Fb2.zipEpubСодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
А.Г.Федоров. Кишка
     (роман о сумасшедших)


     Откровение Святого Иоанна Богослова (13: 13):
     И  творит  великие знамения, так-что и  огонь  низводит с неба на землю
перед людьми.

     Санкт-Петербург
     2002

     ББК 84 (2 Рос = Рус) 6
     Ф (33)


Федоров А.Г.
     Кишка (роман о сумасшедших). СПб., 2002. - 230 с.
     ISBN 5-87401-087-4
     В  книге "Кишка"  (роман  о  сумасшедших)  продолжается повествование о
трудностях  и  радостях  жизни в  современной России.  Роман выдержан в духе
литературных традиций экзистенциализма. В нем реализм порой переплетается  с
фантастическим вымыслом, сатирическим восприятием обыденного, замешанными на
эпатаже,  бурлеске.  Но  повествовательные  акценты определяются  не  схемой
сюжета,    а    психологической    динамикой   -    переживаниями    героев,
трансформированными    через    индивидуальные    особенности    восприятия,
впечатления,  настроения.  Иначе говоря, внутренний мир человека выводится в
романе  на  первое  место,  а  психологический  анализ  становится  основным
средством "писательской техники". Участники  событий - образы собирательные,
но им присвоены имена и фамилии, наделенные особой фонетической гармонией, в
силу чего читателю может показаться, что он встречается со знакомыми людьми.
Известно, что  понятия нормы  и патологии весьма  относительны. Врачи больше
ориентируются  на  "впечатления"  в  диагностическом  процессе.  Автор,   а,
возможно,   и  "продвинутый"  читатель,  имеют   возможность  прочувствовать
необычные  впечатления  в  процессе   чтения  книги.   Интрига   приключения
присутствует во всем, награждая  героев  романа массой приятных и неприятных
ощущений. Отзывчивому читателю оставлено  огромное поле для  сопереживания и
дедуктивных изысков. Известно,  что  только при совместной работе  автора  и
читателя над книгой достигается максимальный эффект творчества.




     ISBN 5-87401-087-4 ╘ Издательство "Акционер и К0", 2002
     ╘ А.Г.Федоров, 2002



Оглавление:

.
     Глава первая: Чертежник 4
     1.1. Палата номер восемь 7
     1.2. Наши жены страстью заряжены 11
     1.3. Начало версии математика 14
     Клара, которая украла кораллы 18
     О прозаическом 21
     Будни, наполненные тягостным ожиданием 26
     Инсайт и математика 28
     Долгожданная встреча братьев 30
     Сближение интересов и муки творчества 32
     Смягчение психотравмы 36
     Опять о параллелях 38
     Супруги Балинт заглянули в наше окно 40
     1.13. Несчастье никогда не зовешь - оно является само 42
     1.14. Чашу испытаний пьем до дна 44
     1.15. Терапия несчастий и побед 48
     1.16. Прозрение математика и горе остальных 51
     Глава вторая: Микробник 84
     2.1. Философия - это не сложно 85
     2.2. Контакт с неведомым 92
     2.3. Парадоксы 100
     2.4. Математика и скотство 101
     2.5. Как делаются открытия 109
     2.6. Кишечные встречи 113
     2.7. Исповедь Виктора
     2.8. Грустный романс про жизни дилижанс 126
     2.9. Немного о патологической анатомии 140
     2.10. Траур 143
     2.11. Кошечка 148
     2.12. Кощунство 153
     Глава третья: Знахарь 161
     3.1. Главный из среды неглавных, но значительных 163
     3.2. Снова о микробах и людях 173
     3.3. Толмачество 179
     3.4. Встреча с другом 183
     3.5. Об Александрах и других... 194
     3.6. Снова вижу всех и вся 212
     3.7. Коварство и любовь 218
     3.8. Горе 221
     Последнее прости... 229
     Post scriptum 230






     Глава первая: Чертежник

     Первая книга Моисеева - "Бытие"  обозначила  начало большого пути нашей
планеты. В главе  1  сказано  о  "материальном"  истоке  жизни следующее: "В
начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над
бездною; и Дух Божий носился над водою. В день первый творение продолжалось:
"И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет,  что он хорош;
и отделил  Бог  свет от тьмы. И  назвал Бог свет  днем,  а тьму ночью. И был
вечер, и было утро: день один".
     Каждый раз,  как я задумывался над этими святыми словами, в моей голове
начиналась неудержимая  пляска  мыслей, и  день мешался с ночью. Рождающиеся
образы  не  были  плодом  сомнений  о  справедливости  зарока,  незыблемости
представлений о всемогуществе  Творца Вселенной и нашей скромной  планеты, в
частности. Мои  мысли  суетились как  раз от восторга  того, что  я  являюсь
верным сторонником святой точки зрения. Сознание просветлялось замечанием из
"Откровения"  Святого  Иоанна  Богослова: "Я  есмь Альфа и  Омега,  начало и
конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель". Можно ли
сомневаться после таких слов в первоисточнике всех деяний во Вселенной и  на
Земле. Я  моментально  превращался  в безразмерное  ухо  и  всевидящий глаз,
ощущал способность  воспринимать Веление Божие, как неотъемлемую  волю всего
бытия.
     Да, я  убеждал себя  многими  аргументами, почерпнутыми  из  Священного
Писания.  Меня  вразумляли начальные  замечания Святого  Благовествования от
Иоанна: "В начале  было Слово,  и Слово было у Бога, и  Слово  было Бог. Оно
было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало
быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет
во тьме светит,  и  тьма не объяла его". Но это уже  мудрость духовная, а не
плотская, вот почему  понять ее до конца удается только немногим. К великому
счастью Бог сподобил меня быть среди тех немногих!
     Правду сказать,  я  недавно  постиг эту  нерушимую истину. Произошло то
великое преобразование  через добрых людей, решивших вдруг  выйти  на дорогу
моей жизни. Мне, горемычному, бредущему спотыкаясь о рытвины и ухабы вот уже
тридцать  восемь лет кряду,  добрые  люди подарили Библию -  единственный  и
нерушимый, первозданный  источник  всех  знаний. Полагаю, что то было  Божье
предначертание!  Доселе я вел  совершенно пошлую, почти  растительную жизнь,
разукрашенную для  меня и  миллионов других  идиотов-легковеров путаницей из
комсомольских   игр,   партийного   патриотизма,   пустого   идеологического
краснобайства.   Но   тогда   для   большинства   из   нас   "идеологическая
зачумленность"  была  откровенной  - это  был иной  вариант "единобожия", но
только языческого, самого  развратного, порабощающего  душу  мифами-схемами,
абстрактными  и,  может быть, четкими внешне,  но  не выдерживающими никакой
глубокой научной и духовной критики.
     Правда, в той "красной коммуне", кроме отпетых подлецов и дураков, было
много и умных, достойных  людей.  Они  приняли  предложенный судьбой вариант
мимикрии, не только спасающий от  смерти и социального забвения, но  и  ради
возможности  поддерживать  Отчизну  на плаву.  Страшный, завиральный лозунг,
тогда висевший  на всех  заборах, - "Партия  - ум и  совесть  народа" - был,
конечно,  отвратительной  ложью  и самомнением.  Но,  кроме  лидеров  такого
вранья, были скромные трудяги, не рвавшиеся к власти  ради власти.  Жизнь  в
нашей  стране  как  раз  держалась  усилиями  работяг  да  кучки  гениальных
альтруистов,  способных  изобретать "невероятное".  Именно  в  их  головах и
сердцах  были  сосредоточены  "ум и  совесть эпохи".  Они  и  спасали  своим
подвигом всех  остальных.  Ведь патриотизм  в  конце  концов  и начинается с
сильного желания не дать погубить дело,  которому служишь, будущее страны, а
значит и жизненные перспективы собственных детей и внуков.
     Слава  Богу,  что  постепенно в  коммунистической  партии  и  комсомоле
подбиралась эксклюзивная компания -  может быть, действительно все лучшее из
национального достояния, еще как-то сохранившееся в живых. Во всяком случае,
то  "былое" ни  в коем случае  нельзя  сравнивать  с нынешним "лицом" партии
коммунистов.  Теперь, когда  из  КПСС  отхлынула  широким свободным  потоком
здоровая кровь, в том фантоме осталось  нечто, похожее на малокровную жабью,
бородавчатую  харю.  Весь  интеллектуальный багаж нынешних "борцов  за  дело
народа" заключен в одной извилине, да и та спрятана не в мозгу, а в крестце,
и  называется она - жажда  мягкого  кресла, неограниченной власти! Помоги им
случай  захватить власть, и они  вновь вздыбят страну, поставят все с ног на
голову!
     Вспоминаю телеоткровения одного из прошлых деятелей городского масштаба
-  к  слову сказать, неплохого, весьма  разумного и энергичного функционера.
Его,  видимо, мучает  ностальгия  по  прошлым "решительным  поступкам".  Ему
хотелось  снова  запрыгнуть  в  "молодые годы", в  ту пору, когда из каждого
энергия бьет ключом. Но, критикуя  дела нынешние, он ни словом не обмолвился
о  главном:  в  те  времена, крепко намотав  на  руку узду власти, он  лично
забывал временами о святости, порядочности и благоразумии. Будучи секретарем
райкома партии именно этот паренек грохнул храм Святых Князей Бориса и Глеба
на  Синопской набережной (по старому - у Калашниковой пристани).  И сотворил
этот  акт  откровенного вандализма он,  скорее  всего,  не  из-за  неуемного
атеизма, терзавшего душу  марксисту, а  только  в  угоду другому  партийному
болвану,  занимавшему более высокий пост. Секретарю райкома  очень  хотелось
понравиться  секретарю  обкома коммунистической партии.  И это понятно, если
все свои способности подчинить лишь одной страсти - страсти делать карьеру!
     Церковь  та  пользовалась  большим  почетом  у   жителей  этого  района
левобережья Невы еще исстари. Кстати, храм был построен не на  средства того
партийного выкормыша,  а  на купеческие пожертвования в память об избавлении
императора  Александра   от покушения поганца  Дмитрия  Каракозова. Дьявол
толкнул  революционера-психопата  на мерзкий поступок 4  апреля  1866  года.
Примерно по той же  схеме действовал  в  "новейшей  истории"  новоиспеченный
"революционер",  организовавший  разрушение  святыни. По  моим  данным,  тот
малорослый татарин из череды секретарей райкома не был в близких родственных
отношениях  с Каракозовым,  хотя,  судя  по  их  фамилиям,  нельзя  отрицать
полностью  присутствие  генетической  близости. Однако мозг и  душу прежнему
юнцу-бомбисту, снайперу,  скорее всего, основательно терзал фанатизм, идущий
от  неуемной   гордыни   и  эпилептоидности.   Современного  же   партийного
функционера  мучил исключительно осмысленный карьерный расчет.  Первый  явно
рисковал,  а второй персонаж в безопасных условиях, а потому беззастенчиво и
усердно, ковал себе "орден партийной славы".
     Само название церкви - свидетельство более  широкого толкования святого
символа. По преданию,  Святые Борис и Глеб явились Александру Невскому перед
битвой со шведами 5 июля 1240 года и помогли русскому войску одержать победу
в важном бою. Но даже такой факт не остановил руку первого секретаря райкома
партии, готового бить копытом и  аммоналом в землю и храм  лишь  бы  угодить
своему партийному боссу. Тот храм  был  не  единственным достоянием истории,
созданным не на личные  сбережения партийных  недорослей. Без слез сожаления
лидеры-недоумки  крушили русские святыни  в  Санкт-Петербурге.  Храм  Святых
Бориса  и Глеба  воздвигнут на Синопской набережной в больше мере не в угоду
царю, а в честь великих побед русского оружия. Однако и истинный патриотизм,
и здравый смысл  были отринуты новой  элитой моментально. Словно в насмешку,
улицу Калашникова, организовавшего здесь в далекие времена  хлебную пристань
и кормившего все население города, переименовали в проспект Бакунина, ничего
путного за свою жизни не сделавшего петербуржцам.
     Улица с  новым роковым  названием  врывалась  на  бывшую Калашниковскую
набережную, почти врезаясь в Святой Храм. Ясно дело, вероотступник Бакунин и
псих Каракозов,  вкупе  с  современными  "нравоучителями", не  могли терпеть
подобных  оскорблений.  Многих прошлых убийц и современных носителей тех  же
убийственных традиций усаживали на белых коней виртуальной и реальной славы:
они неслись  разрушительным  галопом  по  России-матушке,  по  Петербургским
улицам. Умные люди и в  те времена умудрялись дистанцироваться  от  порочных
поступков, однако, как  не крутись,  но,  попав в  волчью стаю, станешь выть
по-волчьи.
     Требовалось огромное  мужество  для того, чтобы  решительно  уходить от
солидарности с хищниками и глупцами. Но тогда тебя быстро признавали "чужим"
и  начинали  последовательно "опускать":  из партийной  - в  исполкомовскую,
профсоюзную,  административную  номенклатуру, а далее в  рядовые  труженики.
Между  тем, дела личные "избранные" решали с поразительной  настойчивостью и
наглостью. Помнится, тот же секретарь  райкома  в  одночасье сменил военкома
только  потому,  что  ему очень хотелось получить  звание  капитана  первого
ранга,  а затем и  контр-адмирала по военно-учетному табелю.  Он притащил из
другого  военкомата единственного военкома в городе, имевшего морское звание
-  ему, видимо, казалось,  что  так легче  достигать  намеченной цели. "Свой
свояка видит из далека"! Можно себе представить результаты подобного слияния
интересов:  что  станет,  если все власть  имущие  примутся  по собственному
интересу  устанавливать  себе  воинские  звания, мыслить  себя  флотоводцами
только потому, что закончили когда-то  институт инженеров водного транспорта
или мореходное училище имени адмирала  Макарова Степана Осиповича. Объясняет
в  некотором роде  такие  поступки  пример,  подаваемый  еще  более  высоким
партийным боссом: тот, будучи  тоже  инженером института водного транспорта,
лихо обеспечил  себе  защиту докторской диссертации по экономическим наукам,
скорее  всего, не имея к  ее созданию  никакого отношения. А  результаты его
деятельности  -   это   обнищание  города,  строительство  бесцветных  жилых
массивов,  перекачка "молодых  рабочих кадров" из провинции, которые  был не
способен  ассимилировать  город. Вся  эта новоиспеченная  "банда"  новоселов
опускала  культурный  уровень   северной  столицы,  добавляла  преступности,
проституции, алкоголизма, наркомании - в одних случаях, напрямую, в других -
опосредованно, то есть во  втором и  третьем поколениях неадаптивных персон.
Как водится в среде  людей-крыс, шло разрушение  памятников старины, плелись
партийные интриги, возникали громкие и тихие скандалы, вроде свадьбы  дочери
с использованием царского  столового  сервиза.  Часть раритета  пьяные гости
расколошматили  -  кто  от  затаенной ненависти к  партийному  боссу, кто по
случайной неосторожности. Ну, что страшного: вензеля-то на раритетных чашках
и тарелках были одинаковые - Романовы!
     Зрячие  могли наблюдать  то,  как  лихо защищали  партийные функционеры
собственные шкурные интересы и "месили ногами" тех, кто "отвалился от стаи".
Например, упомянутый  секретарь  райкома  добивал председателя райисполкома,
руководствуясь только ему одному известным партийным инстинктом: он приказал
выписать того  из  больницы перед самой операцией,  необходимой по жизненным
показаниям.  Ну,  и  Слава Господу! -  хуже  было  бы, решись христопродавцы
зарезать  изгоя прямо  на операционном  столе.  Другому,  не приглянувшемуся
"соратнику",  он  перекрыл  пути к защите  кандидатской  диссертации.  Таких
примеров соберется вагон и маленькая тележка, в придачу. Общая беда для всей
страны,  да  и  лично для  зарвавшихся  от безнаказанности "лидеров  партии"
различных уровней, состояла  в том, что они постепенно  утрачивали  инстинкт
самосохранения  и  тогда начинали  вязать по рукам и  ногам, душить  светлую
мысль. Наступала стагнация общественной жизни, но "партийная элита" этого не
чувствовала  -  она-то кормилась из особых закромов. Ну, а,  так называемое,
благосостояние  народа ее  не интересовало,  ибо  ее  самоцель - это  только
власть!
     Традиции подобной ролевой культуры искоренить  было невозможно, ибо они
являлись сущностью кондовости "пролетарской диктатуры", ущербных  личностей,
выросших на ее  плодородном дерьме в изобилии, как ядовитые сорняки. И слава
Богу, что они смертельно жалили себе подобных. Жаль только, что не оставляли
в покое они и безвинный народ. Так Сталин воевал с Троцким, Ежов - с Ягодой,
а  Берия  - с  Ежовым.  Такая хищная партийная самость была  подобна удавке,
действующей жестче,  даже  национальной корпоративности. От ее  издержек  не
уберегся даже Богом избранный народ.
     Не  секрет, что  в  первые  годы  советской  власти,  например,  органы
разведки были почти сплошь оккупированы представителями еврейской нации: так
именно среди них и шли личные  разборки - в ущерб государственным интересам,
конечно. Припомним имена лишь некоторых начальников внешней разведки молодой
советской республики.
     Могилевский Соломон  Григорьевич  из семьи  зажиточного купца,  окончил
гимназию в Павлограде, где уже с семнадцати лет занимался активной подрывной
деятельностьтю с мандатом организации РСДРП. Продолжил учебу на  юридическом
факультете Петербургского университета, но это  его не остепенило: студент с
выдающимся  шнобелем  совмещал   изучение  законов  с  активной   бунтарской
деятельностью  в столице  Империи, за что неоднократно арестовывался.  После
переворота  17  года Соломон  Григорьевич  - активный  функционер-палач,  не
"боявшийся крови врагов новой власти". Погиб в авиационной катастрофе в 1924
году.
     Трилиссер Меер Абрамович родился в Астрахани в семье сапожника, окончил
реальное  училище, неоднократно  арестовывался,  приговаривался к  каторжным
работам за  антиправительственную  деятельность.  После 17-го года занимался
активной борьбой  за упрочение власти большевиков  в  Сибири.  Арестован уже
своими подельниками в 1938 году и расстрелян в 1940.
     Мессинг Станислав Адамович  родился в Варшаве  в  добропорядочной семье
музыканта и акушерки, но рано бросил гимназию и работал  в типографии, там и
приобщился  к  подпольной деятельности. В годы  советской  власти возглавлял
различные структурные подразделения ОГПУ, успешно совмещая основную работу и
с другими палаческими функциями. Арестован и расстрелян в 1937 году.
     Слуцкий Абрам Аронович родился в местечке Парафиевка Борзиянского уезда
Черниговской губернии  в семье железнодорожного кондуктора, немного поучился
в гимназии города Андижана,  но не  закончил  полного  курса.  За его спиной
бурная  подрывная деятельность "царского режима", а после "победы октября" -
выполнение  обширной  палаческой  деятельности.  17  февраля 1938  году  был
умерщвлен с помощью инъекции цианистого  калия своими сотоварищами по работе
в ОГПУ.
     Шпигельглаз Сергей  Михайлович  - выходец из местечка Мосты Гродненской
губернии, отец - бухгалтер. Юноша окончил  реальное училище и далее обучался
на юридическом  факультете Московского университета, во время Первой мировой
войны служил прапорщиком  в  42-ом запасном  полку. Вступил в  РКП(б) в 1919
году и сразу же подвязался в ОГПУ, расстрелян по обвинению в "измене Родине"
29 января 1940 года.
     Такой  "кровавый  список"  можно  продолжать  еще  очень   долго,   но,
справедливости  ради,  его  необходимо дополнить  и  представителями  других
национальностей  со  "сломанной  судьбой".  Весьма   поучительны   "повороты
карьеры",  например,  таких  активных  работников,   как  Судоплатов   П.А.,
Деканозов  В.Г., Кубаткин  П.Н. и  других.  Судьбы  всех участников  "тайных
операций" складывалась не однозначно, но, финал, к сожалению, был до дикости
глуп и тривиален - тюрьма, забвение или расстрел.
     Павел  Анатольевич Судоплатов -  украинец, родился  7 июля  1907 года в
Мелитополе  в  семье  мельника  и в  период с 1914 по  1919  годы  учился  в
городской школе. Затем покинул  город  вместе  с частями отступающей Красной
армией.  Участвовал  в  боях, попадал в плен  и бежал из  него,  прятался на
оккупированной  белыми войсками территории, беспризорничал, снова вступал  в
РККА, занимал различные посты в ГПУ, работал за  кордоном, удачно втираясь в
доверии к руководителям белой эмиграции. Все это свидетельствовало о высокой
адаптивности, о незаурядности личности будущего генерал-лейтенанта Советской
армии,  ее  тайного  звена  -  разведки.  По личному  поручению  И.В.Сталина
разведчик осуществил ликвидацию лидера ОУН полковника Евгения  Коновальцева,
координировал  подготовку  операции  "Утка"  (ликвидация  Троцкого). Под его
руководством   осуществлялось   разведывательное  обеспечение  проблемы  No1
(атомный  проект), позднее  возглавлял  разведывательно-диверсионную  работу
против военно-стратегических баз США и НАТО, выполнял и другие ответственные
руководящие  функции. Но  21 августа  1953 года Судоплатова  арестовывают  в
собственном   кабинете  по  обвинению  в  участии  в  берьевском   заговоре,
направленном на "уничтожение членов  советского правительства и  реставрацию
капитализма". Следствие  тянулось до сентября 1958  года,  когда на закрытом
заседании ВК ВС СССР было рассмотрено дело Судоплатова  и вынесен приговор -
тюремное заключение на 15 лет. Он был  лишен всех наград и воинского звания:
отбывая срок  во  Владимирской тюрьме,  перенес три инфаркта,  ослеп на один
глаз,  получил  инвалидность  второй группы.  Только  в  августе  1968  года
П.А.Судоплатов вышел на свободу, реабилитирован в 1992 году.
     Деканозов  Владимир  Георгиевич  -  грузин   родился  в  Баку  в  семье
контролера  Нефтяного управления,  окончил гимназию  в Тифлисе  и чуть более
двух  лет  учился  на  медицинских  факультетах  Саратовского  и  Бакинского
университетов.  Чередовал  подпольную  партийную  работу,  службу   в  РККА,
коммерческую и государственную службы. С июня 1921 года Деканозов становится
сотрудником  Азербайджанской  ЧК.  Далее  его  "путь" тесно  переплетается с
карьерой  Л.П.Берия. Его ждет такой  же трагический исход: 30 июня 1953 года
арест, 23  декабря  1953  года осуждение  Специальным  судебным присутствием
Верховного суда  СССР к высшей мере  наказания, расстрел произведен в тот же
день.
     Кубаткин Петр  Николаевич  русский,  родился  в  1907  году  в  поселке
Кольберовский рудник  в семье шахтера, окончил  4-х классную сельскую школу.
Сочетал  различные  рабочие  профессии и  комсомольскую работу. В  1929 году
призван  в армию - в пограничные  войска ОГПУ - где очень скоро  из рядового
красноармейца "вырос" до  политрука  взвода и в 1930 году вступил в  ВКП(б).
После демобилизации  П.Н.Кубаткин  остался  работать в  системе ОГПУ,  НКВД.
Выборная  партийная работа помогала  ему  делать  административную  карьеру.
Скоро  П.Н.Кубаткин  становится  начальником УНКВД по Московской области. Во
время Отечественной войны произошло  новое ответственное назначение молодого
функционера. Его  переводят  на  должность начальника УНКВД по Ленинградской
областей  и  члена Военного Совета Ленинградского  фронта.  Теперь  Кубаткин
отвечает за порядок в  блокадном городе, за  борьбу с "вражеской агентурой".
После войны на короткий срок Петру Николаевичу поручают руководство  внешней
разведкой  страны,  но  очень  скоро  переводят  на  пост   начальника  УМГБ
Горьковской   области.  С  30  мая  1949  года  его  увольняют   из  органов
госбезопасности "за невозможностью дальнейшего использования" и переводят на
работу заместителем  председателя  Саратовского  облисполкома.  23 июля 1949
года П.Н.Кубаткин арестован по  "ленинградскому делу",  27 октября 1950 года
приговорен к  высшей мере наказания и  в тот же день расстрелян. Посмертно в
1954  году  приговор  отменен  и  дело  прекращено  за  отсутствием  состава
преступления.
     Относительно  "гвардии  чекистов"  совершенно  не  работает  поговорка:
"Ворон ворону глаз не выклюет". Не стоит сомневаться в том, что  Господь Бог
исключительно в назидание  потомкам выводил на арену жизни вероотступников -
по  одному и  скопом  - только  для  того,  чтобы  возложить  затем  на  них
показательную  кару.  А  Дьявол все  делал  для  того, чтобы  кару возмездия
приводили  в исполнение "братья  по  оружию".  Совсем  не  обязательно  было
нечистой  силе "курировать" весь  процесс от начала  и до конца - достаточно
было  заложить в "большевистский характер"  заразу "классовой солидарности",
идущей  от  врожденной  тупости, бездарности,  отсутствия совести, неприятие
христианской морали.
     Страшно   сказать,  но   "большевизм"  самим  фактом  принадлежности  к
государственному  управлению  вытолкнул  Россию  из  семью   цивилизованного
братства   передовых  государств.   Для   любой  нации  -  "вражеское  лицо"
большевизма  было очевидным.  Одни  боялись союза  с  отвратительной  харей,
другие  -  брезговали,  третьи   -  откровенно  смеялись  над  ней.  Но  чем
примитивнее  личность, тем  больше  "растительных  страстей" ее  гложет, тем
агрессивнее и проще ее устремления. И цивилизованному  сообществу оставалось
ждать того момента, когда наконец-то прозреют "славяне",  поймут, что нельзя
лезть "со свиным рылом в калачный ряд". Новая партийная аристократия, как не
старалась, не смогла смыть с себя струпья проказы, вытравить из души и плоти
имманентную  сущность  - крысиную  примитивность и  гордость дикарей.  Когда
Никита Хрущев на сессии  Организации Объединенных Наций  колотил башмаком по
столу  и устраивал "большевистский  гвалт",  то  руководители цивилизованных
государств отдавали  себе  отчет  в  том, что с  нашей  страной рано строить
паритетные отношения. Но если в богатую  и деловую Германию теперь приезжает
Президент России  и свободно  говорит с немцами на  их родном языке, то это,
безусловно,  располагает к доверию,  к  сотрудничеству,  к  симпатии.  Такие
повороты политики уже здорово напоминают те славные времена, когда Екатерина
  разговаривала  с  государями  иных  народов,  как с  равными, а  они  ее
вынуждены были воспринимать, как  Великую! Какими бы загадочными или  слегка
бестолковыми  не  были  наши  прошлые  монархи,  с  ними  мировое сообщество
общалось, как  с  персонами "своего круга", равными во власти, по  духу,  по
совести.  Но  после   17-го  года  с   новыми   отечественными   "владыками"
правительства   достойных  государств  разговаривали  всегда,  как  истинные
аристократы с бойкими, но неумными палачами.
     Но не  о грехах сейчас веду  речь, а  о Просветлении. Только  прочитав,
осознав и, наконец-то, постигнув несложную истину Единобожия и Всемогущества
Творца, я прозрел  и взглянул на окружающий  меня мир другими  глазами.  Все
иные книги, попадавшие мне в руки ранее, все, что я еще буду читать, - всего
лишь слабые  интерпретации основополагающих  идей,  высказанных  в Священном
Писании. Ясно было, что Его писали люди, ближе всего стоявшие к  откровениям
Святого Духа, отсюда и чистота, полнота,  правдоподобие и  сакраментальность
мысли. "Милость и суд буду петь; Тебе, Господи, буду петь" (Псалом 100: 1).

