---------------------------------------------------------------
     © Copyright Анатолий Хулин
     Email: duhlin@mail.ru
     WWW: http://www.proza.ru/author.html?hulin
     Date: 02 Oct 2000
---------------------------------------------------------------

     Мой  приятель  Макс  Шведов,  известный  наш  стрингер,  не  так  давно
застрелился.  Причем 8 марта.  Он установил свой супер-штатив в арендованной
под  фотостудию однокомнатной  квартире рядом  с метро "Университет", выбрал
лучшую цветную широкоформатную пленку, и запрограммировал неизменный "Кэнон"
на автоматическую съемку - двадцать кадров с разницей в одну секунду...
     Обнаружилось все  быстро. Фотостудия  была, естественно, не Макса -  он
работал  только  по  "горячим  точкам".  Ключи   взял  у  одного  рекламщика
знакомого. Все бесплатно.  Вот  рекламщика-то подставил! Тот пришел, увидел,
милицию  вызвал - а те его в наручники, как  подозреваемого. У Макса в крови
обнаружили алкоголь  в  серьезных количествах. Но,  говорят, был  не пьян  в
момент смерти, скорее с похмелья. Оперативники не сразу догадались, что Макс
снимал  себя,  когда себя  убивал.  Даже  фотограф с Петровки  - он,  может,
по-своему и профессионал, а все-таки не сразу понял, что "Кэнон" все  знает.
Пистолет - "Глок", с глушителем, - абсолютно  "чистый", нигде не проходил. И
Макс  абсолютно чистый  -  в белой рубашке,  галстуке,  свежепостриженный, в
светлых брюках. Установил штатив, поставил стул, сзади, светлым фоном, голая
побеленная стена. "Юпитеры" не расставил.  Обошелся вспышкой. И, раз - мозги
во все стороны! А "Кэнон" аккомпаниментом щелкал двадцать раз...
     Кое-кто  из ребят даже предлагал злополучные снимки,  каких  ни  у кого
нет, выкупить из архивов  Петровки и устроить  Максу персональную посмертную
выставку. Вроде той, что шла в те дни - выставка великого Леши-"Метлы"...
     Лешу-"Метлу" знали все, и  любой случайной встречей с ним  гордились  и
хвастали.   Не   только  "стрингеры",   но   и  маститые   фотографы.   Даже
снобы-телевизионщики и кретины газетчики-писаки.
     Леша-"Метла"  был  Алексеем   Петровичем  Метелкиным,  сорокадвухлетним
ведущим  штатным фотографом  агентства "Нэйшенел  Америкэн  Пресс". Он  всего
добился сам, и почетную для любого  постсоветского фотожурналиста эту работу
отхватил сразу же после получения в 1989 году самой настоящей Фулитцеровской
премии за  снимки из Нагорного Карабаха.  Больше  такой премии  не было ни у
кого во всей России и СНГ. Он прошел все войны, начиная с  Афганистана,  и -
через  Карабах,  Грузию,  Южную  Осетию,  Приднестровье,  Пригородный  район
Ингушетии, Абхазию  и  Таджикистан  -  добрался наконец до  Чечни. Красивый,
смелый, с благородной залысиной, невысокий, всегда корректный и дружелюбный,
споконый-спокойный,   без  каких-либо   свойственных   профессии   признаков
оголтелого  цинизма,  мизантропии   и   больной  печени.  Леша-"Метла"   был
избранным, лучшим из лучших.
