---------------------------------------------------------------
© Copyright Леонид Нетребо, 2000
Email: netrebo@yandex.ru
Date: 19 Nov 2000
---------------------------------------------------------------
Сначала я огорчился. Меня на две недели, в числе десяти
инженерно-технических работников заводоуправления, отправляли на "ударный
труд". Дело обычное для последнего времени: завод строил дом для своих
работников, не хватало рабочих рук. Директор периодически "надергивал" по
итээровцу с каждого отдела, по возможности молодых. Составлял, как он
выражался, бригаду "собственных нужд", которая сменяла аналогичную
отбатрачившую смену.
...Утром на складе выдали "робу" - синий костюм с накладными карманами,
серую фуражку классического пролетарского фасона, кирзовые ботинки.
Бригадир, назначенный из настоящих работяг, велел во все это облачиться.
Построил нас в шеренгу. Критически осмотрел строй, поцокал языком. Уверенно
скомандовал, как старшина новобранцам:
- Подвигайтесь, подвигайтесь, вот так, - он показал, как нужно
подвигать плечами, тазом. - Свободно? - Добавил так же уверенно и серьезно:
- А теперь прищурьтесь... Так. Ну вылитые маоцзедуны! - и расхохотался.
Опасения не оправдались. Я очень быстро понял преимущества физического труда
перед, так сказать, умственным.
Известно, что на большинстве промышленных предприятиях для
инженерно-технических работников никакого "умственного" труда как такового
не существует. Есть труд нервный. Когда с самого утра начинаешь думать, как
бы не попало на утренней планерке за вчерашнее. Днем озабочен тем, чтобы
выполнить то, что предначертал тебе начальник утром. Вечером оправдываешься
на "летучке" за то, что недоделал днем. Дома разряжаешься на домашних за все
вместе. Ночью боишься телефонных звонков. Утром... И так далее, как
подневольная белка в промышленном колесе. Которое то мерно крутится, давая
план, то простаивает из-за поломок или нехватки горючего, то срывается
вразнос, то резко тормозит. И так без конца и пощады. Зато в костюме, при
галстуке, с папкой из кожзаменителя. Или даже из кожи, что, впрочем, счастья
и покоя не прибавляет.
Работая в бригаде собственных нужд, я наконец понял, что такое счастье.
Счастье - это практически бездумное движение членов и такое же напряжение
мускулов. Когда из тебя выходит, естественным образом сгорая, энергия,
полученная из пищи, воздуха и солнечных лучей. Не образуя шлаков в клетках,
язв в желудке. И - покой!... Это естественное, почти звериное состояние
жизни сказывается здоровым румянцем, хорошим аппетитом, отличным сном,
прекрасным настроением.
Мы работали на погрузке и разгрузке, мешали раствор, изолировали трубы,
раскапывали кабель, засыпали траншеи. Особенно не рассуждая, кому и для чего
это нужно. Что касается меня, я просто наслаждался тем, что можно не вникать
в то, что делают руки. И даже экспериментировал, насколько глубока может
быть степень этого бездумства. Бери то, неси туда, залей сюда, отсыпь
оттуда. За меня думал другой человек, бригадир, и это было хорошо! Я
поделился с ним, который думал за меня, своими мыслями.
- По твоему получается, что лучше труда разнорабочего и нет, -
засмеялся бригадир, который был лет на двадцать старше меня. - Непонятно
тогда, зачем это родители тебя в институт пихали. Стипендии-то уж точно не
хватало? Опять же помогали пять лет. Знаю, сам шалопая учу. Наверное, худа
мы вам желали? - встал бригадир на сторону моих родителей, на сторону своего
поколения.
Далее из нравоучений "бригаденфюрера", как мы прозвали нашего
непосредственного начальника, следовало, что хорошо мне сейчас потому, что
работа на "собственных нуждах" - всего лишь разрядка для организма. Поставь
меня перед "жизненным" выбором - и я вряд ли пожертвую своей инженерной,
якобы "нервной", работой в пользу "такой пригожей, прям мечта" деятельности
разнорабочего.
- Тебе хорошо сейчас... - бригадир задумался, подытоживая, - ну, не
хорошо, а, скажем так, неплохо оттого, что положение твое... Как бы
выразится пограмотнее... Не безысходно. Или, по научному, вариантно, - он
поднял вверх прокуренный заскорузлый, весь в черных трещинах палец,
символизируя жестом удачность подобранного слова, - о! - И закончил совсем,
на мой взгляд, туманно: - Ты же сам учил, что движущая сила всех революций -
кто? То-то же! Пролетариат!... Которому кроме цепей - сам знаешь. У него -
без вариантов. И это - отравляет. Так вот, хочешь обижайся или как, а -
умирать будешь от язвы или от инфаркта, но галстук на кирзачи до самой
пенсии не променяешь. Признаться, я действительно немного обиделся, но виду
старался не показывать. На следующее утро на первом перекуре бригадир, вроде
без всякой связи со вчерашним разговором и без повода, сказал мне почти на
ухо:
- Сегодня будем соль грузить на очистных сооружениях. Там операторша.
Магда. Заметь. Понаблюдай...
Сват, тоже мне, подумал я несколько снисходительно. Смешно стало:
посмотрел на бригадира внимательнее. В нелепой робе, приземистый -
раздавленный годами и работой, в морщинах. Загорелые коричневые уши,
оттопыренные глубоко нахлобученной на седую голову серой фуражкой. Тут я,
удивившись, вспомнил, что холостой. За этой работой глаз некогда поднять.