1.1

     Скукожившись  от наплыва откровений и  от  странного  ощущения  чистоты
мысли,  но неприкаянности неопрятного тела, я обозревал палату номер восемь,
осторожно выглядывая из-под одеяла. Родное одеяло  всегда  спасает жаждущего
отчуждения  и отдыха -  будь  то  ребенок в детском  саду, солдат  в  ночной
казарме, заключенный в следственном изоляторе,  настрадавшиеся от отсутствия
взаимопонимания молодожены. Укрывшись с головой, я отгораживался от страшных
реальностей психиатрической клиники. Меня  привезли  сюда обманно - запудрив
мозги лекцией о  милосердии и  жертвенности, так якобы свойственным медикам,
уговорили дать согласие на госпитализацию. Мне не сообщили, в какую больницу
точно меня везут  и для  чего. Я-то полагал, что переводят меня в престижное
учреждение,    специализирующееся    по    лечению    гастроэнтерологических
заболеваний.
     Накануне случилось со мной нечто заурядное, что может произойти с любым
смертным. Будучи в командировке, я  откушал в  коммерческом  буфете копченой
рыбки  - видимо, "второй свежести",  как  писал классик в незабвенном романе
"Мастер  и Маргарита",  - и был  сражен отчаянным отравлением. Известно, что
токсины,  разлагающейся   рыбы,   -  самые  жестокие,  часто  подталкивающие
страдальца к  пропасти,  к обрыву  - под лезвие острой косы,  трясущейся  от
нетерпения в руках старухи Смерти. Но я не умер, не пал  в объятия старухи -
отсрочил  акт своеобразной геронтофилии. Пусть меня еще подождут! Что  греха
таить,  мне  пришлось  намаяться  животом  столь  отчаянно,  что  худоба  от
профузных поносов сделала меня похожим на скелет. Все системы организма были
истерзаны  отчаянной  интоксикацией.  Другой  бы  на  моем  месте  утонул  в
отчаянье, но я крепился из последних, практически уже меркнущих сил.
     Успокоение и поддержку мы находим в Святом  Слове: "Кого Я  люблю,  тех
обличаю  и  наказываю. Итак,  будь ревностен  и покайся".  Тогда  я и  решил
покаяться  миловидной,  еще  не  старой  женщине  с  обаятельной  улыбкой  и
загадочной  специальностью  врача-инфекциониста,   исполнявшей   роль  моего
лечащего врача. Как на духу, я выложил перед ней все мои радости  и  горести
относительно   неважного   динамического  состояния,   необыкновенно   точно
сочетающегося  с  сакраментальными установками на скорое завершение  земного
пути.  Женщина  слушала  меня внимательно и даже  спешно что-то записывала в
больничный талмуд. Споткнулись мы  с ней на простом вопросе. Зоя Леонидовна,
как бы походя, уточнила  у меня, витающего в заоблачных далях - между жизнью
и смертью:
     - Николай Сергеевич, а сколько воды вы выпиваете за сутки?
     И я завял, как вянет  цветок, давно забытый в  дальней, темной комнате,
выходящей единственным,  давно  немытым окном  в  глухую стену,  заслоняющую
перспективу обзора и солнце всего лишь  в метре. Я словно бы остался один на
подоконнике такого  окна - отверстия в обворованный Мир, не  понимая, почему
меня  не поливают  добрые, нежные женские руки вот уже целый месяц. Когда бы
мой  милый  "палач"  спросила  о  количестве  водки,  выпиваемой  ежедневно,
еженедельно, ежемесячно, то я ответил бы без подготовки, прямо  сходу. Любой
уважающий себя мужчина всегда  знает, сколько полных бутылок купил и сколько
еще  стоит у него в холодильнике.  Моя водка была чистой, как слеза ребенка,
холодной, как ледовый материк Антарктида, и вкуснейшей, как  тайные места на
теле "Загадочной Незнакомки". Я  не  мог сбиться  со счета общения с  ней, я
знал о моих запасах все до мелочей, до последней капельки.
     Но  на  воде я никогда  не  фиксировался. Еще бы  она  спросила  о том,
сколько я вдыхаю и выдыхаю воздуха в течение суток. На таких деталях обычные
люди не останавливаются - просто они дышат  и пьют, а  потом писают. Уж если
пить  воду,  то  сколько хочется. Но  эта  треклятая  копченая рыба  "второй
свежести"  вывела меня  на  путь банальных  размышлений.  И я  пообещал  Зое
Леонидовне к  следующей нашей встрече обязательно доложить все,  досконально
изучив  вопрос  объема  выпиваемой  влаги.  Назавтра  была суббота, а  далее
следовало  воскресенье.   Времени  для  математических  расчетов  было  хоть
отбавляй. Точность исполнения, "когда женщина просит", у меня всегда была на
высоте. На этом, кстати, в обычной мирской жизни я горел не однажды!
     У  дежурной медицинской сестры  я  попросил линейку, измерил внутренний
диаметр своего тонкостенного  стакана  (верхний и нижний диаметры  оказались
одинаковыми), высоту водяного столба  и по несложной формуле рассчитал объем
цилиндра.  Понятно, что если  площадь круга S =  * R2  (где  R -
радиус,  равный,  как  известно,  половине  диаметра,   =  3,14159...),  то
умножение на высоту стакана - , заполняемого жидкостью, даст искомый  ответ.
В  данном случае,  пришлось  принять  за  отправную  версию  то,  что воду я
потребляю цилиндрами  - их число  и есть  полный  объем выпиваемой жидкости.
Осталось подсчитать  то, сколько раз я опрокидывал этот цилиндр себе в пасть
в  течении  суток. Таким  образом,  мною  была определена водная  нагрузка с
точностью до миллиметра кубического. Для чистоты эксперимента,  естественно,
пришлось  отказался  от  супов  -  как  будешь  вычислять   объем  жидкости,
помещающейся в  тарелке. Ну,  а честно  говоря, я  больничные говенные  супы
игнорировал категорически с самого начала и до конца лечения -  достаточно с
меня  и  копченый  рыбки  из  коммерческого  буфета.  Полагаю, что  в период
становления  рыночных отношений  качество  казенного  супа  недалеко ушло от
коммерческих реликтов.
     Утром  в  понедельник,  на  обходе  больных  лечащим  врачом,  горя  от
нетерпения  и тайного  сладострастия, как  правило,  намечающегося к женщине
тебя  холящей, я  сообщил своей  духовнице  -  Зое  Леонидовне, практически,
абсолютно  точные  данные  о  масштабах   потребляемой  за  сутки  жидкости.
Нарождающееся  большое чувство заставило меня произвести расчеты с точностью
до шестого знака - то есть  почти  до миллимикронов, до разумной минимальной
объемной   единицы.   Точность,   как  я   полагал,   вполне   допустимая  в
медико-биологических экспериментах, тем более, в  любви. На всякий случай, я
присовокупил  к ним  еще и сведенья  о  влаге,  выделенной  обычным для всех
смертных путем -  через нижний краник.  Для пущей  важности  я даже отбросил
одеяло, распахнул ширинку больничных шикарных кальсон и показал докторше сам
этот краник  -  мне всегда  казалось, что у меня он вполне представительного
размера.  И  тот  "вещий  дух", шибанувший  в  курносенький  носик докторши,
почувствовал даже я и, скорее всего, все остальные присутствующие в палате -
мы не мылись  уже  вторую  неделю  принципиально  - пусть сперва  сменят нам
постельное и нательное белье!
     Зоя  Леонидовна  очень  заинтересовалась   моими  расчетами:  измерения
стакана были приняты без оговорок, правда, с большой задумчивостью и слишком
тяжелым,  пристальным  взглядом,  направленным мне  прямо  в  переносицу. Но
относительно объема мочи  потребовались уточнения. Зоя Леонидовна  выдвинула
гипотезу, согласно  которой я  рассчитал по  специальным  формулам  объемные
показатели "утки". Пришлось горячо объяснять, что это было не так! Просто, я
использовал для мочи даже  не тот стакан, из которого  пил воду, а отдельную
баночку из-под  зарубежного  компота с  совершенно  ровными, цилиндрическими
стенками. Стройность и этого геометрически выверенного сосуда  позволила мне
не применять формулы,  предназначенные для анализа объема усеченного конуса,
а воспользоваться уже примененным  алгоритмом. Все именно  так - в доступных
терминах,  в нужном  математическом формате - я и описал Зое Леонидовне, как
на духу, на исповеди. Но  мне показалось, что не расчеты  озаботили лечащего
врача, а размеры моего краника. Как не странно, Зоя Леонидовна так и не дала
команды сестре-хозяйке поменять нам белье.
     Мы  не обиделись  и  не  прибегли к "русскому бунту" только потому, что
среди  нас  оказался  татарин, сильно поднаторевший,  вследствие  неустанных
самостоятельных  занятий  в  области  исламского  мистицизма,  в философии и
практике "аскетизма". Он вставал утром, принимался за обед и ложился вечером
спать со словами: "Иногда истина  стучится в  мое сердце сорок дней, но я не
позволю ей войти в мое сердце, пока она не приведет двух  свидетелей - Коран
и хадисы Пророка". Он и  нас задолбал мистическими изречениями, которым сам,
по моему, следовал не  так свято, как должно  для правоверного мусульманина.
Мы предпочитали пропускать мимо ушей его вечную трескотню.  Особо раздражало
меня его  нелепое поглаживание  реденькой  бороды от основания к  хвосту, да
безумное  закатывание глаз -  я ожидал  в такие  моменты  от  него  приступа
эпилептических судорог. Религиозный фанатизм, как убеждал меня один знакомый
врач-психиатр, - это, конечно, вариант эпилепсии.
     Но во  время  моего  разговора с Зоей Леонидовной татарин-аскет как раз
держал в руках Коран и бубнил хадисы, приписываемые, насколько помню, одному
из  хорасанских  аскетов   века: "Тот,  кто  стремится достигнуть  высшего
уровня, должен предпочитать  семь семи: нищету - богатству, голод - сытости,
низкого  - возвысившемуся, унижение - почету, смирение -  гордости, печаль -
радости, смерть  - жизни". Эти слова меня тронули,  и я моментально  изменил
отношение к татарину. Оказывается, даже татары,  будучи  в истории отечества
чаще всего незваными гостями, порой приносят мудрые мысли  в наш дом. Но для
того, чтобы  так  живо воспринимать мусульманские толкования, необходима  по
крайней мере  первичная адаптация  интеллекта  к  малознакомым понятиям. Она
должна исходить из утробы, из клеток,  из хромосом. Арабов  в моем роду явно
не  было  -  тут я могу дать голову  на  отсечение.  Значит,  скорее  всего,
остаются  вездесущие  татары.  Кто  знает,  возможно,  какой-нибудь  дикарь,
напрочь  провонявший бараниной и  конским потом,  в азарте  и по  злорадству
обсеменил  мою далекую прабабку. В годы, предшествующие "великому стоянию на
реке  Угре",   то  бишь  до  1480  года,  такое  было  возможно.  Мужиков-то
практически всех они вешали и высекали острыми саблями. Помнится, одна ветвь
моих прародителей по материнской линии тянулась из Тверских земель. А по тем
просторам татарская конница летала в одну и другую сторону  по несколько раз
на день, не говоря уже о  месяцах  и  годах. Это уж потом, во  времена Ивана
,  пыл  у татар поубавили, отбили  охоту к сбору дани и  насилию. Великий
князь был строг и скор на расправу. Сам он особо не рвался в военные походы,
но  умел так  все  организовывать,  что  у врага земля горела  под ногами, а
якшался он все больше с иностранцами - особо почитал образованных греков, да
и супругу себе последнюю выбрал тех же кровей.
     На всякий случай я взглянул на отражение своего лика в зеркале и понял,
что был не далек от генетической истины. Да, скорее,  именно татары приучили
нас к "печали", а не к "радости". Но  в советские времена нам расширили курс
житейских наук: прибавилась терпимость к  "унижению", а не к "почету". Далее
уже тенденция развивалась, пришло согласие и на  самоедский выбор - "голод",
"печаль",  "смерть".   Вот   так  генетика  объединилась  с   социологией  и
педагогикой. Но спасло нас  всех, видимо, православие, к которому  было  еще
более  адаптивно  наше  славянской  естество,  открывающее  широкий  путь  к
всепрощению, умению не помнить зла слишком долго.
     Мне, христианину, например, очень импонировало  уважительное  отношение
культурных мусульман к Иисусу Христу. Он, согласно Корану, являлся последним
Пророком перед Мухаммадом. Здесь, слов нет, мусульмане перехватили, позволив
себе  переставить местами религиозные приоритеты. Но суть не в том - в конце
концов мы сами разберемся с тем, что  первично, а что вторично. Суфиям Иисус
представлялся идеальным  аскетом, воплощением чистой  любви  к  Богу.  Он  -
вечный и бездомный странник,  не знающий где завтра приклонит голову. Однако
Он учит верующих смирению, милосердию, душевному покою. Суфии говорят, что у
Иисуса из вещей была только кружка, да гребень, но как только Он увидел, как
нищий  пьет  воду из ладоней, а расчесывает  волосы пятерней,  то  бросил на
дорогу и эти "предметы роскоши".  Наш татарин повторял часто и самозабвенно:
"Так  же как зерно не  может  произрасти ниоткуда, кроме как из праха, зерно
истины не может  произрасти  ниоткуда,  кроме  как из сердца, уподобившегося
праху"!
     Наша больничная палата отменила страшный, бессмысленный "русский бунт",
но   попросила  районного  прокурора  присмотреться  к   здешним   порядкам.
Двуликость  -  это  отвратительное  качество,  особенно,  если  оно  присуще
человеку, претендующему на роль духовника, да еще  с эмблемой  эскулапа,  то
есть с  чашей  и со змеей. Мне же  с детства повторяли трогательные  слова о
медицине, и я  рано поверил  в еще один ее  символ - в горящую свечу. "Светя
другим, сгораю!"  -  вот эпитафия  на  надгробной  плите  любого  настоящего
медика.  Доселе я  смотрел на  Зою Леонидовну, опасаясь  за то, чтобы  такая
восхитительная  женщина не сгорела у  меня  на глазах. Особый страх вызывала
перспектива  "пожара" в области пикантных волосистых островков на  ее  теле.
Мне   представлялся  запах  опаленных  кудряшек,  смешанный  еще  с   чем-то
специфически  пахнущим.  Мои  ночные  страхи  дошли до  того, что  я, честно
говоря,  даже  боялся  импровизировать  -  например,  представить  себе  Зою
Леонидовну  в  простели:  "Свеча  ведь,  скорее,  у  меня!..  Как же ласкать
женщину-врача, стеариновую свечку - скользкую,  холодную, покатую?.. Куда  и
что вставлять, чем и что зажигать? А  оплавившийся стеарин  вдруг да  капнет
мне на нежный мешочек с "самым главным" или на доверчивую "головку"!" Ночные
страхи постепенно перешли у меня в  ночное недержание мочи -  и это ведь все
от рыбки "второй свежести"!  Кто  знает, может  быть, от таких переживаний я
стал сходить с ума! Продукция мозга - я это сам чувствовал - была необычная,
замороченная!  Все  как-то  выворачивалось, как говорится в народе,  "сраным
наверх"!
     Уйма вопросов  возникала  у  меня  в голове уже  в  преддверье основных
фантазий.  Скоро я вынужден был взглянуть на Зою Леонидовну другими глазами,
с них словно бы спала пелена: "На ней были  брони, как-бы брони  железные, а
шум  от крыльев ее  - как стук  от колесниц, когда множество коней бежит  на
войну; у нее были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах ее были жала; власть
же ее была - вредить людям пять месяцев".
     Ясно  дело,  что надоумило  меня  на  такие  выводы  Откровение  Иоанна
Богослова  (9: 9-10).  Но  мог ли  Адам судить Еву за  отсутствие ума,  если
известно, что "женщину украшает заурядность"! И этот верный тезис необходимо
повторять  многократно, лучше записать  его жирными, контрастными буквами на
стене. Костная ткань плавающего ребра, из которого была  сотворена Всевышним
женщина, и не может  по своей однозначной природе преобразоваться в думающую
мозговую ткань. Метаморфозы были возможны только на уровне костного мозга, а
для  совершенного  творения  необходимы  и  другие  "трудовые   затраты".  В
пророческих хадисах заложено предупреждение: "Аллах месил Адама сорок дней".
Но первую женщину  никто не  месил -  ее рождение  скоротечный экспромт. Это
было простоя  чудо, но выполненное  Господом Богом!  Почему-то в  этой части
припомнилось  указание  из  хадисов:  "Чудеса  - месячные мужчин".  Месячные
женщин - отрыжка плоти, грязь, бактерии. А у мужчин - только чудеса. В таком
случае, в результате  нашего общения  с Зоей  Леонидовной  и не должна  была
высекаться  светлая  идея, проникновенная  мысль. Но излишний оптимизм - это
уже ошибка слишком смелого, фантазирующего мужчины. К тому же  - "Кто из вас
без греха,  первый брось на  нее камень" (От Иоанна 8: 7). Я быстро успокоил
себя другим общением с мудростью,  идущей,  кажется, из высказываний Ибрахим
ибн Адхама (тоже  великого аскета): "Когда  человек женится,  он  садится на
корабль, а когда  у  него рождается  ребенок, он  терпит кораблекрушение". В
отчаянье я  плюнул  на  все  свои виртуальные альянсы  с  Зоей  Леонидовной.
"Сатана  пребывает  в крови  детей Адама"! -  вот вам еще одно откровение из
хадис мусульман.
     Нет  слов,  я  вспомнил  о неканонической  литературе  древнееврейского
происхождения - в  них заложена потрясающая смелость  мысли и духа. Из них я
выудил осторожный намек на то, что Ева  была второй женщиной Адама, а первой
была Лилит. Ее-то,  недостойную, Бог на пару с  Адамом вылепил из глины.  Но
такова уж природа  женщины  -  если  ее  даже  вытащишь из дерьма,  то через
недолгий  срок  она  все  равно  потребует  равенства  с  мужчиной.  А  если
изначально творение вылеплено из равноценной глины  руками одного и того  же
мастера, то это для женщины будет поводом для любых форм самовозвеличивания!
Лилит, самонадеянная сучка, еще не успев толком освоить весь богатый арсенал
сексуальной техники,  не до конца  переняв его от  резвящихся в Райском Саду
животных,  состроила Адаму "козу". Виноват,  конечно, в определенной  мере и
Адам - он слишком долго запрягал!  Лакомые излишества  плоти  проплыли  мимо
Адама,  но от  Лилит  он  получил почти  коммунистическое требование прав на
"равенство и свободу". Женщина захотела Принца Тьмы.
     Меня шарахнуло  в шизофренический угол: я вспомнил примеры из  реальной
жизни.  Инесса Арманд -  последняя  и самая сильная любовь Ленина - начинала
свою  "карьеру" в  России француженкой-эмигранткой, переехавшей с сестрой  и
овдовевшей  мамой,  чтобы  искать  заработок,  устраиваться  в  жизни.  Мама
нанялась гувернанткой в дом к богатым выходцам из Франции - Армандам. Резвые
девочки сумели очень  скоро поженить  на себе двух братьев  -  Александра  и
Владимира  Армандов. Укрепившись в законном  браке  рождением потомства, они
пустились во  все тяжкие  -  для  начала поменялись мужьями. Затем  у бурной
Инессы начался калейдоскоп из сексуально-партийных встреч и, так называемой,
"революционной  работы",  арестов, ссылок. В эмиграции  Инесса встретилась с
"великим вождем пролетариата" Владимиром Ильичем Ульяновым-Лениным. У них, в
купе с Надеждой Крупской, возникнет заурядный "треугольник". На этот  период
жизни вождя  приходится обилие писем  -  в  них  ярко  пылает костер  любви,
упоминаются  многие пикантные  откровенности,  ничего общего  не  имеющие  с
партийной дисциплиной и революционными задачами. Потом Ленин попросит Арманд
вернуть  ему  очевидный  "компромат",  но в те славные  годы преподавания  в
партийной школе в Лонжюмо головы у  влюбленных революционеров шли кругом. Их
депеши друг к другу искрились "тысячами поцелуев".
     Суфии говорят: "Опьянение -  площадка для детских  игр,  но трезвость -
поле, на котором умирают мужчины". Потом в  Москве у Ленина уже не будет так
много времени  для  "детских  игр", он будет занят  огромной государственной
работой. Однако посылать цветы своей "самой  главной"  возлюбленной в дом на
Арбате он будет продолжать более-менее регулярно.  Но "время - разящий меч".
Так заявляет суфий уже достигший совершенства и перешедший  в качество сафи,
то есть в "чистого". Ленин не оставил Надежду - "Миногу", не бросил  к ногам
бурной  любви дела  партийные и  государственные. Он стоически "тянет лямку"
порожденных  им  самим  революционных  иллюзий.  Ему  по-своему,  варварски,
помогут  "партийные  товарищи"  с  Кавказа,  уже  тогда  метившие  в  лидеры
"социалистических преобразований" своего ставленника  Иосифа Сталина, а  для
того загодя убирая или ослабляя конкурентов. По записке Ленина Арманд в 1920
году уедет поправлять  здоровье на Кавказ, и там она попадет под опеку Серго
Орджоникидзе.   Результат  -  страшная  инфекция  и  скоропостижная   смерть
"драгоценной женщины".
     Говорят,   что  на   похоронах   Арманд   Ленин   выглядел   совершенно
деморализованным  - Крупская  поддерживала  его под  руку,  как ребенка, как
законченного  инвалида. Если  то была "партийная  интрига",  то организаторы
добились своего - здоровье Ленина заметно пошатнулось. Арманд кремировали  и
замуровали в Кремлевскую стену.  Красный кирпич, ограждающий Кремль,  станет
для Ленина "стеной плача", прежде всего, по собственной молодости, здоровью,
благополучию, а  потом уже и по похороненным чувствам. Но на память  о былой
любви останется и страшная патология, разъедающая мозг  вождя. Из цепких рук
микробной  агрессии ему  уже  не вырваться!  Как  бы  много в  оправдание не
болтали  "мудрые  партийные медики"  об  "истинных причинах"  болезни,  надо
помнить,  что  менинго-энцефалит не  бывает асептическим. А  именно  он убил
Ленина.  Сейчас,  наверняка,  большинство  специалистов   назвало  бы  такой
болезненный процесс СПИДом или еще чем-нибудь попроще - сифилисом, например.
Я не был медиком,  но имел знакомых в  этом  мире,  а потому был  достаточно
подкован для принятия смелых выводов.
     Моя фантазия и память, взявшись за  руки, снова обозначили великолепное
фуэте: Лиля Брик  -  в  девичестве Каган - в некотором роде гражданская жена
Владимира  Маяковского. Она  официально не  расторгала брака со своим первым
мужем  Осипом Брик, но умело сочетала и "брак втроем", и  массу "внебрачных"
связей.   Поэту  Вознесенскому,  уже  будучи  старухой,  она  исповедовалась
примерно так:  "Когда  мы с Осей занимались любовью, то запирали Маяковского
на кухне, и он царапался в  дверь, плакал, выл, сильно  переживая  измену  и
стремясь войти в треугольник". Эта рыжая бестия  при анатомической хрупкости
была неутомима в  "сексуальных подвигах". Уже после смерти Маяковского, а он
в известной мере  из-за нее решился грохнуть себя из револьвера,  Лиля Брик,
похоронив законного  супруга -  Осю  Брик,  будет еще  и  еще  раз "выходить
замуж", умудряясь все более  снижать возрастную планку своих  "суженых".  От
последнего из них  - Василия  Катаняна,  страстно желавшего делать карьеру и
деньги на  литературоведческих  изысках в богатейшем "склепе" Маяковского, -
она  потребует решительного разрыва  с  прежней  семьей.  Новый муж  был  на
одиннадцать лет моложе Лили Брик. Но, пожалуй, и  ему  архив Маяковского она
"выдавала" лишь порциями. Может быть, расплачиваясь "поштучно" за молодецкую
любовь.  Вспоминаю  книжицу  В.Катаняна  "Рассказы о  Маяковском" в  обложке
бежевого  цвета,  выпущенную  Государственным издательством  "Художественная
литература" в  Москве в 1940 году. Книжечку ту 325 страниц выпустили тиражом
10 тысяч  экземпляров, дабы успокоить страстное желание  молодежи, строившей
социализм  в  отдельно взятой стране. В ней есть  такие  две  "значительные"
главы: "Первое стихотворение о Ленине" и "Сталинские лозунги". Так с помощью
книги и брака  по расчету делается карьера!  Плохо то  или  хорошо - не  мне
судить, у меня своих грехов достаточно. Ту книжицу мне подарил друг юности -
Аркаша Белогородский еще в  1957 году, и мы были благодарны тогда ее  автору
за некоторые откровение, за  все то,  что  можно  было  читать  между строк.
Катанян  все   же  приподнять   завесу  над  тайнами  о  личности  Владимира
Маяковского.
     Хитрая  и   прагматичная  куртизанка  -  Лиля  Брик  сумела  не  только
сотрудничать  с  ЧЕКА,  втянув  в  эти  игры и  Владимира  Маяковского, но и
"подлизаться" к Сталину. Она догадалась послать вождю письмо, на котором тот
наложил  резолюцию,  обеспечившую   Лиле  безбедную  жизнь,   владение  всем
литературным наследием Маяковского, спасение от  репрессий. Не удалось рыжей
еврейке перехитрить только Бога: в глубокой старости она сломает шейку бедра
и, понимая,  что кости  после восьмидесяти лет,  как правило, не срастаются,
решает по собственному почину  уйти из жизни. Седенькая старушка Брик примет
смертельную дозу психотропных медикаментов и тихо  уснет на веки. А на столе
рядом  с постелью родственники  найдут записку с напоминанием о том, что  ее
тело необходимо кремировать, а пепел развеять над поляной.
     Я  помнил,  что  у Маяковского  все произошло  иначе: он  понимал  свою
внутреннюю слабость, играл в  "глыбу", в "горлана", в "главаря". Но бороться
со своей бедой был не способен - ему не хватало рационализма. Он был слишком
поэт! Маяковский  принял  смерть  через  попытку  "выбить" из мозга мысль  о
пороке. В его судьбе, так же как и  у Ленина, присутствовала "болезнь мозга"
только  иного  плана.  Лиля Брик выбором способа  ухода  из жизни хитрила  -
пыталась "усыпить грех", подкинутый ей Дьяволом. Правда, мишенью собственной
агрессии и она тоже сделает мозг. Маяковский одним выстрелом прекращал счеты
с жизнью,  со  своей слабостью, со своим грехом  - он  был  по-мужски  более
активным, решительным  и прямолинейным. Поэт  ставил точку:  "любовная лодка
разбилась о быт".
     Почему-то,  покончив  с таким раскладом, я  вспомнил судьбу  Александра
Блока. Его  женитьба  на Любовь Дмитриевне  Менделеевой -  дочери от второго
брака известного ученого поражала меня явной  нелепостью. Молодые совершенно
не  подходили  друг  другу.  Александр  -  поэт-эстет,  Любочка -  заурядная
толстушка с  темпераментом здоровой,  почти монгольской  кобылицы.  Она  всю
жизнь будет изображать  из себя непризнанную  талантливую актрису, таскаться
по провинциальным  театрам, крутя,  как  водится  в той  среде,  скоротечные
романы.   Закончит   свою   карьеру   "непризнанная   актриса"   корректором
издательства, превратившись в  толстую, рыхлую, некрасивую женщину, отчаянно
курящую  "Беломор".  Сейчас же разнокалиберная инфекция  "рикошетила"  плоть
законного  супруга.  Я  опять  ловил  себя  на  мысли  о  том,  что  в  моих
рассуждениях слишком много "от медицины",  и я догадывался,  кто индуцировал
этот подход, мог даже назвать фамилию психологического вивисектора.
     Мне  вспомнились  изыскания   одного  эскулапа  (по  фамилии,  кажется,
Федоров),  нахально  вторгавшегося  в  тайны  "литературной  кухни".  Порой,
психические доминанты,  логические предпочтения у него самого были настолько
выражены,   что    этот   исследователь   путал    научные   медицинские   и
историко-художественные изыски. Он залезал в тайны жизни и  великого Ленина,
и других вождей, а про заурядных поэтов, философов я уже и не  говорю. В тех
"кущах"  он  вел  себя, как  "слон  в посудной лавке"! По-моему, ковыряние в
чужом дерьме доставляло ему  патологическое наслаждение! В одной его книге я
уловил  даже явные исторические  ошибки, граничащие  с  подтасовкой  фактов,
совершаемой,  пожалуй,  ради  красного  словца или,  того хуже, из-за явного
пристрастия  к  демонстрации "психологического  доминирования"  сексуального
комплекса  в поведении людей. К слову сказать, неплохо бы было встретиться с
этим  эскулапом-литератором  и основательно  прояснить  его  "идеологические
позиции". Я до  сих пор удивляюсь  тому,  куда смотрело  КГБ в свое время, -
исследователь явно тянул на то, чтобы его взяли сильные руки "за ушко, да на
солнышко"! Однако это в нынешние времена - мелочи жизни. Все дело в том, что
против истины никуда не  попрешь,  а субъективизм присутствует  во всем, что
исходит от людей. В  каждого человека  заранее посажен и Каин и  Авель,  а к
любому  мужику в  придачу  еще  и  подцепили  такой активный  "балласт", как
женщину.  Если  перестанешь сильно  грести  руками  и ногами, то обязательно
окажешься на дне!
     Теперь я вспомнил,  что и Александр  Блок  не был "паинькой",  и за ним
числились  частые поиски  "прекрасной незнакомки".  Но  кто  же не оправдает
мужчину  в  грехе обыденном?  Тот  эскулап,  помянутый  мною добрым  словом,
выдвигал  хлипкую  версию  (естественно,  по  моему  разумению)  о том,  что
Александр  Блок еще в раннем юношестве  (14-15 лет) из-за страдания неврозом
был  отправлен  под контролем тетушки  и няни в Триест и Флоренцию.  Там, на
курорте, он был  "лишен невинности" богатенькой похотливой  иностранкой. Эта
сытая акула, скуки ради, развлекалась  с мальчиками. Вот откуда мог начаться
поход  инфекции,  приведшей Александра сравнительно  рано,  в 1921  году,  к
смерти  от  менинго-энцефалита  (диагноз  предположительный  -  вскрытия  не
делали).  Блок,  как  и многие  поэты, был  натурой хлипкой,  легко ранимой,
невротизируемой.  От рождения Бог  не дал ему крепкого здоровья. Кое-что  из
такого багажа  он  унаследовал  от  истерички мамы, а другое - шизотимность,
например,  -  от  папы.  Ну,  а  стойкий  иммунодефицит,  как  убеждал  меня
эскулап-литературовед, он приобрел  благодаря контактам с  женской половиной
человечества.
     Вспомним еще раз "гиганта" Маяковского - анатомия величественная, маска
на лице решительная, а душа ребенка ("Большая фигура, да дура"). "Царапался,
плакал и выл запертый на кухне", когда супруги Брик занимались любовью! Брик
и Блок  -  неплохо рифмуется и  это неспроста! Александр Блок был "оглоушен"
своей первой любовью настолько сильно, что остаток жизни искал "материнства"
в  контактах с женщиной. Кстати, его собственная мать была в разводе с отцом
Александра, очень любила сына, но как-то бестолково  и слишком  нервно и  не
могла ему дать настоящей материнской заботы. Проще говоря, Сашуля Блок являл
собой "мужчину-сына",  несколько  обделенного  "теплотой  женского  сердца".
Любочка Менделеева не  была, к сожалению, "женщиной-матерью"  И  она, и Лиля
Брик, и Инесса Арманд, были обычными "блядищами", Мессалинами и рассчитывать
на исполнение ими "высокой женской миссии" было бесполезно.
     Тут я поймал  себя на желании извиниться за острое словцо. Как-то  само
собой подкатилось смягчающее  утверждение Святого Апостола  Павла из Первого
Послания  Коринфянам.  Его, пожалуй,  при  большой охоте  можно  приладить к
проблемам отношений мужчины и  женщины,  поделив не только меру наслаждения,
но и ответственности поровну: "Посему, страдает ли один член, страдают с ним
все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены" (12: 26).
     Между  тем, по Божьему проведению, жена должна "отлепиться" от  всего и
стать "одним целым" с мужем. Детей она должна рожать своему избраннику, а не
грешить  на  стороне -  не  собирать и не тащить "грязь"  в  дом, "заразу" в
святое супружеское ложе.  За отступление  от  таких канонов  наказание Божье
должно  было последовать обязательно. Оно и последовало, но более изощренное
- через  "отнятие  разума"  у  мужчин-супругов,  раннюю  смерть от  мозговых
катастроф.  Блок  умер  от  мозговой  инфекции,  мучающей  его  страшнейшими
головными болями.  Подобно Ленину и Маяковскому, мозг Блока "ранили", скорее
терзали, микробы,  подаренные неверной женщиной! И то была Божья  кара  всем
без  исключения.   Поэт-мистик  Аттар   очень   верно  сказал:   "Что   есть
благодарность? - Представить себе розу по шипу. И представить себе невидимую
часть   целым".  Суфии   больше  всего   боялись,   что  Бог   воспользуется
экзальтированным  состоянием  человека   (например,  поэта,   самоуверенного
вождя!)  как  раз   для  того,  чтобы  подстроить  "ловушку  его  гордыне  и
лицемерию", его грешным помыслам!
     Теперь меня шарахнуло в сторону Библейских откровений! У Бога не бывает
ошибок, и Лилит  появилась на свет именно такой, какой была задумана  -  это
была  "ловушка".  Вот что  значит "глину" тратить на  женщину! А обязанность
взрослого мужчины  - не в "детские  игры" погружаться, а "определить розу по
шипу",  да  представить  себе  "невидимую  часть  целым".   Адам  же,  когда
столкнулся с неверностью, от наглости любимой  потерял  дар речи,  и  в  бой
пришлось вступать  иным  силам. Но  когда  Вещие Силы попробовали  объяснить
Лилит  неправомочность  требований  равенства  с  мужчиной, в  том числе и в
выборе  сексуального  партнера,  то  она  ударилась  в  бега.  Ее  пробовали
воспитывать жесткостью - но такие номера  с женщинами не проходят. Так Лилит
превратилась в властительницу злых духов  и погрязла в колдовстве и магии. В
качестве мести  она  подстроила  адюльтер Евы  со  Змеем.  Сопливый Адам все
стерпел  и простил, понеся наказание  за грехи своей единореберной жены. Он,
как Володя Маяковский, "выл и царапался" - только  не в  "дверь коммунальной
кухни",  а в ворота Райского  Сада. "Твой злейший  враг между твоих ребер" -
еще одно справедливое замечание правоверных. Процесс в психологическом плане
отчаянный,  но нет худа без  добра, а "греха без ребра". Так  родилась наука
генетика, а заодно  и криминалистика! Однако опять  я сбился  с прямого пути
воспоминаний.
     По  болезни,  более двух  месяцев, я  провалялся в  отделении  кишечных
инфекций больницы имени С.П.Боткина в Санкт-Петербурге - в старом деревянном
одноэтажном  павильончике, притулившимся  под  огромными  тополями  в  самом
дальнем  углу  больничного  двора, перекопанного  ремонтниками  донельзя. Из
моего окошечка  виднелось зданьице патологоанатомического отделения. Здесь я
имел  возможность наблюдать  последний  путь многих  страдальцев-дристунов и
прочих болящих, наказанных житейскими муками за грехи.
     Кстати  сказать,  там  я понял,  почему  Лиля  Брик  во время  кремации
Маяковского  отважилась   спуститься  к   топке,   чтобы  полюбоваться,  как
корежится, пляшет  в огне  тело  любимого  человека.  Она звала на бесовское
представление  и своего мужа  Осю Брик,  но  тот  отказался, посчитав  такой
вариант любопытства кощунством. Лиля, скорее  всего,  проверяла  себя и свое
чувство  к Маяковскому  на прочность, а, правильнее сказать, на  порочность.
Интересно,  что  свое  завещание по поводу  кремации Брик  составит заранее,
видимо, вспоминая  и  личные впечатления от  увиденного тогда  в крематории.
Умный человек предпочитает учиться на чужом опыте! Вот и я наблюдал вереницу
трупов,  свозимых на  шатких  медицинских  каталках  в  больничный  морг.  Я
прогнозировал  возможные  повороты в своей судьбе,  идя от  "противного", от
самого неприятного, но, бесспорно, реального.
     Шутка  сказать,  два месяца  быть  оторванным  от  привычной жизни,  от
завоеваний  цивилизации, от родных и  близких.  Любые ассоциации  и фантазии
могут  спуститься с Небес или подняться из подземелий Ада в голову! Я свыкся
с  одиночеством  настолько, что  поверил еще одному арабскому аскету: "Когда
наступает ночь, я бываю счастлив, что  остался  один на один с Богом и ничто
не отделяет меня от Него,  а когда приходит утро, я впадаю в печаль, ибо мне
неприятен вид  людей, которые входят в комнату и  нарушают мое одиночество".
Мне казалось, что ночь накрыла тьмой многострадальную  землю моей отчизны. К
"многострадальной  земле"  претензии   у  меня,   вестимо,   имеются,  но  к
администрации больницы имени Боткина претензий нет и быть не может:  в конце
концов, мне был выделен  отдельный мельцеровский бокс  с ванной и  туалетом,
где я мог спокойно дристать сколько душе и кишке угодно. А надо сказать, что
микробный дисбаланс, вызванный поганой  рыбкой, был таков, что испражнялся я
со всех концов отчаянно и мучительно. Может быть, тогда впервые я и проникся
уважением к чистоте, стерильности - основным атрибутам  медицины. Но то были
отстраненные от моего  бытия реальности,  я же,  под действием мусульманских
хадис,  исповедывал иную логику: "Мир - гниющий труп"! Мимоходом  я научился
самому главному - уважительному  отношению к микробам, составляющим  особый,
можно сказать, параллельный мир, нашему человеческому существованию.
     Надо сказать,  что  намучился я  с поносами сверх меры. Но нет худа без
добра: за  два месяца истязаний я разобрался досконально во многих свойствах
течения  болезней.  Я  понял   методу  врачей  -  технологию  "разборок"   с
пациентами, постановку диагноза. Все начинается с оценок болей, как таковых.
Характер  их может  дать  и думающему  пациенту очень  многое для постановки
диагноза  самому  себе,  а  значит  и  для   определения  причины   болезни.
Оказывается, меня мучили, так называемые, висцеральные боли, сосредоточенные
в  эпигастральной  области  -  в  районе  солнечного  сплетения.  Здесь  под
мечевидным отростком - окончанием грудины - боли спускаются в район пупка, а
потом и ниже - в  правую и левую подвздошные  области. Короче говоря, у меня
болел  весь  живот,  но  были  это  тупые,  постоянные  по своему  характеру
неприятности.  Они  диффузно распространяются, как колеблющееся тело жалящей
медузы. Не было  локальных болей -  острых и ясных - свойственных воспалению
брюшины. Такие  каверзы случаются, скажем,  при  аппендиците, вскрывшемся  в
брюшную полость и вызвавшем, так называемый, перитонит.
     Естественно, когда тебя мучает чувство распирания изнутри, то возникает
и  анарексия  -  иначе говоря, утрата желания есть. Но ведь  "голод  -  пища
Аллаха".  Однако  в  моем  случае  к "пище  Аллаха" примешивалась постоянная
тошниловка, часто заканчивающаяся  рвотой.  Но  рвота  - мой  помощник.  Она
вытряхивала  из меня яды, привнесенные рыбкой "второй свежести". А сами яды,
скорее всего,  накапливались благодаря  жизнедеятельности вредных  микробов.
Экзогенные  токсины,  как я  разобрался, микробы  выделяли по злобе, воюя  с
подобными себе, а за одно и со мной - их кормильцем и надежным домом. Логика
в том  была  какая-то  странная!  Мне  виделась  "логическая  антилогика"  -
феномен, нуждающийся в особом, неспешном разборе. На ходу скажу только одно:
жечь  ни  чужой,  ни  собственный дом  нельзя.  Простую истину  не  понимают
микробы,  не   понимали  ее  и  большевики,  к  сожалению,  у  них  остались
последователи в нашей стране и по сей  день.  И  это понятно:  "Люди спят, а
когда умирают - просыпаются".
     Вполне закономерно присовокупилась к моим страданиям потеря массы  тела
- я подарил борьбе  с болезнью почти восемь килограммов живого веса.  Во мне
остались кости, обернутые в бледную шкуру, и она уже не годилась на барабан,
тем более, на шаманский бубен. Это все было слабым обрамлением ветхой мысли,
больше  похожей на печаль - на "вселенское горе". Мое естество вяло истекало
через  впалые, почти потухшие глаза. Тлетворные процессы в организме вызвали
еще и чувство изжоги, аэрофагию, метеоризм,  благодаря чему живот был надут,
как воздушный шар. Чего греха таить, я и сам заглатывал воздух, да и микробы
старались  внутри  меня  - выделяли  известные  газы,  бурлящие в кишечнике,
подобно скважинам Нового Уренгоя.
     Однако то было теперь уже далекое прошлое. А настоящим оказался перевод
в психиатрическую клинику -  в Удельную. То, что  я  попал к неблагополучным
людям, умственно пострадавшим, мне  пришлось понять очень скоро - как только
объявили отбой. Один из моих соседей -  молодой человек приятной наружности,
но исключительно замороченного  вида - уселся около прикроватной тумбочки и,
ухватив  "чашечкой"  кисти  руки  правое  ухо, заговорил  в  мнимый  телефон
назидательно, монотонно, с периодическими резкими выкидышами аффектации:
     - Одесса, мать вашу так! Одесса, я вызываю тебя! Примите телефонограмму
- грузите апельсины бочками!.. Шлите цитрусы в Санкт-Петербург!..
     Да,  то  был  известный  текст,  почти  дословно  украденный  у  одного
приметного   писателя,  скитающегося  ныне   по   загранице,  но   творящего
исключительно   для  родного  отечества.  Молодой   человек  воображал  себя
ответственным коммивояжером:  ради  великого  дела  терзал  он междугородную
телефонную линию. Видимо, до  болезни парень живо интересовался литературой,
был начитан и осведомлен в нюансах русского языка, посему он  выдавал  порой
занятную лексику. Спать в  таком гвалте могли только воистину сумасшедшие, я
же к ним себя все еще не  относил. Стало ясно: "Этот мир - посев для Другого
мира".
     Для меня ночь длилась долго, практически, мое бодрствование совпадало с
"рабочим  днем"  одесского  коммивояжера. Одесса,  вообще, - город загадок и
неожиданностей, если верить евреям, вовсю его  прославляющим. Я-то  полагаю,
что  это  обычный провинциальный городишко,  к тому же сильно перенаселенный
хохлами. Ко сну на берегу теплого моря  сознательно подсевается периферийной
еврейской элитой  некоторая вычурность  и  легкая  игра в незаурядность. При
всей любви к Одессе ее "гениальное еврейство" мечтает вырваться в Москву, на
худой  конец  - в  Санкт-Петербург.  Настоящая  ценность  "великого  города"
заключается в том, что он при Черном море - там много света,  солнца, тепла!
Там легче  лечить  простатит,  но, вместе  с  тем, и легче  его  заработать,
знакомясь на пляжах с падшими женщинами.
     Обстоятельства жизни прямо из Одессы, без пересадки, перенесли мое тело
и мозг на жесткую больничную койку: на обходе мне представился лечащий  врач
-  Николаева  Клара  Николаевна.  Казалась  она  с первого  взгляда  крупной
женщиной с лицом безобидной дряни - "без страха и упрека". Но чувствовалось,
что за  ранними морщинами прячется  двуликое  существо  -  явление  довольно
распространенное  в  среде  психиатров.  Но винить их  за  это, насколько  я
разбираюсь в смысле  жизни, нельзя потому, что в таких  свойствах характера,
натуры   зафиксирована   особенность    профессии.   Двуличие   -   это   их
профессиональная вредность. Попробуйте  все  время подыгрывать сумасшедшему,
чтобы заслужить  его  доверие,  чтобы войти  в продуктивный  контакт с  ним.
Постепенно  привыкаешь  к  профессиональной роли  и уже  не  замечаешь,  как
окончательно преобразуешь  свою личность, последовательно мигрируя, сперва к
образу чудака, а потом и откровенного психа.
     Клара Николаевна почему-то все обо мне знала, и с места в карьер  - она
принялась потрошить мою биографию:
     - Гольцов, вы что еврей? - спросила она решительным тоном.
     Я взглянул на психиатра глазами обычного  человека и только  тогда  все
понял: почему-то  полуевреи  стремятся  ковыряться  в  чужой  анатомии.  Как
минимум  половинчатость  крови  они  прогнозируют в каждом,  у  кого  близко
поставлены глаза  или примечательный шнобель, узкая морда,  особое  звучание
фамилии. Они, по-моему, делают  это из  чувства  самооправдания  -  пытаются
отмазаться от пресловутого  "пятого  пункта". Их  сильно  напугали  в России
пролетарской революцией. Базовый  генофонд  мамы или папы - в зависимости от
того,  кто виноват  в  большей мере, -  таких естествоиспытателей интересует
больше, чем твое образование, профессия, порядочность,  интеллект. При  всем
при  том,  они  легко  превращаются  в  хромых  русофилов,  а  при изменении
оперативной обстановки - в русофобов.  Чувствовалось,  что, даже спрятавшись
за чисто русскую  фамилию, Клара Николаевна все же не могла жить  спокойно -
мамины гены тревожили  ее. Сказывалась следовая реакция на  те долгие  годы,
отданные  внедрению  в   жизнь   нашего  общества   особой  бдительности   к
инакомыслию.  Сейчас, когда запреты по  национальному признаку  были  сняты,
проснулась   и   заволновалась   природная   еврейская  тяга   к  революции,
преобразованиям, бытовой беспокойности. Исподволь выполнялась  и компенсация
за   поруганную    честь,    растоптанную    совесть,    слишком    активное
приспособленчество.
     Тяга к  конфликту  глубоко сидела в  Кларе Николаевне,  и выступала она
чаще  открыто,  не мудрствуя лукаво.  Однако наступал  "черный час", и Клара
преображалась  в  "кровопийцу":  ее  деятельность  приобретала   очевидность
скрытой, замысловатой интриги, делавшей  жизнь  всех больных и коллег тошнее
тошного.
     - Ну,..  почему же сразу еврей, что других достойных национальностей не
существует в дружной семье народов нашего отечества? -- попробовал я скромно
защищаться.  - А, потом, где вы видели в России чистокровных евреев,  татар,
про  славян и говорить  не  приходится.  Их  всех  извели  еще  до  великого
татарского  нашествия -  норманы, немцы,  поляки, хазары и прочие. Стоит  ли
утомляться историей, покажите лучше мне чистокровную  славянскую  рожу среди
пациентов вашего отделения.
     -  О,.. да вы,  Николай  Сергеевич,  оказывается,  думающий  человек, с
высокими качествами  наблюдательности и со склонностью к обобщению. По этому
поводу, видимо, вы и попали к нам. - приголубила меня Клара  Николаевны, как
могла и умела.
     - Полагаю, что мы  с вами чудесно сработаемся.  Так, все же, что там  у
вас с национальными признаками? Поясните, если не секрет.
     Мне  пришлось  объяснить:  скорее, мои  предки  имели  что-то  общее  с
поляками, с  литовцами, чем с  евреями,  однако  я  не откажусь и  от любого
другого родства. Мы углубились  в рассуждения о генезисе формирования имен и
фамилий - договорились  до того, что "голец" - это бедный, неимущий человек.
Правда,  возможно производное понятие  - от  "огольца". Тогда это  "озорник,
оборванец" -  тут  тоже  радоваться  нечему.  Клара Николаевна  понимающе  и
согласно кивала головой, как бы сопереживая моему горю и горю моих предков.
     Покончив с  "метким словом" доктор занялась моим  обследованием:  долго
беседовала за жизнь, колотила неврологическим молоточком по коленям, пяткам,
локтям,  заставляла  вращать глазами, дотрагиваться  указательным пальцем до
носа,  демонстрировать полный  оскал  зубов, считать  до ста восьмидесяти  и
вытворять прочие диагностические  глупости.  Закончили  мы  наши развлечения
мирно, но  напоследок Николаева спросила,  пристально вглядываясь  в  точку,
расположенную точно в центре моей переносицы:
     - Николай  Сергеевич, ответьте -  я вам очень не нравлюсь, или вы всего
лишь плохо выспались?
     К манере  говорить  любого человека  необходимо привыкнуть. Ну,  а если
беседуешь с  психиатром,  то это необходимо сделать в  первую очередь, иначе
свихнешься. Вопросы Клары Николаевны были как "таран" на хоккейной площадке,
как удар шайбой в лоб зазевавшемуся болельщику. У меня уже начинали чесаться
кулаки, но я упокоил себя тем,  что беседую с  женщиной, а потому без лишних
эмоций заявил:
     - Ночь была трудная - "грузили апельсины бочками" до самой побудки.
     Клара Николаевна была, бесспорно, сообразительной особой, она покрутила
головой,   проглаживая  взглядом  спящие  тела   на  больничных   койках,  и
затормозила   свое   внимание   на   "коммивояжере".   Тот   сладко    спал,
удовлетворенный  проделанной  за  ночь работой.  Клара хмыкнула  и "вышла на
минуточку",  как она выразилась, в коридор. Возвратилась доктор через десять
минут  с двумя мощными,  но основательно пропитыми санитарами  и миловидной,
молоденькой  медицинской сестрой. Санитары разбудили коммивояжера, взяли его
еще сонного под  белы  рученьки и увели на допрос - с этого момента  он стал
"грузить апельсины" в другой палате, а к нам перевели "новенького".
     Так я  стал впервые отвратительным "доносителем". Но зато, вляпавшись в
грех  сталинских  времен,  я приобрел,  как  оказалось  вскоре,  интересного
соседа.  Звали этого мужчину Дмитрий Александрович  Сергеев, был он  врачом,
кандидатом  медицинских  наук.  Эти  сведенья  успела  шепнуть   мне   Клара
Николаевна,  словно  ожидая  благодарности  от  меня за оперативное  решение
вопроса с отселением  беспокойного больного. Был Сергеев  значительно моложе
меня,  но выглядел  каким-то  замученным,  исхудавшим, озабоченным.  Буркнув
общее  "здрасте",  он  улегся  на койку,  укрылся одеялом  с  головой  и так
пролежал до самого обеда.
     Однако   за   завтраком,  который   новый   постоялец   проигнорировал,
продолжились  мои  злоключения:  один  из   поверженных  умом  -  маленький,
толстенький человечек, числившийся по больничному списку Науманом Вячеславом
Германовичем, принялся размазывать кашу  по столу,  норовя  еще и отшвырнуть
ложкой отдельные комочки мне в физиономию.  Мой  протест  завял моментально,
как только на  глаза попался  профиль куражистого  парня. Нос  у него был до
того  курнос,  что не оставалось никакого сомнения - по хрящам  и костям его
предков прошелся парадным маршем сифилис. Мои друзья медики давно объяснили,
что вдавленная  седловина  носа - это  абсолютные  диагностический  признак,
более  надежный даже,  чем генетические изыскания  и архивные  документы.  Я
перешел к  пассивной обороне. Но  деликатность, видимо,  была расценена, как
слабость. Она только подзадоривала пациента со сложной наследственностью. Я,
как  мог,  уворачивался от комков каши, а мой  визави все  больше и активнее
распалял в себе  агрессию. Наверняка, к тому были  идеологические основания:
Вячеслав - это имя одного из большевистских вождей прошлой эпохи. У него оно
сочеталось  с партийно-тюремной кликухой - "Молот". Отсюда выплывала  полная
редакция  -  Вячеслав Молотов.  Сама претензия на  "вечную  славу" да еще  в
образе  "молота"  была смешной и  пошлой,  но  такими уж  они уродились  эти
бездарные большевики. Правда, другой "кликушник"  -  Сталин,  вытянувший  на
роль "пахана", называл того Молотова "чугунной жопой"!
     У  нашего  же коллеги-пациента,  умом тронутого, набатом звучала первая
ляпа -  Вячеслав  (вечной славы требую)! Но и  не менее пошлой, второй бякой
было сочетание гордого имени с многообещающим  отчеством. Он  унаследовал от
родителя  единение  с   Германом.   По   "Житиям  Святых"  Герман   означает
"единоутробный". О какой "утробе" в нашем случае шла  речь, трудно  сказать.
Но в церковной  памяти остались  достойные личности, носившие это  имя.  Для
примера,  вспомним Святого Германа, скончавшегося в  740 году  в возрасте 96
лет  и много пострадавшего в  борьбе за  чистоту веры. Император  Константин
Пагонат  убил  его  отца  -   одного  из  первых   сенаторов  в  государстве
Константинопольском. Затем  этот и последующие сатрапы принялись "наматывать
кишки на локоть", извлекая их  из чрева наследника, -  без сомнения,  весьма
достойного человека.
     Однако Германом звался и один из совершенно пошлых литературных героев,
помешанный  на  картах  и  жажде  легкой  наживы.  Говорят, на  свободе  наш
Германович тоже много  играл с  компьютером  в  преферанс, от того однажды и
тронулся  разумом.  Он,  по  его словам, никак  не  мог выйти из  картежного
соревнования   по   Интернету.   Теперь   Германович   специализируется   на
размазывании каши по столу и  соплей по нахальной роже.  Нет слов, биографии
бывают разные -  завидные и незавидные. В сочетании слов  "наумов-науманов",
"вечная   слава",  "единоутробный"   слышалось   мне  что-то  несерьезное  и
легкомысленное, но, вместе  с тем, и исключительно рычащее. Но  то  был  уже
отголосок карьеры отца - сотрудника "смерша" - грозной организации, каравшей
во время Великой  отечественной  войны  всех, кто  попадал под руку. Отсюда,
видимо, и исходили  немыслимые поступки пострадавшего от  Дьявола. Он  в них
слышал  "призыв  внутреннего  голоса"  и  действовал  сообразно  получаемому
заданию.
     Я  знал  одного  из  таких  же деятелей, но  не признанного  официально
сумасшедшим.  Его  дед  был скромным портным,  специализировавшимся  еще  до
революции на пошиве рабочих рукавиц  для разных фабрик Петербурга. Но  когда
"гордый  буревестник"  грянул  пьяные  песни  и  отборный мат  на  Дворцовой
площади,  а  затем  Россию  захлестнула  волна  кровавого  террора,  портной
отодвинул старинный "Зингер". Он быстро  сообразил  - настало  время другого
оружия! Он  спорол кожу со  старого  дивана, выброшенного  домовладельцем на
помойку,  и  сшил  себе куртку  точно такую,  какие носили тогда комиссары и
агенты  чека.   В  такой  "теплой  компании"  славных  ночных   головорезов,
уверовавших во  вседозволенность, блюститель новой  власти и  "гласа народа"
принялся  по  ночам  "бомбить"  буржуев.  Им  казалось,  что  от  соблюдения
правоверных  норм жизни, от  ответной пули законного сопротивления тех, кого
они грабили и убивали,  у них  есть избавление и  защита  - видимые доспехи,
сшитые из черной кожи, перетянутой ремнями, пулеметными  лентами, обвешанной
оружием.  Они, как древние рыцари, несли  на себе одновременно и  Щит и Меч.
Это  несложное сочетание в  скором времени станет символом вседозволенности,
откровенного бандитизма, успешно утверждаемых ЧЕКА. Невидимые латы  защищали
изнутри  тоже  -  то  была  тупая уверенность  в  справедливости  "диктатуры
пролетариата",  в  избирательности  коварства,  злобы,   мстительности.  Они
экспроприировали   эти    качества   из    исторической   схемы    поведения
человекоподобных  и  теперь  наслаждались  своим  новым  "правом"  -  правом
идиотов, не умеющих смотреть на  десяток лет  вперед. Им  страстно  хотелось
потреблять - "все и теперь".
     Так появилась  у  самозваного  чекиста  жилая площадь в центре  города,
некоторое  барахлишко,  да деньжата на  карманные  расходы, кое-что  удалось
отложить  и   "про  черный  день".  Его  более  длительному  восхождению  по
должностной  лестнице в  системе карающих  органов  помешали  семейные  дела
Сталина.  Когда  тот  покончил  с  иллюзиями "интернационального  брака", то
разуверился  и в  прочности политических устоев еврейства,  С этого момента,
кстати,  начиналось  внедрение  "пятого пункта". Эра великой мимикрии спасла
некоторых  благонадежных  граждан,  но  сильно  исказила  душевные  качества
преследуемых. Лютой  болезнью  предательства  и  приспособленчества заболело
практически  все  население  России, убереглись лишь  самые  стойкие.  Часто
пример  подавали  многочисленные  Нахтманы,  Наумовы,  Наумановы, Нахимсоны,
вылезшие  из  гомельской  глубинки, и  вовсю оккупировавшие  после революции
столичные  города.  В затылок  им дышали  разворотливые, прижимистые  хохлы,
агрессивные  татары, перебравшиеся из петербургских  дворницких -  квартирок
"под  лестницей" - на  вторые и  третьи этажи барских хоромов. Только теперь
вся эта новоиспеченная элита потащила за собой грязь и ругань коммунальщины,
доносительство  и уверенность  в  том,  что  все люди абсолютно равны  перед
палачом, то есть перед "диктатурой пролетариата".  Надо было  ковать железо,
пока оно  еще  не  остыло. И все сметливые  пролетарии  спешили  преуспеть в
"новой светлой жизни".
     Рейды чекистов, скорее всего, можно было несколько остепенить, возьмись
каждый  из  тех,  кого  принялись  трясти  по  ночам,  за оружие.  Надо было
приветствовать  ЧК выстрелами  из-за  дверей,  как  только  в  них  начинали
колотиться  "блюстители закона"  с бандитскими рожами.  Но у  "бывших"  была
сильна  тяга к законопослушанию и Божескому покаянию.  Им  все казалось, что
любая власть должна инстинктивно тянуться к Закону, а  не к бандитизму. Так,
видимо, мыслил и Николай Степанович  Гумилев,  когда его  вели  на расстрел.
Поэт-аристократ,  может быть, до конца и не верил в то,  что  расстреляют, -
думал попугают только.  А  покаяние  исходило из обычных  угрызений  совести
культурного   человека,   которому   всегда   была   не   по    плечу   ноша
исключительности, взваливаемая на него сразу после рождения.  Вот такие люди
и ждали, когда же дикари натешатся и угомонятся, поймут, что не хватит у них
ума  на   самостоятельное   управление  государством.  Бог   посылал  разные
предостережения бушующему  быдлу - и мор, и разруху, и войны. Но  только эта
кара  не  просветляла дебильный разум, а распаляла убогую  фантазию. В таких
рассуждениях  трудно не переступить  грань  объективности, почти  спаянной с
субъективностью. Я боюсь ненароком прогневить Бога.
     Припомнилась  почему-то   одна  передача  по  телевизору  о   семействе
известного писателя  Смирнова  -  того  самого,  который  дотошно раскапывал
"завалы" Брестской  крепости и вытащил из  небытия  имена многих героических
личностей. Два  его сына  дуэтом  обнажали  биографию через  воспоминания об
отце.  Он  якобы,  будучи  заместителем  секретаря  московской  писательской
организации,  участвовал  в развенчании великого русского  поэта Пастернака.
Один из сыновей каялся  за отца, другой отмалчивался с потаенным несогласием
с призывом к самобичеванию. И то сказать,  а какого черта надо было каяться.
Что, разве на совести Пастернака  не было грехов аналогичного плана? Кого он
защитил, против ареста кого из своих собратьев по  перу протестовал? Он даже
за Анну Ахматову толком не  заступился,  не повоевал. Были, конечно, грехи и
немалые на совести великого русского поэта.  Тогда в  телевизионной передаче
два сына Смирнова перебрасывали друг другу хлесткую фразу - "судили великого
поэта"! Кстати, величие поэта  - тоже вопрос спорный. Кто награждает званием
"Великий  поэт"?  Скорее всего,  только  читатели многих эпох,  а  значит  -
Безграничное  время  оценок и  испытаний. Я  -  сегодняшний читатель, как не
пытаюсь заставить  себя,  не считаю Пастернака  ни великим  гражданином,  ни
великим поэтом. По моему вкусу, и роман "Доктор Живаго" не свидетельствует о
величии писательского дара его автора. Но это не главное в данном споре. Мне
хорошо известно, что Пастернак жил,  соглашаясь с  теми правилами поведения,
которые ему предложили большевики. И судила его  писательская братия как раз
за то,  что  он  слукавил:  ел,  пил,  тосты  произносил  на  большевистских
банкетах, а потом  вдруг взял да исподтишка плюнул в тарелки присутствующим.
Он решил, видите  ли,  отказаться  от  выполнения принятых правил, взятых на
себя обязательств.
     Будь  диссидентом от начала  до  конца!  Но не  пытайся показывать фигу
молча, пряча ее в кармане. А, если уж ты страшно запоздал с "просветлением",
то  не  мечись,  не скули, прося  прощения, не отказывайся в угоду быдлу  от
Нобелевских почестей. Как раз именно их принятие  было бы достойным  ответом
своим оппонентам. Мне  страшно не нравится, когда простые смертные по доброй
воле прутся  на  пьедестал. Не приемлю  я  и тех, кто "служит великой  идее"
оправдания других  смертных, подставляя  под  их хроменькие ножки высокие  и
почетные постаменты, пусть даже  после смерти. Но я, все  же, оставляя право
за поэтом совершать свой выбор, не судья я ему, им руководили обстоятельства
и  высшие  силы, скорее  всего,  не  понятные мне сейчас.  История  во  всем
разберется сама! Не стоит спешить.
     Опять вспомнился мне мой Науманов - очевидным стал генезис его фамилии:
Наум в  переводе  с древнееврейского -  успокаивающий.  И так: врачующий,  -
вылечи прежде себя  самого!  Это сам Дьявол будоражил в  душе нашего деятеля
"пролетарские страсти" -  увлечение примитивным хамством, самовлюбленностью,
доходящей до парадоксов, не умением жить так, чтобы не мешать жить другим. В
маленьком полу-еврейчике, не сумевшем взять все лучшее от "Богом  избранного
народа",  но  прихватившем слишком много  из "капитала"  дурного  советского
воспитания и  пролетарской культуры.  Даже  совершая  мелкие дела и делишки,
достигая  подошвы  не  горы,  а   только   пригорка,  энтузиасты  с  высоким
самомнением требуют того, чтобы  их воспринимали, как гегемонов. Согласимся:
когда  долго  и  настойчиво  человек,  уподобясь  обезьяне,  карабкается  на
"вершину  дерева",   разжигаемый  уверенностью  в  том,  что   именно  такой
"памятник"   украсит  площадь  любимого  города,  то  происходят  немыслимые
нелепицы,  от которых окончательно  повреждается ум.  Мне  казалось,  что  я
быстро расшифровал причины психической болезни моего соседа по палате.
     Кстати,  и  от  фамилии  Нахимов тоже  тянется  понятийное  созвучие  к
Наумову,  Науманову.  Отсюда  растут когти смелой  догадки,  с  которой меня
познакомил один  из коллег  по работе. Речь  шла о том, что Павел Степанович
был  родственникам  ашкенази,  хотя  и  числился  одним из  четырех  сыновей
небогатого дворянина,  отставного секунд-майора из села Городок,  Вяземского
уезда, Смоленской губернии, владевшего 135 душами крепостных крестьян.  Я-то
больше, чем уверен, что Павел  Степанович  - соль земли русской, а значит на
большую половину есть татарин.  Но  не в "кровавых разборках" дело, а в том,
что адмирал был смелым флотоводцем. Он мужественно дрался на море и на суше,
оставив о себе вечную, незапятнанную память. По воспоминаниям современников,
это  был довольно высокий,  но  сутулый,  мужчина,  всегда  опрятно  одетый,
худощавый,  до фанатизма  преданный флотскому делу. Читал он много, ел мало,
страшно  тушевался перед  начальством,  но искренне  заботился о  матросах и
очень  любил  своих  молодых  адъютантов.  Но  упаси  меня  Бог,   допускать
какие-либо  скабрезности.  А вот каверзный ум медика может залететь не весть
куда!
     Опять мысленные раскопки завели  меня в  тенистые аллеи порока:  прошла
шеренга   Нахтманов  (ночной  человек),  Найманов,  Нахимсонов,  Наумановых,
Наумовых, много куролесивших  в своей жизни,  забывая про  все святое. Но не
потому, что  это  было свойством  их  генофонда, а скорее, от  смертности их
плоти. Грех доступен им, как и всем остальным. Однако у моего знакомца врача
возникла, практически, сумасшедшая  догадка: у П.С.Нахимова  не было семьи -
жены, детей. Он всего себя отдавал Флоту, погиб неожиданно, скоропалительно,
так что Бог мог и  не успеть подобрать ему достойную персону для переселения
души.  Тут  мог  и  Дьявол  покуражиться  -  подставить  подножку,  меняющую
траекторию  полета  души.  А вдруг,  да  и швырнул Господь Бог его  душу  по
какой-то такой параболе, что она шаровой молнией отлетела прочь от генофонда
Нахимовых и вторглась в родословную моего подзащитного - Науманова Вячеслава
Германовича. Ой, недаром, так  настойчиво борются врачи  всех специальностей
с,  так называемыми,  стремительными родами,  внезапной  смертью. Откровенно
говоря, никто толком не знает, что здесь первично, а что вторично. Толи плод
или новорожденный  "запрашивает" душу, толи неожиданно умерший посылает ее в
неведомый полет и  она выбирает себе для "вселения" новую плоть. Может быть,
врачи и  сами не догадываются,  что профилактика  таких  событий  Богу нужна
только  для того, чтобы  обстоятельнее осуществить переселение души. В таком
процессе "самотек" не допустим!  Однако оставим Богу суд праведный, а судить
Он  будет,  я почему-то в том уверен, по делам нашим. Как тут не  вспомнить,
перекрестясь:  "Блажен, кто  возьмет и  разобьет младенцев твоих о  камень!"
(Псалом 136: 9).
     А младенцы  наши  -  это, прежде всего, наши  окаянные  мысли и  мелкие
дела-делишки!  Пока я  погружался  в пучину  ветхой  философии,  мой  визави
распалялся все более  и  более -  мазал по  столу  и  отшвыривал  кашу в мою
сторону.  Прыть  была  боевая,  почти  адмиральская, словно  он  расшвыривал
картечь и книпеля,  то бишь специальные артиллерийские снаряды, уничтожающие
мачты, паруса,  снасти.  Нашему адмиралу  казалось,  что  он  ведет жестокий
морской  бой  -  у каждого  ведь  своим  игрушки! Вот  они примеры  бытия  -
унаследовал  что-то  Науманов  от  Нахимова.  Только  адмирал  был  высокий,
худощавый и сутулый, а  Науманов - сутулый, маленький и  пузатый. У адмирала
были мягкие  голубые глаза,  скуластое и живое лицо, наш же канцелярист имел
лунообразную харю, бегающий взгляд неопределенного цвета глаза, "павловский"
курносый нос, нагло  вскинутый в  поднебесье, делающий похожим его владельца
на  поросенка. Но  больше всего поражало выражение  лица -  мина надуманного
величия, так свойственного большинству шизофреников.
     Нахимов  был  чистюля,  умевший  даже в  жарком  бою  содержать  лиселя
(воротнички -  на  черноморском военно-морском  жаргоне) идеально опрятными.
Вячеслав  же  Германович   был  пижонист,  но  неряшлив  в  элементарном  до
безобразия.  У таких людей, как  правило, под белой рубашкой и  выглаженными
брюками отвратительно вонючее нижнее белье. Пижон,  например,  никак  не мог
взять в толк, что портить воздух кишечными  газами в комнате, где помещаются
еще и коллеги, неприемлемо, неприлично! Никто не имеет право отравлять жизнь
другому  проблемами  авторского дисбактериоза. Нужно  в одиночку  бороться с
бродильными  или  гнилостными процессами,  не обрушиваю кишечную и  душевную
вонь  на  обонятельные  рецепторы сотоварищей.  По этой причине  за Науманом
закрепилось прозвище  -  "скунс", "вонючка". Больничные  эрудиты  -  а таких
среди шизиков  хоть пруд пруди - учитывая еще и характерную прорезь ноздрей,
смело окликали Науманова по-латыни - "Conepatus".
     Прекратил мои  мытарства  четвертый сосед -  он  со  всей силы  трахнул
ложкой  Конепатуса  в центр оловянного  лба,  да, видимо,  так  сильно,  что
воспитательная акция  моментально  возымела действие: агрессор  скуксился  и
залился  горючими слезами.  Весь боевой  задор  предков  улетучился,  воздух
наполнился отвратительным зловонием, за  что последовал второй  удар ложкой.
Но иного обращения Конепатус и не понимал. Получилось все, как по Священному
Писанию  - "Первый человек - из земли, перстный; второй человек -  Господь с
неба. Каков  перстный,  таковы  и  перстные;  и  каков  небесный,  таковы  и
небесные; и  как мы носили образ перстного, будем  носить и образ небесного"
(1-е Коринфянам 15: 47-49).
     Тут,  как  из-под  земли,  появилась  Клара  Николаевна  и  моментально
отселила от нас плачущего агрессора. Так разошлись наши пути с Наумановым. И
слава тебе, Господи! Живут на Земле люди, наилучшей формой взаимоотношений с
которыми  является  -  полное  отсутствие  любых  взаимоотношений!  Вячеслав
Германович  был  именно  такой  персоной  -  persona   nongrata   для  мира,
наполненного деликатностью. Правда, сам он в это  не хотел верить,  за что и
страдал.  Если обычный человек придвигает свой стул  к  обеденному столу, то
Conepatus обязательно взгромоздит  его прямо на стол.  Он  и  тут  попробует
"восседать", как  "памятник  нерукотворный"!  У него такая истероидная форма
самоутверждения, почти, как  у эстрадного комика. По-видимому, запросы таких
персон идут еще и от сохранившегося в генетической памяти времени проживания
евреев  в  Египте. Затем  наслоились воспоминания  об  "исходе", о долгом  и
тяжком  путешествии  по пустыне.  Это  смешение жажды свободы  и  готовности
принять рабство, страха и гордыни, ума и глупости  пришло из далеких времен.
Обвинять  несчастных  в  преднамеренности "генетического  резонанса" нельзя:
тогда им приходилось  тяжелым  трудом добывать  кусок  хлеба или откровенным
предательством добиваться права на милость. Подобные уроки истории во многом
роднят еврейскую и славянскую нацию, а, если хорошо разобраться, то и другие
народы  тоже.  Никого  Бог -  или  Дьявол? - не  оставил  без тяжелых уроков
исторического  воспитания. Главное заключается  в том, какими  они  вышли из
этой   "школы"!  Память  старины  объясняет  Господне   предупреждение:   "С
милостивым Ты поступаешь милостиво, с мужем искренним - искренно, с чистым -
чисто, а с лукавым - по лукавству его" (Царствие 22: 26-27).
     Но  в нынешней  мирской жизни подобные "резонансные потоки" чаще  всего
утомляют  невольного  наблюдателя,  терпеливого  зрителя.  Самое  занозистое
испытание заключается в том, что трагикомические сцены не своевременны, не к
месту, они однообразны, сопровождаются многозначительными позами, громкими и
величественными  изречениями  - все  направлено  только  на  саморекламу.  Я
ненароком бросил взгляд на Клару Николаевну и обомлел: что-то отвратительное
почудилось мне. Мой ум,  насыщенный художественным верхоглядством, долго  не
мог  уловить  сердцевины  впечатления,  потом  все  встало  на  свои  места.
Вспомнилась  книга  того   самого  эскулапа-литератора:  в  ней  он  делился
ощущениями  по  поводу  одной известной  личности  женского пола.  Была  она
прокурором маленькой благополучной страны, в которой и потрясений-то никогда
серьезных не  было. Ну, разве только  Александр Суворов с  небольшим войском
перевалил через горы - туда и  обратно.  Причем, великий  полководец оплатил
все издержки и  нанесенный  урон  цивилизованной  державе с  лихвой. Расчеты
велись золотой монетой из государственной казны могучей  России,  начинавшей
задавать трепку зарвавшимся французишкам.
     Та   прокурорша   чем-то  напоминала   мне   и   Науманова,   и   моего
врача-психиатра,  одновременно.  Страсть   к  карьере   ради  удовлетворения
честолюбивых замыслов виделась мне. Бабе-дуре очень хотелось прославиться на
весь  мир,  приковать  к себе внимание.  Морда-то у  нее  от самого рождения
"кирпича просила".  Мужским  вниманием  дама была, естественно,  обойдена  -
отсюда желание  компенсироваться в социальном  плане. Но есть Бог!  Пыталась
она прихватить нашего красавца славянина за мифические "кремлевские грешки",
а  он  возьми  да  и соскочи с крючка.  Попробовала бы  она прихватить семью
Кеннеди,  нажившую  свои капиталы  на беззастенчивой  торговле  самогоном  в
период  сухого закона в  Соединенных штатах. Ей бы быстро указали на место у
порога.  А  тут  разошлась  почем  зря!  Потом  ведьма  принялась  "строить"
президента Югославии: похитила его  из отечественного каземата,  притащила с
помощью неких  говнюков  в Гаагу,  валяла  в грязи!  Но события  в мире  так
развернулись,  что тот человек,  по существу, оказался  реабилитирован. И то
сказать,  он же  одним  из первых  взялся  всерьез  бороться  с религиозными
фанатиками, террористами в своей стране. Вот и получается, правое дело имеет
поддержку  Божью.  Но  за  что  берешься  грязными  руками,  то  не  дается,
выскальзывает - никак не довести каверзу до  желанного конца! Никакая, пусть
самая изощренная курва, не может победить  Божью волю,  не  поможет в  том и
содружество  с самим Дьяволом. А все потому, что жизни всех живущих на земле
взаимосвязаны, зависимы. "Не может глаз сказать  руке: "ты мне не  надобна";
или также голова ногам: "вы мне не нужны" (1-е Коринфянам 12: 21).
     Санитары ввели нового постояльца. Этот  немолодой, несколько исхудавший
мужчина, с умной собачьего образца мордой, представился сам:
     -   Федоров   Владимир   Георгиевич,    доцент    кафедры    математики
Санкт-Петербургского Университета, прошу любить и жаловать.
     - Ну, пожалуй, жаловать мы тебя будем, но любить... Даже и не мечтай! -
выразил общее мнение  тот,  кто умел  ловко использовать  ложку, как  оружие
нападения и защиты.
     Кстати, звали бойца  Василий  Сергеевич Иванов, служил  он охранником и
шофером в одной из коммерческих фирм. Помутился его рассудок после того, как
он увидел, какую зарплату в долларах получает шеф фирмы. Василий, по "Житиям
всех Святых", означает царский, великий. Но величина зарплаты шефа оказалась
"величественнее" представлений о справедливости, воспитанных еще в советские
времена  у отечественного  Василия. Обстоятельства, свойственные современным
преобразованиям  жизни страны, коварно надругались над разумом  простецкой и
доверчивой личности.
     Боковым  зрением   я  усек,  что   Дмитрий  Александрович  наблюдал  за
происходящими событиями зорким глазом,  исподтишка выглядывая  через щелочку
умело сложенного одеяла, накинутого на явно больную голову. Доктор следил за
нами. Оно и понятно: надо же дать  оценку тем  людям, с  которыми готовишься
"идти в разведку", или, как в нашем случае, проводить ночь в общем замкнутом
пространстве.  Бывают случаи, что отход  ко сну превращается в беспробудный,
то есть вечный, сон. В  лечебницах для душевно больных собираются в основном
люди ненадежные, нервные, непредсказуемые.
     Я высоко оценил  "партизанские  качества" моего соседа, но заметил, что
глаза  его блестели  не только любопытством, но  и смехом, а потешаться  над
Богом обиженными - грех! Однако у каждого человека могут  быть недостатки  -
совершенных  людей   нет.   Так   будем   терпимы   к   тотальному   земному
несовершенству.
     Владимир  Георгиевич,  представившись,  естественно,  ждал   и  от  нас
аналогичных   встречных  шагов.  Лицо  его  выражало   заинтересованность  в
получении  биографических  сведений -  это было очевидно, как дважды  два  -
четыре! И я решил расшаркаться первым, но тут у меня произошла заминка - мне
никак не удавалось  вспомнить, кто я и чем занимался на воле. Ужас объял мои
мозговые  клетки -  вихрь и  мрак нависли над  бедной  моей  головушкой!  На
выручку пришел Василий Сергеевич - тонкий человек, добрейшая личность:
     -  Коллега, не дрейфь ты слишком, все мы здесь свои люди. - вымолвил он
по-отечески задушевно. - Соберись с мыслями не спеша, все образуется. Ну же,
родимый.
     От вежливых, заинтересованных слов, словно  бы груз или тяжелый камень,
свалился с плеч, и я все вспомнил.
     - Зовут меня Гольцов Николай Сергеевич, а по образованию я художник, то
есть окончил Академию художеств. - поправился я. - Но как  истинный художник
не состоялся,  а потому  работаю  по  смежной специальности - преподавателем
черчения  в Нахимовском училище.  Учу будущих  моряков  чертить  винтовочный
затвор -  в сборе и  в  разборе, то есть по отдельным деталям. Это, говорят,
должно очень им пригодиться в дальнейшей морской службе.
     В  ходе  долгого разговора  - по моим меркам,  естественно,  - я сильно
истощил  свой интеллектуальный ресурс,  а потому  затих на  время. Но, чтобы
меня поддержать, отзывчивые соседи  по палате зааплодировали! Присоединились
к  общим  хлопкам  и звуки,  исходящие  от ладошек  Дмитрия  Александровича,
специально  для  этого соизволившего  выбраться  из-под  серого  больничного
одеяла.  Слезы восторга  и  признательности потекли по  моим  щекам. Все  же
сентиментальность -  черта  истинно  русского характера, особенно откровенно
проявляющаяся у  носителей элитных добавок генофонда,  скажем скандинавского
или  немецкого  свойства. Так я думал,  вытирая  кулаком  слезы  умиления  и
размазывая по ноздрям и надгубью сопли восторга.
     День вприпрыжку бежал к обеду,  а сегодня от 14 часов был день встреч с
родственниками  -  значит  грядут  объятия,  поцелуи,   лакомые  пощипывания
привычных телес  благоверных  и  принятие незатейливых  продуктовых передач.
Больше всех, почему-то, волновался Иванов. Очень скоро его ажитация достигла
самого верхнего градуса.  Наше любопытство тоже не дремало.  Вот в  панораме
окна, к которому, как муха к меду, приклеился наш "ласковый и нежный зверь",
показалась дородная  молодуха. Габариты  ее тела были таковыми,  что  трудно
представить ее лежащей в  супружеской  постели -  любая  двуспальная кровать
будет  казаться  узкой армейской койкой. Это был  еще тот  феномен!  Василий
Сергеевич  подпрыгивал  на  месте, хлопал себя  по бедрам, диковато хохотал,
оглядывался на нас как-то особенно страдательно, подвывал и барабанил одно и
то же женское имя - Соня, Соня, Сонечка!.. На него нельзя было обижаться - в
нем бурлил и клокотал животный зов предков. Мне почему-то  вспомнились слова
из Второй Книги - "Царствие" (3:  8): "Авенир же сильно разгневался на слова
Иевосфея и сказал:  разве я  - собачья  голова? Я  против  Иуды  оказал ныне
милость дому Саула, отца твоего, братьям его и друзьям его, и не предал тебя
в руки Давида, а ты взыскиваешь ныне на мне грех из-за женщины".
     Словно  отвечая на мое недомыслие, Василий сделал попытку взобраться на
подоконник, скорее всего, для того, чтобы помахать интимным  органом. Но для
этого  прежде  пришлось  бы  выдавить стекло,  вырвать  решетку. Как все  же
меняется человек даже при приближении, только намека на похотливую радость -
а что же с ним  происходит в ходе непосредственного контакта с любимой?.. Об
этом можно было только догадываться. Но не с моим воспаленным умом впадать в
такие крайние фантазии.
     Мы общими усилиями, уговорами  старались притушить властный  внутренний
порыв,  потому  что  боялись потерять этого неплохого  парня.  Железная рука
Клары  Николаевны не знала пощады. Она вполне  могла вырвать  из наших рядов
Василия, сославшись на нарушение дисциплины. Мы постепенно  прозревали и уже
стали понимать, что у Николаевой имеется свой метод - она тасовала списочный
состав отделения,  ориентируясь  на внутренние признаки, но не пациентов, не
их болезней, а исходящие от каких-то своих представлений. В ней "пел песни",
крутился, журчал собственный, особый психологический гирокомпас!
     Опять подумалось о последователях адмирала Нахимова - славных юношах. В
их воспитании  и  я  принимал  посильное  участие.  Но о  тяге  к  мальчикам
поговорим как-нибудь на досуге, а сейчас - только о серьезном. Вот и адмирал
Нахимов  умел  же  дифференцировать  любовь к  флоту и тяготение  к  молодым
адъютантам.  Такой  мягкий  грех  легко  воспитывается  в  тесном  юношеском
коллективе, каким и является любой кадетский корпус. Но на примере тяготения
Василия к противоположному  полу  все даже теоретические отклонения от нормы
угасали  сами собой. Я пробовал  настроиться на "близкое" - на феноменологию
лечащего врача. Правда, одна неудачная попытка у меня уже была, однако,  как
ни странно, я не сумел сделать правильных  выводов. Мысли лениво заплясали в
полуоборот  к  действительности,  но  быстро  остановились.  Я  понял: Клара
Николаевна выходила за пределы моих  сексуальных изысканий. Надо думать, что
только  огромное  опасение  за  демографические  перспективы  Родины,  могло
заставить меня согласиться на соитие  с  такой особой. Порок  в мыслях - это
больше,  чем  порок во  плоти! И  интеллигентный человек,  с  художественным
академическим образованием не пойдет на попрание святынь. Тогда  кто же она,
способная  взять  властной рукой  за самое сокровенное и болезненное? На ком
сконцентрировать виртуальный  сексуальный поиск, дабы  не отставать от  всех
нормальных людей, от моих коллег-психов, наконец? Где найти допинг, подобный
увлечению Василия? Люди, где вы? Ау!..
     Но опять...  Опять скачка мыслей! Не о кларином сексе речь  ведем,  а о
внутренней  классификации!   Я  поймал,  наконец-то,   нить   размышлений  и
приосанился.  Надо  думать, что  шифр,  ключ к  ее  классификации был  давно
потерян  даже  для  нее самой, а потому она действовала по  наитию. Сегодня,
например, ей вздумается  собрать  в одну  палату  всех  тех, кого она решила
лечить  электрошоком  или  лошадиными  дозами аминазина. Николаева  была  по
совместительству правозащитницей,  а  за этим  обликом  может  быть спрятано
любое  преступление,  любое  характерологическое  отклонение  от  нормы.  Мы
берегли  свой  больничный  микромир,  с  таким  трудом  созданный  по  чисто
случайному  совпадению  наших желаний  и особого настроя  лечащего врача  на
перекомпоновку восьмой палаты. За всем следил Бог, и это придавало нам силы,
воодушевляло веру!
     На  встречу  с родственниками выводили по  одному:  первым мы  поручили
встретиться со своей подругой Иванову. Вернулся он окончательно замороченный
глубокими  чувствами.  И  то сказать, крупногабаритная секс-бомба  была  его
зримой и тактильной собственностью. Он проверил  ее на ощупь со всех сторон,
снаружи  и   изнутри.  У   него   не   осталось  сомнений  в  том,  что  эта
"собственность" все еще существует и  принадлежит только ему одному.  У него
не было долларов, как у его начальника, но  было нечто большее - по весу, по
объему, по аккумулированному животному теплу - и он дорожил тем, чем  владел
и от чего  мог  получать наслаждение. Он дорожил предметом своей неукротимой
страсти. Я не позавидовал бы человеку, сделавшему  попытку увести  из чужого
"стойла" этот самодвижущий агрегат. Иванов после свидания прилег на  койку в
обнимку  со  своими  видениями,  укрылся  с  головой  одеялом   и  задушевно
онанировал еще дополнительно  - видимо, несколько раз. Рука у  этого крепыша
была  неутомима!  Сколько именно  было  актов,  мы  не считали,  не  решаясь
вторгаться в сугубо интимную жизнь нашего собрата по несчастью, упивающегося
маленькими пододеяльными радостями.
     Как-то  так случилось, что  "лихоманки"  остальных  трех  пациентов  не
явились  на  свидание, что вызвало  грусть,  а потом и  подозрения. Шутка ли
сказать, ты страдаешь, лежа на больничной  койке,  от недомогания,  мысленно
доводя  его до фазы  смерти  только для  того, чтобы прикинуть  в  красочной
форме, как будут горевать  близкие, а их  и  нет вокруг. Никто не собирается
верещать с натугой от горя, биться головой о крышку  гроба, причитать -  "на
кого  же  ты меня покинул".  Я, кстати, страшно не  люблю похороны, стараюсь
всячески  их  избегать.  Впрочем,  я не люблю и свадьбы:  мне  кажется,  что
невеста в  белом очень похожа на покойницу -  впору в гроб класть. А женихи,
по моим наблюдениям, все, как один, выглядят круглыми идиотами.  Ну, а когда
вся эта лихая компания напьется  до поросячьего визга, то начинаются нелепые
причуды - впору иконы со святыми выносить!
     Наши  дурехи  даже  не  соизволили  явиться  на торжественную  акцию  -
"впускной  день".   Они  не  захотели  ублажить  страждущих.  Погрустив,  мы
насладились другими мужскими играми - задушевной беседой, которая тоже, если
ее  проводить  с  толком,  с  чувством,  с   расстановкой,   воодушевляет  и
способствует поддержанию эмоционального гомеостазиса. Тут я поймал  себя  на
мысли,  что,  попав  в  психиатрическую  лечебницу,  стал часто  употреблять
заумные выражения, особые  словечки, каких  раньше  просто  дичился. Видимо,
правы марксисты: форма,  порой, определяет и содержание!  Облака  пессимизма
неожиданно разогнал Иванов  - он закончил свои неотложные дела под одеялом и
появился на  свет  Божий, как огурец. Попросив  внимания, Василий  Сергеевич
прочитал нам свой стихотворный экспромт:
     
 

     Простые откровения 
 

     но мой "интеграл" - металл! 
 
 

     не портят вдохновения. 
 

     Пришел искушения зов - 
 
 

     Но слезы любимой - 
 

     и "якорь" к подъему готов. 
 
 

     взорвут, словно миной. 
 

     Луч бьет из созвездия рака: 
 
 

     Удара, интриги ждешь, 
 

     в клетках возникла драка. 
 
 

     сердце напалмом жжешь. 
 

     Кто победит не знаю - 
 
 

     Моя несравненная Соня - 
 

     в дебри наук не влезаю. 
 
 

     страсти мужской погоня. 
 

     Уверен: все образуется скоро, 
 
 

     Я для нее еще ребенок, 
 

     в хирургах - моя опора! 
 
 

     не вылезший из пеленок: 
 

     Жизнь расцветет, как в Раю, 
 
 

     лицом худ и телом мал, 
 

     Я песнь соловьем запою! 
 
 

     Мне  стало  ясно,  что на  данном  отрезке  времени марксизм отходил  в
сторону, а на  авансцену торжественно выступала мистика. Не было оснований у
Дьявола произнести язвительно: "Искушали Бога в сердце своем, требуя пищи по
душе своей,  и говорили  против Бога, и сказали:  "может ли  Бог приготовить
трапезу в пустыне?" "Трапеза" уплыла вместе с супружницами. Слов  нет, очень
хотелось заглянуть  хоть  одним  глазком  в их  мир,  узнать, чем же это так
увлеклись   наши   стервы,   что   не   прибыли   на   свидание.    Оставили
неудовлетворенными "единственных и неповторимых", данных Богом в усладу, для
сладкого  греха  и  в  наказание. На  наше  счастье,  человек с расстроенной
психикой  быстро забывает  о  превратностях  судьбы  и  о  мелких  бесовских
шалостях. Все пройдет, перемелется - мука останется!
     Поэт всегда остается на службе - у рифмы, метафоры, аллегории. Могли ли
мы  думать,  что  Василий  Сергеевич  так  органично  сочетает  незатейливую
животную  страсть  с  практически  параллельным стихосложением,  то  есть  с
духовным полетом. Оказывается все возможно, если очень надо и очень хочется.
Не  прошло  мимо  наших  ушей и  то,  что в стихотворении припрятаны  тайны,
выходящие  за  пределы  нашей  информированности  -  что  это  за намеки  на
"созвездие рака"  (упаси  нас  всех от  страшной болезни!),  откуда  взялись
"хирурги" (мы  же в психиатрической,  а не  в хирургической клинике!), почем
стоят "клеточные" метаморфозы и прочее?  Но в остальном, с учетом скорости и
условий для творчества, -  совсем  неплохо для  охранника-шофера. Сколько же
еще талантов разбросано по бестолковой Российской земле!

1.2

     Только в субботу явились к нам на свидание наши  домашние "мочалки". Мы
пристально вглядывались в их лица,  пытаясь прочесть донос  "доброжелателя",
но  следы греха не  находились,  и не было  предлога для вящего вразумления.
Женские лица  были обычные, будничные, усталые  от  продолжительной  рабочей
недели,  от  постоянной  нехватки  денег,  от  уличной  грязи  и  трамвайной
грубости.  Хорошо еще,  что  они не приволокли  с  собой  сопливых  детишек,
которые  идут  навещать отца,  как  на  цирковое  представление.  Их  больше
интересует то, на какой  кровати отец спит, что ест, на каком горшке тужится
и как выглядят  ранки на  ягодицах от уколов.  Душевная мука  родителя их не
интересует.  Потом дите быстренько трескает всю подряд передачу, принесенную
тебе женой и начинает кукситься, торопиться домой.
     Первой  явилась  к  Дмитрию  Александровичу жена  Клавочка. Спору  нет,
аппетитная  попка,  но очень уж  сурова разговаривала  она  со своим  ученым
супругом - словно  бы  наставляла его в чем-то, учила уму-разуму, требовала,
чтобы не дурил, не уходил в болезнь, быстрее возвращался  домой. Но разве же
так можно? А вдруг  настроения у  Димыча другие - мы на второй день уже  все
перешли на  "ты" и откликались на сокращенно-ласкательные  имена. Оно так  и
было:  хотелось  человеку   отдохнуть  от  семьи,  поразмыслить  о   теориях
медицинских,  восстановить  душевное  равновесие.   Для   того  Димыч,   как
говорится,  и сменил  обстановку. На  работе  его доставали последнее  время
плотной педагогической  нагрузкой и заполнением всяческих  бумажек по поводу
выполняемой докторской  диссертации, а человек накануне перенес,  почти, как
я, страшную инфекцию. Димыч чуть-чуть  коньки  не отбросил.  "Желтый дом"  -
лучшее  место для поправки  здоровья, отдыха от  мирских забот  и  всяческих
треволнений.  Подумать только, здесь можно выкинуть любое коленце и никто не
удивится,  не призовет  к порядку.  Наоборот, сестры доложат  все  в деталях
лечащему врачу,  а  те  в  свою  очередь  обсудят  информацию  с  заведующим
отделением  и  постараются  "расшифровать"  тайные  знаки, стигматы болезни,
загнанной суровыми социальными условиями глубоко в клетки.
     Нам   всем  клеили   скромную  "шизуху".  Но  шизофрения   -   занятное
заболевание,  способное прямо из преморбида - из скрытых предвестников, - не
считаясь со всеми  стадиями течения, рвануть  сразу в  развернутую форму, да
такую многоцветную и  молниеносную, что  и знатный  консилиум  академиков ни
черта не  разберет.  Этого,  видимо, Клавочка как раз  и  боялась,  а потому
наседала  на Димыча,  долбила его и строила на свой женский  манер. А  лучше
задала  бы  себе  вопрос: "какой  смысл  мужа  строить,  когда  шизофрения -
заболевание неизлечимое". Вся надежда только на то, что ошибутся  эскулапы и
поставят не тот диагноз. Естественно, повод для волнения у Клавочки имелся -
ведь у нее с Димычем был сын. А шизофрения,  как правило, наследуется,  если
уж  не по доминантному, то есть от отца  к  сыну, то по рецессивному-то типу
абсолютно точно. Ее клише может  открыться у внука, правнука,  у соседкиного
сына - но для того, естественно, необходимы известные сопутствующие моменты.
Правда, Димыч колотил себя  в грудь  и стоял на  своем, как Олег  Кошевой  и
Сергей  Тюленин  на допросах в  фашистских застенках. Ему  казалось, что  он
перенес  реактивный психоз,  спровоцированный  тяжелой  инфекцией. И  сейчас
тянутся за инфекцией  большие хвосты в  виде вычурного  невроза.  Все это  -
остаточные  явления  массового  избиения  клеток  коры   головного  мозга  и
эндокринной системы.
     Для Клавочки  такая  версия  - тоже  была  спасением. Но  она,  хоть  и
вечерний,  но закончила Санитарно-гигиенический медицинский  институт.  Врач
"по классу рояля" - так  смеялся над  ней Сергеев. А от  перегрузки женского
интеллекта высшим образованием  толка не будет. Свербили голову сердобольной
супружницы  разные   коварные  клинические   сомнения,  которые   искали   в
тонкостенной головке, но не находили, окончательного выхода. Ее утиный носик
склевывал сомнения, как ленивая и сварливая птица привычно  подбирает зерна.
Но она,  в силу ограниченности образования и  клинического опыта,  не  умела
дифференцировать  тонкие  признаки,   а  потребляла  все  подряд,  оптом,  в
огрубленной  форме  - и плевелы  и  отборные зерна и завалявшееся,  высохшее
дерьмо.  Сдается мне, что  ожидаемой ласки  Димыч  так-таки и не  получил, а
только заработал головную боль на весь оставшийся вечер.

     Милая, добрая Клавочка,
     для тебя готова палочка.
     Прекрати меня пилить! -
     время жажду утолить...
     Снова демон разыгрался,
     куража чуток остался.
     Кобелиное пристрастье
     разворачивает снасти...
     Все!!!
     Снимай трусы мгновенно
     и веди себя примерно,
     поощряй мою мечту -
     Льва заманим в Пустоту!

