно  произвести  процесс
аккомодации -  сфокусировать  органы  зрения  или  хотя  бы один  из них  на
каком-либо предмете.  Скажем,  вон на том  блестящем, что  стоит  на  столе.
Кажется, это стакан.
     Так, попытка номер один. Не вышло.
     Попытка номер два. Мимо.
     Попытка номер три. Опять проскочили. Да еще, кажется, в приводе правого
глаза что-то заклинило.  Сигнал не проходит. Может быть, неудачи  происходят
из-за непроизвольных качательных  движений организма? Трудно  одновременно и
наводить  на  резкость,  и  отрабатывать  помехи от броуновских  перемещений
головы.
     Поищем аналоги. У  танка в башне есть система  слежения  за целью. Танк
летит по пересеченной местности, а его ствол все время смотрит в одно место,
невзирая на вертикальные и горизонтальные перемещения корпуса боевой машины.
Со стороны это  выглядит очень  красиво.  Там  стоят два гироскопа,  которые
подают корректирующие сигналы на электромоторы привода орудия.
     В  принципе, в  голове тоже есть  такие штучки,  но запустить их  нам в
ближайшее время  не удастся,  это  совершенно  ясно. Танку  легче, ему нужно
только направление пушкой выдерживать, а нам еще и фокус блюсти. А дальномер
не работает. Зашкалило его: слишком долго глаза смотрели на кончик носа.
     Но как  уменьшить  амплитуду  раскачки?  Например,зафиксировать  голову
принудительно.  Скажем, руками.  А  где у нас  руки? Ага,  они  находятся  в
непосредственном соприкосновении с головой.  И не помогает. Может быть тогда
толкать  руками  в  противофазе,  гасить   колебания?  Нет,  это  совершенно
нереально, раз  нарушена общая структура пространства-времени. Вселенную нам
еще  собирать  и  собирать.   А  пока...   Пока  нужно  привалить  голову  к
неподвижному   внешнему   предмету,   достаточно  твердому   и  неподвижному
относительно фокусируемого объекта.
     Что же может послужить привалочной  поверхностью? Стена! Все гениальное
просто. Кровать находится  у  стены.  Значит,  нужно элементарно  откинуться
назад  до  момента  соприкосновения  головы  со стеной.  Пробуем.  Так,  что
происходит? Что происходит?! Почему все переворачивается? Что-то очень долго
мы опрокидываемся. Почему ноги  вверху?  Это ведь ноги? Бум, голова вошла  в
соприкосновение с твердым. Картинка исчезла...
     ...Картинка  появилась.  На чем  у нас  там все закончилось?  Стакан...
Фокус...  Танки...   Привалочная   поверхность...  Что  же  случилось?  Есть
гипотеза,  что произошло незапланированное перемещение тела.  Мы  ударились.
Ясно,  что об  пол.  Не об потолок  же. Сроду  такого  не бывало,  чтобы  об
потолок. Потому что  Земля  притягивает. Голубая  планета. Это  еще Ньютон в
школе предсказал.  Тяготение  называется. Проходили...  А мозги-то работают!
Пока  единственное движение, которое удается, это движение  мысли.  Я мыслю,
значит я вчера перебрал.
     Ну, что мы имеем? Вверху большое  - это  ноги. И там же  задница. Видно
плохо, но по ощущениям так. Организм упал с кровати. Как же  это получилось?
Ведь  он же сидел.  Где  стена? Прямо "Иван  Васильевич  меняет  профессию":
стенку  убрал,  стенку  поставил.  Сейчас  Иоанн  Грозныйпо заднице  секирой
шарахнет.  Смешно...   Нет,  смех  нам  пока  не  удается.  Только  странные
хрипло-прерывистые звуки из распухшей гортани. Ладно, значит, не  время. Нам
не к спеху. Поспешишь - людей насмешишь. А кстати, есть ли где-нибудь другие
люди? Или  я  один  во Вселенной? Вверху между  ног - далекое белое. Простая
логика подсказывает, что это потолок.
     При опрокидывании назад голова не вошла в соприкосновении  со стеной...
А вошла в пол. Произошло падение.  Кровать стоит  не у стены!!!  Вот так вот
просто все объясняется.
     Ну и что дальше? Жук на  спине. Жук в муравейнике.  Так, проверка  всех
систем... Угу, что  и требовалось  доказать.  Сигнал  не  проходит. По  всем
каналам - блокировка. Нет, какие-то простейшие мышечные реакции наблюдаются.
Может  быть, это проявление бессознательного в человеке? А все же интересно,
кто  отодвинул кровать от стены? И  главное, зачем? Как  говорится, кому это
выгодно?  Ладно,  потом  спросим. Если будет,  у  кого.  А вообще,  есть  ли
кто-либо в радиусе двух парсеков?
     Где я?!.
     Стоп!  Стоп! Но ведь нам же удалось  сесть на кровати! И даже обхватить
голову  верхними  конечностями!  А  теперь - полный  клин.  Видимо,  то  был
туннельный  эффект.  Парадоксы  микромира.  В  момент  пробуждения мы еще не
отличались   от  элементарной   частицы.  А   их   поведение   принципиально
непредсказуемо.  Принцип  неопределенности.  А  после  того  как  включилось
сознание,  начала работать  физика  твердого  тела.  И вот тут все, пиздец -
абсолютно твердое тело.
     Но  будем бороться. Вначале  было  слово. Поэтому нужно  себя заставить
силой  воли и крепким словом. Нужно восстановить свой микрокосм. Свою личную
Вселенную. Я - это я. Мы - это мы. Народ. Электорат. Политика.
     Политика!!! Да  ведь  Пугачева выдвинула свою кандидатуру в президенты!
За это надо  выпить. Нет, за это вчера  пили. Вернее,  за это  тоже, в самом
конце.  А  начали  с  чего-то  другого...  Слава   богу,   восстанавливается
координатная  сетка.  Еще  пара  интегралов  -  и  будем  как стекло. Почему
"будем"? Сколько нас?  Один. Запускаем программу идентификации личности.  Не
запускается. Ладно, не  будем насиловать лобные доли. Всему свое время. Пока
достаточно осознавать себя крайней плотью от плоти народной.
     Раз я народ, на мне должны быть трусы.  Вот это в горохах, должно быть,
они самые.  Поскольку сделать пока ничего нельзя, попробуем  начать с  того,
что  не удалось. Аккомодация. Опять  на очереди аккомодация. Готовы ли мы  к
ней? Спина опирается на кровать, голова - в пол, ноги свесились над головой.
Благодаря  перевернутости  тела возле  кровати, туловище  неподвижно  и лишь
легкое  поверхностное дыхание  чутьшевелит его. Теоретически шевелит, потому
что дыхание не чувствуется. Но, кажется, оно есть. Ну, конечно, есть, если б
не  было, опять  бы  погасла картинка... На чем будем фокусироваться? Стакан
остался где-то там, в какой-то прошлой жизни, за горизонтом событий. А что у
нас тут, на этом  незавидном отрезке жизни?  Над  лицом  -  колени. Отлично.
Ничуть не хуже стакана. Белые колени. Внимание! Мотор! Ловим фокус...
     Синяк.
     Удачно. Сразу получилось. Добрый знак.  Теперь можно  уверенно сказать,
что  зрением  мы  овладели.  Но на всякий случай  фокус с синяка сбивать  не
будем. От добра добра не ищут. Теперь руки. Оторвать от волосяного покрова.
     Еще раз...
     Еще раз...
     Есть  отрыв! Теперь деревянные руки аккуратно  перекладываем в стороны.
Нет, не  верно, нужно  обе в  одну  сторону, чтобы  сместить  центр  масс  и
спровоцировать    переворот    туловища.    Перекладываем    паруса,    яхта
переворачивается.... Не переворачивается. На мель села. Смешно.
     Положительно,  смех  нам  сегодня  не удается. Только страшные хрипы  в
пересохшем и распухшем...
     Тогда...  Тогда мы ноги... ноги... ноги...  Пошло,  пошло.  Есть завал.
Какой  быстрый прогресс!  Экспоненциальное восстановление  организма! Теперь
краткий отдых и садимся на пол.
     А кто сказал, что будет просто?..
     А кто сказал, что будет легко?..
     А  кто  сказал, что... Но  не до такой  же степени! Мы же не  ДнепроГЭС
строим, в  конце концов! Или выбрана неверная  тактика? А  что  нам  диктует
внутренний  голос?  Тихо, тихо!  Ага,  вот... Полежать, отдохнуть. Еще  что?
Похмелиться.
     Это  другое дело. Это  мы и без вас  понимаем.  Но для этого  нам нужно
сесть. То есть сначала сесть, потом передохнуть, собраться с мыслями и потом
уже  социализироваться  в  этом  мире  - пойти, найти  стакан,  найти водки,
налить. Должно получиться. По телевизору сказали: "Все у нас получится!" Это
установка. Примем это как установку. Спасибо, Борис  Николаевич, за заботу о
народе.
     Не мы ли завоевали  одну шестую  часть света?! Не мы  ли были хозяевами
Аляски?! Не мы ли  первыми запустили человека в  космос?! ...а внутри  сидит
татарин по фамилии Гагарин... Эй, космонавт, помоги-ка!
     - Ну-ка, давай вставай. О-о-от так. Хорош, хоро-ош.
     Существо!
     Разумное существо  помогло нам восстановить перпендикуляр. В его глазах
светится  разум.  Мы  сейчас спросим его, с  какой он планеты. Или это мы  в
гостях?
     - Бе-э-э-э...
     - Ты смотри не нарыгай на меня, скотина!
     Музыка  человеческой речи. В голове проясняется, и в то же время мутит,
мутит.  Значит,  процесс  идет  нормально.  Вселенная  восстановлена...  ну,
практически  восстановлена; пространственно-временные связи протянуты. Вчера
- было вчера, а сегодня -  надо похмелиться. Срочно надо  похмелиться. Мы на
Земле. Конец 20 века. Россия. Кажется, Москва. Впрочем, не будем  мелочными.
Мой адрес не дом и не улица...
     - Налить для опохмела?..
     Ключевое слово.  Пароль Вселенной. Это слово и было вначале. Оно всегда
бывает  вначале. Оно  должно быть  вначале!  Оно понятно  на  всех языках...
Теперь  нужно  как-то  дать знать пришельцу  изнутри нашего полуразрушенного
"я", что тут еще живы и  хотят действенной  помощи. Какие у нас есть способы
сигнализации, чем мы владеем?  Пробуем  пофокусировать глаза. Бесполезно. Не
замечает.  Нужны  какие-то  звуковые или световые сигналы. Какие могут  быть
световые сигналы? Ракету что ли ему пустить? Смешно.
     - Чего лыбишься, урод?
     Нет,   нам  совершенно   необходимо  звуковое  сопровождение.  Нас   не
воспринимают как разумное существо.
     - Я-а-а-а...
     Плохо, плохо. Ну, неужели он не видит, как нам трудно?  Ну, налей. Вот,
телепатически передаем: ну, налей. Ну, налей. Ну, налей...
     - Налить что ли?
     - М-м-м-м...
     - Сейчас поищу.
     Не отпускай!!!
     Не  упал.  Стою. Стоим. Поразительно.  Есть  в нас внутренний стержень.
Крепкие корни.  Но нужно разобраться по падежам и числам. В  каком я числе и
падеже? Число должно быть единственное, если отвлечься от голосов  внутри. А
падеж? Родительский? Творительский? Обвинительский? По какой статье?..
     Идет...
     Неужели несет? Неужели  нашел? Вот оно -  явление Христа  уроду. Верую,
верую,  если принесет.  Плещется у  него  в  стакане?  Срочная  аккомодация,
срочная! Еще резче! Остановить раскачку туловища! Невозможно же  работать!..
Ну? Плещется в стакане? Пле-е-е-щется!
     Верую! Верую!  Спаситель, отче наш, иже еси на небеси,  да святится имя
твое, да приидет царствие твое...
     Не надо мне давать его в  руки. У меня нет рук. Видишь, я даже убрал их
назад. Прямо так заливай, да. Я голову запрокину по мере необходимости.
     ...Цветы жизни. Цветы  жизни. По жилочкам. По  закоулочкам.  Головочка.
Ручечки. Ноженьки. Брюшко. Рот. Погасили...
     - О-й... │-о-о... Фу-ух!
     - Ну что, очухался?
     Не будем распыляться на  пространные беседы, побережем здоровье. Просто
кивнем. Вот видишь, возвратно-поступательное движение головой: угу.
     - Еще маленько для отхождения?
     Как же тебя зовут, благодетель? Откуда ты такой взялся? Чего ты хочешь?
Проси чего хочешь!  Только  сначала налей. Теперь  я и сам стакан удержу. Но
наливать лучше тебе.
     Ну, дай бог не последняя... Вот спасибо...
     - Ну что, электорат? За кого голосовать будешь?
     Э-э, братишка, кто  ж такие беседы  с утра пораньше  ведет?  Вчера надо
было приходить. А с утра только на выборы ходят. Вечером приходи, мы с тобой
побеседуем по-людски.
     Откуда взялся этот чудесный незнакомец?
     - Ты хто?..
     - Я Лебедь.
     - Пошла на хуй, птица... Я с тобой по-человечески, а ты воно как...
     - Ты  давай трезвей быстро. К тебе многие придут - Ельцин, Зюганов. Все
будут твои голоса просить.
     Голоса? Мои внутренние голоса?  Мои внутренние голоса не просят, голоса
просто приказывают, и я переплываю океаны и покоряю города.
     - Океаны... города...
     - Всю ночь что ли пили?.. Быдло. Если  б не избиратели,  на хрен  бы не
нужен был этот электорат... Пугачеву любишь?
     - Угу.
     - У нас с ней альянс. Голосуй или проиграешь.
     - Угу.
     - Что "угу"? За кого будешь голосовать?
     - За Ельцина.
     - Да почему!? Разве он не ограбил тебя? Разве он платит тебе зарплату?
     - Верно говоришь, птица. Жулье одно кругом. Башка трещит.
     - Ну так что ж ты за Ельцина-то... За Ельцина-то почему, мать твою!?.
     - Не понять тебе, птица, русскую душу! Я голосую сердцем.
     - А ты не сердцем, ты душой проголосуй. Ведь Пугачева душевно поет?
     - Душевно. Особенно это... "Выпьем, няня, где же водка?"
     - Ну так и голосуй за нас с Пугачевой.  Кто тебе налил с похмела? Я или
Ельцин?
     - Ты...
     - Ну так отблагодари. Проголосуй, как я говорю.
     Электорат тяжко вздохнул.
     Эх, тупая птица,  птица-тройка!..  После  того  как  ты  миллиарды  лет
возникаешь из ничего, из пустоты, из вакуума,  раздуваешься из сингулярности
в бесконечность,  систематизируясь  из  элементарных частиц до  светоносного
самоосознающего нечто; после того, как, словно Феникс из  похмельного пепла,
возрождаешься к  новой  жизни, повторяя  путь  Вселенной  и  заново познавая
мир...  Познавая?..  Нет, заново  создавая его -  от мельчайших лягушечек  и
инфузорий до слонов и носорогов; от счетных палочек  до тензорного  анализа;
от ближайшего гастронома с подпольной отравой рязанского розлива до элитного
центрального супермаркета с чистейшей  "кристалловской"; от ближайшей звезды
до далеких квазаров... После этой вселенской, богоравной ежеутренней работы,
когда  чистым  слезным  глазом  смотришь  на  новенький  мир,  только-только
вылупившийся из... да из  ничего!..  понимаешь всю суетность  и  ничтожность
подобной птичьей политической шелухи.  Да станет ли Он, утомленный процессом
Сотворения, снисходить  до суеты выбора между той мелочью или этой  мелочью,
им же самим созданной!?  Чего  хотят они, еле заметные, от Того, без Кого их
вопрос был бы  невозможен, и даже  само существование любых вопросов было бы
не проявлено в метафизическом плане! Им  ответом  только слабая, практически
незаметная Его улыбка, на полноценную просто не осталось сил.
     А что вы еще от Него хотите?
     Попейте с электоратово...





     Шерлок  Холмс  остро отточенной  финкой  взрезал  очередной  конверт  и
углубился в чтение. После прочтения конверт не  полетел  в мусорную корзину,
как прочие  конверты со счетами за газ и  телефон. (Не хватало еще  Великому
сыщику  пошло  платить  за  электричество!  Гений имеет  право на  некоторые
поблажки.  Холмс  попросту  воровал электричество.  За  два  фунта  электрик
установил  у него в электросчетчике  маленький буравчик, похожий  на штопор,
который резко сокращал расход бабок.)
     - Вот это интересно, Ватсон! - Холмс потряс конвертом. -  Что вы можете
сказать по виду этого письма?
     Доктор Ватсон сделал вид,  что задумался. Он был чеченец,  да к тому же
незаконнорожденный сын генерала Дудаева. Ватсоном его стали звать англичане.
Его  настоящее  имя  Аслан  напыщенным  англичанам  было выговорить  трудно.
Ребенком   Аслан   Дудаев   приехал   в    Англию,   выучился   на   доктора
филологическихнаук и защитил диссертацию по теме  "Вайнахский народный юмор,
основанный на обычаях  кровной мести".В одномиз притонов,  куда Аслан-Ватсон
ходил  курить  анашу, он  и познакомился  с  Шерлоком, который  пришел  туда
колоться морфием.
     Много  сил  положил Ватсон, чтобы вытащить Холмса из бездны наркомании.
Выйдя из нее Холмс посмотрел на мир и увидал, насколько он прекрасен. Шерлок
занялся музыкой, научился играть на скрипке, преуспел и перебрался из своего
нищенского негритянского квартала,  где у него находилось мелкое детективное
агентство, на  Бейкер-стрит. Если раньше  он разыскивал украденное с веревки
застиранное белье окрестных негров и расследовал убийство соседом-молочником
своей жены, то  теперь он  разыскивал  исключительно бриллианты величиной  с
яйцо Ватсона и редко-редко брался за рубины и изумруды: брезговал. А уж если
случались убийства, то брался  только за убийства короля королем, президента
принцем или, на худой конец, родовитого герцога папой римским.
     - Поднялся ты, Шерлок, - говорил  ему обнищавший к тому времени Ватсон.
Он постепенно  перешел  с анаши на героин, кокаин и  ЛСД.  Это  была  адская
смесь. Много сил положил Шерлок  Холмс,  чтобы вытащить приятеля  из  бездны
наркомании.  После излечения  в  дорогом  хосписе Ватсон  открыл лечебницу и
преуспел. Он лечил добрым словом, которое  и кошке приятно. Но  лечил Ватсон
не   только  кошек,   но  и  других   животных,  поскольку  лечебница   была
ветеринарная.
     А в последнее время друзья повадились собираться у Холмса и вместе пить
водку...
     ...Ватсон внимательно осмотрел конверт.
     - Ну что я могу сказать, Холмс. Письмо отправлено из  Управления делами
президента России, это видно по обратному адресу...
     - Великолепно!
     - ...Судя по  вот этим  вот зеленым пятнам и по этому  вот  желтоватому
кругу, на письмо ставили стакан с чаем и клали зеленый лук,  одно  из перьев
которого случайно раздавили. Характерные линии сгибов свидетельствуют о том,
что  из  письма  был сделан самолетик. А пятно на  пересечении  линий  сгиба
говорит о том, что самолетик был запущен и попал носом в какую-то жидкость.
     - Не какую-то, Ватсон, а вполне определенную - огуречный рассол в"-- 5.
Нюхайте, нюхайте. Великолепнейшее,  доложу  я вам,  средство для опохмела...
Дальше.
     - Да вот, собственно, и все, что я могу сказать.
     - Ай-яй-яй, Ватсон. От вашего пытливого взора укрылось, что писавший не
знал английского языка, поэтому письмо написано по-русски.  Но слава богу, я
знаю все языки, поэтому с легкостью его прочел. Прочтите и вы.
     Ватсон углубился в текст послания.

     "Премногоуважаемый мистер Холмс с Бейкер-стрит!
     Недостойный   вашего   внимания  клерк,  я   пишу  по  поручению  моего
могущественного господина, имя которого до поры до времени должно оставаться
втайне.  Мой  достопочтеннейший  патрон надысь  пожаловался  на таинственные
кошмары, в  кои  его  подвергает  усилие  некоего  таинственного  инкогнита,
который  нам не  известен.  Между  тем  власть инкогнита на  моего господина
велика   и   не  всегда,  по   его   мнению,  проистекает  во  благо   нашей
многострадальной  родине. Я  пока  не могу сказать,  кто мой  господин, лишь
извещу,   что   это  президент  одной  недавно   могущественной,  но  теперь
переживающей не лучшие времена  страны. Тем не менее  мы надеемся на лучшее,
потому что наши недра богаты баллистическими ракетами, с помощью  которых мы
можем  просить  для  себя мяса,  яичек,  молока,  другой  провиант, продукты
питания,  коих  так  не  хватает  в  наших   северных  краях.  Найдите  его,
пожалуйста! Мы в вас верим. У нас до сих пор помнят, как ловко вы раскрутили
то дело с убийством молочником своей жены. Подумать только, вся комната была
в крови,  несчастная  жертва  лежала по  большей части в  комнате,  а  рядом
валялся пьяный муж с  окровавленным топором в руке! Он и оказался убийцей! У
нас пока не могут столь блестяще и в столь короткое время раскрывать громкие
убийства.  А еще я читал, как вы нашли бриллиант с  яйцо у Ватсона в штанах.
Ну это вообще! Я бы свои яйца не променял ни на какие бриллианты мира.
     Засим остаюсь."

     - Что же это за страна такая, -удивился Ватсон, - в которой даже  самый
маленький клерк так свято хранит государственную тайну!?
     -  Да  все  очень  просто,  Ватсон.  Страна  - Россия.  А  таинственный
президент - Ельцин.
     - Непостижимо... Как вы догадались?
     Холмс улыбнулся.
     - Все очень просто, Ватсон, все очень  просто. Когда я вам разъясню, вы
сами поймете, как это просто.
     - Я весь внимание, Холмс!
     - Все  дело  в том, что вчера вечером я беседовал по телефону  с  неким
лицом из Лапландии, и это лицо сообщило  мне, что  оно привиделось  русскому
президенту во сне при весьма пикантных обстоятельствах.
     - Действительно, как все просто!
     - А кстати, Ватсон, давно хочу спросить, вас не останавливают  на улице
полицейские, как  лицо арабской национальности? У вас ведь на роже написано,
что вы террорист. И эта ваша любовь к бомбам, автомату Калашникова...
     - Англия -  демократическая страна,  - отшутился  Ватсон,  подальше  за
пазуху  пряча   скрученные  изолентой  палочки  динамита.  -  А  вы   будете
расследовать это таинственное дело?
     - В нем нет  ничего таинственного,  Ватсон. Лучше лишний  раз  сходим в
публичный  дом.  Виновное лицо,  устроившее  из  России  театр абсурда,  мне
известно. Я веду досье на всех, Ватсон, поэтому знаю.
     - И кто же это?
     - Это некий Александр  Никонов,  великий русский  писатель. Ума человек
титанического. С  ним опасно  связываться, а  то  пропишет в книге, потом не
отмоешься.  И главное,  ведь правду, подлец,  пропишет. Просто-таки какой-то
Мориарти от литературы.
     - А что еще вы про него знаете?
     -  Однажды  на  него  напали  80  бандитов,  и  он  их  всех  раскидал.
Телепатически  он воздействует  на Ельцина  и диктует  ему некоторые  из его
решений.   Да   что  Ельцин!   Его  боится  даже  никому  не   подчиняющийся
градоначальник вольного  города  Лужков! Каждую пятницу спецслужба Лужкова -
Комитет московской безопасности под  руководством чекиста Ресина докладывает
Лужкову  о  планах  Никонова.  Генерал Гуров  давно уже ведет наблюдение  за
Игорем Иртеньевым, думая, что это  Никонов. Вся московская милиция сбилась с
ног в поисках этого ужасного  типа.  Он имеет  необычайное влияние  на жизнь
всей страны. У него мания величия.
     Я бы никому не посоветовал связываться с Никоновым...