     И вот эту несчастную зиму Леша-"Метла" не  вылезал из самого чеченского
пекла.  Сегодня  ты  ловишь  машину, чтобы выбраться  наконец  из  пылающего
уличными  боями Грозного куда-нибудь,  где можно поесть и умыться - и вот он
подбирает тебя в свою оплаченную конторой "на всю  войну" белую "шестерку" и
везет к  друзьям-боевикам,  в  Гудермес,  где "пока  еще не так бомбят".  На
шашлыки.  Назавтра ты примчался за  200  километров в дагестанский Хасав-Юрт
снимать,  как  разворачивается вдоль  границы русская  танковая дивизия  - а
Леша-"Метла"  уже  укладывает  свой  кофр, улыбается, приветливо машет  тебе
рукой и спешит в Назрань  - к спутниковой  "тарелке" своей великой и могучей
суперконторы.  Чтобы  через каких-то несколько часов его  кадры  увидел весь
этот безумный мир. Послезавтра ты в Минеральных Водах,  как израненый кабан,
отпаиваешься  дрянным местным  пивом и ждешь рейса  на  Москву... Как  вдруг
случайно  встречаешь приятеля  из  "Комсомолки"  - и уже  через  пять  минут
узнаешь,  как тот три  часа  назад в  Шали собственными  глазами  видел, как
Леша-"Метла"  в  лоб  снимал пикирующую на город  стратегическую  "Сушку"...
Фокусник! В  Моздок прибыли  высшие чины из "Пентагона" на Арбате - Леша без
всякого  спецдопуска  стоит на  продуваемом  холодным  осетинским  снеговеем
аэродроме и ждет, когда подгонят трап. О чем тут говорить? Это не везучесть.
Это  -  живая  легенда. Даже сейчас,  когда  сам  он  погиб в этой  гребаной
Чечне...
     Свидетелем  его  смерти  был один только  человек, который в  тот  день
поехал  с  ним в  Грозный. И который на следующий день привез обескровленный
труп Алексея Петровича Метелкина - с  шейной артерией, перебитой  меткой, не
пожелавшей  испробовать  крепости  американского  бронежилета,  пулей.  Этим
единственным свидетелем был тот самый Макс Шведов. Который застрелился...
     Быт чеченских  репортеров в Назрани описывать, конечно,  весело - когда
сам  не  был  там   уже  почти  полгода.  А  когда  поживешь  таким  образом
месяцок-другой  - всю романтику как ветром сдует. Это  еще хорошо  - у  всех
конторы  богатые. 25  долларов в сутки  - не  такая уж цена за  теплую воду,
человеческий туалет и ежедневную  баранину в астрономических количествах.  И
ничего не  своруют - все ж свои.  И нормальные кровати. И даже если не успел
упасть в нее  и спишь на  полу - все равно на полу не  холодно. В общем, все
облеплено  "тарелками",  аппаратура  развернута  -  прямо  центр  управления
полетом. Человек пятьдесят набились в три двухэтажных особняка. Ингушетия, и
почти нет помех в эфире...
     С  пяти утра  машины сигналят. Парни  уезжают  на  войну.  В  Грозный и
обратно  -  200  долларов  было в ту зиму, сейчас  не знаю. Кто  в складчину
ездит, кто побогаче - в одиночку или парами. "Стрингеров" богатые, которые в
штате  у  иностранцев,  часто бесплатно подбрасывают - сами все такими были.
Обратно  приезжают  смотря кому  во сколько кадры перегонять.  Вечером  пьют
часов до двух-трех ночи. С пяти утра по-новой машины сигналят...
     Макс  Шведов был "стрингером". А Леша-"Метла" - я уже рассказал, кем. И
они близко сошлись,  даже  подружились.  Максу  было чуть  за двадцать  - не
помню, говорил  или нет  уже.  Высокий, симпатичный, черноволосый,  выглядел
старше своих лет. Пил, как животное, но снимал хорошо - с детства увлекался.
В школе еще  был внештатником  в бульварных пионерских газетенках. Потом его
снимки заценили ребята из "Транс Пресс". Он еще десятый класс не окончил - а
они его  стали по войнам  гонять, на крушения поездов, самолетов. Аппаратуру
выдали. Платили мало,  обдирали  пацана по  молодости -  половина  гонораров
оседала, конечно, у русского начальника отдела, к которому  Макса приписали.