     Можно было  бы все  снять скромной выпивкой,  но  кто же  в доме скорби
принимает  алкоголь. Так  нам  казалось  тогда,  ведь мы  еще  не  до  конца
огляделись!  Здесь успокаиваются  транквилизаторами,  да  строгим постельным
режимом. Медицинские  сестры  не  вступают с психами в  близкие отношения, а
потому спиртиком разжиться на халяву  практически невозможно. Тот прощальный
истерический  поцелуй,  вмазанный  Клавочкой  в зовущие  губы  мужа,  больше
походил  на  пощечину, чем  даже  на  обрывок ласки. Расставание  получилось
чем-то  средним между  коитусом-интерруптус, то  есть  прерванным  на  самом
интересном месте, и  прощанием двух боксеров на  ринге после защиты обоюдной
"ничьей".  От  таких  прощаний  прямой  путь  в  отделение неврозов,  работа
которого лучше всего организована в институте психиатрии имени Бехтерева под
руководством   профессора  Бориса   Дмитриевича  Карвасарского.  Димыч  явно
грустил, и это томное чувство перелилось у него в стихотворные строки.
     Нет слов,  в  стихах, на мой вкус, излишне интеллигентских, было  зримо
слияние  иносказательной анатомии и вычурной психологии, места же для  голой
физиологии практически  не  осталось. А  это большой проигрыш для  истинного
поэта  -  поэзия должна  уносить в ирриальный  мир. Поэт не может  толкаться
заодно с кричащими торговками на базаре жизни, ему  нет  дела до  народа, то
есть - до соли земли! Но Димыч, горемычный,  не совершенствовал стих, а тихо
лил слезы и методично  бился  головой о  стену. А в окно заглядывала  желтая
осень, накрапывал нежный дождь  и  птицы готовились  к  дальнему перелету на
иностранный Юг. "Все дышащее да хвалит Господа! Аллилуия" (Псалом 150: 6).
     Вторым ушел  "на задание" математик Вовик - так мы  его  окликали, и он
отзывался без обид. Прилетела к  нему птаха легкая  и  звонкая, как журчание
весеннего  ручейка. Была Алевтина его гражданской женой.  Вовик находился  в
состоянии   затянувшегося   развода  со   своей  прежней   супружницей,   не
удовлетворившей однажды  его  математико-постельные  запросы.  Он  почему-то
попытался во время  полового  акта извлечь из нее  корень,  и  она это скоро
заметила.  Дисгармония и  подвигнула  покорителя  точных  наук на  контакт с
молоденькой аспиранткой, которую терзали не только  математические  формулы,
но и  плотские  чувства. Теперь  молодая  женщина  извлекала  из  него  куб.
Университетское образование всегда, во  все века, во всех городах и странах,
способствовало разврату. Попадая в  орбиту университетской вседозволенности,
как  мужчины,  так  и  женщины, студенты  и преподаватели, приобретали навык
исключительно полигамного или раскованного технически существования. Времена
Михаила  Васильевича  Ломоносова  прошли,  хотя  университет  его   имени  в
Санкт-Петербурге и остался. Некому было  теперь хранить верность своей немке
-  в  том  числе и  на кафедре немецкого языка.  Там,  на всех  факультетах,
происходило   смешение   народов,   селекция  многоверстного  генофонда.   А
верстателями новой биологии были алкающие знания современные оболтусы, среди
которых,  вестимо,  мелькали  и одаренные  личности. Одной из таких  "надежд
отечества"  был доцент Владимир  Георгиевич  Федоров -  на  первую  половину
татарин, на вторую - русский.
     Молодость  всегда  стремится ломать  преграды.  Алевтина,  несмотря  на
хрупкость конституции, была "лихая девчонка". Их встреча  была бурной: Вовик
пытался   остановиться   у  ворот   геометрии  Лобачевского,   но  Алевтина,
зажмурившись   от   восторга  общения  с  "отголоском"  интеллекта,  все  же
изловчилась и ввергла нашего математика в пучину порока.  Она основательно и
страстно  владела  "твердым телом"  своего  научного  руководителя, старшего
товарища, минимум  пятнадцать минут, которые, как они оба  потом выразилась,
показались  любовникам вечностью. Молодость же поволокла стареющего  мастера
размножения  цифр к  вершинам плотского  вопля  с  такой бешеной  силой, что
психика его  была  поколеблена, а позы менялись. Бином  Ньютона  вышибла  из
головы математика простенькая аллегория "наездницы", мечущей на скаку стрелы
безумия, искры  рубиновых грез и мелкий  генетический  сор,  всегда  летящий
из-под копыт бешено  скачущей амазонки. Университет  -  это  великое учебное
заведение, но глядя на сегодняшнего его  ректора - к слову  сказать, женщину
по внешнему облику, - я  лично никак не могу  себе представить ее "житейскую
мудрость"!
     Мы на всякий  случай  отвлекли  дежурную медицинскую сестру  некоторыми
разновидностями   агравации,  возможности  которой   у  косящих  под  психа,
практически, всегда безграничны.  Доверчивая  дева  в  белом  халате,  четко
оформляющем стройные  линии  ее  тела, в изящной шапочке, украшенной красным
крестиком, оставила влюбленных в покое в комнатке для встреч. Нестройный хор
подвываний и игривого говорка, всегда присутствующего  в атмосфере отделения
психиатрической  больницы,  маскировал  отдельный вопли влюбленных.  Сложной
музыке  нашей "капеллы" не хватало лишь католического органа.  Но на  помощь
пришли  иные  охотники  до звуковых  восторгов. Кто-то из больных заиграл на
губной  гармонике,  а   другой   ударил  по   тумбочке,  как  по   барабану.
Множественные, методичные  контакты  бесчувственных  к боли голов с  дверями
палат  с  внутренней  стороны  дополняли  гармонию,  выводя  ее  на  уровень
аранжировки под народные инструменты. Как удавалось двум слившимся в экстазе
математикам выдерживать  функциональный ритм  в  такой  звуковой  какофонии,
трудно  даже  себе представить. Там,  напротив окна с  грязными стеклами,  у
исписанной  похабщиной  ящеричного   цвета  стены  притулился  скромный,  до
основания  раздолбанный диванчик.  На  нем-то и происходили скорые соития  с
пришелицами из мира здоровья в стан психического неблагополучия. Алевтина  в
прямом и переносном смыслах оказалась на высоте!
     Вовик вернулся  в  палату с  тихой улыбкой,  мелькавшей на  выглаженном
чувственными  трудами лице. Трудно  было  определить, где она  зарождалась и
куда убегала, -  губы-то были  бледными и слегка вздрагивали. А в отрешенном
взгляде  все  еще  теплился  особый  блеск,  отдающий   сумасшедшинкой.   От
основательно  согбенной  фигуры  - словно из тела  вытащили  позвоночник,  а
оставили лишь связочный аппарат, - веяло аморфностью,  умиротворением, руки,
отяжеленные  большим пакетом  с фруктами,  слегка  подрагивали.  Он выглядел
каким-то ни  от  мира  сего человеком. Глядя  на него, я  почему-то вспомнил
орфографический   афоризм,   которым   неоднократно  тешила   нас  в   школе
преподаватель русского языка и литературы Наталья  Владимировна Дубровина  -
замечательный педагог и нежнейшей души человек - пусть земля ей будет пухом!
Вот он: "Шел  дождь и два студента: один в пальто, другой  - в университет".
Вовик сейчас  походил на того самого "студента" без мозгов, без компаса, без
ориентации  в  пространстве  и во  времени:  он  шел  и  "в  пальто",  и  "в
университет" одновременно, не замечая дождя. Формально Вовик присутствовал в
реальности, но имманентно, то есть внутренне, он находился в ином измерении.
Видимо,  так  выглядит  правоверный мусульманин, творящий Зикр - молитвенную
память о  Боге,  повторяемую бессчетное  число  раз. Нет, нет! Я оговорился.
Ошибочка вышла. Скорее,  на трансцендентном уровне кто-то  вел подсчет числа
особых молитв. Давно известно,  что мистическими свойствами  обладают цифры,
стоящие  в  особом  ряду - 3, 7, 15, 50, 70, 1000. Вовик, скорее  всего, уже
перешагнул через 70-тый  рубеж, но задумал достичь и цифры 1000. Ведь он был
математиком и "цифру"  чувствовал по особому, не как все остальные люди! Это
означало, что  Вовика трогать, отвлекать нельзя.  Надо учитывать, что зикр -
это мечь, которым правоверный грозит своим врагам. Вовик грозил не Алевтине,
конечно. Он  отпугивал возможного врага - покуситетля на его "единственную и
неповторимую". По  домыслам мистиков,  зикр -  первый  шаг  на пути к любви,
любви особой, Божественной!
     Сильное чувство, всегда возникающие по воле Бога,  видимо, разбудило  в
математической голове  биологические  ассоциации. Такие  вещие думы занимали
Вовика до глубокой ночи: математик прикусил язык до крови, и было видно, как
пар  валил от его головы,  занятой напряженными размышлениями. Я наблюдал за
ним  скрытно и  почему-то  вспоминал старую байку про головной убор  красных
конников,  называемый "буденовкой". Один хохмач спрашивает у другого: "Зачем
на буденовке сверху образована высокая пипка?" Ответ: "Это для того сделано,
чтобы пар выходил из  мозгов,  когда большевистский  конник думает".  Что-то
подобное сейчас творилось с Вовиком, только вместо буденовки над его больной
головой светился ярчайший нимб.
     Теоретик не произносил ни единого слова весь  вечер и ночь, но при этом
не смыкал глаз. Только  на следующий день, поздно вечером,  уже после отбоя,
Вовик раскололся, очаровав нас заманчивой теорией сакраментального значения.
Жаль, что этот  полет мысли, совмещенной с  чувством, состоялся так поздно -
не  вчера  вечером,  а  только сегодня.  Поспеши  Вовик с оформлением своего
научного  багажа,  и нас  бы  встретила  распахнутыми объятиями  творческого
восторга  незабываемая  ночь  уже  на  сутки  раньше.  Ночь  изысканных  мук
творчества  и  изящных интеллектуальных  откровений,  равным им  может  быть
только бескорыстная, пламенная любовь к Богу. Вспомнились древние персидские
стихи  - творение суфий: "Я не существую, но все зло от меня;  не существует
ничего, кроме Тебя, но все благое от Тебя". Стихи, естественно, обращались к
Богу!  Конечно,  лучше  всего они  звучали на  персидском, а не  на русском.
Арабские языки больше  подходят к стихам мусульманских мистиков, нежели язык
православных народов, но  заимствовать вековую мудрость имеет смысл из любой
копилки.
     А пока, ничего не ведая об открытие  математика, мы продолжали блудить,
иначе говоря, толочь воду в ступе. Уже наступило воскресенье и, пока суть да
дело, на  встречу  со  своей "Соней-Сонечкой" пошел  повторно Василий.  Надо
сказать,  что  тяготение  к  крупным  формам  -  это  косвенный  признак  не
шизофрении, а надвигающейся  эпилепсии. Иванов был  предупрежден: не  делать
попыток использовать прелестный диванчик  в комнате свиданий в качестве ложа
для  кратковременного  пребывания.  Ясно,  что  никакие казенные  пружины не
способны  выдержать тело  бегемота, пуст  даже  женского  пола.  Вася только
многозначительно   хмыкнул  в   ответ   на  наши   предупреждения  и  сделал
многозначительный, успокаивающий жест. У него, оказывается, был  свой метод,
для которого  диванчики  были не нужны. Поза  "коровы", как говорят французы
"аляваш",  -  вот  она  мечта  простолюдина,  страдающего  эпилепсией.  Вася
отдавался страсти, крепко стиснув зубы, ну а его партнерша никогда и не была
настоящим  партнером -  она  была  вечной  молчальницей в  сексе.  Ее только
забавляла  страсть  "суженного",  но  не  увлекала и  не  вела в  неведомое.
Удивительно   милое   сочетание:  настоящий  славянский  корень,  крепыш   и
мордовская задница необозримых масштабов. Но  сказано мудрыми: "Любовь зла -
полюбишь и козла"!
     Моя несравненная явилась поближе к вечеру - у нее было "много работы по
дому". Надо сказать, что до сих пор мы живем  с ней как бы врозь - по разным
квартирам,  детей  не  имеем.   Мой  брак  со  Светланой   -  четвертый   из
зарегистрированных  и   восемнадцатый   из  свободных   содружеств.   Прочие
мимолетные  связи я  не засчитываю. Каждый раз,  пытаясь подбить бухгалтерию
мимолетных  связей,  я сбивался  на трудно  воспроизводимой цифре.  Но брать
слишком  много  на  себя  не  хочется,  а  маскировать  грехи,  ссылаясь  на
беспамятство, - это не в моих правилах. С  детства, точнее  с юных  лет, мне
нравилось  в  сексе  амплуа  "большого  демократа",  женщину  я  воспринимаю
планетарно, как  философ-чертежник. С ее помощью я очерчивал вселенную моего
мировозрения.  Что-то,  подобное  главному  герою  знаменитого  произведения
Сент-Экзюпери "Маленький принц", творилось  со мной. Для меня главное, чтобы
всегда  чувствовался  "прямой  угол"  в моих  желаниях. Если  прямой угол не
желает устанавливаться, то есть из  него выпадает пружинящая биссектриса, то
я  отступаю  от объекта  внимания  моментально.  Для Маленького принца такой
биссектрисой была мысль аутиста, сконцентрированная на образе розы с шипами.
Это его дело! Для меня все приобретало  планетарно-чертежный масштаб. Но при
том при всем, я всегда стремился разобраться: "Кто вы доктор Зорге"?
     Почему-то  со  школьной  скамьи  у  меня  в  голове  застрял  термин  -
"амблистома". Слово происходило от греческого: amblys (тупой) + stoma (рот).
Я  с детства увлекался  биологией -  не знаю,  почему я не  сделал ее  своей
специальностью? Впрочем, скорее всего потому, что мне нравилось зарисовывать
биологические объекты. И  первичным  было все же  рисование, как  таковое, а
потом  уже  следовали  мудрости  биологические.  Понятия  и  функции в  моих
представлениях с  возрастом поменялись местами, склонив головы  перед такими
реальностями, как заработок, - тогда я и подался в художники.
     Но  не  буду  отвлекаться. Женщин  я делю  на две категории: во-первых,
амблистомы,   то   есть  тупо   пожирающих   свободу  мужчины   -   существа
противоположного пола; во-вторых,  аксолотли, являющиеся  личиночной  формой
амблистомы. Такой  объект  нежнее,  утонченнее, грацильнее, но  тоже отлично
впивающийся  в  печень,  мозг,  душу. Для меня  предпочтительнее  экземпляры
второго вида: они - формы, тоже способны к совокуплению и  размножению, но в
них  менее выражена акулья пожирающая  активность. Аксолотль  превращается в
амблистому  только  под  действием неблагоприятных  условий,  например,  при
недостатке   денег,  то  есть   средств,  обеспечивающих  приличные  условия
существования. Но и  из такого положения  имеется  цивилизованный выход:  не
надо общаться  или  покушаться на бесприданниц. Иначе говоря,  я предпочитаю
общаться с "самостоятельными женщинами", а не с никчемными приживалками.
     Впрочем, если  уж быть до конца  правдивым, с  детства я всегда страдал
из-за   своей   невнимательности  и   рассеянности  -   я   мог  моментально
зафиксироваться на какой-то  одной  детали, упустив весь  образ. Например, я
спотыкался на невнимательности к  обязанностям учить уроки, вежливо отвечать
преподавателю в  школе, вовремя  сдавать домашнее  сочинение  по литературе,
застегивать пальто на все пуговицы и  ширинку после облегчения. Все  это для
меня превращалось в  повод  для игнорирования  бытия,  как  такового, только
потому,  что  я, скажем, увлекся книгой о рыцарях круглого стола.  Тенденция
перешла  в  привычку,  а  отдельные  привычки  в  совокупности  сформировали
характер.  Свой  характер,  честно  говоря, я не  могу  назвать  "сахарным".
Сложный я человек, в  том  числе  и в  сексе: вечно мне что-то мешает, может
быть, как танцору, мешает  нечто. Не  в  том смысле, конечно,  что мне  яйца
некуда деть,  или  я боюсь  их  прищемить ненароком. А потому, что  они меня
беспокоят, сублимируя похоть в фантазии, которые и не каждая женщина берется
удовлетворить,  особенно  на  людях,  например,  в танце.  Кстати,  лично  я
танцевать никогда не  умел и просто прилеплялся пластырем к своей партнерше,
продолжая двигаться, не чувствуя ритма.
     Иногда мои мужские  ассоциации относительно женщин смещались  к другому
термину из  неживой  природы:  амблигоний  - от греческого  amblys (тупой) +
gonia (угол)  - это  минерал,  содержащий фторофосфат  лития и алюминия,  он
бывает белого или бледно-зеленого  цвета. Ясно  дело, что каменная аллегория
выпрыгнула из памяти, подталкиваемая моей природной скромностью: ценная руда
для  извлечение лития - не лучшая рекомендация  человеческому характеру и  я
это осознаю. Однако моя каменная эмоциональная тупость порой раздражала всех
и  вся, провоцируя безумие. Вот так: осознаю и маюсь, не меняюсь но осознаю,
медленно продвигаясь по руслу жизни.
     Я долгое  время  упивался собственным  аутизмом, то  есть склонностью к
одиночеству, закрытости чувств, замкнутости внутреннего мира. Не хотел  я до
определенного  возраста впускать  туда  и  представительниц противоположного
пола, но вот, наконец-то, в день шестнадцатилетия -  оскоромился и стал, как
все смертные. Но  секс не сумел поставить меня  на колени,  однако загнал  в
угол шизофреноподобных выкрутасов.  Я постоянно искал женщину "своей мечты".
Впрочем, если быть до конца откровенным, то  придется признать, что никого я
не  искал, но  только шерстил  то, что попадалось  под руку и  не  требовало
больших забот, трат времени и трепки нервов.
     Но  вот Светочка, героиня моего нынешнего водевиля, чем-то все  же меня
очаровала.  И  наш  союз  тянется  уже несколько лет. Мечтаю о том, чтобы он
продлился  до самой смерти. Я стал замечать, что скучаю без нее - даже здесь
в   психиатрической  клинике.  Переживаю  эмоциональные   наплывы,  подобные
весеннему ледоходу  по реке  Неве  или сходу снежных лавин в  горах Кавказа.
Когда же долго я не ощущаю биополя моего дорогого аксолотля, запечатанного в
постельный  конверт,  то  возникают  явления, близкие к осеннему наводнению,
поражающему  Санкт-Петербург почти  ежегодно. Жизнь  как-то непонятно топчет
людей, их отношения между собой  - отсюда  и неуверенность в завтрашнем дне,
начинающая  терзать мое  больное сознание  в  последние  месяцы все больше и
настойчивее. Так что, строго говоря, я не обижаюсь  на Зою Леонидовну за то,
что она упечатала  меня в психушку  - вроде бы эта  клиника мне  по профилю.
Однако в цивилизованном обществе не должно быть обмана и коварства!
     Так вот, весь игровой казус заключается  в том, что мы со Светой  живем
по разным квартирам.  Мрачная сторона шутки -  это встречи, как у  старинных
дворян: у мужа усадьба в  Москве, а у жены в Санкт-Петербурге, но съезжаться
для случки договариваются под Тверью, в бабкином поместье.  Зато какие оргии
-   каков  накал  страстей.   Каждый  раз,  как   самая  первая  встреча   -
романтическая, чувственная и безумно активная. После встряски вновь залегаем
по берлогам и лелеем чувство до следующего наката страстей. Чужому  человеку
покажется  в  нашей  версии  ненормальным многое. Может быть!  Согласен! Все
выглядит весьма подозрительно. От шизофрении никто не  застрахован  - ни при
рождении,  ни  в  процессе жизни.  Некоторым ставят такой  диагноз  и  после
смерти!
     Но свою очаровательную Светочку  я  все же  люблю и  почитаю, как может
любить и  почитать женщину не совсем благополучный в душевном плане мужчина.
Однако за неимением  гербовой пишем на меловой. Я неоднократно спрашивал мою
психею: "На кой черт я тебе сдался, несравненная"? Но она всегда  уходила от
прямого ответа,  может  быть,  для того,  чтобы меня  не  расстраивать. И  я
зависал в неведенье! Пожалуй, и у нее не все в порядке с  психикой! Но лучше
так, как есть,  как  у нас сложилось,  чем  неизвестность  или,  того  хуже,
постоянная заскорузлость чувств,  присутствующая в  надуманном браке. Однако
подозреваю,  что могут быть и другие ответы. С ними, Бог даст,  когда-нибудь
Светочка  меня познакомит. Прозрение может  явиться с  неожиданной  стороны.
Сказано: "Уровнял стезю гневу Своему, не охранял  души их от смерти, и  скот
их предал моровой язве" (Псалом 77: 50).

1.3

     Время бежало быстро,  но  я проводил  его в  осмыслении своего места на
Земле.  Брезжили  восторги  малых  дел,  разрешенные нам  для  осуществления
Всемогущим Господом  Богом.  Их  исполнению не мог  помешать  даже  Дьявол -
большой любитель подставлять неожиданную подножку  любым самым замечательным
начинаниям.  Но,  выныривая  из  своего  сумасшествия,  я  ощущал   какую-то
недосказанность  и   недодуманность   самого  бытия.   Что-то   мешало   мне
почувствовать  себя свободным человеком.  Мне  казалось, что  неведомая сила
ограничивает  мое  существование,  распоряжается  мною,  ограничивает  полет
мысли. Она смело, сильной рукой,  берет меня  за шиворот  и  тащит по своему
пути,  а не по  тому, который я склонен  выбрать,  ударяясь  в  фантазии.  С
раннего утра во всем я почувствовал  предрешенность, именно о ней напоминала
и  обязательная  побудка, и стандартный больничный завтрак,  и  обязательный
врачебный  обход. В  паху ломило, как будто получил  ногой  в промежность со
всего  размаха  -  вот  он "жениховский эпидидимит". Встречаясь с  женщиной,
необходимо выпивать ее всю  без остатка, до основания,  до влагалищного дна!
Иначе природа  накажет, ибо так задумано  Богом: ему необходимо  продолжение
рода человеческого. "Здесь  мудрость. Кто имеет  ум,  тот сочти число зверя,
ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть" (Откровение
13:  18).  666  миллионов  сперматозоидов   у  меня  рвутся  наружу,  нельзя
преграждать им путь!
     Я  понимал, что время  с помощью  неведомой силы и энергии продавливает
нас  через   жизнь,  как  корм  продавливается  перестальтикой  и  всемирным
тяготением сквозь кишечную трубку. По реальной жизни нас сопровождают многие
обстоятельства и,  самое главное, люди.  А  в  кишечнике корм обтирается  об
анатомию и физиологию пищеварительного тракта. Но логика заурядного процесса
однозначная  -  подготовить  "продукт" к следующему  этапу агрегации.  Рядом
снуют микробы, пытаясь  внести  свою лепту  в  преобразование корма. Микробы
могут стать друзьями, помощниками или превратиться в беспощадных врагов, имя
которым -  легион! И вдруг меня пронзило озарение: я даже  ослеп от восторга
на мгновение,  как от  яркой  вспышки света. Вполне слепой  я скрючился  под
одеялом  и затих  маленьким  беспомощным, но страшно  злым зверенышем. Мягко
наступала релаксация и я все понял: Бог придумал гениальную схему галактики.
Да,  вестимо, безусловно,  - бесконечность галактики заключается  в том, что
двигаясь в  любом направлении, в любом  масштабе материя или энергии, мы все
оказываемся  проталкиваемыми  через Кишечник Вселенной.  Мы, людишки, - лишь
жалкие микробы  этой огромной  Трубы!  К  такому пониманию  подтолкнуло  мое
сознание  и планетарной  восприятие женщины!  У нее тоже многое  в организме
устроено по  принципу  гофрированной трубки - влагалище,  матка,  Фаллопиевы
трубы и прочее. Оказывается я был  на правильном пути еще  с  давних  пор, с
начала  моего кобелирования,  когда по наитию  осознал суть "планетарности":
именно  половые  органы обеспечивают  гармонию  в  созвездии любой  женщины.
Беспорядок "планет", дисгармония этой сферы заводит женщину  в поведенческие
аномалии -  в половые извращения, в паскудное блядство. Загадка  заключается
еще и в том, что анальное (иначе говоря, "концевое")  отверстие  планетарной
кишки  снова открывается в полость рта, то есть в начало Вселенского тракта.
Вот  почему в ротовой полости микробов содержится  большее количество, чем в
прямой кишке!
     Мои размышления прервал голос математика:
     -  Господа,  я призываю  вас  выслушать  меня сегодня внимательно,  как
никогда.
     Голос математика был с хрипотцой, с  необыкновенной торжественностью. В
нем звучали нотки экзальтации, что могло быть и от бессонной ночи. Но что-то
подсказывало, что волнение пионера науки связано с проникновением в незримые
мыслительные  дали. Нимб  над головой светился еще ярче! Однако, чем черт не
шутит, торжественность  могла исходить и от разгула основного заболевания  -
алкоголизма или  шизофрениии. Кто будет возражать  против задушевной научной
беседы,  когда собрались  тесным  кругом  поселенцы  Дома  скорби за дальней
Удельной заставой. Мы были само внимание. Вовик прокашлялся и начал:
     -  Я заранее  прошу извинения, если мой  разговор превратится в скучную
лекцию,  или учебный  семинар. -  как бы извиняясь, Володя резервировал пути
отступления в мир товарищеских отношений, но голос его креп, и он продолжал.
-  Вы, господа, можете перебивать меня, не стесняясь. Пусть  это будет нашим
обязательным уговором.
     Мы чувствовали, что Вовик дрейфит, может быть, потому что был не уверен
в доступности нашему мышлению своей научной гипотезы. Однако,  по себе знаю,
что  первооткрыватель  в  науке  всегда  чувствует  себя, как  эксбиционист,
впервые решающий  продемонстрировать  окружающим  самое драгоценное  -  свои
половые  органы.  Но  мы успокоили  математика,  простым трехэтажным  матом,
ласково  разорвавшем тишину восьмой  палаты. Основной скрипкой, с позволения
сказать, мастером на этой  линии огня,  был,  безусловно, наш  брат Василий.
Впитав  в себя легкость  простых выражений, Вовик  окреп духом  и  продолжил
научные откровения:
     - Известно, что связь математики с естествознанием  довольно тесная, но
в  современной  науке  она приобретает более сложные  формы,  чем  в прошлом
столетии.
     Вовик прокашлялся и заявил:
     - Новые теории  в смежных областях возникают,  чаще всего, в результате
запросов естествознания или техники. Однако для гениальных  личностей планов
и социальных заказов не существует - они отдыхают в своем внутреннем мире до
только им известной  поры. В таком состоянии  многие из них отыскивают зерна
сомнений или  продуктивные ростки, которые питаются от  чернозема внутренних
потребностей  математики.  Замечательным  примером   теории,  индуцированной
интересом  самой  математики,  явилась  "воображаемая   геометрия",  творцом
которой был  и остается Николай Иванович Лобачевский. Этот раздел математики
так и называется "геометрия Лобачевского".
     Вовик опять обвел нас глазами, контролируя выражения лиц.  Но мы дарили
ему блеск глаз - подсветку заинтересованной  открытости, распахнутости душ и
завихрений мозговых извилин.
     -  Лобачевскому  удалось  применить свою геометрию только в вычислениях
некоторых интегралов, но бум  применения его взглядов возник  как  раз после
его смерти  -  при создании теории  относительности.  А на заре открытия - в
1826 году  при  первом докладе  новой  теории  на ученом  совете  Казанского
университета  -  его  коллеги  встретили  "воображаемую  геометрию"   весьма
скептически.
     - Вот сволочи! - прервал плавный рассказ математика наш экстравагантный
Василий  Сергеевич Иванов. Он был наделен  гигантским чувством  эмпатии,  то
есть способностью  к сопереживанию, и  потому  гневу его не было  границ. Мы
сообща предотвратили  нервный срыв  нашего коллеги. И Вовик продолжил  песнь
песней:
     -  Я  полагаю,  господа,  -  несколько более напыщенно,  чем  требовали
материалы  доклада, рубил  вещим  словом  гробовую, внимательную  тишину наш
доцент,  - вы  позволите  мне  погрузиться  в  глубь  истории вопроса,  дабы
проблема  стала яснее,  понятнее массам  и  засверкала бы  всем многоцветием
своих граней на солнце абсолютной истины.
     Экспрессию и витийства сказанного первым не выдержал человек  из народа
- Василий:
     - Во,.. дает, как простыню белоснежную  стелет!  - со слезами на глазах
он почему-то решил выложить свои, видимо, сексуальные ассоциации.
     Определенно сексуальные. Сомнений в том нет,  ибо дальше его  понесло в
строго заданном фантазией направлении:
     -  Анекдот есть  такой. - затараторил, захлебываясь,  Василий. - Петька
возвращается в полк из командировки в Африку - там он консультировал местные
народы  по вопросам кавалерии, - на  плече у него сидит мартышка и рожи всем
строит. Петька только улыбается, головой крутит  и гнусавит: "Какие в Африке
пальмы, какие бананы, какие закаты и восходы  и так далее". Василий Иванович
перебивает ординарца:  "Ты о бабах расскажи, Петька". Но тот долдонит свое -
"пальмы,  бананы,  закаты,  восходы"...  Наконец,  обезьянка  не  выдержала,
схватила его за  нос и  говорит: "Ты расскажи,  папаня,  ему хотя бы про мою
мамку"!
     Анекдот вроде бы не лепился к месту, но сексуальные ассоциации все же в
нем просматривались.  Из  самого горла  в виде клекочущего хохота выливалась
простая русская душа Василия - ладная, стройная, заковыристая и недремлющая.
Вовик, хмыкнув с некоторым напрягом, продолжал:
     - В истории математики существует много казусов. Мы  умеем рассчитывать
траектории полета баллистических ракет,  а  вот теорему Ферма  до сих пор не
доказали!..
     Он обвел нас  всех взглядом провинциального массовика-затейника, что-то
близкое к ехидной улыбке мелькнуло и растаяло в напускной серьезности. Вовик
подмигнул озорно всей честной компании и продолжил:
     -  Пятым  постулатом Евклида  - доказательством аксиомы  о параллельных
линиях - занимались более двух тысяч лет. Приложил руку к нему и Птоломей во
втором веке, и Прокл  в пятом  веке, и араб Нассир-Эддин в тринадцатом веке.
Из европейцев втюхался в эту проблему Валлиса (1616-1703), Джероламо Саккери
(1667-1733), Лежандро (1752-1833) и  другие. Однако движения вперед не было.
Тайные  сплетники  толкуют, что  Карл  Фридрих  Гаусс  -  признанный  король
математики - тоже занимался этой проблемой аж с  пятнадцати лет. Например, в
письме  от 25 августа 1818 года Герлингу, приславшему  работу о параллельных
линиях, Гаусс  предупреждал: "Осы, гнездо которых Вы разрушаете,  поднимутся
над Вашей  головой". Король  математики боялся быть непонятым  и  потому  не
выступал со своими умозаключениями о пятом постулате. Это могло звучать, как
разговор о пятом пункте!
     Василий опять попытался  вмешаться  в  повествование,  видимо, с  новым
анекдотом,  но  Димыч  решительно его  остановил. А врачей  Василий слушался
беспрекословно.
     -  Иоганн Больяи  - сын  известного  венгерского  математика Вольфганга
Больяи - выдвинул свой взгляд на проблему о параллельных линиях. Он уговорил
отца напечатать свою работу под  заголовком "Appendix" в одной из книг. Отец
сомневался в успехе,  но все  же пошел  навстречу настырному  отроку.  Когда
Гаусс познакомился с этой работой,  то воскликнул:  "Я считаю этого молодого
геометра Больяи гением первой величины".
     И снова  Василий рванулся  с анекдотом о гениях,  но ему опять  удалось
заткнуть пасть. Трибуна была освобождена и осталась за Вовиком:
     -  Доклад  Николая  Ивановича  Лобачевского   на  заседании   отделения
физико-математических наук Казанского  университета  дал  основание  считать
русского ученого Коперником геометрии. Но изучение  математической галактики
далось  Лобачевскому с великими муками. Не из-за трудов  праведных  -  гений
ученого  обеспечивал  с  лихвой   такой  подвиг   -  а   из-за  последствий,
обрушившихся на  голову смелого человека, посыпались, как из рога  изобилия,
неприятности.  Лобачевский оставался  непонятым практически до самой смерти.
Коллеги-математики таили  либо  враждебное молчание, либо  швыряли усмешки в
его адрес.
     Эмпатия у Василия опять вырвалась наружу, и он от негодования забился в
судорогах прямо на полу. Боялись, что переживания на научной  почве перейдут
у смелого охранника в затянувшийся эпилептический статус. Но после появления
характерной пены на губах,  он затих  и  скоро остепенился. Глаза у мученика
еще плавали, но он уже был готов внимать тайнам истории математики.
     -  Каверзы  геометрии  в жизни Лобачевского переплетались с  некоторыми
отчаянными разворотами мирской жизни. Да будет вам известно, что доподлинное
отцовство у  гениального мальчика до сих пор не определено  окончательно.  -
вывалил на  стол, как  пробирку со  зловонными экскрементами, новые сведения
наш Герострат.
     Василий громко всхлипнул, Дима напряг внимание и свесил ноги с кровати,
я перестал  чесать яйца. Мы  все одновременно затихли, распухая вниманием, и
Вовик, оценив торжество момента, продолжил:
     - Ученого нельзя  до конца понять,  не ведая его  биографии. Примите во
внимание,  что официальный  отец  ученого  - Иван  Максимович Лобачевский  -
скорее всего, был поляком, неизвестно, как появившимся в  Нижнем  Новгороде.
Мелькают сведения о том, что он был племянником местного казначея. Но сам-то
страстотерпец только к 42 годам сумел достичь чина  коллежского регистратора
и относительно прочно утвердиться по межевому ведомству. Он почему-то уезжал
от семьи в Оренбург, а его жена  - Прасковья Александровна - мать трех детей
Лобачевского  проживала  в  доме  Сергея  Сергеевича Шебаршина  - землемера,
отставного военного невысокого  чина. В доме Шебаршина  и родился  Николай и
его младший брат Алексей, здесь они жили вместе с матерью и  старшим братом,
получили первичное воспитание и некоторые жизненные установки.
     Явно запахло "клубничкой". Приятный вкус спелых, сочащихся кровью, ягод
появился на  губах  - Димыч  загрустил,  Василий снова  попытался  впасть  в
эпилептический  статус.  Он никак не хотел  соглашаться  с тем,  что  нет на
русской земле ничего святого. Я же воспринимал все случившееся, как должное,
оставаясь при  этом,  словно глас  вопиющего  в  пустыне.  Однако  в  судьбе
Лобачевского  виделось   предзнаменование   гигантского  масштаба.   Все  мы
засасываемся неведомой  силой  в какую-то  гигантскую трубу  и  летим в  ней
больно  ударяясь  башкой или окороком о  жесткие выступы, проходя  в социуме
испытание на прочность.
     - Можно попытаться сместить акценты - с социальных заморочек  на любовь
плотскую - но не все ладно складывается в таком смещении. - продолжал Вовик.
     - Получается, что от законного брака был  только первый сын Лобачевских
- Александр ("страдающий за других"). Именно его и настигло первым несчастье
- он был студентом в университете, подававшим большие надежды, но рано погиб
- умер от  алкоголизма  и туберкулеза. Вот тут и  возникает неувязочка!  Для
тех,  кто  пытается  связать  гений  Николая  Лобачевского через  родство  с
Шебаршиным,  потребуются  некоторые  объяснения.  Если  Александр  зачат  от
официального  главы  семьи  -  Ивана  Максимовича  Лобачевского  -  то  гены
одаренности идут по этой линии.
     Вовик снова обвел присутствующих внимательным  взглядом. Он  словно  бы
допрашивал всех, узнавал их мнение.
     -  Вообще, генезис фамилии Шебаршин прост  - она  прилипала к людям, не
имевшим  особых достоинств, чаще ассоциируясь с прозвищем бормотун, брюзгач,
пустобай. Порой, владелец  фамилии опускался и до звания сброда, сволочи. Во
всяком случае,  таким  образом толкует эту  фамилию Даль  Владимир  Иванович
(1801-72) - известный лексикограф, этнограф, писатель.
     Теперь вмешался Димыч:
     - Но ведь интрига могла выглядеть и проще. Допустим амурные отношения у
Шебаршина  с Прасковьей были  более ранними,  но, почувствовав беременность,
она ударила в колокола: Шебаршин уже был в браке и  потребовался  подставной
муж.  Так  и  появился  недотепа  Иван  Максимович  Лобачевский  -  бедный и
безродный  поляк,  которого  приютили  и  обогрели.  Но  все  дети,  однако,
продолжали рождаться от Шебаршина.
     В  палате  номер  восемь нависла гробовая тишина  -  стратеги  интимной
психологии напряженно  думали.  Важно  было  правильно  выбрать  сторону,  к
которой стоило примкнуть.  Лобачевский-старший, всего лишь, бедный  поляк, а
Шебаршин, скорее всего, татарин.  Да,..  самое время  всмотреться  в портрет
Николая Ивановича - но трудно сказать, на кого он похож больше - на татарина
или поляка?
     Напряженное молчание прервал Вовик:
     - Господа, вынося свои строгие  суждения, вы должны учитывать маленькую
поправку   -   сам  Николай   Иванович  Лобачевский  многократно   писал   в
автобиографических  справках  о  том,  что  он  находился  на  воспитании  у
Шебаршина. Он как бы оттирал  официального папочку от будущей  своей  славы.
Надо  добавить,  что  младший  его  брат  Алексей,  отцовство  которому тоже
привязывают  к  Шебаршину, стал  математиком, успешно  занимавшимся  научной
работой в области химии.
     Все приняли во внимание  сделанное дополнение и поцокали языком.  Димыч
попробовал подвести промежуточный итог:
     - Похоже, что Прасковья Александровна была транзиторным  носителем гена
гениальности -  ее  дети  наследовали его по  рецессивному типу.  Он  - ген,
естественно,  - не  коснулся мозгов женщины, но  передавался  детям мужского
пола.  Получалось  что-то  похожее  на наследование  дальтонизма: женщина не
воспринимает   такую  цветоаномалию,  а  мужчины  захватывает  ее  все   без
исключения. Однако мы знаем еще из Евангелия, что  ничего путного от женщины
ждать не приходится.
     Дверь распахнулась неожиданно и резко - вошла Клара Николаевна и задала
наводящий вопрос:
     - Отчего так тихо в вашей палате? Уж не впали вы в депрессию?
     Мы посмотрели на нее, как на астральное тело, явившееся пощекотать  нам
нервы, но не более того. Потом, почти одновременно,  во всех четырех головах
появилась одна и та же идея - привлечь к обсуждению  сложной темы психиатра.
Говорят,  что  среди  них  попадаются  довольно  умные   особи.   Инициативу
вовлечения женщины в обсуждение важной проблемы взял на себя наш собственный
доктор - Дмитрий Александрович Сергеев. Он прямо спросил Николаеву:
     - Коллега, вы любили в школе математику?
     - Да, - ответила  Клара Николаевна, - я очень любила математику, хотела
поступать в университет на отделение  прикладной  математики. Но я сломалась
на пятом постулате Евклида, так мастерски раздраконенном Лобачевским. Именно
этого  я  и не могла ему  простить,  потому что питала  искреннюю симпатию к
Эвклиду. Я многократно бралась за  изучение геометрии Лобачевского, но так и
не смогла ее постигнуть. Крах в специальных симпатиях завел меня в медицину,
вообще, и  в психиатрию,  в  частности.  И вот  теперь я с вами, мои дорогие
пациенты.
     Ясно, что  в  лице  нашего  лечащего  врача  мы неожиданно  получили  в
некотором роде заинтересованное лицо.  А общее дело, общие мысли  объединяют
даже  теснее,  чем  сексуальные  интересы.   Остальных  членов  медицинского
персонала  можно  было исключать - они бы нас  никогда не поняли.  Вот их-то
можно  быдло  зарезервировать для  сексуальных экспериментов, хотя лучше все
затеи держать в одном гнезде!  В спертом воздухе палаты номер восемь, словно
бы, зазвучали  слова: "На всяком шагу нашем ныне окружают нас; они устремили
глаза  свои,  чтобы  низложить  меня на землю;  они подобны льву,  жаждущему
добычи, подобны скимну, сидящему в местах скрытных" (Псалом 16: 11-12).

1.4

     Никто из присутствующих, без всякого сомнения, не собирался "низложить"
Клару Николаевну. Известно, что об изнасиловании как раз больше всех говорят
те,  кто  мечтают  получить  потрясающее удовольствие.  В нашей просвещенной
компании речь могла  идти  только  об  интеллектуальном  соитии, то  есть  о
приобщении к единому, желательно  научному, мнению. В этом смысле  Николаева
взяла правильный ориентир - она приковалась  вниманием к доктрине доцента от
математики,  тем более, что он был красив лицом и строен видимыми  членами -
вообщем, мужчиной хоть куда! Я с первого раза заметил, что  в глазах у Клары
нет-нет да и выпрыгнет пара бесенят. Она, бесспорно, была еще та штучка - от
нее можно было ожидать чего угодно - любых поведенческих головоломок.
     Итак,  впившись глазами  в лик  Вовика,  наш лечащий  врач вклинилась в
беседу -  что-то в ее внимании виделось исходящее от природы клеща, но лучше
так, чем иначе. Я в своей многотрудной жизни встречал и других особ, которые
умеют  видеть  и слышать только  себя. Одной из  них  была моя  докториса  в
инфекционной  больнице, которая упекла  меня  в  психушку.  При  этом у  нее
проявились такие неимоверные амбиции, что  она накатала на  меня клиническую
телегу  на  шести  листах. Попробуй  теперь  "отмойся", стряхни с себя пепел
погоревшей избы.  Она  в  моем представлении  превратилась  в "бронтозавра",
одетого  в каменные  листы глупости, не позволявшей  ей  усомниться в  своей
исключительности. Говорят  такие  особы много и, как  правило,  выстреливают
звуки  по принципу  - действуй наперегонки.  Помнится, та  длинноногая цапля
вела со мной разговоры так, словно колотила пятками по жестяной крыше - в ее
собственной  голове  стоял  шум, будивший самомнения. Ей казалось,  что  она
выделяет  мысль,  но  в  действительности  выделялась  только  моча,  пот  и
бестолковое бухтение пустой  консервной банки. Она была настолько  тупа, что
даже не осознавала своей тупости - а это уже  неисправимое явление  природы!
Помнится, что  под впечатлением от встречи, я, будучи совершенно бездарным в
поэтическом  плане человеком,  прокорпев всю ночь  над ученической тетрадью,
накропал  простенькие  рифмы.  В  стихах я  обратился  к  иносказательности,
замаскировав прежнего  своего  доктора под псевдоним  "Нинка". Стихи не были
"белыми", скорее, их можно было назвать "черными", даже "грязными". Сейчас я
воспроизвел их только за плотно закрытыми дверями памяти, не доверяя бытовой
компромат никому, ибо так  писать о  советской женщине,  как  и  о советском
паспорте, предосудительно: 
 


     Крутит Нинку, как пластинку, 
 


     ни подарков, ни привета. 
 
 

     Тупость, гонор, бабья прыть - 
 

     Поскучала, помычала, 
 
 

     "пролетарскую смекалку" 
 

     отдалась и повенчала. 
 
 

     никому не остудить. 
 

     Закрепила страсть дитем - 
 
 

     Надо к счастью путь искать - 
 

     нет отказа ей ни в чем. 
 
 

     из провинции линять. 
 

     За жилплощадь зацепилась - 
 
 

     "С под Урала" подпирала 
 

     и с общагой распростилась. 
 
 

     Нинку скучная судьба. 
 

     Дипломчик липовый - победа, 
 
 

     В Петербурге, у причала, 
 

     не оставит без обеда! 
 
 

     свое счастье повстречала 
 

     Карьера весело пошла - 
 
 

     Подождала для начала 
 

     формируют нас дела! 
 
 

     и в парткоме настучала... 
 

     Жало же смерти - грех; 
 
 

     Нет вниманья и ответа, 
 

     равняет бездарей всех! 
 
 

     У таких дамочек  имеется основательная подпора  в виде  горячо  и нудно
любимого мужа,  который в  силу  инерции вынужден  поддерживать  заблуждения
своей   благоверной.   Такие   мужья  являлись  представителями   той  волны
функционеров, которая накатилась  на перестроечный берег России, ударилась о
податливую гальку, получив лишь малые синяки, и откатилась. Будет  ли второй
накат - неизвестно. Ну, а пока, отодвинутые ото всех теплых мест функционеры
вынуждены были  поубавить аппетит, цыкнуть  на своих не в меру расфуфыренных
жен и, затаившись, ждать, когда наступит для них весенняя оттепель.
     Наша  Клара была другой.  Она умела молчать и  наматывать на  ус  умные
сентенции.  С  ней,  видимо,  было  приятно  общаться  не  только,   как   с
собеседницей, но  и  как с женщиной, доступной во всех отношениях. Мужчина -
удивительно ранимый  биологический организм. И  я почувствовал, что Вовик от
слова  к слову,  от одного многозначительного жеста  к  другому, все  больше
втюхивался  в своего лечащего врача. Слов нет, Вовик боролся с надвигающимся
чувством  и, как  истинный татарин,  мусульманин,  он на  наших  глазах стал
уходить в  молитву. Было  интересно  наблюдать  за занятным  процессом.  Все
началось с немого Зикра,  то есть сокрытого в душе молящегося.  Была заметна
лишь отрешенность математика, выросшая  до размеров экзальтации:  перед нами
сидел в  позе лотоса человек, не воспринимающий окружающих. Он  покачивался,
видимо, в такт читаемым про себя посвящениям Богу. Все было так, как завещал
Пророк: "Ты  ведь  не взываешь к глухому или  отсутствующему,  но взываешь к
слышащему, который пребывает с  тобой, где бы ты ни был!". Молчаливый  Зикр,
по  мнению  Вовика,  был  предпочтителен,  так  как не  мешал  молиться  или
размышлять всем  остальным.  А математик  не  сомневался  в  том,  что перед
большим делом,  перед важным  походом к вершинам науки  мы  все  обязательно
должны заручиться поддержкой у Бога. Настал  момент,  когда  Зикр перешел  в
фазу громкой и совместной молитвы: Вовик  принялся повторять вслух известную
формулу - "ла илах илла Аллах"! Все компоненты звуков постепенно усекались с
нарастанием  ритма и  громкости  произношения,  и  от  того  в  нашем  мозгу
фиксировалось  рубящий звук  "ха"! При этом  голова Вовика  поворачивалась к
левому плечу. Когда  же подбородок касался правого плеча, то в нашу  сторону
выстреливался  звук  "ху"!  При  наклоне  же  головы  интенсивно  молящегося
слышался звук  - "хи"! Чувствовалось, что  в лице математика мы имели пример
мастерства  молельной  техники. То  был истинный суфий  - носитель  традиций
ордена мусульманского  мистицизма.  С непривычки  у  меня  начало  рябить  в
глазах,  а  по ушам  словно  бы  стучали  колотушкой. Началось  запредельное
торможение, переходящее в  экзальтацию. Мы все скопом  уже были вовлечены  в
занятное таинство, не находя сил к  сопротивлению. Потом формула изменилась,
и, как потом объяснил Вовик, он  перешел на Зикр особого действия -  на Зикр
Божественных имен.  Оказывается,  в  Коране Бог  наделен  первостепенными  и
самыми прекрасными именами,  являющимися перечислением  Его высоких качеств.
Их  насчитывается  99. С таким перечислением Вовик справился даже без помощи
четок,  и  это  тоже  свидетельствовало  о  его  высоком профессионализме  и
длительной   тренировке.  "Человек   -  зеркало,  которое,   будучи  однажды
отполировано, отражает Бога".
     Постепенно  я стал догадываться, используя небольшие проблески сознания
в   тумане  наведенной   религиозной   экзальтации,   что   конечной   целью
мистика-мусульманина является приближение путем медитации к  самоуничтожению
для последующего пребывания в Боге. К состоянию фана и бака тащил нас за уши
Вовик.  "Вселенная - тень абсолюта". Но для неподготовленного человека такое
приближение к таинству было равносильно смерти или потери сознания на долгие
времена. По мнению посвященных, "экстаз - это  пламя, вспыхивающее в тайнике
сердца и  возникающее из томления, и когда он приходит, члены общины движимы
либо радостью, либо  горем". Первым не выдержал  напряжения и новизны чувств
брат  Василий:  он  громко пукнул и  истово  перекрестился, как  откровенный
христианин. Его ни в чем винить было нельзя. "Ма рамайта из рамайта!" Кто же
не помнил слова, сказанные Мухаммаду после  сражения подле Бадре: "Не ты - о
Мухаммад! - бросил горсть песку, когда бросал, это Аллах бросил".
     В дальних  уголках моей памяти  высветились  предупреждения о  том, что
сейчас  наступит  новая стадия мистического проникновения - Сама.  И  точно,
Вовик  привстал  с  больничной койки  и с закрытыми  глазами  стал  медленно
вращаться,  передвигаясь по  свободному пространству  палаты, руководствуясь
ритмом музыки,  слышимой только ему одному.  Я понял,  что сейчас  он начнет
разрывать на себе одежды и все больше углубляться в транс. Такой "номер" был
еще более опасным,  чем  все предыдущие. Некоторые суфии умирали  в экстазе,
другие,  как отмечают  очевидцы,  просто  исчезали (растворялись) в воздухе,
когда   их  вращение  переходило  в  полет.  Меня  смущали   лишь  некоторые
обстоятельства,  ибо  я не видел в  них логики. Известно, что  для духовного
наслаждения в Сама необходимы  три свойства  медитатора: способность обонять
тончайшие  ароматы, видеть  прекрасные  лица,  слышать  сладостный голос.  Я
задавал  себе  прозаические  вопросы:  "Что  можно  обонять  прекрасного   в
больничной палате? Где он узрел "прекрасное лицо", когда вокруг плохо умытые
хари сумасшедших? Что должно  называть "прекрасной  музыкой" -  шум унитаза,
свист сломанного бачка в туалете или вскрики умом тронутых?" Я мог бы понять
настроение танцующего, если  бы  услыхал  от него стихи, скажем, Фаридуддина
Ираки - великого мистика, влюбившегося когда-то в прекрасного юношу-индуса и
последовавшего вместе с  группой  дервишей за  ним в  далекую  и  загадочную
Индию. Там - возможно, от неразделенной до конца любви - увлечение перетекло
в иную форму, и Ираки выдохнул  в атмосферу лесов  Индии прекрасные  стихи о
вине и стекле:  "Чаши  ли  это сверкают  с  вином,  или  солнце сияет сквозь
облака? Столь прозрачно вино, столь тонко стекло, что оба  - одно на взгляд.
То ли это - стекло, и вина здесь нет, то ли это - вино, и нет здесь стекла?"
     Мои  губы  как-то  очень внятно,  призывно зачмокали,  и  я  был  понят
окружающими правильно: "Без пол-литра в таком кураже и танце - ясно дело, не
разобраться"!
     Тем не менее, Вовик творил  "танец с Богом", являющийся для него "пищей
души". Вовик повторял перевод стихов Асафа Халет Челеби: "Образ во мне - это
особый образ...  Какое  множество  звезд падает в мой  внутренний  танец!  Я
кружусь, я кружусь, так же кружатся небеса,  розы расцветают на моем лице...
Я лечу, я лечу, летят небеса"...
     Согласно Корану, Бог создавал человека "своею мощью" - Он месил глину и
лепил Адама  сорок  дней, равные  40 тысячам земных лет. Бог  вдохнул в свое
глиняное  творение свое  дыхание  и,  тем  самым,  наделил  человека  Божьей
сущностью.  Бог дал  человеку  знания  имени любой вещи, любого явления,  и,
пользуясь такими шифрами, человек теперь совершает научные открытия. Человек
оказался выше  ангелов, поскольку  Бог наделил его способностью выбора между
покорностью  и  бунтом.  Наконец,  человеку  доверена  Амана, иначе  говоря,
способность  к  "ответственности".  А,  между  тем,  даже   Небеса  и  Земля
отказались нести такую ответственность. Таким образом, человек - это вершина
Божьего творения! Однако утверждает свою волю Бог, скорее, через разрушение,
чем  через  созидания,  и  это делает  человека практически  беззащитным  во
Вселенной. Суфии напоминают о том, что душа (нафс) должна быть разбита, тело
должно быть разбито, сердце должно быть разбито только для того, чтобы в них
поселился Бог:  "Повсюду,  где  имеются развалины, есть место надежде  найти
сокровище - почему же ты не ищешь Божье сокровище в опустошенном сердце?".
     Танец и транс оборвались моментально - Вовик с размаха грохнулся на пол
и затих. На его лице не осталось следа  мучительных переживаний. Лишь легкая
усталость и  отрешенность поселилась в наших головах. Очнувшись, Вовик сходу
взял быка за рога: видимо, именно для того и  затеял он  молельный раут! Наш
математик,  со свойственной  всем представителем  точных наук, эпилептоидной
дотошностью пытался  уточнить факты биографии  Лобачевского.  Он откапывал и
вываливал на всеобщее обозрение все новые и новые детали, которые, например,
на мой взгляд, и не могли считаться основными.
     Вовика   понесло   в  раскопки   детства   великого   математика:  тот,
оказывается,  был  отчаянным шалуном,  характера  пылкого  и живого. Николай
Иванович, уже будучи ректором писал одному старому преподавателю: "А помните
ли,  вы  думали,  что из меня  выйдет разбойник?"  Даже в студенческие  годы
светоч  математической  науки выкидывал коленца,  приводившие  администрацию
университета  в  состояние  стойкого  удивления. Как-то  после студенческого
кутежа  Лобачевский решил  покататься на  корове. Причем,  неожиданно выехал
навстречу   ректору,  много  удивив  его  таким  применением   добродушного,
молокодающего существа. Николай очень увлекался пиротехникой и однажды прямо
со двора университета запустил ракету, выбрав для старта глубокую ночь. Нары
университетского  карцера  были знакомы с теплом тела  студента-вольнодумца.
Тягу  к  своеобразному  гусарству можно  легко  приписать  генам,  роднившим
Николая  с  поляком  -  официальным  отцом,  но  и  с  Шебаршиным, прошедшим
офицерскую  службу.  Лобачевский  был  коммуникабельным  молодым  человеком,
умевшим организовать  "действо". Он отменно  учился, потому  и назначили его
"камерным студентом" - старостой, по теперешней  терминологии - ему выдавали
60  рублей  в год  на  покупку учебников.  Однако  профессору кафедры чистой
математики   Бартельсу,   рано   приметившему   способности    Лобачевского,
приходилось   выручать   его   многократно.   Профессор   помогал   развитию
математической  одаренности юноши, но не мог сдержать  бурного  темперамента
любимого ученика.
     В разговор вмешалась Клара  Николаевна,  скорее всего, не ради существа
вопроса, а  только, чтобы  обратить на себя внимание  Вовика, к которому она
как-то  резко  переменилась.  То  была "перемена  курса"  акулы, рыскающей в
темных глубинах океана половых страстей. Она, как бы незаметно продвигаясь к
намеченной цели, спросила:
     - А что известно о роли матери в судьбе Лобачевского-юноши? Нельзя ли в
таких "секретах"  откопать  объяснения  того,  как  из  ребенка,  жившего  в
заурядной провинциальной среде, вырос гениальный математик?
     Чувствовалось, что Вовик принял вызов и понимал его плотскую подстилку,
мне даже показалось, что  он был почти согласен на любовь с первого взгляда.
Клара, нет  сомнений,  по его  мнению,  была аппетитным бабцом! Но  у Вовика
близко к промежности  уже гнездились крупные чувства к аспирантке Алевтине -
мы-то все об этом прекрасно знали. Сдается мне, что и Клара усекла последнее
рандеву серьезного  ученого  с  куртизанкой  от  науки.  Может  быть, это  и
подтолкнуло ее к решительным действиям. Скорее всего, по  началу она мыслила
организовать долговременную  осаду научной крепости, соорганизовать все так,
чтобы проявилась его собственная настойчивая активность - ну, не затаскивать
же женщине мужика на себя,  крепко держась за "ухо"! Но обстоятельства порой
меняют  установки женской  дипломатии. А  потом,  откровенно  говоря,  какую
активность можно было ожидать от  интеллигента, поверженного шизофренией, да
еще  придавленного  транквилизаторами,  лошадиными дозами  аминазина? Хорошо
еще, что  она не назначила с горяча ему электрошок - сейчас  бы выгребала из
пепла  только  жареные яиц.  Тогда долго  бы  врачу и пациенту,  сплетясь  в
обнимку, пришлось слушать печальную музыку. Именно так формируется у мужчины
преданный  собачий  взгляд,  навык  грустного  повизгивания.  Правда,  суфии
утверждали:  "Гавриил получал  свою пищу не  с  кухни, но благодаря  видению
Творца Сущего". Нет сомнения в том, что  "пост - это воистину воздержание, а
в нем  - весь метод суфизма". Математик, может быть, и  справился бы с такой
задачей, особенно, если Алевтина втихаря притаскивала  бы передачи и  дарила
краткие, тайные  минуты наслаждения.  Но  Клара не умела и не  хотела  ждать
"милостей от природы"! Ей было хорошо  известно, что "собака-душа ведет себя
лучше, если заткнуть  ей пасть,  бросив в нее кусок". Теперь,  сидя напротив
математика, Клара ощупывала, сперва взглядом, а потом и всей пятерней правой
руки   тот  самый  "кусок",  который  дожидался  своего  часа   -  исподволь
напрягался,  увеличивался  и принимал  форму  предмета  наслаждения  женской
плоти.  Помогали  суфии своими неповторимыми сентенциями:  "Подобным образом
пища Божьих людей - от Бога, а не из тарелки с едой".
     Вовик справился с  сексуальными видениями  - конечно, он уже  определил
геометрически,  какие  у  Клары  телесные  формы, -  и принялся отвечать  на
поставленный вопрос:
     -   Всякие   сомнения  роятся  в  головах   исследователей:  откуда   у
малообеспеченной  женщины  нашлись средства для  того, чтобы  дать всем трем
сыновьям,  сперва гимназическое образование, а потом и университетское?  Кто
умело  руководил ею,  когда она писала прошения для принятия детей в учебные
заведения  на "казенный  счет"?  Остается  загадкой,  почему Шебаршин одарил
Прасковью Александровну некоторой суммой  денег,  помог переехать  в Казань,
когда  дети поступили в  университет, почему они жили в его  доме, приезжали
туда  на  каникулы?   Трудно  поверить  в  бескорыстие  и  чистый  альтруизм
российского обывателя - есть во всем том Большая тайна.
     -  По-моему, тайны никакой нет. - вмешалась  в разговор  Клара. - Любил
Шебаршин  Прасковью,  но  моральные  установки  того времени  не  давали  им
возможности стать  законными супругами. Вот  и  таились они, изворачивались,
комбинировали.  Вынуждали, кстати, скрывать  свое истинное  происхождение  и
детей. Понятно, что Николай Лобачевский,  преуспевая в научной карьере, в 33
года    став   ректором    университета,    не    мог    афишировать    свою
незаконорожденность. Вся карьера  могла полететь  к чертям, "засветись" он в
глазах  чиновного  официоза,  общественного  мнения.  Посему были  придуманы
термины - "воспитанник", "воспитатель", а не сын и отец.
     Клара серыми, строгими глазами  лепила жесткую подсветку в лицо Вовику.
Она начинала диктовать свою волю,  разжимая тиски его убогой мужской совести
- ей  во чтобы-то ни стало необходимо вытеснить  Алевтину  из сердца и мозга
математика. Такая у нее была  установка,  а ставка была - больше, чем жизнь,
ибо сексуальные  запросы женщины, вообще, а психиатра, в особенности,  будут
покруче, чем залп  крупного калибра современного атомного крейсера. Им обоим
теперь уже почти в полное  горло  шептали мусульманские суфии: "То, что было
предопределено человеку, его не минует - будь то еда, счастье или смерть"!
     Вовик гонял внутренним волнением  свой кадык по  горлу -  вверх, вниз и
обратно.  Скулил  в  нем   внутренний  голос,  подвигая  мозг   к  осознанию
простенького силлогизма: "нищета - моя гордость"! А суфии подбадривали: "Раз
они  не  увидели  твоей  нужды, к чему  их просить?" Все как-то  само  собой
сходилось к тому, что увидела и распознала его нужду только Клара. Слов нет,
то  было   наваждение,   профессиональный  гипноз,   подвигающий   Вовика  к
однозначной формуле  медитации: "Ее  форма -  нужда и лишения, но  ее суть -
богатство и свобода выбора".
     Любовь для суфия - удавка,
     основа мысли, радости би-шар.
     На жопе подло зреет бородавка -
     постом развеем горе, словно пар.
     Раскрыла ротик Роза на Восток -
     свободу выбора шикаст лелеет.
     В песках пустынь отыщем Хакк:
     завета знаки - "тарк ат-тарк",
     волшебный зикр - и сердце млеет.
     Твой взгляд любовью нас согреет,
     летим же смело к Богу на Восток!
     Транзит в Герат, минуя Белосток...