     Коржаков и Куликов - близнецы-братья. Кто из них более? А у кого из них
менее? Ах, да разве это  важно? Это  важно только для некоторых женщин, да и
то опытные сексологи их разубеждают, говоря, что это не играет никакой роли.
Главное  ведь  не количество, главное  -  качество,  умение, квалификация. А
вовсе не внешние параметры организма.
     Впрочем,  говорят,   что  есть  такие  поклонницы,  которым  на  умение
наплевать, им подавай габарит. Они своего рода наркоманки. Подсели и скачут.
Им уже никакой Алан Чумак не поможет, будь  он хоть негром преклонных годов.
Любовь неизлечима.
     - Моя любовь - не струйка дыма, - бормотала Пугачева, намазывая на хлеб
бутерброд.
     Бутерброды она любила с детства. Бутерброды ее жизни были самые разные.
Большие и маленькие, длинные  и  короткие, толстые и тонкие. Простые русские
батонообразные  и  элегантные   иностранные   биг-макоподобные,   обсыпанные
увеличивающим удовольствие кунжутным  семенем. Они проникали до самых кишок,
до  печени,  до чуткого  ее  сердца,  вызывая  одним  своим  видом  обильное
истечение слюны.
     Коржаков тоже был похож на бутерброд. На бутерброд из Куликова. Ах, вот
бы их... Этих двух пухленьких бутербродиков. Ням-ням. Хороши, хороши, черти.
Но Лебедь!... Это даже не бутерброд, это дичь. Официант, дичь!
     Как красиво его можно было бы подать к столу, этого тугого неотесанного
монстра!  Бог   мой!  Перышко  к  перышку...  Нет,  несомненно,  среди  всех
мужественных дядек самый вкусный  -  Лебедек. Жаль, что он икру редко мечет.
Пугачева любила  икру, хотя  в последнее время она  уже не лезла ей в горло.
Приходилось давиться. Если этак пойдет и дальше, то и килограмма не уешь, не
то что прежние пять-восемь.
     Еще очень ничего из себя  Шумейко. Видный круглоголовый богатырь. Такой
сексуальный бутербродик. Ведь секс и бутерброд - неразделимы. Так же как еда
и  бутерброд. Поглощая бутерброд, получаешь  насыщение. Поглощая  секс, тоже
получаешь насыщение.  Такова  уж физиология нашей жизни. Кому война, а  кому
мать родна. Все лучше, чем заниматься  уринотерапией. А есть еще копрофагия.
Но такими сексуальными  извращениями  Пугачева предпочитала  не  заниматься:
боялась подхватить глистов.
     Хороша ягода малинка. Из наших политиков больше всех похож на малининку
Станкевич. Но он, к сожалению,  скрылся за границей. Боится консервирования.
А кто похож на клубничинку, мясистую ягоду?  Да тот же Коржаков! Ну конечно,
он  никакой  не бутерброд - он здоровенная клубничина! Ельцин?.. Здоровенное
яблоко-антоновка! Ястржембский... Ну, этот - чистый стручок  горького перца.
Он также  похож на месяц из какого-то  мультфильма. Такое же вогнутое  лицо.
Вышел   Ястржембский   из   тумана,  вынул  ножик  из   кармана.  Куликов...
Дядюшка-тыква. Зюганов - семенной огурец. Жириновский... Жириновский... Нет,
Жириновский это не  фрукт и не овощ. Это чертик из коробки. Боровой же похож
на ботинок...
     Размышления  Пугачевой  прервал  телефонный  звонок. Певица  Алла сняла
трубку,  радостно  ощутив прохладную  тяжесть  белого золота.  Глаз  радовал
великий изумруд.
     - Аллоу...
     - Алла Борисовна, - раздался в трубке уверенный мужской голос. Это был,
конечно, не Лебедь. Но все равно приятно...
     - Ах, мужчина, кто вы?!
     - Разрешите доложить. Это Коржаков.
     - Клубничка!
     - Что?
     - Да  нет, ничего, это я не вам. Это у меня тут  собака бегает, лает. А
что вы хотите?
     - Алла Борисовна, я, так сказать, сразу возьму быка за рога!..
     -  Именно  за  рога? - игриво переспросила Пугачева.  - У быка есть еще
много других привлекательных органов.
     -  Ну, это, наверное  они  для  вас  привлекательны,  а для  меня  суть
тошнотворны и богопротивны, - сказал Коржаков, непонятно что имея ввиду.
     - Не соглашусь с вами,  - не  согласилась Пугачева. - Природа прекрасна
во всем своем обличье. Но продолжайте, мужчина.
     - У меня  к вам, можно сказать,  не  совсем  обычное  предложение...  Я
предлагаю вам вступить  со  мной в тесный союз. Или, если хотите, альянс. Вы
понимаете, о чем я говорю?
     Пугачева  опешила. Вот  это  да! С  чего бы это она  стала пользоваться
таким  спросом? Ведь  она  уже давно  не женщина, которая поет.  То есть она
женщина,   но  не  поет.  Может,   в  политической  ситуации  страны  что-то
происходит?  А  может,  в  последнее  время  она  резко  похорошела?  Или  в
политических кругах России теперь какая-то новая мода?
     - Алла Борисовна! Вы чего молчите? Чего молчите-то, а?
     - Электоратом моим будете интересоваться? - Пугачева была холодна.
     - Да чего им интересоваться? - обрадовалась ответу  трубка. - Он и  так
всем известен.  Электорат у вас, надо отдать ему  должное, отличный,  просто
прекрасный! Любой бы хотел такой электорат!
     - Черт подери!.. Вы что там, в своих думах  и правительствах обсуждаете
мой электорат?
     -  В  кулуарах,  Алла  Борисовна, только в кулуарах! Во  время  рабочих
заседаний мы мыслим о судьбах Родины, исключительно.
     -  Ну  и  чем  же он  замечателен, мой электорат?  -  ледяным  ветерком
сквозило от голоса Пугачевой.
     От Коржакова не укрылась эта холодность. "Не зря говорят, что Лебедек с
ней уже  договорился.  Перекупил  певичку, -  подумал он.  И  вдруг страшная
догадка поразила  его: - А может, это она его купила?!" Господи, как же  эта
простая мысль не пришла ему в голову сразу! Да ведь Пугачева - самая богатая
женщина  планеты! У нее  денег больше,  чем у иных  африканских  государств.
Впрочем, сравнение с африканскими государствами для Пугачевой оскорбительно:
она же белая. Более  того, говорят, она не любит негров. Да, собственно, кто
их любит? За что их любить? Цвет кожи -  противоестественный, губы - пухлые.
И  рожа противная. Нет, даже само сравнение Пугачевой с неграми, мулатами  и
евреями - гнусность, антирусские настроения... Отсюда  следует, что Пугачева
купит и продаст кого угодно с легкостью  необычайной. У нее же денег этих...
Под  ее домом каждое утро  находят  несколько плохо доеденныхбанок  с черной
икрой.  Вся  Москва  знает,  где  можно  подъесть  за  Пугачевой.  Старух  к
пугачевской  помойке  даже  и  не допускают:  не по  чину.  Жирные  банки  с
остатками икры  с утра пораньше  расхватывают  фанаты Пугачевой - служащие в
Москве и давно не получающие зарплаты офицеры армии и ФСБ. На помойке видели
даже нескольких генералов  и, говорят, даже одного  члена правительства. Кто
может купить Пугачеву? Риторический вопрос.
     -  Эй, дядя, так  чем  же людей  привлекает  мой электорат?  - прервала
размышления бывшего охранника и подносчика водки в сауне.
     -  Ну чем может  привлекать электорат, Алла Борисовна, вы же  не  вчера
родились! Чем он больше, тем лучше.
     - Угу,  - Алла  почему-то успокоилась, смирилась с тем, что  мир таков,
каков  он есть - грязный, пошлый и упругий.  - Значит, говорите, чем больше,
тем лучше?
     - Истинно так,  Алла Борисовна. Других никаких преимуществ у электората
нет.
     - Это с вашей  точки зрения, нет. Но вы  совсем не учитываете мою точку
зрения. Поставьте себя на мое место, ведь у меня может быть другое отношение
к электорату.
     - Ну да, я понимаю. Все-таки мы, политики - люди циничные и конкретные,
а  у  вас душа  есть.  Вам  просто  приятно.  Электорат  для  вас - источник
удовольствия, может быть, радости в жизни. Будь я на вашем месте мне бы тоже
ничего  не было нужно  от него,  кроме любви. Но я  на  своем месте  и  меня
интересует  -  уж  извините,  Алла  Борисовна!  -  только его количественные
характеристики.
     -  А знаете, я  даже ценю ваш цинизм! Но ведь  я женщина и прежде,  чем
согласиться на  ваше предложение, мы... Ну,  вы должны мне  понравиться хотя
бы. И потом, у меня муж есть, в конце концов.
     -  И  с  мужем  посоветуйтесь  обязательно, как  же  без  этого.  Ведь,
согласившись,  вы будете принадлежать уже  не только  семье.  Филипп  вообще
будет редко видеть вас дома. Вы же будете публичной женщиной.
     - Даже так? - горько усмехнулась Пугачева.
     -  Конечно!  Я считаю  вас  серьезным  человеком и  рассчитываю на вашу
полную самоотдачу, занятость с утра до ночи, видеокамеры...
     -  Вы собираетесь снимать наши  э-э-э... наши  экзерсисы? Может быть  и
ваши дружки к нам подключатся?
     - У меня неплохая  слаженная команда, Алла  Борисовна. Если у вас  есть
друзья, которых  мы можем взять  в наш союз, скажите. Я  всегда  открыт  для
таких предложений.
     -   Представляю   весь   этот   группешник.   Видеокамеры,  аксессуары,
наручники...
     -  Знаете, власть и наручники  всегда ходят рука  об  руку. И  если  вы
хотите истинной  власти, вы должны быть готовы, что рано или поздно на ваших
запястьях могут защелкнуться наручники.
     - Что ж, звучит по крайней справедливо. Вы откровенный человек.
     - Спасибо. Ну так вы согласны?
     - Знаете, я тоже буду с  вами откровенной. Раз уж пошли такие звонки, я
лучше их все выслушаю, а потом уж решу. Подожду, кто еще позвонит.
     - Что ж, -  не скрыл огорчения Коржаков. - Выбирать - ваше право. Но вы
все-таки подумайте: я  -  за Россию, я  державник, я  против  разворовывания
страны.
     Пугачева усмехнулась:
     - Вы хотите сказать, что вы хороший человек и настоящий мужчина?
     -  Ну, в какой-то мере это характеризует  меня как  настоящего русского
мужика.
     -  Может  быть, может  быть...  Только  это  меня не  возбуждает.  Пора
прощаться, у меня что-то голова разболелась...
     - Что ж,  у нас с вами  еще есть время.  До 2000  года,  если ничего не
случится.
     - И вы туда же, ждать, ждать. Ну и мужики пошли! Нет бы сразу, а то все
с какими-то прелюдиями. Церемонные какие. Обязательно им к 21 веку нужно. Не
перестаю удивляться.
     - Такова уж ситуация в стране, Алла Борисовна.
     - Да ладно вам валить на ситуацию. В этом деле ситуации нужно создавать
самим!
     - Опасная вы женщина, Алла!
     - Обыкновенная.
     -  Нет!  -  с  чувством сказал  Коржаков. -  Совершенно необыкновенная!
Электоратная, если можно так выразиться!
     - Я тоже обычно не стесняюсь в выражениях, но вы...
     Пугачева  бросила  золотую   трубку  на  платиновые  рычаги  и  матерно
выругалась.
     Проклятая страна! Скоро уже в газетах будут писать про ее электорат!..





     Пугачева в ярости растоптала  газету. Ну это уже слишком! Тварье! Такое
ощущение, что  в  стране  нет  ни  закона,  ни порядка!  Кто  им  дал  право
вмешиваться в ее  личную жизнь? Это просто невыносимо! Всю жизнь,  всю жизнь
они  преследуют ее и ее семью. Вот  и  теперь - написали, что она  вчера она
выбросила на одну недоеденную банку черной икры больше, чем обычно. Не из-за
ссоры ли с Филиппом  это  произошло, спрашивает щелкопер. Кому какое дело до
ее  банок?  Написали,  что из банки подъедал один опустившийся генерал  ФСБ.
Во-первых,  это был не  генерал  ФСБ, а  генеральный конструктор наших ракет
средней дальности.  Во-вторых,  подъедал он  не из банки,  а  из  пакета,  в
котором она выбросила печень соловья. В-третьих, он все время тут ошивается,
после того, как его НИИ по конверсии приватизировал Чубайс. Алла знала этого
милого  человека  и все время  приветственно кивала ему при входе в подъезд.
Она  выделила  его среди всех  из-за  блестящей  звезды  Героя  соцтруда  на
лацкане.  Пугачева  любила все блестящее. Поначалу  она хотела было обменять
его звезду на банку минтая, но строптивый  старик не согласился, мотивировав
это тем,  что сей  предмет есть память  о лучших годах его  жизни, когда  он
проектировал  для Родины оружие массового поражения.  (Родина уж если любила
людей, то исключительно массово поражать.)
     Пугачева  тогда не обиделась на  отказ,  поджав  губы  молча  прошла  в
подъезд, а  ее  охранники профилактически и  для улучшения характера немного
попинали  генерального конструктора  ногами.  С тех пор  он перестал  носить
звезду, опасаясь спровоцировать новые акции  профилактики. Но  Пугачева, как
мы  уже  отметили,  не  обиделась   на  старого  дурака,  а  напротив,  даже
поинтересовалась как-то,  вкусно  ли  кормят, не  нужно ли  чего выкинуть по
заказу.  Старик попросил выбросить  вилку и нож. Пугачева выбросила  вилку и
нож. Золотые выкидывать было жалко, пришлось специально  посылать прислугу в
ближайший магазин  за  алюминиевыми приборами. Зато их купили  целую дюжину,
каковую прислуга и швырнула в  мусоропровод.  При  следующей  встрече старик
поблагодарил   культурную   элиту   за    трогательную   заботу   об   элите
интеллектуальной.
     -  А чего  ж звездочку-то свою  больше не надеваете?  - озорно спросила
Пугачева.
     - Потерял, - буркнул враз помрачневший старик.
     - Жаль, жаль, а то если вдруг найдется, дайте знать моей охране. - (Две
гориллы, похожие на Анпилова, синхронно кивнули.)
     ...Надо  подать в суд на эту газету. И отсудить хотя бы  себе  на новые
сережки пару миллиардов рублей.
     В этот  столь трагический, но  такой обыкновенный в жизни певицы момент
распахнулась дверь и вошел Филипп Киркоров. Он бегал вниз за почтой.
     -  Дорогая, я  бегал вниз за почтой,  - лучезарно  улыбаясь, подтвердил
нашу догадку Филипп. - И представляешь - принес газет и журналов.
     Пугачева  двумя  пальчиками   брезгливо  взяла  газетку,  развернула  и
уставилась  на  буквы.  Некоторое  время  она скользила  взглядом по  черным
строчкам, буквы  складывались в слова,  слова  в  предложения, а предложения
Пугачева уже вполне понимала. Но, как правило, они не доставляли ей радости.
Вот  и сейчас она  в ярости  скомкала  газету и  начала топтать  ее  нижними
конечностями.
     - Что ты  делаешь, любимая? - спросил Киркоров. Он спрашивал так каждый
раз, когда Пугачева начинала топтать периодическую печать.
     - Уничтожаю гадину!
     - А что,  они опять написали клевету, будто мы с тобой поссорились?  Но
ведь это же бывает регулярно.
     -  Регулярно  бывают  только  регулы, - творчески пошутила  жена своего
мужа. -  Эти канальи написали, что я собираюсь баллотироваться в президенты.
Но  это еще полбеды! Тут же они берутся рассуждать,  о  чем представления не
имеют! О моем большом электорате! Это сугубо  личное. Какое  ему дело... Кто
это написал?!
     Пугачева схватила истоптанный листок:
     - Какой-то Никонов. Щенок! Гаденыш! Такую гниду надо давить!  Давить!..
Филька! Найми киллеров, чтоб убить этого щелкопера. Я этого так не оставлю!
     - А того? - кивнул Филипп на другую истоптанную газету.
     - Всех, всех по подъездам перемочу!!!  - кричала Пугачева.  - Пусть его
фаршированную  голову  принесут мне  на блюде,  я ее съем.  А не  съем,  так
понадкусываю.
     - А как же твоя икорная диета? - не въехал Филипп.
     -  Не  бойся,  на  моей  фигуре  пара  съеденных  журналистов никак  не
скажется... Так, посмотрим, что обо мне клевещут другие свинососы.
     Пугачева развернула иллюстрированный  журнал. Журнал  был иллюстрирован
иллюстрациями  и не подвергался перлюстрации  со стороны перлюстраторов. Там
была статья про реституцию и престидижитацию.
     -  Так,  а где же обо мне? - Пугачева  нервно перелистывала страницы. -
Ничего себе! Целый  журнал, и ничего обо мне! Я им что, ничтожество что ли?!
Они специально делают вид, что меня нет, что Пугачева исчезла! Я не исчезла,
и они в этом очень  скоро убедятся, подонки. Я  им напомню  о себе  так, что
мало не  покажется! Нет, ну ты посмотри -  ни-че-го!  Будто  и нет в  стране
Пугачевой. Ну это даже обидно просто. Смотрим дальше.
     Пугачева споро перелистала другой, довольно толстый журнал.
     - Так,  до смешного доходит.  И тут ни слова. Ну  хоть бы  для приличия
щелкоперы бы петитом или нонпарелью набрали словцо одно: "Пугачева".
     -  Дорогая, но ведь это же специальный журнал, - вдруг обратил внимание
Филипп. - Это "Вопросы физики".
     Дело в том, что  от своего богатства Пугачева  выписывала  все журналы,
какие  только  выпускались  в России,  даже журнал на татарском  языке  "Кил
мында".
     -  Ну  и  что? -  Пугачева  вновь  перелистала  журнал  с  формулами  и
интегралами. - Физики что,  не люди что ли, их разве искусство и Пугачева не
интересуют?  Почему  бы вот  в  этой, например, статье  некоего Лукашенко  о
ядерно-магнитном  резонансе не  написать  скромно  в  конце: "Автор  выносит
благодарность А.Б. Пугачевой  за помощь  в написании  статьи". Я им что,ноль
без палочки?
     - Почему  без  палочки?  Я  -  твоя палочка. "А  у  меня  есть палочка,
палочка-выручалочка!" - пропел  Филипп явно кого-то передразнивая. И мы даже
предполагаем, кого именно, но  не можем  назвать фамилию этой  жестоковыйной
певицы, чтобы нас не обвинили в расизме и оскорблении нацменьшинств.
     - Да уж, с твоей палочкой только к Пугачевой подступаться, - критикнула
Пугачева. -  Барабанщик!.. Смотрим дальше. Это у нас что? "Свиноводство". Ну
уж если и здесь ничего нет про Пугачеву,  тогда я даже и не знаю, что делать
с этой страной. Все катится в пропасть.
     В этот момент из общей кипы средств массовой информации выпал небольшой
листок  средства индивидуальной информации, а именно  - телеграмма. Пугачева
внимательно осмотрела бланк. Это была правительственная из Америки.
     -  Что там? - спросил Филипп. К своим  тридцати  годам он уже знал, что
такое телеграмма.
     -  Телеграмма  от  Клинтона,  -  устало  махнула  рукой  Пугачева.  Эта
ежедневная война с газетами ее уже изрядно утомила. - Пишет, что согласен на
мое предложение. Кто бы сомневался...