Но все равно имел он, десятиклассник, до двух "кусков" в месяц...
     И  съехал,  зарвался.  Сегодня  -  война,  а  завтра  -  ночное  такси,
рестораны, проститутки дорогие. Шестнадцать лет! Снял квартиру.  Из-за того,
что сильно стал  пить, курить план и хамить иностранцам,  штатная работа ему
не светила. Он  это  понял, и стал внушать  себе, что  и не стремится.  Стал
культивировать философию  "стрингера":"сам снял - сам продал-заработал - сам
купил; сам вложился  - сам поехал - сам снял"...  ну,  и  так далее. Связями
какими-никакими он обзавелся в иностранных агентствах. Денег на аппаратуру он
уже накопил, машину купил, "Бэ-Эм-Вэ" подержаный. То, что  "Транс Пресс" его
обдирает,  давно   уже  узнал.  Разругался  с  ними,  ушел  в  "Эм-Эф-Эй"  -
"Центральноевропейское фотоагентство", знаешь такое? Неплохо платят...  Через
полгода и там разругался...  Короче, стал Макс Шведов истинным "стрингером".
И классные карточки у него продолжали покупать все фирмачи...
     Макс  Шведов считал,  что у него  перед "Метлой"  - фора. Преимущество.
Поскольку он,  мол, все делает за свои  кровные "сотки баксов", и  все время
рискует проиграть. И за аренду тарелки платит, чтобы снимки в Москву гонять,
и сам все время решает: кому,  в какое  агентство -  что гнать. Все на  чутье
держится! И все равно не прогорает.  И не застрахован.  И бронежилета нет. И
аккредитации  все  дутые-просроченные. И  если что  - вряд  ли его  вспомнит
международная  организация  "Фридом  Ворлд" и вряд ли  кто  выдаст  толковую
пенсию его старикам-пенсионерам. А у Леши-"Метлы", мол - пол-лимона "зелени"
страховка. То есть  ранят  чуток  в  задницу - и двадцать пять  "кусков"  на
бочку.  И  суточные  двести  "гринов"  капают,  и  кормовые  - полтинник,  и
бронежилет, и гостиница - "на шару", и машина с шофером арендована "до конца
войны" за счет конторы, и  "тарелка" своя, и сотовый телефон. И зарплата под
пять "кусков", и гонорары - стольник за  фотку! А?! Так говорил Макс Шведов.
И Леша-"Метла" с ним во всем соглашался. "А все равно я снимаю лучше тебя! -
горячился Шведов, - И я - только я! - сделаю с  этой  долбанной  Чечни такой
снимок, который на сто лет станет единственным фото всей этой войны! Которая
еще  лет  десять  будет  идти...  Только я  сделаю! И мне  будут  предлагать
Фулитцеровскую премию - а  я не возьму! Знаешь, почему? Потому что я срал на
Фулитцеровскую премию!" "Да срал ты, срал, успокойся только..." - соглашался
"Метла" и опять  виновато  улыбался. И, проспавшись, оба в результате делали
свою  работу. Только Леша-"Метла", как  фокусник, поспевал  везде  первым. А
Максу это никак не удавалось...
     Сто раз предлагал ему "Метла" поехать с ним! Сто раз! И что он привезет
Макса на место  и даст снять  первому, даже единственному. И что впервые "не
успеет" сам, и  привезет Маска  обратно, и будет  присутствовать при триумфе
перегона,  и никому не скажет. Мол, возьмет Шведова в  свою машину незаметно
от других, за Назранью.  И  ссадит Шведова  заранее,  не въезжая  в Назрань.
Никто не  узнает! Гордый  Макс  не  соглашался.  И  проигрывал. И злился,  и
напивался до чертиков. И снова  несся в пять утра один в Чечню - в  Грозный,
Гудермес,  Шали, всякие "Старые"  и "Новые" Атаги,  Бамут,  Ачхой-Мартан. Не
названия  -  песня!  И  снова  не  успевал.  Снимал не  самое  главное,  что
происходило в тот день. Лучше всех остальных! Но всегда хуже, чем "Метла"...