     Вовик, ритмично покачиваясь, медитировал, сидя как бы  в позе Лотоса на
огромном  листке  Лотоса  и  взирая на  свежий  побег Лотоса,  поднимающийся
откуда-то снизу, из корня  вездесущей плоти.  Тут он уже основательно смешал
буддизм и  мусульманство, но дальше-то  следовал  вовсе примитивный разврат,
ничего общего не имеющий с аскетизмом, с Хакк  - с "Реальностью", "Истиной",
с  именем  Аллаха.  Рядом  в  мифическом  ореоле  валялась абсолютно  нагая,
развратно-телесная  Клара. Догадка пронзила меня, как острый клинок нанятого
за  мифическую  плату убийцы: "Значение четырех Священных  Книг содержится в
одном  алифе".  Алиф  же  -  буква  ахадиййи,  то  есть  символ  единства  и
единственности. В  тоже время - это и буква необозримой трансцендентности! С
ума  сойти! - я  ловил себя на мысли, что все мы сейчас находились на  грани
помешательства,   которое   радикально  лечится  лишь   одним  средством   -
крематорием!
     Вовик очнулся так же неожиданно, как и соскользнул в транс. Взглянув на
просветленный лик  моего товарища,  я  понял значение  арабских слов - "тарк
ат-тарк". "Отречение от отречения", то есть полное смирение было написано на
его  лице.  Он был как бы "сломан и разбит", то есть во власти шикаст. И это
его  радовало,  потому что  он находился уже в  стане "незаконных" - точнее,
"неподзаконных" - "би-шар". Мне  даже показалось, что и одет он был в черные
одежды особого  ордена суфиев - "меланг". Да, да, абсолютно верно: "Святой -
это тот, кто берет на себя грехи и боль мира; мученическая смерть для него -
подвиг  веры. Он  - "великая помощь" и  утешение для  людей". Волна  высоких
переживаний передернула  его тело,  словно судорога: он "кончил", а вместе с
ним "кончили"  и все  остальные!  Математик-колдун  вернулся в  мир  бытовых
реальностей,  стигматы которых живописались  на простыне, прямо перед носом.
Размазывая  сперму  вялой  рукой,  Вовик  нехотя  продолжил недавно  начатое
изложение на вольную тему - на тему о Лобачевском:
     - Все  переживания,  двойственность положения  сделали  Лобачевского  в
зрелые  годы постоянно угрюмым человеком. По  отзывам современников,  близко
его знавших, Николай Иванович  был высокого роста, худощавый, сутуловатый, с
головой, почти всегда опущенной, что придавало ему задумчивый  вид. Глубокий
взгляд  его  серых  глаз  был несколько  ироничным,  но  веселое  настроение
появлялось редко. Говорил  он  медленно, оценивая каждое свое слово, и очень
содержательно. Лобачевский был  широко образован  - великолепно разбирался в
биологии, химии, физике, анатомии, что помогало ему  не только в  ректорской
работе, но  и  в быту.  Его сын вспоминал, что Николай Иванович был  добрым,
мягким  и  отзывчивым  человеком,  способным   приходить   на  помощь  своим
коллегам-преподавателям, студентам. Он очень любил животных. Как-то принесли
журавля  с  перебитым крылом, Лобачевский  организовал наложение специальных
повязок, уход за птицей. Поправившись,  журавль сопровождал своего спасителя
повсюду.  Пьяный  кучер вышвырнул  собаку из  окна  дома, и она сломала  обе
передние  ноги: Лобачевский, хорошо взгрев обидчика животного, заставил  его
ухаживать  за  запакованной в гипс собачкой,  как  за  ребенком,  до полного
выздоровления.
     Клара  - великий специалист-биограф  втиснула  и свои  "три копейки"  в
общую кружку:
     -   Помнится,    где-то   читала:    Николай   Иванович    приметил   в
Санкт-Петербурге,  на  Невском  мальчишку,  читающего  книгу  по математике.
Лобачевского  заинтересовала такая необычная  для  ребенка тяга  к  знаниям.
Поговорив  с ним,  он  убедился в одаренности маленького приказчика. Николай
Иванович забрал шустряка в Казань, определил его в студенты на казенный счет
- в  результате через несколько  лет  наука получила выдающегося  профессора
физики - Больцмана.
     Вовик согласно  закивал  головой,  но продолжил  лепить  образ великого
ученого, используя свой сорт "глины":
     - Николай  Иванович  женился на  45-м году  жизни на  шестнадцатилетней
девушке,  принесшей  ему приличное  приданое. Понятно, что  для  него  такая
сексуальная  подпитка  была подарком - скоро семья состояла из  восемнадцати
человек.  Но возрастная дисгармония давала о себе знать - биология не всегда
поддается  приручению: осталось  в  живых только  четыре  сына и две дочери.
Супружница  была  вспыльчивой  особой,  но   Лобачевский  прощал  ей  частые
эскапады, даже когда она однажды швырнула ему в лицо скомканную газету. Чаще
всего жена впадала в истерику  и  буйство, если  отстаивала своего любимца -
первенца  Алексея, который вечно  вляпывался в  какие-нибудь неприятности, и
строгий отец пытался наставить его на путь истинный.
     Наш Василий любил уточнения, когда речь заходила о "народной вольнице",
и он запросил подробностей. Вовик порылся в памяти и повел неспешный рассказ
о частностях:
     - Однажды студенты университета огромным кагалом, в котором находился и
Алексей,  решили прямо в церкви выразить свое несогласие с тем, что знакомую
девушку выдавали  замуж без  ее согласия. Дебош мог перерасти  в грандиозную
потасовку, и жандармы вынуждены были обнажить сабли, а подразделение рядовых
солдат примкнуло штыки к винтовкам. Однако студенты разыгрались не  на шутку
- они разобрали поленницу во  дворе церкви, и  началась рукопашная. Основной
группе удалось прорваться через шеренгу жандармов, сумевших все же задержать
шестерых  студентов-драчунов.  Алексей  со своим  приятелем  прибежал домой.
"Гусары"  быстро  переоделись  во все домашнее и как бы углубились в занятия
математикой. Маман,  естественно, стояла на  стороне  сына, и  когда Николай
Иванович Лобачевский принялся  докапываться до истины, ему отвечали стройной
песней про "зеленого  бычка".  Ректору  пришлось отступиться  от сына и  его
приятеля  и мобилизовать  все  свое  влияние  и  энергию  на  вызволение  из
застенков  арестованных  студентов.  Юноши наотрез отказались выдавать  всех
участников  буйства. Им грозила тюрьма  или "бритье  в солдаты". Лобачевский
все же отмазал буйные головы, убедив начальство определить смягченную кару -
исключение из университета без права обучения в другом вузе.
     Наш Василий ликовал: ему по сердцу было такое заступничество. Не мог он
понять только одного - зачем было девушке выходить замуж не по любви.
     Как  вспоминали  родственники,  Лобачевский  относился к заступничеству
жены  снисходительно,  да  и  она,  испытывая  к  мужу  уважение,  старалась
сдерживаться. Но однажды за какую-то очередную  выходку Лобачевский приказал
посадить сына в карцер на трое  суток. Подельников-товарищей  сына выпустили
через  сутки.  Супруга  устроила  разгром,  и  Николаю  Ивановичу   пришлось
объяснять ей, что в данном случае он судит Алексея не как отец, а как ректор
университета.
     Николай  Иванович,  видимо,  испытывал  к  супруге  чувство  искреннего
почитания  и  даже,  когда  она  переходила  грань  разумного  в материнской
привязанности,  скажет только: "Эх матушка, Варвара Алексеевна!" - и уйдет в
свой кабинет.  К сожалению, женщины, даже самые  темпераментные в постели, в
быту  приносят  массу  хлопот и  неурядиц.  Лобачевский отстроил  загородное
поместье  "Слободку"  по  своему  вкусу. Но  однажды брат его  жены,  на имя
которого было  оформлено  поместье, проигрался в карты  на сумму в 20  тысяч
рублей -  "Слободка" ушла за долги. С тех пор начались огромные материальные
затруднения  в  семье  Лобачевских.  К  тому еще присоединялись  трагические
обстоятельства: старший сын подавал  большие надежды  в  науке,  но умер  от
скоротечной чахотки, жизнь других детей складывалась не очень удачно. Словно
в наказание  за  грехи, Бог последнего  сына, названного в память о погибшем
первенце тоже  Алексеем, лишил  ума  - он  рос  полнейшим идиотом и  умер  в
возрасте  30  лет. Матушка  же после смерти  супруга  крепко  привязалась  к
"рюмочке", а финансовые дела семьи пошли настолько  безобразно,  что  вскоре
Лобачевские превратились чуть ли не в нищих.
     - Вот сволочи  эти родственнички! - не усидел спокойно, без комментария
Василий. - Вечно они гадят великим  людям. И эта свиристелка, жена-молодуха,
нервы  трепала Николаю  Ивановичу.  Воспитывать  их  надо кнутом.  Прав  был
Фридрих Ницше, говоря - "Идя к женщине, бери кнут", мать его так!
     Никто из нас не ожидал наличия таких тонких познаний Ницше, запрятанных
в  голове Василия. На  счет  "кнута"  все было правильно -  откуда только он
выкопал  этот  тезис?  Видимо,  то  был  единственный  "кристалл", в котором
запечатлелось в  неподготовленном  сознании охранника  все  учение  великого
философа.   Но  "мать  его  так",  конечно,  исходила  не  от  Ницше,  а  от
экспрессивного  славянского   просторечия.   Однако  правомерно   и   другое
толкование реплики  нашего коллеги: просто орфоэпический словарь Василия мог
сильно  отличаться  от  словаря  Фридриха   Ницше.  По-моему,  анатомическая
символика - "кнут"  имела  у Василия отличные от Ницше имманентные свойства.
Если моя версия  справедлива, то тот самый "кнут" легко связывается с  "мать
его так", а орфоэпическое "ударение" всегда будет "стоять" в  нужном месте и
в нужное время.
     Вовик продолжал:
     - Лобачевский начал свою  ученую карьеру в то время, когда  попечителем
Казанского учебного  округа  был  М.Л.Магницкий.  Не надо его путать  с  тем
Магницким,   который  написал  знаменитую  "Арифметику".   Первый  и  второй
Магницкие  - совершенно  разные  люди.  Они  не  были связаны ни близким, ни
дальним     родством,      отличались      по     политическим     взглядам.
М.Л.Магницкий-попечитель  одним  махом  уволил  одиннадцать  профессоров  из
университета, учебный процесс довел  до эталонов суровой монастырской жизни.
В университете  даже появились специальные "комнаты уединения", в которых за
молитвой студенты осознавали и изгоняли грешные мысли, отвращаясь от "темных
дел". Магницкий руководил учебным округом из Санкт-Петербурга, используя для
этого, в основном, не пряник, а кнут. В  1827 году появился новый попечитель
округа, полная  противоположность  прежнему, Мусин-Пушкин.  С этого  времени
началось  восстановление  разумных  вольностей  университетской жизни. Новый
попечитель Казанского округа  проникся доверием к Лобачевскому, и 3 мая 1827
года   состоялось   назначение   Николаи   Ивановича   ректором   Казанского
университета. В  этой  должности  он проработал 19 лет,  снискав  себе славу
замечательного организатора и достойного человека.
     - Вот,  вот, - снова вмешался со  своими  сентенциями Василий, - именно
тогда  и были  заложены  основы  для  появления этой  суки Ульянова-Ленина и
трансвестита Керенского.
     Василий   снова  забился  в   эпилептических  судорогах,   обгрызая  от
возмущения собственный  язык  и  отплевываясь  кровью и желчью  ненависти  к
революционерам.  Оказалось, что  Василий отъявленный монархист.  Большевизм,
так  сильно  и  бездарно  опустивший  Россию,  простой  крестьянский  парень
ненавидел  лютой ненавистью.  Надо  будет  покопаться  глубже  -  наверняка,
Василий из "кулаков". В душе мы  все были солидарны с Василием, но впадать в
транс  по этому поводу не  собирались.  Клара решительно  придавила Василия,
начинавшего уже колотиться в эпилептическом  приступе, крепким телом к койке
и железной рукой, без  страха и упрека запихала  страдальцу  между челюстями
медицинский   шпатель,   обмотанный  бинтом.  Скоро  сознание   вернулось  к
впечатлительному исследователю, и разговор продолжился:
     -  Страшная правда  жизни  состояла  в том, -  продолжил Вовчик,  - что
роковые обстоятельства прессовали Лобачевского постоянно.  Тут  и непринятие
его  взглядов  костным  ученым  миром,  и  переживания  по поводу прошлых  и
настоящих  биографических  подробностей. Медленно добивали ученого  истерики
моложавой  супруги, сильно  пристрастившейся к алкоголю. Подливали  масла  в
огонь  неприятности  со  здоровьем  -  он  стал  быстро слепнуть.  Накрывали
покровом  скорби  материальные  затруднения  -  вечный  спутник  российского
ученого  бессеребрянника. Лобачевский Николай Иванович  умер в возрасте 63-х
лет  12 февраля 1856  года,  оставив  семью,  так  же как и в свое время был
оставлен   сам,  практически,  в  нищете.  Окончательно   спившаяся  жена  с
вдовствующей дочерью  были вынуждены содержать  заведение, очень  похожее на
маленький публичный дом. Вот она проза жизни...
     Давящая    грусть   заполнила   кубатуру   палаты   номер   восемь:   у
впечатлительной и сентиментальной Клары Николаевны на глазах стояли алмазные
слезы, Василий грыз ветхий больничный пододеяльник, пытаясь сдержать рыдания
и возможные судороги, Димыч низко опустил голову, напоминая мне теперь своим
лбом Лобачевского,  а затылком  - простофилю  Шварцнегера.  Весьма  гнетущая
обстановка!..

     Переживая расставание,
     терзаем душу, губим плоть.
     За поворотом увядание -
     всех сорняков не прополоть.
     Помочь убогим не сумеешь:
     в России больше "чужаков" -
     их не уважишь, не излечишь,
     чуть оступился - был таков!
     Оракул сбился с панталыку:
     ответ не найден на вопрос -
     кому рядить свою защиту?..
     кто с нами? кто кому донес?

     Я  смотрел  на  картину  надвигающегося   "вселенского  плача"   молча.
Стыдился,  что не втягиваюсь в  философскую драму. Я ловил  себя на пустяке:
хотелось думать только о заурядном. Мечты мои выстраивались в некую линейку,
состоящую из того,  что  относится к  "прозе  жизни".  Сперва,  почувствовал
бурное желание сходить в туалет  и опорожнить  мочевой пузырь - черт  знает,
что творится  с простатой! Видимо, подсеяла мне моя  зазноба новую микробную
флору, забыв основательно подмыться. А может быть, коварной змеей подкралась
измена? И такое бывает в гражданском браке - обязательность женщины, кстати,
даже менее стойкое свойство, чем эрекция у мужчины.
     Но   гоню   от   себя   обидные   мысли    -   вялая   "шизофреническая
подозрительность"! Надо принять  таблетку-другую  метронидазола для  санации
мочевыводящих  путей.  А  на  ночь  попрошу  укол  аминазина,  чтобы  хорошо
выспаться  и снять  надвигающуюся тревожность.  А  заодно и  полюбуюсь перед
отходом ко сну эффектно отставленной попкой медицинской сестры, склонившейся
в "укольной позе" над моими безобидными чреслами, над видом "сзади". Феерия!
Загляденье  - можно ослепнуть!  Вспомнилось  так  ясно, как  на  экзамене по
марксистско-ленинской  философии в прошлые годы: "И из дыма вышла саранча на
землю, и дана  была ей  власть,  какую имеют  земные  скорпионы... Одно горе
прошло: вот, идут за ним еще два горя" (Откровение  9: 3, 12). К чему бы все
эти потоки непрямых ассоциаций, трудно перевариваемые интеллектом обывателя?
Ясно дело, чтобы расшифровывать мою  галиматью нужен досужий ум!  Тут даже и
высшего отечественного образования будет маловато.  Необходима, как минимум,
основательная  стажировка в Сорбонне, сочетанная с уроками в медресе. Хорошо
бы для  закрепления  материала совершить  намаз  на  развалинах  загадочного
Газни, у порога Великой Мечети.
     Словно  бы подслушав мои сентенции,  Математик подал  голос, насыщенный
мудростью  Корана:  "Не равны слепой и  зрячий и  те,  которые  уверовали  и
творили доброе, и творящий злое; мало вы вспоминаете!" (Сура 40  айат 60). А
дальше следовало  обычное для правоверного: "И сказал Господь: "Зовите Меня,
Я отвечу вам; поистине, которые превозносятся над  поклонением  Мне - войдут
они в геенну на вечное пребывание" (Сура 40, айат 62).

1.5

     Санитары  принялись  разносить  обед,  и  мы  вынуждены  были  свернуть
приятную ученую  беседу.  Клара  Николаевна  уходила нехотя,  даже спина  ее
дышала  сожалением, а про  рельефные  ягодицы и  говорить не  приходится. На
прощанье  она  одарила  Вовика  пылким,  многообещающим взглядом.  Математик
зарделся, как  деревенская  простушка. Чувствовалось, что стрела, выпущенная
из  лука  женской  мастерской  рукой,  попала  точно  в  цель.  Ох,  уж  эта
традиционная "университетская атмосфера": даже мужики в ней  последовательно
перерождаются  в  сексопатов.  Один  только  человек  сумел  устоять  от  ее
тлетворного воздействия. Да и то только  потому, что загодя  стал заниматься
дзюдо и вовремя устроился на работу в КГБ.
     Приговор  лечащего  врача-психиатра  был  суров: после обеда  для  всех
"мертвый  час",  то  есть  лечебный сон,  а Владимиру  Георгиевичу  надлежит
явиться  к  Николаевой  в  ординаторскую для  углубленного  психологического
тестирования.  Вовик  сглотнул  комок  в  горле,  грубо   давя  истерическую
рекургитацию.    Рвота    не   произошла.   Явно   действовала    спонтанная
эксплозивность,  молниеносно спутавшая у  Вовика все  представления о широте
гендерных  ролей  в  обществе  и  субкультуре.  Так  ведут  себя  начинающие
институтки  при  первых  пробах  менета.   Почему  же   тогда  у  математика
раскованная   сексуальность  зазбоила?  Скорее  всего,  сшибка  у   носителя
революционных   университетских   традиций   произошла   на  почве  всплеска
шизофрении.  Математик  слабо  всхлипнул  и  попытался раздавить собственные
тестисы ляжками  моментально  занемевших  ног.  Но  самоагрессия не достигла
существенной  мужской атрибутики. Имели место лишь малые повреждения - но  и
они мешали Вовику спокойно сидеть и лежать. Чувствовалось, что исследователь
порядком  намаялся  за свою  математическую  жизнь  от  всяких  "углубленных
тестирований". В отношениях с мужчиной вообще требуется деликатности больше,
чем с незамужней женщиной или серым дворовым котом. Тактика Клары Николаевны
оказалась слишком прямолинейной, не гибкой, с позволения сказать, сиволапой.
Так   откровенно  давить   на   интеллигента-эстета,   да   еще  зараженного
мусульманским мистицизмом ни в  коем случае было нельзя. Надо быть ласковее,
терпимее, нежнее. "И ты увидишь, что горы, которые ты считал неподвижными, -
вот  они  идут,  как  идет  облако  по  деянию  Аллаха, который  выполнил  в
совершенстве все. Поистине, Он сведущ о том, что вы творите!" (Сура  27 айат
90).
     Вовик в сердцах  слопал все два блюда,  поданных из больничной  кухни и
издававших  сногсшибательный  запах,  до  капли,  до  крошки.  Только  чтобы
оттянуть  время, он  пытался выпросить  добавку, но  ему  отказали -  нельзя
терять форму  перед  "тестированием",  кровь отливает от  кавернозных тел  к
желудку. А потом потреблять казенную пищу -  не безвредно! Не стоит повышать
риск возможного заражения гепатитом  "А" или "В,  С" и так  далее.  И только
закончил он запивать пищу и горе компотом, как явилась  медицинская  сестра,
показавшаяся всем  архангелом,  вооруженным обоюдоострым  мечем.  С  помощью
такого оружия обязательно в конце пути  усекают голову избраннику. Женщина в
белом саване-халате повела Вовика на экзекуцию. Смертник  шел  по  коридору,
как на голгофу,  - на  него  было трудно смотреть  без  слез, и  мы, все его
соседи по  палате, плакали от души. Словно крокодилы, убитые горем по поводу
чрезмерного  падежа  своих  товарищей   в  засушливое  лето  в  саванне,  мы
обливались остатками внутренней влаги. В сердце томился восторг и  почитание
явления мученичества, наконец-то возникшего рядом с  обыденностью  жизни.  В
голове волчком, точно беснующийся шаман,  крутилась рифмованная абракадабра,
казалось, что кто-то колотил в бубен:
     Цифры, углы, биссектрисы...
     Ужасы эти - вроде не мифы...
     Хищность женщины-крысы
     усугубляет любви аппетиты
     и расширяет души повороты.
     Самка с самцом - живоглоты
     не укрощают ударной работы.
     Нормы азарта у случки круты.
     Бьемся за качество до немоты.

     Математик вполне математически осознавал, что "аппетиты разгораются  во
время  еды".  Женщина-психиатр,  влюбленная  в  Лобачевского,  вполне  могла
оказаться "ненасытной тварью"  - великий математик, в  конце-то концов, имел
дело  только  с  Бесконечностью!  Мы,   провожая  взглядом  спину  Владимира
Георгиевича, согбенную под тяжелейшим грузом ответственности, тоже понимали,
что  теория  вероятности  -  очень хитрая  штука. Здесь не знаешь точно: где
потеряешь, а где найдешь? Математик свободной от поддержания падающих штанов
рукой хватался за давно  некрашеные стены. Но рука  его тут же соскальзывала
по  слизи рыданий множества душевнобольных, оставленной на  стенах коридора.
Вероятность, бесконечность  и невесомость в сознании Вовика  сплелись крепко
накрепко,   не  считая  возможным  оставлять  за  мучеником  право   выбора.
Возможность "санитарных потерь", как говорят военные перед большой бойней, -
не  миф,  а реальность.  Грусть  навалилась  на  наши  сердца  неожиданно  и
трагически томно.  Коллектив  тихо  отступил вглубь  палаты. Ноги сами собой
подкосились, и тела наши рухнули на больничные койки. Мы томились, снедаемые
загадочностью  поворота событий, алкающие финала, несущего с собой один лишь
верный ответ на давний вопрос, поставленный гениальным  классиком: "Быть или
не быть"?!
     А  наш  доморощенный Гамлет  тем временем еле-еле волочил  ноги по полу
коридора  старинной  психиатрической   больницы,  ласково  освещаемого,  так
называемыми,    лампами   дневного   мерцания.   Неоново-фиолетовый    свет,
нещадно-интимно  подмигивая,  создавал атмосферу  заброшенной покойницкой. В
ней  витали  духи  Добра  и  Зла, подбирая  каждый  себе по  вкусу метущуюся
человеческую  сущность.  Там  на перекрестке  двух  дорог  -  в туалет  и  в
ординаторскую  -  они и  встретили  нашего  страдальца,  взяли его  под руки
холодными  когтистыми  лапами   и,  как  заказную  бандероль,  посылаемую  с
уведомлением,  поволокли  к  Кларе  на  суд неправедный!  По дороге  из  той
бандероли просыпался  от страха  белый порошок,  слегка  напоминающий  споры
сибирской  язвы   -  страшного  препарата,  ставшего  современным   орудием,
задуренного религиозной  идеологией "пролетариата" несвободного  от глупости
Востока.  Но,  как  потом окажется,  белый  порошок  был  перхотью  с головы
математика,   да  белым  песком  его,  перемолотых  от  угрызения   совести,
гениальных мыслей.
     Да, мы сгорали от  блудливого любопытства, но мы и откровенно грустили.
И то сказать, кем можно заменить  хорошего собеседника  в больничной палате?
Маловеры  и  любители  "клубнички"  могут подумать, что кем-то из  соседнего
женского отделения -  чушь собачья! Всем известен ответ  на  сакраментальный
вопрос: "Что может  дать  молодая красивая француженка? Ничего, кроме  того,
чтобы  еще  раз   дать!"  Женщина  не   может  быть  достойным  собеседником
продвинутого мужчины. Она может быть только соучастницей в любовном акте - в
совокуплении. И  то, говоря откровенно, женщина, наделенная  слишком высоким
самомнением,  -  не  столь  уж  и  обязательный  компонент  для  сексуальных
откровений  опять-таки для продвинутого  мужчины. Но не  того -  заряженного
афродизиаками, кантаридином и прочей мутотой из богатейшего арсенала авантюр
всяких там  сексопатологов -  Щегловых,  Прудоминских, Свядощей, Либихов.  А
только того  - погруженного в "мир уединенности" с помощью приятной, высокой
коллективной мужской беседы. Это  только  глупенькие субретки  полагают, что
как только мужики собираются вместе, то сразу же начинают разговоры о бабах.
Ошибка!  Причем, трагическая!  Мужчины-интеллектуалы  -  не  из  Московского
театра сатиры, конечно,  -  наклонены все же к музыке мысли, а не к музам из
государственных   симфонических   оркестров.  А  приятным   собеседником   в
больничной палате, когда время тянется неимоверно медленно, а хвори  терзают
страшными домыслами,  может  быть  только однополое существо - это спаситель
жизни, наместник интеллектуального восторга.
     Димыч разорвал тишину многообещающим заявлением:
     - Все собираюсь спросить у Вовика, есть ли у него родственники.  Знал я
одного  его однофамильца - Федорова  Александра Георгиевича. Преподавал он у
нас в институте  один  нелепый  предмет  - социальную  гигиену,  медицинскую
демографию,   от  которых  ни  тепло,  ни  жарко  никому.  Был  он  доктором
медицинских  наук,  вроде  бы  неглупым  парнем.  Потом  вдруг  в  одночасье
собрался,  оставил  профессорскую  кафедру,  уволился  из   института.  Даже
Лобачевский так не поступал. Федоров А.Г. умотал на торговом судне в дальние
моря - загорелось ему путешествовать, красотами мира любоваться.
     - Может  быть, он умом  тронулся, как и мы. - вклинился  в  рассуждения
Василий. - Я бы лично никогда не оставил профессорской должности. Можно себе
представить, какой почет, зарплата и работка не пыльная  - трепи себе языком
глупым, ленивым студентам, неси  всякую  бень. Они  же  по неграмотности  не
разберутся, чего он там им наплел - где правда, а где вымысел, фантазия?
     - Однако,  Василий, у тебя  забавные представления о  преподавательской
работе - попытался поправить охранника Димыч.
     -  А что, разве  я неправильно мыслю? - уточнил позицию Василий. -  Мне
всегда казалось, что почет и безделье сочетаются.
     Явно  назревала горячая  дискуссия.  Я  не  прочь был поприсутствовать,
насладиться  дуэлью, увидеть  лица  волонтеров,  когда  скрестятся  шпаги  в
горячем споре.  Интересно, что победит  - интеллект  или кондовый прагматизм
неуча - пролетария, парня от сохи?
     Первым в атаку пошел Димыч, но он слишком слабо размахивал саблей:
     - Василий Сергеевич, в нашей стране заниматься серьезной наукой страшно
трудно. Во-первых,  никто  особо ее не кормит - нет  денег  на эксперименты,
лаборатории, оборудование, на достойную зарплату ученым. Во-вторых, "русский
характер"   особо  подвинут   на   интриги  -  на   этом  поле   конкурентам
неограниченное  раздолье. В-третьих,  результаты  твоих  исследований  могут
моментально слизнуть,  как корова  языком щепотку  соли, всякие там именитые
мудозвоны, готовые горло твое использовать, как ручной тормоз на велосипеде.
Все ясно, Вася?
     - А  какого хера  выходить  на ринг,  если  не чувствуешь в себе  силы.
Взялся за гуж - не говори, что недюж. - Василий и не собирался соглашаться с
доводами  профессионального ученого. Рабочая  смекалка подсказывала ему иную
логику. Пролетариату - гегемону нет равных в разбирательстве любых споров.
     -  Да,.. Василий, в  разговоре с тобой  требуются, конечно,  совершенно
другие аргументы. - уныло потянул Димыч.
     - Никаких аргументов и не требуется. И так известно: "Против лома - нет
приема!" - парировал гордый Василий.
     Можно  было  вполне  спокойно  закруглять  дискуссию. Но  Димыч  еще не
выговорился и продолжал наседать на собеседника:
     - Вася, я ведь вещаю не о науке и даже не за науку. Я толкую о том, что
в  нашем клане  не  каждый  решится  на  то, чтобы  послать  все в такманду!
Понятно?
     Василий  теперь,  словно   соболезнуя  всем   пострадавшим  от   науки,
утвердительно мотнул головой, буркнув:
     - Ты, Димыч, не расклеивайся, не переживай. У нас с тобой просто разные
планиды,  а  отсюда  и неувязочки  с философией получаются.  Давай,  вали, -
рассказывай дальше про твоего свихнувшегося профессора.
     Ученый посокрушался еще немного, но,  осознав, что правды в  этом споре
не добиться, махнул рукой и продолжил:
     - Самое интересное,  что  по  возвращении  из путешествий, он порвал  с
ученым миром  полностью, перестал  множить  свои научные  труды,  а  занялся
художественной литературой.
     - Пишет детективы, что ли? - спросил недоумевающий Василий.
     - Хуже того,  он пишет психологические  романы в духе экзистенциализма:
городит  в них не весть что! Но иногда складно получается. Некоторые коллеги
пытались  его унять, но он послал всех  очень  далеко, заявив, что его ничье
мнение о литературе, вообще, и о его  виршах,  в  частности, не  интересует.
Пишет он, оказывается только для  себя - просто у него зудит воображение,  и
проявляются творческие писчие судороги.
     - Во дает, белый аист! Хороший он,  оказывается, парень твой профессор.
Его бы к нам в  палату на излечение от шизофрении - наговорились бы вдоволь.
- опять смело выступил Василий. - Меня  лично всегда интересовали  писатели:
как  там у них все складно строится, вроде  бы "словечки",  а  из  них порой
такие занятные "рекбусы" складываются,  почти  как у Аркаши Райкина, царство
ему небесное! Все эти современные говнюки-пародисты, юмористы в подошвы  ему
не  годятся,  как бы не пыжились, не изощрялись,  разные голоса  из  себя не
вдавливали, чревовещатели херовы!
     Разговор явно  переходил в  другую  плоскость, и конца ему, видимо,  не
будет. Но,  на  счастье, отомкнулась  дверь,  и на пороге  показался бледный
Вовик.  Губы   у  него  дрожали,  руки  и  плечи  тряслись,  ноги,  по  всей
вероятности,  не  чувствовали земную кору. Мученик прошелся до  своей койки,
рухнул снопом и затих. В комнате нависла гробовая тишина, только из коридора
долетали сдавленные  причитания каких-то  страждущих  выздоровления.  Но  те
звуки были лишними,  хотя бы потому, что от психических  заболеваний простые
смертные не выздоравливаю. Побеждают  лишь  те, кто рано понял,  дефектность
психиатрии, как  науки. Для  пациентов  это  -  не  клиническая  медицина, а
развлечение, наслаждение.  Кому  еще дано  пребывать в  ином мире,  в другом
измерении. К такому развлечению сильно прикипают душой сами врачи-психиатры.
Их потом за уши не оттащишь от такой занятной жизни. Словно для игры, для ее
приукрашивания,  они  расширяют  возможности жонглирования  диагностическими
шарами  -   перечислением  симптомов  и  синдромов,  спорами  вокруг  разных
малосущественных  пустяков.  Они,  как  большие  дети,  постепенно уходят  в
словесную  казуистику, заменяя  игрой реальную  жизнь. Такие  развлечения  и
заводят многих эскулапов в конце концов в лоно  прогрессирования собственной
предрасположенности  к   шизофрении.  Известно,  что   подобное  тянется   к
подобному: потому в психиатрию идут люди, изначально малость тронутые умом.
     Вовик очнулся только к  ужину, напрочь отказался продолжать разговоры о
геометрии  Лобачевского,   а   решил   поделиться  своими   новыми   личными
переживаниями. Оказывается, Клара  битых  два  часа  мучила нашего  товарища
обследованиями с  помощью разных  утомительных  методик, все время,  подводя
почву для  убийственно-рациональных выводов. Но все она устраивала  так, что
те выводы делала как бы  вовсе и не она, а  сам Вовик. Он словно сам на себя
наговаривал - писал доносы на свою "личность". Он так запутался уже во время
наката  методики Люшера, в которой задействованы цветовые символы, что перед
глазами, как ему  казалось, пошли оранжевые, желтые,  зеленые круги.  Выводы
лепились  сами  собой:  Алевтина  - никуда  негодный  сексуальный  партнер и
необходимо срочно  переориентироваться  на женщину фактуры Клары Николаевны.
Все  складывалось с такой  абсолютной точностью, с  максимально  выверенной,
почти математической, логикой,  что Вовик  стал терять  сознание.  Но сквозь
наплывающий туман  вдруг забрезжило спасительное воспоминание  о том, что он
дальтоник,  то есть у  него напрочь искажено восприятие цвета. Это означало,
что вся та галиматья, нагороженная Кларой Николаевной, рушилась решительно и
одномоментно.   Вовик   стал   заметно   прозревать,  восстанавливать   свой
математический облик, оттаивать сердцем  и  печенью.  Но, когда он сообщил о
своем  дальтонизме веселящейся, как ведьма на шабаше, Кларе,  она  тут же со
всего размаха  грохнула  папкой с тестом Люшера по никуда  не  годной  башке
пациента. Вовик впервые,  может быть, понял, что значит  "тернистый путь"  в
науке, и что милосердие  и врачевание - две стороны одной медали.  Но разные
ее стороны!
     От  удара  об  острый  угол  объективной  реальности  у  Вовика,  как и
следовало ожидать, возникло "нигредо". Для тех, кто не знает этого  термина,
стоит  пояснить,  что  это  латинское  слово,   пришедшее  из  алхимии.  Оно
обозначает в психологии умственную дезорганизацию, возникающую, как правило,
говоря  языком  скучной  науки,  в  процессе   "ассимиляции  бессознательных
содержаний". Димыч объяснил  нашей вшивой команде не только прямое  значение
этого  термина,  но  и  его  алхимический  подтекст.  Алхимики, оказывается,
довольно успешно  занимались  врачеванием, причем, много  сделали  в области
лечения больных с неврозами. Конечно, этот термин  был введен намного позже,
а  тогда  все  рассматривалось,  исходя  из  понятия  "тени",  различных  ее
аспектов. Ну, к примеру, интерес к знанию о себе - то, что сейчас называется
"внутренняя картина болезни и социализации", -  трактовался с подачи  ловких
эскулапов  обывателю,  как  захватывающее  приключение.  Размышления в  этом
направлении тащили врача и пациента дальше и глубже в неведомое и запретное.
Легко предугадать,  что  не  вполне  исчерпывающие знания и подготовленность
участников виртуального приключения чреваты "перемещением за грань", то есть
туда,  откуда  выхода  уже  не.  Возникало  замешательство  и  основательное
помрачение  ума.  Пациент погружался в пучину личностных  проблем, неведомых
ему доселе. О их существовании он никогда прежде и не  догадывался. Алхимики
приравнивали нигредо к черной меланхолии, используя и поэтические ассоциации
понятного рода. Например, "черное, чернее, чем черное" - это был  образ ночи
или неожиданно прилетевшего черного ворона. Наверняка Эдгар По позаимствовал
своего  "Ворона"  из  этой  копилки,  находясь  в  состоянии  прилива черной
меланхолии.  Таким  образом,  черный  образ  мира  в  средневековой  алхимии
представлялся  загадочным нигредо.  Его  символической парадигмой был металл
свинец.  Пришлепнутый увесистой печаткой из такого металла к плоскости жизни
человек  ощущал  себя  лишенным  своего  "Я",  отброшенным на  самое дно,  в
преисподнюю,  отринутым  на  произвол  судьбы.  Мир  окружающей  нас  жизни,
особенно если  поменять ночь со днем, становился камерой  обскуры, в которой
темно, мрачно, жутко, страшно, тоскливо, уныло и отвратительно, прежде всего
из-за того, что все перевернуто наоборот.
     Алхимики-то считали,  что нигредо - начало всех начал,  потому  что все
должно сперва перегнить, как  компост,  а  сознание распасться на  составные
частицы,  превратившись  в  исходный  материал  для   свободного  творчества
природы. Они  замечали,  что  всякая  достойная  деятельность  вначале имеет
привкус  горечи и гнили.  Будущее для  них видится смутным  и беспросветным,
лишенным надежды на избавление  от пустоты  и одиночества. Отсюда  возникает
огромная тяга к смерти. На таком обструкционном поприще самооценок возникает
"негативная  инфляция", часто не имеющая  никаких реальных оснований, однако
захватывающая горло человека, как "ледяная рука старухи  с косой" и уводящая
в сад страшных теней после моментального и безболезненного удушения.
     Димыч пояснил, что "obscure" в  переводе  с латинского означает "темно,
неясно, непонятно". Иначе говоря, быть в камере обскуры - значит пребывать у
негра  в жопе. Древний мифологический  образ ночного плавания по  морю  тоже
является  архитипичным свидетельством  утраты  энергии,  развития депрессии,
ухода в  невроз.  Зыбкость  морской  пучины  под  тобой  - это тихая поступь
ощущения приближения катастрофы, готовности к  беспрекословному спуску в Ад,
путешествию в  Гадес навстречу с духами, уволакивающими тебя еще дальше -  в
сферу бессознательного.  Ну, а  когда,  путешественника  еще  и  заглатывает
дракон, то, слов нет,  либидо  оформляется  в отвратительный психологический
трансвестизм - происходит переодевание "самости" в "антисамость". Победа над
драконом,  морским чудищем - свидетельство  достижения адаптации и выхода из
невроза.
     Димыч так увлекательно развивал всю эту  мутотень  из психоанализа, что
мы все слушали  новоиспеченного  оракула,  раскрыв рот. Очарование  разрушил
Василий  неуместными рыданиями и  судорогами: его увлечение  метафорическими
образами  привело к  тому, что  он обоссался, и теперь  плавал  в больничной
постельке, словно человекообразное чудище в море-океане. Димыч таким образом
добился  своеобразного  инсайта! Когда  откачали  Васю, умыли его, отправили
сушиться матрас и полностью перестелили постельку, то Димыч во  всеуслышанье
заявил:
     - Мой рассказ,  господа, - это только детские сказки. Нам бы пригласить
сюда доктора  медицинских наук  Федорова Александра Георгиевича - странного,
но интересного  человека  -  он  бы  нам  мозги-то  быстро  поправил  своими
фантазиями. Я полагаю, что лучшего романиста нет в современной эпохе! Старик
владеет  редким   даром  экзистенциализма  в   литературе,   повернутого  на
медицинское болото. Одно  меня сдерживает: пожалуй, в нем  давно  поселилась
шизофрения с более толстой жопой, чем у нас у всех вместе взятых.
     Вовик быстро  поднял голову, и Димыч это  заметил первым. Сдается  мне,
что  он весь тот  спектакль разыгрывал "под Вовчика". Он куражился для того,
чтобы   подготовить  его  к  откровенной  беседе.  И  Вовик  раскололся  без
сопротивления:
     -  Димыч,  ты о каком  Федорове  говоришь? У меня  брат есть Александр.
Правда, я  его никогда  не видел,  а только  слышал кое-что. Мой папаня имел
двух сыновей от первого брака:  один  -  Володя - умер во время войны, а вот
Александр  выжил в той страшной  кутерьме.  От  второго  брака  отца с  моей
матерью  появился  на свет я.  В честь  своего  первенца и меня отец  назвал
Владимиром. Мать моя - татаркой из Казани  -  была  второй женой  у отца. То
был,  можно  сказать, в некотором роде брак по расчету.  Во время войны отец
имел бронь, как классный специалист - конструктор по двигателям кораблей, да
и  туберкулез  его  поедал изнутри, не  позволял служить  в  армии.  Его  КБ
специализировалось на военном кораблестроении, а потому сотрудники с семьями
были эвакуированы из  Ленинграда  в Казань практически в самом начале войны.
Отец женился на  моей матери,  по  существу, пройдя через  предательство  по
отношению к прежней семье - оставил больную  жену с ребенком. Они застряли в
эвакуации и могли погибнуть,  но спасли  их родственники, вывезя оттуда. Так
что мы с братом единые по отцу, но разные по матерям. Но грех отца тянется и
за мной, потому я не  пытался искать  встречи с братом.  Не  удосужился  при
жизни и отец  нас представить  друг другу, хотя оба  мы жили в Ленинграде  и
бродили  по одним  и  тем  же  улицам. Отец, видимо,  трусил,  все  опасался
чего-то, малодушничал.  По-моему,  он боялся смотреть  в глаза прежней жене.
Чего   греха-то   таить   теперь:  первенца   своего  он   угробил,  заразив
туберкулезом, а уж как брат-Александр выкарабкался, одному Богу известно.
     Мы   наматывали  информацию   на  ус,  становясь  невольно  свидетелями
"психологического прорыва",  а  потому молчали, затаившись,  не произнося ни
звука. Особое внимание демонстрировал Димыч - у  него,  видимо, был какой-то
особый кураж на счет благополучной концовки всей этой непростой истории.
     -  Володя, - вдруг серьезным тоном он обратился к нашему коллеге,  - ты
не кексуй, а давай-ка подумаем, как нам устроить встречу с братом. Помни, он
отличный  специалист  по твоим медицинским  делам, да и  писатель к  тому же
неплохой. Во  всяком  случае,  его творческие  темы  никто  так любопытно не
разбирает.  Полагаю, что  он  эту  "суку пушистую"  - Клару я имею  ввиду  -
поставит на место и избавит нас от мучений разбушевавшейся ведьмы!
     - Но у меня нет  никаких координат брата. - отвечал Владимир. - Да и не
известно, захочет ли  он со мной встречаться. Получается, как "жареный петух
клюнул" - меня клюнул, так засуетился, встречи стал искать.
     - Ну, это ты, Вовчик, не по  делу  барабанишь. - бросились мы возражать
сообща. -  Он же человек, писатель, душевед, демиург,  можно сказать. Кончай
рефлексировать, давай думать, как ему сообщить о том, что ты попал в беду.
     Димыч хлопнул себя по лбу, чтобы обозначить наплыв просветления:
     -  Ребята,  все в порядке: я вспомнил  о  существовании  одного  общего
знакомого, который выведет нас  на Федорова. Его-то мы и подключим.  Сегодня
же буду звонить  Коле Слизовскому - моему приятелю. Он близко и хорошо знает
Александра Георгиевича  - зимовал как-то с  ним у него  на  даче. Был  у них
такой кураж: решили пожить "бичами" - купались, идиоты,  в проруби всю осень
и  зиму  пока  яйца  не  отморозили.  Но  были веселы,  независимы  и  много
занимались писанием какого-то  научного трактата. Полагаю,  что обогревались
они не только печкой и алкоголем, но были у них там горячие  пассии, которые
и скрашивали и  утепляли  поганую жизнь. Припоминаю даже их имена  - Люси  и
Света. Только не помню: у кого была какая, а, может  быть, у них было полное
коммунальное хозяйство? Кто знает - ведь шизофрения и научное  творчество  -
это  такие две закадычные подруги, что их ни  ледяной водой, ни кипятком  не
разольешь. Зачем же тогда разделять подруг по ночам.
     Стали ждать  вечерней смены  медицинских  сестер.  У  Димыча  наметился
альянс,  обещавший   перейти   в  нечто  сексуально-осязаемое   с  одной  из
медицинских сестер. Назревшая симпатия должна была открыть путь к телефону в
ординаторской. Именно этим телефоном и собирался воспользоваться сердцеед.
     От  жизни, наполненной  томительным  ожиданием,  родились  фальшивые  и
реальные сомнения. Как водится у шизиков, они переливались и выстраивались в
забавно расцвеченный калейдоскоп -  прямо, по монограмме теста Люшера. Димыч
озвучивал свои  видения.  Ему  приходилось гасить выпады товарищей  научными
пояснениями  - особенно  много бурчал Василий.  Объяснения доктора подкупали
утилитарный  ум своей  классической серьезностью,  из чего  следовал  вывод:
Димыч  -  талантливый  преподаватель,  а  мы  -  достойные  ученики.  Логика
педагога-мастера покоряла  и обуздывала  даже вспышки эпилепсии у Василия  -
пролетарий   становился,   как   шелковый.  Оказывается,  бушевала   в   нас
"трансцендентная  функция"  (Transcendent  function).  Я  заметил  у  Димыча
страсть  к  двойной транскрипции, он  обязательно любой  термин  приводил на
русский, тут же  сопровождая его переводом на латынь или английский. Потом я
узнал  от него же,  что это  симптом  специфического раздвоения личности,  в
котором никто не может разобраться:  вроде бы ты и умный человек, но, скорее
всего, дурак. Иначе от чего же  задавать мозгу двойную  работу? Странно,  но
Димыча нисколько  не угнетала  перспектива  прослыть  дураком  -  он  только
смеялся над этой угрозой. Обычно людям льстит  великомудрость, но  для  него
словно бы и не существовала тяга к славе.
     Так  вот:  "трансцендентная функция" возникает в результате немыслимого
напряжения  между   сознательным  и  бессознательным.  Она  поддерживает  их
объединение, являясь как бы функцией связи между противоположностями. Дальше
Димыч плел что-то вовсе несуразное и  заумное: "о  свидетельстве безусловной
причастности "Эго" и к тезису, и к антитезису"... Охраняя свой  зыбкий ум, я
старался многое пропускать мимо ушей. Удалось понять только  одно,  что сама
жизнь совершенно  не  выносит  застоя. А потому природа  скопившуюся энергию
всегда стремится  перевести в разряд новой объединяющей функции. Та,  в свою
очередь, выводит  психику за пределы конфликтующих противоположностей. Иначе
все могло  войти  в невыносимую психическую фазу, подобную взрыву нейтронной
бомбы.  Такой  взрыв возможен  в  индивидуальном  и  общественном  сознании.
Кабалистика, чистейшей воды!
     Только один Василий, по-моему, из всего прослушанного сделал правильный
вывод. Он вдруг серьезно произнес:
     - Да, с вашими рассуждениями путь один - к негру в жопу!
     Его  ученой  реплике  вторил  дружный  хохот,  потрясший  своды  нашего
пристанища - стены  и потолки дома  скорби. Вбежала  медсестра с заряженными
шприцами,  но  мы  уже  угомонились  и  имитировали  крепкий   сон.  Опытный
медперсонал обмануть невозможно:  мгновение - взмах  руки  мастера  и правая
ягодица  Васиной "совести" насытилась приятным  "эликсиром здоровья". Нам не
была  известна  концентрация медицинских  препаратов.  Может  быть,  то было
плацебо - простой дистиллят. Сестричка обвела палату внимательным взглядом и
громко, но ласково спросила:
     - Ну, соколики, кому еще успокоительного?
     Ответом  на бестактность было гробовое  молчание. Мы насыщали атмосферу
презрением   к  отвратительным  пыткам.  Собравшись  с  силами,  мы   издали
объединенный громкий  звук, потрясший стены: толстушка-сестра пулей вылетела
в коридор. Василий от обиды и скорби по потерянному медицинскими работниками
милосердию  зверски  терзал  примятый  угол  подушки.  Но  скоро   лекарство
подействовало: силы оставили Василия, и он заснул.
     Стены  палаты  мелко вибрировали,  наполняя  эфир  святыми звуками. Мы,
способные  слышать,  повторяли  их  барабанными перепонками,  формировавшими
вибрацию в стройное предложение:  "Восстань, Господи, предупреди их, низложи
их. Избавь душу  мою от  нечестивого  мечем Твоим,  от людей -  рукою Твоею,
Господи,  от  людей  мира,  которых  удел  в  этой  жизни, которых чрево  Ты
наполняешь из сокровищниц  Твоих: сыновья их сыты,  и оставят остаток  детям
своим" (Псалом 16: 13-14).
     Все  лежащие на  больничных  койках  услышали  мудрые слова, поняли  их
правильно и восприняли, как команду к добропорядочной жизни. "Суд же состоит
в том, что свет  пришел  в мир; но люди более возлюбили тьму,  нежели  свет,
потому что дела их были злы" (От Иоанна 3: 19).

1.6

     Шло время, телефонный  контакт состоялся и мы ждали явление "спасителя"
истомленному народу.  А пока,  суть  да  дело,  Клара  Николаевна продолжала
терзать Вовчика разными дополнительными  психологическими тестами. Следующим
после  Люшер-теста  была   методика  Германа  Роршаха.  Вовчик   -  кандидат
физико-математических наук  - воспринял новые испытания, как ярко выраженное
оскорбление его развитой личности. Напряжение снял своевременным объяснением
Димыч: методика  была направлена только на изучение личности, ее структуры и
неосознаваемой мотивации поступков. Ничего  оскорбительного в ней  не  было.
Для такой сложной диагностики использовался набор чернильных пятен различной
конфигурации и цвета.  Иначе  говоря, по  кляксам исследовался ум  кандидата
наук.  Вовчик  считал  всю  эту  затею  шарлатанством,  потому  как  скрытые
установки пациента,  тайные  побуждения,  свойства характера интерпретировал
разум врача,  который  в личностном,  моральном плане и в подошвы не годится
пациенту.  Получалось так,  словно яйца  пытались  учить даже  не курицу,  а
петуха! Чьи же тогда это были яйца?!
     Вовчик вернулся из ординаторской  "ниже травы, тише  воды", губы у него
тряслись, он был на грани глубочайшего срыва. Всем показалось, что и руки на
себя наложить Математик мог  даже  очень просто. С математической точностью,
вычислив предварительно угол  наклона и силу нажима на кровеносный сосуд, он
мог  полоснуть  себя лезвием бритвы по запястью. Клара,  оказывается,  опять
лютовала, всячески  пытаясь выставить  Алевтину  в дурном  свете.  Подрывная
работа  велась  с одной  лишь целью - дабы на фоне несостоятельности подруги
жизни  открыть   в  затуманенном  сознании  Вовчика   понимание  собственной
значительности.   Клара  мечтала  предстать  полнейшей  королевой.  Все  мы,
крещеные и нехристи, практически одномоментно, поняли, что Вовчика требуется
спасать самым решительным образом. Но  как же ты его будешь спасать, если он
сам искал для себя Голгофу, томимый  запутанными интимными переживаниями. Он
никак не желала отнестись к ухищрениям Клары с юмором. Он, видимо, с детства
застряв,  сперва  в  математической  школе  для  одаренных  детей,  затем  с
шестнадцати лет в университете,  на сложных,  сугубо  абстрактных  видениях,
никак не хотел спускаться с облаков на землю.  Он был склонен к глубочайшему
уходу в себя.  А  это,  надо  сказать, по теории  Эрика  Берне,  страшнейшая
психологическая ошибка  - ошибка выбора поведенческого репертуара, ведущая в
никуда.
     Спасительная  мысль  первой  посетила  кондовый разум  Иванова  Василия
Сергеевича, охранника-расстригу, он брякнул, не  таясь, не утомляя аудиторию
подготовительными словопрениями:
     - Владимир Георгиевич, мать вашу так! Извините,  конечно,  за  простоту
выражений, но сколько можно распухать  бестолку, мучиться по  поводу  козней
врачей-сатрапов. - ляпнул он, отжавшись на локтях от поверхности постели.  -
Пусть пьют кровь  из ваших шейных сосудов, если вы их сделали доступными для
врага.  Но зачем же  лакать кровушку  еще и  из нас. Мы желаем  знать, когда
пойдет вторая серия фильмы про  Лобачевского? Наши мысли в глубоком застое -
а у вас все разговоры только о бабах и бабах!
     Димыч и я по достоинству оценили психотерапевтический  пассаж Василия -
это было  что-то среднее  между аверсивной  и рациональной психотерапией,  с
работой "на отвлечение", с большим  подмесом  "народной мудрости". И  поняв,
что Вася установил события  на  рельсы пути, ведущего  к  победе,  мы дружно
подхватили раскрутку психологического нажима.
     - Да, правда, слов  нет, какое свинство, уважаемый Владимир Георгиевич,
- попер,  как на буфет, Димыч, -  при  всем  нашем к вам добром отношении мы
вынуждены будем  ходатайствовать  перед  администрацией больницы, чтобы  вас
сняли с довольствия.  В конце-то концов, должны  мы расширять свой кругозор,
или вы напрочь отняли у нас это право.
     Вовчик не понял подвоха, но почувствовал трагизм ситуации - когда к его
привычному горю примешается еще и отвержение  товарищей по  классу, то жизнь
покажется в копеечку!  Мы  были  настолько  искренними, что заподозрить игру
было невозможно. А мы вошли в роль и теперь уже не хотели останавливаться на
полпути:  обида просто хлестала, фонтанировала из нас  из  всех. От фонтанов
можно  было захлебнуться.  Ясно дело, что у  психов  капельки эмоций  быстро
переходят  в Ниагарский  водопад -  нам просто  был необходим громоотвод для
канализации притаившейся  в больном разуме энергии. Думаю, еще немного, и мы
бы взялись колотить Вовчика. Он это почувствовал, кожей, черепом, задницей!
     - Господа,  но  у  меня имеются смягчающие  обстоятельства. -  пробовал
снять напряжение Вовчик.
     - Какие, к  херам, еще "смягчающие"? А потом, что это еще за "господа"?
- всех господ отменили в 17-ом году! - влепил ему практически без подготовки
Василий.
     Ох, как любят у  нас  в народе резать  правду-матку в глаза - хлебом не
корми!  Мы дружно поддержали вопль, переведя  его в стадию  "волны народного
возмущения".  Нам  понравился  этот вариант  игры, называемой  "коллективные
санкции". Кое-кто уже  стал подумывать и об исправительно-трудовых лагерях -
но это, слов  нет, был бы уже явный  перехлест. Мы  не  желали возвращение к
большевизму. Все чувствовали себя коммунистами  христианского толка - что-то
вроде  собрания четырех апостолов грезилось нам. Вот  мы  все  - единоверцы,
единомышленники,  святые,  убеленные сединами, -  сидим на берегу прохладной
реки,  на  опушке  кокосовой  рощицы  и  едим почему-то  сладкие  финики.  А
обезьянки  свешивают с  веток  хвосты и  удивляются, завидуют, почему у  нас
финики, а у них только надоевшие кокосы.
     Я почему-то вспомнил забавную теорию доктора Уильяма  Эдвардса Деминга,
называемую  "Вирусная теория менеджмента". Этот  чудак  вошел в  историю как
человек предсказавший невообразимые успехи японской  экономике, стучавшиеся,
по его мнению, в дверь чудного островного государства. Я уж и не  помню, как
наскочил  в  публичной  библиотеке  в  зале новых  поступлений  на маленькую
книжечку,  поразившую  меня. Автор начинал изложение своей теории словами из
Макиавелли:   "Нет   ничего  более   трудного,   более   опасного  и   более
неопределенного, чем  пытаться установить новый порядок  вещей".  Сейчас  мы
распекали  Вовика как раз  для того, чтобы установить  в его  голове  "новый
порядок вещей". Нам казалось, что так мы можем спасти нужного для математики
человека  и  полноценного  гражданина  для  общества. Вспомнились  некоторые
практические  параллели  из  книги:  врачи  многих  эпох,   делая  ошибочное
предположение  о  природе  малярии  (malaria),  сводили  все   к  тому,  что
заболевание  происходит из-за  вдыхания плохого  воздуха (mal-aria),  ночных
испарений.  Такая  ошибка  была  своеобразным  вирусом,  разъедающим  клетки
теоретических представлений и  практических посылок. Необходимо  было  убить
вирус, а не  больного.  Последователи теории считали, что  любая проблема на
85% определяется дефектностью системы, а  на 15% - работающими в ней. Отсюда
вытекал  "принцип  вредности",  гласивший:  "Если пытаться усовершенствовать
систему, состоящую  из людей,  машин и методов,  устанавливая количественные
целевые  показатели  для  повышения эффективности отдельных ее подсистем, то
вся  система подведет там,  где этого меньше  всего ожидают,  тогда придется
платить  сполна!"   Дело  все  в  том,  что  в  системе,  включающей  людей,
обязательно  будут на  нескольких  уровнях "безголовые  менеджеры",  ибо  их
задача  -  слепо  трансформировать команды. Глупость  превращается в  вирус,
способный поглотить все успехи функционирования системы.
     Получалось так, что  умный  по  своей  сущности человек  - я имею ввиду
математика -  будучи  закованным  в  систему  психиатрического  мониторинга,
превратился в  "безголового менеджера", не способного руководить собственным
поведением. Наша задача состояла в том, чтобы вернуть ему голову!
     -  Вовик,  ты  не шути с огнем, - включился  я в  атаку,  -  не  доводи
аудиторию,  твоих преданных слушателей  до  греха! Все твои беды от вирусов,
которых нужно душить на корню, в зачатке, еще в чашках Петри.
     Я лихо блеснул своими знаниями в области микробиологии, сохраненные еще
со школьных  лет. Тогда я занимался в биологическом кружке при университете.
Сейчас  я  старался  говорить на том языке, который, по моему разумению, был
наиболее  близок  Вовчику-педагогу - "аудитория",  "слушатели", "вирусы".  И
наступил долгожданный инсайт:
     - Коллеги, - взмолился  атакуемый, - я все понял и  все осознал, только
не выбрасывайте меня из машины на повороте, ибо я ваш и с вами до конца!
     - Ну, а если  с нами, так толкуй  про свои математические интерпретации
геометрии Лобачевского и кончай сучить  ножками  перед  Кларой!  - выплеснул
оставшуюся  помойку  Василий  на  голову  ученого,  чуть  было  не  ставшего
вероотступником.
     Димыч,  почесав пятку,  буркнул  свою  сентенцию,  украденную из  Вещей
Книги: "День  дню  передает речь, и  ночь ночи открывает знание" (Псалом 18:
3).

1.7

     Вовик  приосанился, окрыленный доверием  масс,  жаждущих знаний, уселся
поудобнее на больничной койке и повел неспешную речь:
     - Коллеги  по  несчастью,  геометрия Лобачевского прежде  всего изучает
свойства,  так называемой,  "плоскости  Лобачевского", имеющей  отношение  к
планиметрии.  Затем  перебирается  в  стереометрию,  описывая  "пространство
Лобачевского". Та  и другая  геометрическая сущность подразумевает множество
точек,  через которые  проходят прямые  линии, движутся фигуры,  реализуются
расстояния,   углы  и  прочее.   Все   эти  геометрические   взаимоотношения
подчиняются аксиомам Евклида, за исключением  пятой - о параллельных линиях.
В 1868  году Эудженио  Бельтрами  заметил, что геометрия на  куске плоскости
Лобачевского совпадает с геометрией  на поверхности постоянной отрицательной
кривизны. Простейший ее пример - это псевдосфера.
     - Стой,  математик, - перебил лектора Василий, - давай  пояснения:  что
такое "псевдосфера", как ее представить зрительно?
     -  Вася, дорогой,  здесь все просто  - видел  ты ушную воронку, конусно
расширяющуюся,  которую тебе вставлял в  ухо врач-отоляринголог  при осмотре
слухового прохода?
     Василий  собрал  лоб  в морщины, напряг  память: на  лице  его заиграла
радостная улыбка - свидетельство успеха поиска образа псевдосферы.
     - Да, да, вспомнил! Эврика  - так, кажется,  кричал Архимед, выпрыгивая
из  горячей ванны,  где ему чуть не  сварили  вкрутую  яйца!? -  залепетал с
азартом Василий очередную скабрезность.
     - Василий Сергеевич, вы несколько спутали мотивы прозрения Архимеда, но
историю  все же  оцениваете  абсолютно  верно!  - внес  некоторые коррективы
Владимир  Георгиевич  и  продолжил. -  Таким образом  у  Бельтрами геометрия
Лобачевского  приобрела  простой  и  реальный  смысл. Как из  рога  изобилия
посыпались другие модели,  иные  интерпретации  - Давида Гильберта,  Феликса
Клейна, Анри Пуанкаре, Бернхарда Римана.
     Вовик  обвел  всех  ищущим  взглядом, дабы  удостовериться  в  том, что
рассказ понятен слушателям. И тут его взгляд  скользнул по входной двери - в
проеме высилась  фигура Клары Николаевны. Она ела  глазами  Математика  так,
словно  откусывала большими  кусками сладкий торт, торопилась прожевать и не
успевала.  Она все равно глотала, задыхаясь от  спешки и темперамента. Кадык
под кожей шеи ходил ходуном, выдавая бурю чувств и разбушевавшуюся похоть. Я
понял, что у каждого свое сумасшествие. Все двуногие - шизики в той или иной
степени.  Но  области  приложения  интереса у  нас разные,  да  и активность
реализации у одних обгоняет, у других -  запаздывает.  Весь  мир  состоит из
безумных!
     Клара словно в гипнотическом трансе приблизилась к постели Математика -
черт  ее знает, может  быть, она скрытый вампир. Хватит сейчас Математика за
горло и вопьется в шейную артерию. Математик пытался сползти под кровать, но
ему это не  удалось - кровать правым бортом  была прижата к стене, а времени
вскакивать и оттаскивать ее от стены уже  не оставалось. Клара застыла рядом
с левым бортом постели, как  бы в  приступе каталепсии или, проще говоря,  в
состоянии восковой двигательной скованности. Похоже, что  ее интересовало не
горло пациента и даже не мозг, вдруг съежившийся в черепной коробке. Ее, нет
сомнения, все же интересовали половые органы - глаза полу-восточной  женщины
молили  об откровении.  Математик затих,  молчали и все остальные,  молчание
нарушила сама Клара:
     - Владимир Георгиевич,  - даванула  она из себя слова  с  силой, словно
остатки крема для ног  из  давно до предела отжатого тюбика, - разрешите мне
послушать ваш рассказ о геометрии Лобачевского.
     У всех отлегло от сердца. Надо же,..  так любить  математику! Из Клары,
думается,  мог  бы  вырасти   большой  ученый-цифровед,  да   только  судьба
сплоховала -  не  подстелила  под страстное  влечение коврик из разноцветных
способностей с выраженным математическим уклоном. Все, как один сопереживали
лечащему врачу.  Однако каверзный  ум  подсказывал: Клара,  сильно переживая
свое собственное  математическое фиаско, задумала  рассчитаться  с  природой
женскими методами.  Она явно  задумала забеременеть и  родить от выдающегося
математика ребеночка.  Мы - пациенты мужчины - шкурой, хребтом,  тестикулами
ощущали  нависающую опасность. Но, ясное дело,  больше всех  должен страдать
математик.  Вовчик  словно  бы  чувствовал  осиновый  кол, вбиваемый  ему  в
промежность, а потому ежился и пытался спрятаться за пустые слова:
     -  Во-первых,  в геометрии  Лобачевского  не  существует  подобных,  но
неравных треугольников,  поскольку треугольники равны, если  их углы  равны.
Как  не  крутись,  но  существует  абсолютная единица длины  -  это отрезок,
выделенный  по своим  свойствам, подобно  прямому углу,  выделенному  своими
свойствами  тоже.  Принято считать  таким отрезком  сторону  треугольника  с
данной суммой углов.
     Клара следила  за речью  математика,  как  завороженная,  а  правильнее
сказать, как помешанная. Она внимала словам Вовика, не закрывая рта, покоряя
всех остальных  белизной своих зубов. Язык хищника  свешивался  через нижнюю
губу, с него, как у змеи, находящейся  в охотничьем экстазе, капала ядовитая
слюна. Явно  лицо женщины  чем-то напоминало и  физиономию доберман-пинчера,
застывшего  в ожидании бросковой команды хозяина. Но хозяин  поступков Клары
пока еще сидел в ее собственной голове, и это было опасно!
     Я почему-то вспомнил годы своей военной юности, когда проходил службу в
морской пехоте в Североморске: молодой лейтенант вел наш взвод из  бани, где
мы  только  что  хорошо  отмылись,  попарились  и успели  пошалить - связали
штанины  кальсон лейтенанта. Теперь  он вел нас по лужам  заставляя печатать
шаг.  Выбрав  озерцо  поглубже   и  погрязнее,  он  подавал  зычным  голосом
неотвратимую команду: "Вспышка справа!".  Каждый боец проходит долгую  школу
наработки условного рефлекса на такую команду: он обязан, чтобы спасти жизнь
под  минометным  обстрелом,  молниеносным броском  плюхаться  наземь. Брызги
летели в  стороны огромными грязными снопами. Баня давно была выбита из нас,
чистота тела и формы  заплыла отвратительной грязью! Сейчас, наблюдая жадный
взгляд  Клары  Николаевны,  я  всеми   фибрами   души  чувствовал  с   каким
темпераментом,  азартом она  бы  выполнила  команду  математика  -  "Вспышка
справа! Вспышка слева!  Лечь!"  Однако Вовик ежился, но команд не подавал, а
продолжал лекцию:
     -  Известно, что сумма  всякого треугольника меньше  ""  и может  быть
сколь  угодно  близкой  к  нулю.  Модель  Пуанкаре  подтверждает  сказанное:
разность   - (+   + ),  где , ,  - углы треугольника, пропорциональна
его площади.
     Клара опять сглотнула что-то важное и  интимное,  и облизнулась, словно
она  не  запоминала,   а  ассимилировала   через  органы  пищеварения  -  не
пережевывая, не измельчая, потребляя большими порциями. В работу шли формулы
и  постулаты, выдаваемые математиком. А его уже понесло от ощущения восторга
слушателей. Понятно,  что теперь он читал лекцию не всем нам, а только своей
самой главной почитательнице:
     - Через точку "О", не лежащую на данной прямой "а", проходит бесконечно
много прямых, не пересекающих "а" и находящихся с ней в одной плоскости...
     Вовчик вел речь в  экспрессивной манере -  четко,  ясно, благозвучно. У
него   был  хорошо   поставленный  голос.   Хороший   лектор   завораживает,
успокаивает,  вселяет   надежду  на  то,  что  даже  сонный   воспримет  всю
необходимую  информацию. Мы - Димыч, Вася и я - поддались  очарованию голоса
Владимира,  вняли  стройности  постулирования  геометрических начал фантазий
Лобачевского. Никто не заметил, как заснул, придавленный животворным потоком
информации.  Так происходит  с  доверчивыми,  хорошо накормленными и  удобно
запеленованными  грудными  детьми. Особенно, если  они  уверенны, что  грудь
матери  всегда  будет  рядом. Грудь  Вдадимира по понятным  причинам нас  не
интересовала. Но соски Клары - красные, нежные, отточенные, стоящие прочно и
надежно, словно часовые  перед мавзолеем по бокам от входа, ведущего к вождю
и вожделению  мирового  пролетариата. Вовчик  теперь учил  только одну Клару
Николаевну, растроганную таким доверием до слез, до полной самоотдачи. А мы,
под  действием  вещего  слова,  воспринимаемого в гипнотическом автоматизме,
рисовали в  убаюканном  сном  воображении  неистощимые картины  виртуального
секса. Чтобы  делал человек,  лиши  его Бог  этой одной трети  обязательного
времяпровождения, сплошь  сотканного из незабываемых  грез  и  отдохновения?
Полагаю,  что  тогда   человек  превратился  бы  в  заурядный  комбайн   для
переработки пищевых продуктов в  говно! Не более того.  Как слезы восторга и
благодарности  Творцу,  навернулась  сура  103  "Предвечернее  время",  и  я
затараторил  ее  с  Божественным  чувством:  "Во   имя  Аллаха  милостивого,
милосердного!  Клянусь  предвечерним  временем,  поистине,  человек  ведь  в
убытке,  кроме тех, которые  уверовали, и творили  добрые дела, и заповедали
между собой истину, и заповедали между собой терпение!"
     Святая сура всколыхнула грезы:
     немеет горло - тучи, буря, слезы.
     Я верую, ищу Великое Творенье,
     Твои слова прямые - во спасенье.
     Ответит хулитель - поноситель,
     не принимает золота Спаситель.
     Богом будет греховник спрошен,
     нагим к сокрушилищу сброшен!