Вечером - поужинаешь и сразу спать. Спалось, как я уже заметил, последнее
время без задних ног. Представил, сконструировал себе эту самую
Магду-Магдалинку: невысокая стройная брюнетка, голова в белом платочке,
рабочий костюм, который своей несоразмерностью и нелепостью только
подчеркивает изящество молодости. Короткие кирзовые сапоги с подрезанными
голенищами - ладно сидят на красивой ноге. В руках какой-нибудь уровнемер...
И я уже с благодарностью смотрел на "свата".
Очистные сооружения оказались довольно сложным производством. Снаружи
большие резервуары. Внутри - огромные емкости, похожие на бассейны с
бурлящей бурой водой. Со всего завода приходят сюда канализационные стоки,
очищаются какими-то бактериями и сливаются в отстойники, и далее на рельеф.
Это все коротко объяснила нам Магда - оператор аэротенок. Реальность не
совпала с мечтами - это была крупная, крашеная по седине женщина лет
пятидесяти, которая, учитывая мой почти юный возраст, вряд ли могла меня
интересовать в том качестве, за мечту о котором бригадир ошибочно удостоился
"свата". Следовательно, "бригаденфюрер" имел ввиду что-то другое. И я, по
мере возможности, стал присматриваться...
В общем-то, ничего примечательного, если не считать несколько странной
для такой небольшой должности выправки и мимики. Когда в зале аэротенок
появлялись посторонние, то есть мы, из погрузочной бригады, Магда начинала
вести себя так, будто на ней фокусировались все взгляды находящихся в этом
помещении. Спина выпрямлялась. Накрашенные губы сжимались в яркую плотную
полоску, слегка изогнутую по краям книзу - кислая презрительность ко всему,
что ее так несправедливо окружало - канализационные стоки, бактерии.
Выразительные сами по себе, даже без густой туши, глаза делали резкие
движения: вдруг бросались на людей вызывающе ("Я понимаю, что вы видите эту
мерзость, я вижу ее не меньше, чем вы..."), после чего резко опускались долу
вместе с изящным, как ей, наверное, казалось, отворотом головы рыжего, почти
красного колера ("Я здесь случайно, внутренне я этого не касаюсь, я выше
этого, мне все равно, что вы обо мне думаете, еще неизвестно, кто из
нас...").
Вот и все наблюдения. Наверное, пошутил бригадир.
Период собственных нужд, две рабочие недели, благополучно завершился.
Два выходных перед уже опять итээровским понедельником я отмокал, чистил
перышки.
Явился в отдел чуть ли не суперменом. Постройневший, с округлившимися
плечами. Загар - лицо, шея, руки. Четко обозначенные скулы, крутой
подбородок - гладко выбритые супербритвой и смягченные суперкремом. Одеколон
- терпкий миндалевый аромат. Белоснежная рубашка, охваченная в вороте
приослабленным галстуком с золотой булавкой... Очаровательная разведенка
Лара из планового, ноги от коренных зубов, которая встает из-за стола, как
джин из бутылки, изгибая змеино божественное тело, - Лара посмотрела на меня
небезнадежно, вариантно...
Что такое счастье?... Чего только не надумаешь от усталости! Чушь -
мысли двухнедельной давности.
За рабочий день, с планеркой, "летучкой", перекурами, кофе и шутливыми
комплементами, я почти забыл про период "собственных нужд" - он быстро
превратился просто в какую-то тренинговую фазу, подарившую стройность,
загар, прибавившую мужской уверенности.
...А вечером в центральном универсаме, куда по дороге домой зашел за
небольшими покупками, - вот уж неожиданность, как будто привет из другого
мира - я увидел... Магду. Какая разительная перемена! Мне стало интересно, и
я, став за фикусом, задержал на ней свое праздное внимание.
Она была одета в длинное вечернее платье, похожее на мантию, скользкое,
с блесками, отороченное мехом. (Конец рабочего дня!) В сравнении с людьми в
очереди она смотрелась выше многих - кроме природных данных, осанка и
королевское платье делали свое дело. Но самое поразительное в том, что на
лице ее было то же выражение - кислой брезгливости. Впрочем, здесь, в
очереди, ее этот облик просился уже на аллегорию: превосходство. И будто для
усиления производимого на меня эффекта, Магда стояла в голове очереди, как
лидер.
Зашли несколько женщин в заляпанных комбинезонах, попросились без
очереди: "Вторая смена... "тормозок" на работу". Некоторые в людской
магазинной веренице отнеслись к просьбе без энтузиазма. "Работяги" обиженно
и поэтому несколько отчаянно: "Вырядились... Совсем рабочих не уважаете...
Вы думаете нам легко..."
Я был уверен, что Магда узнает в женщинах своих соратниц, улыбнется,
уступит...
Магда загородила собой прилавок, степенно сделала покупки, уложила в
сумку. Повернулась к женщинам в комбинезонах и сказала безжалостно, хищно,
презрительно, превосходяще, торжественно, победно, как будто несколько дней
ждала такого момента, и вот он настал:
- Кто на что учился!...
И покачивая широкими бедрами под сверкающим платьем и красной головой
на сильной морщинистой шее, грациозно вышла.
Опубликовано в книге: НЕТРЕБО Леонид Васильевич. "Черный доктор":
рассказы. - Екатеринбург: Средне-Уральскле книжное издательство, 2000.
Last-modified: Fri, 26 Jul 2002 06:12:23 GmT