     Неужели  все проиграно?  Ай, как нехорошо  получилось!  Сколько сил  он
затратил за эту бабищу!
     - Ты уверен? - строго спросил Лебедь адъютанта, прошедшего вагон войн.
     - Как  снаряд, -  образно ответил лейтенант.  Он учился образной речи у
своего шефа.
     - Свободен!
     Сверкнув медными пуговицами адъютант вышел из парной,  а Лебедь  поддал
пару  и откинулся  на  полку.  Очень  плохие известия. Очень  никудышные. Че
делать-то?  Только  что ему  донесли, что Пугачева  получила  телеграмму  от
Клинтона. Значит, она вела игру не только с нашими политиками. Но о чем  они
договорились? Клинтон не  может баллотироваться в России. Ко всему  прочему,
он  не может оставаться  на третий  срок президентом в Штатах.  Да если бы и
мог,  чем  ему поможет  Пугачева, коли  весь ее  электорат  в  России?  Нет,
наверняка они затеяли какую-то более  хитрую комбинацию. Нужно ее разгадать.
Или у них  просто любовь? Хотя, зачем сразу любовь? Может, просто голый секс
без причин... Или они  сошлись на чем-то  другом? Рассмотрим другие  версии.
Пугачева по заданию ФСБ,  ГРУ или СВР  завербовала  Клинтона  для работы  на
Россию. С ее деньгами она могла это сделать. Но зачем ей тратить свои деньги
на благо России? Этого Лебедь понять не мог.
     Наверное все  же придется возобновить неудавшийся альянс  с Коржаковым.
Коржаков,  конечно, мелкая какашка (Лебедь путал слова "сошка" и "какашка"),
но у  него  есть компромат, которого  все боятся.  Лебедь  сам  неоднократно
наблюдал  пугливую реакцию  высших эшелонов власти, когда  Коржаков доставал
дубину компромата и начинал свирепо размахивать ею. Эшелоны резко тормозили,
сбивались на запасные пути, сходили с рельсов под откос, из них  выпрыгивали
в одних кальсонах  чубайсы и лившицы.  Страх! Страх гнал  их от искореженных
рельсов... И только хитрый  Лебедь  догадывался,  что  дубина  коржаковского
компромата ни для кого не опасна, поскольку сделана из папье-маше.
     Тут главное  -  определиться, кто кому будет  подчиняться.  Кто  из них
круче.
     Лебедь  щелкнул пальцами, давая  знак  банщику  о начале спецпроцедуры.
Лебедь  умел  щелкать пальцами очень громко. Это было  жизненно  необходимо,
потому  что  не перекрыв щелчком грохот  боя не вызовешь  адъютанта и некому
будет поднести спичку к сигарете.
     В банное отделение вошел банщик.
     - Приступать?
     - Угу.
     Банщик  взял связку колючей проволоки и  опустил ее в шайку с кислотой,
чтобы стравить ржавчину. Это была не простая проволока. Опытный банщик знал,
что  требуется Лебедю. Проволоку он заготавливал только  ранней весной сразу
после  того,  как  сойдет  снег и обнажатся пограничные столбы. Дюжий банщик
срезал  только свежую "колючку",  натянутую погранцами  осенью перед  первой
снежной порошей. Хранил он отрезки проволоки свернутыми в бунты на чердаке в
шайках с солидолом. Тем не менее во влажном климате пруты покрывались легким
налетом ржавчины и перед употреблением банщик их маленько протравливал.
     - Ну давай, чего возишься, - подстегнул Лебедь.
     А  банщик в ответ на это подстегнул  Лебедя по спине и пошел  охаживать
его.  Лебедь  крякал  и получал  несказанное удовольствие,  сравнимое,  быть
может, только с разрывом на спине фугасного снаряда калибра 76,2 мм.
     - Вот за что я люблю русскую баню, равно  как и финскую сауну, - сказал
генерал.  -  За  великое несказанное  удовольствие,  сравнимое разве  что  с
разрывом снаряда калибра 76,2 мм.
     -  А  ведь  и   обычные  30-миллиметровые  снаряды  неплохи,  Александр
Иванович,  - подначил банщик, окуная жгут прутков в  трехпроцентный  раствор
аммиачной селитры.
     - Да брось! - вскипел  Лебедь.  -  Это  семечки,  шрапнель дурная.  Что
мертвому  припарки.  Ты бы  еще  сказал:  14,5  миллиметров.  Сорокопяточные
снаряды и те слабоваты, а  ты говоришь "тридцать"... Вот когда тебя по спине
стомиллиметровкой шарахнет, вот это добре. Напалм также хорошо пробирает.
     - Объемный взрыв еще, Александр Иванович...
     - Да, объемный еще...
     Александр  Иванович  любил  иногда  побаловать  душу  и  тело  объемным
взрывчиком.  Для этого  он  брал  в  баню  красный  баллон,  каковым  обычно
вооружаются дачники, и после  хорошей парилочки открывал вентиль и  напускал
из баллона полную баню газу.
     - Аж глаза ест! - восхищался Лебедь крепостью газа и  чиркал спичкой. В
следующее мгновение  огненный  шар  взрыва разносил баню  в щепы,  а изнутри
огненного шара выходил ядреный Лебедь, сытно крякал и удовлетворенно потирал
руки и ноги.
     - Ох, хорошо. Душевно продрало, - так он обычно говорил.
     Он  гордился  тем,  что  мог  выдержать  эту  народную  оздоравливающую
процедуру. Не все выдерживали. Если, бывало,  кто и рисковал зайти с Лебедем
в  газовую  баньку, их кишки потом отскребывали от ближайших сосен. А Лебедь
только  делался  звонче  и густопсовее. А  тех - разрывало! Так погиб Илюшка
Пердяев,  названный  брат  Лебедя.  И  Федотка Зарубин, лесничий местный.  И
Зосима Прикуп, и Панас Пятыгин, и Колька Валуй, и многие,  многие  еще... Не
выдюжили.
     - Ну как, Александр Иваныч, ощущеньице?
     - Не херовое, -  похвалил Лебедь. Херовых ощущений он не любил. Терпеть
не мог, например, если возле крылечка его штаба вырастала  какая-нибудь роза
и начинала вонять на всю округу.
     - Что такое? - строго спрашивал у подчиненных Лебедь. - Насрали что ли?
     Подчиненные  уже  знали, в чем  дело,  и бежали срывать розу.  Они были
нежными слабыми людьми  и плакали, когда уничтожали такую красоту,  при том,
что сами  же по ночам  поливали бедняжку,  зная,  что  скоро начальник учует
флору и велит разорвать  ее.  Но Лебедя подчиненные очень боялись и не смели
перечить его самодурству. "Какая тварь! Какая жесточайшая тварь!"  - плакали
эти милые люди дергая мягкие лепестки тонкими заплаканными пальцами.
     Еще  Лебедь  не  любил, когда шел  фильм про любовь. Во время некоторых
особо слезливых сцен у Лебедя начинали ныть зубы, отчего-то возникала мощная
отрыжка, и во рту становилось кисло.
     Тук-тук-тук!
     - Кто стучится дверь  моя? - пошутил Лебедь и повернул голову к двери в
парную. -Заходи!
     В парную вошел адъютант-помощник.
     - Товарищ генерал, прибыл Коржаков!
     - Не вызывал, - задумчиво пробасил генерал.
     - Гнать?
     - Чего это он приехал...
     - Гнать взашей?
     - Вот уж кого не ждал...
     - Гнать пинками?
     - Ну что ты все "гнать" да "гнать"... Зови сюда.
     - Есть.
     - Стой! Ты почему казенные пуговицы не бережешь?
     - Не могу знать!
     - Я говорю, почему в парную заходишь одетый? Пуговицы окислятся.
     - Так точно.
     - Что так точно?
     - Спорю.
     Лебедь  отвернул голову от помощника. Ну  что с него взять,  с педанта?
Генерал на одну фалангу засунул  указательный  палец в  правую ноздрю. Таким
способом  Лебедь думал.  Дело в том,  что все  военные так  делают.  Это  их
обычный способ думать. Причем, вне зависимости от рода войск и подчиненности
министерству  обороны. Возьмите любого  генерала  ФСБ,  начальника  пожарной
команды,  военврача, командира  железнодорожных или внутренних войск,  - все
они одинаковы в моменты просветлений.
     Но  на  этот  раз  даже палец  не помог Лебедю. Ничего он  не придумал,
потому что не смог. Оставалось ждать. Сейчас все само по себе прояснится.
     Вошел Коржаков  без трусов. Это неудивительно: даже депутаты  и большие
государственные деятели находятся в парной без трусов. Это просто обычай.
     Банщик,  не перестававший  все  это  время  наяривать  лебедеву  спину,
положил  связку  колючих  прутов рядом  с  тазиком и  вышел.  Он  знал,  что
подслушивать государственные  тайны  нехорошо.  Но  ничего не  мог  с  собой
поделать - прислонился ухом к двери с другой стороны. Поэтому он слышал весь
разговор, но об этом все равно никто не узнал: банщик был не из болтливых.
     - Ну здравствуй, Коржаков! - сказал Лебедь.
     - Ну здравствуй, Лебедь! - сказал Коржаков.
     - Чего пришел, Коржаков?
     - Дело есть, Лебедь.
     - Какое дело, Коржаков?
     - Важное дело, Лебедь. Альянс будем делать, однако.
     - А чего это ты решил со мной альянс делать, что я тебе, девка  красная
что ли?
     Таким образом Лебедь тонко намекнул  Коржакову  на то, что знает  о его
подъездах к Пугачевой. Но Коржаков был толстокожим и бесчувственным, поэтому
намека не понял. Тогда Лебедь решил намекнуть потоньше.
     - Это ты к девкам красным и рыжим с альянсами подъезжай. Усек?
     - Почему к девкам? - опять не понял Коржаков.
     Лебедь решил сделать намек еще менее тонким, но более прозрачным:
     - Я говорю, за каким хером ты к Пугачихе подъезжал?
     -  Ах,  это!  -  облегченно  рассмеялся  Коржаков.  -  Так  к  ней  все
подъезжали.  И ты тоже. Но она предпочла  нам всем  Клинтяшку американского.
Причем, непонятно по какой причине.
     Лебедь вдруг почувствовал необычайное  расположение к Коржакову, видно,
опознав в нем родственную отвергнутую душу.
     - Да-а, загадка, - протянул он. - Как полагаешь, что у нее с Клинтоном?
     - Думаю, какие-то  отношения. В Москве говорят, Пугачева  разводится  с
Киркоровым и женится на Клинтоне. А Клинтон бросает свою жену Хиллари и свою
любовницу - не помню, как ее зовут - и женится на Пугачевой.
     - Пустые россказни! - махнул  рукой Лебедь.  - Такого быть не может. Не
может  богатая  Пугачиха выйти замуж  за  нищего. Уж  я  ее знаю. Нет, здесь
что-то другое. Тут пахнет большой политикой.
     - Думаешь, тут замешан Ельцин?
     - Думаю, без него тут не обошлось. Это ведь он все время талдычит: друг
Билли, друг Билли... Вот они со своим другом Билли что-то и затеяли.
     - А что, как считаешь?
     - Обычно  я  считаю  на калькуляторе.  Но  чаще  всего этим  занимается
бухгалтерия, -  Лебедь так упарился, что  потерял нить разговора. С  ним это
иногда бывало. Он,  что называется "завис". Коржаков  знал такую слабость. В
подобных случаях Лебедю для восстановления душевного равновесия и умственной
полноценности нужно было спеть песню про птиц.
     - "Птицы летят, птицы на юг летят..." - пропел Коржаков.
     -  "Не  в  землю  нашу  полегли  когда-то-о-о, а  превратились в  белых
лебеде-е-ей!" - подхватил песню про птиц Лебедь.
     - Так я насчет Пугачевой... - напомнил Коржаков.
     -  А чего Пугачева...  Пугачева  теперь отрезанный ломоть.  Надо  самим
альянс создавать. Только  на берегу определиться, кто главнее. Кто сверху, а
кто толкач.
     - Я сверху!
     - Почему это? Ведь я же умнее и популярнее!
     - Кто умнее? Ты умнее?! - возмутился Коржаков. - Да ты, по сути, дурак!
     - Не дурее некоторых бывших охранников. Запомни: яумнее!
     - Ты дурак!
     - Нет!
     - Да!
     - Нет!
     - Да! Сто раз "да"!
     - Тогда иди и делай альянс с другим дураком!  - Лебедь  решил больше не
ввязываться в бесплодные дискуссии.
     -  Погоди,  погоди, -  опомнился  Коржаков. -  Ну  к  чему нам с  тобой
ссориться? Тем более, что  ум в политике как  раз не  главное. Чего ж мы  по
пустяку  спорим!  Давай по  существу. Я должен  быть  главным,  потому что я
круче.
     - По какому такому существу?
     - В  политике  главное  не  ум,  а это... как это щелкоперы  говорят...
Херазма!
     - Харизма, - поправил Лебедь.
     - Да, и у меня пистолет больше.
     - У тебя-а? Пистолет больше? Ну ты ваще!
     - Че "ваще"? Че "ваще-то"?! Больше, конечно.  У меня он вот такой! Нет,
вот такой даже!
     - А у меня вот такой!
     - У моего и ствол длиннее, в принципе.
     -  Во-первых  ствол длиннее у моего, а во-вторых  у  меня он и толще, и
пули крупнее гораздо.
     - А у моего магазин двухрядный!
     - О, бля, удивил! У меня тоже двухрядный. Да еще получше твоего!
     - Чем же получше?
     - Да тем и получше! В мой двадцать патронов входит.
     - А в мой двадцать пять!
     - А в мой тридцать три.
     - Ты же только что сказал, что двадцать пять!
     - Я перепутал. Тридцать три.
     - Тогда я тоже перепутал. У меня входит сорок патронов!
     - Таких магазинов не бывает!
     - Ты эти еврейские штучки брось! "Не бывает"! Это у тебя не бывает. А у
меня бывает.
     -  Нет, самый большой  магазин  у  меня, мне  его делали специально  на
заказ, он совершенно нестандартный, поэтому я и забыл, сколько там патронов.
К тому жеу меня и сам пистолет больше.
     - Ну давай тогда померяемся! Давай пистолетами-то померяемся!
     -  Давай!  Давай выйдем в предбанник и там  померяемся.  Только  охрану
удалим, а то неудобно. Взрослые люди все-таки.
     - И банщика надо удалить!
     - Да, и банщика.
     Генералы  вышли  в предбанник и  несколькими мощными ударами и  пинками
удалили охрану и банщика наружу.
     - Ну, давай, показывай.
     - Ты первый.
     - Почему это я первый? Я же первый сказал!
     - А я первый подумал!
     -  Чепуха!  Мысль - экзистенциальна и потому  твой тезис  недоказуем  в
принципе.
     - Ты че, дурак что  ли? Мысль вовсе не экзистенциальна, а метафизична и
проявлена, как в астральном, так и в ментальном плане.
     - О, е-о-о!  И  этот  человек еще охранял  президента!..  Да мысль, как
категория  отражения,  в  какой-то мере  присуща  материи  на  любом  уровне
организации!
     - Так, не буду спорить. Как говорится, уровень собеседника не позволяет
вести с ним сколь-нибудь конструктивный диалог.
     - Это про тебя!
     - Нет, про тебя!
     - Да ты вообще, бля, в буддизме ни хрена  не понимаешь! Ты  вообще ни в
чем ни  хрена не понимаешь! Для тебя философия - темный лес. А дляменя она -
ясная дорога.
     -  Иди  в  задницу  по  этой дороге!..  У меня вся философия  от  зубов
отскакивает.
     - А кто тебе по зубам дал?
     - Не смешно. Я буддист не хуже Володи Яковлева из "Коммерсанта", только
что не лысый.
     - А почему ты не лысый?
     - Чтоб пули в волосах застревали, я же генерал!
     - Хорошая шутка. Только идиотская. Такими вещами не шутят.
     - Ты еще скажи, что шутка - понятие экзистенциальное.
     - Конечно! Как любая форма  проявления  мысли! Да ты бы хоть по  поводу
астрологии  с генералом  Рогозиным проконсультировался. Вместе  же работали.
Каждый день за водкой встречались.

     ...Правда.  Генерал Рогозинбыл  личным  астрологом президента  Ельцина.
Ночами  он сидел, составляя патрону гороскоп. А утром прибегал к  Ельцину  и
приносил бумажку с выводами.
     - Вам  нужно сегодня скушать  яичко  вкрутую, Борис  Николаевич,  а  то
Альдебаранв Овне.
     - Какой баран в говне? - спросонья спрашивал Ельцин.
     -  Звезда  Аль-де-ба-ран, - четко, по  слогам докладывал Рогозин. - Он,
вернее, она - звезда, находится на данный момент в созвездии Овно... то есть
Овна... в смысле, Овн.
     - Чего ты там бормочешь?
     - Созвездие так  называется, Борис  Николаевич, я  не виноват.  На небе
звезды...
     - Это я и так знаю.  Открыл Америку! И  не только на небе - на Спасской
башне есть, и на других башнях звезды. Звезд  вообще много.  У  тебя  вон на
погонах они. Сколько их там? Не много? Или на погонах тоже говно?
     - Никак нет, Борис Николаевич! На погонах говна нет!
     - А где есть?
     - На  небе... бр-р-р-р,  отставить! В сортире, Борис Николаевич!  А  на
небе - созвездия. То есть скопления звезд.
     - А вот  и  врешь! Скоплением звезд называется  галактика.  Мне  кто-то
докладывал.
     -  Наверное, это был учитель в школе, Борис  Николаевич...  Но  видимое
расположение группы звезд на небе называется созвездием.
     Ельцин вздохнул.
     - И  почему  меня  все за дурака держат? Как будто я  не знаю что такое
созвездия... Да я  про это  узнал  еще  когда первым секретаремв Свердловске
работал!.. Ну и  чего  там с твоим видимым расположением?.. Тебе показалось,
что  расположение  группы  звезд  похоже  на  говно? Определенное  сходство,
конечно, есть. На небе этом звезд - бог ты мой! Словно мухами засижено.
     - Тонкое  сравнение, Борис Николаевич. У вас очень образное мышление. Я
всегда люблю слушать  ваши рассуждения и  мысли по всякому поводу. Получаешь
несказанное удовольствие...
     - Ты к делу давай.
     - Борис Николаевич!  Вамс утра нужно скушать яичко вкрутую,  потому что
звезда  Альдебаран попала в  такую  кучу звезд, которая...  Ну, в  общем, вы
правы, она  действительно похожа  на говно. И  по своему  действию на людей,
кстати, абсолютно аналогична.
     -  Ну вот, а ты сначала хотел скрыть от меня правду. Всегда говори, все
как есть!
     - Слушаюсь!.. Кроме того,  как показывает расчет вашей натальной карты,
вам сегодня необходимо не только с утра скушать яичко всмятку, но и  ближе к
полудню подписать какой-нибудь межгосударственный акт.
     - Ты думаешь, акты так вот просто подписываются с бухты барахты?
     -  Я, конечно,  понимаю,  но у  вас же  есть Лукашенко. Вы  ему  только
позвоните, и он тут же  прилетит и любую бумажку подпишет. Лишь  бы там были
написаны  слова про  "братьев-славян".  А вы  ему просто  лишний  "Мерседес"
подарите да и все. Ну так как?
     - Ты же знаешь, я всех слушаю, но решения всегда принимаю сам.  Да  и с
"Мерседесами" сейчас туго... У тебя все?
     - Так точно.
     - Ну иди... И посоветуйся на досуге с астрономами. Что-то я сомневаюсь,
что на небе есть говно...

     ...Лебедь  легонько  щелкнул  Коржакова в  лобяру,  чтобы прервать  его
воспоминания  о беседе  Ельцина и Рогозина. В атмосфере что-то дзинькнуло, и
живые картины прошлого  погасли.  Остался  только  предбанник с двумя голыми
мужчинами.
     - ...Так что про философию с тобой я говорить не буду. А буду  говорить
чисто конкретно, за чем  мы с тобой  вышли в  предбанник, -  сказал Лебедь и
томно потянулся  в предвкушении удовольствия. - Ну, показывай  свой.  Сейчас
померяемся.
     -  Ладно,   давай  померяемся.  Только  ты  погляди,  они  за  нами  не
подсматривают в щелку, а то я стесняюсь.
     - Что естественно, то не постыдно, - уверенно заявил Лебедь. - Чего тут
стесняться-то? Я со многими генералами мерялся. У меня всегда самый большой!
     - Ну все равно посмотри.
     Лебедь  проверил  прочность  закрытой  двери  и  сугубую  зашторенность
окошка.
     - В Багдаде все спокойно. Показывай.
     - А ты не будешь смеяться?
     - Не буду, не буду, -  Лебедь испытывал странное возбуждение. Он всегда
такое  испытывал,  когда  дело  касалось  оружия.  Любил  он оружие.  -  Ну,
показывай.
     - Сейчас покажу, только ты отвернись.
     - Нет, мне хочется посмотреть. А потом я тебе покажу.
     - Ну вот, смотри.
     Коржаков осторожно показал из штанов кусочек ствола.
     Голый Лебедь тоже подошел к своей одежде и смело и просто достал оттуда
свое мощное оружие. Увесисто покачал его на ладони.
     - Видал?
     Коржаков зачарованно  смотрел на  могущество Лебедя. У него раздувались
ноздри.
     - Теперь свой доставай полностью! - властно сказал Лебедь.
     Коржаков осторожно подчинился, достал из штанов свой  ствол.  Что ж, он
тоже был неплох. Ладно сложен, крепко сбит.
     - Во какой у меня...
     Пистолеты   сблизились.   Казалось,   между   ними   сейчас   проскочит
электрический разряд, настолько  велико было  напряжение  генералов. Они оба
тяжело дышали, а их руки,  держащие мужское могущество, дрожали. Бесконечные
секунды продолжалось это поразительное напряженное молчание.  Наконец Лебедь
облегченно засопел и выдохнул:
     - У меня... У меня больше.
     В этот  момент напряжение спало и у Коржакова, он понял, что  проиграл,
но все же не хотел признавать свое поражение.
     - Ну разве что на чуть-чуть...
     Уже через минуту генералы, позвав охрану в предбанник, сами удалились в
парную.
     - Ну что, значит, теперь мир? - спросил Лебедь.
     Коржаков чуть покраснел и смущенно сказал:
     - После  того, что между нами было  - мир. Альянс.  Ты только не говори
никому...