     Я   сбивался   с   эпического   на  арифметическое,  геометрическое   и
алгебраическое. Даже  во  сне  до меня долетали обрывки фраз: ..."приложение
геометрии  Лобачевского",..  "равенство,  выражающее  закон  распространения
света:   x2  +  y2  +     z2   =
c2 t2 ",.. "метод Лобачевского" и  другое малопонятное
для сонного человека.
     Честно признаюсь, что проснулся  я в  то время, когда  Вовик исследовал
геометрию  Римана  и  телесные  прелести  Клары.  Надо  сказать,  что  такое
совмещение интересов  и объектов  у него великолепно получалось:  Клара была
уже довольно основательно  помята,  а из одежды  на ней оставались  -  сущие
пустяки.  Присутствие при эротических сценах всегда впечатляет. Коллективный
секс -  это вообще несравненное завоевание культуры. В нем главное - хорошие
бытовые  условия.   Ясно   дело,  как  профилактика  перекрестных  заражений
венерическими и другими, более приличными, инфекциями.  Такие  картинки даже
самого последнего импотента могут мигом вознести на холм! Чувствовалось, что
внештатный сеанс  просмотра  порнофильма увлек и  всех  остальных  пациентов
нашей палаты. Полагаю, что к замочной скважине  и  щелям в двери  уже  давно
припаялась ни одна  пара  глаз отечественных психов. Иными словами,  процесс
наблюдался как бы изнутри и снаружи, то есть были задействованы внутренний и
внешний  контуры. Все знали сакраментальный  тезис вождя: "Из  всех искусств
важнейшим для нас является кино"!
     Лечащий  врач,  уже  вся  до нитки вымокшая  от пролитых слез восторга,
лежала на больничной  койке рядом с математиком. Он обнимал ее за дальнее от
него  плечо, свободной рукой  лаская ближайшую  грудную  железу.  Оба были с
закрытыми  глазами  -  видимо,  для  того  чтобы  четче представлять  Римана
пространство.  Сложная  лекция  читалась на автопилоте.  Еще немного и могло
случиться  непоправимое. Но  первым обо всем  догадался Димыч - он деликатно
покашлял.  Математик  был  очевидным  невротиком,  поэтому  подпрыгнул,  как
ужаленный. Клара вовремя  прихватила его скользкое от пота  тело  и  властно
уложила  на себя. Но момент  истины уже прошел, вернее, его спугнули.  Ждать
подъема   конструктива  теперь  было  бесполезно.  Однако  преподавательские
функции Владимир продолжал исправно исполнять, правда, несколько заикаясь. Я
уловил этапный тезис:
     - Короче говоря, свойства расположения элементов на плоскости  Римана и
в  пространстве Римана  совпадают со  свойствами расположения  элементов  на
проективной плоскости  и в проективном  пространстве. - зудел Вовик, а  рука
его оглаживала крутые  бока и  бедра Клары. Издалека  такая сцена напоминала
выбор  лошади на ярмарке  в  Нижнем Новгороде  -  там,  откуда начинал  свой
эпохальный  заезд Боря Немцов, прекрасный парень  и отъявленный  балагур. Но
меня-то  терзала  неукротимая  печаль,  и  мысленно  я  летел  на   каком-то
бронепоезде  революции  мимо  полустанков  десятилетий,  моя  Родина  дышала
тяжело, с надрывом.  Недалеко от железнодорожной насыпи, стоя  раскорячась у
косолапой будки, одетая  в какую-то нелепую  форму,  размахивала замызганным
флажком неопрятная стрелочница - моя судьба, Machtwille:
     Из больной тишины сочится голос мой.
     Теряю разум, истинность, сущее, покой.
     Мимо амбразур летит полустанок твой.
     Ты не шути, ободри, образумь, успокой.
     Небо нахмурилось, разрыдалось вдрызг.
     Не стоит жать радость из мутных брызг.
     Метнулся из тьмы ужаса крик: нет грез!
     Бог всемогущ - Machtwille бьет без слез!

     К тому моменту, когда математик дошел до разговора  о том, что "число К
= 1/R2  называется кривизной плоскости Римана  и  чем меньше "К",
тем ближе свойства фигур этой  плоскости к евклидовой",  то властная рука не
на  шутку разыгравшегося  самца  уже  лежала  на лобке у  Клары.  Отзывчивая
женщина замерла, надежно закатив глаза за надбровные дуги, чтобы не спугнуть
мгновенье.  Лицо  ее выражала муку ожидания  прикосновения к  самой  сладкой
теме.
     Оказывается,  мы  все  окончательно  очнулись  от   гипнотического  сна
одновременно и наблюдали  картину второй волны  (девятого  вала)  подготовки
разврата. Ни у кого не было и намека на смущение  в глазах. Просто  сознание
всех  озадачивал  вопрос:  "Трахнет он  ее  или  нет"?  На фразе  -  "Римана
дзета-функция"... - мы тихо встали  и молча, на  цыпочках вышли  из палаты в
коридор. Мы решительно оттерли любопытных психов от дверных щелей, загородив
своими  монолитными корпусами  вход в палату. Теперь нас мог сломить  только
отчаянный,  хорошо подготовленный  Петербургский ОМОН. Мужская  солидарность
подталкивала нас к тому, чтобы преграждать путь  любопытным, не щадя живота.
Я еще раз вспомнил, что в переводе с немецкого Machtwille, кажется, означает
"судьба". Сейчас  мы измеряли судьбу своего друга и его неожиданной  подруги
мгновениями, сладко отдающими и в наши сердца, и значительно ниже!
     Врать не буду - не знаю, что происходило  в палате.  Но когда, примерно
через пятьдесят минут, Клара вышла  в коридор, одергивая халатик и поправляя
прическу, глаза ее сияли  восторгом и счастьем. Она подпрыгнула пружинисто к
потолку, взвизгнула что-то  на непонятном языке из геометрии  Лобачевского и
Римана. Свободная  женщина гордо  зашагала  по коридору,  свободно покачивая
упругими бедрами и ягодицами. Как все же красива женщина в откровенном, а не
продажном разврате! Время близилось к обеду, а одна победа уже была за нами,
за Вовиком,  за геометрией  Лобачевского!.. Когда мы вернулись  в палату, то
Вовик  спал  крепким сном праведника.  Димыч  взял  с прикроватной  тумбочки
Евангелие,  раскрыл  наугад и прочитал ликуя: "Господи! Ты  слышишь  желания
смиренных;  укрепи сердце  их;  открой  ухо  Твое, чтобы дать  суд сироте  и
угнетенному, да не устрашает более человек на земле" (Псалом 9: 38-39).

1.8

     Проснулся Вовик в состоянии полнейшей ретроградной амнезии, но с особой
легкостью и благодушием:  он практически ни черта не помнил,  но это  его не
заботило. Кто кого гипнотизировал во время лекции, так и осталось непонятым.
Каков был финал  учебного часа  - тоже осталось тайной. Клара была не из тех
особ, которые раскалываются на допросах, да и допрашивать-то  ее мы не имели
право.  Оставалась  надежда только  на  брата Вовика -  Федорова  Александра
Георгиевича. Его-то мы и ждали  с большим нетерпением. Пожалуй, даже древние
евреи  так не  алкали  манну небесную  во время  знаменитого путешествия  по
раскаленной, голодной пустыне.
     Александр Георгиевич явился неожиданно, не в день официальных свиданий,
а в  обычный будний  денек. Причем, явился он не один, а в составе маленькой
свиты.  Помнится,  в  палату  вошли пятеро,  как  потом  оказалось,  то были
профессор  Дмитрий Николаевич  Исаев,  Модест  Архарович  Микертумов, Виктор
Ермолович Каган и баба  в белом  халате -  в ней мы сразу признали Клару - и
еще  один  тип.  Профессора  многозначительно сдвигали  бровки к переносице,
покачивались в такт непонятным  речам с пятки на носок и обратно, складывали
руки высоко  на  груди,  поправляли тяжелые роговые очки старинного образца,
чмокали губами  и  все говорили, говорили,  говорили, практически, не слушая
друг друга и не обращая внимания  на больных. Трудно было решить сразу: "Кто
же здесь больше больной?"
     В  том  была какая-то неповторимая магия. Профессор Исаев был старше и,
может  потому,  его  слова   производили  на  меня  наибольшее  впечатление.
Отпугивала только исключительная задумчивость maitre (по-французски это!), и
манера останавливать взгляд подолгу на второстепенных предметах -  например,
на спинках кроватей, форточке, утке  и прочем.  Создавалось впечатление, что
именно  от  этих  предметов шла  к его  интеллекту  необходимая  энергетика,
дававшая возможность абсолютно точно ставить диагноз.
     Виктор Ермолович был приятно велеречив, но слишком округл и осторожен в
терминологии. Он вроде бы опасался сказать  всем правду,  его руки постоянно
искали что-то: видимо, сигарету,  спички, может быть спешили полапать чью-то
промежность. Да, кто его знает, чего они искали в нашем доме скорби. Однако,
как-то  сразу, без  недомолвок, мы  признали  в Викторе  Ермоловиче  "своего
парня", словно только что поднявшегося с больничной  койки и  переодевшегося
во все цивильное лишь для участия в обходе. Чувствовалось, что в нем стучал,
скакал,  резвился  нерв  сумасшедшего,  или хотя  бы человека,  очень близко
расположенного к такому особому состоянию.
     Микертумов был моложе,  суше, подвижнее  и раскованнее,  как  "чертик",
выскакивающий  на  пружинке  из  волшебной  коробочки,  или  клоун  Никулин,
появлявшийся  в  молодые годы на  манеже,  заполняя собой полностью перерывы
между основными номерами. Правда, совсем в другом образе видели мы Никулина,
восседавшим  на вечерах Белого  попугая - то  был  уже великий артист. Тогда
роль "болванчиков-чертиков" выполняли другие - Аркадий Арканов, Горин-душка,
и  прочая  остепененная  и   неостепененная   актерская  братия,  пытающаяся
зарабатывать деньги на  пустячках. Но, чего греха таить,  всем известно, что
сейчас  на телевиденье многие стараются  "срубить по легкому" капусту, грузя
зрителя  всякой  отсебятиной, пустой болтовней, чушью. Такой уж, видимо, век
настал! Так вот, Микиртумов в той компании делал что-то похожее.
     Слов нет, профессора  порадовали  нас своим появлением, многое  они нам
поведали, изумили  классикой  "разговорного  жанра".  Меня  они поразили  не
столько содержанием бесед - в том я  ничего  не смыслил - сколько стержневым
фактором,  то   есть  непонятной  логикой.  В   докладчиках  у  профессоров,
естественно,  была   наша   неотразимая,   волевая,  решительная  и  в  меру
обаятельная Николаева  Клара  Николаевна. У  первых трех названных и у Клары
вид был вполне респектабельный - чувствовалась ученая осанистость, затаенная
профессорская спесь и большие знания, валившаяся словно бы даже из ушей.
     Пятый из  присутствующих  тоже был в белом халате,  но сильно  помятом.
Лицо -  загорелое,  но плохо  бритое,  а голова лысая и неправильной формы -
череп долехоцефалического  типа, слегка подпорченный стремительными родами и
ранним рахитом, косившим всех детей военного периода. Анатомию потом пояснил
нам Димыч. У этого типа повадки были такие занятные, что вызывали ассоциации
с ситуацией, когда в  комнату вползает змея. Но то был не суетный  ужик,  а,
скорее всего, анаконда средних размеров - сытая, усталая, желающая побыстрее
отоспаться. Иногда кровь леденило и предположение - а не кровопивец ли он?
     Все  вело к тому мысль -  и узкое лицо, и правильно, но несколько хищно
сложенные   губы,  и  длинная  шея,   открывавшая  острый   кадык   разрезом
бесцеремонно   распахнутой   рубашки.  Привлекали   внимание  глаза:  близко
поставленные,   пронзительно-проницательные,  голубые,  почти   неподвижные,
гипнотизирующие.   Они   уж   слишком  активно  обезоруживали   и  прижимали
собеседника к "стене плача". Мы быстро почувствовали что-то общее в чертах и
фигуре этого человека и нашего Владимира. Но, при всем томи,  от гостя веяло
каким-то  манящим трагизмом  - чужим свойством.  Так бывает с теми, кого бес
уже неоднократно уговаривал прыгнуть с  высокого утеса. И они соглашались на
это, поскольку  их манит перспектива полета. Они  дают  согласие на безумное
испытание. Их не останавливает  то, что падающий обязательно  сталкивается с
реальностью приземления. Владимир тоже  насторожился и внимательно следил за
незнакомцем.
     Мы  все,  как один, напряглись. Тот тип  спокойно  слушал профессорскую
разборку. Нас препарировали по  косточкам, но он  молчал,  не  озирался и не
перемещался по палате вместе со всей  компанией. Незнакомец как вошел, так и
"завис"  у  двери, словно споткнувшийся  в программе компьютер.  Вся  группа
врачей заметно играла, тешилась - выражала подобие истинной внимательности к
нуждам пациента. Этот же таил в глазах холодность и некоторую отчужденность.
Взгляд  его словно  бы  говорил: кончайте базар, братцы, опускайте занавес и
мотайте отсюда - у меня ноги устали.
     Когда закончился спектакль под названием обмен клиническими суждениями,
и все двинули  на  выход,  пятый тип отстал от всей компании и,  ни слова не
говоря, подсел к койке  Вовика. Смотрел  на Вовика этот удав не очень долго,
но пристально,  потом взгляд  его потеплел,  и мы  услышали  приятный мягкий
голос:
     - Володя, я ваш брат - Федоров Александр Георгиевич.  Вы не возражаете,
если мы немного поболтаем?
     В нашей палате все проблемы были  общими: мы слышали обращение старшего
брата к  младшему  брату, и  тишина  изумления, любопытства нависла огромной
зыбкой тучей,  как  перед  грозой. Но  одна  гроза смывает  посевы, вызывает
наводнения,  обвалы, оползни, другая  -  спасает поля и пастбища  от засухи.
Было  над чем  задуматься  и  от чего  недоумевать:  встретились  братья, не
знавшие  и  не  видевшие  друг  друга  в  течение всей  предыдущей  жизни  -
сомкнулись две родные генетические линии,  но  оформлено такое торжественное
событие  было  слишком  буднично,  заурядно.  Мы  все  ждали  этой  встречи,
предполагали   обилие  слез  восторга,  горячие  объятия,  бессвязные   речи
очумевших от счастья родственников. Но в небосводе эмоций образовалась дыра,
через которую потихоньку стравливался пар зачаточного очарованья. Наверняка,
я,  будучи художником, что-то не так, как требовал того темперамент братьев,
воспринимал  в этой  жизни.  Но уйти от своих ощущений мне не  удавалось:  я
понимал,  что меня  обокрали, у меня  похитили возможность наблюдать,  пусть
из-за ограды, пусть чужой, но Большой праздник.
     По  лицам остальных  соучастников "торжества", отжавшихся на  локтях от
покрывал  своих постелей и  наблюдавших  с  вытянутыми  шеями  эмоциональное
святотатство, было видно подобное же разочарование и недоумение.  Но старший
брат,  по  всей вероятности,  плевать  хотел  на нашу  "остолбенелость".  Он
спокойно  взирал  на младшенького,  не собираясь бросаться  ему  на шею  или
подставлять  свою  под  ручные клещи.  У Владимира  постепенно  тоже  притух
взгляд,  и как бы опустились руки.  Он тихо лежал на спине,  намек на улыбку
искривил  губы, но глаза спокойно  ждали  дальнейшего развития  событий.  Он
полностью отрядил старшему брату эмоциональную инициативу.
     - Володя, я  несказанно рад  нашей встречи. -  продолжил заунывную речь
Александр  Георгиевич.  -  Жаль,  что мы  встречаемся  в скорбном  месте, но
согласись,  это  вообщем-то не  имеет  большого значения. Главное -  что  мы
наконец-то встретились.
     Он  по-мужски  нежно  похлопал  по  руке  Володю,  и  тот  ответил  ему
нерешительным жестом признательности. Оба брата медленно входили в контакт -
скорее  всего, разная  биология  их матерей  выстраивала преграды. Но я  был
уверен,  что  единение  отцовских генов  все равно прорвется сквозь  женскую
ревность и заданную генетически отчужденность.
     -   Я  внимательно  слушал  профессоров-психиатров,  -  продолжил  брат
Александр, - у  меня создалось впечатление, что все  вы пассивные симулянты,
вяло косящие под шизофреников. Будь моя воля,  то я вас всех оптом,  даже не
разбирая по фамилиям, вытолкал в шею на волю.
     При этих словах Александр обратился лицом к остальной живности палаты и
продемонстрировал улыбку,  отличающуюся, как не странно,  детской мягкостью,
откровенностью и теплотой. Как часто характер людей,  скрываемый под  броней
поведенческого  ритуала,  разоружает  именно   добрая  улыбка.  Сердца  наши
оттаяли, и мы не удержались от ответных знаков внимания и доверия.
     - Ребята, вы уж извините меня за простоту, но я, по российскому обычаю,
приволок бутылку  водки и  пяток  соленых огурцов,  копченой колбаски, белый
пшеничный кругляш -  свежайший,  с хрустящей  корочкой. Так, может быть, без
лишних слов отметим счастливое событие - когда еще разыщешь брата?
     Вот это  уже было по-нашенски, по-отечественному, по-русски, по-мужски.
Мы здесь просто истомились без водки  - до чертиков надоели транквилизаторы,
релаксанты, снотворные и прочая дрянь - изобретение немчуры поганой! Всю эту
химию великолепно заменяет водка, просто ее надо уметь пить. Неистовствовали
все, но особенно  ликовал  Василий -  он сделал  стойку  на голове прямо  на
кровати.
     Ликовали и радовались мы, естественно, не  как больные, а как заурядные
алкоголики. Кто не знает, что к тридцати пяти годам у каждого россиянина уже
сформирован алкоголизм:  по  классификации Джеллинека, вторая-третья стадия.
Тогда  уже сильно давит психологическая или  даже физическая зависимость  от
спиртных напитков.  Длительное  воздержание  знаменуется поганым  "синдромом
отмены",  когда  мучает  настроение  шаткое, какие-то хвори, цепляющиеся  за
разные  органы. В  это  время жена превращается в  стерву,  погода,  работа,
транспорт - в  говно,  на  каждом шагу подстерегают неурядицы. Мы со знанием
дела взялись  за пиршество. Правда, проявляя восторги, мы старались особо не
шуметь,  иначе  количество   желающих  на  халяву  разделить  наши  восторги
моментально увеличится во сто крат.
     Быстро разобрали стаканы, откупорили родимую,  настрогали  колбасики. И
вот  вздернули "на  товсь": в правой  руке -  доза,  в левой - огурчик! Но к
первой  был необходим тост, и Александр, скромно  мазнув  теплеющим взглядом
довольные рыла нашей компании, произнес:
     -  Собратья по несчастью,  будем в горе  и  радости всегда  вместе!  За
Родину-мать! За братьев и общее братство!
     -  "Яви светлое  лице Твое рабу Твоему, спаси  меня милостию Твоею"!  -
закончил тост Александр словами из 30-го Псалма.
     И   все  мы  торжественно,   преисполненные  мужского  долга,  обернули
взволнованные реальной  выпивкой рыла  к  Красному  углу палаты  -  к  Иконе
Казанской  Божьей Матери. Лик Святой был  спокоен,  Она не подмигнула нам  -
этого и  не  должно  было произойти, ни  практически, ни  теоретически, - но
каждый почувствовал,  что Святой,  а  не  водочный, Дух  спослал на нас свою
благодать! Такой  вкуснятины и незабываемого, трепетного вкуса лекарства, мы
еще никогда  не встречали. Когда  запрокинутые  головы  вернулись в исходное
положение,  то гусары увидели перед  собой  образ Клары Николаевны - как она
проскользнула в палату незамеченной, одному только Богу известно.
     Первым нашелся  Александр:  он, нимало не смущаясь, быстро наполнил все
пять  и  еще один  дополнительный  стакан эликсиром жизни, отрубил  половину
своего  огурца.  Все,  что  требуется  для  торжественной  встречи  светской
женщины,  было  с  поклоном  передано  в руки  Кларе  Николаевне.  Несколько
смущающуюся обилием  выпивки и  породистых самцов,  женщину усадили рядом  с
братом  Владимиром.  Лечащий  врач  - бесспорно умная  женщина  -  правильно
оценила проявленное к ней внимание, мужской такт и доверие. Она,  словно под
гипнозом,  вняла  немому  приказу,  вцепившемуся в  ее сознание ненавязчиво,
незаметно, но прочно. Мне даже показалось, что  мышцы брюшного пресса  у нее
несколько отмякли, разомлели, однако, сейчас было время не для тех утех.
     - Господа,  мы  все здесь почти что  свои люди, - поднял голос  главный
гипнотизер,  словно  знамя  бескрайней  России,  -  так  выпьем  первую   за
прекрасных дам! При  этих  словах  всем  показалось,  что  в  голосе  тамады
зазвенела нежная, хрустальная, скупая мужская слеза. Тожественность  момента
запала  всем присутствующим  глубоко в душу.  Но,  пожалуй, больше  всех она
поразила  единственную  женщину среди нас. И  та единственная  давила в себе
рыдание  восторга. Так давят верные жены сок из  красной смороды прежде, чем
приготовить прекрасное  желе для  мужа.  Так месят, трамбуют  и  раскатывают
тесто  для выпечки  вкуснейшего  пирога  специально для любимого мужа.  Так,
наконец, в  неповторимом  азарте отзывчивые  особы  давят  собственной жопой
матрасы  и  простыни, млея под ласками желанного любовника. Клара  явно была
под  воздействием  трансцендентальных лучей, вовремя  выпущенных прямо в  ее
бесстыжие  глаза  еще  более  бесстыжим   и   коварным  взглядом  стареющего
сердцееда,  все  еще  не  растерявшего  свои  боевые качества. "Старый  конь
борозды не портит!"
     Мы  внимательно  и с пониманием следили  за Кларой Николаевной:  она не
рыпалась, а вовлекалась  под действием чар, излучаемых опытным алкоголиком -
Федоровым  Александром  Георгиевичем.  Потому,  стараясь  не  разочаровывать
профессионалов,  Клара  лихо  тяпнула  полстакана   водки.  Мы   следили  за
глотательными движениями,  совершаемыми мышцами глотки, затем за дернувшимся
кадыком.   Далее  -   смелая  волна  бодрящей   жидкости  вызвала   ответную
перестальтику пищевода. Шея  у  Клары  была красивая,  как  у  лебедушки,  и
водочка   только  добавила  вдохновения  в  игру  вазомоторов,  волнительную
фибрилляцию кольцевых и продольных мышц начала кишечной трубки.
     Женскую шею  приятно ласкать, да и душить тоже, видимо, приятно - любой
палач, убийца тянется к красивому, к эстетике, если,  конечно,  Бог  подарил
ему при рождении чувство прекрасного. А дары Бога - не исчезают ни при каких
обстоятельствах  и  даже после нашей смерти они  остаются  на  Земле, только
передаются во владение другим достойным людям.
     Все мы,  словно  лучи  объективного рентгеновского аппарата, приспустив
взгляд, не теряя при этом фокуса биологической оптики, моделировали события.
Мысленно  каждый  проследил  за  тем,   как  пищевод  заставил  разомкнуться
кардиальный жом  и пропустить огненную  воду в желудок. Желудок всколыхнулся
от  ощущения  неожиданной   благодати   и  стал  с  пониманием  и  аппетитом
распределять  по  бороздкам  слизистой малой  и большой  кривизны  волшебное
пламя: расступилась слизь, защищающая от  кислотной активности нежные клетки
железистого эпителия,  а  заодно  и  притаившиеся  под  ней  микробы.  Особо
зловредный  Helicobacter  pylori  -  получили по заслугам  удар  санирующего
эффекта спиртного!
     Клара Николаевна  затихла на минуточку, прикрыв глаза  заворожено,  как
курица на насесте в отведенные  ей недолгие минуты ночного сна. Картина была
трогательной: я попытался даже себе представить, как будет рождаться большое
куриное яйцо из-под Клары. Но у нее ни черта  не получилось Да и слава Богу!
Честно говоря, неприятный это процесс - роды, как у женщины, так и у курицы.
     Наша  солидарность  помогала  Кларе  сосредоточиться  на   первой  фазе
всасывания  алкоголя.  Закусанный,  не  спеша  разжеванный  и  проглоченный,
соленый огурчик тоже делал свое  приятное дело. Он нежно шептался о чем-то с
пилорическим отделом желудка,  призывая этот, властно действующий  сфинктер,
разжать свои железные тиски и пропустить пищевую кашицу дальше по нисходящей
магистрали.
     Мне  пришлось  изучать  анатомию  и  физиологию  человека  в   Академии
художеств, да и  из средней  школы я  кое-что  вынес. Ясно,  что  уже сейчас
поджелудочная железа всколыхнула  свои железистые клетки, печень  сама  себя
подтянула   за   шиворот,   словно   не   вовремя   задремавшего   пьянчугу.
Функциональные  структуры - ацинусы начали просыпаться и активизировать свою
деятельность.   Но  уже   порядком  глубоко  всосавшийся  алкоголь  дурманил
клеточную  анатомию. Звездчатые  макрофаги, иначе  говоря,  клетки  Купфера,
расширили  от  удивления глаза,  все  еще  не  очень хорошо  понимая задачу,
неожиданно поставленную  в такой форме. Перед верными организму  макрофагами
открылся  выбор: войти  прочно в  алкогольный  наркоз  или  взяться, засучив
рукава, за его разрушение.
     Цикл  Кребса  тоже   несколько  зазбоил  от  неожиданности  и   святого
наркотика,  не ведая, что  же расщеплять  в первую очередь  -  белки,  жиры,
углеводы  или  С2Н5ОН?  Когда  подана  в  изобилии  святая  вода  с  соленым
огурчиком, то организму следует выкликать строительный материал из депо - из
биологических глубин, дабы в топке было достаточно горящего материала. Ну, а
алкоголь в это время активно городит заборы из опиатных конструкций - отсюда
идет  кайф,  ради  которого  так  много  выпивает  народонаселение  спиртных
напитков  на всей земле. Чем выше такая индивидуальная способность человека,
чем более  выражен  у  него  опиатный  эффект,  тем труднее  его убедить  не
потреблять спиртные напитки,  лечиться от  алкоголизма.  У нашей группы  все
было на  своих  законных  местах  от  самого рождения - потому-то  мы лакали
спиртное  с большим  удовольствием. Излечиться от этого  порока мы не  имели
никакой  возможности.  Но  наше  братство  и   не   собиралось  лишать  себя
удовольствия со вкусом переваривать отраву! Мы давно поставили на себе крест
и гордились  своей порочностью.  Клара оказалась в  одной связке  с нами,  а
женщину,  как   известно,   такой   порок   доводит  до  ручки   быстрее   и
разрушительнее. Ура эксперименту!
     Пока шли  лихорадочные  разборки  на этих  этажах, несколько напряглись
почки,  откликнулись  сосуды  и  сердце.  Мозг  почувствовал,  как  алкоголь
отбирает у нейронов внутриклеточную воду,  и они от того сжимаются и дуреют.
Вообщем, все шло своим чередом - безостановочным порядком: из наших смелых и
сильных рук  Клара Николаевна уже  не сможет вырваться  никогда!  Алкоголизм
непобедим  также,  как  и  вся   мафия!   От  удовольствия,  замешанного  на
сострадании,  я вспомнил,  что  только,  примерно, пять процентов  населения
планеты получило при рождении подарок от  Бога в виде  особых ферментативных
систем, способных при расщеплении алкоголя вызывать  особый опиатный эффект,
то  есть   наркотическое  действие.  Это-то  качество  расщепления  спиртных
напитков и привораживает на  всю оставшуюся жизнь Божьих избранников  - если
они объединятся, то это будет огромная  армия. Только разум той  армии будет
ущербным. А отсюда недалеко и до греха!
     Кое-кто  из присутствующих  продолжил  миграцию взгляда  до нижележащих
органов, имеющих  исключительно  женское предназначение.  Но, засовестившись
вовремя,  вспомнив  о своем  прямом  предназначении,  вырвал внимание из пут
похоти и снова  обратился  к  наполненным стаканам.  Чары  секса и  алкоголя
останутся  навечно  сильнейшими  конкурентами! Почему-то  всем  шизофреникам
стало  грустно.  Сами  собой  родились  стихи  и  повисли  в  наспиртованном
продуктами выдоха воздухе.  Рифмы смотрели на мир почти сумасшедшими, широко
раззявленными  глазищами,  слепнущими   от  яркого  света  интеллектуального
прозрения:
     Небосвод омочил все дождем:
     волшебство, отдохни, мы тебя
     подождем!
     Похмелья рана, Кребсов плен,
     телец Маллори бунт, фиброза
     тлен!
     Алкоголь - это новое счастье:
     все восторги любви застилает
     ненастье!
     Смыты томные будни и ночи,
     для общенья с женой нет уже
     мочи!
     В микроскоп зри, хоть ночью:
     нейропат Корсакова-Вернике
     пялит очи!

     Навеянную стихами грусть мы стряхнули решительно и  быстро. Все любовно
поморщились  и  дружно  крякнули,  выпив, не  закусывая:  простата у  мужчин
сморщилась и напряглась. А та  единственная среди нас, наделенная яичниками,
передернула Фаллопиевы трубы, словно затвор автомата Калашникова. Но  боевой
патрон ни той, ни другой стороне не  удалось дослать  в патронник - выстрела
не получилось! Не отреагировали даже Куперовы  или Бартолиниевы железы, лишь
вялая  струйка   мочи   пощекотала   наружное  окончание   уретры.   Мужики,
почувствовав, что musculus cremaster даже  не попытался подтянуть яички. Все
многозначительно почесали репу, но вовремя себя одернули, остепенили  - ведь
здесь  присутствовала  женщина. Тогда мы обратили на  нее более  пристальное
внимание и почувствовали аналогичное смятение и в глазах дамы.  Складывалось
впечатление,  что общение с  алкоголем  уже  подвело честную компанию к тому
пункту  социального развития, когда нарушается  кроссгендерная идентичность.
Иначе говоря, алкоголики  - это практически бесполые существа, переполненные
удивлением  и  счастьем настолько, что места  для  строго дифференцированных
гендерных ролей в психике не остается.
     Однако не  стоит спешить: даже сами ученые до сих пор  еще окончательно
не   разобрались   в   хитросплетениях   генетического,   биологического   и
психологического  в  сексуальных  отправлениях  -  скорее всего, имели место
транзиторные, то есть проходящие, сшибки. Но, анализировать процесс глубже и
печалиться  по  этому поводу,  уже  не  было  сил. Практически, без заметной
экспозиции  стала  наплывать  благодать  и муки особого  творчества  -  всех
отбросило в детство  или ранние юношеские годы,  когда жизнь казалась  такой
приятной и свободной. Примерно, такой, как  свободное  падение человеческого
тела  из  самолета при нераскрывшемся парашюте.  Хотелось перейти к хоровому
пению, но это было  бы уже злостное нарушение больничного режима. Все как-то
разом нашли успокоение в святых словах: "Избавит Господь душу рабов Своих, и
никто из уповающих на Него не погибнет" (Псалом 33: 23).
     "Кто сказал, что  любовь умерла"?.. У  Александра Георгиевича,  конечно
же,  оказалась  и  вторая, и третья бутылка  водки: мы  пили дружной, тесной
компанией  -  пациенты и лечащий врач,  совместивший свои  функции  врача  с
колдовством  опытного   и   коварного   алкоголика-психотерапевта,   доктора
медицинских наук Федорова.  Но мы, безусловно, пили не ради только  выпивки,
даже не ради торжественного момента  - встречи братьев. Мы утверждали своими
действиями  начало  широчайшей акции осуществления лечебных  мероприятий  по
спасению  нации, замордованной стрессами, от вымирания. Если хотите, то было
комплексное психотерапевтическое воздействие методом "полного включения".
     Когда  алкоголь  закончился,  Клара  Николаевна  под  ручку  с  Вовиком
проследовала  в ординаторскую, а Александр  Георгиевич, сильно намаявшись за
день  и  настрадавшись  от  эмоциональных всплесков,  связанных  с  братской
встречей, прилег  на  койку младшего Федорова, не снимая ботинок, и задремал
тихо и безмятежно, как ребенок,  на совести которого нет рокового греха! "Да
будет  милость Твоя, Господи,  над нами, как мы уповаем на Тебя" (Псалом 32:
22).

1.9.

     Никто  в  нашей  палате  не помнил,  как  прошел день,  вечер  и ночь -
очнулись все только поздним утром.  Вовика все еще не  было на месте  -  его
замещал  тихо посапывающий брат Александр.  Он  спал самозабвенно вентилируя
легкие, но при  этом не издавая  ни единого  храпа. Он был  подобен  святому
апостолу, только что раздавшему массу благодеяний. Давно  замечено, что дети
и безгрешные взрослые спят с большим аппетитом, и на лицах  их не отражаются
даже намеки  на пагубные поступки. Александр именно так и  спал. И, если  бы
даже я  сильно захотел не верить в  реальность,  то все  равно  не  смог  бы
отказаться  от справедливого утверждения:  вот он, спит сейчас  передо мной,
совершенно безгрешный человек.
     "Во  имя Аллаха милостивого, милосердного!  Скажи: "Прибегаю  к Господу
людей,  царю  людей,  Богу  людей,  от  зла наущателя скрывающегося, который
наущает груди людей, от джиннов и  людей!" Так утверждал Коран, сура  114, и
никто из смертных не смел спорить с  тем. Под новым углом зрения я взирал на
спящего,  уверяя себя  в том, что чистотой своих  помыслов, их наивностью он
давно  отделил  себя  от  скверны.  Во   всяком  случае,  с   большой  долей
достоверности можно утверждать, что наш новый компаньон искупил грехи, и ему
открылся  иной взгляд  на мирозданье.  Правда, когда он открыл ясные очи, то
несколько смутил меня прозаическим вопросом:
     -  А где здесь у вас туалет? Ребята, вот, вот  гайка с  винта сорвется!
Старею - мочевой пузырь теряет эластичность. А раньше мог ведро пива  выпить
на ночь.
     Однако, жизнь есть жизнь, и никуда от нее не денешься. Я объяснил брату
Александру, где размещается туалет. "И вновь продолжается жизнь"!
     Само собой,  как-то так и  складывалось, что новому другу, члену нашего
прайда, не  имело никакого смысла  уходить из больницы на волю. Еще  длилось
дежурство по больнице Клары Николаевны. Никого не удивило, что к завтраку от
нее  поступило  указание:  вдвинуть  пятую  койку в  восьмую  палату.  Ночью
поступил   как   бы   новый   пациент   -   Федоров   Александр  Георгиевич,
пятидесятилетнего  возраста,  давно  разведенного, имеющего четверых  детей.
Пациент имел  ученую  степень  доктора медицинских наук, а потому немножечко
страдал шизофренией. Объем ее симптоматики, вариации  поведения, перспективы
клинической динамики  и надлежало уточнить самыми совершенными методами. "Во
имя Аллаха милостивого, милосердного! Когда пришла помощь Аллаха и победа, и
ты увидел, как люди  входят  в религию  Аллаха толпами,  то восславь  хвалой
Господа  твоего  и проси у  Него  прощения! Поистине, Он -  обращающий!" Эти
слова я почерпнул из Корана, из суры 110. И никто меня не мог сбить теперь с
пути истинного.
     Вовик  вернулся позднее, завтракал  он  без  друзей, в  ординаторской в
обществе Клары Николаевны.  Когда он  явился к  нам, то на  лице его  гуляла
безвольная   улыбка  -  свидетельство  крайнего  переутомления  и  полнейшей
психологической  зависимости от  женщины. Он поменял свои сдержанные "левые"
на  совершенно  откровенные   "центристские"  представления  о  Вселенной  и
Женщине,  Человечестве  и Математике, о Лобачевском.  Мы  сильно  боялись за
сохранность его разума. Наука, скорее  всего,  потеряла сегодня ночью одного
из своих самых верных адептов. Он бухнулся подкошенным снопом - сплетенным и
иссушенным  -  на  освободившуюся кровать. Нам  он подари  только блуждающий
взгляд и  тихий лепет - лепет крепко наказанного за доверчивость ребенка. Не
знаю,  что  с ним стало  бы, окажись он  без моральной  поддержки. На помощь
пришел опять-таки Коран, сура 112: "Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
Скажи: "Он - Аллах - един, Аллах, вечный; не родил и не был рожден, и не был
Ему равным ни один!" Он так и сказал, произнес многократно и маразм медленно
отступил!
     -  Вот,  суки пушистые,  что  с человеком  сделали,  садисты,  варвары,
гестапо. - выпалил совершенно верное предположение Василий. - Не больница, а
Освенцим  какой-то!  Буду  жаловаться  министру здравоохранения. Теперь  там
серьезный человек - военный, генерал-полковник: он им всем башку-то на место
поставит, или открутит вовсе...
     Дальше  шли  непарламентские,  непечатные  выражения!  И  на  то   были
серьезные основания.  Мы  тоже  присоединили  к Везувию свою  боль  и  стон.
Коллектив мычал, как стадо одуревших  от возмущения  бизонов. Именно под эту
музыку,  под  такой  стих  и  вошла  к  нам  незаметная  и  неслышная  Клара
Николаевна.  А  поскольку  мы  реализовывали боль  и  стон,  как  молитву, с
закрытыми  глазами,   то  лечащему  врачу   пришлось  выслушать   длиннейшее
аппассионато - символ высоких  чувств  и откровений - довольно долго.  Клара
Николаевна, не  прерывая музыки шепотом дала распоряжение медицинской сестре
всадить нам каждому в ягодицу по бизоней дозе аминазина - и увертюра погасла
сама собой. Так в здешних местах боролись с синдромом похмелья.
     Очнулись от дурмана искусственного сна мы только к вечеру. И тут же, не
приняв даже маковой росинки, отказавшись от грубой больничной пищи, мы впали
в  суету  высокого  творчества.  Перво-наперво  взяли за бока  математика  и
потребовали  продолжения  специального  лекционного  курса.  Вовик  пробовал
кочевряжиться,   ссылаясь  на  провалы  в  памяти   после   сильнейших   доз
психотропных медикаментов. Но мы такие возражения тут же опротестовали, даже
не приняв  к  рассмотрению  и  не дав  высказать пострадавшей  стороне  свои
аргументы. Кстати,  сильнее  всех  наседал брат  Александр. И опять, кстати,
именно он внес в этот момент предложения впредь именовать друг друга только,
как брат  Василий, брат Дмитрий,  брат  Николай и так далее  по всему списку
восьмой палаты. Это, по его просвещенному мнению,  должно было цементировать
наше  больничное  братство,  придавать  нам  силы,  мобилизовать  внутренние
резервы.  А  силы нам были  необходимы  громадные,  дабы  если  не  излечить
неизлечимое, то хотя бы замедлить процесс разрушения наших мозгов всесильной
шизофренией.
     Брат  Владимир  наконец  сдался под общим  натиском  и  возвысил голос,
взойдя на мифическую лекторскую трибуну:
     - Братья, как я уже имел  честь  вам сообщить, - начал  он  возвышенно,
медленно  ища  выходы из  лабиринта явно путающихся  мыслей.  Он  долго  еще
спотыкался. Откровенно говоря, встал он твердо на ноги математической логики
только к  исходу  третьего дня.  Тогда голос его окреп, а мысль вытянулась в
струнку.
     - Пуассоновский поток,  или иначе Пуассоновский процесс, есть случайный
процесс, описывающий  момент  наступления  каких-либо  случайных событий,  в
котором   число  событий,   происходящих  в  течение  любого  фиксированного
интервала времени,  имеет распределение Пуассона.  -  четко свидетельствовал
Владимир.  -  Числа  событий,  происходящих  в  непересекающиеся  промежутки
времени, независимы.
     Все  мы вдруг  ясно и  вполне  очевидно  почувствовали,  что  с  нашими
головами наступает  полнейший  абзац.  Первым взвился брат  Василий,  мы  не
успели вовремя обуздать его темперамент:
     - Брат Владимир, елки-палки, - забился  он в поисках печатного слова, -
ты  хоть  выбирай  выражения,  понятные  массам!  Разве  допустимо   вводить
окончательно  полные логические выводы,  не  подведя предварительно  вводный
формульный алгоритм.
     Так красиво не мог бы обобщить наше туманное впечатление от услышанного
даже академик Андрей Николаевич Колмогоров, Герой Социалистического труда. А
уж  про  мальчишку  Даниеля  Куиллена  -  американского  математика,  автора
гомологической алгебры - и говорить нечего. Достаточно просто посмотреть ему
в бесстыжие глаза, губами, естественно, нервно собирая в комок твердеющую от
негодования слюну, чтобы в сердцах сплюнуть на пол.
     -  Да,  брат Владимир, - добавил, растягивая время и впечатление,  брат
Александр, - не качественно ты к нам относишься.
     - Так,  что я такого сделал, что пасквильного  сказал? - залепетал брат
Владимир, обращая к нам полные слез глаза.
     Мы  видели, что он искренне переживает и  сожалеет  о  случившемся.  По
молодости  лет  и  ученому  остракизму,  изгонявшему  из  своего  мира  всех
непосвященных, он  оказался  неспособным  понять  логику наших требований. К
нему от дверей  бросилась  на  помощь  лепечущая Клара.  Удивительная,  черт
возьми,  у  нее была  способность появляться в нужное время и в нужном месте
совершенно  неожиданно! Я уже  стал  опасаться  ходить в туалет  в одиночку!
Клара была полностью на стороне избранника:
     -  Что вы все привязались к больному гению?! Необходимо самим расширять
свой  кругозор,  готовить домашние уроки, читать специальную  литературу,  в
конце-то концов! А вы все хотите взвалить на одного преподавателя.
     В словах нашего  лечащего врача, безусловно, содержалась толика правды,
но нас возмутила форма высказанной мысли. Получалась  так, что брат Владимир
-  гений,  а мы - кучи дерьма, да еще и не очень простывшего. Кто  не знает,
так пусть узнает из первоисточника - мы все, здесь находящиеся, - Гении! Нет
в том сомнения! И выскочек-индивидуалистов мы не терпим!
     Коран стукнул молотом по  наковальне  сознания.  Сура 109 возопила: "Во
имя  Аллаха  милостивого, милосердного!  Скажи: "О  вы неверные! Я  не стану
поклоняться тому, чему  вы будете поклоняться, и  вы  не  поклоняйтесь тому,
чему я буду поклоняться, и я не  поклоняюсь тому, чему вы  поклонялись, и вы
не поклоняетесь тому, чему я буду поклоняться! У вас - ваша вера, и у меня -
моя вера!"
     Первым оправился от потрясения, вызванного  эскападой вздорной и  плохо
воспитанной советской женщины, брат Дмитрий. Он сделал правильные пояснения:
     - Брат Владимир, когда намедни ты рассказывал  о сфере  Римана,  то  мы
тебя не перебивали, ибо любая  сфера находится в плоскости  наших интересов.
Но сейчас  ты произнес длинный монолог, не применив ни одного символа, - где
же здесь абстрактное мышление, я уж не говорю об интуитивном?! Допустим,  мы
решили  представить   себе  эллиптический   цилиндр,   тогда  все   понятно:
незамкнутая   центральная   поверхность  второго   порядка   характеризуется
каноническим,  известным  даже  ребенку  дошкольного  возраста,  уравнением:
(x2  /  a2)  +  (y2 /  b2)  = 1.
Уравнение Пуассона, я полагаю, тоже имеет некоторое формульное отражение. Ты
должен был начать хотя бы с уравнения с частными производными вида:  u = f,
где
     " - оператор Лапласа.
     Все  восприняли  отповедь,  как  само  собой разумеющееся,  а  Василий,
подбоченившись, ехидным тоном сделал собственное заявление:
     - Брат  Владимир,  не  худо было  бы  расшифровать и  представления  об
операторе  Лапласа,  напомнить, что  он рассчитывается  для  функции (х) по
формуле: "  = d2 / dx2.
     Конечно, такое  замечание Василия, имеющего образование  восемь классов
обычной  советской  школы  и  никогда  не  участвовавшего  в  математических
олимпиадах,   выглядело   интеллектуальным  подвигом.   Он   как-то  однажды
признался, что восьмилетку шаловливый мальчик в основном проходил в школьных
коридорах да в туалете за курением чинариков. В палате номер восемь  нависло
гробовое молчание. Клара быстро  поняла, что ей со  своей степенью кандидата
медицинских наук соваться в возвышенные мужские разговоры просто неприлично.
Она,  безусловно, не была светской дамой в  полной мере, но чувствовать хоть
что-то маткой могла. Женщина  быстро поняла, что выглядит  идиоткой, и у нее
на лбу, как гнусное тавро, выступает слово "дура".
     Разоблачение   Клары,   которая  пыталась   украсть   кораллы,   весьма
положительно отразилось на общем взаимопонимании лечащего врача и пациентов,
а  также невольно  изменило  характер и стиль  поведения  приятной  во  всех
отношениях женщины: Клара Николаевна стала еще мягче и нежнее с  Владимиром,
предупредительнее со всеми остальными.
     Брат   Владимир  все  понял  сразу  -  интеллектуал   не  мог  простить
надвигающуюся  измену  -  а  потому,  властной  рукой  он  отстранив  Клару.
Математик  с  головой  ушел  только в  работу,  он начал серьезную  повесть,
печальнее которой нет на свете:
     -  Георг  Фридрих  Бернхард  Риман  ввел,  во-первых, общее  понятие  о
пространстве как о непрерывной совокупности любого рода однотипных объектов,
которые  служат точками этого пространства.  Во-вторых,  он  перенес на  эти
абстрактные пространства  представление об измерении  длин бесконечно малыми
шагами,  то  есть  дал общее  понятие о  метрике,  определяемой  простенькой
формулой:  ds =  f  (x1,...,  xn;  dx1,...,
dxn).
     Было  ясно, что теперь уже не имеет смысла  застревать на мелочах, да и
некоторая скачка мыслей, свойственная шизофреникам, стала позволительной.  А
потому  брат  Владимир кое-что  из  обоснования  позиции  Римана  пропускал.
Однако,  дабы  не  вызвать  нового негативного  всплеска  эмоций,  математик
заметил, понизив голос до уровня подтверждения органической скромности:
     -  Господа,  полагаю,  будет  совершенно лишним  в  столь  просвещенной
компании  специалистов  застревать  на  пустяках  -  всем,  конечно,  знаком
формульный   алгоритм,   действующий   при   преобразовании   координат   от
xi  .  Здесь  важно  только помнить  о геометрическом смысле, как
квадрате элемента  длины пути, тогда все становится  на свои места. И никого
не должно  смущать то, что  одно и тоже  римановское пространство  в  разных
координатах  имеет  разные  выражения  этой  метрической  формы,  однако  ее
величина при преобразовании должна оставаться неизменной.
     Ясное  дело, что  пускаться в такие элементарные  подробности  не имело
смысла  - это  было очевидно по лицам  слушателей.  Все  они во время лекции
лежали  на  спине  и словно  бы невидимой авторучкой  выписывали формулы  на
потолке,   основательно   зачерненном   испарениями,  миазмами,   исходящими
десятилетиями  от   тел  прежних  пациентов.  Последний  ремонт  в  больнице
проводили еще  в прошлом веке. Да, славные ребята  все великолепно понимали,
одобряли и  только  в  шутку,  ради  куража  гениев, иногда  обгоняли своими
формульными росписями плавное течение лекции математика.
     Так легко, играючи, пациенты проскочили и очень важную формулу Риманова
пространства, с помощью которой пространство  можно  еще определить как поле
дважды ковариантного  симметричного  (gij = gji)  тензора  gij,  или другими
словами - метрического тензора.
     Мы,  как говорится,  хорошо посидели,  однако  после выпитого  накануне
сильно ломило голову.  Сообща было решено разговор об остальных премудростях
отложит на завтра.
     Клара  Николаевна оторвалась от груди математика с большой неохотой, но
с  ясным ощущением того, что новые  события, иная интеллектуальная  динамика
потребует  и  других  лечебных  воздействий -  было  необходимо  подумать  о
"Ко-терапевте". И она обратила свой взор на Федорова Александра Георгиевича.
Он принял эту мольбу о помощи и ответил возвратным пассом положительно. Союз
слабой женщины и демиурга был заключен.
     "Мудрость  же  мы проповедуем  между совершенными, но  мудрость не века
сего и не  властей века сего преходящих"... Брат Александр посмотрел  вослед
Кларе Николаевне:  очертил взглядом  мастера  линию  покачивания ее  тазовых
сочленений, игру ягодичных мышц,  мышц  бедер,  переход пластики  движения в
коленный  сустав и дальше на голень. Выведя простую формулу того  движения и
той непонятной силы, которая заставляет глаза мужчины следить за казалось бы
банальным процессом, мэтр продолжил мысль сущую: "Но проповедуем премудрость
Божию, тайную,  сокровенную,  которую предназначил  Бог прежде веков к славе
нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо,  если  бы познали,
то не распяли бы Господа славы" (Первое Коринфянам 2: 6-8).