Друзья...
     Вот так сядут они бывало вечером, после  перегонки...  Принесут немалый
тазик  баранины,  чашки  с  соусом  таким  национальным  чесночным,  местных
вайнахских  пельменей - не  пельменей, а так, тесто одно... Поставят бутылку
водки  -  нашей,  конечно:  ингушская все  -  спирт разведенный градусов  до
тридцати... И  начинают говорить... "Ну как  Макс, сегодня-то,"  - участливо
спрашивает Леша-"Метла". "Да  никак.  Чепуха какая-то. Невезуха, понимаешь?!
Всего одна  баба без  головы  на  въезде  в  Грозный со стороны Гудермеса...
Жалко, без  детей рядом... Все это уже было сто раз! Ну, удалось до  вокзала
доползти, там месяц все  простреливается... Ну снял, как собаки труп солдата
обгрызли... Руки такие крупным планом  взял - кистей нет, жилы  торчат...  В
принципе, красиво. Но все равно - чепуха, невезуха! Зря под пулями ползал...
Ну еще разных трупов нащелкал... Была-бы жара - они бы хоть  раздулись. Ты ж
в Таджикистане тоже был  - помнишь, они по жаре какие колоритные получаются?
А  тут - зима.  И  кто  на  снимке  поймет  -  неделю  он так валяется,  или
полчаса... В общем, все проходные кадры.  Чечены "Бэ-Тэ-Эр" подорвали - снял
в процессе, но метров с десяти. Тоже уже было... Как ребят наших постреляли,
уже  не  снял - очереди  пошли  по нам, залег от греха подальше... Надо было
снимать.  Не  повезло,  испугался... А ты?"  "А я  в Грозный в  обход поехал
сегодня,  Макс, -  рассказывает в  свою очередь Леша,  -  И,  представляешь,
повезло  - когда  проезжал Чири-Юрт, там как раз ракета сразу дом накрыла  и
коровник.  Если бы  не я  снимал  -  подумали  бы,  что  постановочный кадр:
мальчонка лет  десяти, как у тебя женщина, без головы, -  а голова  теленка,
словно  приставленая к его  шее валяется. Хороший снимок. Небось, американцы
так и напишут сопроводиловку:"Мутант оф зе Чечениан уор". Мутант, понимаешь,
чеченской  войны..." "Что я,  Леха,  без тебя  что ли английского не знаю!!!
Суки  твои американцы, кретины!" - злиться  Макс. Зубами скрежещет, наливает
полный стакан  -  и до донышка.  И чуть не  плачет сам...  "Метла"-то его не
подкалывает - просто  рассказывает,  как дело  было.  Ну повезло человеку на
хороший снимок! А другому - не повезло... Ну - и?
     В тот  февральский  день, когда бои  за  Грозный шли  самые  жестокие -
Дудаев уже покинул дворец Рескома и скрылся в горах, а Басаев с Радуевым еще
держали  огромной  кровью Заводской  район  за  мостом через Сунжу  - все  и
произошло...
     Леша-"Метла" подобрал друга  в свою машину с шофером Магомедом сразу на
выезде  из  Назрани. По  дороге  "Метла"  обернулся  с переднего  сиденья  и
сказал:"В полдень примерно разнесут Консервный завод. Откуда знаю - неважно.
Зачем разнесут  - неизвестно. Там беженцам, которые из подвалов выползают  в
затишье, хлеб из машины ингушского МЧС раздают. Видно, хотят обстрел и  горы
трупов  свалить  на боевиков.  Поэтому бомбить не будут - только с окрестных
точек из крупнокалиберных  и  стрелкового...  Ты  что,  забыл - сегодня ж 23
февраля, день  советской  армии? Теперь  российской, правда..."  "Ты на свой
сраный пейджер фэ-эс-бэшное послание, что-ли, словил?" - в шутку спросил его
Шведов. "Метла" юмора почему-то не понял...