     Глава26

     Выйдя  с  работы  на улицу  Ельцин  увидел на  своей  машине  оранжевый
блокиратор.
     Так, этого еще не хватало. Их же, вроде, отменили.
     Надо звонить мэру Лужкову. Он там совсем уже в этой своей кепке...
     Ельцин  снял  с  плеч   рюкзак  с  аппаратом  правительственной   связи
"Каскад-3" и покрутил заводную рукоятку. "Каскад-3" дал три коротких гудка и
три длинных, что означало соединение.
     - Барышня! Барышня! - прокричал Ельцин. - Соедините меня с Лужковым!
     ...Он   лично   знал   эту  барышню.  Ею   была   старейшая   работница
правоохранительных органов - бабушка-божий одуванчик  Светлана Панасониковна
Аллилуева,  которая  лично знала многих партийных  деятелей.  Все они всегда
кричали ей одно-единственное слово:
     - Барышня!
     Светлана соединяла  говорящего с кем попрошено, не забыв при этом  дать
ему сердобольный совет:
     -  Иосиф  Виссарионович,  вашу  поясницу  лучше  лечить  накладками  из
собачьей шерсти. Как рукой снимает.
     -  Товарищ Фурцева! Третью петельку нужно со спицы снимать, иначе  узор
не получится.
     - Никита Сергеевич, а кукуруза-то за полярным кругом не вырастет.
     Все  сановники  благодарили  женщину   и  желали  ей  доброго  здравия,
удивляясь при этом, почему она еще жива.
     Светлана Панасониковна опознала голос Ельцина.
     - Борис Николаевич, вам нужно бросить пить.
     - Да я бросил.
     - А что же голос такой?..
     - Простыл в Лапландии, - пошутил Ельцин.
     - Тогда  вам нужно  попить  горячего  молока  с маслом  какао-бобов.  И
немного меду туда добавьте... Соединяю!
     В  трубке  захрипело,  и  сквозь  помехи  прорезался уверенный  голосок
городского головы.
     - Говорит городской голова.
     - Голова садовая, кепка пудовая, - пошутил Ельцин. - Это я.
     - Кто я?
     - Дед Мороз.
     - Что такое?.. Это вы, Борис Николаевич?
     - Я, я.
     - Здравствуйте, Борис Николаевич. А я думал, Ресин балуется.
     - Здравствуй, здравствуй... Ты чего это?
     - Чего, Борис Николаевич?
     - А того!..  Какой... Кто из  твоих мудаков умудрился мне блокиратор на
колесо надеть?
     - Вам надели блокиратор на колесо, Борис Николаевич? - удивился Лужков.
     - Да, любезный, именно на колесо.
     - А как вы думаете, кто?
     -  Конь в пальто!.. Это ты меня спрашиваешь? Кто у нас в городе хозяин?
Догадайся с трех раз.
     - Я хозяин, Борис Николаевич?
     - Молодец, угадал. А президент у нас кто, знаешь?
     - Ну, это просто! Президент у нас Ельцин. Значит, вы президент.
     - Ну и какого же хрена президенту такую ты отчудил,  понимаешь?!. Как я
теперь домой поеду?
     - А где у вас машина стояла, Борис Николаевич?
     - Где всегда, понимаешь. Возле моей работы.
     - Так там же теперь стоянка запрещена!
     -  Это  ты  к  чему? - вдруг  испугался  Ельцин.  Предчувствие  чего-то
ужасного сдавило его горло непонятной тоской.
     - Вы нарушили, Борис Николаевич.
     - Ну... - начал было Ельцин, но в горле запершило, слова застряли.
     - Боюсь, придется платить, Борис Николаевич.
     Ельцин замолчал. Тягостное молчание затянулось.
     Первым не выдержал Лужков:
     - Борис Николаевич!
     - Что? - глухо спросил Ельцин.
     - Вы же сами говорили, что перед законом все равны.
     - Когда это я такое говорил?
     - В 1991 году, где-то в августе примерно. А что?
     -  Хм, не  помню.. Но фраза хорошая. Хорошая фраза.  Сам  придумал  или
подсказал кто?
     - Кому? - не понял Лужков.
     -  Ну,  кому, кому... Не  тебе же... Кто  говорил? Я говорил. Значит  и
подсказали мне. А может, сам придумал?
     - Вот этого, честно говоря, не помню.  Просто не  помню. А  это  важно,
Борис Николаевич?
     - Мне сейчас важно домой попасть. А как?
     -  Борис Николаевич, - в голосе Лужкова были успокаивающие интонации  и
это разозлило президента.
     - Что "Борис Николаевич"? Ну что "Борис Николаевич"?!.
     -  Борис Николаевич,  вы не пугайтесь только. Но  если  там  поблизости
никого нет,  то  наверное они  появятся только  завтра. Просто  эвакуаторная
машина  не  успела  до  конца смены  забрать вашу машину  в отстойник, и они
поставили блокиратор, чтобы не упустить тачку. Завтра с утра заберут.
     - Мне тебя убить?
     -  Вы  не расстраивайтесь,  Борис  Николаевич... А насчет убить... Меня
выбрали москвичи.  И  никто  не  вправе  со  мной что либо  сделать.  Завтра
оплатите за эвакуацию и вернут вам вашу машину.
     - Сколько платить?
     - Ну, не больше полутора тысяч, я думаю.
     Ельцин охнул:
     -  Да это  почти вся  моя  зарплата  за месяц,  если  верить  налоговой
декларации!
     - Закон превыше всего, -  запечалился Лужков.  Он  и  рад бы  пофартить
другану, да вот незадача...
     -  Какой  такой закон?  -  возмутился  Ельцин.  - Твой московский закон
противоречит моему  федеральному!  А  я главнее, значит и закон мой  главнее
твоего!
     -  Но  ведь  Москва - это огромный мегаполис со своей спецификой, Борис
Николаевич! Я же всегда находил среди вас понимание в этом вопросе!
     -   А  теперь  перестал  находить!  -  отрезал   Ельцин.  Самообладание
постепенно возвращалось  к нему. Ведь он все еще главный! - Короче, вышел ты
из моего доверия, остолоп.
     Ельцин  бросил  трубку на чугунные рычаги аппарата связи.  Однако, надо
что-то делать. Не торчать же тут всю ночь. Поймать такси?
     Ельцин подошел к бордюру и поднял руку.
     Не прошло и сорока минут, как возле него остановилась машина.
     - Куда? - весело осклабившись спросил фиксатый шофер с наколками.
     -  Хорошо,  что  вы  остановились!  А то  у меня  уже  рука  затекла! -
обрадовался Ельцин. - Домой.
     - А где твой дом, чувачок?
     Ельцин растерялся. Он  не знал адрес.  Его всегда возил домой и на дачу
шофер. А  сегодня  он  отпустил водилу на  свадьбу  и решил доехать сам. Как
ехать, он примерно помнил.
     - Я помню, как надо ехать. Буду показывать дорогу.
     - А далеко ехать-то?
     - Минут двадцать.
     - Сто штук.
     - Сволочь!
     - Чего!? - окрысился фиксатый.
     - Да я  не про тебя, я про Лужкова. Из-за него на полторашку влетел. Да
еще завтра не знаю, сколько вылетит.
     - А че такое, корешок?
     - Да блокиратор одели, а завтра тачку увезут на стоянку.
     - Сволочь! - согласился шофер.
     - Ты меня понимаешь, - расчувствовался Ельцин. - Я тоже когда-то думал:
хороший хозяйственник. А он вон чего отчудил.
     -  А я  его  давно раскусил, татарина, - шофер сверкнул фиксой. - Он же
себе на уме! У него миллиарды народные в матрасе зашиты.
     - Откуда знаешь? - встрепенулся Ельцин.
     - Да уж знаю, -  недобро усмехнулся шофер. - Теща сказала,  а эта  змея
все знает... А что-то мне, паря, твоя рожа знакома. Ты, часом, не Гусинский?
     - Ты лучше на дорогу посматривай. А то невзначай Березовского задавишь.
Он где-то тут шастает, жизнь изучает. Мелкий такой.  Задавишь - не заметишь,
а сидеть потом будешь.
     - Не боись, я его между  колесиков пропущу... Но все-таки,  где я  тебя
видел? Ты не на телевидении работаешь?
     - Нет, я президент здешний.
     - А-а-а... Вон в чем дело. То-то  я смотрю... Слушай, а чего ж в стране
у нас так хреново!?
     - Ну-у-у, опять про политику. Надоели мне эти разговоры.
     - Не, ну ты скажи, президент, как там тебя...
     - Борис Николаевич, - автоматически подсказал Ельцин.
     - Ну и почему страну довел, Николаич?
     -  А  ты  почему  свою  машину довел,  понимаешь,  до  грязного  такого
состояния? Президенту сесть противно. Кругом грязища. Вон это что за провода
болтаются? А  это что еще  тут  такое торчит?  Стекло  все в  трещинах.  Как
бомбить,  так  первый,  а как  клиенту комфорт  обеспечить - хрена! Наклейки
какие-то дурацкие везде. Ручка оторвана. Свинство какое изрядное! Страна ему
не нравится. На себя посмотри!
     - Ну ладно, ладно тебе, успокойся. Ты крутой, я смотрю, мужик.
     - А в этой, понимаешь, стране  и  с такими людьми по-другому  нельзя...
Сейчас направо.
     - Это  верно, - легко согласился шофер, выворачивая направо. - Мы такие
скоты. Сталина на нас нет.
     -  Точно, - поддержал разговор Ельцин.  - Такое быдло! Народ  -  говно.
Достался же на мою голову. Даже  лучшие  его представители и  те  подговнять
спешат. Вот блокиратор  надели.  Украсть все  время норовят.А недавно -  сам
читал в газете! - пирожки из человеческого мяса стали делать! Ну ты подумай!
Одна старушка в пирожке палец нашла.
     - Это, наверное, моя  теща была. У нее все не слава богу. Машина вот ей
не нравится. Хоть бы ты, говорит, салон почистил. И на страну еще ругается.
     -  Хорошая теща  - мертвая теща! -  вдруг  неожиданно для  себя  сказал
Ельцин. Он вовсе не планировал этого говорить!  Больше того, он вовсе так не
думал!  Просто таинственный распорядитель  мира,  а в быту  просто  щелкопер
Александр  Никонов  вложил  ему в уста  эту знаменитую свою  фразу,  которую
отточил об оселок совместногопроживания с мамой жены.
     - Во-во, - обрадовано поддержал президента шофер. Ему-то было невдомек,
что фраза чужая! -  Надо запомнить. Ха-ха... В общем, нормально так сказано.
Хороший ты мужик, жизнь понимаешь. Слушай, а что это  за рюкзак такой у тебя
за спиной?
     - Да это система секретной правительственной  связи "Каскад-3".Работает
на  тиристорах  по  принципу  обратного  пентода.  Система   шифровки  имеет
следующую математическую изюминку...
     Увлекшись, Ельцин  как-то  незаметно  и  всего за десять  минут изложил
шоферу сверхсекретные принципы правительственной связи. И спохватился только
после слов "но только это совершенно секретная последняя разработка". Теперь
этого носителя  тайны нельзя просто так  отпускать.Ругая себя за оплошность,
Ельцин  нащупал  в  кармане   выкидной  нож.  Черт  подери,  вот  так  из-за
собственной глупости люди и гибнут!
     Он  покосился  на сидящего  рядом  шофера и облегченно  вздохнул: шофер
откровенно  клевал  носом. Значит,  он  ничего  не услышал  и можно  его  не
зачищать! Камень с души. Рука Ельцина ослабила ножевую хватку.
     Но шофер был  не  прост! Когда Ельцин  начал  излагать какие-то научные
термины, он  тут же понял, что пассажир -  не простой человек, и  стало быть
лучше будет притвориться спящим, чтобы не слышать, чего не положено. А то он
еще потом, как  тот месяц  из детской считалочки, достанет складной  нож  из
кармана и зарежет. У больших людей это запросто. Поняв, что Ельцин замолчал,
шофер тут же открыл глаза.
     - Ой.  Чего-то  я  вздремнул  малость,  ничего  не  слышал.  Что вы тут
говорили?
     - Да  ты  спросил,  что за рюкзак у меня сзади,  а я  ответил,  что это
аппарат  спецсвязи "Каскад-3",  который работает на  тиристорах  по принципу
обратного  пентода.  Причем,   что  интересно,  система  шифровки  имеет  ту
изюминку, что... Эй, да ты спишь что ли?
     - Что? А, да... Извини, брат, укачивает чего-то. Ты бы помолчал что ли,
а то в сон клонит.
     - Это бывает,  - согласился Ельцин.  -  Мне как  Черномырдин начнет про
бюджет докладывать, чувствую - ну не могу, сплю!.. Так, тут налево...
     - А мне когда теща плешь проедает  про  бюджет,  я уже не спать хочу, а
просто зверею. Когда-нибудь я ее убью.
     -  Не надо, убивать  людей - большой  грех, -сказал  Ельцин.  - По себе
знаю.
     - Тянул что ли?
     - В смысле?
     - Ну, сидел?
     - Не, я сажал.
     - Антагонист, ептыть. А я сидел. Но я на тебя  не сержусь. Могло ведь и
наоборот быть. Я мог сажать, а ты сидеть. Верно?
     Ельцин покосился на шоферские наколки  и  фиксы белого металла, подумал
немного.
     - Да, в жизни так часто случается. Мог и ты быть секретарем обкома, а я
с Воркуты по шпалам, бля, по шпалам, - философски рассудил он. - Потом ты бы
стал президентом, а я, весь в наколках и с фиксами белого металла - опять на
Воркуту.  У тебя  путч, а я на  шконке.  У  тебя  Чечня, а я  на хлеборезке.
Господи, хорошо-то как...
     - Верно, браток. А у тебя еще и примета особая - пальцев на руке нет, -
кивнул  водила  и  пропел,  отчаянно  фальшивя,  из  "Лесоповала".  -  "Меня
приметили, и по татуировкам поволокли по сорока командировкам."
     - Ошибки молодости,  -  махнул  тремя пальцами Ельцин.  - На  светофоре
прямо...
     - А трудно работать президентом?
     -  Работа, как работа, нервная только очень. То одно, то другое. Бюджет
трещит, налоги ни к черту. А иногда и бомбить приходится.
     - Я вот тоже по ночам бомблю. И  тоже - то одно, то другое. То рулевое,
то ходовая. Недавно вот крышка трамблера лопнула. Пердит и не едет, глохнет.
Поменял...
     -  Во!  А  ты представляешь, если  крышка  трамблера лопнет в масштабах
России! Как ты там говоришь?.." Пердит и не едет?.. Как точно сказано!
     - Да, если в масштабах страны взять... То вони не оберешься.
     - Тормози, приехали...
     Ельцин, кряхтя  под  тяжестью  аппарата связи,  вошел  в подъезди нажал
кнопку лифта.  Где-то в шахте  загудело, звеня тросами  пошел лифт.  Усталый
глаз  Ельцина лег на покрашенную бугристую стену. Там белела надпись: "БАНДУ
ЕЛЬЦИНА  - ПОД СУД!" В  принципе, Ельцин  был согласен с этой мыслью.  Вор и
бандит должен сидеть в тюрьме, это ясно. Он бы давно отдал банду под суд, но
никак  не  удавалось  найти  ее.  Неоднократно Ельцин  просил  какого-нибудь
куликова или  рушайлу разыскать в его  окружении банду. Все  зря! Банда была
неуловима, как "Черная кошка". Никто не мог помочь Ельцину в поисках.
     Было  полное ощущение, что никакой банды  нет, но тем  не  менее мелкие
вещи продолжали пропадать.  Однажды  Борис Николаевич специально  оставил  в
коридоре  ценный  предмет  и  на  минуту  отлучился,  чтобы  проверить  свои
подозрения. Через минуту портмоне  с зарплатой исчезло. Может,  кто случайно
взял? Перепутали? Нет, вряд ли: рядом не лежало  никакого похожего портмоне,
только ельцинское. "Кто? Кто?" - мучился вопросом Ельцин. Он перебирал в уме
известные всей стране  фамилии и никак  не мог решить, кто же его нагрел  на
сто баксов без малого.
     Ельцин тряхнул  головой,  отгоняя государственные заботы. Так,  кажись,
подъехал лифтец. Повернув голову  к противоположной стене, он увидел  другую
надпись:  "Эльцин   -   Иуда".  Борис  Николаевич  равнодушно  отвернулся  к
открывающемуся лифту.  Надпись его не интересовала, поскольку никак  его  не
касалась. Он был не Иуда и не Эльцин. Хотя фамилии похожи, конечно.
     Войдя  в  лифт,  президент  обнаружил  на  стенке  еще  одну   надпись,
накорябанную гвоздиком на стенке: "Пугачеву - в президенты!" А вот  это  уже
серьезно. Это надо будет  завтра обсудить на  правительстве... Ельцин сделал
нажим пальцем  на кнопку  лифта с цифрой  нужного  этажа, и  лифт осуществил
поездку по означенному маршруту со  всей  присущей  ему скоростью,  согласно
паспорту технического изделия, коим он являлся.





     "Ельцин никогда в жизни  не пробовал водки. Даже в рот не  брал.  И все
эти слухи, что он любит "Гжелку" и периодически прикладывается к рюмке, есть
не  более чем сплетни. Более  того, Бориса Николаевича тошнит даже от запаха
спирта. Вкус вина ему противен, а ликеры он не пьет по причине их сладости и
липкости рук. Даже лекарства для него делают не на спирту, а на керосине," -
смеясь зачитывал Юмашев то, что  у него получилось.  Президент  одобрительно
хохотал. Они на пару писали  очередную  книгу,  поскольку хотели  заработать
немного деньжат на ельцинскую пенсию.
     -  Еще  напиши,  что у Ельцина идиосинкразия  к  спиртному,  -  смеялся
Ельцин. - Напиши, что Ельцин один раз как-то увидел водку в молодости, и ему
стало так плохо, что он уморенный слег и  проболел неделю. Нет,  две недели!
Ох-ха-ха!
     - А как обоснуем  возникновение слухов о том,  что  Ельцин алканавт?  -
спросил хихикающий Юмашев.
     - А  так.  Значит,  известно, что  внешне  Коржаков  и  Ельцин  похожи.
Поэтому,  когда  пьянущий  Коржаков  в  мокрых  штанах  валялся  в  канаве у
кремлевской  стены  и мерзко хрюкал, все  думали,что  это  Ельцин.  А  когда
Ельцин, трезвый, как стекло, спокойный и рассудительный шествовал по Кремлю,
все думали, что это Коржаков. Кроме  того, спецслужба Коржакова всячески все
портила  Ельцину, распуская в народе слухи,  что Ельцин  алканоид,  записной
пьяница и прихлебатель водки.
     - Так оно и есть! - с чувством воскликнул Юмашев, записывая  в  блокнот
толковые  озарения  шефа. - Вы так толково  все  озарили! Прямо  как  светоч
какой-то! Я даже думаю, что без вас я не написал бы этой книги.
     - Конечно, не  написал бы.  Ведь  это книга моя  и  обо мне.  Как мы ее
назовем?
     - "Малая земля", - осмелился пошутить Юмашев.
     - Очень смешно...  Нет,  тут нужно какое-то сильное название. Ну вот мы
же изо  всех  сил  стараемся  возродить  в России капитализм. Может, назвать
книгу "Возрождение"?
     Юмашева прошиб холодный пот.
     - Борис Николаевич! По-моему, уже было подобное... Мне кажется...
     -  Ну ладно, тогда другое. Ну вот мы буквально, понимаешь,  распахиваем
Россию, переворачивая пласты  старого  уклада. Это огромная и трудная работа
по  переустройству всего общества.  Нам  нужны ростки нового, мы надеемся на
них. Мы пашем, как Карлы.
     - Марксы?
     - Нет, папы... Мы  надеемся на урожай новых людей и идей. Давай назовем
книгу "Целина"
     Юмашев крякнул.
     - Ну, Борис Николаевич... Мне не кажется эта идея  удивительно  свежей.
Свежа, конечно, но не на удивление.
     - Ладно, я шучу. Что я, не  помню что ли, что уже  есть такое название.
Не один ты про Шолохова слышал... А как предлагаешь назвать книгу?
     - Думаю, название должно быть ударным и эпатирующим, иначе раскупать не
будут. Лучше  сделать  книгу в  форме детектива  или  сексуальных похождений
молодчика из провинции. Это народ любит.  А в названии обыграть какие-то уже
проходившие  и хорошо себя  зарекомендовавшие популярные названия. Например,
"Записки дрянного президента". Или "Это я, Боренька". А  допустим, главу  об
экономических  успехах  можно назвать "Ельцин и  пустота". Хорошее  название
"Как  я  занимался  онанизмом",  но  уже  забитое   кем-то.  Можно,  правда,
переиначить  -  "Как  я не  занимался  онанизмом". Прошу подумать над  таким
названием -"Бешеный и президент".
     - Лучше уж просто "Бешеный президент", - увлекся Ельцин.
     -  Первые  книги  про  вас уже  были, значит последующие  можно назвать
"Президент  возвращается" или "Президент наносит  ответный удар". Или так  -
"Излечение раковых опухолей методом уринотерапии."
     - Эк тебя... А я тут при чем?
     - Типа, рецепты от Ельцина!
     Ельцин покрутил пальцем у виска:
     - Как  у тебя с головой? Коррекция не нужна?  Мочу же  пить противно, с
точки зрения электората. Ты мне все голоса похеришь, весь авторитет.
     -  А  зачем  вам  авторитет,  Борис  Николаевич?  Вам  ведь  больше  не
избираться!
     - Тоже верно. Но все равно,  при чем тут  уринотерапия? Ты сам-то  мочу
пил?
     - Только вашу, Борис Николаевич.
     - О! Это когда это?
     - Периодически пью. Скажу по секрету, ваш персональный сантехник сделал
отвод  от  президентской  канализации  и  приторговывает  мочой.  Ваша  моча
славится  у аппарата  и в  правительстве  особенными  целебными  свойствами.
Втридорога покупают. Ссорятся из-за нее.
     - Ушам не верю, - покачал головой Ельцин.
     - Я тоже  сначала  не верил, но потом попробовал.  На месяц  забыл, что
такое печень! Уринсон так тот вообще на вашей моче только  и живет. Впрочем,
по фамилии видно, что ему должно помогать.
     - И почем же идет моя моча?
     - По цене "Абсолюта".
     -  Разумная  цена,  -  согласился   Ельцин.  -  Но  субординацию  нужно
соблюдать. Отчего  не поставили меня в  известность? Закон  о трансплантации
органов  говорит,  что  нужно  спрашивать  разрешения у  донора, либо  у его
родственников, если донор уже лыка не вяжет.
     - Я думаю, сантехник просто боялся, не хотел терять монополию. И потом,
это ведь  не  совсем  орган, хотя  вас  бесспорно  можно назвать  донором...
Прикажете перекрыть трубу с живительной влагой?
     - Нет, зачем  же добру  пропадать. Пускай люди  лечатся... Но книгу так
называть не надо: все равно на всех страждущих моей мочи не хватит. Еще есть
варианты названий?
     - Хорошее  узнаваемое название украл у нас хулиганский писатель Никонов
- "Подкравшийся незаметно".
     - Кто такой?
     - Журналюга. Прикажете стереть в лагерную пыль?
     - Ты  сам  журналюга  бывший. Поаккуратнее надо  с  коллегами.  Свобода
прессы -  это святое. Правда, это не относится  к личной  свободе  некоторых
хулиганствующих элементов. Даже если они и работают журналистами.
     - Так посадить или что? - не понял Юмашев.
     - Пока  я президент, никому прессу трогать не дам.  Пускай забавляются,
пока Ельцин на дворе. Придет Лукашенко, будет уже не до забав, понимаешь.
     - А вам не обидно, что вас разные щелкоперы поносят прилюдно?
     -  Знал, на  что  шел. Президент не  кисейная  барышня.  Чего  им  меня
хвалить? Что я , Пугачева что ли? Не пою, не пляшу. Иногда  только оркестром
дирижирую. И то достаточно редко.
     - Еще Ирландию проспали, - подсказал Юмашев.
     - Во-во! Не разбудили, подлые.
     - Ну, вас разбудить довольно сложно было.
     - Кто старое помянет, тому глаз вон.
     Юмашев испуганно прикрыл глаза ладонями:
     - Да что вы, Борис Николаевич, я пошутил!
     - Я тоже в юморе...  - ответил Ельцин, пряча  вязальную спицу. - Ладно,
на  сегодня  все.  Над  названием  все же подумай.  Мне  бы хотелось чего-то
большого и душевного, типа "Сердце матери" или "Широкая грудь".
     ...После  Юмашева в  кабинет президента  зашел Немцов.  После того, как
Ельцин уволил  Немцова, они часто общались не по  работе, а для души. Ельцин
испытывал к кучерявому конкретную симпатию. Еще когда Чубайс предложил взять
на работу Немцова, Ельцин тепло улыбнулся и кивнул:
     - Пускай работает паренек.
     Паренек круто взялся за дело. На следующее утро после заступления его в
должность,  все колеса правительственных  машин оказались проколотыми, кроме
колес   президентского   лимузина.   Ельцину  жаловались   на   неизвестного
злоумышленника, но Борис  Николаевич только  хитро хихикал в ладошку. Дело в
том, что накануне он сам отточил на кухне и передал Немцову клевое шильце.
     Борис Немцоввошел широкой уверенной походкой.
     - Широко шагаешь - штаны порвешь! - по-стариковски предупредил Ельцин.
     Думая,  что  это лишь глупые старческие  причуды,  не имеющие  никакого
отношения  к  реальности, и  желая показать, что  ему  все по  лампы, Немцов
нарочито  сделал  последний шаг  очень длинным.  Раздался треск  разрываемой
материи.
     - Оп-па! А я что говорил! - развеселился Ельцин.
     Штаны Немцова из  хорошего  дорогого  материала, купленные  за  большие
деньги, треснули по шву и развалились пополам. Кроме того, от них оторвались
лямки,  в которые засовывается ремень,  сам  ремень лопнул,  штаны упали, из
карманов вывалились мелкие  вещи. Немцов споткнулся о  свалившиеся  штанцы и
рухнул на пол.
     - Ха-ха-ха-ха!!!
     Это был смех Ельцина. Ему вторил тонкий смех Немцова:
     - Хи-хи-хи-хи!
     Немцов был передовым человеком и мог первым посмеяться над собой.
     "Да, вот он, руководитель  новой формации!" - с удовлетворением подумал
Ельцин и  тут же спросил себя: "А смог бы  я вот также беззаботно и беспечно
смеяться?" И ответил себе: "Нет, не смог бы. Старею..."
     - Красивые у тебя трусы, - похвалил Ельцин молодого политика.
     Трусы действительно были весьма недурны - парашютного шелка, в огромных
красных горохах. Эти красные горохи на белом фоне умилили Ельцина: в детстве
у него была  такой же  расцветки  кружка для  молока. Мать купила ее в  селе
Бутка у пленного немца по имени Фриц Диц. Ельцин окончательно понял, что  он
не  ошибся когда-то в выборе  вице-премьера. Равно  как не  ошибся и  потом,
уволив кудрявого.
     - Как же я отсюда без штанов пойду? - наконец удивился Немцов.
     -  Да  не  бери  в голову,  -  махнул  рукой  Ельцин.  -  Я  тебе  свои
тренировочные   дам.  А  впредь  не   покупай  сиротских  порток  китайского
производства. Покупай наши, фабрики "Большевичка".
     - Борис Николаевич,  это  ведь  были не  дешевые китайские  портки,  но
дорогие европейские. А вот не выдержали российской  поступи! Широко  шагаем,
Борис Николаевич!
     - Дай-то бог, дай-то бог... Слушай, чего у тебя там с Пугачевой?
     - А чего?
     - Да говорят, шашни у тебя с  Пугачевой. Говорят, обнимался ты с ней на
ее дне рождения.
     - Да это я так, Борис Николаевич, шутки для. Понимаете?
     -  Борис Николаевич  все понимает,  -  погрозил пальцем  Ельцин.  -  Ты
смотри. Не обижай Пугачеву. Говорят, она моя дочь.
     - Сомневаюсь, Борис Николаевич.
     - Да  я тоже сомневаюсь. Я и у Наины спрашивал. Она тоже не помнит.  Не
рожала, говорит, такую. Но суть не в этом. Ты вот что... Выпить хочешь?
     - Да я не пью, Борис Николаевич.
     - Ты что, дурак что ли?
     - Наливайте.
     - Другое дело.
     Ельцин  подошел  к  стенному  бару,  вытащил  бутылку  "Гжелки" и налил
Немцову с полстаканчика.
     Немцов  степенно выпил,  достойно  крякнул и  крепко рявкнул на  всякий
случай.
     Ельцин похлопал Немцова по плечику:
     - У меня к тебе просьба, сынок. Скажи, что сделаешь.
     - Обязательно, Борис Николаевич.
     - Слушай, пользуясь своей близостью к Пугачевой, разузнай там...
     - Не ваша ли она дочь?
     -  И  это тоже.  Но  главное  -  не  собирается ли  она  выдвигать свою
кандидатуру на следующих  президентских  выборах.  Ну не  могу я  передавать
страну женщине, близкой к Лебедю! Разорят экономику, понимаешь...
     -  Как  пить  дать,  -  кивнул  Немцов.  -  Будут  на  "Кадиллаках"  да
"Линкольнах" ездить, вместо "Волг". Россия-мамка этого не выдержит.
     - Как бог  свят,  не выдержит. -  Ельцин зевнул и несколько  раз  мелко
перекрестил ротовую полость. - Ну ладно, ты иди, а мне почивать пора.