1.10

     Надо  быть круглым  идиотом, чтобы не понять:  вдруг  выскочившее из-за
скалы  абсолютной  профанации математическое  прозрение нашей компании  было
чем-то  сверхестественным.  Небесные силы решили  озарить нас своими особыми
свойствами,  либо  мы попали в гущу каких-то  особых земных закономерностей.
Вася  от  осознания  своей  исключительности  лежал на  больничной  койке  с
заведенными под потолок глазами, с открытым ртом, через нижнюю губу которого
переползала вялая гусеница кроваво-красной слюны, опалесцирующей  при слабом
дневном освещении.  Но то была не  игра преломляющегося  света в  коллоидном
растворе,  что часто  у эпилептиков. Нет  сомнения, то  был  особый  эффект,
связанный с перенасыщением мыслью всей плоти - головного, спинного, костного
мозга  и даже слюны. Полагаю, что с мочой и другими экскрементами  творилось
то же  самое.  Он уже давно офурился и теперь затих, чтобы,  не дай Бог,  от
восторга не наполнить палату  дальнейшим разнообразием "благовоний" за  счет
кишечной  трубки.  Кольцо  мышц  анального  выхода  Вася  сжимал неимоверным
усилием,  тратя на  "подвиг" весь свой физический  ресурс.  Интеллект же был
сплошь забит  формулами,  которые простой  человек теперь лелеял, как  своих
малых,  горячо  любимых детей.  Но  незнакомые  формулы  вытеснили  из  коры
головного  мозга, из подкорки  все сдерживающие  физиологические отправления
команды - от того могло произойти с Василием не весть что!
     Дима   тоже  впал  в   транс  от  осознания  всесильной  продвинутости,
снизошедшей на  него -  простого человека,  заурядного кандидата медицинских
наук. Он понимал и пугался, пугался и понимал, что свалившаяся на его голову
необыкновенная пантовость была свидетельством необычайных процессов, которые
пока  еще  оставались  не  понятыми  классической  наукой.  Только   большой
специалист телепатии академик Васильев из Ленинградского университета мог бы
понять  его,  но  корифей  науки,   к   несчастью,  уже  давно  умер.  А  из
современников посоветоваться  было не с  кем:  отойдя  от  марксизма, многие
впали в заурядный декаданс или в разнузданный практицизм.
     Математик  не мог, как  ни старался, выправить  ералаш, вызванный в его
голове   сотоварищами.   Он-то   для  того,   чтобы   постигнуть   геометрию
Лобачевского,   потратил  большую  часть  скучной  жизни,   проходившей   за
учебниками, статьями в передовых научных журналах, в  тягомотных семинарах и
лекциях,  симпозиумах, коллоквиумах.  Он  разучился интересно жить,  не умел
полноценно отдыхать, от души болеть - он  все время  находился в  творческом
напряжении, боясь  что-то  пропустить,  опоздать  с  получением и обработкой
информации,  с  опубликованием  очередной  научной  статьи,  казавшейся  ему
откровением,  новым  весомым  словом  в  науке.  А  на  поверку  - все  была
повторением,  но  в  ином  понятийном  ключе,  мыслей  древних  философов  и
математиков. И  вдруг его коллеги по несчастью поднимаются  на один  уровень
вхождения  в математику с  самим Лобачевским,  Пуассоном, Риманом без всякой
предварительной подготовки - это уже было за гранью понимаемого! Может быть,
и  большевики  были  правы,  решив поставить  на  карту  свою  отчизну  ради
мифических гениев из пролетариев? Но такого не может быть, как не может быть
обезьяны, осознанно выводящей, например,  формулу Томаса Бейеса. Тот же слон
не  может  восхищаться  двумерным многообразием,  являющимся  топологическим
пространством,   каждая   точка  которого   обладает   окрестностью,  равной
гомеоморфной  плоскости или полуплоскости, например, таких, как сфера, круг,
лист Мебиуса или бутылка Клейна.
     Я был когда-то художником, а потому  во мне остались  некоторые задатки
особой творческой личности. Правда, мои художественные способности  остались
столь   приземленными,  не   поддающимися   развитию,   что   мне   пришлось
переключиться на преподавание заурядного предмета - черчения. Нет, я пытался
творить  - даже написал  картину:  на  ней была изображена знаменная группа,
участвующая  в параде на  Красной  Площади.  Центром притяжения  был  мичман
Буденков - высокий, дородный хохол с пышными лейб-гвардейскими усами. Он нес
само знамя, а сопровождали его ассистенты  - два рослых нахимовца с морскими
палашами. Острым морским оружием, может быть, еще при Петре Первом орудовали
морские гренадеры, бравшие на абордаж шведские фрегаты в устье Невы.  Ребята
были, что называется, "кровь с молоком". То была как бы картина из  летописи
- фотография настоящего  и  будущего нашего отечественного флота. Какой  там
адмирал  Курваедов  - маленький,  щуплый  чиновник  от  военно-морских  сил.
Современные-то мореплаватели  не способны взять  на себя ответственность для
того,  чтобы дать команду  топить без  предупреждения  эти сраные  подводные
лодки  англичан,  американцев или каких  других мудаков, решивших, что  наши
территориальные воды являются маршрутами для туристских прогулок зажравшихся
интервентов. Логика жизни  и профессии морского офицера говорила о  том, что
главкомами  ВМФ  должны  быть  только  выпускники  Нахимовского  училища.  А
Министрами обороны и начальниками Генерального штаба имеют право быть только
суворовцы,  ибо  понятие  профессиональной  армии  неотделимо от  воспитания
военного  с детских  лет, с  пеленок. Все  должно  в этой  части быть, как у
древних  спартанцев,   ибо  традиции  создаются  седыми  веками.  Спартанцев
понимали  и в  царские времена,  помнят  их  приемы  воспитания  молодежи  и
нынешние  военные.  Ребята  с  пиратскими  палашами  были  символом  военной
агрессии и острия морской атаки, способной задушить  иностранный  милитаризм
еще  в  колыбели,  пока он не подрос, и у него не окрепли кавернозные  тела.
Милитаризм подлежит уничтожению еще до того,  как будущий интервент поменяет
детскую соску на баллистическую ракету. Тем более, надо  спешить с достойным
воспитанием будущих военных,  если потенциальный  враг  тянется  к  созданию
комплексов,  называемых  СОИ.  Великий  Наполеон  говорил, что самые  лучшие
солдаты -  мальчишки  четырнадцати,  пятнадцати лет.  Такую идею я лелеял  в
голове, пока писал  картину  "Знаменная группа". Но идея-то была  хорошая, а
вот художником я все же был плохоньким.
     Откуда  у меня - сугубо гражданского человека  с гуманитарными рельсами
интеллекта - появились математические откровения. Какое, вообще, мне дело до
воображаемой геометрии Лобачевского, до всех этих сложнейших формул - понять
я так и не смог.
     На коне оставался лишь один брат Александр: его змеиный имидж - "питон"
-  это лексика идущая от Нахимовского училища.  И в  эту  страницу биографии
врачевателя стоит  внимательно вчитаться - она  свидетельствовала  о многом.
Многие из наших современников  являются такой же тайной, как и ГРУ Советских
Вооруженных Сил, сменившее сейчас лишь окрас, оставив внутреннее содержание.
Оно  осталось тайной за  семью  печатью,  способной  вспороть  жирное  брюхо
секретам любых  иностранных  армий.  Просто  для  того необходимо проявление
политической воли и наступление времени "Х", когда  снимаются  все запреты и
очевидное показывает свое жестокое лицо.  Этот монстр, скорее  всего, и знал
математику достаточно хорошо, чтобы рассуждать квалифицированно о  геометрии
Лобачевского,  но  он  молчал,  как  сфинкс  и  только  наблюдал  за  нашими
заморочками.
     За  размышлениями общего  плана я не заметил, как пробежало время. Брат
Александр уже успел сходить в ординаторскую, побеседовать, как говорится, по
душам, с Кларой.  Он  вернулся  с  клеше методик  психологической раскупорки
наших затаенных  душ, предназначенных для действий "Ко-терапевта". Именно за
такую  роль  решил  взяться Александр  Георгиевич,  ведомый какими-то своими
тайными интересами.
     Брат  Александр  имел особое,  просвещенное  мнение  о  цветовом  тесте
Люшера. И, чтобы переложить его в наши головы, он организовал познавательный
поиск капитально. Сперва, была дана краткая вводная справка, заинтриговавшая
всех пациентов палаты номер восемь. Оказалось, что Макс Люшер родился в 1923
году в Базеле,  то есть  в Швейцарии.  В тех  краях  он  изучал  социологию,
философию права, религии и, между делом, клиническую психиатрию. В 1949 году
пытливый  ум  позволил   молодому   исследователю  защитить  диссертацию  по
философии  и  психологии. Вот  с такого аэродрома  подскока и начался  взлет
карьеры медицинского  светила.  Он  занимался  новыми  психотерапевтическими
методами    в   Стокгольме   и    Париже,    доцентствовал   в   Швейцарском
антропологическом  институте,   читал  лекции   в  Базеле,  Цюрихе,  Париже,
профессорствовал  в  Амстердамском  институте,  проводил  обширные   научные
исследования  в  Гамбурге,  Берлине,  Мюнхене. Его  хватало  почти  на  все.
Сообщение, естественно, повысило  интерес к методу, да и к науке вообще.  Мы
включились в исследовательскую работу с азартом.
     Первым на  плаху  повели брата  Владимира.  Подозреваю, что  Александра
сильно волновал ответ на вопрос - "на чем же Клара так сильно подломила волю
Владимира"? Брат Александр разложил карточки цветного теста Люшера  на листе
белой бумаги.  Я  наблюдал за  экзекуцией  с  близкого  расстояния, стараясь
постичь  тайны  этой  методики,  чтобы  сложить свое досужее  мнение  об  ее
эффективности.  Надо сказать, что  Люшер,  как  потом пояснил Александр,  не
оставил подробного описания  своих  представлений о собственной методике. Он
лишь  заметил,  что  организм человека не  только на психологическом,  но  и
глубинном  физиологическом  уровне  -  может  быть,  даже  на   клеточном  -
индивидуально реагирует на  цвет, демонстрируя свои обобщенные предпочтения.
Люшер считал, что основные реакции  проявляются  на четыре  цвета - красный,
синий, зеленый, желтый. Впутываются сюда еще и некоторые модификации цвета -
фиолетовый,  коричневый,  серый,  черный, белый.  Люшеру  удалось  разгадать
секрет такого реагирования. Главным феноменом в нем является предпочтение не
чистого цвета, а несколько смещенного по цветовой радуге. Известная  формула
- "каждый охотник  желает  знать, где  видит фазан" - работает  в  смешанном
виде.  Например,  если к красному цвету примешать  немного желтого,  получая
таким образом оранжевый оттенок, то усиливается  эффект  восприятия. Тогда у
большинства  людей  резко  повышаются вегетативные  реакции  -  амплитуда  и
частота  сердцебиений,  дыхания, давления  крови.  Темно  синий  цвет  ведет
реакции  организма  в  обратную  сторону.  Оказывается,   что   язык  цветов
интернационален.  Даже  на животных  цвета оказывали  аналогичное  действие:
селезни  на  черный  цвет реагировали снижением  сексуальной  потенции, а на
оранжево-красный ее восстанавливали и повышали.
     Мне по этому  случаю вспомнился анекдот времен  юности,  когда особенно
влекла  информация о  сексуальном  творчестве.  В  еврейской  семье выдавали
единственную  дочь  замуж. Когда  закончилось застолье, то  в спальне мама с
дочерью  вели  совещание на  тему - какой пеньюар одеть  для первой  брачной
ночи? Пьяный вдупель папа  в  это время  рисовал грязным пальцем на створках
трельяжа замысловатые фигуры и очень краткие слова. Он стремился убедиться в
конгруентности искомых понятий, отражая их в  трехстворчатой проекции.  Мама
советовала надеть красный  пеньюар - для возбуждения мужа. Дочь склонялась к
светло-зеленому  -  для  успокоения.  Папа  остановил совещание  замечанием:
"Доченька,  цвет сегодня не будут иметь никакого значения. Сегодня -  особый
день! Тебя все равно уебут! Потому, правильнее, вообще ничего не надевать".
     Все  мы здесь присутствующие вдруг поняли, что не надо бояться Люшера с
его  цветовыми происками - если уж суждено,  то обязательно осчастливят - не
так,  так эдак! По такому случаю  брат  Александр привел рассказ  Ван-Гога о
том, как тот писал свою знаменитую картину "Ночное кафе". Великий художник и
глубоко  заблуждающийся  человек,  оказывается, стремился красками  выразить
мысль о том, что кафе является  тем местом, где можно разорить себя, сойти с
ума,  совершить  преступление.  Картина  заполнена   цветовыми  контрастами:
нежно-розовым,   кроваво-красным,   дрожжевым.    Все   это   была   палитра
художника-гурмана,  использованная  для  передачи  ощущения  огненного  ада,
притягательного мрака пивного заведения.
     Другой  художник  - Арнольд Беклин - пытался создать такой своеобразный
замес красителей, чтобы получить страстно пылающий оранжево-красный цвет. Он
подходил  для  передачи особенностей  характера обольстительной Калипсо. Той
древнегреческой  нимфы,  владеющей  островом  Огигия,   пожелавшей  истощить
Одиссея  множественными  оргазмами.  Она  скрывала  от  остального   мира  и
пользовала его только для себя в течение семи лет.
     Еще один  чудак  -  Франц Марк изобразил своих знаменитых красных коней
только  для   того,   чтобы  преподать  миру  урок  истинного  темперамента,
импульсивности, граничащей с неутомимой стихией.
     Сдавалось  мне,  что Клара Николаевна шла по проторенному  пути,  пугая
брата Владимира особой подборкой цветов, предложенных Люшером.  Она пыталась
превратить пациента в  красного, неутомимого коня,  а дом  скорби - в ночное
кафе, прообраз вертепа. Себя же, Клара  рядила в цветные одежды непристойной
Калипсы.  Она  демонстрировала  откровенно оголенные  соблазнительно-розовые
деталями женского тела.  Она  вываливала,  как  на  прилавок дикого  базара,
запредельную женскую страсть,  возлежавшую  на фоне пурпурных тонов кровавой
подстилки. Она так изъездила нашего математика, что теперь он выбирал только
черный цвет, сочетая  его для контраста еще и с чисто белым. Первый  вариант
можно было трактовать, как окончательное отчаянье - что-то похожее на вскрик
"пиши  пропал"! Во втором  случае, демонстрировалась готовность  к побегу на
край света -  лишь бы остаться одиноким, нетронутым, умиротворенным. Видимо,
по такому случаю говорят: "В белый свет - как в копеечку!"
     Брат Александр  собирался выправлять застывшее  положение  перекошенных
чаш  душевных  весов.  Но задача  эта  была практически  не  выполнима,  ибо
математик находился в глубочайшем  неврозе. Сексуальные домогательства Клары
и реальная установка  на  единоначалие во владении телом избранника - вот те
реальные оплеухи судьбы. О них думал Александр,  ибо они актуализировались в
ближайший день  посещения  избранника  Алевтиной.  Двойственность положения,
трагизм выбора способны выбить  земную твердь  из-под  ног  брата Владимира.
Существо его дела выглядело кошмаром, избавление от  которого зависело вовсе
не от него самого, а только от самого Бога.
     Наш Ко-терапевт  прекрасно понимал, что брат Владимир никогда не найдет
в себе  силы заявить: "А я хожу  в моей непорочности; избавь меня  и помилуй
меня. Моя нога  стоит  на  прямом  пути;  в  собраниях благословлю  Господа"
(Псалом 25:  11-12).  Ему  необходимо  было  помочь -  решительно,  властно,
однозначно! Александр Георгиевич, не  удержав эмоций клинического  отчаянья,
воскликнул в  сердцах почти  по  Горькому: "Если  женщина  не сдается  -  ее
уничтожают"! Пока было не понятно, какую именно женщину собирался уничтожить
этот  змей  подколодный,  но  то, что путь его следования по жизни был усеян
трупами таких низвергнутых женщин не оставляло  никакого  сомнения.  У него,
спору нет, был богатый опыт борьбы  с заразой!  По всему  чувствовалось, что
брат  Владимир наконец-то попал в надежные мужские руки, способные  вытрясти
из  него душу, если на то будет воля Господа. "Кто сей Царь славы? - Господь
сил, Он - Царь славы" (Псалом 23: 10).
     Дмитрия   Ко-терапевт  основательно  подловил  на  фиолетовом  цвете  в
сочетании  с  зеленым.  А  это  означало, что у пациента  преобладает  сфера
душевности, наслоенная на тягу к самоотдаче. Это хорошая  позиция для врача,
но не всегда удобная для самого человека,  волокущего на горбе тяжелый крест
обязанностей, свойственных такой профессии.  Все дополнялось еще и  тем, что
зеленый цвет привносит  заметную напряженность, жажду самоутверждения, часто
блокирующие   бескорыстие   самоотверженности.   В   предпочтении    темного
зелено-синего цвета  видится затаенная гордыня, как  правило, переходящая  в
конце   концов   в   замкнутость   и   упрямое   самовозвеличивание.   Здесь
просматривался  и стойкий оборонительный  эгоцентризм, способный  смягчиться
только   при  заметном  просветлении   жизненного  небосвода,  а  значит   и
продвижении предпочтений в сторону светлых зелено-синих тонов.
     Надо помнить, и мне как художнику это было понятно, что фиолетовый цвет
является сочетанием красного и синего. Отсюда - в поведении неоднозначность,
динамичность,  шараханье к различным  ипостасям. Движение  здесь  не  всегда
абсолютно точно  предсказуемо: красный путь - мужской, патриархальный; синий
путь  - женский,  матриархальный. До наступления половой зрелости почти  75%
детей выбирают именно такой цвет, как соответствующий более размытой половой
ориентации. Видимо, гомосексуалисты сохраняют такую размытость на всю жизнь.
Среди  умственно отсталых  детей  такой цвет  выбирают  до  85% обследуемых.
Сильно выражено подобное предпочтение  и у  беременных женщин,  но многие из
них сразу же после  родов его отвергают. Психолог Вильгельм Вундт приписывал
роковое  значение  этому цвету.  Его  избирают  личности  со склонностями  к
мрачно-меланхолической  серьезности  или  возвышенно-тоскливому  настроению.
Брат Дмитрий, прорюхав все эти особенности, сразу  же  затосковал  и  свесил
свой  греко-славянский  шнобель.  Перспективы  для  себя  он  рисовал весьма
остуженные. Ясно, что такая резкая смена настроения лишь  подтверждала успех
выводов Вильгельма Вундта. Однако Ко-терапевт безапелляционно утверждал, что
разумная рациональная и групповая психотерапия способна выправить положение.
"Правда пойдет пред Ним и поставит на путь стопы свои" (Псалом 84: 14).
     Брат  Василий  сходу вляпался в желтый цвет, да столь основательно, что
никакими  уговорами  и  подстройками его не удалось из  него  выволочь.  Наш
Ко-терапевт, между тем, никак не  хотел  верить, что у Василия исключительно
солнечная  душа. И он  продолжал расставлять  свои цветовые капканы. К концу
дня  умелому  провокатору  кое-что удалось.  Однако  доминанта  характера  и
настроения   оставалась  прежней  -  легкость,  возбудимость,  склонность  к
плотскому греху. Желтый цвет, как  цвет  поверхности  блестящего золота,  не
скрывает тайн. Но, волей-неволей, приходится считаться с замечаниями  такого
авторитета, как Гете, заявлявшего, что этот цвет наиболее близок  к дневному
свету. В своей высшей чистоте он всегда несет с собой природу  светлого, ему
присущи  радость,  бодрость,  нежное возбуждение.  Да,  мы все -  постояльцы
палаты  номер  восемь -  были очевидцами наступления неукротимого  бурления,
возникавшего   при  появлении  в  комнате  свиданий  пассии  Василия  -  его
несравненной   по  габаритам  Сони.  В  самом  имени,  если  в  него  хорошо
вслушаться,   зафиксировать   фонетическую   гармонию,   зазвучит    солнце!
Ко-терапевт  решил  ограничить  уроки  на   выживаемость  для  Василия  лишь
методикой   релаксации,   самоуспокоения,  некоторого   сдерживания   буйных
вегетативных и кобелиных страстей.
     Настала моя  очередь,  но  я решил покуражиться. Напряг знания и навыки
художника и на этом оселке стал натачивать свой хирургический нож. Мне очень
хотелось прилюдно оскопить гармонию  универсальных  психологических  тестов.
Победа должна  была принести мне личные, тайные дивиденды, не более того. Но
хитрый змей был мастером своего  дела, и в том мне пришлось скоро убедиться:
сел на крючок я при общении  с коричнево-зеленым  цветом. Моя  соображаловка
дала сбой при повышенном темпе  обследования: Александр Георгиевич схватывал
все  на  лету, его исследовательские  комбинации были быстротечными.  Короче
говоря, он меня раскусил  и быстро  запутал. При  коричнево-зеленом мысленно
осуществляется подмешивание к чисто зеленому желтого и черного, но только не
синего. Оливково-зеленый раскрывается благодаря  желтому. У меня была первая
модель "Жигулей" оливкового цвета - как же я мог относиться  к такому окрасу
без выраженной  симпатии?  Я  любил  свой автомобиль  дружил  с ним,  как  с
женщиной, неоднократно совершал в нем и  скоротечные половые акты где-нибудь
при выезде на природу. Влюблена была в мой старенький автомобиль и  основная
пассия Светочка  - оливковый цвет и свет очей моих  великолепно сочетались в
образе автомобиля. Мигрируя, как бывшие дворянские отпрыски, между Тверью  и
Санкт-Петербургом, мы нет-нет и вынуждены  были  бороться с зовом молодости,
быстро ныряя в лес и там превращая наш автомобиль в альков. С такой взаимной
любовью не могли  конкурировать  другие мои увлечения, похотливые выкрутасы.
Я, видимо,  зациклился на воспоминаниях в  момент  обследования  - всегда же
приятно провести промежуточную ревизию,  как бы пересчитать свое  "стадо" по
головам,  бюстам,  ногам,  попам, отмечая наиболее привлекательные элементы,
имеющие  исключительно  индивидуальное  притяжение. Когда  стадо  накопилось
большое,  то  я начал  сбиваться  со счета, поскакали  на красных конях сбои
памяти.  Да  это   и   понятно:  такие  счетные  операции   выполняешь   без
калькулятора, в уме.  Иначе  это  было бы уже  кощунством,  святотатством! А
какая может  быть сила  ума,  когда  думаешь  о бабах! Сплошное  затмение  и
тяжесть греха сжимает скротум.
     Я  никак  не  мог согласиться  с  тем,  что  желтый  при  одновременном
затемнении  другой  гаммой  приобретает  эффект  чувственной  пассивности. В
хороших  руках любая  конечность  может стать  достойным  членом -  активным
участником  разыгрываемой партии. Всем известно -  кому  не известно,  пусть
спросят у  ближайшего специалиста сексопатолога (хотя бы у  Щеглова),  - что
коричнево-зеленый  цвет  выражает  ощущение  собственного  тела  и,  вообще,
богатое чувственное  восприятие  с некоторыми  элементами нарциссомании. Нет
ничего  удивительного  в  том,  что  в  таком   контексте  выбора,  человек,
предпочитающий   коричнево-зеленый   цвет,   выступает   большим   охотником
насладиться   состоянием,   благотворно   влияющим   на   порочные  чувства,
сопряженные с разнообразием форм сексуального отдыха.
     Себя обследовать  брат  Александр не стал,  заявив, что все про себя он
давно знает. Он,  оказывается, достаточно подробно  описал  свои мытарства в
научной и  художественной  литературе.  Мне  показалось, что наш  вездесущий
специалист не очень доверял современной науке, относился к ней с прохладцем,
считая ее, видимо,  продажной женщиной. Тем не менее, как я уяснил для себя,
к  продажным  женщинам   он   относился  с  должным   уважением,  считая  их
регуляторами   общественного   темперамента.  Так   наша   беседа  незаметно
перекинулась на эпистолярное  творчество. Он смело заявил - и нет сомнения в
праве  его  на такие заявления:  "Если я  пойду и долиною  смертной тени, не
убоюсь зла,  потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают
меня" (Псалом 22: 4).

1.11

     Да, я могу свидетельствовать, что наша жизнь с  появлением Ко-терапевта
из скучного,  тягомотного  пребывания на больничной койке приобрела  особый,
интригующий смысл.  С его помощью  мы стали  понимать  себя  больше,  в  нас
поселился  сенекс.  Да,  да,  этот  древний  алхимический  термин  мы  стали
использовать именно с тех времен. В переводе с  латинского, Senex обозначает
"старый человек". Но только не тот, который разваливается на ходу, и из него
постоянно что-то  сыпется - песок, экскременты, отчужденность, злоба. Имелся
ввиду тот субъект, который  от больших знаний и выверенного жизненного опыта
приобретает особую персонификацию черт характера. Мы прямо на  глазах друг у
друга   превращались   в   уравновешенных,   контролирующих  свои  поступки,
дисциплинированных,  ответственных,  рациональных,  мудрых   и  дальновидных
людей. В нас появлялся консерватизм, свойственный стремлению к  порядку - мы
стали тщательно заправлять койки, без особой нужды  не валяться на них днем,
тщательно чистили зубы и мыли уши, постоянно просились в душ или баню. Иначе
говоря,   мы  преображались  почти-что  в  светских   людей,  разве   только
продвинутых на хороший английский манер в сторону деликатного своеобразия.
     Занятный   процесс,   происходивший   в  нас,   настраивал   мозги   на
исследовательскую работу.  И мы  старались  приложить  ее  к  любой  области
человеческой деятельности.  Но раскрытие новой  страсти, как  потом объяснил
нам  брат  Александр, шло в  контексте  сизигии  (Syzygy) - это тоже особый,
диковинный термин, примененный  в  свое время  Карлом Юнгом  для обозначения
любых  комплементарных  противоположностей.  Неважно  объединяются  они  или
находятся в оппозиции. То были весомые парные связи, выводившие наши мысли и
поступки   из  сферы  неосознанного   в  познаваемую   реальность.  Кудесник
психоанализа Юнг, оказывается, считал, что  психологическая  связь в  парных
случаях определялась тремя основными элементами: женственностью, присущей  и
мужчине,  но  и  мужественностью,  свойственной  в той или  иной мере  любой
женщине;  сюда внедрились  переживания,  которыми  сопровождаются  отношения
мужчины и  женщины, в  особенности исходящие из событий раннего детства. Вся
эта "каша-малаша" пропаривается еще и природой мужского и женского архетипа.
Парная сизигия  по  принципу  "мужское - женское", или  в китайском варианте
"Инь   -   Ян",  всегда   остается  универсальной,   как,  собственно,  само
существование мужчины  и  женщины. Так  было задумано  Богом, и нам  простым
смертным никуда от этого не деться.
     Даже  наше  общее увлечение  геометрией Лобачевского  имело  под  собой
сизигию объединяющего  и конфронтирующего свойства одновременно.  Теперь  мы
вытаскивали  из теплой постели нашего математика  ранним утром  и заставляли
его  усердно вещать  о неевклидовой геометрии,  дабы разыскать в ней искомые
пары  для  сравнения.  Мы  пришли  в  неописуемый восторг  - к нему  с обеда
подключалась  и  Клара Николаевна -  в связи  с  догадкой  о  том, что  сама
евклидова и неевклидова геометрии собственно тоже являются сизигией. Протест
Лобачевского    в   такому   случаю   был   очевиден:   двойственность   его
законорождения, двойственные влияния в процессе воспитания с раннего детства
прессовали  его  душу  и  интеллект.  Можно  было   пуститься  в  длительные
размышлизмы:  мы  предпринимали  такие акции, хотя бы по поводу того, что  у
маленького  Коленьки выпирало из штанов кое-что  по отношению  к собственной
маменьке и  непонятному папеньке. Здесь  виделось явное и мужское  и женское
начало.  Детские сексуальные переживания,  прижатые архетипом, выпестованным
природой  в  течение  длительной  эволюции, были  генетической змейкой.  Она
спокойно или  резко уползала, набрасывалась и жалила, но  и  ласкала,  когда
хотела.
     Мы всей палатой впадали в творческий экстаз, разбирая секреты сизигии -
мы   были  готовы  сообща  изнасиловать  Клару,  если   бы   она  попыталась
опровергнуть наши геометрические выводы. Замахнись она только на рассуждения
Евклида и Лобачевского  о параллельных прямых, был бы  полный абзац ее былой
девственности! Ну, а разговор о перпендикуляре мог ей дорого обойтись, начни
она без должного уважения  рассуждать о данном инструменте. У брата Василия,
видимо,  простая математическая процедура  прочно замыкалась на естественных
ассоциациях коитуса с  томительно ожидаемой Сонькой.  Он  терял  возможность
лежать  на  животе,  а  лежа  на спине,  накрытый одеялом, представлял собой
рвущийся в поднебесье пик Монблан. При всем при том, необходимо заметить: он
ведь хорошо  знал  общее  уравнение прямой линии  на плоскости.  Абстрактное
выражение такой формулы пришло к нему само  собой: Ах + Ву + С = 0, где А, В
и С - любые постоянные. Причем, А и В одновременно не равны "0".
     Василий  никак не  мог  согласиться с тем, что в уравнение его  половой
жизни могут  включаться  три  мужских постоянных,  в  результате чего Сонька
превращалась бы в "0".  Василий, трогательно постанывая, кусал себе руки. Он
переживал, что не мог  дотянуться до главного  ответчика,  когда  вспоминал:
"если  один  из  коэффициентов  равен нулю,  уравнение называется неполным".
Сизигии  половой  жизни  страшно   путались  в  голове  Василия   с  именами
Лобачевского и Евклида. Клара,  похоже, собиралась строить свою  тайную игру
на  этом: короче, она совсем была не против того, чтобы ее изнасиловали всем
составом  палаты номер восемь. Но все же  ее в  последнее  время  стало  все
больше и больше тянуть избирательно к Василию. Бесспорно,  свое дело сделала
большая  психотерапевтическая  работа  брата  Александра. Однако  под ногами
такой мечты все время путались наши законные жены.
     Но половые задачи, если так можно выразиться, сублимировались для нас в
геометрии,  порождая глубокие личные переживания общественного  направления.
Терпеть  такое положение дальше было выше  сил. Брат Василий, например, всей
душой   сочувствовал   Лобачевскому,  начинавшему,   кстати   говоря,   свою
студенческую  карьеру в Казанском  университете  по  медицинской  части.  Уж
потом, когда там появился  математик  немец Иоганн-Мартин-Христиан Бартельс,
сразу же по достоинству оценивший широкие способности юного гения, произошла
смена  увлечений.  Нашему  Василию,  впрочем,  также,  как  и всем остальным
старожилам  палаты  номер  восемь,  больше  импонировала придуманная  в пику
Евклидовой  плоскости   псевдосфера  Лобачевского.  На  ней  можно  было  до
основания  раздеть   и   опорочить  пятый  постулат.  Графолог,  знакомый  с
психоанализом, быстро бы  понял,  в чем здесь зарыта собака. Изящная воронка
до  боли  в  промежности  напоминала  что-то  очень женское. Вот  она  вещая
сизигия:  "Инь - Ян".  Бурную  стыковку  знаний  и  увлечений  удавалось нам
успокоить только воспоминаниями об эллиптическом интеграле вида: R (x, w) dx
, где R (x, w) - рациональная функция.
     Но когда мы, сообща и по отдельности, вспоминали знаменитую поверхность
Клейна,  тоже приложившего руку к  воображаемой  геометрии, то волей-неволей
все фиксировались на "бутылке Клейна" и переходили при достаточном нажиме на
фантазию еще  и  в  четырехмерное  пространство. Нам почему-то казалось, что
Клейн - наш брат  алкоголик, иначе,  откуда же такая тяга к бутылочной форме
поверхности. Понятно, что из "потустороннего" без инъекции аминазина для нас
выхода не существовало. Делала этот укол миловидная медицинская сестра Ирэн,
сочетающая в себе и мужское и женское начало с такой очевидной силой, что мы
опять  впадали в прострацию. Мы любовались  ее стройными ногами, безупречной
жопкой, вальяжной грудью  и азартно  выбивавшимися  на верхней губе  черными
усиками. Все это  таило в  себе какую-то особую  страсть, уводящую  в топкие
болота  бисексуальных половых отношений. Стоит ли  греха таить - ясно, что в
каждой человеческой особи  спрятана и самка и самец одновременно.  Они ведут
сексуальную фантазию по сложным лабиринтам похотливых желаний. Вот почему мы
с нетерпением ждали смена караула -  наступления времени дежурства Ирэн. Она
приходила  на  дежурство  и  вновь  уводила  наши  податливые  души  в  свои
сексуальные  недра! Ясно, что  она  догадывалась  о  меняющихся направлениях
наших вожделений, потому, являясь в нашу палату, вела себя обстоятельно. Она
преподносила  себя многосторонне, позволяя нам впечатляться, рассматривая ее
задатки под  разными ракурсами. Она  вела свою  игру,  точила  свои  женские
коготки об наши сердца. А  мы, как собаки Павлова, пускали слюни по бороде и
пытались  хоть  как-то  сдержать  подъем  всемогущего  символа  солидарности
мужского  и  женского начала.  Это  стоило  нам пота,  крови,  гипертонии  и
ишемических спазмов.
     Отдышавшись   немного  от  потрясения,   мы  вспоминали  о   выдающемся
математике   Давиде  Гильберте,  неустанно  трудившемся  когда-то  в  родном
Геттингенском  университете.  Там  он сформулировал 23 программных  проблемы
математики,  перевернув  многие  представления  традиционной  науки.   Такая
бескровная революция  мучает специалистов и  по сей день. Его система аксиом
евклидовой  геометрии  и   знаменитая  теорема  о  том,  что  в   трехмерном
пространстве   не   существует  полной  регулярной   поверхности  постоянной
отрицательной  кривизны,  приводила  нас  в  неописуемый  восторг. Мы  всеми
переживаниями с  удовольствием  делились с Кларой Николаевной.  Мы  страстно
хотели  воспринимать  ее  не  только  как  лечащего врача.  Мы  ведь  были в
некоторой изоляции от наших  домашних  подруг. Да мы и дом-то свой поменяли:
нашим  домом  теперь была  психиатрическая лечебница. Но  Клара табанила нас
откровенно. Как женщина, она стремилась  слиться в творческом экстазе только
с дипломированным  математиком.  Она вносила тем самым  серьезную поправку в
понятие "регулярной поверхности" и  в правило опускания перпендикуляра сразу
на две  параллельные линии. Слов нет, это нас несколько расстраивало, но  мы
крепились, ожидая выхода на дежурство медицинской куколки - Ирэн.
     Мы могли бы биться над разрешением теоретически очень важных, но вполне
отвлеченных  от   жизни   проблем,  как   говорится,   до  белых   мух.   Но
нежданно-негаданно  наша компания вдруг врюхалась в неизвестный  нам до селе
"векторный анализ".  О,  это было  волшебное  открытие, равное  только  пище
богов!  Мы быстро -  ну,  не  без помощи домашнего  математика,  конечно,  -
сообразили, что понятие  вектор-функция становится наиболее наглядным,  если
обратиться к годографу этой  функции. Иначе говоря, стоило изучить множество
концов всех векторов r(t), приложенных к началу координат "О". Таких концов,
по понятным причинам, у нас в палате номер восемь  насчитывалось  пять, ну а
"приложений"   к  началу  координат  образовалось  в   силу   непредвиденных
обстоятельств  уже  шесть. Как  не крути, но Клару приходилось  принимать  в
расчет. Назревал этический конфуз, называемый в науке полигамные сексуальные
отношения. Новый термин щекотал нервы и выводил фантазию из сна, провожая ее
под  руку  в  те  заливные  луга,  которые в медицине испокон  веков зовутся
бредом!
     Сами  по себе  дополнительные  обстоятельства  ничего  не  значили  для
системы  геометрических символов,  они  могли  только осложнить жизнь  брата
Владимира.  Из-за взаимных  протестов  Алевтины и  Клары, обращенных  друг к
другу. К враждующим еще мог быть притянут муж Клары  и ее  двое детей  - про
них  мы  в  суете  научного  поиска,  честно  сказать,   забыли.  Но  они-то
существовали  в   реальности!  Нависала  угроза  глубинного  нервного  срыва
математика.  Но здоровьем нашего  просветителя  мы  с  некоторых пор заметно
дорожили.  Надвигающаяся  трагедия  моделировалась   нами  с   помощью,  так
называемой, векторной трубки. Было  понятно,  что если поле "а (М)" является
полем скоростей частиц  стационарного  потока  жидкости, то векторные  линии
этого  поля  есть  траектории  частиц  жидкости.   Всем,  даже  медицинскому
персоналу  других  отделений  больницы,  было  понятно,  о какой драгоценной
жидкости идет речь - о генетическом коктейле шла речь! Никто из соучастников
и  наблюдателей не сомневался,  что циркуляция поля  "а (М)" вдоль кривой АВ
описывается простеньким выражением: (a, t) dl . Если "a (M)" - силовое поле,
то циркуляция "а" вдоль "АВ" представляет собой работу этого поля вдоль пути
"АВ".
     Ясное  дело,  работа  кипит!  Она  всегда  кипит, когда  выполняется  с
желанием,  восторгом,  с любовью  и симпатией.  Мы полагали,  что Клара была
довольна  Владимиром, но  Алевтина все больше и больше отдалялась от  своего
былого  возлюбленного, и  ее  диссертация  была  на  грани  провала.  Мы же,
проникнув  в   язык  математики,   прочно  оседлавши  абстрактное  мышление,
демонстрировали ускоренное движение по пути скоротечной шизофрении.
     За  всеми   нашими  высокомудными  рассуждениями,   естественно,  стоял
Лобачевский,   так  сильно   всколыхнувший  наше  мировоззрение  и  ранивший
подпорченные коммунистической идеологией зыбкие души. Однако все сводилось к
тому,  что  на  передний план,  перед  нашими широко  распахнутыми,  жадными
глазами, высовывался новый образ мирозданья - имя  ему было - "Кишка", через
нее несло нас проведение, наша новая  страсть к математике  Лобачевского. Но
об этом следует говорить не спеша, основательно!

1.12

     Все видели спасение  от окончательного сумасшествия, от перегрева мозга
только  в  одном  решении - нам  срочно  была  нужна  "балинтовская  группа"
смешанного типа. Мы решили преследовать достойную цель.  Компания  возжелала
заняться эффективной самокоррекцией на основе супервизии. Никто не собирался
нас "грузить" и "строить" - Ко-терапевт все пояснил обстоятельно и подробно.
Прежде всего,  мы постигли, что супруги  Балинт  - Михаэль (Майкл)  и Энид -
происходили из  венгров, но успешно трудились в  Англии. Там, а потом  и  во
всем  мире, по их  почину,  в начале  50-х годов  стали создаваться  группы,
впоследствии   названные    балинтовскими   группами.   В    таких   группах
осуществлялась  своеобразная  психокоррекция профессионалов.  Иначе  говоря,
психотерапевты  устраивали  междусобойчики,  клинические  тусовки  с   целью
снижения эмоциональной напряженности, возникающие  у них во время  встречи с
пациентами.  Только  окончательный  остолоп  думает,   что   психотерапия  -
безопасное дело. Врач  в таких сеансах так выкладывается,  загоняя свое "Я",
практически,  в  помойку,  темную  кладовую,  в жопу, что  ему  самому впору
ложиться  на  больничную  койку.  Майкл Балинт говорил, что  прежде  больной
должен  был  понимать  врача,  теперь  врач  должен  прежде  всего  понимать
больного.  Балинт  пытался  развить  у  врачей  умение  понимать язык  жалоб
больного  -  тонкости  переходов  его эмоционального равновесия,  скрываемые
трудности общения, внутреннюю сугубо личную, индивидуальную драму.
     В    балинтовских    группах    действовало   первостатейное   правило:
конфиденциальность, искренность,  личная ответственность,  уважение к мнению
других членов психотерапевтического сообщества. Там даже  "работа в круге" -
лицом к лицу - требовала равномерного расположения и однотипности кресел, на
которых  восседают  участники  терапевтического  шабаша.  Такая  организация
работы  позволяла плодотворно осознавать искажения представлений, выявлять и
зачеркивать "слепых пятен" в восприятии психологической динамики, как внутри
себя, так и во внешнем контуре - у коллег, пациентов.
     Мы взяли на вооружение все достижения  супругов  Балинтов. И все пошло,
поехало писать и скакать по кочкам! Нам удалось организовать свою работу  на
классический манер. Даже  Клара  Николаевна, с некоторых пор  перенасыщенная
вредностью  к  нашему  сообществу, не  могла  придраться.  Только  банальная
женская зависть ловкости Ко-терапевта и понимание того, что лавры победителя
проплывут мимо носа, наклоняли Клару к интриге. Она могла потерять авторитет
в нашем тесно спаянном мужском коллективе. Вот откуда исходило  шипение змеи
подколодной. Клара  временами превращалась  в  скорпиона,  спрятавшегося под
простыней  или в  спальном  мешке в  палатке исследователя  далеких пустынь.
Однако  с  некоторых  пор  нам  стало  казаться,  что  у  Клары  правая нога
превращается в  куриную  лапу. Но об этой версии после, на досуге! Женщина -
всегда оборотень и гоняться за ее превращениями бесполезно.
     В  нашей  компании  четко установились  основные принципы  продуктивной
работы. Во-первых,  мы исповедовали  формулу "здесь  и  теперь", то есть все
взаимоотношения строились на основе обращения к материалам  личного опыта, а
не  к  писательским фантазиям  или  банальному трепу. Во-вторых, действовала
формула "принятия", иначе говоря, мы как бы принимали каждого члена группы с
тем  психологическим  багажом,  которым  он  владел и не требовали  от  него
идеального    варианта.    В-третьих,   действовало   неопровержимое   право
персонификации высказываний  -  говори только от себя  и о  себе, без всяких
безличных речевых форм. Всякие  там - "а вот говорят"..., "я  слышал"... - и
тому подобная фальшь, камуфляж в нашей компании не принималась. В-четвертых,
мы  исповедывали  "ассоциированный  язык  чувств".  Кстати,  нас не  смущали
терминологические переборы,  даже наоборот - мы так поднаторели в загадочных
словечках,  что  спокойно несли всю  эту  тарабарщину и,  самое главное,  мы
понимали друг  друга. Может быть,  как  раз этот  язык  чувств нас и спасал,
потому  что вернее  чувственного,  а  не абстрактного  восприятия, никто еще
ничего не придумал.
     Наши игры в науку через балинтовскую группу подняли каждого  до  уровня
истинной   цивилизованности:  мы   облагородили   свою  натуру  лояльностью,
терпимостью, эмпатией настолько,  что пятый принцип, призывающий к этической
конфиденциальности, не казался нам не выполнимым. Просто с некоторых пор, мы
стали  максимально  предупредительны друг ко другу.  "Заказчик" темы разбора
событий не  назначался, а объявлялся сам. И мы не стремились усадить его  на
"горячий стул",  как  это  делалось  раньше  на  партийных  и  комсомольских
собраниях.  Мы  давали  ему возможность  распахнуть душу  настолько  широко,
насколько  ему   было  угодно  самому.   В   том  заключался  пятый  принцип
балинтовской группы. Цементировал наш альянс шестой принцип, заключающийся в
простой установке - мы были добровольными участниками лечебного толковища.
     Нет слов, наши упражнения подогревал  Ко-терапевт -  он  был  старше  и
опытнее  нас  во всех отношениях, потому тихой  сапой  мы  двигались по  еле
приметным   тропам,   обозначающим   маршруты,  так  называемой,  супервизии
(supervider).  Этот  термин  переводился  дословно,  как  -  смотреть  вниз,
обозревать сверху, Ясно дело, что такими правами мы наделили самого опытного
и авторитетного в медицине среди нас,  ибо страстно  желали научиться у него
искусству, а  не примитивному сапожному мастерству. Однако было заметно, что
Ко-терапевт  вносит  в работу многое  не  только от  науки, но и  что-то  от
древней  алхимии, от  мистики,  от колдовства.  Вот почему  постепенно  брат
Александр стал приобретать статус  и  имя - "Знахарь".  Так  мы и стали  его
называть в лицо и за глаза.
     Регламент  нашей деятельности выглядел очень  просто. Первый шаг -  это
добровольное   определение   "заказчиком"   темы   разбора.  Второй  шаг   -
вступительный  рассказ "заказчика".  Третий  шаг - он  же  формулирует  свои
вопросы  к нам.  Четвертый шаг  -  группа высказывает пожелания по уточнению
деталей  вступительного рассказа.  Затем проводилась  "заказчиком" маленькая
настройка и  формулировались уже окончательные вопросы к "народному хуралу".
Шестой шаг - ответы  группы, затем обобщение разбора лидером группы. В конце
коллоквиума "заказчик"  информирует  группу о своих  ощущениях, возникших во
время разговора в группе.
     Вот  так  мы  обнажали души  друг  перед  другом, ковырялись  в глубине
чувств,  проблем, пытаясь  основательно разобраться в том, где навоз,  а где
патока, где сорняки, а где доброкачественные злаки.  Мы настолько входили  в
раж, что  пропускали обед  и ужин, мы прониклись  взаимной сыновне-отеческой
любовью.  В  таком  поле  сложных,  с  позволения  сказать,  гуманистических
явлений, не  было места Клариным любовным ухищрения -  это начинал  понимать
брат  Владимир,  к   этому  исподволь  тащил   его  за  уши  наш  гениальный
Ко-терапевт.   Я  внимательно  следил   за   процессом,   любуясь   красотой
функционального эффекта. Он выстраивался в моем воображении художника в виде
волшебной дуги Северного  Сияния,  сочетающего в себе множественные цветовые
переливы.  Моя  наблюдательность  была  отмечена   участниками  Балинтовской
группы,  и я заметил, что заработал новое имя - "Чертежником" стали называть
меня лоботрясы и скалозубы.
     Неувязки начались неожиданно и как  раз на том месте, где их никто и не
ожидал.  Прежде всего, мы  обсудили  "пожелания  трудящихся": оказалось, что
быть первым "козлом отпущения" желают все. Особенно разбухал и пыжился  брат
Василий.  Никто и не предполагал, что у  него накопилось  так много проблем.
Без их  срочного  разрешения, оказывается,  он не  мыслил себе  жизни!  Брат
Дмитрий тоже высказал пожелание "вывернуть нутро на изнанку" в самом срочном
порядке. Причем, все его "выверты" обычно сводились к вескому многословию по
поводу  роли микробов  в жизни человека.  Он  мог  говорить об этом  часами,
впадая   в   транс   и   делая  потрясающие   выводы.  Его   клинические   и
бактериологические обобщения,  прежде всего,  могли бы заинтересовать любого
опытного психиатра. Мы, естественно,  не стали "сдавать" его  с потрохами, а
документировали только эту страсть брата Дмитрия простеньким клановым именем
- "Микробник". Брат Владимир был более сдержан в борьбе за  первое место, но
мы-то все знали, что как раз он-то и является тем страдальцем, ради которого
брат  Александр затеял  всю эту катавасию. Кстати, ему давно  было присвоено
имя - "Математик".
     Меня,  естественно,  тоже  распирало  грешное  любопытство:  откровенно
говоря, и мне было о  чем поговорить по душам с просвещенной публикой,  явно
настроенной дать полезные советы. Чего греха  таить, мои отношения с женской
половиной мира  тоже нельзя  было  назвать идеальными - на этой апельсиновой
корке  я   постоянно  поскальзывался  многократно.  Недавно,  например,  моя
благоверная обнаружила в автомобиле несколько женских шпилек и засветила мне
по роже!. Свинство, конечно! Очень просто могла бы глаз  мне повредить. Ведь
била-то она рукой с зажатыми  в  ней шпильками. Я  тогда  не  стал  лезть  в
бутылку, но  чего мне это  стоило! Я отговорился простеньким: дал,  дескать,
другу - Олегу Верещагину машину - привезти жену из аэропорта.  Она поверила,
даже  извинялась  потом,  в  качестве  компенсации неделю  обеды готовила из
полных трех блюд.
     Но  виноват-то, естественно, во всем я сам, потому что лень нас  губит.
Обычно я с магнитом ревизую автомобиль после незапланированных случек, а тут
уж очень  поздно  вернулся  со  свидания.  Хорошо,  что Светка не  взглянула
внимательно на потолок в машине - там был отпечаток каблука женского, ну кто
знал, что  этой  вертихвостке  Верке приятно  трахаться,  не  снимая чулок и
туфель,  хорошо, что трусы  все  же соизволила снять, а то  бы притащил я на
конце еще и моток ниток!
     Каждый из претендентов  чувствовал, что у него в некотором роде "не все
дома" и выбираться из такого  состояния необходимо. У нас к  тому  времени в
процессе  общения   друг  с  другом  накопилось  такое  взаимное  доверие  и
уверенность  в  компетентности,  что мы даже не  сомневались в  правильности
избранного способа лечения. .
     Все окончательно  подговняла, как это  всегда водится  у женского пола,
Клара  Николаевна.  Она, видимо, какими-то тайными органами -  скорее всего,
маткой  и яичниками -  почувствовала  надвигающуюся угрозу  ее  "мимолетному
счастью".  Она  решила  всерьез  мешать   нашим  групповым  преобразованиям.
Формально она была  права - кто здесь являлся лечащим врачом? Естественно, -
Клара. А ее вытеснил с подиума Ко-терапевт.
     Теперь  мы  планировали разобрать  сложные  душевные  процессы,  какими
являются отношения  мужчины  и женщины. Примеры, естественно,  мы собирались
накопать в кладовых  жизненного  опыта участников  Балинтовской  группы.  По
нашему разумению, в  эту свалку не должна была  вмешиваться  Клара.  Женский
организм еще до конца не понят наукой, а уж нами-то совершенно не осознан. В
нем  так  много  специфического,  далеко  отстающего  от  передовых  мужских
позиций. У женщины иная  психология и философия,  не говоря уже ни  слова  о
различиях  анатомии  и физиологии. Женщина  и мужчина  - это два иностранных
государства, всегда зорко охраняющие свои границы, но готовые к интервенции.
     Участие Клары в таких разборах не планировалось. Ведь, кто знает, может
быть,  наши  откровения потребовали бы тщательного осмотра, а то и сравнения
внешних  половых признаков.  Но в присутствии, хоть и  врача, однако, все же
женщины, могли возникнуть затруднения: скованность, необходимость применения
неформальной,  ненормативной лексики,  функциональных  демонстраций  и  тому
подобное.  А самое главное, нам  хотелось поговорить по  душам,  без  игры и
пафоса. Между тем, давно замечено,  что бабы все  одно заставят любого, даже
самого стойкого мужика,  превратиться в артиста  -  кобениться, красоваться,
перевоплощаться. Мы предпочитали исключительно мужской разговор!
     Но как можно подвести  женщину к человеческой логике, если у нее всегда
все  самые стройные  в исполнении мужчины концепции  превращаются  в дом  на
песке, в карточный домик.  Мы, конечно, все  видели насквозь  - мы понимали,
что в таком задушевном коллективе как наш любая женщина возмечтает поправить
свое собственное здоровье. Однако в данном случае никто из нас не собирались
ударяться в альтруизм - нас волокла эгоистическая страсть -  страсть к науке
и самопознанию.  Потому был проявлен твердый характер  и железная воля!  Кто
сказал, что женщину  можно победить в равной  борьбе, скажем, без применения
оружия,  побоев  или  страшных  угроз?  Любой  судебный  медик  скажет,   не
задумываясь, что изнасиловать бодрую женщину один на один мужчина не сможет.
Женщина   сама   должна   захотеть  этого.   Тогда,   поиграв   несколько  в
"сопротивление",  она сама  преподнесет себе подарок. Победа возможна только
при групповых действиях или при ухищрениях с  помощью специальных средств  -
алкоголя, транквилизаторов, наркотиков.  Это знали мы, но знала  то  и Клара
Николаевна.
     Все  решил  тихо и спокойно брат  Александр. Он задал Кларе простенький
вопросик:
     -  Коллега, а вы не  находите, что  психотерапия  в  любой  форме,  без
доверия и желания на то пациента, вообще невозможна?
     Клара как в дерьмо села! Язык ушел в  промежность, глаза медленно стали
наливаться слезами, руки  тряслись и  искали место для захвата. Женские руки
знают, что в первую очередь необходимо  ухватить  мужика.  Сперва происходит
ласковый захват  яиц,  потом горла. Дальше идет  удержание и  удушение,  без
права  прекращения  схватки. Освободить мужика в такой ситуации может только
смерть! А так - душить, душить, душить, не отпуская навеки! Именно для таких
ситуаций  современные молодые вертихвостки идут в  спортивные секции изучать
приемы каратэ. Причем, исключительно и  стоически отрабатывают  только  один
прием - удар по яйцам!
     В тот момент трагическая угроза нависла  и над братом  Александром, над
его мужской компоновкой, когда он вежливым  и размеренным тоном вел разговор
со своим  коллегой -  лечащим врачом Николаевой Кларой Николаевной. Казалось
бы,  априори  врач, особенно занимающийся лечением  душевно больных,  должен
быть  настроен на милосердие, но фактически Клара  выступала в роли скрытной
валькирии. Но именно на  таких  простеньких  расхождениях явного  и тайного,
оказывается,  строил  свою  политику  убеждений  брат  Александр.  Сила  его
жертвенности - он даже не прикрывал руками место приложения возможного удара
-  была  настоль  очевидна  и  шла  в  такой  контраст  с  поведением  Клары
Николаевны, что логика его казалось весьма убедительной.  Все мы, страждущие
выздоровления  пациенты  и  она  - разгневанная  бестия, были  напряжены  до
предела.  Сахара  в наших организмах  сгорали  килограммами, а  норадреналин
выделялся литрами.  У  брата  Василия от переживаний  свело  нижнюю челюсть,
потом заклинило  абсолютно и напрочь  все внешние  и внутренние  органы - мы
даже  не  почувствовали критический момент, когда он,  как с крутого обрыва,
скатился  в   глубокий  эпилептический  судорожный  статус.   Бросились  ему
помогать,  и только тогда врачебная совесть проснулась в  лечащем враче: "Не
было счастья, так несчастье помогло"!

1.13

     Судорога возмущения колотила  брата Василия долго  и  основательного  -
такого  с ним еще никогда не бывало. Клара осознала свою вину и была тоже на
грани  нервного  срыва. Но сейчас нас  беспокоили  не ее  "слабые  нервы"  и
лабильная психика. Мы думали только о своем друге и по мере сил пытались ему
помочь.  Туча  тревожного  ожидания  спикировала  с  хмурых  небес  во  двор
засыпающей  больницы,  а   потом   оттуда  медленно  вползла  на  наш  этаж.
Медицинские работники  и мы - самые стойкие  пациенты палаты  номер восемь -
все  еще  боролись  за  жизнь  нашего  брата  Василия.  Однако,  как-то  так
получилось, что  первой в реанимацию  увезли  Клару Николаевну. Мы за суетой
дня  и вечера совершенно упустили из виду, что  Клара -  тоже  человек и все
человеческое  ей  не  чуждо.  У  бедной  женщины,  глубоко  осознавшей  свой
врачебный грех,  случился  заворот  правого яичника.  Она  от болевого  шока
потеряла сознание в  коридоре отделения  напротив поста медицинской  сестры,
куда побежала за кислородом для Василия, застрявшего в асфиксии.
     Бог  все  видет и все понимает:  как только  увезли Клару, очнулся брат
Василий. Он лежал тихий, истомленный муками ужасного напряжения  и  скромно,
по-собачьи  постанывал,  скорее, поскуливал.  Взгляд его красивых в  обычное
время  голубых   глаз,   а   сейчас   со   склерами,   украшенными   мощными
кровоизлияниями,   блуждал.   Известно,   что   самые  интимные  переживания
гнездятся,  лелея и выкармливая,  словно любимых  птенцов, функциональные  и
анатомические  метки. В глубине организма  у него шло приложение дьявольской
синергии. Брат Александр первым заметил  надвигающуюся  угрозу:  Василий все
больше  поджимал ноги к  животу, давно  перевернулся на правый бок и пытался
поглаживать живот. Александр  привлек к  консилиуму брата  Дмитрия.  Медлить
было  нельзя:  вызвали  и  двух  коновалов  -  врачей  из  хирургического  и
терапевтического блоков больницы. Но  даже студент пятого курса медицинского
института,  подхалтуривающий фельдшером на скорой  помощи, без особого труда
разобрался бы  в кризисе. Было  ясно, что  у брата Василия быстро  нарастала
симптоматика  "острого  живота".  Газы  не   отходили,  боль  усиливалась  -
инвагинация  толстого  кишечника прямо перла в глаза. Но  штатные больничные
коновалы никак не решались внять правде-матке в полной мере.
     Нашей  палате  пришлось пойти  на крайние меры:  мы пригрозили дежурной
бригаде,  что запечатаем их  в тюрягу, если с  Василием  произойдет что-либо
трагическое,   непоправимое.   Мы   требовали   срочного   вызова    путного
консультанта-хирурга  для  проведения  радикальной  операции. С эпилептиками
случаются  казусы, подобные  тому, что  забрался  в  брюшную  полость нашего
товарища.  Затяжные   клонико-тонические   пароксизмы  не   всегда  проходят
бесследно.
     Дежурные врачи бросились к телефону, и через сорок минут в палату вошел
взлохмаченный, рыжий,  порядком поседевший,  с решительной бандитской  рожей
профессор  хирургии Михаил  Иванович  Королев.  Федоров знал  его  по давней
работе в одном из  медицинских  институтов.  Королев считался в  медицинских
кругах  знающим и смелым  хирургом, владеющим всеми  оперативными методиками
хирургии  на  брюшной  полости.  Его техника  была  выпестована  на  кафедре
известного хирурга Русанова - Царство ему небесное!
     Но  Миша  в  сложной  борьбе с  институтскими чиновниками  основательно
испортил  характер и  теперь превратился  в  отпетого  хама,  что,  впрочем,
является  весьма  распространенной  чертой   характера  у  хирургов.  Такими
качествами грешат  особенно те, кто  выбрался  из  провинции и не получили в
детстве  благородного  воспитания.  Мишутку-то  еще  можно  было  простить и
терпеть его выкрутасы за эрудицию и отменную хирургическую технику. Но свора
его учеников, которую он собрал вокруг себя, состояла в большинстве своем из
откровенных оглоедов. Большинство из них решительно забыло о том, где Запад,
а где Восток, где виварий с беззащитными экспериментальными животными, а где
клиническое  отделение,  куда поступают  на лечения  больные люди, требующие
прежде всего милосердия. Эта  была компания отпетых вивисекторов, гордящихся
своей особой резательной миссией. Их нож был острее и решительнее, чем финка
средневекового бандита.
     Слава   Богу,  что  профессор   навестил   наш  дом  скорби  без  своих
ассистентов,  иначе Васю они оперировали бы на  полу, слегка  закатав рукава
рубахи, не тратя время на сложный процесс мытья рук и дачу наркоза. Это были
еще  те парни! Но  самой  звероподобной была в той  компании женщина-хирург:
маленькая,  слегка  косенькая,  с   татарским  прищуром  глаз  и   еврейской
широкополой  жопой,  готовая  отрезать  у  человека  все,  что  берет  остро
отточенный   скальпель.  Она   явно   застряла  на   комплексе   сексуальной
неудовлетворенности,  его не  могли  сдвинуть с мертвой  точки  коллективные
усилия профессора и бескомпромиссной хирургической банды.
     Трудно расшифровать то,  по каким признакам  профессор выбирал под себя
ассистенток. Но, видимо, какой-то комплекс извращений или поиска компенсации
и  здесь   действовал.   Эта   кафедральная  Никита   исследовала   действие
Helicobacter  pylori  (существует  такой маленький  поганенький  микроб)  на
слизистую   желудка   и  двенадцатиперстной   кишки.   Только   для  чистоты
эксперимента она отрезала желудки у послушных пациентов, как  говорится, без
страха  и упрека. Лучше бы  она  себе  отрезала  клитор!  Возможно, комплекс
патологического  влечение у профессора замыкался как-то на  величине и форме
того  самого  клитора!  Либо  здесь   действовал  мазохистический  эффект  -
постоянная угроза оскопления профессора, намаявшегося в своей жизни в борьбе
с бюрократами. Теперь,  сублимировавшись,  Королев пошел по "черному кругу".
Он  начинал  путать тех,  кого действительно необходимо  оскоплять,  а  кого
только лечить. Оскоплять требовалось бюрократов или самого себя, а больных -
только лечить. Короче,  Королев, как и  любой  другой практикующий врач, сам
нуждался в  психокоррекции в Балинтовской группе. Но такой метод прошел мимо
него!
     Углубление в тему привело бы  нас к достоевщине  - к чему-то, подобному
"Преступлению и Наказанию". А тягаться  с Федором  Михайловичем  Достоевским
(1821-81),  подробно  описавшем в своих  произведениях страдания "маленького
человека", бесперспективно. Хорошо,  что не только у нас в России, но даже в
славной  Японии  никто  не  может  переплюнуть  мастерское  умение  великого
писателя   топтаться  в  российской  блевотине.   Суд  над   членами  кружка
М.В.Петрашевского и  последовавшая  за ним  каторга так основательно ударили
писателя суровым Законом, что он уже никогда не смог избавиться от комплекса
оскопления, в том числе, и литературного вкуса.
     У каждого хирурга  можно в пластах  детства откопать что-либо подобное.
Генетически  такие  фокусы  природы  понятны:  предки  большинства  хирургов
выбивались в люди через работу скорняками или  сапожниками. Врожденный навык
к  удачливому послойному кромсанию человеческого тела, они  и  эксплуатируют
ныне в медицине. Между тем,  лишних органов  у человека никогда не  было! Но
хирурги создали видимость научных  подходов - притащили  за  уши  пустяковые
гистологические исследования, нагнали  тоску от применения, так  называемых,
современных методов функциональных и биохимических исследований. Так лепятся
диссертации  по  этой  специальности, но  во  многих  из  них  таится  искус
шельмования.  Подобное  лукавство  истинному таланту  - хирургу  с  золотыми
руками  -  ни к  чему,  потому  что  его  ведет  в  операционную  абсолютное
клиническое чутье  и мастерство скорняка. Да он того  и  не стесняется! Миша
был  из  таких  талантов,  однако,  авантюризм, самомнение и  хамство уровня
сапожника  может  подвести даже  профессора. Брат  Александр поздоровался  с
рыжим профессором, но особого восторга  на его лице мы  не  прочитали.  Миша
потискал Василия, безжалостно помял его раздутый  живот и  потребовал срочно
готовить операционную.
     Мы следили за тем, как он обсуждал с бывшим коллегой - теперешним нашим
сотоварищем Александром Георгиевичем,  почти шепотом, какие-то  институтские
сплетни - у него образовалось несколько свободных  минут, пока анестезиологи
готовили  больного,  а сестры разворачивали  операционную.  Михаил  Иванович
Королев доброжелательно посмеивался по поводу чего-то, ему отвечал улыбкой и
брат Александр,  но чувствовалось,  что  профессор от хирургии пытался в том
разговоре вести безусловную "первую партию". Он делал это  по привычке, хотя
для такой "натуги" и не было никаких оснований - сейчас здесь, в палате дома
скорби,  - всем  надо быть в другой  теме. Нет  места в  таком заведении для
хвастовства  и самолюбования. Но кто знает? Может быть,  игровой кураж - это
особый  допинг  для хирурга, а точнее  для  некоторых личностей,  занятых  в
хирургии, - так стоит ли их судить за то, особенно, когда это идет на пользу
пациенту, положительно влияет на исход операции.
     Черт с ними, с  пижонами! Больной готов  простить любые грехи эскулапу,
лишь бы он помог ему. Но вот сам-то врач должен контролировать себя, если он
по-настоящему  умный  человек. Брат Александр  как-то рассказывал,  что  его
просто  бесили  те девочки-студентки,  рвавшиеся в  такую сложную  и тяжелую
профессию, как  хирурги.  Еще на  заре своей  профессиональной деятельности,
ведомые  истероидностью, терлись они в приталенных  нейлоновых  халатиках  в
институтских операционных, вертя  уже оформившимися соблазнительными жопками
перед  заспанными  дежурными  хирургами.  Через  несколько  лет  становилось
понятным, что из  таких  дамочек  толку не будет. Они  линяли в амбулаторную
хирургию, где тоже быстро превращались в никчемных специалистов. Никогда  не
надо путать приобщение к профессии  по внешнему признаку. Играть в медицину,
может  быть, и увлекательно, интересно,  эффектно, красиво, но такая игра не
дает  гарантии  того, что из пустельги вырастет хирург, способный спасать, а
не  создавать видимость  спасения.  Актерство,  если и необходимо  врачу, то
только  не с целью самоутверждения, а исключительно для пользы больного. Дай
Бог, чтобы Мишель не перебрал с актерством и не перепутал эффектность позы с
эффективностью лечения! Как тут не  вспомнить справедливые слова  Священного
Писания:  "Во всем  показал я вам, что,  так трудясь,  надобно  поддерживать
слабых и  памятовать слова  Господа  Иисуса, ибо Он  Сам  сказал:  блаженнее
давать, нежели принимать" (Деяния 20: 35).
     Время  тянулось  медленно, ночь  словно бы ковыряла в зубах или  лениво
чесала  правое  ухо  левой  рукой.  Однако настал час, когда  мы узнали, что
операции  и Кларе,  и брату  Василию прошли успешно.  Женщину  освободили от
перекрученного яичника, а значит и от неминуемой смерти, профессор-гинеколог
Гуркин  Станислав  Александрович  -  хороший парень и  отличный  специалист.
Только  судьба  у  него не всегда раскручивалась  по  нужному  сценарию. Его
подводила  весьма распространенная ошибка:  не на тех людей он делал в жизни
ставку. Но специалист он был замечательный и человек весьма порядочный.
     Брата  Василия радикально "излечил" другой профессор -  хирург  Королев
Михаил  Иванович. Поправлюсь, однако: я ведь воспроизвожу  фамилии и имена с
отчествами  тех  великих  людей исключительно по  памяти. Никаких  записок в
больнице  я не вел, так что мог  и ошибиться. Но  разве в  именах  суть,  да
дело!? Пусть живут счастливо все добрые люди, беззаветно преданные медицине.
     "Король"  зашел  после  операции к Александру Георгиевичу, видимо, ради
самооправдания: он с  некоторой  излишней экспрессией сообщил, что у Василия
был непростой  случай  -  инвагинат  кишки,  по  всей вероятности,  содержал
злокачественную  опухоль, а потому пришлось  применить радикальную методику.
Раком  был  поражен участок на стыке  сигмовидной  и прямой  кишки, отсюда и
склонность   к   инвагинации.   Участок   комбинированного   поражения   был
протяженным,  угроза значительного по величине  некроза  кишечника заставила
выдумывать  на ходу  самопальную модификацию операции по  Гартману. Пришлось
наложить  "временный" (так  он выразился,  чтобы смягчить удар по врачебному
сознанию - но хрен-то редьки  не слаще!)  одноствольный искусственный задний
проход на боковую стенку живота. Профессор быстро попрощался, сославшись  на
поздний час, и скрылся за дверью.
     Я не понял всей услышанной ненароком врачебной тарабарщины, но  по лицу
брата Александра  оценил  точно  -  Васю, если  и не зарезали на  смерть, то
изуродовали окончательно! Александр Георгиевич многозначительно переглянулся
с Дмитрием, и они  оба закручинились, как  бедные,  больные, бездомные суки,
когда  умирает их хозяин,  а  соседи  выгоняют собачек  на  улицу.  Ночь  мы
пролежали,   не   сомкнув   глаз:  так  все  хорошо  начиналось  -  задумали
Балинтовскую группу,  воспылали радужными надеждами. Наша  затея  с  обменом
клиническим  опытом на  уровне пациентов терпела  крах,  ибо  обстоятельства
выбили   из  наших  рядов   наиболее   полноценных  членов  терапевтического
сообщества. Так, на тебе! - вмешалась тесситура  голосового ряда, способного
жестоко ломать наше хоровое пение. Неожиданность явилась во врачебном халате
и принялась  качать  особые  права  -  права  на  жизнь и  смерть... Нас  не
успокаивало и  то,  что Клара  получила по  заслугам -  здесь  явно сработал
универсальный принцип:  Бог  шельму  метит!  Но брат  Василий к  такого рода
воспитательным акциям вообще не причастен.
     Ясно дело, думалось  мне,  профессор  сотворил с нашим товарищем что-то
ужасное.  Математик тоже  не  спал  - скукожился,  что-то все  подсчитывал -
вычитал,  складывал, извлекал корни,  интегрировал, дифференцировал и  опять
делил и складывал!  Кошмар  и  мракобесие  давно вползли в  палату  и теперь
мычали, телились, совокуплялись, дыбились под нашими кроватями, обдавая наши
органы  обоняния  странными,  болотными  запахами.  Во  всем   чувствовалось
присутствие нечистой силы, либо  заурядных зловонных экскрементов. Почему-то
вспомнилось  любимое выражение брата  Василия: "Сидим,  как у негра в жопе"!
Вот именно тогда у  меня  впервые возникла дальновидная ассоциация: вся наша
жизнь  -  это   бесконечное  движение  по  кишке,  имя   которой  Галактика!
Вспомнились далекие сравнения. Поперхнулось мое горло пророческими  словами:
"Нет целого места в плоти моей от  гнева  Твоего; нет мира в костях  моих от
грехов моих.  Ибо  беззакония мои превысили  голову мою,  как  тяжелое бремя
отяготели на  мне; Смердят, гноятся раны  мои от безумия моего" (Псалом  37:
4-6).