     Вот так. Ехать километров  семьдесят. Через полтора  часа  -  машина-то
медленно едет, посты объезжает, от вертолетов в лесках и канавах прячется, -
приехали  в  район Консервного  завода. Машину с Магомедом спрятали во дворе
разбитой многоэтажки. Пошли. "Метла" даже кофр не взял демонстративно...
     В  общем,  все началось  как  по  часам. Макс  для виду  снимал грязных
оборванных  изможденных старух, стариков  и детей, прижимающих серые кирпичи
хлеба к груди, но постоянно держал в поле зрения укрытие, куда можно было бы
отскочить,  когда начнется. Леша-"Метла" стоял  у полуразрушенной  кирпичной
стены завода и наблюдал, поглядывая на часы. Вот-вот начнется. На него стали
коситься  чеченцы  - странный  русский.  Без  кофра  -  значит не  фотограф.
Интервью не  берет  -  не  газетчик.  В  бронежилете... Поздно слишком стали
догадываться.  Когда  старик-чеченец  наконец  показал   молодому  ингушу  -
водителю грузовика,  в форме МЧС - пальцем на Лешу-"Метлу" и что-то  сказал,
ударила очередь...
     Обстрела  такого  описать  я  словами  не  могу. Пока  сам  под  ним не
побываешь, пока сам в штаны -  натурально! -  по первому разу не  наложишь -
ничего не поймешь. Не вникнешь, что такое ад на земле!  Ну, Леша-то с Максом
в  штаны, конечно, не наложили,  даже не  описались.  Только  Леша-"Метла" в
первую  же секунду  получил пулю поверх бронежилета,  в шею.  Вырвало  прямо
кусок шейной артерии. Кровь фонтаном забила. Макс  не растерялся! "Кэнон" из
рук - на живот, и под пулями оттащил друга в намеченное укрытие...
     ...и,  полностью  спокойный, но,  по-видимому,  абсолютно  свихнувшийся
Макс, не  обращая  внимания на вопли расстреливаемых  чеченцев и свист пуль,
разложил  хрипящего  окровавленного Лешу-"Метлу" на  битых кирпичах  и начал
методично со знанием дела его фотографировать. Леша бился  и скреб  по земле
ногами! Руки его, видимо не слушались:  он пытался что-то знаками  показать,
бился, бился. Глаза его  вылезли  из  орбит, тело  извивалось... Представляю
себе, каково ему было... "Сейчас-сейчас-сейчас-сейчас..." - бормотал Макс, и
щелкал, щелкал, щелкал. Вспышка - лицо. Вспышка - общий план. Снимок с  двух
метров. Вертикально сверху. Лицо совсем близко. Лицо. Общий план... Вспышка,
вспышка, вспышка. Макс бормотал, бормотал.  Леша  его,  конечно,  не  слышал
из-за страшного шума - только  бился, как эпилептик, и дергал раскоряченными
пальцами. Агония продолжалась минуты две, не больше. Потом он обмяк, устал и
уснул. То  есть умер.  Больше живых лауреатов Фулитцеровской премии в России
не было...
     Макс перестал снимать. Присел, потрогал  тело. Стрельба затухала,  двор
завода был переполнен трупами и стоном. В  их с Лешей укрытие никто так и не
забежал - им повезло...
     Вот, собственно, и почти что и все. Но не совсем все. Магомед испарился
навеки.  Стрингер  Макс с  трудом нашел другую машину и  привез труп друга в
Назрань лишь  на следующий  день к утру. "Нэйшенел Америкэн Пресс" уже  били
тревогу  -  их  супер-фотокор не вышел на связь!  Макс  Шведов  сел за пульт
"тарелки", взял в руки крутую черную трубку и на ломаном английском сообщил,
что  их фотокор погиб. Предложил  перегнать  снимки.  "Я снял, как он погиб.