     Доктор Угол пукнул в угол...
     Это  не тот  был  доктор Угол,  о  котором вы сейчас  подумали.  Не тот
беспечный  паренек,  актеришко, который когда-то обретался на  телевидении в
качестве неизвестно кого, и от которого разило приторным запахом жидкой каки
каждый раз,  когда  он появляется на  экране.  Не  тот  мальчишечка, который
пованивал  ежевечерне, полизывая  жопы  известным  гражданам. Нет,  это  был
совсем  другой доктор Угол. Это  был профессор Углов. Это был целый академик
Углов! Святой поборник  Егора Кузьмича Лигачева, неустанный борец с водкой и
жидо-сионизмом.  Неугомонный  профессор,  писавший  когда-то книги  о  вреде
кефира,  ибо  кефир  содержит  некий  процент  алкоголя.  А  алкоголем,  как
известно,  сионо-жиды травят  простодушный  народ.  Как  видите,  ничего  не
забыто...
     Итак,  доктор  Угол  пукнул   в   угол.  Его  мучили  пенсия  и  понос.
Жидо-сионизм  обернулся  жидким  стулом, и не помогал даже кефир. Кефир  ему
прописали от  дисбактериоза доктора.  Ни  хрена не помогало!  Поэтому  Углов
усиленно ненавидел жидов. Он думал, что все они - евреи.
     Когда-то  давно, когда они еще были молодыми и страдали запорами, Углов
с  Лигачевым  частенько выбирались к Лигачеву на дачу и,  запасшись кваском,
картами,  рыбкой,  зеленым лучком да еще кое-чем, шли в обширный лигачевский
нужник на шесть очков струганный из отличного соснового теса. Одуряюще пахло
смолой,  свежей  природой,  перспективами  коммунистического  развития.  Два
партийных хмыря плели заговоры против народа.
     - А вот бы взять всю водку, да отменить, - рассуждал Лигачев.
     - Жаль, что не я это сказал, потому что абсолютно мои слова говоришь, -
проникался Углов. - Но я дополню: вот бы еще все пиво отменить! И кефир!
     Оба сидели  на очках и тужились.  А перерывах между потугами  (которые,
как правило, ни к чему не приводили) хрустели лучком да запивали кваском.
     Эх, где те  стародавние времена, когда казалось, что победа так близка!
Теперь  только  злющие  проносные  поносы,  да  вьюжные  жидкостные  метели,
просвистывали внутренности стариков-разбойников. Где вы, твердые катыхи? Где
вы, натужливые будни?..
     Доктор  Углов  снова  пустил   ветры  и  решил  позвонить  в  Петербург
профессору Лебединскому. Они были старые друзья. Когда мальчонка Лебединский
плыл  на  лодке рвать царский крейсер, пацанчик Углов  крался  вдоль стенки,
чтобы разбомбить винные склады. Ему так сделать  велел Ленин. А  встретились
они с вождем так...
     Углов  бежал  по своим мальчишеским делам  и вдруг уткнулся  головой  в
чей-то живот. Надо ли говорить, что это был живот Ленина? Если не надо, то я
не скажу. А если  надо, то скажу: это был живот Ленина.  Живот был  круглый,
вполне оформившийся,  что  для пятидесятилетнего мужика,  каковым был Ленин,
вовсе не удивительно.  Живот был мягким, ибо Ленин никогда в зрелом возрасте
не качал пресс. Только в молодости он качал, но тогда Углова еще не было  на
свете,  а  то бы он убился  о твердый  живот Ленина.И еще живот был довольно
большим, потому что Ленин сам был мужчина крупный, рыжий да  рябой,  о чем в
нашей книге уже говорилось, между прочим.
     И   здесь  как  раз  необходимо  открыть   одну   тайну   Ленина,   как
профессионального революционера. Он часто ловил мальчонков "на живот". Видел
бегущего по своим делам пацанчика и тут же в  последний момент перегораживал
ему дорогу брюшиной. Пацан  толкался маленькой башкой в живот Ленину. Тут-то
его Ленин и вербовал. Быстро окручивал, пользуясь неокрепшей и неустоявшейся
психикой малого человека.  Пара  слов про прибавочную  стоимость, пара - про
материализм  и  эмпириокритицизм. И все  -  ребеночек завербован. Охмуренный
идет взрывать  арсенал,  а  проклятый  рыжий  педофил  только  руки  поганые
потирает. Пацанчика стреляет контра, а Ленин-вонь хвастается об этом вечером
за чаем бабе своей Крупской, прозванной так за  большую задницу кавалеристом
Ворошиловым. Немало,  немало  детишек сгубил  дедушка Ленин. Душегубец, одно
слово.
     ...Углов внимательно (раскрыв рот) слушал наставления рыжего мужика. Но
это  так только казалось Ленину!  На самом  деле мальчишка  считал оспины на
рябом лице. Ленин закончил толкать речь и спросил:
     - Понял правду?
     Углов постеснялся сказать, что он не  слушал,  а насчитал на страшенной
роже Ленина  83 оспинки (не  считая только самых малюсеньких). Стеснительный
мальчик просто кивнул, мол, понял. Но на всякий случай переспросил:
     - А что делать-то надо?
     - Для победы пролетариата? - хитро прищурился Ленин.
     Углов кивнул.
     -  Для  победы  пролетариата,  -   поднял  палец  Ленин,  -  совершенно
необходимо победить нам пьянство. А для начала вот тебе гранатка, сынок, иди
сегодня ночью взорви  склад с вином и  водкой. Тогда солдаты, оставшись  без
выпивона, взбунтуются и скинут царя-кровопийцу. Иди, сынок... Вот еще, забыл
сказать.  Гранатка  работает  так: вот это колечко вынаешь...  только  усики
разогни...  Вынаешь колечко, кладешь гранатку. И подожди  немного, сразу  не
уходи, убедись, что гранатка исправна. Понял?
     - Понял, дядя Ленин.  Спасибо  за доверие. А как я  узнаю, что гранатка
исправна?
     - Она споет тебе песенку, малыш. Тебе мама пела песенки?
     - Нет, дядя Ленин, я сирота. Никогда никто не пел мне песенок.
     - Очень хорошо, дружок, вот ты и дождешься своей колыбельной. Ступай.
     Углов честно подложил лимонку под стену виноводочного склада и, зажав в
ручке  кольцо, стал ждать песенки. Через час, не дождавшись песенки, мальчик
догадался, что  граната неисправна.  Ленин, слушавший  издалека, да так и не
услышавший взрыва, понял, что ему подсунули испорченный товар.
     - Товарищ  Сталин,  -  сказал он  на  следующее  утро одному  чудесному
грузину. - Мне подсунули негодный товар. Разберитесь, пожалуйста.
     Сталин знал всех рыночных торговцев кокаином, проститутками  и оружием.
Поэтому ему не составило труда  через день  принести Ленину в подарок голову
некоего  Азефа,  промышлявшего  грязными  делами  по продаже  гранат Ленину.
Довольный  таким  исходом  Ленин два  часа  глумился  над  неполным  трупом,
приговаривая:
     - Царя не свергли, так хоть развлеклись.
     В общем-то, он был прав.
     ...Углов набрал номер. На том конце  загудело. Лебединский почувствовал
это и почесал конец. А потом снял трубку, потому что зазвонил телефон.
     - Лебединский слушает!
     - Здравствуй, старый пердун Лебединский! - поприветствовал Углов.
     - А-а, привет, старый дуралей Углов. Все с кефиром борешься?
     - Ладно тебе придуриваться-то!.. Как дела в Питере?
     - Как в стране, так и в Питере. А ты чего звонишь?
     - А почему бы мне не позвонить старому приятелю? Ну как у тебя дела?
     - Я узнал важную государственную тайну.
     - Какую?
     -  Лигачев-Егор-Гайдар-Гейдар-Алиев. Это все одно и тоже лицо!.. Но это
не телефонный разговор.
     - Интересно, но  спорно. А у нас тоже новость. Пугачева  поправилась на
восемь килограммов. И еще она хочет стать президентом.
     - Говно страна!  -  разозлился Лебединский. - Любая тварь  считает, что
может управлять ею!
     -  Ну почему же, - не согласился Углов. -  Мне давно  еще Ленин говорил
что-то про кухарку.
     - А мне Пушкин что-то говорил о няне.
     Углов рассмеялся:
     - Ты шутишь. Тебе всего 95 лет, и ты не можешь помнить Пушкина.
     Лебединский  понял,  что  его   раскололи,  но  из  принципа  решил  не
сдаваться, а  продолжать  упорствовать.  Он  вообще был вреднейший старикан.
Сволочь редкая.
     - Нет, я видел  Пушкина! Он умер не  тогда,  когда все думают, -  начал
врать  напропалую Лебединский. - Пушкин был из рода долгожителей. Поэтому он
жил себе и жил. В 1862 году  Пушкин  приветствовал освобождение  крестьян  и
отмену крепостного права стихами:
     "Свободный крестьянин на зорьке выходит
     Пасти трудовое жнивье.
     И вольно, вольготно плечами поводит
     Могучее тело его."
     Увидев,  что  надежды  на  освобождение  народа не  исполняются, Пушкин
ударяется в другую крайность и примыкает к разночинцам. Он вкладывает в руку
Александру  Ульянову рукодельную  бомбу,  которую тот швыряет в царя.  Слава
богу  неудачно.  Азеф,  снабжавший  семейство Ульяновых  динамитом, подсунул
отсыревший  прогорклый порох. Бомба не взорвалась. Но  она ударила  в голову
царя.  С  огромной  шишкой  самодержец  вылез из кареты  и  увидел  на крыше
соседнего дома взволнованного Пушкина.  Александр Сергеевич  сидел  рядом со
слуховым  окном   и  держал   в  руках  примитивный  дегеротип   -  прообраз
фотоаппарата.  Он хотел запечатлеть  исторический  момент - как царевы куски
разлетаются по улице на  прохожих и  ветки деревьев.  Кучер, везший царя, по
совместительству  работал  в  охранном   отделении   у  Бенкендорфа  поэтому
сориентировался быстрее всех, буквально через  пять-семь минут. Он  выхватил
револьвер системы  наган и несколько  раз  выстрелил  в Пушкина.  Тело поэта
обмякло  и соскользнуло с  крыши, поехало  вниз  и  зацепилось  сюртуком  за
оттопыренный лист кровельного железа. Так поэт  и повис. А дегеротип упал на
мостовую и разбился...
     -  Все  равно,  все  равно!  -  закричал  Углов,  радуясь,  что  уличил
Лебединского.  - Это было тогда, когда ты  еще не  родился! Ты не мог видеть
Пушкина!
     -  Мог!  Пушкин  не  погиб!  Он  притворился,  чтобы  обмануть  царских
сатрапов. Когда  к вечеру все разошлись,  Пушкин  подтянулся  и взобрался на
крышу, проник на чердак и спустился по лестнице черного хода вниз.В парадном
он  встретил  Чернышевского.  "Ну  и  баран же  ты,  братец,  -  сказал  ему
Чернышевский. - Разве так надо поступать?! Разве патриоту  приличествует так
делать?"  "А  что  делать?" - спросил Пушкин. В  ответ  на  это Чернышевский
матерно  выругался  и  предложил Пушкину купить у  него  недорого  килограмм
дюймовых гвоздей. Пушкин отказался. "Что я тебе, Рахметов что ли?" - буркнул
он.  В  то  время в Санкт-Петербурге  как  раз гастролировалиндийский  йог и
магараджа Саид  Рахметов, татарин. По всему городу были расклеены  афиши, на
которых Саид в чалме засовывал себе в горло два  пальца. Афиша обещала номер
под названием : "Излияния из  внутренних органов!!!" Кроме этого нашумевшего
номера Саид демонстрировал  битье стекол, кобру на палочке и забитые в доску
гвозди, на  которые приглашал лечь всех желающих. Желающих не  находилось, и
доску  торжественно  уносили  за кулисы под гром  аплодисментов восторженной
публики.
     А Пушкин тихонько доскрипел до революции 1905 года и активно участвовал
в беспорядках  на Красной Пресне.  Метался по  баррикадам,  подносил рабочим
патроны. Восставшие шутя называли низкорослое, похожее на  обезьяну существо
Гаврошем. А во  время кровавого воскресения в Питере, Пушкин залез на дерево
и  кричал  оттуда  расстреливающим народ  солдатам:  "Стреляйте,  стреляйте,
ребятки!  Всех не перестреляете! Мы вас сейчас всех  перепишем  до одного, а
после революции  за яйца повесим!" Необузданный  темперамент был у человека!
Я, профессор  Лебединский, к тому  времени  уже родился.  А к моей  колыбели
подошел  Пушкин  и сказал  примерно следующее: "Я  верю, профессор,  что  ты
доживешь  до светлых седин победившей революции, когда вся страна  покроется
сетью железных дорог и лагерей!"
     - Ну а что он тебе про няньку-то сказал? - спросил настырный Углов.
     Лебединский спохватился. Он уже и забыл о чем шла речь-то!
     - Про няньку?.. Ну это было позже. Всегда, когда Пушкину было плохо, он
искал  свою няньку, потому  что с детства она  давала  ему сиську,  и Пушкин
привык. Когда нянька  постарела, и сиська перестала работать, нянька  начала
обманывать  Пушкина, подсовывая  ему в  рот  всякую  дрянь - жеваный хлебный
мякиш в тряпице, например.  Пушкин, конечно,  замечал подмену, но делал вид,
что все так и надо: не хотел огорчать выжившую из ума старуху. И вот однажды
Пушкин пришел к Добролюбову, а тот его не  пустил. Выгнал взашей. Потому что
во время  последней  пьянки у  Добролюбова  пропали  некоторые ценные  вещи.
Поскольку,  кроме Пушкина, взять  их было некому, Добролюбов решил, что  это
сделал пьяненький  Пушкин. Поначалу он не придал значения  пропаже, полагая,
что  Пушкин протрезвится  и  все вернет. Но Пушкин  не  вернул.  Да и не мог
вернуть,  потому  что не  брал.  Добролюбову  надо  было  написать  прошение
городовым и тогда сыщик Кошко нашел бы ценные вещи вмиг. Но Добролюбов этого
не  сделал по неизвестным историкам причинам. Зато затаил беспочвенную злобу
на Пушкина и спустил поэта с лестницы при следующем его приходе.
     Ну вот, взбешенный Пушкин  побежал  по  улице  к няньке, по  ходу  бега
немного  успокоился   и  встретил   меня,   профессора  Лебединского.  Я   в
сопровождении своей няньки совершал променад по улицам. Пушкин увидел меня и
горько воскликнул: "У всех няньки, как няньки, а у меня старая калоша."
     - Ну и к чему ты мне все это рассказал? - спросил Углов.
     -  Да так,  к  слову  пришлось. Слушай, а  не выдвинуть  ли  нам  Егора
Кузьмича Лигачева кандидатом в  президенты  на  следующих  выборах.  Напишем
отличную программу предвыборную: восстановить советскую власть и продуктовые
наборы для ветеранов,  запретить  водку  путем введения сухого  закона...  Я
думаю, люди проголосуют.
     Углов горько вздохнул:
     -Проголосуют. Ногами. По почкам... Разве ж они знают свое  счастье? Все
бы им жрать, пить и БАБ дрючить. А вообще, конечно, твоими бы устами  да мед
пить. Я б сам мечтал о таком счастье, какое ты тут обрисовал, да  ничего  не
получится. На следующих выборах свою кандидатуру выставляет Пугачева.
     - Зачем?
     - Неймется старухе. Хочется  мирового господства. А ты знаешь,  какой у
нее электорат?
     Лебединский тоже горько вздохнул:
     - Догадываюсь. Поболее, чем у Лигачева.
     - Да уж. Маленько поболее. Во всяком случае все алкаши - ее.





     Рыбкин  жил  в аквариуме. Во всяком  случае,  так говорили.  Хронисты и
летописцы не донесли до нас в  точности ничего  про  жизнедеятельность этого
исторического  лица.  Многие  историки  даже  сомневаются   в  его  реальном
существовании. Во всяком случае твердо можно сказать одно: если он и жил, то
был  глухонемым  и  парализованным. Осталась  в  анналах современности  одна
фраза:  "Рыбкин  жил в  аквариуме". Лингвисты спорят  -  возникла  ли она от
созвучия  фамилии  "Рыбкин"  слову "рыбка", которая, как  известно биологам,
живет в воде и, стало быть, может жить  и в аквариуме. Либо же она произошла
оттого, что Рыбкин любил аквариумы и имел их дома в  достаточном количестве.
Как бы то  ни было, про Рыбкина сказать мы ничего не можем, а потому даже не
будем и пытаться. К  чему выдумывать, если читатель ждет  от нас одной лишь,
пусть жестокой,  но  исторической правды?.. Поэтому с вымышленным персонажем
Рыбкиным мы  прощаемся  раз  и  навсегда. Он  никак  не задел  наших  прочих
персонажей. Он не  поверил претензиям Пугачевой  на русский трон, он ни разу
по ходу действия книги не позвонил Ельцину,  не написал письма  Деду Морозу,
не прыгал с парашютом на  Северный полюс. Он прошел, не проявляясь, как тень
где-то по обочинам нашей книги и тихо исчез без следа...
     Зато великий  реконструктористории  Анатолий  Фоменко  оставил  крепкий
след.  Фоменко  был  математическим  историком  с  астрономическим  уклоном,
основным поставщиком идей для имперцев и ура-патриотов.  Некоторые  считают,
что  его  настоящая  фамилия  Шафаревич,  но это беспочвенные  слухи.  Долго
Фоменко  занимался древними  текстами и многое для  себя открыл. Для него, в
частности, не осталось тайн в библейской истории. Библейская история, считал
он, тесно связана  с историей полового гигантизма  на  Руси.  Русь в древние
времена  имела несколько названий -Рутения  (Zadni  Prohod), Великий  Тартар
(Grand  Pizdec),  Мегалион  (Pizdec  Vsemu).  Русичи,   аки   тати  в  нощи,
проносились по Европам,  наводя  шорох на утонченных европейцев, и вели свой
род от сына Ноя Хама.
     Дело  было  так. После  вчерашнего  Иисус  Христос и  его  гоп-компания
отмокали в прохладном ручейке в Галилее, неподалеку от Иерусалима.
     - Ох, армагеддон, -  слабым голосом выругался Иисус. - Фома-неверующий,
что нам вчера намешали в вино эти мытари? И куда потом делись блудницы?
     Чтобы  не произносить  более  худого  слова,  жители  свободной Галилеи
называли  гопников  Иисуса апостолами. И это был еще самый  слабый  из  всех
терминов! А апостол Фома потому получил прозвание "неверующий", что никак не
хотел принимать христианство, несмотря на все уговоры Иисуса:
     - Окрестись, и тебе в каждом доме будут наливать вино на халяву. И даже
первосвященник  не  посмеет  пнуть  тебе  сапогом  по  заднице.  Ты  сможешь
безнаказанно  посылать   к  фаллосу   римских   оккупационных   зольдат.  Ты
приобщишься к царствию небесному.
     Фома  только усмехался в  черную  бороду и  недоверчиво  щурился. Он-то
видел, что остальным апостолам, принявшим от Иисуса  христианство, все равно
никто  не   наливает  на  халяву   не  только  вина,  но  и  молока.  Каждый
встретившийся на дороге  первосвященник считает свои долгом засадить кованым
кирзачом по  заднице апостолам, выстроив из предварительно  вдоль обочины. А
уж  про  оккупационных римских зольдат и  речи  не  было:  завидев иисусовых
отморозков с кастетами, они всякий раз бросали копья и  мечи и разбегались в
разные стороны, так что их ни разу не удалось послать к фаллосу. Правда, вот
насчет царствия  небесного  Фома  ничего не мог сказать, ибо никогда его  не
видел и мнения по этому поводу не имел.
     Тем  не  менее Иисус  не  оставлял  идею окрестить Фому  и  практически
ежедневно проводил ему терапию на этот счет:
     -  Смотри,  скоро  христианство  завоюет полмира.  Это будет  одной  из
главных религий, прикинь. Это же пирамида, а в пирамиде выигрывает тот,  кто
стоит в начале. Ты имеешь уникальный шанс!
     Фома  молчал,  набычившись.  Тогда к  нему подходили две  Иуды  -  Иуда
Искариот и Иуда Яковлев. (Кстати, историк Фоменко утверждает, что именно эти
братья послужили прообразами для написания позднейшей рукописи "Чук и Гек").
Иуды начинали в один голос убеждать Фому:
     - Сука,  предатель! Жрешь с нами на халяву, а христианство принимать не
хочешь. А ну-ка встал, быром принял христианство!..  Чего лыбишься?!  Больше
не возьмем тебя с  собой  исцелять  немочных  и  заразных!  Пошел  от нас  к
фаллосу!
     Чуть до кулаков не доходило, но Христос останавливал буянов:
     -  Ша!  Кончай  базар! Чувак  просто недопонял.  Но  ничего, трижды  не
пропоет петух, как ему проломят башку, если он не примет христианство. Огнем
и мечом, огнем и мечом...
     Иисус любовно  огляделФому.  Он  его любил. И блудниц любил. Многих  он
любил, потому что ощущал в  себе и мужское и женское начала. То его тянуло к
мужикам, то к бабам. Порой так тянуло, что он не мог даже с собой совладать,
просто  притягивался,  как  маленький  шарик  притягивается  к  большому  на
крутильных весах в  опыте Ньютона  о  всемирном  тяготении.  Его  натурально
тащило,  волокло  по  земле,  будто  ураганом к  любимому человеку.  Христос
цеплялся за кочки и кусточки, но его приволакивало силой любви к человеку, с
которым   он   входил  в  соприкосновение   и  совершал  газоразрядный   акт
электрической любви. И потом долго отходил.
     ...Не дождавшись ответа от  Фомы на  свой коронный  вопрос о  мытарях и
блудницах, Христос повернул к ученику голову. Он знал, почему Фома ничего не
ответил: апостола всегда злила кличка  "неверующий". Христос  специально его
прикалывал таким образом каждый раз. И каждый раз Фома злился.
     - Ладно, не дуйся...  -  вождь  хлопнул в ладоши. - Так, всем на  сборы
пять  минут! Отправляемся  в Иерусалим с первым дилижансом.  На святое  дело
идем - товарищей из беды выручать.
     Накануне половину апостолов иисусовых охранка первосвященников повязала
и загребла в зиндон - местную вонючюю тюрьму. Иисус не очень помнил, за что.
В памяти остались  только собственные бесчинства. Он  ворвался на территорию
храма  и начал  раскидывать товары,  переворачивал торговые лавки и  кричал,
чтобы убирались  из дома  его отца,  хотя  дом его  отца-плотника остался  в
Галилее, а этот храм  построил вовсе не  его  отец, а  турецкие строительные
рабочие  задолго  до  рождества   Христова.  Протрезвев,  Иисус  понял,  что
погорячился. Все ж таки, хоть голоса в его голове периодически  и  говорили,
что он сын  Бога,  но  сам  же  Христос  постоянно утверждал, что  Храм надо
строить в  душе. И не  надо  было  срывать службу  и устраивать беспорядки в
каменном  сооружении.  Вот если бы  в храме души лавочники затеяли торговлю,
тогда да...
     -  Иисус!  - обратился  к  нему Фома.  -  А  как  же  мы  выручим наших
товарищей, в частности, апостола Петра? Зиндон штурмом брать?
     - Не штурмом, а добрым словом, - сказал Христос и достал из-под хламиды
свинцовый кастет. - Да, и если по дороге  встретится эфиоп, убейте его.  Ибо
не мир принес  я, но меч. И сын пойдет на отца, а  брат на брата...  Уже  не
продохнуть от этих черножопых.
     Христос вовсе  не был  расистом.  Но  он очень не любил эфиопов за цвет
кожи. Правда,  не  признавался в этом  даже  самому  себе.  Сам  себе-то  он
говорил, что не любит эфиопов из-за их мерзкого запаха...
     Налет на зиндон прошел успешно. Вызванное налетом восстание палестинцев
против римлян также увенчалось успехом. Восставшие захватили  царя  Ирода  и
отрезали ему яйца, после чего отпустили на все четыре стороны,  ибо без  яиц
он был  уже никому не опасен.  Отпускание на все четыре стороны в те времена
проводилось следующим  способом:  человека привязывали  к  макушкам  четырех
берез за руки и за ноги и отпускали. Части разлетались в стороны.
     Был также пойман  римский  наместник  в Иудее  Понтий  Пилат.  Избитого
Пилата  привели  к  Христу,  и  Иисус, не  найдя в нем  никакой  вины, велел
отпустить урода. Он так и сказал:
     -  Значит, вины я  в сем человеке не  вижу. Короче, немного еще побейте
его и прогоните.
     Но толпа возбужденных евреев взревела:
     - Распни его, на-хрен!
     Такого  вида  казни,  как  сажание  или  распятие  на хрен в  тогдашнем
уголовном  кодексе  не  предусматривалось. Поэтому  Иисус  гуманно предложил
законную  альтернативу   -  распятие  на   кресте.   Что  и  было  исполнено
незамедлительно.   Да   еще  вниз  головой:   уж  больно  ненавидели   евреи
римлян-оккупантов - если завидят, так сразу  ловят и всячески обижают. Вот и
доброго  старика  Пилата до  смерти обидели.  А ведь  говорил ему  император
Тиберий: "Брось  ты эту затею, не езжай в Палестину. Убьют тебя там. Повесят
вниз головой на кресте, да и все..." Как в воду глядел!
     А  Христос с тех пор стал царем Иудеи,  прослыл  добрым  и справедливым
правителем. Он начал ходить в тренажерный зал, оставшийся  от Понтия Пилата,
тягал  там  камни, железки  и так  накачался,  что через несколько  лет стал
выступать на соревнованиях  по  культуризму  и  везде  встречал восторженный
прием.  Иисус, смазанный  пальмовым  маслом, выходил  на  подиум  и улыбаясь
демонстрировал огромные бугры мышц. Толпа ревела и рукоплескала. Только Фома
угрюмо щупал свои дряблые мускулы и в очередной раз давал себе зарок принять
наконец христианство.
     От Магдалины у Христоса остались четырнадцать человек детей. И от Сары,
наложницы еще семеро.  Они дали  потомство и заселили  всю Евразию. Так,  во
всяком случае, написано в Библии. Кстати говоря, Пугачева происходит от двух
сыновей христовых Сима и Иафета. Эти два еврея произвели на свет потомства -
как  грязи.  В том числе и предков Пугачевой.  Чувствуя  в  себе королевские
кровя, царица Алла  решила занять пустующий трон Российской империи. Историк
Фоменко считал,  что в  планах  Пугачевой  завоевание мира и  восстановление
великой Империи.
     Он ошибался...