1.14

     Шли  дни и  медленно тянулись  ночи. Грусть,  переходящая  в депрессию,
прочно  поселилась в палате номер  восемь. Она разлеглась на  кровати  брата
Василия,  а  ноги  свои  вонючие,  давно не  мытые, словно  у  солдата после
длительного  похода, протянула  к нашим ложам.  Стукала она нас по  носу, по
обонятельным рецепторам и  заставляла еще и еще раз понять, что имеются силы
всемогущие. Бороться с ними советскому человеку - не по плечу...
     Брат Александр и Дмитрий все время о чем-то рассуждали, да строили друг
другу  "козы" из  пальцев  -  им почему-то не верилось,  что у брата Василия
могла быть злокачественная опухоль кишечника. Ну, инвагинация - это понятно,
довольно часто такое несчастье встречается при затяжном судорожном приступе.
Но  при  чем  же  здесь  опухоль,  откуда  она  могла  вылупиться?  Из какой
невообразимой  тайной  скорлупы, из  смертельно раненой ткани выбросили ее в
пространство  кишечника запутавшиеся в клеточных командах смертоносные силы?
Как у  совершенно здорового в  соматическом  плане  человека возникло  такое
несчастье? Для него  и для нас  всех это  явление  казалось  запредельным  и
лишним. Такие нозологические абракадабры не умещались в наших головах.
     Лечебный процесс в отделении не прерывался: на  смену захворавшей Кларе
Николаевне   явилась  относительно  молодая,   миловидная  и   восхитительно
предупредительная   Нина  Викторовна   Александрова   -   ассистент  кафедры
психиатрии, возглавляемой профессором  Эйдемиллером Эдуардом  Геральдовичем.
Сам мэтр - высокий, подтянутый ашкенази с кудрявыми волосами, видимо, только
еще  во  втором поколении  обрусевший, был  представителем  отменной древней
породы.  В  шестом  поколении  он  закреплял  в  себе  качества  профессоров
психиатрии - традиционной для умных евреев медицинской специальности во всех
странах мира. Старые предки его в свое время успешно врачевали на Германской
земле, а вот  его родители и он  сам сподобились задержаться в России. Здесь
они стали свидетелями самого чудовищного сумасшествия - бунта 17-го года  и,
как  следствие его, явления на  землю славян  несметного  числа бессовестных
психов, имевших лишь  отдаленное  касательство к истинно русскому генофонду.
Каждый раз, когда Эйдемиллер задумывался над простым историческим вопросом -
"Для  чего  же  большевикам  и  иже  с  ними  было  необходимо  такой  пытке
подвергнуть свое отечество?" - он сам был на грани умопомрачения, потому что
найти вразумительного ответа не мог! Все, что происходило в России в течение
почти  целого  столения, не  вписывалось в  рамки  логики нормальных  людей.
Эйдемиллер еще  от деда  и  отца  помнил  простую закономерность:  провинция
поставляет  психиатрии дебилов, а  город - шизофреников. Революция  изменила
даже эту закономерность:  в  городе стало умственноотсталых  не  меньше,  а,
пожалуй,  даже больше, чем  в провинции.  А шизофрения превратилась в особый
"знак  качества"  советской  эпохи и  ее "перестроечного хвоста".  Произошло
смещение популяции  за  счет  превалирования не биологических, а  социальных
факторов.  Классовая теория,  классовый отбор, протекционизм  в образовании,
карьере  по этому принципу  все поставили  с  ног на голову.  Идиоты взялись
управлять умными. Естественно, что отстаивать такое право они  могли, только
применяя моральный или физический террор.
     Символ новой  эпохи -  злокачественный  алкоголизм  и  широчайший  влет
наркомании - был понятен  Эйдемиллеру. Он провел многочисленные исследования
в   области  социальной  психиатрии  и  давно   установил,  что  большинство
современных алкоголиков и  наркоманов - это наследники тех выскочек, которых
выдвинула классовая  солидарность в верхние этажи социальных структур.  Дети
бывших  больших  начальников  из  пролетариев  и  колхозников   своей  явной
дезадаптацией   теперь   расплачивались  за   демографический  и  социальный
авантюризм  предков.   Они   первыми   поскользнулись   на   арбузной  корке
органического  социального  отбора.  Они  не выдерживали прессинг  свободной
конкуренции в  сложнейшем  процессе  социализации, который  каждый  ребенок,
подросток,   взрослый  проходит   безостановочно  до  самой  смерти.  Работы
психиатрам подвалило  столько, что если  бы  эту специальность  перевести на
коммерческую основу, а психам или их родственникам дать приличные пенсии, то
врачи-психиатры  катались бы,  как сыр в  масле, а самые  запущенные  теперь
клиники отличались бы чистотой, опрятностью, роскошью.
     Вот с  таким  невеселым  мысленным  фундаментом и  жил  этот человек  в
ставшем  для него родным Санкт-Петербурге. Однажды он явился в  нашу палату.
Было, помнится, это в  четверг  - время клинических обходов.  Тогда в паре с
Ниной  Викторовной профессор  сверлил  цепким  психиатрическим взглядом наши
тронутые несчастьем головы, видимо,  пытаясь вычленить среди нас наследников
большевизма.  Но  ему  на  сей  раз   не   повезло!  С  высочайшей  степенью
ответственности он говорил размытые слова о вяло прогрессирующей шизофрении.
Но даже за  такое скорбное внимание к нашим персонам мы были благодарны двум
эскулапам  - кто  еще смог  бы так  элегантно  и  с  пафосом тушить коптящие
некачественным  стеарином свечи  и  зажигать  яркие  софиты надежды  в нашем
поблекшем сознании.
     Эдуарду   Геральдовичу   удавалось   увидеть   невидимое,   всколыхнуть
несуществующее,  приободрить  нас чарующей своей  непонятностью лексикой. Мы
всегда ждали с большим нетерпением, свойственным крайне тяжелым больным, его
клинические обходы. Он был нам, как родной  отец, как брат  по несчастью, а,
может быть,  он  - даже внебрачный сын нашего полка.  Эта затейливая парочка
хорошо   оттенялась  вечно  спешащим  Константином  Дмитриевичем  Ефремовым,
врывавшимся  в отделение, как вихрь, втянутый в  воронку  событий  в связи с
резкими перепадами  атмосферного давления на улице и  в помещениях больницы.
Доцент Ефремов  стремился расколоть наши бесшабашные головы пакетами сложных
психологических методик для того, чтобы обнаружить в них и вытянуть на  свет
Божий  тот   самый  гомоталлизм  -  предмет   помешательства  зарубежного  и
отечественного психоанализа. Обоеполость  чувств человека была коренником, а
не  пристяжной  лошадкой Зигмунда Фрейда  и его  продолжателей, доработавших
учение прародителя настолько, что оно теряло всякую логику.
     Тихо, спокойно и с высочайшим тактом Эйдемиллер давал всем понять,  что
приоритет  теоретического  обоснования  принадлежит  новой  научной   школе.
Творцом ее был, конечно, сам профессор! Мы подыгрывали пионерам новой школы,
подводя своих  лечащих  врачей к  практическому  воплощению  в жизнь идеи об
организации  своеобразного  терапевтического сообщества - группы супервизии,
состоящей и возглавляемой исключительно самими пациентами. Квалифицированный
медик-режисер,  если   угодно,   медик-директор,  одновременно   является  и
пациентом.  Он может страдать не очень  тяжелой формой шизофрении.  Но своим
пониманием  проблемы  "изнутри"  он,  по  нашему  разумению,  был   способен
расколоть  броню  болезни,  примерно так же, как  птенец клювом  раскалывает
скорлупу надоевшего ему до чертиков яйца.
     Наш намек на революционную идею, рожденную как бы в голове Эйдемиллера,
был воспринят  группой  эскулапами с пониманием. Сам  патрон,  услышав о ней
впервые,  глубоко   задумался.   Думал  он,  примерно,   часа  на   полтора,
прохаживаясь  по  полате, а  мы,  как затравленные  идиоты  следили  за  его
челночными передвижениями, боясь спугнуть  принятие  волевого решения. Никто
не перебивал мыслителя, не подталкивал его - все  должно было родиться в его
голове как бы самостоятельно!.  Затем до наших слуховых  анализаторов  дошел
приятный    баритон,    безупречно    отшлифованный    длительной    работой
психотерапевтом еще под руководством заслуженного  деятеля науки, профессора
А.Е.Личко:
     - Господа,  центром сознания, хотим мы  этого  или  не  хотим, является
"Эго".  Кстати, оно  же  выполняет  роль отправной точки  всей  эмпирической
психологии!   Эго  всегда  выступало   как  знак  личности,  местопребывания
индивидуальности и всех психических содержаний, способных осознаваться, и  в
этом смысле связанные с Эго.
     Патрон обвел  нас  всех  - лечащих врачей  и ищущих  прогресса сознания
пациентов - напряженным  взглядом  красивых глаз  (гомосексуалисты могли  бы
покачнуться от  восторга) и,  убедившись,  что  все  уже  в состоянии гроги,
продолжил микролекцию:
     -  Бессознательное  включает  все  психические элементы,  выходящие  за
пределы сознательного представления,  и  поэтому  с  Эго не связано.  Отсюда
следует  логический  вывод:  психику  нельзя  приравнивать  к сознанию,  она
неизмеримо больше, чем одно только  сознание! Нами движут не только  внешние
стимулы -  раздражители, но и внутренние импульсы. Нет сомнения, что  именно
последние неподвластны сознанию, а потому не подлежат его контролю!
     Еще  один  всплеск  выразительных глаз, настороженность практически  не
моргающих  ресниц  и  следует  новый  виток  мысли,  обрамленной  приятными,
округлыми словами:
     -   Но  если  к  Эго  стекается  весь  поток  осознаваемых  психических
содержаний, то - что же такое Эго?
     Теперь профессор, словно бы сменив личину, превратился  в скромного, но
до  безумия  тонкого  хитреца.  Он  наносит  неожиданный удар  непоколебимой
логикой прямо в центр темени общественного разума, воплощенного в  настоящий
момент в нашем интеллектуальном облике:
     -  Эго  -  это  комплекс  данных, конституированный прежде всего  общей
осведомленностью относительно своего тела,  своего местопребывания в  мире -
иначе говоря, существования, данными памяти.
     Эдуард  Геральдович  широко,  обаятельно, демонстрируя новые фарфоровые
зубные  протезы, улыбнулся и обнял Нину Викторовну за  плечи - этот жест был
больше, чем отечески. И мы все сделали правильные выводы! Отсюда рука, плохо
контролируемая сознанием,  но подчиняющаяся властному Эго, медленно поползла
к  бедру моложавой  ассистентки  - все  слушатели теперь  уже превратились в
зрителей и с интересом  следили за  игрой Эго. Споткнувшись на осознаваемом,
мысль вильнула  в сторону, прихватив с собой за одно и профессорскую руку, -
она быстро перевоплотилась в загадочные слова:
     -  У  человека всегда  находятся  в  запасе  идеи  относительно  своего
прошлого и  будущего  бытия,  не  так  ли?  -  продолжил  профессор,  больше
обращаясь к зардевшейся от недосказанности и жажды ожидания  повторений Нине
Викторовне, чем к нам.
     Нина Викторовна попробовала придвинуть грудь к руке профессора. Ей, как
исследователю  загадочных поворотов  Эго, безусловно, было всего  интереснее
завершение  всего комплекса - по полной  программе, как говорится. Она могла
воспринимать  информацию  не  только  слуховым  анализатором, но  и  сосками
прекрасной груди, свободно выкатывающейся из широкого и глубокого  декальте.
Но момент истины  прошел,  Эго  профессора  занялось  решением  иных  задач.
Эйдемиллер продолжал думать и говорить одновременно:
     -   Таким  образом,  коллеги,  Эго  можно   определить,  как   комплекс
психических  данных. Но понятие "комплекс", как  давно  и смело заметил Карл
Юнг, имеет в  аналитической  психологии  специфический  смысл,  являя  собой
агломерацию  ассоциаций  -  что-то  вроде  слепка  более  или менее  сложной
психологической природы - иногда травматического, иногда просто болезненного
аффектированного характера.
     Профессор  явно  выворачивал  наизнанку плагиат, но  как  приятно  быть
соучастником  важных  событий  или  открытий неземных явлений - мне  повезло
присутствовать при реализации потенциала ученого-творца. Конечно,  увиденное
и услышанное было только маленькими штришками к портрету большой науки, но и
они  меня очаровали до  слез!  Существование нашей группы - терапевтического
сообщества было разрешено, и мы принялись действовать.
     Прежде,  чем  начать  работу  в группе,  мы попросили у  лечащего врача
разрешения  посетить нашего товарища. Заодно мы договорились, что как только
он будет транспортабелен, его  тут же переведут к  нам обратно в палату.  Мы
решили проявить галантность и первой посетить Клару  Николаевну.  По  нашему
теперь уже  более  просветленному разумению,  было  необходимо  снять  с нее
страшный груз угрызений совести. Под конвоем двух дюжих санитаров нас повели
в отделение внутрибольничной хирургии.  Оно размещалось в совершенно  другом
павильоне, спрятавшемся среди старых двухэтажных корпусов. Наших страдальцев
мы  нашли  в  приличном  состоянии.  Причем,  Клара  уже давно  оклемалась и
болталась дни на пролет в палате Василия, видимо, пытаясь  усилиями ухода за
тяжелобольным  искупить  свой  грех.  Чувствовалось,  что   Клара   с  Васей
подружились -  они  выглядели,  как  жених  и невеста. Между ними наладилось
подобие  гиерогамии, то есть  явления, близкого  к священному или  духовному
браку.  Типичным  примером таких метаморфоз  является представление Христа и
Церкви в образах жениха и невесты.
     Нет слов, хирурги - отчаянные головы - основательно растерзали Василия,
и теперь  на поправку он шел  медленно. Клара  без одного яичника выглядела,
как будильник, только что вышедший из  ремонта,  но переставший звонить. Она
была уже "вещью в себе". Обскопленная женщина затаилась, стала задумчивее, и
нам показалось, что теперь ее  из больницы никто не отпустит  -  Клара стала
такой, как все умалишенные. Про таких говорят с восторгом - наш человек!
     Брат Василий много интересовался  нашими  успехами  на поприще действия
Балинтовской группы.  Его озадачила наша медлительность,  но  порадовало то,
что  лично  без  него мы  не мыслим  своего  существования.  Видимо,  что-то
душевное произошло с Василием и Кларой. Во всяком случае, он выступил в роли
ходатая по поводу включения Клары в наше терапевтическое сообщество, и мы не
решились отвергнуть прекрасный  порыв нашего товарища  по несчастью.  Клара,
выслушав наш приговор, пришла в неописуемый восторг: ее пришлось успокаивать
инъекцией  аминазина - ведь послеоперационные  швы от  буйства  плоти  могли
разойтись. Все пролили освежающие слезы - какой все же сентиментальный народ
наши россияне!
     Обратно шли весело и в припрыжку, и тут я впервые почувствовал по своей
походке некоторое расстройство координации -  меня словно бы непонятная сила
тянула  вперед, смещая  центр  тяжести  быстрее, чем я передвигал ноги.  Мне
приходилось спешить догонять уплывающий центр тяжести, а потому я нет-нет да
и убегал  вперед  товарищей.  Так  мы  и  явились в палату -  я  впереди,  а
остальные  ребята  -  позади.  Надо   было  проанализировать  события:  меня
последнее время стали заботить некоторые странные ощущения: словно бы во рту
появились волосики, раздражающие слизистую и заставлявшие часто  сплевывать.
Ко всем прочим моим бедам присоединилась неловкость при хватании  предметов,
стало нарастать мелкое дрожание рук.  Коллеги уже косились на  меня, и  было
почему  -  я   заплевал  всю  палату,  постоянно   что-нибудь  разливал  или
опрокидывал  посуду.  Полагали,  что это у меня  на нервной почве. Однако  я
заметил, что брат  Александр  уж слишком внимательно ко мне приглядывается -
наверняка в его умной  лысой башке уже родился первичный диагноз, скрываемый
от  меня до поры до времени. Какая-то гнетущая тревожность подсказывала, что
необходимо срочно  собрать  консилиум из  ведущих специалистов палаты  номер
восемь, и выложить на нем все без утайки. Со здоровьем не шутят!
     Консилиум  состоялся   после   обеда  в   "мертвый   час":   я  обнажил
симптоматику,  как  на духу и замолк, ожидая  обсуждения и приговора. Первым
поднял голову брат Александр и осторожно задал наводящий вопрос:
     -  Брат  Николай,  что-нибудь  подобное отмечалось  у  тебя  раньше,  в
детстве, например? Не спеши, подумай хорошо, покопайся в памяти - жизнь ведь
такая короткая, но вместе  с тем и  большая, многое  спрятано за кочками, да
ухабами, за ее крутыми поворотами.
     Я  принялся  раскручивать  свой   "кинофильм"   в   обратную   сторону:
вспоминалась какая-то  ерунда. Однако, кадр за  кадром, серия  за  серией  и
стали  всплывать  обстоятельства,  способные  пролить некоторый свет на  мое
прошлое. Они могли помочь откопать то, что называется у медиков этиологией и
патогенезом   заболевания.   Первое   понятие   освещало    общие   принципы
возникновения  подобных   заболеваний,  а  второе,   собственно,  обозначало
конкретные механизмы нарастания патологического процесса и появление тех или
иных  симптомов.  Когда что-то  более-менее  стройное воссоздалось  в уме, я
принялся не спеша рассказывать:
     - В раннем детстве, помнится, я перенес коклюш в  крайне тяжелой форме:
приступы   кашля  доходили   до   сильнейших   параксизмов.   Тогда   просто
останавливалось дыхание и начиналось  удушье. Чтобы облегчить мои страдания,
мать нанимала лодочника и меня вывозили на середину Волги. Дело тогда было в
Казани,  в эвакуации. Присутствие речной влаги значительно облегчало кашель,
и я помаленьку оттаивал, отдыхал, набирался сил. Но самое главное, снижалась
гипоксия мозга.  Она-то потом еще даст  о  себе  знать: в школе я  испытывал
некоторые  трудности  с освоением  школьной  программы. Быстро  истощаясь на
уроках и при выполнении домашних заданий, я терял нить обучения. Нарастала и
педагогическая запущенность, так широко распространенная  среди послевоенных
детей.  Никакие болезни не проходят  бесследно! Мы,  военное и  послевоенное
поколение детей, были подранками!
     На этом  месте  воспоминаний я споткнулся:  мама  умерла  давно,  много
настрадавшись - у  нее  было поверье, что рожденные в месяце мае, должны всю
жизнь маяться. И она маялась со  мной, стоически перенося  трудности жизни -
голод,   хроническое  безденежье,   бытовую  неустроенность.  Я  вдруг  ясно
почувствовал  всю силу ее жертвенности и заботы  о ребенке. Тогда, в тяжелые
годы эвакуации из  блокадного Ленинграда,  она  уже успела похоронить своего
первенца, моего брата, заразившегося от  отца  туберкулезом  и  умершего  от
туберкулезного менингита. Спасти моего брата было выше ее сил - тогда еще не
было антибиотиков.  Мать понимала, что теперь необходимо было спасать  меня.
Но в то время главным аргументом  в борьбе за жизнь была пища.  По протекции
мать  устроили работать на мельницу  и  это спасло жизнь  всем членам  нашей
небольшой семьи - больному отцу,  мне, ей самой, бабушке Александре.  Ритуал
работы  крупчатника  был прост,  ей  его  быстро  объяснили:  матери,  после
проведенных замеров,  было  необходимо удалиться из  цеха  помола только  на
двадцать минут,  оставив рабочих на своих  местах  без контроля.  Когда  она
возвращалась,  то  работа   уже  шла  по  обычному  плану.  Татарская  мафия
действовала  быстро и  четко, и  секреты ее деятельности так и  остались  не
понятыми моей  матерью.  Награда за молчание была  простая -  по возвращении
домой у дверей комнаты ее ждала сумка с необходимыми  для жизни продуктами -
мукой, маслом, хлебом, иногда мясом или консервами.
     Кто  знает истинную цену человеческой обязательности и корпоративности,
кто может  понять  и  объяснить ценность человеческих сообществ - в святости
или  криминале? Все устроено Богом так, чтобы жизнь, несмотря ни на что, все
же  продолжалась на земле! Татары оказались замечательными людьми  - в нашей
маленькой  ячейке бытия  они спасли нам тогда жизнь. После  войны наша семья
возвратилась в родной Ленинград.  Дети послевоенных страшных, забитых втугую
дровами городских дворов были втянуты в своеобразную беспризорщину: отцов не
было  в живых, а матери до глубокого  вечера вкалывали на работе. Дети  были
предоставлены  сами  себе,  и  они проходили  тяжелейшую и опаснейшую  школу
самовоспитания.   Многие  из  них  не  выдержали   и  сгинули  в  тюрьмах  и
исправительных колониях.
     Именно  в то  время,  гуляя  по  льду  оттаивающей  по  весне  Невы,  я
провалился  в  ледяную  воду.  Спасло  только чудо. Ночью  после страшнейшей
простуды  со  мной  случился жестокий судорожный  приступ.  Генезис судорог,
транзиторного   нарушения  мозгового   кровообращения  мне   объяснил   брат
Александр. Здесь присутствовал и психологический фактор (испуг) и сильнейшее
переохлаждение.  После  этого  случая  я   надолго  застрял  на  хронической
пневмонии  и вялотекущем плеврите. В то время таких детей было много,  и нас
спасло  советское  здравоохранение. Государство тратило последние  крохи  на
создание системы организованного воспитания для больных детей, дабы искупить
свой грех перед народом, ввергнутым безумием революции в страшные несчастья.
Нас  понемногу ставили  на ноги в детских  больницах,  в санаториях,  лесных
школах.
     Потом в отроческие годы были прыжки с  парашютом,  занятия  бойцовскими
видами   спорта,   смело  приравненными   к   откровенному   мордобою.   Так
выпестовывался    боец    славных    советских    Вооруженных    сил,    его
воздушно-десантных подразделений.  Я  молча  просматривал мой  тайный  фильм
жизни и  не знал, а что же нужно рассказывать коллегам, собратьям по палате.
Они тоже молчали,  давая  мне собраться  с  мыслями:  да, жизнь  это слишком
сложная  штука  и  оценивать  ее  нельзя  наскоком,  с  кондачка.  Александр
Георгиевич правильно расценил мое замешательство и пришел на помощь:
     - Николай, ты не мучай себя особо. - молвил  он задушевным тоном.  - Та
болезнь,  которую  можно у  тебя заподозрить,  мало известна  и  определенно
обоснованных причин  ее  возникновения еще не  найдено.  Понимаешь: в  конце
концов - все болезни посылаются Богом или Дьяволом. И они сваливаются на нас
обязательно за что-то. Ты лучше поищи грехи на  совести, да покайся, попроси
прощения, отмолись, наконец!
     Сказано  было  ясно,  я  почему-то  понял,  что  расспрашивать  братьев
Александра  и  Дмитрия о  предполагаемом диагнозе не имеет смысла - все само
прояснится  вовремя  и,  скорее  всего,  неожиданно.   А  пытать  товарищей,
заставлять  выступать в роли палачей - отвратительное занятие. Действительно
-  все болезни от Бога, а  с Дьяволом мне и не приходилось никогда якшаться.
Попробую же покопаться в грехах.
     И вдруг по башке  снова стукнула молотообразная мысль - опять Кишка! Мы
все   продвигаемся   по  какому-то  длинному,   грязному,  извивающемуся   и
перестальтирующему кишечнику,  сталкиваясь с нечистотами  жизни, с жестокими
ферментами социального  бытия,  обжигающими  нас.  Агрессия  коверкает  нас,
зажимает в  тиски, переваривает, душит, пытаясь превратить во что-то удобное
для  себя, то  есть  в  дерьмо. Но, независимо  от  того, как  ты ловко  или
неудачно  приспособился к  требованиям Кишки, особые  силы проталкивают нас.
Индивидуумы и  группы, социальные сообщества двигаются дальше по направлению
к  выходу - к анальному  отверстию. Неведомые силы готовят нас к тому, чтобы
затем  окончательно и бесповоротно шмякнуть обездвиженными в вонючий унитаз!
Нет, нет - здесь моя ошибка.  А как же вера в бесконечность? Все  правильно:
конец  кишки  снова  загибается и  вставляется  в  рот,  и  процесс  идет по
бесконечному кругу. Так вот в  чем дело:  бесконечность - это не метрическая
категория, а временная, а точнее, комбинированная  - четырехмерная! Стоит ли
тогда бояться: в новом  качестве, но  я  обязательно  вернусь на круги своя!
Меня накрыла гиерогамия - явление загадочное  и вездесущее.  Я  стал кое-что
понимать, подключая к тому процессу мифическое и трансцендентальное.
     "И услышал я голос с неба, как шум от множества вод и как звук сильного
грома; и услышал голос  как-бы гуслистов, играющих на гуслях своих: они поют
как-бы новую  песнь пред  престолом и пред четырьмя животными и  старцами; и
никто не  мог  научиться  сей песни, кроме  сих ста  сорока  четырех  тысяч,
искупленных от земли" (Откровение 14: 2-3).

1.15

     В  эту ночь  я  не  спал,  а  только  притворялся спящим:  была  мягкая
релаксация, как  после  соития со своей  любимой  Светочкой,  да  небольшого
сопровождающего постельные радости алкогольного возлияния  - имеется в  виду
пара стаканов джина с тоником в пропорции один к четырем.
     Братья Александр и Дмитрий тоже не спали, но не  притворялись: они вели
тихую беседу на профессиональные темы. Нет, нет - беседа была не обо мне, но
все же... Именно из этой беседы я впервые вычленил неизвестное мне, а потому
пугающее  слово  -  Паркинсонизм!  Существует,  оказывается   такое   широко
распространенное  заболевание, названное  после  1817  год  по  фамилии  его
первооткрывателя  - James'a  Parkinson'a.  Другое название этого заболевания
было "Дрожательный паралич". Входило то заболевание  в  раздел классификации
болезней,    сопровождающихся    патологическими    позами,    тремором    и
насильственными движениями. Это заболевание  изучено не  достаточно  хорошо.
Известно,   что  чаще  всего  наблюдаются   на  гистологических  срезах  под
микроскопом скопления меланинсодержащих  нервных клеток в стволе  мозга (мне
показалось  -  опять Кишка!). Дальше шли такие специальные, страшные даже на
слух термины, что  от  них у  меня разболелась голова, и  я чуть не отбросил
коньки. Меня  лишь обрадовало, что  не  всегда прогрессирование  заболевания
сочетается с  развитием  интеллектуальной деградации, то есть надежда на то,
что идиотом я быстро не стану, оставалась.
     Странные все же люди -  эти врачи:  от одной только нагрузки  подобными
знаниями у меня  бы раскололся  череп или  случился психоз, из которого меня
никто не смог  бы  вывести живым.  А  эти чудики  забивают  мозг  миллионами
символов  страшной  правды  и  не умирают,  скажем,  от  разрыва сердца  или
прободной  язвы.  Они еще  и  шутят,  скабрезничают  по  поводу  медицинских
откровений.
     Мне вдруг  припомнились исторические  заметки о Николае  Лобачевском: в
старости  он  быстро  стал слепнуть,  его  накрыло горе  -  старший сын рано
превратился  в алкоголика и умер  от чахотки. Средний сын угодил в Сибирь за
растрату войсковых денег, младший от рождения  был идиотом. Вдогонку  бежали
другие  хлопоты:  у  дочери  неудачный  брак  и  на   руках  осталось   двое
малоспособных детей, жена рано нырнула в алкоголизм. Старый профессор был не
понят  современниками  в  России:  его  неевклидова  геометрия  не  находила
применения, достойных учеников не осталось. Слепой и беспомощный Лобачевский
тянулся  к людям, к Университету - приходил на экзамены, воспринимая  ответы
студентов только  на слух,  глазами он  уже  не  воспринимал  математические
символы - отсюда  новые насмешки. Оскудение средств, потеря любимого имения,
житейское горе  вытолкнули Николая  Ивановича из жизни в возрасте всего лишь
шестидесяти  трех  лет.  Жена-старушка прожила остаток  жизни  в  Петербурге
вместе с дочерью и внуками  на маленькую пенсию  за мужа,  владея  маленьким
публичным домом. После ее смерти дочери уже пенсию за отца не платили, и она
превратилась  по  существу  в  содержательницу меблированных комнат с дурной
славой. Вот он  - маршрут  по всесильной Кишке!  Вот  уж воистину:  "Человек
подобен дуновению; дни  его -  как уклоняющаяся тень"  (Псалом 143:  4). Но,
может  быть, Лобачевский расплачивался  за грехи своей матери и отца?! Тогда
все становится на  свои  места.  Может быть,  и  моя  болезнь за грехи  моих
прародителей - Бог ведь карает до седьмого поколения!
     В  положенный день был снова обход профессора Эйдемиллера: он превратил
его в  новую интересную лекцию, специально предназначенную только  для нашей
компании. Какое это  замечательное качество  - умение делиться знаниями. Все
началось с вопроса  брата  Владимира  -  последние дни  его  сильно заботило
что-то  высокое,  о  комплексах.  Профессор  даже не  стал  уточнять,  какой
комплекс  имеется  в виду - может быть, военно-промышленный? Профессор смело
ушел в отрыв, в психоанализ.
     - Комплекс, - сходу вмазал он слушателям, -  несет в себе  определенную
энергию и образует как бы отдельную маленькую личность.
     Профессор присел и показал рукой  на вершок  от  пола  мнимую  величину
досужего  комплекса. Затем резко выпрямил ноги и спину,  высоко подскочив, и
продолжил:
     - Господа, отдельные комплексы, образуя вкупе со всякой психологической
и соматической требухой целостную  структуру психики индивида, являются явно
автономными группами ассоциаций, имеющими основания жить собственной жизнью,
отдельной от социальных намерений ищущего человека.
     Профессор  обвел   палату,  всех  присутствующих   почти  отсутствующим
взглядом, затем, словно очнувшись, пересчитал всех по головам и заявил:
     - Вот здесь, сейчас присутствуют дюжина комплексов - это уже  комплект,
-  игриво  пошутил  профессор,  -  который  можно  поделить  на   пары!  Нет
возражений?
     Все  моментально   взбодрились  и  заурчали  животами.  Так   создалась
атмосфера высоких чувств, а  в  ней - хоть топор  вешай. Я по горячим следам
вспомнил недавнего  моего сокамерника - Науманова Вячеслава Германовича. Тот
был  большим  мастером  портить воздух  в  палате. За это,  собственно, он и
получил по соплям и был переведен в  палату более низкого ранга. Теперь  его
новые товарищи  вынуждены  были высадить стекла  из оконных рам  - иначе мог
возникнуть  акт  коллективного удушения кишечными  газами  забияки Вячеслава
Германовича. Они правильно оценили ситуации, вспомнив слова Зинаиды Гиппиус:
"Если надо объяснять,  то  не надо  ничего объяснять!" Разве можно воспитать
быдло, его можно только уничтожить.  Сами  собой родились  стихи и повисли в
атмосфере рядом с вещим топором:

     Наум вогнал башку в кишку,
     микробов выстрелив вовне.
     Зачем их мазать по стене? -
     они и мы - как есть, в говне!
     Восторги впечатления извне:
     Вонючка - шустрый демиург-
     творит из газов мирозданье,
     ему нет дела до чужой беды,
     он сеет козни в этом зданье!
     Вестимо, быдло - это зверь.
     Но сократи волненью щель,
     ты шире мысли распахни -
     и кислород скорей вдохни!
     Наказан "жопа-бегемот":
За вонь - ведут на эшафот!

     -  Ну,  это уже слишком,  господа, больные  могут  задохнуться, давайте
выйдем все в коридор, а помещение проветрим  - раздался не очень возмущенный
голос профессора.
     Так и сделали, и теперь уже голос профессора слышался из-за дверей:
     -  Иначе  комплекс  можно  определить   как  эмоционально   загруженный
психический   фрагмент   или   элемент,   представленный   в   виде   четкой
последовательности связанных  друг с другом идей и образов, сбившихся тесной
стайкой  вокруг центрального ядра.  Ядром  же  будем считать  архетипический
образ.  Но  поскольку  комплекс помещается в сфере  бессознательного, то  мы
вступаем  в  противоречие  с  теперь уже  устаревшими  воззрениями  Зигмунда
Фрейда,  считавшего  комплексные  проявления  патологическими.  Вот  так-то,
коллеги! Вот он восторг и полет современной мысли!
     Удаляющаяся суета за дверью свидетельствовала о  том, что профессор уже
попрощался с  нами  до следующего четверга. А жаль! У пациентов было  к нему
множество вопросов.
     Однако   мы  ошиблись:  Эйдемиллер   был   обязательным   человеком   и
положительным во всех отношениях. После завершения обхода профессор вернулся
к  нам,  порадовался,   что  проветривание  закончилось  успешно  и  комната
наполнена чистым содержимым, Так он  витиевато выразился, намекая на чистоту
наших  душ,  конечно.  Теперь  Эдуард Геральдович  был без свиты,  никуда не
спешил  и  охотно  потолковал  с  нами  на  полную  катушку.  Брат  Владимир
попробовал  продолжить наматывать  на эту катушку  свои собственные вопросы.
Но,  посмотрев на  математика глазами  дохлой  рыбы, - чувствовалось, что по
математике  заслуженный  психиатр  никогда не учился  успешно,  -  профессор
перехватил   инициативу   и  пустился  развивать  иную  тему.  Она,  по  его
просвещенному  мнению,  просто  обязана  интересовать  интеллигентных  людей
больше всего:
     -  Господа,  процессы,  протекающие в сознательном  и  бессознательном,
следуют  различным  принципам. -  молвил  он,  многозначительно посмотрев на
математика, как бы отбрасывая его  в сторону  бессознательного,  а  нас всех
вместе уводя с собой к осознаваемому. - Принципом сознания, например, служит
отражение, рефлексия.
     Опять  следует  круговой  обзор слушателей,  с  обязательной  фиксацией
показателей  проявления с нашей стороны внимания и  взаимопонимания. Во всем
том  чувствовалась слаженная и выверенная работа опытного  психотерапевта  -
его на  мякине  не проведешь и  на мелочишке не купишь. Эйдемиллер продолжал
растворять содержание разговора в мыслях:
     -  Надо помнить,  что бессознательное  рефлексирует не внешний  мир,  а
самое себя! Запомните это господа на всю жизнь.
     Дальше  шла игра пальцев, губ, бровей и  надувание щек. Ох, и непростая
работа педагога, действующего на высоком профессиональном уровне.  Но работу
мысли  еще  же  требуется  сопровождать  изысканными  словами,  а  для  того
необходимо быть немного поэтом,  ну хотя бы уровня Бориса  Пастернака! Может
быть,  кто-то  и  надумает заявить, что ученым,  педагогам  и врачам  деньги
платят  просто так  -  ни  за  что  ни про  что, как говорится,  -  эти люди
ошибаются. Интеллигенция сплошь  состоит  из бойцов  либо  передового,  либо
невидимого фронта! Они постоянно что-либо обколачивают в  своей кузнице идей
и  кадров, передавая затем свои поковки политикам, принимающим ответственные
решения. Такие  решения направлены на организацию  переноса идей в массы или
оставление их в кладовых науки, так сказать, в закромах, про черный день. Но
опять,  как  не  крутись,  получается,  что  процесс вроде  бы  движется  по
кишечнику,   внутри   его  и  по  кругу.   Потому  Эйдемиллер,  основательно
сосредоточившись, стал продолжать выдавливать из себя стройные сентенции:
     - Господа, я предлагаю  на вещи взглянуть просто и, самое  главное,  не
свысока.  Рефлексия  бессознательного внутри себя происходит  потому, что  в
каждом  индивидууме  живет  настоятельное  и  все  поглощающее  стремление к
единству.  Индивидуум как бы решает наиважнейшую задачу  -  интеграции  всех
комплексов,   противоположностей,   всех   составляющих   его   личность   к
уравновешенному  взаимодействию.  А  сознание  тем  временем  пытается  себе
подчинить бессознательное.
     Просто,  как  предполагалось  профессором,   не  получалось,  но   зато
выстраивалась поэзия, не зависимая от ума и науки: одно слово находило  себе
подругу  или интимного товарища и уводило его  за  кулисы образов, чтобы там
слиться в  экстазе.  Мы  настолько  прониклись сопереживанием и так  активно
наслаждались   поэтическим   творчеством,   что   практически   одномоментно
почувствовали  эрекцию  прямо здесь  и сейчас. А это, надо  вам сказать, для
врача психотерапевта  и,  тем более,  лектора,  огромная победа! Можно  себе
представить, как ломились бы в лектории общества "Знание" слушатели, добейся
докладчики у  всех таких продуктивных реакций.  Мы  ответили стоном мужского
облегчения  и возмечтали плавно  перевести  его  в бурные  аплодисменты,  но
профессор  остановил нас повелительным жестом. Надо было  спешить - экспресс
науки не  ждет,  он движется без  остановок, и Эдуард Геральдович  продолжил
повествование:
     -  Вспомним,  господа,  что  у  Юнга личность  выглядела  как результат
некоего  усилия, достижения,  а  не как  дарованное  нечто  бесплатно  и без
натуги. Проштудируем  вместе его слова еще раз  внимательно,  качественно  и
осторожно,  чтобы  не  заразиться субъективизмом.  Цитирую по памяти:  "Если
бессознательное    вместе    с    сознанием    может   восприниматься    как
взаимоопределяющий  фактор,  если  мы  сможем  жить  так, чтобы  максимально
учитывать  потребности  сознательного  и бессознательного,  тогда  сместится
центр тяжести всей нашей личности".
     Я   всегда  завидовал  людям,  способным  так  просто,  без  шпаргалки,
цитировать огромные куски, практически, не связанного рифмой или  внутренней
логикой  текста. И  тут, прямо у меня на  глазах, в палате номер восемь, шло
диковинное  представление  диковинного  мастерства  -  я  ликовал,  впиваясь
слабеющим от длительного напряжения  взглядом в пупок самой главной мысли. А
наш  кудесник,  даже  не   охнув  от  умственного  переутомления,  продолжал
величавым тоном:
     -  Высока  опасность, господа, что  "Личность"  перестанет пребывать  в
"Эго". А  она,  я  надеюсь,  вряд ли  является единственным центром психики.
Личность  окажется   в   гипотетической   точке  -   между   сознательным  и
бессознательным. Этот новый центр можно назвать "самостью".
     Как только в палате прозвучал новый термин - самость, легко улегшийся в
постель привычного понятия - самка,  то  у многих сам собой стал  задираться
хвост.  Приподнялась  правая  ножка  для  того,  чтобы  пометить  профессора
известным кобелиным  способом  - то  есть  собственной мочой!  Но профессор,
бесспорно, уже не раз встречался с подобной рефлексией,  а потому отскочил к
дверям и придавил нас властным взглядом. Не теряя времени, он продолжил:
     -  Самость  по  Юнгу  - выражение  психической целостности  человека  -
является субъектом  всей психики. Господа, остановитесь и вдумайтесь в корни
слов - не надо творить ошибки в понятиях и действиях - будьте бдительны!
     Мы моментально все  поняли, и профессор тоже понял, что мы все поняли и
теперь  прекратим безобразничать. Настал мир в окопах Петрограда! Можно было
приблизиться к нашим ногам и  головам и продолжить занятия. Как все же много
души и нервов тратит истинный врач на своих подопечных больных!
     -  Запомните, господа, - продолжал миролюбивым, но требовательным тоном
Эйдемиллер,  - между  внутренним и  внешним  миром человека пребывает  Эго -
вещий комплекс, решающий свою главную задача - приспособление к обоим мирам.
Экстравертной  ориентацией (то есть  взглядом  вовне!) Эго  связывает себя с
внешними реальностями.  А интроверсией (взглядом  вовнутрь!)  Эго  приручает
внутреннюю субъективную реальность, адаптируясь к ней со страшным упорством.
     День клонился к закату и, естественно, профессор  устал. Язык  его стал
немного заплетаться,  но он еще силился вести  сольную партию, без срывов на
высоких нотах мысли:
     - Внимая  воплю, вырывающемуся изнутри, человек обретает новое единство
сознательного   и  бессознательного.  Такой  процесс  Юнг   определил,   как
"индивидуация".
     Голос  поэзии  снова зазвучал,  когда  Эйдемиллер  решился использовать
новую метафору:
     -  Полет индивидуации  - это непременно  духовный  полет, путешествие в
глубины океана  мыслей  и  чувств: только тот, кто,  по мнению Юнга, внемлет
силе внутреннего голоса, становится личностью.
     Профессор   несколько  закостенел   от   утомления,  от  многих   слов,
рассыпанных,  как горох, по полу нашей палаты.  Он сам начинал крошить его и
скользить по  гороху. Слова  были брошены не случайно,  а с расстановкой,  с
осознанием высоты задачи, клинических последствий. Он понимал, что вооружать
разношерстное племя отточенными до острия  бритвы  мыслями очень  опасно. Не
подготовленные к  творческим  переживаниям, не  совсем сохранные  люди могли
натворить чего угодно и чего  не угодно с собой и окружающими. Понятно,  что
мы все в этом сложном мире связаны между собой, переплетены и слиты,  как-то
вещество,  помимо   нашей  воли,   но  по  заведенному  природой  алгоритму,
движущееся по Кишке. Сам мастер Карл Юнг писал: "Мы живем во времена великих
потрясений: политические страсти воспламенены, внутренние перевороты привели
национальности на порог хаоса, сотрясают даже сами основы нашего мироздания.
Это критическое состояние вещей имеет  огромное влияние на психическую жизнь
индивида,  так что  доктор  должен  принимать  во  внимание  эффекты  такого
воздействия с особым тщанием".
     Вспомнились мне вдруг еще более доходчивые слова,  имеющие цену намного
более высокую,  чем высказывания всех  ученых мира вместе  взятых: "Блаженны
те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь  им право на дерево жизни  и
войти в город воротами" (Откровение 22: 14).