такого еще никто не  снимал,"  -  сказал он американцам. "Ин  фэкт? Итс вери
интрестинг. Олл райт, олл райт. Ду ит," - удивилсь американцы. "Дую, дую..."
- сказал Шведов и перегнал.
     Реакция  американцев  была неожиданной. Его  даже не  поблагодарили, но
зато  предложили  сопроводить тело убитого фотокора в Москву. За  пять тысяч
долларов. "Пошли  вы на  хер,  он  мой  друг,"  - разозлился Макс и  повесил
трубку.
     За  день  оформил  все  бумаги,  выпросил  в  администрации  президента
Ингушетии цинковый гроб и  машину, потом дал взятку в  Минеральных  Водах...
Погрузились  они  с Лешей  на  сомолет... Дали  взятку  во  Внуково.  Честно
погрузились на битый "рафик"...
     Американцы  смотрели на него очень странно, а Макс ничего  не  понимал.
"Итс  вери интрестинг," - говорил ему в офисе агентства толстый лысый  мистер
Джек  Мэттью,  и  все  опускал  глаза.  От  денег  за  доставку   Леши  Макс
отказывался:"Отдайте  семье." Поняв, что  английский  в  Чечне Шведов  чуток
подзабыл, пригласили переводчика,  тоже американца. "Мистер Мэттью говорить,
чтобы ви взяль деньги и ушель," - сказал переводчик. "У меня пленка! И я вам
перегонял  ее  с "тарелки"!"  -  кипятился  Макс.  "Можете  ее  забрать.  Ви
жорналист  - и ми  олл  жорналист. Ви  - русски  жорналист. Лучше уничтожьте
пленка. Мы сотрем компьютер  ваш снимки, который ви перегналь. И уходить," -
объяснял  переводчик.  "Как  это  -  уходить?"  - опять не  понял Шведов. "В
Америка вас можно  обвинить  в преднамеренном недооказании медикал помощи...
повлекшей  смерть... это есть  даже... похоже на убийство...  -  пробормотал
переводчик, глядя на говорившего  все это по-английски  мистера Мэттью, - Ми
есть ин Рашша. Поэтому - уходить. Мы сотрем компьютэр..."
     Наконец до Макса дошло. "Да  вы что?! Серьезно это?! Вы что -  Лешу  не
знаете?! Да он сам меня просил! Сам просил! Вы на руки его посмотрите! Он же
требует  - жми! Щелкай! Снимай меня!" - кричал он. Американосы молчали. Макс
забрал пленку и ушел. Он напечатал карточки и  показал их мне.  Кому еще  он
мог их показать,  кроме меня? Мы крепко выпили.  И я сказал ему:"Макс, разве
ты сам не видел?  Ты правда не понимал, что он требует пережать ему артерию?
Что он сам  не  может почему-то дотянуться  до  горла, и умоляет,  чтобы  ты
пережал артерию?  Пленка не  врет, все же видно... Присмотрись-ка -  он даже
вытаращенными глазами своими как-будто косит налево, откуда кровь хлещет. Ты
что, уже  реальности  не видишь,  Макс?"  Макс  сидел,  словно его  поразило
квадратно-гнездовым способом. Уткунулся лицом в ладони, заплакал. Я стал его
утешать... Лешу я практически не знал. Он все-равно бы умер - пережмешь там,
как же...  В общем,  Макс наплакался и мы налакались.  Потом я ушел от него,
попал в милицию ночью... На похороны Леши-"Метлы" я не  ходил - и так  был в
черной депрессухе по своим делам. А потом я видел Макса уже мертвым, в гробу
и в белых тапочках. 8 марта, кстати, он застрелился...

Last-modified: Fri, 26 Jul 2002 06:12:12 GmT