     Ах, как он ошибался! Пугачева,  утомленная звонками политиков, валялась
на полу в неестественной позе и не помышляла о мировом господстве. Когда  ей
было плохо, и одолевала тоска-кручина, Пугачева всегда валилась на пол в чем
была  и где  была.  Некоторые  даже  думали,  что  у  нее  это  обморок  или
обморожение.  Но люди  знающие  Пугачеву  (она ласково называла  их  свитой)
понимали, что  певица просто  устала и  не  нужно  ей мешать  или не дай бог
поправлять неестественную позу,  в которой она падала  на пол. На самом деле
Пугачевой  было удобно  так  лежать, ее  организм  сам выбирал положение,  в
котором  все  его системы  наилучшим  образом  справлялись  с  накопившимися
информационно-энергетическими  ошибками.  Да, представьте себе,  у Пугачевой
тоже  был  организм,  со  всеми   вытекающими   и  вываливающимися  из  него
последствиями еды и питья. Иногда организм заболевал, и Пугачева лечила  его
по всяким дорогим врачам. Она берегла  свой организм,  ибо находилась внутри
него. Он  служил как бы  домиком для  певицы. Маленьким, уютным  домиком, из
которого  она  временами  выглядывала  наружу и  говорила миру  какую-нибудь
гадость. Например:
     - Чтоб вас всех птички обкакали!
     Или:
     - Не сею, не жну, а хорошо живу.
     Не  всем нравились пугачевские сентенции. Но все  терпели  эти выходки,
потому  что она была очень  богата и могла нанять  сколько  угодно киллеров,
чтобы убрать неугодных. Иногда даже складывалось впечатление, что Пугачева -
центр мирового зла. Но после  того, как  подъешь возле  помойки  недоеденную
Пугачевой икру, такое ощущение пропадает.
     Короче, Пугачева  валялась  в  неестественной  позе на полу собственной
квартиры. Упала  она  на  пол  исключительно  потому, что позвонил Анпилов и
сказал,  что  за ее красный электорат он готов расцеловать ее губами, что он
любит   краснющие   здоровенные  электораты.   Пугачева   представила   себе
откляченные  губы Анпилова  и  сразу  отвалилась  от  телефона,  как  пиявка
насосавшаяся  крови.  Даже  телефонную трубку  не  успела повесить. Упала  и
отдыхает.
     Одна  нога  завернута,  другая  на  стенке,  ручки  заломились,  глазки
съехались  к  переносице, а губы собрались  в  уточку  и бормочут околесицу:
"Диги-диги-ду, приехали  мужички на ярмарку, электорат, электорат, электо...
моя  творческая  индивидуальность,  Борисоглебск - город-герой, откуда бысть
пошла   еси,   русская   земля,   вечно  ваш,  с   прискорбием   сообщаю,  о
преждевременной  кончине,  еще один интегральчик возьмите  пожалуйста, они у
нас хороши, на диво хороши..."
     Вскоре  все  организменные системы пришли в норму,  Пугачева  крякнула,
издала громоподобный рык и встала на ноги, а потом уж и на пол. Пальцы ее на
руках непроизвольно сжались в два кулака, а  на ногах  пальцы сжались в  два
ножных кулака, как у обезьян, коих не зря называют четырехрукими существами.
Обезьяны лазают  и прыгают  по деревьям  при помощи рук и хвоста  и питаются
растительной пищей,  преимущественно дикорастущими  фруктами и овощами.  Они
легко поддаются дрессировке, в отличие от Пугачевой, которая дрессировке  не
поддается, а только знай жрет икряную подкормку.
     Пугачева упруго  положила  на все сразу, а  уже конкретно  - телефонную
трубку на рычаги. И тут же раздался звонок.
     - Хули еще надо? - чуть грубовато спросила Пугачева.
     - Алла Борисовна, я вас  узнал!  - раздался  в трубке тонкий,  но  явно
мужской голос.
     - Это кто там еще?
     - Это я, Станкевич.
     -  Как, тебя уже  выпустили  из тюрьмы? - не сразу сориентировалась  во
времени Пугачева.
     - Станкевича  никакие стены не удержат!  - хвастливо  сказал Станкевич,
потому что  его не могли удержать никакие стены: по  опыту он знал, что там,
где есть стены, есть и дверь. Он всегда выходил через дверь. Но вообще-то он
врал,  поскольку сидел  не в  тюрьме, а  в Варшаве,  куда  специально уехал,
спасаясь  от параши.  Отчего-то  не  любил  Станкевич  параш.  Как войдет  в
какую-нибудь комнату  или залу, где  параша, так сразу  делается брюзгливым,
морщится  и интеллигентно намекает:  "Блядь,  ну и вонища, у вас тут  стоит!
Насрали что ли?"
     Со Станкевичем у Пугачевой много чего было  связано в жизни, только она
никак не могла припомнить, что именно.
     - Ну, чего хочешь, сынок?
     - Я решил выдвинуть свою кандидатуру на выборах в президенты.
     - Молодец, хороший мальчик.
     - Я уже не мальчик, помните мы с вами...
     - А-а-а, вон оно что, а я все думаю, что нас связывает!.. Ну хорошо, не
мальчик. Так  что ты хочешь, не мальчик, но муж?.. Вы все считаете, что если
планируете выдвинуть свою кандидатурку плохонькую, то вы уже супермужчины, и
тетя  Алла  должна отдать  вам  свой  электорат! Какие  же  вы, мужики,  все
одинаковые!
     - С вашим электоратом я бы горы свернул, Алла Борисовна!
     - Лучше шишку свою сверни набок.
     - Какую шишку? - растерялся мальчикоподобный политик.
     - Которой ты собираешься мой электорат пользовать.
     - Голову что ли? - не понял Станкевич.
     - Видимо. Тебе только с головой туда и  лезть, малыш... Короче  - ты не
первый по  этому поводу звонишь, и я всем отказываю.  Тебе тоже. Еще вопросы
есть?
     - Печально,  Алла  Борисовна,  печально.  Страна  и родина вам этого не
простят.
     -  Это  уж  точно!  -  цинично   усмехнулась   Пугачева  плоской  шутке
Станкевича.
     А он вовсе не шутил. После того, как Станкевич хитро избегнул срока, он
хотел  получить  президентство,  чтобы  самому  всех  сажать,  а  самому  не
садиться.
     Его преследовали несправедливо! Никаких взяток Станкевич не брал, кроме
десяти  тысяч долларов.  Он  любил  народ  и больных детей.  В благодарность
больные дети  нанесли  ему  мешок денег,  среди которых и оказались те самые
пресловутые десять штук грина. Вот неудача!  Сбежав от преследования органов
в Америку,  Станкевич пытался там  через своих  друзей  в  правительственном
лобби  организовать  ядерный  удар  по  России.  Это  не  получилось.  Тогда
Станкевич поехал  в Варшаву к  землякам.  Там он пытался ускорить вступление
Польши в НАТО  с  последующим  объявлением  войны России. И этот  номер  ему
обломило.  А  че  делать  дальше,   Станкевич  придумать  не  мог.  Пришлось
практически без боя сдаться польской дефензиве и сигуранце.
     Когда-то мама  рассказывала Станкевичу сказку про Колобка. Колобок  был
крутой  и  всех посылал.  Зайца,  волка, медведя он внаглую  послал. "Но  на
всякую  хитрую  жопу,  сынок,  -  говорила  мама,  -  найдется  свой  хуй  с
винтом."Нашлась  проруха и  на Колобка.  Лиса его  съела, Станкевича.  Рыжая
чубайсообразная лиса...
     Но вот Станкевич остался там, по другую сторону  провода, а Пугачева  -
по эту.  На этой стороне было  явно лучше. На той стороне была потенциальная
тюрьма да грязные  шпалы этапов и пересылок, а  на этой... На этой -  черная
икра,  золотой  телефон  и  огромный изумруд  Шакья-Муни.  Пугачева  любовно
огладила изумруд, подышала на него, протерла мерлушковой тряпочкой. Господи,
как хорошо жить! И жить не в тюрьме!
     Пугачева удовлетворенно  достала с  полки книгу и погрузилась в чтение.
Книгой оказалась  Библия.  Пугачева  внимательно  прочла  титул.  Она всегда
читала  титульный лист, прежде чем углубиться  в содержание произведения. На
титуле было  написано: "Библия. Необычайные приключения  первобытных  людей,
полные опасностей и жгучих тайн." Что ж, весьма недурственно.
     Послюнявив  палец  Пугачева  перевернула  листики  и  начала  чтение  с
середины. Первая строка сразу же завлекла ее...
     "- Ах, мы остались одни! Трахни меня, папа! - взмолилась дочь Лота.
     - Я не могу! - ответил старик в сильнейшем волнении.
     - Но почему?! Почему?! - заламывая руки закричала дочь.
     - Потому что мы родственники, - роняя слезы говорил Лот.
     - Но если  Богу было  угодно  погубить весь  наш город лютой смертью за
грехи,  то как же нам теперь размножиться без мужчин,  если  остались только
ты, я да сеструха моя?! Овладей мною тотчас же!
     - Не могу, не могу, это тоже грех! Грех кровосмешения! - рыдал старик.
     - Но грех кровосмешения меньше, чем грех кровопускания! А погубить весь
наш род, не размножив его суть то же кровопускание! О!
     - Ладно, но запомни - я  иду на это с тяжелым сердцем! - воскликнул Лот
и овладел белесым телом своей единоутробной дочери. Он был пьян и не отдавал
отчета в своих  действиях.  Сестры нарочно напоили его и поочередно овладели
его  телом,  хотя  со  стороны  казалось, что  это  именно он  овладевает их
туловищами. Но нет! Не таков был святой праведник Лот!
     С той поры семя Лота размножилось, и его стало как грязи."
     Прочитав  этот кусок, Пугачева  всплакнула. Она  любила  чувствительные
романы. Но все-таки что-то  осталось тут для нее непонятное. Наверное, нужно
было начинать читать сначала. Рыжая женщина перелистнула несколько страниц и
вновь углубилась в чтение.
     "- Идите и убейте всех! - Велел господь Иисусу Навину.
     Навин был простой человек, пошел и убил. Он и его ребята вырезали целый
город,  всех  женщин  изнасиловали,  детей  умертвили  и  скотину  их   тоже
умертвили.  Потому что  Господь захотел  умертвить и скотину. Кстати, женщин
после использования по назначению, Навин тоже умертвил как скотину. Это было
весьма богоугодное дело, и так надо всегда впредь поступать."
     Пугачева  заскучала: про  войну она  читать  не  любила и начала искать
места про  любовь. Таких мест оказалось много. Через страницу кто-то кого-то
трахал. Как  правило, отец трахал  свою  дочь  или  козу.  Но  встречались и
нормальные  половые  акты  по  большой  и  чистой  любви.  Особенно Пугачеву
поразила  история про одного  престарелого  царя,  который  отымел маленькую
девочку-подростка.  После  каждой  истории траха  следовали  длинные  списки
размножившихся как грязь евреев.
     Увлекшись  очередной  сексуальной историей с кровавым  концом, Пугачева
так  переволновалась, что даже уснула. Ее  тяжелая голова упала  в раскрытую
книгу,  и спящая  певица засопела,  сладко чмокая губами,  как  бодрствующий
Гайдар.
     Спи, милая...





     Явлинский был  евреем.  Он  нисколько  не  скрывал это и  совершенно не
стеснялся. Приходил и прямо так и говорил: "Я еврей!  А  что, не нравится?".
Все  терялись, смущались как бы даже и  начинали  убеждать  Явлинского,  что
никто против его национальности ничего не имеет.
     - Как это  не имеет?! -  возмущался Явлинский. - Сами, небось, думаете:
вот, пришел  жид проклятый, ферфлюхте юде. А говорите, что не имеете  ничего
против. Это просто ханжество! Имейте же совесть  сказать то, что думаете. Не
бойтесь пострадать за убеждения.
     Но  все  боялись  говорить Явлинскому ту  правду, которую  он так хотел
услышать, потому что знали -  в  детстве Явлинский начал занимался боксом. К
юности он  уже мог свалитьударом кулака годовалого  бычка. В зрелом возрасте
Явлинский увлекся карате, получил черный пояс девятого дана и ударом пальцев
запросто вышибал  глаза.  С  виду легким ударом ноги или руки  он гнул на 90
градусов железные ломы. Это страшный человек.
     Именно  поэтому люди  за  версту  обходили Явлинского. Как только Гриша
выходил  во двор, ребята  шумели: "Ата-а-ас!!!"  Двор вымирал. Явлинский уже
привык к этому и потому  несказанно удивился, когда однажды увидел, как одна
красивая  девушка не убежала со  двора,  подтянув юбку, а осталась на месте.
Она  была  просто  глуховата,  но  Григорий-то  этого  не  знал!  Он   отнес
необычайный  поступок  девушки на счет  ее  смелости и удивился. Его  задела
такая вызывающая позиция... Читатель уже ждет, что именно эта  девушка стала
потом  женой  Явлинского.  Что он  долго лечил ее  от глухоты,  а она его от
агрессивности,  и  в результате все стало просто чудесно, и они стали жить и
добра  наживать. Я  понимаю чаяния читателя. Но  увы, жизнь  гораздо проще и
совсем не похожа на сказку про Золупушку или как ее там, Золушку что ли...
     А правда такова,  что удивленный нахальством пришлой девушки, Явлинский
решил померяться с  ней  силой, подошел  и рванул на своей груди застиранную
майку. Он ожидал от  соперницы адекватных  действий, но не дождался: девушка
не могла порвать  свою  футболку,  поскольку тогда  бы обнажилась  ее грудь,
завиднелись  соски, и девичья  честь была  бы посрамлена.  Ведь по молодости
девушка еще  не носила лифчик, так как  ее  грудь и без того была твердой  и
упругой. Кстати, развеем миф о том, что лифчик укрепляет и отверждает грудь.
Ничуть  не бывало! Грудь не  эпоксидная  смола, а лифчик не  отвердитель. Он
только создает иллюзию,  что грудь стоит. На самом деле,  при снятии лифчика
эффект пропадает - грудь просто падает на пол.
     Хотя вообще-то Явлинский любил  хорошее нижнее белье. Он просто балдел,
когда видел трусы из ажурной мешковины или чулки из  того же  материала. Эта
любовь  к мешковине у хулигана шла из подсознания. Все приятные воспоминания
жизни были связаны  у Явлинского  с мешковиной. В юности  он грузил мешки  с
картошкой.  Мать его  была  прачкой  и стирала солдатские вещмешки,  а  отец
работал на  мешкопошивочной фабрике, поэтому дома всегда было полно мешков и
мешковины.  Не подумайте только,  что отец хулигана воровал мешки  с работы.
Нет,  он  уносил с  работы работу!  Явлинский-старший настолько  любил  свою
работу, что даже продолжал делать ее дома, во  внерабочее  время.  Для этого
ему  и  приходилось  брать  с работы  мешковину и  ночами  чудесным  образом
превращать ее в прекрасные мешки. Кстати, насчет чудесного образа...
     Была у Явлинского-старшего небольшая иконка,  чугунный образок, который
достался  ему  по наследству от предка Ильи  Муромца,  славившегося  на весь
Муром пьянками и безудержным бахвальством. Говорили,  что эту иконку подарил
Илье Муромцу сам Сергий Радонежский в честь победы Дмитрия  Донского (Ди-ди,
как ласково звала московского  князя жена  Сергия) в Куликовской битве. Нет,
тут положительно необходимо отступление!..
     Когда  татары  на своих  низких лохматых степных  лошадках,  похожих на
табуретки,  впервые  приехали   на  Русь  и  привезли   с  собой   в   обозе
многочисленные  дары,  русичи встретили  их  угрюмо. Покидав  дары  на  свои
телеги, русичи молча развернулись и уехали. Татары, среди которых было много
монголов, растерялись.  Но  юродивые на  обочине объяснили им,  что  русские
приняли  их хорошо, остались довольны  подарками и даже прозрачно намекнули,
что неплохо было бы еще подвезти.
     -   Как?  Каким  именно   образом   намекнули?  -  спросил  подавленный
предводитель мирных монголов Чингиз-беспощадный.
     - Не избили - раз, - звеня  веригами ответил прокаженный кастрированный
дурак. -  А во-вторых,  главный русский - Владимир  Красное  Солнышко, когда
грузил куски золота на свою кибитку, буркнул под нос: "Ажно како есмь вельми
хоцца." Это значит, что  он  еще  хочет  от  вас золота. Собственно,  потому
русичи вас и отпустили, чтобы вы имели возможность съездить еще за золотом.
     И  каждый раз, когда  татары купно  с  монголами приезжали  на  Русь  с
золотом и  богатствами, ненасытные русские бранили их за  малое количество и
требовали еще. В последние поездки даже участились случаи избиений  русскими
людей монгольской национальности. Много веков стонали татары  под игом Руси,
везли  пудами  золото и  сибирских  соболей сороковичок.  Татары стонали,  а
русичи только зело смеялись:
     - Выдь на Волгу - чарльстон раздается!
     И  после  этой  нелепой   шутки  пускались  в  пляс  вприсядку,  высоко
подкидывая ноги в красных сафьяновых сапожках. А  слепые гусляры, размахивая
сивогривыми  головами, лабали им мелодии. Вволю наплясавшись,  лесные братья
пили  медовуху  и  гоняли  узкоглазых  по  берегу  Калки.  Некоторые,  особо
озабоченные,  даже сымали порты  и  носились  за тщедушными  "монгольцами" с
криками:
     - Вот вам Калка, а вот вам палка!
     Сам Чингиз-бесстрашный предпочитал не ездить на Русь с данью, а посылал
послов,   так    называемых   баскаков.   Однажды   с   послами    случилась
пренеприятнейшая история.  Русичи  положили  их  на землю,  прикрыли  сверху
досками и  уселись  на эти доски пировать. Некоторые баскаки  померли. После
этого  терпение  монголов  лопнуло, и визирь Чингиза  Батый написал русскому
князю   и   сунул  на  подпись  Чингизу  отчаянно  смелый  ярлык  следующего
содержания:
     "Великий Княже!
     Дошли до меня слухи,  что некоторые мои баскаки померли от вашего пира.
А ко  мне  с  воем  и плачем прибежали  чада  и домочадцы покойных неудачных
баскаков.  Это,  конечно,  неприемлемо.  Чад  и  домочадцев  я наказал боем,
заставил  пить айран,  но и тебе, светлейшийстарший брат мой,  хочу  малость
попенять: негоже  баскаков  морить, ибо кто же тогда  тебе будет возить нашу
дань  - золото,  соболей, пеньку, узкоглазых девок?!. Мой народ мечтал бы  о
том, чтобы как можно меньше  баскаков погибало на твоих милостивых  пирах, а
как можно больше привозили дани.
     Заранее благодарен, твой младший брат Чингиз."
     Возмущению русского князя не было предела: этот недочеловек,  проклятый
нацист  еще  смеет  называть себя его братом!!!  Сроду у него не  было таких
братьев-уродцев!  На всякий случай Владимир Красное Солнышко даже уточнил  у
матери, не рожала ли она такого чингиза.  Глупый  вопрос.  Не рожала.  Тогда
Владимир решил крепко проучить  самозванца. Князь дал поручение своему  сыну
Дмитрию Донскому устроить погром "в  лежбище  котиков", как  он  говорил. То
есть учинить резню татар и лиц  монгольской  национальности. Донской наточил
засапожный нож и пошел за  благословением к  Сергию Радонежскому. Сергий как
раз  принимал  ванну  в  окружении  наложниц-кореянок, присланных  в подарок
Чингизом-беспощадным. Услышав про резню, он загорелся:
     -  Давно  пора! Житья  уже  не стало от этой  сволочи. Завалили, блядь,
своим  дерьмом,  некачественными  товарами всю  Россию,  понимаешь!  Удушили
отечественного производителя  напрочь...  Благословляю!  Иди и  перемочи  их
всех. Я даже дам двух быков из своей охраны, которые тебе помогут.
     Когда  Донской  увидел  Пересвета и Ослябю, он  прослезился:  это  были
вылитые  Чук  и Гек! Оба монаха  страдали прогрессирующим слабоумием, за что
им,  собственно, и дали такие недоделанные имена. Зато это были очень мощные
парни с крепкими кулаками.
     Втроем -  Дмитрий Донской и два дебила - русичи отправились в Монголию,
в  город Караван-Сарай, столицу кочевого народца. Что они там устроили,  это
может  описать только "Московский комсомолец"  в  рубрике "Срочно в номера!"
под каким-нибудь таким заголовком, типа - "Скоро всем татарам будут отрывать
половые органы", или "Группа маньяков заразила СПИДом  монгольское  войско",
или "Сбежавшие от врачей олигофрены загасили очаг цивилизации".
     ...Вот    так    была    свергнута   тысячелетняя    татаро-монгольская
электрификация плюс  советская  власть  всей страны. Илья  Муромец и  группа
"Монгол-Шуудан" в битве народов  не принимали никакого участия. Но уж больно
нравился Илья Муромец  Сергию Радонежскому! Когда Сергий был молод, он  тоже
воровал  с огородов тыквы и докуривал бычки старших товарищей.  Это уж потом
он  пробился в  начальство, поднялся  в деньгах  и смог покупать  магазинные
сигареты, а  не  курить  самокрутки  да  козьи  ножки.  Сергий  был  хорошим
начальником, он не давил на  подчиненных досками  во  времяпиров, не гасил о
чужие лбы сигареты, не использовал секретарш в качестве объекта  сексуальных
домогательств.  За  это  его и признали святым  Варфоломеем  и  периодически
устраивали  в   его   честь   карнавальные   ночи   одноименного   названия.
Карнавальными ночами маскарадники давили всех досками, гасили о лбы прохожих
сигареты и использовали секретарш по прямому назначению - то есть делали все
те милые глупости, которыми не успел  насладиться в жизни святой Варфоломей,
он же грешник  Сергий Радонежский.  И то верно:  хочешь  быть  монахом  - не
позволяй себе многих мелких радостей жизни.
     Короче говоря, Сергий подарил Муромцу  чугунную иконку, которую выковал
сам из куска  арматуры. Иконка весила четыре пуда,  что составляло несколько
десятков  с  половиной килограммов. Муромец поначалу подложил иконку  вместо
краеугольного камня под угол своей новой избы.  Фундамент учинил. Потом Илья
умер, изба сгнила. А  иконка перешла по наследству  потомкам Ильи Муромца  -
роду Явлинских,  польских  шляхтичей  из бедной  еврейской  семьи. Поколения
Явлинских  передавали  эту  иконку от отца к сыну и  носили на шее. Носил ее
одно время на шее и Гриша Явлинский, но по неопытности он вдел в ушко иконки
вместо  пенькового каната  рояльную  струну и  чуть не задушился.  Пеньковый
канат ему,  видите  ли,  натирал  шеищу!  Зато  от рояльной  струны  на  шее
Явлинского  образовался такой  урон  организму,  что чуть  не отделилась  от
туловища самое голова! После чего Явлинский написал и отнес  в правительство
сценарий выхода из кризиса под  названием  "Шея". Сценарий приняли, но денег
не заплатили.
     Забыл  оповестить, -  дворовый  хулиган Явлинский после  встречи  с той
девушкой,  которая  постеснялась  показать  ему   соски  на  грудях,   резко
изменился. Его буквально поразила  такая  целомудренность, Гриша  задумался,
так  ли он  живет,  поступил в музыкальную школу по классу флейты и  увлекся
экономикой.  Несколько  раз  он  выдвигал  свою  кандидатуру  на  выборах  в
президенты, но одерживал поражение.
     А все исключительно потому, что не вошел в альянс с Пугачевой!..





     Пиит  Пушкин  очень  любил  свою тещу. С тещей у него вообще  сложились
прекрасные отношения. Он даже хотел посвятить  ей поэму и назвать  ее  "Друг
человека". Предположительно в поэме  должны были действовать  Евгений Онегин
из его старой одноименной поэмы, престарелый солдат Говорухин, потерявший на
фронте  потенцию,  теща,  другие  персонажи.  Причем,  слово  "теща"  Пушкин
планировал везде  писать  с большой буквы"Т"  - Теща. По книге Теща  всех бы
спасала,  совершала подвиги, пускала под  откос поезда,  много  работала. "А
когда  изобретут  синематограф,  -  рассуждал  Пушкин,  -  по  книге  снимут
фильм-боевик, и я стану известным."
     Отношения Пушкин-теща были настолько трогательными, что Пушкин  звал ее
"мамулечка",  а  она его  -  "Шуричек"  или просто  "Шура"  с  ударением  на
последний слог. Поскольку Пушкин был в два раза меньше тещи  (и  жены тоже),
теща  порой играла  с  ним  в  такую  игру:  нагибалась,  шлепала  по попе и
говорила:
     - Сынка-баловник! Опять нашалил! Убил надысь на дуэли четыре человека!
     При этом она подмигивала дочери Натали и продолжала:
     - Доча, устрой нашему сынке сегодня ночью головомойку.
     Это означало, что она предлагает своим домашним любимцам заняться ночью
садо-мазохическим  сексом.  Причем,  низкорослый Пушкин  должен играть  роль
провинившегося мальчика, а рослая Натали - строгой наставницы.
     Обычно это происходило так. Пушкин надевал кожаный намордник  и ошейник
с поводком и становился на четвереньки.  Натали  наряжалась  в кожаный пояс,
кожаные чулки и  туфли на высоком каблуке. Она брала в руки хлыст и начинала
распоряжаться  Пушкиным,  -  бранилась,  хлестала  своего  мужичка  хлыстом,
наступала  на него шпилькой,  даже мочилась.  Она была  простой человеческой
самкой не чуждой плотских утех поэтому вовсю отрывалась в отвязном сексе. И,
между прочим,  объем талии у нее был всего 40 см!  Ровно столько же, сколько
объем бицепса у  Пушкина, который  слыл у  себя в деревне крепким парнем. Он
гнул  подковы и беспощадно дрался на  танцах в клубе с поэтами из  соседнего
села. Однажды  он  одним  ударом  завалил  здоровенного  поэта, крупнее себя
вдвое. Просто  ударил  ему головой в  пах, по половым органам. Охват бедер у
Пушкина был 62 см, и весь он был  такой  мускулистый, чернокожий. Натали  не
очень любила  чернокожих, но раз  уж судьба  свела  ее с чернокожим мужем, в
сексе  она  с  большим  усердием  изображала   из  себя  расистку,  мучающую
чернокожего раба.
     На самом деле  Натали  не  была расисткой, хотя от вида  чернокожих  ее
мутило.  Завидев  на   мостовой   негра  или  даже   мулата  она  кривилась,
прикладывала к носу надушенный платок и по-французски материлась:
     - Merde, govno! Griazni gutalin, pidoras, eti ego maman!
     Пушкин старался образумить невесту:
     -  Natali!  Ti sama  govna kusok! Нужно смотреть не на цвет кожи,  а на
поэтические способности личности. Я ведь тоже черный, а какой красивый!
     - Замолчи! - кричала Натали. - А то меня стошнит!
     Она не  шутила, ее  и правда иногда рвало от вида чернокожих студентов,
расхаживающих по  белокаменной  с  независимым видом.  Гувернантка, шагающая
позади Натали, каждый раз несла в корзинке стопку гигиенических пакетов.
     Пушкин  не сердился на Натали. Не  сердился хотя бы потому, что  считал
себя не негром, а эфиопом. И еще  потому, что очень любил ее. Особенно когда
она изображала  прокуроршу, а он  - изнемогающего узника. Пушкин подозревал,
что теща подсматривает за ними  во время их любовных утех, но  застукать  ее
никак не мог, поскольку все время был связанным.
     Впрочем, пару раз, когда теща уезжала в командировку, настроение Натали
менялось,  и  Пушкин играл роль чернокожего  тирана,  который мучает бледную
невольницу. Яростный Пушкин метался по комнате, изрыгая проклятия  и угрозы,
а связанная Натали размышляла, правду  ли говорят светские  дамы, что у всех
негров ТАКИЕ огромные, как у Пушкина.
     Так  и проходила  жизнь  великого  русского пиита, пока одна цыганка не
нагадала ему будущее. Пушкин был потрясен и дал цыганке сто рублей серебром.
Чем  же  он  был  потрясен? Тем,  что  нагадала  ему цыганка.  По ее  словам
выходило, что тот изумруд, коим он сейчас владел, будет  им проигран в карты
прусскому офицеру, попадет вместе с ним в Германию, а затем царем германским
будет  выдан на руки некоему Ульянову-Ленину для свержения русского царя. На
поезде в  пломбированном  вагоне  таинственный  Ленин  проедет  в Россию  из
Швейцарии  и сбросит царя-батюшку, установит в России страшное иго. И только
через много-много лет великий освободитель Ельцин I сделает Россию богатой и
процветающей державой, в которой даже старикам  не будут платить пенсию, ибо
зачем  пенсия,  если  держава и  без  того процветает,  и люди  ни в  чем не
нуждаются  и  думают  только о возвеличивании собственной  расы.  А  изумруд
попадет к именитому политику и одновременно певице Пугачевой - рыжей бабище,
смахивающей на Родину-мать. Она вставит  его в аппарат для дальней связи  по
проводам.
     Кроме того, нагадала цыганка, Пушкин встретится с белобрысым человеком,
с  которым у него будет  дуэль. К тому  времени уже изобретут скорострельное
оружие   (неграмотная   цыганка   замялась,    подыскивая    название    для
несуществующего пока изобретения и ничего не придумала, но Пушкин,  любивший
оружие, и без того догадался, что это будет  пулемет).  И вот в этой дуэли с
белобрысым чуваком  Пушкин  расстреляет  весь  диск  и превратит оппонента в
кровавое решето. Белобрысый же не  успеет  выстрелить  ни разу,  поскольку у
него переклинит патрон в патроннике.
     Более  всего  из  нагаданного цыганкой Пушкина  поразила великая  рыжая
женщина-политик  по  фамилии  Пугачева.   Он  попросил  цыганку  поподробнее
рассказать  ему о  Пугачевой.  Цыганка  охотно согласилась, попросив еще сто
рублей. Ста рублей у Пушкина не было, но он отдал цыганке свои золотые часы,
подаренные тестем на свадьбу.
     - Счастливые часов не наблюдают, - ответила  цыганка знаменитой фразой,
но часы  положила в  карман. - Слушай,  голубь.  Габариты  Пугачевой  такие:
100х90х120. Женщина невыдержанная, рука тяжелая. Америку знаешь?
     - Знаю, - кивнул Пушкин.
     - Американского президента Пугачева  пригласит к себе в оркестр  дудеть
на трубе. А сама с треском  провалится на международном  конкурсе  в Европе,
потому  что это она тут такая  крутая, а там на нее никто и в ус  не дует. И
даже пидорасы ей не помогли.
     - Какие еще пидорасы?
     - Ну, это тебе знать пока рано.
     Потрясенный  Пушкин  молчал.  А  что  он  мог   еще  сказать,  вплотную
столкнувшись  со сверхъестественным?  Да,  собственно,  ничего. Пушкин очень
плохо  учился в  царско-сельском  "Лицее",  где преподавали  три  целки  без
грудей. Поэтому у Пушкина очень поздно развилась сексуальность, и он  не мог
определить, чем  магия отличается  от науки. Просто нутром пиит чувствовал -
то,  что наговорила ему цыганка есть нечто  сверхъестественное,  небываемое,
немыслимое.  Не  может  человек  предвидеть  будущее  так ясно,  словно  это
случилось вчера! Пушкин не  помнил  науку физику,  и не мог объяснить почему
прошлое необратимо, а фекалии  коричневого цвета,  но он помнил  одну фразу,
которую промежду прочим бросил им лектор, старик Ломоносов. Он сказал:
     - Сынки,  я вот  не служил в армии,  но  много ездил в  рыбных обозах и
скажу вам:  этот запах будет преследовать  вас всю  жизнь. Избегайте  рыбных
обозов. Уж лучше ездить с ассенизаторами. Там помылся - и снова свеж. Одежду
простирнул,  просушил на  ветерке -  и готово...  И еще одно  правило воина.
Никогда не ищите  в науке легких путей. Неблагодарное занятие  наука. Я  вот
всю  жизнь занимаюсь ею,  и теперь спросите меня, что  имеет  старый Михайло
Ломоносов  за длинную  трудную  жизнь, кроме мизерной пенсии?  Таки  ничего!
Может быть,  Михайле кто-нибудь дал хотя бы  маленькую  медаль  или почетную
грамоту?  Вот  вам  за долгий  и  вредный для  вашего испорченного  здоровья
труд...Нет!  Подыхай,  Михайло, в безвестности и в поганой хибаре из четырех
комнат. Но я не жалуюсь, нет. Старый Михайло знал на  что шел, когда  влез в
тот  обоз  с  поганой  рыбой...  Ладно,  хватит  лирики,  пишите  уравнения,
малолетние ублюдки! Старый Михайло вам покажет, что такое  настоящая физика.
Вы еще меня припомните, обезьянье отродье.
     Пушкин хоть  и был тогда  молод  до безобразия, но понял, что последней
фразой Ломоносов намекнул на модную теорию  английского профессора Дарвина о
происхождении  видов от  обезьян. Когда заморский  профессор  Дарвин впервые
приехал  в  ним в  "Лицей",  где,  среди  прочих, преподавали три целки  без
грудей, и увидел Пушкина, он только и смог воскликнуть:
     - О, майн готт! Вот наглядное доказательство справедливости моей модной
теории! Эта  особь еще не  до конца  произошла от  обезьяны. Но прогресс уже
налицо. Где вы взяли такой чудный экземпляр?
     Пушкин ничуть  не обиделся на интуриста: в науке он не очень разбирался
и  вполне допускал, что именно он и есть та обезьяна,  от которой  произошел
русский народ. Потому что Пушкин - это наше все.
     ...Воспоминания детства мелькнули в  голове пиита, когда он распрощался
с цыганкой и пошел по направлению к дому, сунув руки в карманы. Саша не знал
еще, что рыжая Пугачева из далекого будущего  не будет любить  Пушкина. Зато
она будет хотеть мирового господства...





     Предводитель всероссийской  мафии по кличке Бизон был лыс  как  колено,
поэтому с детства  носил парик. Совсем недавно он отошел от дел, по каковому
поводу шобла гудела всю ночь. Люди пели, плясали и веселились.
     Наутро Бизон лег спать и проспал почти сутки. А проснувшись,  опрокинул
хрустальную стопку в рот и с  хрустом раздробил  ее зубами. Этот ежеутренний
ритуал он  начал совершать  с тех пор,  как в детстве стал  носить парик. Не
раньше. Некоторые врачи,  которые не знали этого обстоятельства, думали, что
массовое выпадение волос  произошло под влиянием  содержащегося  в  хрустале
свинца, но это было вовсе  не так. Волосы у  Бизона выпали от тяжелой жизни:
ему приходилось очень  много  работать, чтобы поддерживать  достойный  еврея
уровень существования.
     Бизон встал,  потянулся и совершил еще один ежеутренний ритуал:  взял в
руки  платиновую   спицу   с  каменным  набалдашником   и...  Между  прочим,
набалдашник  был  сделан  не  из  бриллианта  или изумруда,  а  из  простого
базальта. Ну, то есть не  совсем простого,  потому что базальт был лунным. В
1964  году тайная  советская  ракета "Луна-0"с  двигателем от  трактора  ЧТЗ
слетала  на  Луну и  привезла на Землю  один керн  лунного грунта.  "Луну-0"
выводил  на орбиту  один из первых  советских  носителей  "Пелевин". Об этой
победе непременно  раструбили бы  советские  газеты, но  Бизон  за  огромные
взятки выкупил  у академика Челомея драгоценный кусочек базальта на сувенир.
Только  поэтому СССР  в 1964  году не объявил о  том, что  советским режимом
впервые  в  истории  осуществлен  пилотируемый   полет   на   Луну.   Да-да!
Пилотируемый!  Потому что электроника  в  те времена  была еще  не настолько
развита,   чтобы   делать  полностью  автоматические   ракеты   и  спутники.
Приходилось запускать живых  людей  для управления  космическим объектом,  и
космонавт активно нажимал педали и дергал рычаги. Иначе тогда не получалось.
Впрочем, дабы Советский Союз не обвинили в вивисекции, Политбюро планировало
скрыть от мировой общественности тот неоспоримый факт, что в  ракете на Луну
летал космонавт.
     - Просто покажем  всему  миру  дулю в виде лунного грунта, -  сказал на
Политбюро Хрущев. - А про космонавта говорить - еще время не пришло.
     Но после того, как  Бизон перекупил базальтовый керн,  хвастаться стало
нечем. Хрущев  был  в  ярости. Он снял туфлю и  побил ею  по  лицу  главного
чекиста КГБ  Семичастного. Семичастный умылся, но обиду затаил. Именно это и
послужило причиной свержения Хрущева с поста Генерального секретаря ЦК КПСС.
Прошел пленум, Хрущева сняли, назначили Брежнева. Семичастный торжествовал.
     Но  он торжествовал  рано. Брежнев, любивший побрякушки, на  первом  же
заседании  Политбюро  поставил  вопрос  о  пропавшем керне  лунного  грунта.
Молодой генсек ничего не  знал о всемогущем Бизоне. Семичастный растолковал.
Брежнев был в ярости.
     - Как же мы таперя посмотрим  у лицо молодого  космонаута, совершившего
такой  подвиг?! - недоумевал Брежнев.  -  Насколько я  знаю, на корабле были
неполадки и только мужество космонаута спасло ракету.
     -  Да, Леонид Ильич, - подтвердил академик Челомей. - На борту во время
полета взорвался баллон с пропаном. Космонавту даже оторвало пальцы на руке.
     -  А   давайте  в  награду  назначим  космонавта   куда-нибудь   первым
секретарем,  - предложил Суслов, протирая носовым платочком свои и  без того
блестящие галоши. -  Это сразу поднимет  космонавту настроение.  Кстати, кто
он?
     - Да какой-то  строитель, - Челомей начал рыться в бумагах. -  Здоровый
такой парень.  Борька. Мы его потому  и выбрали, что он тупой здоровяк. Ведь
на  Луне надо  было крутить  ручной  бур, чтобы высверлить  каменную породу.
Причем, крутить затаив дыхание: там ведь воздуха нет.
     - Почему воздуха нет? Разве там уже  коммунизьм построили? - рискованно
пошутил сам Брежнев.
     Суслов заметно огорчился  политической шутке, и, чтобы не  расстраивать
приятеля, Брежнев заключил:
     - Ну так  давайте  его назначим первым секретарем у  свердловский обком
партии!
     На  том  и  порешили... А керн остался у Бизона. Знакомый ювелир Бизона
сделал из лунного базальта головку для платиновой спицы.
     ...Так вот. Взял поутру Бизон спицу и с наслаждением воткнул ее в глаза
прикрепленной    к   буковой    доске    фотографии.    На    снимке    была
изображенажурналистка   по   кличке   Клюква.  Она  давно  изводила   Бизона
клеветническими  статьями  о том, что он являлся главарем  российской мафии,
что  у него платиновая  спица с набалдашником из  лунного грунта... Подобные
поклепы бесили Бизона. Он  давно бы убрал Клюкву, да  та ловко скрывалась от
его ребят где-то в московских подвалах и даже  не являлась на стрелки в суд,
куда ее постоянно вызывали повестками. Однажды ручные хлопцы Бизона схватили
какого-то  журналиста  и  привели  к Бизону.  Бизон через  лупу  внимательно
рассмотрел  представленный экземпляр и убедился, что он  не искомый.  Мучить
невинное создание Бизон не стал, ибо был справедлив и великодушен. Он просто
заставил журналиста извиниться перед Бизоном за всю пишущую братию, немножко
побил его для острастки и отпустил на волю.
     ...Итак, совершив утренний намаз  глазовыкалывания,  Бизон  задумался о
том,  как же ему жить  дальше.  Жизнь  без  постоянных  погонь и перестрелок
казалась  пресной. Бизон  уже купил себе  депутатское  звание  у  нескольких
знакомых бурятов, но драки в Думе были редки, и Бизон затосковал.
     "А не стать ли мне президентом?" - подумал он и подошел к зеркалу.
     Ну чем  не президент? Лысый.  Кривоногий. Брюшко свисает.  Грудь, опять
же,  волосатая.  Только такие президенты и  бывают  на Земле. Где вы  других
видели?  Не все, правда, лысые,  но так ведь и Бизон с головкой наголо перед
публикой никогда  не появлялся, он  же  Скуратов какой-нибудь...  Вот только
выберет ли его народ?..
     Несколько дней мысль о  народе не давала покоя Бизону. А  уж если какая
мысль засядет в бизонью голову, ее оттуда колом не вышибешь. Да и не родился
еще тот кол, который бы погулял по голове Бизона.
     Народ   взволновал  Бизона   не  на  шутку.  Многие   лета   Бизон  жил
эксплуатацией  народа.  Тем,  что  получал  деньги  с  бесхитростных  людей,
обманывая  их,  насаждая порок  и  торгуя совестью. Запомнил  ли это  народ?
Выберет ли он себе в начальники такого ушлого пройдоху, как Бизон?
     "Нет,  еврей  никогда  не  будет  предводителем россиян, - понял  вдруг
Бизон. - Разве что бурят или монгол."
     Поэтому ему  нужна помощь. Ему нужна подставная  девушка. Чурка. Пешка,
любимая народом. Которую народ  бы, любя,  выбрал, а командовал бы за спиной
девушки  он,  Бизон. И такая девушка есть! Это АллаБорисовна Пугачева.  Так,
так,  так.  Уже  теплее,  ужегорячее. Задницей  Бизон почувствовал  близость
президентского  кресла.  Уж  он сумеет,  елки-палки, так управлять  страной,
чтобы разбогатеть еще больше! Проклятый народец  не будет как нынче жировать
да объедаться, а  станет  валяться  у него в ногах  в нищете и  голобосости,
скулить  и причитать.  Уж  тогда  они  сами  притащат  к  нему на аркане эту
проклятую  Клюкву!.. Он специально законодательно введет в оборот  арканы. А
клюкву собирать запретит...
     А  после  России и до всего  мира рукой подать!  Ведь  Россия - ядерная
держава  и  завоевать  мир  ей  ничего  не стоит.  И  тогда самый  последний
проклятый эфиоп будет валяться у него в ногах, а он строго спросит:
     - Как же вы, эфиоп вашу мать, дошли  до жизни такой?! Как же вы посмели
называться евреями и эмигрировать в Израиль?!.
     Подобно  жене Пушкина  Натали Гончаровой, Бизон питал к  эфиопам  плохо
скрываемую врожденную неприязнь.Дело  в том, что  он, хоть и был  евреем  по
паспорту, но  происходил  из  знаменитого  и достославного рода Ганнибала  -
арапа Петра  Великого, от  коего в  свое время безмятежно произошли  Пушкин,
Лермонтов, Некрасов и Дзержинский. Затаенный во глубине души фрейдизм и  был
причиной той ненависти, каковую питал Бизон к людям планеты Земля.
     Бизон хлопнул в ладоши,  и слуга на четвереньках вбежал в залу, держа в
зубах телефонный  аппарат,  сделанный из газельей кожи самой лучшей выделки.
Бизон  любил  ощущать  в  руках  мягкость власти  и  делал  это  посредством
телефона,  по которому  вовсю  распоряжался  своими выродками об убийствах и
других  преступлениях. А еще он любил  давать людям собачьи клички и  кормил
всех слуг по очереди из одной миски на полу.
     - На место, Шарик! - Властно отослал слугу Бизон и набрал номер.
     ...А зря, зря Бизон недооценивал своего Шарика! Слугой -  самым близким
и доверенным слугой!  - у Бизона работал лейтенант ФСБ Киселев Женя, который
и стучал  на Бизона майору  ФСБ  по  кличке Клюква.  Жизнью,  между  прочим,
рисковал!..
     Надо  ли  говорить, что  трубку сняла  Пугачева?.. Если надо,  я скажу:
трубку сняла Пугачева. Но никакого  чудесного совпадения в этом  нет, просто
Бизон набрал ее номер.
     - Хули надо? - как всегда ласково спросила Пугачева.
     - Это Бизон, - лаконично оповестил Бизон.
     - Заебись. Что дальше?
     - Алла  Борисовна, - осторожно начал Бизон.  - Знаете ли вы, как трудно
живется нам, старым евреям? Каждую ночь сижу, жду погрома...
     - Ладно тебе прибедняться! Я знаю, как ты из народа кровь пьешь,  детей
сиротами оставляешь...
     - Да, да. Народ - такая неблагодарная скотина, - согласился Бизон. - Ни
за что не выберет меня президентом! А у тебя, Аллочка, такой электорат...
     Пугачева яростно бросила трубку.
     "Не судьба, значит, стать президентом", - догадался Бизон.





     С тех пор, как Пугачева с треском провалилась на международном конкурсе
в Европе, настроение у нее было дурное. А ведь много времени уже прошло!
     В общем,  ничего  особенного  не  случилось,  но этот позорный, стыдный
провал доморощенной примадонны, первой бабы на деревне подействовал на рыжую
женщину  крайне отрезвляюще.  Ей  даже  не  полегчало  от того,  что  газета
"Бешеный комсомолец" начал, лихорадочно  захлебываясь,  отлизывать певицу от
позорища. А сама Пугачева поносом  поносила неблагодарную Европу, которая не
ценит-де великих людей. А Европа  вздрогнула,  когда увидела на сцене вместо
молодухи старинную бабищу, прыгающую по всей сцене.
     В момент провала Пугачева впервые задумалась о том, что ей пора уходить
с  эстрады  в  политику.  Те,  у  кого   отчего-то  перестало  получаться  в
профессиональной сфере, переходят в политику - во всякие депутаты, министры,
где можно  просто  ходить  на  работу, разговаривать  по  телефону,  дрючить
подчиненных, поручать им всякие  задания, необходимые по  службе.  Главное -
досидеть  до конца рабочего дня. А периодически  можно  и вовсе не ходить на
работу, потому  что ты начальник. Можно еще брать взятки, трогать  секретарш
за  теплые места, заказывать  помощникам кофий и  чай  с  лимоном.  Главное,
известность у  тебя уже есть, а  что еще надо,  чтобы  победить на  выборах?
Ничего больше не надо, потому  что программы  никто не читает, а в последнее
время их и писать умные люди перестали, ограничившись набором разных простых
лозунгов, доступных пониманию так называемого народа.
     Пугачева  задумалась  о  лозунгах.  Какие  она  могла   бы  принять  на
вооружение?  Какие  она вообще знала лозунги? Рыжая  женщина задумалась.  Из
школьного  курса вспомнилось  только "Коммунизм - это советская  власть плюс
электрификация всей страны".
     "Значит,  электрификация  - это коммунизм  минус  советская власть,"  -
математически строго вывела Пугачева. Впрочем, она тут же поняла, что не она
одна об  этом  догадалась,  раз в стране  ликвидировали  советскую власть  в
пользу,  видимо, электрификации всей страны. "Видно, недостаточно у нас  еще
электростанций,  раз  пришлось  советскую   власть   отнимать   начисто",  -
размышляла певица и по совместительству видный мыслитель.
     Ну а еще какие  лозунги она  знает? Что тут можно  придумать?  Пугачева
начала перебор вариантов. Этот процесс происходил у нее в голове, а именно -
внутри головы, развиваясь среди прочих мыслей, которые  копошились как живые
среди извилин мозга. Если бы мозг был трансформатором, он бы гудел.
     Вот один неплохой лозунг. Политический:  "Пугачева - это стабильность."
Нет,  лучше  так:   "Пугачева   -  это  готовый  президент!  И  одновременно
стабильность."
     А  вот  хороший  экономический лозунг  -  "Пугачева -  это  богатство".
Пожалуй, тут никто не будет спорить. Ни одна сволочь. Пусть только попробуют
поспорить с Пугачевой! Она им всем живо член вокруг носа  намотает. Пугачева
представила  себе воочию эту картину - член, прикинутый  к  носу  - и охотно
рассмеялась. Она любила хорошую, добрую шутку, веселье беззлобного юмора.
     Так, но этого мало. Нужно что-то еще. Можно еще яйца в рот запихнуть...
Тьфу ты, черт, о  чем  она?.. Совсем с этой  политикой запуталась. Нужно  не
яйца в рот,  а лозунгов хороших побольше. Кстати,  насчет яиц во рту. Народу
нужна еда.  Сейчас  она  целенаправленно  подкармливает одного  генерального
конструктора посредством помойки. А  став  политиком,  ей  придется  кормить
подобным  способом весь кагал народа.  Где же она заработает таких денег? Уж
конечно  не в  Европе. Придется красть из бюджета.  Ну да  ничего, на благое
дело.
     Угу, какие бы еще лозунги запустить в так называемый народ?
     Вот,  например,   лозунг  "Россия   для   русских".   Хороший   лозунг,
справедливый. А с другой стороны, говно, а  не  лозунг.  Потому  что  тут же
взбунтуются  всякие  лезгины  да  осетины.  И  что  прикажете, в русских  их
переименовывать, или в рабство  обращать, или выгонять из России вместе с их
территорией?
     Путем титанических  умственных  усилий  рыжей  бабище  удалось  наконец
придумать  некоторое  количество  лозунгов  довольно-таки   нейтральных  для
присутствующего в стране народа. Значит, вот они:
     "Достойному народу - достойную еду!"
     "Говно - это не еда"
     "Лучшему народу - лучшие  люди!" (Здесь Пугачева подразумевала себя как
кандидатшу в президенты для народа.)
     "Народу должно быть тепло и сухо в любой день."
     "Меньше  работать   -   больше  получать"  (На  этот   лозунг  Пугачева
рассчитывала  более всего.  Он  казался  ей  беспроигрышным.  Она  не  знала
психологию нашего русского трудолюбивого народа, которому лишь бы корячиться
в свое удовольствие, а зарплата - дело десятое.)
     "Русская национальная идея - это Пугачева!"
     "Мы пойдем своим путем,  а  на  Европу  нам  насрать." (Сей  грубоватый
лозунг родился у будущей президентши под влияниемвсеевропейского провала).
     "Наш народ - самый породистый народ в мире!"
     "К лучшей жизни через секс!" (Здесь  Пугачева решила подыграть молодежи
и отнять часть голосов у ЛДПР.)
     "Народ - не  подопытный кролик!  Хватит экспериментов! Лучше кормить  и
выпускать погулять!"
     "Каждому самцу человека - по одноименной самке!"
     Разработав  таким  образом  стратегию,  Пугачева  решила  выбрать  себе
политических союзников. Может быть,  взять Гайдарчика? Нет, Гайдарчика народ
не  любит.  Народ  как  баба,  любит,  чтобы  на  него  резко  навалились  и
изнасиловали. Главное, чтобы не было революционной ситуации. Главное,  чтобы
верхи могли.  А  то, что низы  не хотят, так  кто  их  спрашивать будет! Они
всегда не хотят. Стерпится  - слюбится. А Гайдарушка слишком интеллигентен с
прелюдиями своими.
     Лебедь? Только на вид суров,  а  сам при встрече застремался  сразу под
юбку залезть, до выборов отложил. Коржаков? Вот это мужик! И народ придавить
сможет. Правда, тоже не смелого десятка, но кто знает, как бы он себя повел,
если  бы они беседовали не  по телефону, а очно. Может,  не выдержал бы и не
стал откладывать? На вид-то он боевой.
     Пугачева набрала номер генерала  Коржакова. Трубку  поднял сам народный
писатель.
     - Генерал Коржаков? -  спросила  Пугачева. Она запамятовала,  как зовут
легендарную личность.
     - Так точно, - доложил бывший охранник.
     - У меня к вам есть одно деловое предложение.
     - Я  надеюсь, по  тому  делу,  относительно которого я  вам  звонил?  -
спросил неустрашимый генерал-полководец.
     - Нет.  О том забудьте и  думать.  Электората вам моего не видать,  как
своих ушей...
     (Откуда было  знать Пугачевой, что Коржаков  как раз сейчас стоит перед
зеркалом в прихожей и может наблюдать на своем лице не только уши, но и нос,
глаза, другие составляющие!)
     - ... зато свойклитор я могу предоставить в ваше полное распоряжение.
     Ответом  Пугачевой было  долгое  и  тягостное  молчание.  Генерал-то  и
помыслить  не мог,  что Пугачева  эти  два слова - "электорат" и  "клитор" -
путает, вот и растерялся.
     - Ну чего молчишь? Из нас неплохая пара получится. Ты известен, я более
чем известна.
     - Я не ослышался? Вы это серьезно, Алла Борисовна?
     - Серьезней не бывает, генерал. Решается судьба страны!
     - При чем здесь судьба страны? - не догнал полководец.
     -  Ну,  это я  шучу, насчет страны. А  вообще  всерьез  говорю.  Только
поймите  меня  правильно.  Я не  желаю  ничего  лично  для  себя,  -  начала
напропалую врать Пугачева.
     - Неужели вы  не  рассчитываете даже на  минимальное удовольствие? - Не
поверил Коржаков. - А чего же вы хотите?
     - Самореализоваться в другой области.
     - Эк!.. А почему бы вам не самореализоваться  с Филиппом? Почему именно
со мной?
     -  Филька -  не та фигура,  с которой  можно  делать дело. Он, конечно,
хороший мальчик. Но... Номне для такого дела нужен настоящий мужик, суровый,
всем известный... Ну так как? Или опять будете откладывать до выборов?
     Коржаков понял намек.
     - Алла Борисовна. В принципе-то я готов хоть сейчас, а к лету 2000 года
у  меня, может быть, и агрегат работать  уже не будет. Вы меня понимаете? Но
мне  нужно все обмозговать.  Все-таки это достаточно необычное  предложение,
неожиданное.
     - Мозгуйте, генерал.  Но надолго не задерживайте этот  процесс.  Я  вам
честно  скажу: я сделаю  аналогичное  предложение  другим  политикам. И  кто
быстрее согласится, с тем  я  и сделаю  пару.  Все ясно? Кстати, вам я звоню
первому.
     -  Спасибо.  Ясно, -  кивнул генерал, положил  трубку и процедил сквозь
зубы: "Шлюха."
     А  Пугачева  долго думала, о каком  таком агрегате говорил Коржаков. Не
знала она никаких агрегатов политической жизни...





     Однако такой агрегат был. Он представлял собой  огромную  русскую ЭВМ -
электронно-вычислительную машину, на которой приятель президента Юра Батурин
пробовал  производить политические расчеты и вычисления. Машину привезли  из
Зеленограда  и сказали,  что она вся  сплошь сделана только из отечественных
деталей  по личному распоряжению Немцова,  поэтому и  занимает шесть комнат.
Батурин подумал,  что машина работает на электричестве и для расчетов  будет
требовать разные экономические цифры.  Но  ЭВМ работала на другом  принципе.
Внутри машины сидел  маленький  злобный карлик,  он и делал прогнозы.  Звали
злобную карлу Кургинян.Этот ничтожный  по  размерам Кургинян выполнял работу
центральной микросхемы или, по научному говоря,  процессора. Он запрашивал у
Батурина данные относительно положения звезд на небе, еще  какую-то ерунду и
выдавал прогноз. Кургиняну все  время мерещились заговоры  и  катаклизмы. Но
его небольшая (по научному говоря, портативная) пишущая машинка отчего-то не
пропечатывала буквосочетание "ката", поэтому  речь в его прогнозах постоянно
шла о неких загадочных "клизмах". Батурин чесал череп и туго задумывался над
сутью предсказаний, проклиная  зеленоградских электронщиков. Он с трудом мог
понять, почему машина выдает что-то про клизмы, но не уточняет какие и кому,
а главное, куда именно клизмы надо ставить.
     Списав все  это на  ошибки русской электронной промышленности,  Батурин
перестал пользоваться чудо-машиной и стал писать прогнозы сам, безо  всякого
Якова. Это  даже  лучше  получалось,  потому  что  Батурин  был  очень умный
паренек,  хоть  и не служил в армии. Юрий даже не вспоминал больше о машине,
которая стояла у него в квартире. Лишь жена порой возникала на предмет, что,
мол,  неплохо было  бы снести  агрегат  на помойку,  поскольку  шесть комнат
никогда лишними  не  бывают.  С  этим  Батурин легко  соглашался,  но машину
выбросить жалел: ведь деньги плочены.
     Забыв  о  машине,  Батурин  помнил лишь о последнем  ее  прогнозе:  что
Пугачева станет президентом  России.  Батурин не  поверил такой  ерунде.  Но
будучи  человеком  весьма  разумным,  переписал  это  предсказание  к себе в
книжечку, а сам заказал через ФСБ небольшое двухтомное досье  о Пугачевой. И
потом долгими зимними  ночами  читал  его и перечитывал,  дивясь  перипетиям
жизненной судьбы  огненной женщины. Оказалось (т.1, стр.  364),  что, будучи
партийной, Пугачева  на самом деле  в  коммунизм не  верила. То есть кривила
душой. В партию она вступила только потому, что Политбюро ЦК КПСС обещало ей
торжественные похороны  в кремлевской стене в случае скоропостижной кончины.
На  кончину  Пугачева особенно не надеялась, но какой-то торжественности при
похоронах  ей хотелось. Хотелось, чтобы гремел салют,  чтобы  впереди  вялые
члены Политбюро несли на подушках ордена, медали и все ее значки - "Почетный
донор",  "Дружинник", "Ветеран  труда",  "Ворошиловский  стрелок",  "Глаз  -
ватерпас",  "50  лет  ЦНИИчермет", "Москва - город-герой", "Участник обороны
Козельска",   "Чебурашка".  Еще  неплох   был  бы   краснознаменный  оркестр
несокрушимой и легендарной  Красной  армии. Трехдневный  траур. Классическая
музыка по всем двум  программам. И прочувственные речи  товарищей по партии:
"От  нас  ушла...  Великая...  Ознаменовавшая...  Великая...  Талантливая...
Всенароднолюбимая... Величайшая...  Из ныне  живущих... Безвременно... Могла
бы  радовать...  Партия   и  правительство...  Глубоко  скорбят...   Великая
актриса... Рыжие волосы... Прочувственный рот... Широкий таз..."
     Также выяснилось  (т.2, стр.  121),  что Пугачева  - это  псевдоним,  а
настоящая фамилия дикой женщины Распердяева. И имя Алла - тоже  псевдоним, а
по-настоящему ее зовут  Ребекка.  И петь она не умеет, а поет  за  нее некая
Барбара Брыльска из Конотопа.
     Еще  деталь.  Однажды  Пугачева-Распердяева  ехала  по  шоссе  в  своем
лимузине, а  над машиной зависла летающая тарелка с бортовым номером 375/GI.
После улета тарелки заглохший двигатель машины никак не желал заводиться,  а
личный шофер  Пугачевой получил тяжелейшую моральную травму  и ожог спины  в
виде  неприличной надписи  из одного трехбуквенного слова, начинающегося  на
"Х".  Причем,  Пугачева не  захотела  оплатить  шоферу  бюллетень,  хотя  он
пострадал именно в ее лимузине...
     Батурин не без  интереса знакомился с личным делом гражданки  Пугачевой
(которая,  повторим, оказалась вовсе не Пугачевой, а бессовестно присвоившей
ее  светлое  имя чувихой  Распердяевой),  но  из  всего  прочитанного твердо
вытекало  лишь одно  -  президентом России  такой человек быть ни  при каких
обстоятельствах не  может. Впрочем, это  было  ясно гению Батурина  с самого
начала. Но  на  всякий случай  он  решил предпринять  некоторые  шаги, чтобы
спасти  страну от  позора. Хватит того,  что  Пугачева опозорила свое  имя в
Европе. Не хватает  теперь,  чтобы  она  опозорила  мамку-родину  в  мировом
масштабе: вдруг  на важном политическом саммите как гаркнет непотребное!  То
ли дело Ельцин - тихий дирижер. Помахал ручками  - и баиньки. Пара фальшивых
нот Европе не в напряг.
     Батурин  почесал арбузный  животок, поплевал на ладони и потер ими уши.
Так  мужчина  готовился  к   непосильной   умственной  работе  по  написанию
сбывающихся  прогнозов.  Итак,  Пугачева  никак  не может быть  президентом,
потому  что она  даже  не знает смысла слова "сиквестр". И кроме того, ходят
упорные  слухи,  что  Пугачева  -  незаконнорожденная дочь Ельцина  Бориса и
Ельциной  же Наины. Кроме того, она  питается черной икрой, а такой  человек
никогда  не  будет  популярным  в  России.  По уму, Пугачевой нужно было  бы
скрывать эту свою страстишку к поеданию рыбьих яиц. А то ведь что придумала,
- гонит из красной икры самогон. Говорит: "Буду пить по благородному." Разве
это дело? Это  неприемлемо, размышлял Батурин. В то время как народ голодает
(кстати, народу  нужно  об этом постоянно напомнить через прессу), некоторые
одиозные личности, проваливающие европейские конкурсы, набираются наглости и
хлещут самогонку, отдающую рыбьим жиром.
     В этот  момент и раздался звонок, изменивший всю жизнь Юры Батурина.  В
дверь  батуринской  квартиры  постучалась  (звонком)  сама  судьба.  В  лице
прохожего  путника,  всенародно   уважаемого  юродивого  странника  Сашеньки
Никонова. До  этого Батурин никогда с Сашенькой не встречался,  но сразу  же
узнал его в лицо.
     -  Здравствуйте,  Сашенька! -  обрадовался  нежданному "хуже  татарина"
Батурин. - Какими аллюзиями вас тут сюда надуло?
     - Да вот, батюшка, шел я лесом, песни пел, вдруг комар мне...
     -  Стоп, стоп!  Дальше  я знаю!.. Но  почему  именно ко  мне? - спросил
Батурин, глядя на великана мысли снизу вверх.
     Вокруг головы  юродивого зоревало некоторое  сияние, освещавшее тусклую
каморку Батурина бриллиантовым сиянием наподобие северного.
     - А затем,  сынок, что хочу вас всех тут уму-разуму поучить. Страстишки
богомерзкие  вам  бы,  блядям,  поубавить, а то  разорили  уже матушку-Русь.
Почто? Почто по благоуразумению не живете? Извратили светлое учение. Корнями
гнушаетесь. Непотребство процветает под вашим попустительством!
     - Какое непотребство процветает, дяденька?  - спросил Батурин, порядком
перетрухнув.
     -  А  такое!  Зачем  дщерь  несусветную,  лахудру  непутевую  в  хоромы
президентские   продвигаете?!   Мало  ли   она  в  Европах  облажалась?  Все
прогрессивное человечество портки уписало, укакало, насмехаясь.
     -  Так  все  было  и  задумано! - вывернулся  хитрый Батурин. -  Это мы
совместно с ФСБ организовали. Чтобы Европе нос утереть.
     - Как так? - изумился почтенный старец.
     - Очень просто. Они ждали легкой музычки, а мы им - святое искусство  в
лице  Пугачевой  всандалили по самые помидоры.  Они и задохлись  аж.  Они-то
ждали  безудержного  веселья,  а ту на тебе -  тяжелая песня о нелегкой доле
примадонны Пугачевой. Жизненный путь исканий и страданий.
     - Складно врешь, - пробурчал странник Никонов, насупив хмуро тучи. Но в
голосе его уже  не было  прежней  жесткости. Почувствовав это,  Батурин стал
захлебываться дальше.
     - Теперь европейцы ее прокатили, думают, что опозорили, а она - бац - и
президент России. Вот тут-то они и перетрухнут, что ее  обижали: у нас  ведь
ядерного оружия полно. А обиженный президент ядерной державы - это страшно.
     - Да, утерли мы нос европейцам,  - удовлетворенно покряхтывая проперхал
великий летописец. - Только одну ногу Пугачевой нужно ампутировать.
     - Зачем? - не понял Батурин.
     - Чтобы была как Ленин, - промолвил старик и растворился в ночной мгле.
     Батурин  осторожно  выглянул  за  порог.  На  крылечке никого  не было.
Неприятный потусторонний  холодок проник в самое батуринское сердце. И с тех
пор он стал всегда закрывать входную дверь на  замок. До этого так не делал.
Вот почему мы отметили, что приход  благовестника Никонова изменил всю жизнь
Юры Батурина.
     Ложась спать, он подумал,  что старик-благовестник  весьма смахивает на
Деда Мороза,  но эта мысль  мелькнула  и ушла. Батурин тихо  и умиротворенно
погрузился в объятия  Морфея, хотя никогда не был гомосексуалистом и даже не
испытывал к этому склонности.





     Морфей  -  старый  еврейский  доктор  из бывшего  4-го управления всеми
кремлевскими больницами, получил секретный желтый  пакет с сильным допуском,
на котором (на допуске) в углу было написано "Совершенно секретно. Беречь от
разбойников."  Морфей  Исаакович почесал свой  старый  еврейский  рубильник.
Что-то  в последние  годы  стали  сдавать глаза. Морфей повернул  рубильник,
зажегся  свет.  Доктор,  похожий  на  Геббельса, аккуратно  оторвал  краешек
желтого конверта, достал сложенный вдвое листок и углубился в чтение.
     Прочитанное поразило доктора в самое  сердце. "Херц, -  подумал доктор,
растирая  левую  сторону груди. - Сдают не только глаза,  но  и  мой старый,
поношенный  херц."  Один китайский  аспирант  научил Морфея,  что  на  левой
стороне  груди  находятся  активные  точки хорошо  воздействующие  на  херц,
который делается как молодой и молотит баб с удвоенной частотой.
     Важная  бумага, разумеется,  была  из правительства. И говорилось в ней
нечто  несусветное.  А именно: под  большим секретом президентские советники
(которые, как прекрасно был осведомлен Морфей, давно  уже ищут  днем с огнем
преемника Ельцина) спрашивали  старого доктора,  как он смотрит на то, чтобы
отнять ногу у Пугачевой. "Они там совсем с ума посходили!" - подумал доктор,
старый еврей.
     - Тук-тук-тук, - постучался какой-то человек в дверь кабинета доктора.
     Доктор не знал, что это  за человек стучит, потому что он  находился за
непрозрачной  дверью.  Для того  чтобы идентифицировать  личность стукающего
необходимо  было  дать  знак,  чтобы  человек  вошел  и  стал  доступен  для
обозрения.
     - Войдите! - скомандовал главный врач.
     В кабинет вошел бородатый человек, в котором Морфей без  труда  опознал
Волошина.
     - Нам бы хотелось знать, могли бы вы ампутировать у Пугачевой ногу если
на то будет получено ее согласие? - сразу же взял быка за рога Волошин.
     - У  нее  что,  гангрена?  -  не  понял Морфей  Исаакович. - Опять  жир
отсасывала в Швейцарии? Ох уж эти мне швейцарские коновалы!
     - Да  нет,  доктор. Алла  Борисовна слава богу здорова.  Просто в целях
государственной   безопасности  и  соблюдения  интересов  страны  это  нужно
сделать.
     - Помилуй бог, да зачем же?!
     - Надо, доктор, надо...
     -  Да нет,  вы  говорите  совершеннейшую  чушь!  Клятва  Гиппократа  не
позволит  мне  у  здорового человека  отрезать  здоровый  орган. Это  просто
членовредительство!
     - О членах речи  нет,  доктор. Но по  некоторым соображениям аналитиков
для блага России у Пугачевой должна быть только одна нога. Понимаете? Мы вам
даже заплатим хорошие деньги...
     - Нет-нет-нет!  Я просто  удивляюсь,  что  вы  такое  можете  говорить!
Дикость какая!..  А сколько это -  хорошие деньги в вашем понимании?  Просто
любопытно.
     - Ну, тысячу долларов...
     - Извините  ради бога,  но я  за тысячу долларов срать не сяду!.. Да  и
вообще, глупость все это, если не сказать - преступление!
     - А сколько же вы хотите?..
     - Я нисколько не хочу и ни за какие деньги не буду уродовать человека.
     - А если пять тысяч?
     -  Бред. Бред  какой-то! Вы  поймите,  я же врач!  Я давал  клятву:  не
навреди, типа. А вы мне предлагаете за какие-то десять тысяч долларов.
     - Я вообще-то предлагал за пять, но раз вы  хотите, пожалуйста - десять
тысяч.
     - Ну вот  я же и говорю: за паршивые десять косых я должен наступать на
горло собственной песне!
     - А если пятнадцать?
     - М-м-м... Нет. И не уговаривайте.
     - Двадцать -и по рукам!
     - И  по ногам,  вы  хотите  сказать... Человек  ведь ходит ногами, а вы
хотите сделать из него инвалида!
     - А сколько же вы хотите?
     - Медицина  не продается, голубчик! Двадцать  пять тысяч - и нога ваша!
За меньшую сумму я даже срать не сажусь.
     - Что вы все "срать" да "срать"!..Давайте говорить культурно.
     -  Голубчик,  я  хирург,  я не могу  говорить культурно.  Вот  вам  мое
последнее  слово:  двадцать пять  тысяч или ищите другого  коновала. Он  вам
нарежет...
     - Нам не  нужен другой, но я уполномочен распоряжаться только двадцатью
тысячами, не больше.
     - Черт с вами! Двадцать три или уходите немедленно!
     - Ладно,  двадцать  три!  Я скажу, что двадцать  четыре, и штука мне за
труды пойдет.
     - Это ваше дело, - кивнул Морфей Исаакович. - Когда поступит пациент?
     - Как  только уговорим Пугачеву,  - широко  улыбнулся Волошин. -  Ну до
свидания, доктор.
     Когда  Волошин  уже  собрался  выйти  в дверь,  доктор  Морфей внезапно
остановил его:
     -  Погодите-ка...  Можно частный  вопрос?  Правда ли поговаривают,  что
Пугачева - незаконнорожденная дочь Бориса Ельцина?
     - Легенды, - твердо ответил Волошин и значительно подмигнул хирургу.
     При выходе из клиники, у Волошина зазвонил телефон.
     - Кто говорит? - спросил Волошин, прижимая сотовую трубку к уху.
     - Слон, - пошутил знакомый голос. - Ну как там?
     -  Отрежем  Мересьеву ноги,  Борис Николаевич,  -  условленным  паролем
отозвался Волошин. - Уговорился всего за тридцать штук с врачом.
     -  А  подешевле нельзя было найти? Кого-нибудь из студентов? - В голосе
Ельцина слышалось недовольство.
     -  Отличный  врач, - зачастил Волошин. - Лучший специалист. Он этих ног
за свою жизнь отрезал - как  хороший парикмахер волос!  Уверяет что  сделает
все быстро и качественно, даже незаметно потом будет.
     -  Ну разве что, - смягчился Ельцин. - Тогда пусть. Остается  уговорить
принцессу. Почему-то я думаю, что она не захочет стать президентом. Ну тогда
и черт с ней! Сам буду. Их еще уговаривать на такое место!.. Ладно, отбой...
     В трубке коротко запищало. Волошин сел в  машину с мигалкой.  Из кустов
за ним умудренным взглядом  смотрел  летописец  Никонов.  Провожая  взглядом
черный "Запорожец" Волошина Никонов думал о том,  что история пишется каждую
секунду и никто не  знает, как еще  повернутся дела в этой стране. Неведомо,
может и  вправду безногая Пугачева когда-нибудь  станет  президентом России.
Поживем - увидим.


     Эпилог.

     Утомленное  солнце, словно оглоушенное ударом  столярной  киянки, нежно
запрокидывалось за  горизонт, прощаясь с морем, притихшим северным городом и
лично с профессором Лебединским. Прощалось оно и с Шамилем Басаевым,  нежным
сыном родимых гор. Боевик озирал взором свою малую родинку, и улыбчивое лицо
его  багровело  в  закатных лучах. "Привет тебе,  привет!" - как бы говорило
солнышко  сыну  гор  и всем-всем  героям нашей  книги. Все они,  где  бы  ни
находились, вышли в  этот закатный час на  улицу  и плача  провожали красное
солнышко, которое, не жалея себя, отдает свою энергию людям. Они давали себе
зарок больше не  делать  зла  и служить людям, раз мир  так прекрасен  и так
печальна закатная земля.
     - О  боги, боги мои! - восклицали они, вздымая  руки к небу и  проливая
очистительные слезы раскаяния.
     Плакала,  ломая  руки и ноги Пугачева.  Печалился  Черномырдин, обнимая
Чубайса правой  рукой и Немцова левой (Немцов тоже плакал, конечно). Не  мог
сдержаться  и  вытирал полой шинели  скупые мужские слезы Александр  Лебедь.
Сдерживая  спазмы  в горле  смотрела на солнышкоЛариса  Моисеева.  Не плакал
только бесчувственный Клинтон, потому что в Америке солнце заходит  в другое
время, не как у  нас.  Но зато откровенно мучился  Виктор  Анпилов, проливая
едучие обезьяньи  слезы на  пол  зоопарковой  клетки  и давая себе  зарок не
бороться больше с антинародным режимом Ельцина, раз он так нравится людям.
     И возвращаясь по кругообороту назад в вечерний Питер мы увидим, что уже
не  прощается  с  уходящим  днем профессор  Лебединский.  Потому  что  лежит
бездыханный  возле   ржавой   водосточной  трубы  у   подъезда  с   четырьмя
огнестрельными  ранениями  в  области  головы, которой  он никогда  не  умел
пользоваться. Входные отверстия пуль назавтра опишут судебные следователи, -
вот и все,  что люди смогут теперь сделать  для этого человека.  Как же так,
ведь еще  в  начале  эпилога он был  еще жив!?. Что ж, не все  могут  успеть
проводить багровый закат  и  встретить  кровавую  зарю.  Это  само  по  себе
счастье.
     Но никто из  героев книги  пока не  знает  о смерти профессора, их души
чисты и звонко откликаются на взыгравшую мелодию заката,  и они в один голос
поют одну и ту же хорошую песню, которая звучит как бы за кадром.
     Не плачьте, люди! Завтра солнышко опять  встанет!  Начнется новый ясный
день. Не проспите начало этого дня. Вставайте пораньше  и, если вы не сидите
в  тюрьме,выходите  на  улицу   встречать   трудолюбивое  солнышко,  которое
прольется живительным светом  на ваши макушки, чтобы вы делали только добрые
дела и не делали злые.
     Улыбнитесь новому дню, ептыть.



Last-modified: Fri, 26 Jul 2002 06:12:24 GmT