1.16

     Мы  не  заметили, как погрузились  в лечебный сон сразу же, как  только
ушел Эйдемиллер. Слов нет, на прощанье он подкачал в наши  головы суггестии,
ударив  нас бешено-дурным  взглядом развращенного  победами шамана.  Нависла
ночь над  Санкт-Петербургом,  над  нашей больницей, а  в  нетвердом сознании
образовалась "черная  дыра" размером  с небосвод. Билось за счастье  и право
жить бессознательное, нещадно  путающееся  в комплексах, самости, архетипе и
прочей навороченной людьми образности, по имени Нечесть. Но  даже при  самом
большом напряжении  человеческая природа была слаба,  и только Божьей  волей
удалось  сколотить стадо бессознательных  баранов, заставить их щипать траву
подозрительных нравоучений,  прогоняя  ее через кишечник -  через  заурядную
биологическую трубку.  Исход был заранее  ясен - мы все превращали только  в
шлаки и никак иначе!
     Первым, видимо, проснулся брат Александр: и первое, что он сделал,  так
это сходил пописал, а затем умылся и вычистил зубы. Чистил он их всегда так,
словно  готовил  солдатские  сапоги к торжественному смотру  на  плацу перед
казармой.  Потом он растолкал  брата  Владимира,  заставив быстро  проделать
гигиенические  процедуры  и  готовить  свой  мозг  к  предстоящей  работе  в
Балинтовской  группе. Уговор - дороже  денег!  Если  уж  наметили  развивать
терапевтическое  сообщество,  то  начинать его  работу необходимо  с раннего
утра. Сперва, мы решили  проводить группу на  пустой желудок, отказавшись от
завтрака, но потом  поняли, что  это может быть воспринято как бунт, и тогда
медицинский персонал нас в  покое не  оставят.  Свобода слова и  действия  в
психиатрической  лечебнице,  как и  во всяком цивилизованном государстве, до
известной степени явление призрачное.
     Брат  Дмитрий  проснулся, словно  с печки упал,  -  резко,  решительно,
быстро  и больно  ударившись  головой о  спинку кровати.  Сев на постельке и
свесив ноги к полу,  он посмотрел еще дурными, наполненными сном, глазами на
нашу компанию и стал искать тапочки под  кроватью. Для чего он нагнулся,  а,
нагнувшись, естественно, со сна потерял  ощущение центра тяжести и грохнулся
вниз головой на  пол. Получилось  что-то похожее на цирковой номер, только с
наименьшей  страховкой.  Однако шейные  позвонки  выстояли, не  сломались, а
только громко  хрустнули от резкого смещения. После  такого кульбита  обычно
наступает фаза потемнения в  глазах и вырывается на свет Божий матершина. Но
Бог запечатал  ему на время  уста  своей  нравственной  дланью.  К  тому же,
видимо,  компрессия   шейного  отдела  спинного  мозга  и  ответная  реакция
головного отдела  являлись  настолько  сильными,  что матерные выражения  он
моментально забыл. Да это и к лучшему: помнится, только молчание считается в
народе  золотом,  а  слово  -  только серебром.  Полагаю,  что  традиционные
татарские  выражения -  это для русского человека  серебро абсолютно  низкой
пробы.
     Вразумление   страждущих  проходит   иногда   отчаянно-эксцентрическими
методами: главное, кто подключился к такому процессу - только Бог или еще  и
вездесущий  Дьявол.  С  братом  Дмитрием,  видимо,  проводились  комплексные
воспитательные мероприятия. Я ведь заметил, что на ночь он забыл помолиться!
Да, слов  нет,  к  исповеди он  тоже  давно  не  обращался,  хотя больничный
священник  заходил  в нашу  палату  не  единожды.  Правда, были и смягчающие
обстоятельства: профессор  Эйдемиллер -  завзятый атеист  или, скорее всего,
сторонник  древнееврейской  веры  -  совсем  задурил   нам   головы   своими
глубоконаучными проповедями.  Как  тут не сбиться с верного  пути! Но именно
так и проверяется прочность веры. Тебя искушают, а ты не поддавайся: стой на
своем -  будь одиноким  телеграфным столбом в чистом поле. А Эйдемиллеров на
нашу  русскую кудрявую, бесшабашную голову на свете  найдется много - только
разинь  варежку. Вспомнился  старенький  анекдот  на  физическую  тему.  Два
специалиста  с  высшим  партийным образованием, пролетарского  происхождения
выясняли,  что  такое  явление индукции.  Более  продвинутый применил  метод
образного сравнения,  он заявил:  Это, когда ты  трахаешь  телеграфный столб
настолько    активно,   что   дочка   телеграфиста    начинает   чувствовать
беременность"! Политика Эйдемиллера, сдается мне, шла по подобному принципу.
Он донимал  нас своими лекциями, добиваясь  какого-то особого эффекта. Но  в
какой  среде, для чего? - вот в чем  вопрос. Создавалось впечатление, что он
вел некую подрывную работу - расшатывал устои национальной, русской идеи!
     С термином "русская идея"  мы, нет сомнения,  сильно перехватили лишку:
какие  к черту в России могут быть "русские",  если  ее топтали  сотнями лет
все, кто не  попадя, а вот насчет "бесшабашных голов" -  так это верно. Да и
то сказать:  Россия такая бестолковая  и  безграничная, что любой даже самый
распрыщавый  немец-колбасник через год -  второй  обязательно  превратится в
"бесшабашную  голову", и  называть себя прикажет не  Иоган, а только Иван! В
другом  случае  начнет   действовать  татарин:  все   переиначит  -  обратит
затемненное  сознание в магометанство.  Революционеров веры у  нас в  стране
много: после перестройки  быстро отыскались и поклонники древнего иудаизма и
индуизма, анимизма,  суфизма, синтоизма и так до  бесконечности.  В  России,
по-моему,   скопилось  такое   количество  чудаков,   готовых   из-за  своей
бестолковости изобретать варианты религий только потому, что им  так кажется
правильным.   Россия   -   удобнейшая   страна   для   разных   сомнительных
экспериментов! В общем: смеялся бы над дураком, но дурак-то свой!
     Оставалось  подняться с ложа мне. Но я не спешил. Мое убеждение твердо:
все  необходимо делать  с  чувством,  с  толком, с расстановкой!  У меня  на
военной  службе всегда на этой  почве  возникали расхождения  с командирской
властью.  Особенно  часто  я  запаздывал,   по   мнению  командования,   при
десантировании - в  салоне самолета я  от ровного гудения моторов засыпал, а
очухивался медленно.  Только, когда командир роты, рассвирепев окончательно,
будил меня пинками под зад, и практически за шиворот выбрасывал из самолета,
я  начинал понимать, чего  же  от  меня хотят.  Нет,  я  не  трусил,  просто
спросонья никак  не мог  разобрать,  чего от меня  хотят,  по какому  поводу
возникла  такая спешка - ведь геройски погибнуть я могу и  после приземления
самолета.
     Сейчас я  еще  немного потянулся, позевал, несколько раз  заглублялся и
снова выныривал из сна, а только потом, после всей этой утренней  гимнастики
мозга,  я проснулся  окончательно  и начал возбуждать  скелетную мускулатуру
легкими  движениями.  Когда  все  уже  позавтракали,  я  только  еще  умывал
бесстыжую рожу и  тщательно чистил  кариозные зубы. Завтракать я не стал  из
принципа - страдать. Надо  уметь страдать, положив на алтарь науки  все свое
нутро, как  оно есть, - чистым,  без сопутствующих пищевых продуктов. Я  был
одинок в этой акции, потому никто ее не воспринял как бунт: просто не было с
утра у человека аппетита. Только-то  всего -  пусть поест плотнее  за обедом
или ужином.
     Настал  торжественный  момент:  равноправные   члены   терапевтического
сообщества - Александр, Дмитрий, Владимир и я  -  расселись удобнее на своих
кроватях (кресел  не было  у  нас),  и началось священнодействие. Пациенты и
медицинский персонал отделения  замерли,  коридоры,  палаты,  ординаторские,
вспомогательные помещения -  абсолютно  все  наполнилось  тишиной. Она  была
столь глухонемой и тягучей, что мне казалось:  вот он огромный воздушный шар
праздничных ожиданий, накаченный теплым воздухом сопереживаний, раздулся  до
неимоверных размеров  и  величественно поплыл  в  вышину. Еще чуток,  и  шар
лопнет от избытка чувств и от важности решаемой научной задачи. Сдается, что
по незаметным порам в толстых старинных стенах нашего корпуса, через заслоны
из зеленых насаждений, к другим павильонам, разбросанным на  большой площади
рядом  с  Удельным  парком,   солидарность  со   смелыми  первооткрывателями
психотерапевтического  космоса  распространилась  широко,   всеобъемлюще   и
неотвратимо. Нас мысленно уже приветствовали больничные и заграничные народы
-  мы были  первым  терапевтическим  сообществом, состоящим исключительно из
пациентов,  ведомые Ко-терапевтом тоже из числа  пациентов.  Мы являли собой
особый эксперимент, единственный в своем роде!
     Со  знаменем  в руках, врученным  нам супругами  Балинтами,  мы  шли на
баррикады, подобно  смелым парижанам, взорвавшим привычные  буржуазные устои
Красной Коммуной в теплые весенние дни (с18 по 28 марта) в незабываемом 1871
году.  Наш  ЦК   Национальной   Гвардии,  состоящий   из  четырех  пациентов
психиатрической  лечебницы, сумел вызвать симпатии передовой общественности.
Своим грозным - "Нет! Руки прочь!" - мы сумели нейтрализовать посягательства
современного версальского правительства Адольфа Тьера в виде  представителей
костной медицины. Теперь мы выходили на трудную  дистанцию - на неизведанные
маршруты.   Мы  создавали  что-то  среднее   между   супервизией  и   бунтом
сумасшедших! Мы верили в то, что победа будет за нами!
     Итак,  первый  шаг  был сделан: брату Владимиру предоставили слово  для
подробного  сообщения о том, что является предметом  его  скрытых  проблем и
страданий.  Он мог, если хотел, сообщить нам - его  товарищам - о  том,  что
вызывает  у него  напряжение  психики и плоти. Мы ждали развернутых  тезисов
исключительно  на  тему   интимной  жизни.  Но  брат   Владимир  удивил  нас
окончательно: не во сне, а наяву он сдрейфил. Впрочем, форма таких удивлений
всегда  рождается душевными  больными, ибо это  их  главное  предназначение,
узаконенное   Богом  и  подаренное  землянам  для  поучения,  нравоучения  и
развлечения. Брат Владимир, сотрясаясь от приступов  скромности, под большим
секретом сообщил:
     - Господа, я сделал  важнейшее научное открытие, способное  перевернуть
все дотоле имевшие место в ученых головах представления!
     Далее  началось  сообщение  подробностей.  Те,  кто   ожидал   получить
"клубничку", умылись. Остальные быстро поняли, что торпедирована обыденность
ранних  математических  представлений  Владимира  о  воображаемой  геометрии
Лобачевского.  Она,  правда,   брала  начало  от  известных  и  традиционных
постулатов  Евклида, но  далее разворачивалась своим  пятнистым и непривычно
выпуклым  брюхом, подобным  плоскости Лобачевского, в  сторону сферы Римана.
Для  нашей  продвинутой в  математических знаниях  аудитории было  очевидно:
во-первых,   перпендикуляр   и   наклонная   при   достаточном   продолжении
пересекутся;  во-вторых,  это  только  кажется,  что  придет слишком  легкое
доказательство  такого вывода. По собственному  опыту, мы знали, что  редкий
человек из изучавших элементарную геометрию,  способен устоять от  соблазна.
Многие   математики   впадали   в  искушение  попробовать  представить  свое
собственное доказательство пятого  постулата. Много талантливых и  бездарных
людей   свернуло  себе  шею,  карабкаясь  по  видимой  гладкой  круче  таких
творческих откровений. Между тем, на этом постулате, как известно, построена
теория  параллельных линий. А на  ее основании доказана теорема  Фалеса.  На
всякий случай я  еще раз заметил, что Фалес не  имеет никакого  отношения  к
Фаллосу! О равенстве суммы углов треугольника двум прямым углам сказано было
уже давно. Адриен Мари  Лежандр (1752-1833) - парижский математик представил
миру свое доказательство того, что сумма углов треугольника не может быть ни
более, ни менее двух прямых. Из  чего, как нетрудно  догадаться, следовало и
то,  что такая сумма должна быть равна двум прямым. Но, к сожалению, строгие
ревизоры  в  дальнейшем  установили  ошибочность  всей  системы  примененных
французским математиком доказательств.
     Мы, конечно, быстро нарисовали немым взором на потолке палаты многочлен
Лежандра, имевший  право на жизнь: Pn (x)  = 1/ n! 2n 
dn    /  dxn   (x2  -
1)n  .  Рядом  заняло  свое  почетное  место еще  одно
справедливое математическое решение - функция Лежандра. Она имела элегантный
вид,  была  известна  всему  миру, и  мы  не поленились  тоже  ее обсудить и
воспроизвести перед  пытливым  общественным взором  у себя на потолке: (1  -
x2 ) d2y /  dx2 - 2x dy / dx + v (v +  1) -
2 / 1- x2 y = 0.
     Итальянец, иезуит Джованни Джироламо Саккери (1667-1733) приближался  к
позиции Лежандра. Он был готов отвергнуть пятый постулат Евклида. Но, будучи
костным догматиком веры, он не решился на научный подвиг. Он пытался как раз
найти ему  доказательство,  словно  в  глухие времена  средневековья,  когда
пытками делали настойчивую попытку доказывать  существование колдовских чар.
Мой нечаянный  каламбур только в  виде слов  выглядит ласковой  прозой.  Но,
когда  исследователь пытает  себя  каленым  железом, дабы доказать то, что в
действительности  является  ошибкой,  то дьявольщина  спит где-то  рядом. Мы
пронзили этого  преподавателя  теологии и математики  в иезуитских колледжах
Турина,  Павии и Милана, огненным взором разоблачителей.  Мы  действовали  с
позиций  идеей  православной  церкви.  Случилось  все так,  как  написано  в
Евангелии: "И за сие пошлет  им Бог  действие заблуждения, так-что они будут
верить  лжи, да  будут  осуждены все  не  веровавшие истине,  но возлюбившие
неправду" (2-е Фессалоникийцам 2: 11-12).
     Наше  терапевтическое  сообщество  по достоинству оценило и  поддержало
научное  проникновение  в  воображаемую  геометрию  Карла  Фридриха   Гаусса
(1777-1855).  Но   прежде   наша  группа  поблагодарила  ученого  за  точные
математические расчеты "пасхалии", то есть добром  помянула разработанную им
для   этих   целей   формулу.  Мы   отдали   честь   формулам  Гаусса-Бонне,
Гаусса-Лапласа, Гауссовым логарифмам, Гауссовскому процессу, числу. Однако с
особым пиететом мы разобрали Гауссовскую  кривизну и Гауссовское кольцо, ибо
эти разработки подтягивали нас к главному звену рассуждений брата Владимира.
Все в  наших рассуждениях сходилось к окончательному формулированию позиций,
явившихся  торжественным  заключительным  аккордом  всей  праздничной сюиты.
Сольную партию  вел, естественно, Математик. Брат Владимир  затих, словно бы
только для того, чтобы накопить силы  для решительного  броска, прямо как на
амбразуру пулемета. И через минут пять-шесть он заявил торжественно:
     -  Братья,  славяне! Вам хорошо известно, что Лобачевский построил свою
геометрию логически. Он принял известные нам аксиомы о прямой и о плоскости.
Он смело выпустил на свободу гениальную гипотезу о сумме  углов треугольника
менее двух прямых.
     Математик окинул нас всех помутившимся взглядом: мы чувствовали, что он
пытается  приблизить   своих  собратьев  к  сакраментальному.  И  мы  хорошо
понимали, что себя-то он тем самым приближает к неизлечимому безумию. Нельзя
было  не  оценить  по  достоинству  разворачивающийся прямо на  наших глазах
научный и  человеческий  подвиг. Мы замерли,  словно только  что офурившийся
новоиспеченный  муж-старикан  в  постели  своей  молодой  жены,  вдруг четко
осознавший,  что   никакой  первой  брачной  ночи  не   получится.  Подобное
происходит с малоопытным мужем-юнцом, чувствующем, что  в жены ему досталась
не девушка, а многоопытная львица. Тогда он пасует, уходит в глубокий невроз
от осознания того,  что ожидаемой сексуальной  прыти и  изобретательности  у
него не появится. Порыв к сексуальной атаке не проснется, даже если юнец или
импотент сожрет все корни Женьшеня, выросшие в Уссурийской тайге,  и  выпьет
весь пантокрин, заныканный в аптечной сети.
     Брат Владимир, между тем, мобилизовав творческий дух и остатки душевных
сил, продолжил пропаганду математической мысли:
     -  Последнее  допущение  правомерно  только   для  пространств,  своими
размерами  выходящих  за  пределы  солнечной системы.  А  вот  для доступных
человеку  измерений геометрия Лобачевского  дает те  же  результаты,  что  и
геометрия Евклида.
     Мы поняли, что это  не  лопанье мыльных  пузырей и  не финал  эпоса,  а
только  затравка,  и  нам  еще  долго  будут  доставлять  радость  приятными
умозаключениями:
     - Лобачевского не  зря называли Коперником в геометрии  - оба  они были
Николаями,  да и  к польскому  этносу  у них пути пересекались. Но  главное,
конечно, не в том: суть  заключалась в иной  свежатинке, отпущенной в мясной
лавке, контролируемой только Богом.
     - Вы, господа,  конечно  помните,  что  Николай  Коперник (1473-1543) -
польский математик и астроном был создателем гелиоцентрической системы мира,
в математике он настойчиво занимался сферической тригонометрией.
     Брат  Владимир перешел почти-что на шепот и, закатив глаза,  как  баран
перед закланьем, проблеял еле слышно:
     -  Можно предположить, что Коперник догадывался о сомнительности пятого
постулата Евклида и глубоко верил в трансцендентность!
     Мы с  облегчением  отпрянули  от  склонившейся в шепоте таинств  головы
Математика и  облегченно  вздохнули.  Каждый  из  нас  за  секунду  до  того
подозревал,  что  под  большим  секретом  пойдут  сообщения,  подробности  о
государственном перевороте, да  не в темной,  отсталой  России, а в США, где
демократия, по мнению всего человечества, совершенно незыблема!  Мы ждали от
Владимира   конфиденциального    сообщения    о   подготовке    грандиозного
террористического акта в крупнейших городах Нового Света!
     Но брат Владимир, стряхнув оцепенение, смог только вяло высказаться:
     -  Пространство   Лобачевского,  настолько  существенно  отличается  от
привычных  представлений,  что  его  нельзя  себе  представить,  оно  только
виртуально, мыслимо.
     Потом он словно бы взбодрился несколько и ляпнул, как в воду пукнул:
     -  Но, братья, в  том-то и состоит истина, что все новое  и  передовое,
необычное,  не воспринимаемое легко  и просто, как  раз  и  является научным
откровением.
     Он  обвел всех  дурным взглядом, глазами,  хранящими затаенный испуг  и
детскую  наивность.  Мы  видели,  что  голова  его  в  верхней  части  давно
превратилась в  массив из  множества выпуклостей, то есть полностью состояла
из "математических  шишек", а  потому и сама была  скорее похожа на  большую
сосновую шишку. Володя, почти плача, попросил:
     -  Посмотрите  на  воронку  Лобачевского,  на  бутылку  Клейна  или  ее
модификацию  - фигуру,  свернутую  в  нестандартную улитку, создающую  линию
самопересечения.  Везде кроется  тайна, ведущая обывателя  к  непониманию, а
значит и к отвержению самой передовой идеи. Короче говоря, братья,  я сделал
гениальное открытие: Вселенная геометрически построена так, что представляет
собой подобие Кишки с  двумя отверстиями - входным и выходным - с  заметными
сужениями  и расширениями магистрали. Именно через такую  кишку продавливает
человека его  судьба, по давно уготованному Господом Богом  алгоритму. Иначе
говоря,  наше  бытие зависит всего лишь от того, в  какой части  кишки мы  в
данный момент находимся. В толстой  или тонкой  части Кишки действуют те или
иные  ферменты, мягкая или  сильная  волна перестальтики, соседствуют разные
группы  сапрофитов,  то есть безвредных микробов.  Но  везде  нас  поджидают
коварные, агрессивные кишечные микробы!
     Брат Владимир заглянул с пониманием в наши разинутые от удивления рты и
вспыхнувшие недоумением глаза. Затем он  продолжил внятно и с  расстановкой,
неспешно собирая слова в заключительную фразу:
     -   Братья,  я  предлагаю  Вам  заняться  исследованием  деталей  новой
гипотезы.
     Может  быть,  нас  и  поразил  бы  гром  среди  ясного  неба  от  таких
предложений.  Но  в это  время  сильнее, чем полагалось  в  приличном  доме,
лязгнула своими железными замками  и массивными петлями,  а затем  грохнула,
открываясь на распашку  и целуясь всей своей  массой со стеной, что отделяла
нашу палату с  правой стороны от  внешнего мира,  входная дверь.  На  пороге
стоял  исхудавший  и до  крайности,  еле-еле  сдерживающий  возмущение  брат
Василий, его  поддерживала  под  белы  рученьки  тоже  пылавшая негодованием
Клара. Сюда же влезала, кособочась от желания быстрее просунуться в палату и
избавиться  от  узла  с  хурдой  раненого  человека,  санитарка.  Опытная  в
коммунальных схватках женщина понимала, что необходимо  смываться из  палаты
быстрее  ветра,  разгулявшегося,  как  в  казахстанской  степи,  распаханной
тупоголовыми завоевателями из России. Санитарка была  начитанным человеком и
понимала,  что  сейчас  начнется  последствие  страшнейшей  эрозии  почвы  -
земляная буря. Василий был скор на расправу!
     Освоение целины,  чего греха таить, было  Божьей  карой  и человеческой
местью древним  хазарам и их нынешним потомкам  за старинные набеги на пусть
бестолковую,  но  Святую  Русь.  Да,  мы  русские -  сонные  дураки, которым
приятнее быть пьяными и сонными,  чем  ритмично работающими.  Но это  еще не
основание  для  того,  чтобы нас задирать,  хватать  грязными,  испачканными
конским и  овечьим пометом,  руками.  Пусть нынешние  зазнавшиеся америкашки
знают, что предел терпения у нас имеется - мы можем проснуться и запустить с
какого-нибудь вдрызг разворованного Байконура или Плесецка такую уникальную,
все поражающую бяку, что от нее  даже чертям станет тошно в Аду. Сохранились
еще  на русской  земле  носители  генетических  осколков норманов  и немцев,
смешанных с  татарскими и славянскими  биологическими пустячками, наделенные
способностями и  талантами, далеко обгоняющими всю остальную народную массу.
Вот  они-то  -  эти уникумы - всегда  спасали пьяную  Россию  от  очередной,
надвигающейся с Запада или  Востока, трагедии. Их ум не дремлет - он творит,
расталкивая  локтями   таланта  интеллект  остальных,   надутых   чрезмерным
величием, народов мира.  Однако  я  чувствовал,  что меня  поволокло  уже  в
сторону бреда. У меня в голове затеялась скачка мыслей - это  были обычные и
привычные  симптомы  моего  основного заболевания. "Но  и тьма не  затмит от
Тебя, и ночь светла, как  день: как тьма, так и свет"  (Псалом  138: 12). Со
святым  словом, да  с чаркой водки  мы еще способны натворить  бед, если нас
слишком раззадорить!
     Брат  Василий молча улегся  на свою  койку,  успев  все  же уточнить  у
метущейся по палате санитарки:
     - Белье, Галочка, давно меняли?
     - Нынче утром, как только Клара Николаевна  приказала, я все и сменила.
- был ответ суетящейся бес всякого толку, сильно испуганной санитарки.
     Мы  понимали, что  бестолковая  суета  -  это тоже  святая  особенность
персонала  этой больницы.  Мы наблюдали торжественный  въезд на белом  коне,
вступление в свои владения Шахин-Шаха Василия с большим трепетом. Но нам был
не понятен настрой повелителя: было ясно,  что палачи готовятся сечь головы,
- но за что, однако? Прояснил ситуацию сам повелитель:
     - Сволочи вы, а не  братья! - молвил он треснутым от прочувствованности
голосом. -  Я  столько  дней  и  ночей  ждал торжественного открытия  работы
Балинтовской  группы, лелеял надежду даже под наркозом, во время  тяжелейшей
операции.  Подгонял  радость  вхождения  в психотерапевтическое  сообщество,
выстраданное плотью и  кровью, растерзанной  болезнью душой. А  вы, паскуды,
все решили сварганить втихаря, отдельно от одного из основателей подпольного
движения! Кто, кто, - а я-то мог бы ожидать от товарищей по партии признания
заслуг в организации антимарксистского движения!
     Василий  перекинул  пылающий  взгляд  на  Клару,  скромно топчущуюся  у
кровати Василия, и резким голосом отдал команду:
     -  Ты, Кларочка,  садись в  ногах, не стесняйся, при мне тебя никто  не
обидит -  не  те теперь времена,  власть мы уже вернули.  Взяли  ее опять  в
крепкие,  надежные  пролетарские  руки.  Мы  там ни  какие-нибудь  отщепенцы
Зюгановы!  Мы и  трахнуть  по  башке можем  в  случае  явного  неповиновения
признанному   лидеру  международного  движения.  Вася  явно  заглублялся   в
клиническом отношении, пытаясь навязать нам политическую дискуссию. Мы-то не
раз  слышали  от  него утверждение о том, что коммуняги  - говнюки,  хотя бы
потому, что, устроив такую кровавую резню в стране, долгую тяжкую  пытку для
народа, не сумели сотворить ничего путного для пролетариата, да еще и власть
не  удержали.  Им не  хватило  мудрости  китайцев. В  Поднебесной-то  партия
вовремя  взяла в свои  руки бразды  правления перестройкой  и  все пошло  по
правильному пути! Наши  же идиоты занялись  пустяковыми  интригами и прочими
глупостями!
     Клара  плюхнулась  в  ногах  у  Василия,  пожирая  его  подобострастным
взглядом. Она быстро поправила простынку и одеяльце,  вздыбившиеся по случаю
солидарного  возбуждения.  Клара  затихла,  не спуская  глаз  с  повелителя.
Чувствовалось, что мы являемся свидетелями особых отношений между мужчиной и
женщиной.  Но  самое  главное:   мы,   вся   остальная   братия,  во-первых,
действительно   осознали   свою   вину;   во-вторых,   нас  стало  разъедать
любопытство.  Затем, у каждого в больной голове появились  версии по  поводу
лихих преобразований сознания  Василия. Я,  например, подумал: может быть, в
отделении хирургии психушки Вася встретился с лидерами нынешней КПСС и вошел
в состав Цека. Кто и кому так лихо перелицевал  мировоззрение? - было трудно
понять. Но, скорее всего, такое преобразование - следствие не идеологических
разночтений,  а  новой   психологической  травмы,   связанной   перенесенной
операцией.  К тому же Мишка Королев,  оперировавший брата Василия, когда-то,
помнится,  был  деканом и  секретарем партийной организации  младших  курсов
института и может  быть, он занес во время операции идеологическую инфекцию.
Вот где, скорее всего, собака зарыта. Флюиды красного разврата сильнее всего
действуют под  наркозом, оседая на  распахнутые  интимные  ткани, въедаясь в
ослабленный организм на всех этажах сознательного и бессознательного. Но мои
фантазии быстро поправил брат Александр заявлением о том, что эксплозивность
и   эмоционально-интеллектуальная   неустойчивость    -   коронный   симптом
шизофрении.
     Стоп машина! Я вперил ищущий  истины взгляд в Василия: "сознательное" и
"бессознательное"  - вот в чем вопрос? И когда  я выпустил  на волю свою, не
сакраментальную, загадку, то правильный ответ сам собой и выплыл из темноты.
Он должен  был пролить яркий свет на все происходящее сейчас, в данном месте
всемирного пространства - пространства Лобачевского:
     - Василий Сергеевич, не будите ли  вы так любезны, пояснить нашей дикой
толпе, кто были ваши предки - мама, папа, хотя бы?
     -  Мои  предки  были  людьми с большой буквы!  -  сказал  Василий,  как
отрезал.
     -  Но  если вас  интересует  социальное лицо  моих предков,  то  должен
заметить следующее: мой  отец  происходил из слоев  беднейшего крестьянства.
Долгое  время   после   пролетарской  революции   он  работал  председателем
поселкового совета, затем стал секретарем райкома партии  в Усть-Устюге. Моя
матушка  была  из  батрачек, но,  выйдя замуж  за моего отца,  уже до смерти
оставалась домохозяйкой.
     У меня, естественно, возник второй вопрос:
     - Василий, а как же вы стали ленинградцем?
     -  Очень  просто,  - был его ответ, -  по  путевке комсомола  я приехал
поступать   в   ремесленное   училище,   получив   классную    специальность
фрезеровщика, осел на заводе "Большевик", так и прижился в Ленинграде.
     Мои  непраздные вопросы  совершали тонкую терапевтическую  работу.  Это
поняли все,  в  том числе,  и  Клара Николаевна.  Было  ясно:  у  Василия  в
результате   потрясения   -  послеоперационного   психологического  шока   -
проснулось "бессознательное". Проще говоря, он услышал "зов" - лучше сказать
- "рев  предков"! Наша страна  всегда была большой  мастерицей на  бунты, на
"пугачевщину". Что-то  подобное теперь совершалось  на наших глазах. Не было
нужды ходить далеко за примерами.  Скажем, в  Чечне  - совершается заурядный
бунт   на   азиатско-кавказский  манер.  Там   дикость   возведена  в   ранг
религиозно-сектантской  добродетели.  И  те,  кому  это  выгодно, приправили
крутое  варево  соответствующей  идеологической  подливкой. Теперь  чеченцев
будут  перемалывать  до  тех  пор,  пока  в  местной  популяции  максимально
сократиться  число дураков с  повышенной агрессивностью! Те, что  останутся,
будут ближе  стоять к цивилизованному обществу,  чем к  крысиной стае. Льстя
себе, бандиты называют себя "волками",  но они  в действительности  пока еще
только крысы. Волк  -  это  слишком  умное существо,  руководствующееся тоже
принципами цивилизованного  прайда!  Процесс подобной селекции  уже  было  в
Средней  Азии в период басмачества. Понятно, что законы  евгеники  в похожих
популяциях  действуют  медленнее,  чем хотелось бы миру, живущему  на основе
разумного права. Чеченцы и им подобные все еще не могут понять, что не стоит
гордиться дикостью!
     Посыпались с разных сторон некоторые уточнения:
     - Василий, - спросил брат Дмитрий, - а как  вы  узнали о  начале работы
нового терапевтического сообщества. Ведь вы были на другом конце больничного
парка, в хирургическом павильоне?
     Его ответ нас потряс еще сильнее, чем все предыдущее - оказывается, это
была только прелюдия к подлой драме.
     -  Вы,  ребята, просто,  как  дети:  полагаете, что  шалости  пациентов
остаются   без   контроля   в  психиатрической   лечебнице.  Здесь  контроль
организован  еще тщательнее, чем  в  тюряге.  Ведь  у нас  его  осуществляют
умнейшие  люди  с   кандидатскими  и  докторскими  степенями.  А   в  тюрьме
контролируют заключенных  недоумки, не очень далеко  ушедшие  в развитие  от
своих  подопечных.  Вы  только посмотрите,  сколько кафедр психиатрии разных
медицинских институтов сосредоточено в нашем Доме скорби, а сколько врачей с
высшими категориями служит в штате самой больницы. Вы хоть  знаете, что ваши
деяния  транслировали  по  внутренней радио- и  теле-сети.  У нас с  Кларой,
вестимо, был доступ к одному из  таких каналов, и мы  с трепетом следили  за
вашей клинической клоунадой.
     Василий за время  болезни  резко  изменился, у него  отшлифовался  даже
лексикон. Видимо, Клара постаралась, да и обстоятельства, потрясения сделали
свое  дело.  Василий  явно пробился  в новый  расширенный  локус Вселенского
информационного поля - оттуда он теперь и черпал безграничную духовность. Мы
это  отметили,  но сейчас нас  сильнее  взволновало коварство  администрации
больницы. Между тем, Василий продолжал:
     - Мы  не могли  стерпеть  вашего откровенного плагиата -  вы бездарно и
беззастенчиво воровали  у нас с Кларой  приоритет  открытия.  Вы  нас  подло
бортанули  или,  говоря  современным языком,  опустили  по  черному,  просто
макнули не в пиво,  а  в заурядный квас.  Так не  поступают в цивилизованном
обществе.
     Да,  конечно,  нам  было  от  чего опустить  головы  и закручиниться  -
обвинения били не  в  бровь,  а  прямо в  глаз!  Мы чувствовали  себя кругом
виноватыми. Бессознательное победило осознаваемое, и мы  принесли извинения,
покаялись - тогда и засиял  тихий,  не обжигающий до боли, а только  приятно
согревающий, вечный огонь истинной дружбы! Все  было, как на Марсовом поле в
Санкт-Петербурге  -  у  Вечного  огня,  подаваемого  тихой  струйкой   газа,
транспортируемого  по трубопроводу от самого  Уренгоя.  Ах,  просторы  нашей
родины -  необъятны!  Так стоит  ли мелочиться и входить  в  обвинения  друг
друга!
     Нам  требовалось разобраться  во  многом.  Во-первых,  Васю  необходимо
срочно  обращать  в  свою  веру.  Иначе  говоря,  из  поля  бессознательного
переводить  заблудшую овечку  в стойло  осознанного.  Во-вторых,  от  пошлой
реальности  никуда  не деться,  а потому  Клару требовалось  присовокупить к
нашему терапевтическому сообществу, ибо  она  стала теперь  дорогим  Василию
существом. В-третьих, матримониальные  страдания  брата Владимира теперь, по
всей вероятности,  закончились, и его проблемы, таким образом, переходили на
второй план. Надо было только избежать его запоздалой ревности. В-четвертых,
нам ни  в коем случае было нельзя  ослаблять  накал творчества,  связанный с
новой  гипотезой  строения   вселенной,  выдвинутой  современным  Коперником
геометрии -  братом Владимиром. В-пятых, нужно срочно решать, как относиться
к своеобразному виду конфиденциальности, подаренной нам администрацией: бунт
или покаяние? Администрация показала нам  свою неумытую, волосатую  жопу уже
даже по  телевизору. В-шестых,  требовалось сделать точный  вывод  по поводу
того, как классифицировать предателя Эйдемиллера. А ведь мы, доверчивые, его
уже почти полюбили!
     Вставал   сам  собой,   как   член  сообщества  меньшинств,   вопрос  о
теоретическом  обеспечении  всех  новых  гениальных  версий.  Эта  проблема,
подпираемая  изнутри  раздутой   воздержанием  простатой,   нажимала  на  не
опорожненный   из-за   служебного   рвения    кишечник.   Откладывать    акт
священнодействия  было  невозможно   уже   даже  по  санитарно-гигиеническим
соображениям.  Все  звучало традиционно, то есть: Кто вы, доктор Зорге? Надо
было добиться от профессора Эйдемиллера прямого ответа  по пунктам: Сука ли?
Стукач ли? Оборотень ли? Ученый ли?
     Мы повернули свои  рыла к датчикам пожарной сигнализации, устроенным на
потолке. Именно в них,  по нашему  разумению,  были  спрятаны  телекамеры  и
микрофоны. Мы грянули хорошо знакомое всему Миру утверждение из Блока:  "Да,
скифы - мы. Да, азиаты - мы, с раскосыми и  жадными глазами. Для вас - века,
для  нас - единый час"... А дальше мы продолжили свою боль, свой вопль, свой
гимн презрения: "Да, суки - вы! С  паскудными, очкастыми глазами. Мы - знать
вас больше не хотим.  Мы  рожу вам заклеим плюмажами!" На  откровенный мат у
нас больше не хватило сил - мы захлебнулись слезами!
     Наша страсть  разгорелась величиной в поэму: мы лихорадочно сортировали
новые  рифмы.  Но  мы  не  успели   закончить  обличительный,  как  приговор
инквизиции, и острый,  как меч палача, стих. В комнату ворвался Эйдемиллер -
на  нем не  было  лица, а была маска из слез,  горя и простокваши. Профессор
бухнулся посередке на колени  - он был страшен в своем горе, подвигавшем его
к  самоистязанию.  Если сказать, что профессор  рвал на себе одежды и  бился
головой об пол, - то это значило бы ничего не сказать. Его лицо превратилось
в   кровоточащий   горем,  без   кожи   ритуальных  уловок,   шматок   фарша
неопределенного   цвета.   Перед   нами   распахнулась   перспектива   души,
ограниченная черной рамой самобичевания.  Перед глазами  удивленных зрителей
открылось что-то, равное "Последнему дню Помпеи". Куда там тянуться  до этой
экспрессии  кособоким  творениям  умирающего от  рака желудка Малевича.  Тем
более что главное свое творение он так и не успел закончить.
     Перед  нами  билось, кололось в  муках  осознания предательства  Иисуса
Христа  не лицо,  а обнаженное  яйцо  страуса, величиною в  мирозданье,  имя
которому  -  КИШКА!  То  было новое творение геометрии  Лобачевского,  ярыми
последователями которой  мы  все оставались. Было  ясно,  что  в нашем полку
прибыло  -  можно  было  смело  расширять  границы  нашего  терапевтического
сообщества  еще  на  одного  пациента  с   перевернутыми  мозгами.  "И  свет
светильника уже не  появится в тебе; и голоса жениха и невесты не  будет уже
слышно  в  тебе: ибо купцы  твои были вельможи земли,  и  волшебством  твоим
введены в заблуждение все народы. И в нем  найдена кровь пророков и святых и
всех убитых на земле" (Откровение 18: 23-24).
     Эйдемиллер  рухнул на пол плашмя и потянул трясущиеся  в  мольбе руки к
голым,  плохо  помытым ногам нашего терапевтического сообщества - он походил
сейчас на  подкошенную  былинку!.. Его  блуждающий по  изгибам Кишки  взгляд
говорил  нам -  всевидящим эскулапам  - о многом. Тантры и  сутры,  мантры и
чакры, тантрические  пуджи и паньчамакара на фоне  стриджи-пуджи нам были не
нужны. Мы  забили  болт  с крутой резьбой на  Сахасрара-чакру,  Аджна-чакру,
Вишуддха-чакру,    Анахата-чакру,     Манипура-чакру,    Свадхиштхана-чакру,
Муладхара-чакру и прочие  индийские откровения.  Мы все,  как  один,  любили
истины православия!
     Не   скрою,   изредка   мы    любовались    мысленно   воспроизводимыми
символическими изображениями всех чакр на потолке, давно приспособленном под
классную  доску,  ибо  изображения  эти  были  с эстетической  точки  зрения
прекрасны.  Кто  не  знает,  то  пусть   узнает:  практически,  все  больные
шизофренией  имеют замечательный  вкус  к рисованию  и  поэзии,  а  также  к
математике.  Но мы,  при  всем  при  том, оставались верными  лишь  одному -
Православию!  Убитый горем Эйдемиллер вынужден был  обратиться в  нашу  веру
тоже, отказавшись предварительно от  иудаизма. Только  на таких условиях  мы
согласились  принять его в  наше терапевтическое  братство. Да и то сказать,
стоит  ли предохраняться, если сказано: "Неплодную  вселяет  в дом  матерью,
радующеюся о детях? Аллилуия!" (Псалом 112: 9)
     Профессор Эйдемиллер  почувствовал, даже не  головным мозгом, а, скорее
всего, становым хребтом и  помещающимся  в нем  спинным  мозгом, что в  этой
палате  рождается  великое открытие.  Оно было  таких размеров, какие еще не
фиксировались в ученом мире планеты. Можно прожить долгую жизнь и оставить о
себе след в виде  только незначительных  научных  поделок - с тем и уйдешь в
мир иной.  И  под вашей фамилией  не удосужатся записать на святых скрижалях
никаких  достойных  и основательных  откровений. Но  ученые честолюбивы, как
депутаты Кнессета, - они от рождения застревают на маниакальных  страстях. И
вот теперь, прямо у тебя под носом с горбинкой развивается событие - равного
ему еще не  оглашалось  на  Земле. Надо  только  протянуть руку бескорыстной
помощи этим  пяти дурашкам, погруженным  в шизофрению,  и  ты приобщаешься к
великому таинству,  открывающему,  почти как  страничку  в  Интернете,  свой
совершенно новый сегмент в планетарном информационном поле.
     Но  не стоит  путать Божий  дар  с  яичницей: Эйдемиллер,  конечно,  не
понимал математическую и философскую сущность творимого членами великолепной
пятерки. Он не  был способен,  как  они,  вычерчивать  взглядом  на  потолке
сложные формулы и  иные знаки.  Он даже не пытался осуществлять  безуспешную
попытку  представить себе  всю  Вселенную  сразу.  Для  того была необходима
особая  форма  галлюциноза или  сумасшедшей гениальности.  Он-то,  профессор
психиатрии,  знал,  что  шизофренией награждается только 191 человек  из 100
тысяч,  живущих на  земле.  А  в России  и того  меньше, потому  что светлые
личности  в  этой  стране   еще  до  рождения,   через  плаценту   матери  и
сперматозоиды отца, да трясущиеся руки акушеров, моментально перевоплощаются
в алкоголиков.
     Профессор   Эйдемиллер,    великолепно   отточенным   умом,   прошедшим
генетическую  шлифовку  через  многие  десятки  поколений  ашкенази,  быстро
сообразил,  что в  его  карьере необходимо  делать  ставку не на перемывание
костей и жонглирование  фантастическими идеями  Фрейда, Юнга, Берна, Бюлера,
Вертгеймера,  Келли,  Левина,  Лоренца,  Морено, Мюнстерберга. Список гениев
психологии был страшно длинным  -  профессор начал сбиваться, но его визави,
составляющие  великолепную пятерку,  помогали по мере сил,  подсыпая фамилии
ученых: Нюттен,  Пиаже,  Роджерс,  Роршах,  Салливен, Селье, Стернберг.  Они
делали  это, лежа  на  спине и без  напряжения  читая  волшебные  надписи на
потолке: Термен, Толмен, Торндайк,  Тэджфел, Уотсон. Убедившись, что корифей
отечественной науки еще не затих, они продолжали шевелить  губами, озвучивая
надписи, запечатленными на только им виденном экране:  Фромм, Франкл, Фрейм,
Фехнер,  Халл,  Холл,  Хорни, Эриксон,  Эббингауз.  И настал  момент,  когда
российская  наука   в  лице  Эйдемиллера  пала  ниц,  не  в  силах  удержать
всхлипывания. Эти ученые уже давно умерли, унеся с собой в могилу искрящийся
талант. С  них ничего не возьмешь, кроме искр бенгальского огня, рассыпаемых
волнующейся психикой. По матушке  земле  еще гуляли малоприметные астральные
тела. Но  вступать в  контакт с  ними могли  только посвященные  - способные
галлюцинировать,  тешиться   возможностью   игры   с   природой   на  уровне
"бессознательного". Эйдемиллер не  обладал такими счастливыми способностями.
Он был в известной  мере лишь начетчиком, книжным червем, и  все его богатые
знания шли не  от полета мысли,  не от разговора с Богом, а от усидчивости -
он был "чугунной жопой".
     Когда  гипнотический  раппорт  у Эйдемиллера закончился,  он  продолжал
ощущать амбивалентность, то есть в душе у него просыпались и гуляли под руку
как бы противоположные  эмоции - скажем, он испытывал сильнейшую  симпатию и
одновременно  вялую ненависть к пациентам восьмой  палаты,  куда занесла его
нелегкая.  Говорить  членораздельно  профессору   было  трудно,  потому  что
выявилась  контаминация  -  ошибочное   конструирование  и  воспроизведение,
казалось  бы,  обычных слов. Это явление, широко  распространенное в научной
среде, угодно  ее представителям, борющимся  за  личные  приоритеты, идя  на
смерть,  не  гнушаясь никаких приемов, заимствованных из арсенала  подлости,
авантюризма, подлога, вседозволенности. Их не волнует то, что потом придется
смотреть в глаза и пытаться  пожать руку тому, кого оболгал, ошельмовал  или
подставил. Мера  их стыда настолько принижена, что  им ничего  не стоит дать
согласие на  общение с Дьяволом  или примитивной сплетней. Они  любят себя в
науке, а не науку в себе!
     Вот и наш  профессор, понимая, что  угодить в плеяду  лучших зарубежных
умов  ему не  светит,  мечтал  лишь  о  том,  чтобы  войти  хотя  бы  в  ряд
отечественных корифеев. Перед  затуманенным взором профессора прошли рядком:
И.М.Сеченов,    И.П.Павлов,    Л.А.Орбели,    Л.С.Выгодский,    В.Н.Мясищев,
Б.В.Зейгарник.   и  другие.   Сильно   оттолкнув  ногой,   так   называемых,
ученых-марксистов,  умом и статью  похожих на  оберточную бумагу, Эйдемиллер
поискал себе  подходящее  место  среди более-менее  чистых. Он  прискакал  в
палату  номер восемь  с  надеждой на  то, что, сблизивший  теснее с шизухой,
можно оформить сногсшибательную монографию страниц  эдак на 250, с описанием
развернутой  симптоматики  и  клинической  динамики  "шизофрении гениев". Но
профессор  просчитался:  он,  грешник,   в  горячке,   в   спешке  забыл   о
существовании  эффекта  бумеранга.  Любому  психиатру хорошо  известно,  что
шизофрения  - это психическое  расстройство,  отличающееся  коварством,  ибо
характеризуется психотическими  симптомами  с не  установленной органической
природой. От такой болезни надо  бежать  быстро  и далеко, а  не сближаться.
Эйдемиллер же тянулся  к ее  носителям, практически,  как горячий любовник к
любовнице. Информация,  запущенная вовне имеет обратную  связь - она бьет по
черепушке тому, кто ее выпустил.  Все это  - законы информационного поля, но
профессор  упустил  их  из  виду. Он так  же  забыл, что информация, эмоция,
установка и,  наконец,  собственно  поступок  возвращаются к  тому,  кто  их
запустил в оборот. Эйдемиллер  же к  тому же прицелил ее в чужую голову. Ему
бы вспомнить: "Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек,
то и пожне; сеющий  в плоть  свою от плоти пожнет тление; а сеющий в  дух от
духа пожнет жизнь вечную" (К Галатам 6: 7-8).
     Вообщем,  мольбы Эйдемиллера сводились к тому,  чтобы  мы приняли его в
терапевтическое  сообщество  палаты  номер восемь.  И  мы  удовлетворили его
просьбу. Было приказано притащить еще одну койку, для чего остальные кровати
сблизили потеснее - и началась новая жизнь! Да и не могло быть иначе, просил
же Святой Апостол Павел:  "Умоляем также вас, братия, вразумляйте бесчинных,
утешайте  малодушных,  поддерживайте  слабых, будьте долготерпеливы ко всем.
Смотрите, чтобы кто кому  не  воздавал злом за зло; но всегда ищите  добра и
друг другу и всем" (1-е Фессалоникийцам 5: 14-15).
     Итак,  профессор   психиатрии   Эйдемиллер  превратился  в   элитарного
пациента, как и остальные пятеро.  Беда заключалась  лишь в  том, что  Клара
тоже   вошла  полностью  умом  и  остальными  компонентами  плоти  в  то  же
сообщество.  Но  неудобно  же  создавать  смешанную  женско-мужскую  палату.
Правда, у шизиков половой рефлекс,  либидозное влечение  сильно отклонено от
обычных  ворот  секса. Но  кто знает, какие галлюцинации под  покровом  ночи
могут  спуститься  на  умы  пациентов  палаты  номер  восемь,  находящихся в
тесноте,  да  не в обиде.  Брат Василий  к тому  же  прочно  встал  на  путь
властелина-сатрапа  и за измену мог запросто  отвинтить голову  кому угодно.
Клару пришлось  поместить в  соседнюю  палату,  провести туда  двухстороннюю
телефонную  связь  и  разрешить в минуты творческого оргазма перестукиваться
через стену.  На  сеансы же Балинтовских посиделок ее  приводили  к нам -  к
мужикам.
     Эйдемиллер,  по  первости,  попытался  прорваться   в  руководители,  в
директора или, как  еще  говорят,  в  режиссеры  группы -  но  он же не знал
элементарного из  нашей  новой  концепции Мирозданья.  А потому  мы засунули
профессора-выскочку прямо негру в  жопу, чтобы он  там  лучше  прочувствовал
соль  земли. Мы  быстро  познакомили  его  с  тем,  от  чего  питаются  наши
представления о  Галактической кишке.  Эйдемиллер оказался вполне  обучаемым
человеком, к  тому же вовсе необидчивым. Власть  в группе  прочно  держал  в
своих  руках   брат  Александр.   Нам  было  достаточно   его   честного   и
принципиального руководства  групповой динамикой, а  самозванцы на  свадьбе,
как известно, - хуже татарина!
     Неожиданно возникли новые осложнения в творческой жизни, практически, у
всех одновременно:  настал  день посещений и наши домашние  хиври  явились с
продуктами  и  со  святыми  заверениями  в  верности.  Но  мы-то  уже  стали
совершенно другими людьми - мы как бы приподнялись  над земным пространством
и отдельных людей уже  не видели, не замечали. Мы  не ощущали излучаемое ими
тепло   и   электромагнитные  колебания,  действующие  в  ином   режиме.  Мы
превратились в особых интеллектуалов, в своеобразных  летучих мышей - ночных
странников и мыслителей!  Мы выходили  на задание только  ночью, воспринимая
мир  через магнитные и  тепловые поля.  Днем  же  мы  лежали  с зажмуренными
глазами, потому  что боялись их открыть, дабы не замелькали на потолке опять
и опять треклятые формулы и символы. Одним словом: маразм крепчал!
     Продукты, естественно, мы  поручили санитарке  забрать  и  доставить  в
палату  -  научное  творчество  требует  больших  трат  энергии,  ведь  мозг
необходимо питать. Но к хиврям мы  не вышли. К следующему визиту мы наказали
женам объединиться и приволочь мешок сахара. Таким требованием мы ввели их в
глубокое недоумение. Ну, что удивляться: какие, однако, у женщин мысли? - их
явно  украшает  только заурядность.  Вот  как-нибудь  напаскудничать втихую,
скажем, изменить с коллегой по работе, и слова-то доброго не стоящего, - это
вам  пожалуйста,  тут  у  них  не  заржавеет. Но  чтобы  постигнуть  феномен
Галактической кишки, у них собственная кишка тонка. А та неглубокая  пещера,
которая  чуть ли  не  обожествляется  самцами,  есть  вариант  биологической
аггравации,  а не истинная кишечная трубка. Спуститься  к женам мы не могли,
потому  что не считали  возможным отвлекаться на пустые разговоры,  да и  до
женской  верности  нам теперь было мало дела. Сказано же: "Жены, повинуйтесь
мужьям своим, как прилично в Господе" (К Колоссянам 3: 18).
     Сегодня вечером мы дуэлировали с нашим  всегдашним научным оппонентом -
с Сомнением! Ко-терапевт собрал  нас ровно в двадцать часов, сразу же  после
ужина. Пригласили и Клару - ее привели в усмирительной рубашке - с рукавами,
повязанными за спиной - ну, да это обычное дело в науке! Клара, оказывается,
принялась в прямом смысле  вбивать нашу идею в головы своим глупым соседкам.
А рука у нее была тяжелая. До психиатрической больницы, в студенческие годы,
она  занималась метанием  копья  и  достигла в  этом  виде  спорта  огромных
результатов, выступала  даже на международной  арене. Но  в  нашей  компании
Клара была тише воды и ниже травы, так что мы ее скоро и развязали.
     Брат Александр сказал несколько вводных слов, а при попытке Эйдемиллера
вставить  свои  замечания, мы вогнали  их  гнетущим взглядом  ему  обратно в
пасть.   Ко-терапевт  очень  толково  объяснил,  что   наше  терапевтическое
сообщество организовано  для  обмена мнениями,  основная  задача - выработка
идеальной  позиции пациента по отношению  к  врачу-психиатру. Брат Александр
прямо так и сказал:
     -  Мы как бы  делимся собственным опытом,  повышая  тем  самым  уровень
коллективной   и  индивидуальной   мысли.   При  этом  мы  разгружаем   себя
эмоционально,  отдаляя кризисные  ситуации. Кто, как не  сам  больной, лучше
знает проблему  взаимоотношений "пациент-врач".  Значит, и учиться, лечиться
мы должны друг у друга - вот в чем состояла научная новизна нашего метода!
     Брат Александр, нет  сомнения, отдавал  себе  отчет в весомости каждого
слова, произносимого  сейчас.  Он  как бы  говорил от лица мировой  науки и,
вместе с тем, выступал как правозащитник. Сотни  тысяч  людей  сейчас заочно
вручили ему особые права  - права, позволяющие ему  доносить  боль и  скорбь
людей,  имеющих  особую  Божественную  отметину  -  шизофрению.  Его  слова,
безусловно,  были,  прежде  всего,  адресованы   будущим   поколениям  самых
передовых ученых.
     - Братья,  мы  с вами хорошо знаем,  что  наша  болезнь особая - ей нет
равной  среди всего перечня  Международной  классификации болезней  и причин
смерти.  Мы приближены  к Богу,  потому  что  только  Он  один нас  понимает
по-настоящему, и мы  от того находимся под  Его  покровительством. Отсталые,
костные  люди  считают  нас  душевно  больными,  но  как раз  душа-то у  нас
исключительно здоровая и чистая. Наша беда  заключается лишь в том,  что  мы
наделены особыми качествами проникновения в планетарное информационное поле,
мы  дружим  со  всей Вселенной,  как никто.  Мы являемся  первопроходцами  и
жертвенниками одновременно!
     Нельзя было не откликнуться на  эти трогательные слова соответствующими
эмоциями  - да,  мы  тихо  утирали  слезы, бегущие  по  щекам. Эйдемиллер  с
непривычки  так  просто захлебывался  ими. А Клара  в припадке  жертвенности
обнажила грудь  и кусала самою себя за сосок.  Как ей это удавалось - трудно
понять.  Одним  словом  - спортсменка!  Нельзя было  заходить так  далеко  -
оставался только  один маленький шаг  до самосожжения! И  Александр, смахнув
решительно скупую мужскую слезу, произнес:
     - Наши идейные враги, я в том уверен, не дождутся  от нас малодушия. Мы
сделаем все, чтобы выздороветь и сделаем это своими собственными мозолистыми
руками.
     Все, как по  команде, взглянули  на свои руки - мозолей на них не было,
но были стигматы больших размышлений в виде удлиненной линии жизни!
     - Братья, наша главная задача состоит в том, чтобы повернуться  лицом к
своим  проблемам, увидеть их, понять, осознать и  выкорчевать.  -  продолжал
разгневанный Александр. - Никто не даст нам избавленья: ни Бог, ни Царь и не
Герой!  Мы  и  только  мы  виноваты в  наших несчастьях, выданных  нам,  как
облигации Золотого Займа, в обмен  на наши грехи. И Бог не будет возжаться с
нашими  глупостями. Но нам этого и не требуется, ибо у  нас самих достаточно
ума  и воли, чтобы осилить дистанцию, разделяющую  нас  от людей обычного  -
точнее,  третьего  сорта,  высокомерно  называющих   себя  "здоровыми".  Нам
необходимо  прибегнуть к социальной  мимикрии - втиснуться в доверие к серой
массе, сохранив при  этом и тайну избранности.  Вот к чему я  вас  призываю,
браться. Итак, за работу товарищи!
     При  этих  ленинских  словах   мы  встали  и  пропели  слаженным  хором
Интернационал   трижды.  Далее   мы  расслабились   и  стройно   поддакивали
Ко-терапевту, потому что это было наше общее мнение. Только опять Эйдемиллер
попробовал убежать в кусты и  оттуда показывать нам  фигуру из трех пальцев,
сильно походящую на символику оппортунизма. Но мы  дали ему резкую отповедь.
Не стоило обижаться на профессора - ведь он только начинал осваивать сложную
науку, называемую "умение быть больным". Ко-терапевт продолжал доверительно:
     -  Присмотритесь  внимательнее: когда  собираются  алкоголики вместе  и
обсуждают свои специфические  проблемы, то они, не кривя душой, так  прямо и
заявляют: "Тут без бутылки не разберешься!"  По  аналогии с  такой формулой,
когда  собирается элитарная группа больных,  то, естественно, должно звучать
заявление: "Без решения глобальной научной проблемы не обойтись"!
     Брат Александр по-отечески ласково  заглянул  каждому в  душу и увидел,
конечно, там только согласие с данным тезисом, а потому продолжил:
     - Брат Владимир подарил нам гениальную идею о Галактической кишке, суть
ее я не буду повторять, она всем  понятна. Напомню только, что самый главный
вывод  заключается  в  априорном  восприятии,  как вселенной  или  отдельной
галактики,   так  и   жизни  каждого   индивида,  исключительно   с  позиции
всепоглощающего поступательного движения по кишечной трубке. Причем, в  силу
анатомического  феномена, движение  по  Галактической  кишке  безгранично  и
безостановочно!
     Брат Александр проявлял изумительный такт и  предупредительность  -  он
обратил  свой  понимающий взор  сперва  на  брата Василия  и  позволил  себе
уточнить:
     - Полагаю, брат Василий, как наиболее авторитетный специалист в области
космографии и,  вообще,  исторических  наук, порадует нас своим  отзывом  об
общих и наиболее сложных подходах? Многие из этих проблем  математически уже
обосновал брат Владимир.
     Далее брат Александр передал ищущий пасс брату Дмитрию и уточнил:
     -  Математикой очерчен  перед нами  функционально-геометрический контур
проблемы,  но вы, брат Дмитрий, как специалист высочайшего  класса в области
инфекционных  болезней,  знаток  микромира,  заселяющего  человека  изнутри,
должны  будете  -  мы  все  надеемся  на  это!  -  прояснить  миру  аналогии
взаимоотношений  по  формулам  "человек  -  микроб",  "микробный биоценоз  -
социология общества".
     Брат   Александр   перевел  взгляд  на  меня,  втиснувшегося  в  матрац
больничной койки в лихорадке ожидания соприкосновения  с "большим, чистым  и
белым":
     - Никто не будет забыт! Наш брат Николай, от вас мы ждем проникновенных
пояснений  по поводу всех  уровней  психологи  - индивидуальной,  групповой,
исходящей от толпы, сообщества и общества, населения всей планеты,  наконец!
Вам, как художнику, такие тонкие краски  знакомы,  так стоит ли топтаться  в
мелкотемье!
     - Никто  и не  собирается топтаться в этом дерьме, в мелкотемья! -  был
мой ответ,  разящий  оппортунизм насмерть. - Готов  идти в  опасную разведку
хоть сейчас!
     Профессор  Эйдемиллер   начинал  подвывать   от  нетерпения,   но  брат
Александр, насколько я  смог уже понять, всегда был  исключительно галантным
кавалером. И он обратился, прежде, к Кларе Николаевне - единственной женщине
среди  нас.  Так,  во всяком  случае,  нам казалось  с  первого  взгляда! Но
Эйдемиллер словно бы почувствовал "недремлющее око" и зарделся, как девушка.
Такой  поворот  событий кое-что прояснял: так вот  почему  он  все время лез
вперед - будь-то вход в туалет или начало дежурного разговора.
     Кларе Николаевне было поручено адаптировать  профессора  к  требованиям
настоящих  мужчин,  не  лишая   его  девственности,  естественно.  Все  было
поставлено на последнюю карту  - мы готовились к свершению научного подвига:
все  мы  понимали, что  одна из  самых  ответственейших  задач работы нашего
терапевтического сообщества - это вскрытие психиатрических коррелят со всеми
возможными признаками  из  любой области  социума  - права, смерти  и жизни,
преступления  и  наказания, любви и  ненависти! Клара  от осознания  величия
научной  задачи так смачно  шлепнула ладошечкой профессора  по ляжке, что он
застонал, словно шибко раненый олень! Мы  были уверены,  что эта пара найдет
путь  к взаимопониманию.  И  они  -  Николаева и  Эйдемиллер  -  обязательно
проложат новый и весьма необычный маршрут в  науке. "Посему не убоимся, хотя
бы поколебалась  земля,  и  горы двигнулись  в  сердце  морей.  Пусть шумят,
воздымаются воды их, трясутся горы от волнения их" (Псалом 45: 3-4).
     Да, мы,  естественно,  понимали,  что  наше  заседание  транслируют  по
телевиденью. В тайных и явных, научных и административных кабинетах больницы
сидели люди  с отвисшими от любопытства и удивления челюстями! Нас пишут  на
пленку, чтобы оставить потомкам архивы нашей ископаемой жизни  в России.  Мы
сейчас были подобны великому романисту Федору Достоевскому или, того хуже, -
Александру   Солженицыну.   Оба   сильно   споткнулись   на    ненависти   к
"исправительным  режимам".  Такая  ненависть проникает  глубоко в  печень  и
оттуда возбуждает страсть  к особому литературному  стилю.  Но  вместо того,
чтобы  радоваться  такому  подарку  судьбы, позволившему прослыть  "великими
трибунами"  и тянуться к  светлому, чистому, они городят "огород"  с помощью
хорошо запомнившейся колючей проволоки и роют "волчьи ямы" для  читателей  с
неустойчивой психикой и "курчавыми мозгами". Наш путь был несколько иным, но
мы, как и они, стригли купоны от  общения с реальной действительностью -  мы
запечатляли  "сермяжную правду" на память будущим  поколениям  читателей, не
стеснясь  масштабов  своего  эпоса! Нас  не пугала  роль "буревестников", мы
ничего не  собирались скрывать  от Родины, от  Народа. Мы забыли в то  время
свою обиду - за плохой корм, низкую зарплату, неуважение к медицине и науке.
Мы  ничего  не  требовали  от  строгих  государственных  учреждений,   давно
иссушивших свободную мысль. Мы шли с поднятым забралом, гордо закинув голову
с ветвистыми рогами - это  уже заслуга наших жен, совершенно  разболтавшихся
без "железной руки" и строгой христианской морали. Мы кричали затхлому миру:
"Иду на вы!" Но мы  знали,  были уверены, что будущие поколения посветят нам
гимны,  и мы  легендой войдем  в народный  эпос  и  разухабистые  молодежные
шлягеры. Мы видели, что Светлая Заря Преобразований последний раз встает над
отчизной  именно  потому,  что  больше  ошибок  в  ее  курсе  не  будет!  Мы
чувствовали,  что  победа  венчает  и  нас  вместе  с  вождями,  потому  что
остановить движение  общества  к  истине  невозможно,  можно  только спутать
истину с истинным говном!
     Сказано же свыше:  "И познаете истину, и истина сделает вас свободными"
(От Иоанна 8: 32). И еще необходимо добавить, обратясь с поклоном и молитвой
к Мудрейшему  мира сего: "Освяти  их  истиною Твоею: слово Твое есть истина"
(Там же 17: 17).

















     Глава вторая: Микробник

     Вторая книга Моисея - "Исход" оказалась у меня в руках  рано утором.  В
ней,  прямо  спросонья,  я  наткнулся  на  сакраментальную  фразу,  пожалуй,
злободневную не только для нашей компании, но  и для всех живущих  на земле:
"Блюди себя  перед лицем Его, и слушай гласа Его; не упорствуй против  Него,
потому что  Он  не простит греха вашего;  ибо имя Мое в Нем" (23: 21). Слова
предупреждения  заставили меня глубоко задуматься,  и пришла мысль-сомнение:
стоит  ли  спешить  делиться  своим  ночным открытием с братьями  по  палате
больничной? Может, разумнее будет прежде хорошо обмозговать  все, а доложить
всему обществу уж потом, после окончательного просветления. Всем же потребна
истина, как говорится, в первой инстанции, а досужие фантазии, рождающиеся с
бухты-барахты, только мутят разум и продвигают нас к вероятности греха.
     Чтобы   не   возникла  путаница   в  персонажах,  необходимы  некоторые
уточнения: мы, коллеги по несчастью и научному бдению, давно поняли, что наш
брат  Николай,  по   кличке  Чертежник,  ведет  за  всей  компанией   тайное
наблюдение.  Естественно,  делал  он  это  не  по  злобе  или  ради  доклада
компетентным  органам, а только  из-за творческих побуждений - художник он и
есть художник. Можно отсечь ему руки - все одно он будет писать свои картины
ногами,  а лишив  его  и  ног,  заставишь  творить по  мере  сил  и  таланта
виртуальные полотна.  Последние дни Чертежник, видимо, сделал большой прорыв
в неведомое, и кумпол, естественно, у него не выдержал, треснул. В нем и без
того было ресурса только на два раза помочиться  с великой задумчивостью. Да
и  то,  не  уверен, что  он точно сумеет попасть в очко унитаза, а тут такие
грандиозные творческие  муки. Даже здоровый  не выдержит!  Короче, Чертежник
свихнулся  и  забуянил,  но  я-то  уже  успел  изучить  его  метод активного
наблюдения, а потому  быстро подхватил эстафету, выпавшую из рук товарища по
несчастью. Собрата же нашего, туго перепеленованного усмирительной рубашкой,
предварительно намоченной  в  холодной  воде,  на время  отправили в  буйное
отделение  -  в фильтр  для  непокорных для  вразумления.  Там, чуть что,  и
электрошок  назначат в  ударном режиме, так  что  не  забалуешь!  Чем смелая
инициатива для меня кончится - неизвестно!.. Однако: "Волков бояться - в лес
не ходить!"
     Короче   говоря,  я  принял   эстафету   рассказчика   от  окончательно
свихнувшегося  Чертежника. А кто такой  "я"? -  я есмь Дмитрий Александрович
Сергеев.  Тот  самый,  который  - большой  любитель тихо посапывать,  плотно
укрывшись  одеялом  с головой:  в  таком положении  меньше  спишь,  а больше
втихаря  наблюдаешь  за  развивающимися  событиями,  попутно  размышляя  над
увиденным. Раздумья мои родились, конечно, не на пустом месте. Последние дни
мы всей честной компанией  читали книгу Карла Ясперса - психолога и философа
-  одарившего  цивилизованный  мир  "Введением  в философию". Мы заглатывали
слова  философа, как рыба глотает золотую блесну для того, чтобы  потом быть
вытащенной  прямо за раскатанную  губу на  солнечный бережок. Все получилось
прямо по книге.  "Мы высказали  философские основоположения веры: существует
Бог; имеется безусловное требование; человек конечен и несовершенен; человек
может жить,  направляемый Богом; бытие  мировой  реальности  имеет  характер
исчерпывающего  существования  между Богом и экзистенцией". Естественно, что
после такого горячего компресса на темя, мы  все немного сдвинулись умом  по
не  очень  точной параболе.  И было от чего! Просвещение придавило нас своей
тяжестью, как гора  Арарат, если бы  она в  ходе неожиданного  землетрясения
вдруг  опрокинулась навзничь, накрыв при этом все народонаселение. Хотя,  по
словам  Канта,  "просвещение  -  это  выход  человека  из  состояния  своего
несовершеннолетия, в котором  он находится по собственной вине", мы грустили
без  меры, столкнувшись с  философским просвещением,  как таковым. Контакт с
Ясперсом, видимо, не прошел для нас даром.  Про общение  с Кантом и говорить
не приходится.  Старик-философ был  отменным  чудаком. Помнится,  для своего
любимого  кота, чтобы  не  стеснять свободу его  передвижения, Кант  отпилил
кусок входной  двери.  Сознательно идя  на  мучение  от  сквозняков,  старик
утверждал геройским поступком  приоритеты малых человеческих привязанностей,
то  есть  совершал  "критику чистого  разума".  Да  и в финале жизни,  когда
великий философ уже отошел  от  науки,  он больше  говорил  о  необходимости
совершенствования  средств  борьбы   с  клопами,  чем   о  построении  новых
философских  систем.  Однако  повышение информированности  и  духовности  не
всегда  благополучно  сказывается   на   народных  массах,  на  общественном
самосознании.  В  такой  грех втягиваются и одаренные люди.  Генрих  Гейне с
высокомерием отмечал: "Изложить историю жизни Иммануила Канта трудно. Ибо не
было у него ни жизни, ни истории".
     Когда  мы  с  возмущением  заявили  нашему Ко-терапевту о том,  что  не
разделяем наглости высказываний поэта относительно  жизни великого философа,
то брат  Александр сразил нас странностью своих аргументов. Он  заявил,  что
это  обычное дело: "Каждый еврей  метит  в  гении, при  этом активно  пинает
ногами  любого, но особенно того, в ком подозревает наличие частицы  еврея".
Еврейство Гейне неоспоримо,  Кант же  по  отцу  считал себя шотландцем, а по
матери - немцем. Однако умный биограф не даст голову на отсечение за то, что
оба родителя не были немного сефардами. Брат Александр в качестве понятийной
модели привел рассказ  Гумилева  о поведение людей  разных  национальностей,
едущих в трамвае с пьяным пассажиром. Русский настроится жалеть пьяненького,
горец моментально  взорвется и примется вышвыривать пьяного на ходу, татарин
тихо отойдет  в сторонку, еврей станет  насмехаться,  даже если в результате
схлопочет по мурсалам. При  этом представитель  Богом избранного народа, как
правило,  хорохорится, задирается и всячески  старается не  ударить лицом  в
грязь.   По  этому  поводу   брат  Александр  рассказал  безобидную  притчу.
Холмогорская корова  гуляет по лугу,  срывает  траву  пучками,  заглатывает,
отрыгивает, пережевывает. Попалась  с  травой  в  пасть корове  и  лягушка -
скользкая,  холодная,  мерзкая.   Корову   передернула  судорога,  и  она  с
отвращением выплюнула земноводное. Лягушка шмякнулась на траву вся в  соплях
и слюне,  но, не потеряв самообладание, широко  разбросав  лапы, с радостным
смехом  заявила:  "Вся  в  засосах  валяюсь на  траве и  кайфую!  Прелесть!"
Подозревалась,  что лягушка была еврейских кровей. Эйдемиллер заявил,  что у
брата  Александра дурацкие шутки  и  извращенные понятия  о евреях.  Но  все
остальные и особенно Василий хохотали до упада.
     Брат Александр  считал, что,  кроме особенностей  поведения,  имеются и
национальные виды болезней. Вот по такому-то признаку  он и вычленял у Канта
частицы  еврейского  генофонда.  Интересно,  что в  университете Кант  питал
серьезную привязанность  к  студенту Труммеру,  доверяя  ему  настолько, что
соглашался  принимать  прописанные  им  слабительные  пилюли.  А  это,  надо
сказать,   было  единственное   лекарственное   снадобье,  которым  Иммануил
соглашался лечиться от всех болезней, водившихся у него в изобилии от самого
раннего детства.  Не  зря,  наверное,  первый  печатный труд Канта назывался
многозначительно: "Мысли об истинной оценке живых сил в природе". В нем он в
частности пишет: "Наша метафизика, подобно многим другим наукам,  стоит лишь
на  пороге  вполне основательного познания. Бог знает,  когда она перешагнет
этот порог.  Нетрудно видеть ее  слабость во многих  ее предприятиях. Весьма
часто мы видим,  что сильнейшей опорой ее доказательств служит предрассудок.
Виною  в  этом  чаще  всего  является  господствующая  склонность  тех,  кто
стремится расширить человеческое познание.  Они предпочитают весьма обширную
мудрость  основательному  знанию".  Брат  Александр,  несмотря  на первичное
медицинское  образование,  был  основательно повернут  к философии.  Но  его
философия не имела никакого системного фундамента. Потому-то он часто уводил
нашу дискуссию в просторы эфимерности, приводящей к  вспышкам томления духа.
Однако  он считал,  что  у нашей маразматической шайки имеются все основания
считать Иммануила Канта своим парнем,  то есть  близким по духу человеком. В
доказательство он сообщал,  что  Кант  в возрасте  сорока шести лет  защитил
докторскую   диссертацию  по  философии  на  тему  "О   форме  и   принципах
чувственного  и   умственного  мира".  Таким  образом,  со  слов  Александра
Георгиевича,  Канта смело можно было  забирать в психушку  и включать в наше
терапевтическое сообщество.
     Кстати,  о  татарах: брат Николай, по мнению Ко-терапевта, несет в себе
достаточно много мусульманского генофонда, хотя и  маскируется под прибалта,
скандинава  или  поляка.  Словно   специально  по  заказу,  он  нас  замучил
экскурсами  в суфизм  и чтением Корана. И делал  он это с мягкой, деликатной
настойчивостью.  Поражаюсь тому,  как  же  татары  и  монголы в  свое  время
натворили столько бед в Азии и Европе, основательно потрепали славян. Скорее
всего, ассимиляция татарского славянским генофондом способствовала выведению
новой породы азиатов. Известно, например, отменное трудолюбие, порядочность,
верность  слову  у  большинства  современных  татар.  Петр  I  привлекал  на
строительство  Петербурга, на царскую службу массу иноверцев,  правда, делал
он это, скорее  всего, от того, что и  в его крови было достаточно татарских
вкраплений - от матери он унаследовал генофонд татарского князя Нарышко.
     Любой  коренной  петербуржец скажет, что,  например,  касимовских татар
всегда с большой  охотой столичные рестораны и трактиры  брали  в официанты.
Они  отличались  абсолютной  трезвостью,  честностью  и  работоспособностью.
Большинство  дворников  в Санкт-Петербурге тоже было из  татар, и  все  они,
наверняка,  состояли тайными осведомителями охранки, а затем  и Чека. Скорее
всего,  по их  доносам  расселяли  отдельные  квартиры  в верхних  этажах  -
революционная столица освобождалась от  чуждого элемента.  При том  при всем
сохранялась скромность,  деликатность,  трудолюбие, верность слову. Но такие
позиции уже имеют отношение  к  Afterphilosophie (лжефилософии)! Кант умирал
тихо,  не  чувствуя  никаких  серьезных  грехов  за  собой,   потому-то  его
последними словами было тихое утверждение: "Это хорошо".
     Брат Александр, повествуя  о философах,  часто  приводил стихи  другого
гениального  мыслителя Гегеля:  "Glеklich, wer auf seinem  Pfad einen Freund
zur Seite hat; dreimel glеcklicher aber ist, wen sein Mdchen feurig kеsst".
Он  читал  их  сперва  по-немецки, предлагая  нам вслушаться в музыку чужого
языка, затем переводил  на русский:  "Счастлив,  кто  в жизни  имеет верного
друга; но втрое счастливее тот, кого горячо целует подруга". Любвеобильность
философского  рода  хорошо  сочетались  у  Гегеля  с  выкриком  -  "Tod  dem
Gefsindel" (Смерть мерзавцам), когда  дело  доходило до изучения  диалектики
французской  революции. Естественно, Гегель полностью стоял на ее  позициях,
видя,  скорее  всего, в  особом  историческом развороте  проявление принципа
постоянного развития. И опять-таки виною всему было Просвещение!
     Никто из нас не сомневался в том, что Просвещение  должно понимать "как
путь   человека,   приходящего   к   самому   себе".  Но   мы-то   уже  были
коллективистами.  А потому, как  и во всех человеческих делах, в нас спаялся
конгломерат  глупости  и  мудрости общественного уровня,  пронизывающий  все
индивидуалистские устремления.  Нам мешали некоторые  социальные  инстинкты,
проснувшиеся  и взращенные  прежней жизнью при социализме.  Каждый почему-то
тянулся  к  мифической Власти,  забывая о том,  что она  прочно удерживается
руками Всесильной  Судьбы.  "А воля к  власти (Machtwille)  рассчитывает тем
больше  подчинить себе людей,  чем больше  они в  слепом послушании  следуют
авторитету,  становящемуся  инструментом  этой  власти".  В   нашем  случае,
носителями  атавистического  социального   рефлекса,   безусловно,  являлась
администрация больницы, лечащий врач и в некотором роде наш Ко-терапевт.

     Последние мои слова к тебе,
     Отечество!
     Ко всем друзьям, к тебе, немое
     Человечество!
     Моя комета догорела - хвост
     отпал.
     Иной религии слова - крутой
     обвал.
     Чужая злоба победила, зажгла
     запал.
     Я к совести больной - к кресту
     припал.
     Благотвори, Господи, добрым
     и правым в сердцах своих,
     чтобы у нуждающихся в покое
     крик затих!

     На такой почве утверждений можно было поскользнуться и сильно ляпнуться
затылком  о земную твердь. Сомнения могли привести к кончине коллектива, как
такового, - как социальной ячейки  с уютно расположившимися в ней слабаками,
дегенератами, трусами  и  подлецами.  На потолке  еще  раз появились  строки
стиха, в  них содержался намек на правый помысел, указание пути  к спасителю
от  бед, имеющему только один ответ для алкающих правды масс. А дальше пошла
справка медицинского  характера, и мы ее всей палатой прочли внимательно. Не
могу  воспроизвести  важную  информацию  дословно,  но   сообщу   близкий  к
подлиннику текст послания: большая часть тканей зубов имеет мезенхимальное и
лишь эмаль  -  эктодермальное  происхождение.  Образование  зубных  зачатков
происходит из слизистой оболочки ротовой полости у зародыша на  6-7  неделе.
Эпителий,  покрывающий  край  ротовой  ямки  у  малютки  зародыша,  начинает
врастать  в  подлежащую  мезенхиму.  Но  боли  он при этом  не чувствует,  а
помышляет  о  мировой  славе.  Возникающая  в результате этого эпителиальная
пластинка  разделяется  затем  на  две  -  переднюю,  или  щечно-губную,   и
расположенную к  ней под прямым  углом зубную. Читая эту информацию, я никак
не мог взять в толк: кто бредит - информатор или я грешник?
     Щечно-губная  пластинка вскоре  расщепляется и превращается в  открытую
щечно-губную бороздку, от  нее  следует преддверие  полости  рта.  Пластинка
отделяет губы и щеки от  десен. Может быть, в это время и появляется гримаса
первой улыбки  у зародыша,  имеющая  агрессивное, демоническое свойство  или
совершенно  глупое  -  каждому  свое!   Это  есть  свидетельство  того,  что
Мать-Природа воспроизвела  на свет еще одного уникального и самого жестокого
хищника!   Вдоль  свободного  края  зубных  пластинок  на   их  щечно-губной
поверхности образуются затем колбовидные разрастания эпителия, дающие начало
эмалевым органам -  10-ти молочным зубам на каждой челюсти.  Вскоре в каждый
эмалевый орган  начинает  снизу врастать  мезенхима,  дающая  начало  зубным
сосочкам.  Зубной  зачаток  охватывается  уплотняющейся мезенхимой -  зубным
мешочком.  Главная  масса зубов -  дентин  - состоит из основного  вещества,
пропитанного  солями   извести.  Большое  количество  ветвящихся  дентиновых
канальцев,  пронизывает  всю  толщу  дентина и  содержат  в  своих  полостях
отростки одонтобластов  -  волокна  Томса. Тот Томсон  никакого  отношения к
американскому  парню с однотипным  именем не  имеет.  Но аппетиты все  же  у
маленького  владельца  зубов  рождаются по  масштабам  американские.  Тогда,
видимо,  и  сконструировали  филологи  и  идеологи  вещий  термин  -  "акулы
американского империализма"!
     Опять я ловлю себя на ощущении явного бреда, но никак не могу разобрать
его источник, его автора. Однако,  если рассказ от  первого лица веду  я, то
значит  это  мой бред. Я являюсь его родоначальником, творцом! Следует новый
наплыв  информации. Эмбрион растет  и мужает,  а вместе с ним определяются и
разворачиваются  до величин глобальности социологические доминанты. Все  они
направляются   по  жизни   в  длинный  путь  через   славное   анатомическое
образование,  называемое  Глотка.  Это  та  часть  пищеварительного  тракта,
которая  расположена между ротовой полостью  и пищеводом, в  ней размещается
небольшое число желез и пищеварительных  образований, плавно  переходящих  в
податливое  и эластичное  на  первый  взгляд  образования, оказывающееся  на
поверку  таким же  безобидным, как,  скажем,  чрево огромной змеи  анаконды.
Пищевод  у зародыша  человека,  имеющего  длину  4-5  мм,  выглядит  широкой
короткой  трубкой, состоящей из  двух рядов эпителиальных  клеток.  Эпителий
пищевода  происходит  из материала прехордальной пластинки. Из  однослойного
призматического он  развивается  в  плоский  многослойный,  клетки  которого
располагаются концентрическими рядами.
     В дальнейшем и жизнь будет  душить человека такими же  концентрическими
усилиями,  да  и сам человек при  необходимости примется  успокаивать  своих
конкурентов  с  помощью  тех  же  традиционных движений.  Опускание сердца и
становление диафрагмы  сопровождается  ускорением роста пищевода в  длину  и
относительным  уменьшением  ширины  просвета.  На восьмой неделе в  эпителии
пищевода  появляются  вакуоли,  что  приводит  к  формированию  складчатости
слизистой оболочки. У эмбриона 12,5 мм появляется циркулярный мышечный слой,
позже  (от 17-ти мм длины) - продольный, а так же межмышечные и подслизистые
сплетения,  различаются  сосудистые  сплетения.  К моменту  рождения ребенка
пищевод имеет вид трубки, сплющенной в дорсо-вентральном направлении.
     Тот, кто победит в борьбе за место под солнцем и, ведомый любопытством,
препарирует человеческий пищевод, увидит, что в нем у новорожденного имеется
нежная  слизистая  оболочка (tunica mucosa),  покрытая  многослойным плоским
эпителием,  продолжающаяся  из  глотки.  У  взрослых  нежная  слизистая  уже
нарастит 20-25 клеточных  слоев и  будет  легко восполняться при травмах  от
грубой  пищи. Эпителий  лежит  на тонкой  фибрилярной ткани, отделяющейся от
подслизистого слоя прослойкой мышечной ткани (tunica  muscularis mucosae). В
слизистой  оболочке  рассеяно множество  слизистых  желез, в  каудальном  ее
отделе  имеются  железы,  вырабатывающие  пепсин.  Подслизистый  слой  (tela
submucosa)  состоит из  рыхлой  наименее  растяжимой  соединительной  ткани,
пронизанной   сосудами,   нервами,  лимфатическими  образованиями.  Наружная
соединительнотканная оболочка (tunica adventitia) состоит из переплетающихся
пучков  коллагеновых и эластических волокон и клеточных элементов,  проникая
между  мышечными  пучками,  в  другие  слои. Она  образует каркас  пищевода.
Мышечная  оболочка  (tunica  muscularis) составляет  наиболее массивный слой
пищевода. Она состоит из  наружного  слоя продольных волокон и внутреннего -
циркулярного.   Слои   разделены  тонкой   соединительнотканной  прослойкой,
сцепленной с межмышечным вегетативным нервным сплетением пищевода. Очевидно,
что  внутреннее  ложе  живого  организма сотворено  с большим мастерством  и
предусмотрительностью.  Появление  внутри  его  без  должной  защиты чревато
страшными катаклизмами. Вот так выглядит первая анатомическая  фига  (фигура
из  трех пальцев),  которую Господь  Бог,  все, безусловно, хорошо предвидя,
заложил в  человека, живущего на  земле! Вспомнив, как бы от  нечего делать,
анатомию человека, я вдруг вполне  реально оценил предсказание Математика  о
существовании  Галактической  кишки - главного тракта  нашей жизни, жизни  и
развития Вселенной!
     Вспомнились лекции брата  Александра  о категориях буддийской культуры.
Индусы считают, что космология  имеет стройную систему: в  основе  ее  лежит
стереометрическая  форма  -  цилиндр!  Первый  уровень  -  это  круг  ветра,
возникающий благодаря совокупной карме живых существ. Круг ветра - это, если
угодно, материализованное страдание всего живущего во Вселенной. Он покоится
на акаша,не имеющей опоры, поскольку  она -  суть  пространство психического
опыта.  Выше круга ветра располагается  круг воды. Ветер и вода -  результат
кармической  деятельности   живых  существ.   Большинство   буддистов  прямо
заявляет,   что  круг   воды  удерживается  подобно  пище,   последовательно
попадаемой   в    различные   отделы    желудочно-кишечного   тракта.   Сюда
присовокупляется  еще  и  круг  золота  -  золотая земля.  Но  во  всех  тех
космогонических  схемах  присутствовала  стереометрическая  версия -  версия
цилиндра, неизмеримого  по окружности. Иначе говоря,  выдуманная Математиком
Галактическая  Кишка  существует, по мнению носителей  одной  из  древнейших
культур - буддистов.
     Самое забавное заключалось в том, что мы все, осознавая такой жизненный
парадокс, все  же  мирились  с  ним, не  расшифровывая  его раньше до конца.
Сейчас  же мы как  бы  исключили очевидное, осознав абсолютно точно,  что "в
философии   всегда   будет    сохраняться    напряжение   между    кажущейся
нерешительностью неопределенного  высказывания  и решительностью,  с которой
философ   ведет  себя  в  действительности".  Брат   Александр  очень  любил
цитировать это  высказывание  Ясперса.  А наш  Математик,  вместе  со  своим
Лобачевским,  - нет  слов, был,  есть и  будет  Философом  с  большой буквы!
Подозреваю. что и Чертежник вдруг так неожиданно сбрендил только потому, что
проникся   не   абстрактно,   а   чувственно  идеей   вселенского   счастья,
предрекаемого гуманитарными  науками.  Именно через такую  систему всех  нас
грешных и безгрешных - а  безгрешных нет ни одного! - жизнь,  пересчитывая и
отсортировывая поколения, протискивает через Кишку, ведя к счастью.
     "И  сказал Господь:  Я проведу пред тобою всю славу Мою,  и провозглашу
имя  Иеговы пред тобою; и, кого помиловать, помилую, кого пожалеть, пожалею"
(Исход 33: 19).

2.1

     Не стоит думать, что  наша группа была совершенным сообществом. В нашей
работе  тоже  случались  большие  огрехи  - мы путали,  к  примеру, мужчин и
женщин,  единицы и множества.  А ведь индивидуальность,  личность -  явление
первостепенное и требует совершенно  определенного, нестандартного  подхода.
Мы мечтали о светлой правде, но только  для себя одних, оставляя при этом за
бортом нашего ковчега все множества множеств грешных и безгрешных, одинаково
сильно нуждающихся в просветлении. Наш-то  ковчег  плыл себе  к горе Арарат,
вселяя в нас  все большую и большую надежду  на то, что нам удастся спастись
от  Всемирного  Потопа,  но  при этом мы  нимало  не  беспокоились обо  всем
остальном  населении  Планеты.  Наш  Ковчег  -  эта  наша  палата  дорогого,
спасительного Дома  скорби,  что располагается в  старинных кущах  Удельного
парка, на окраине Санкт-Петербурга. Здесь Петр Великий,  решительно отпихнув
ногою, обутой в высокий военный ботфорт, чухонскую и шведскую рожи,  заложил
Великий  город  -  свой  Святой  Оракул.  Но  какой  же  Великий  Город  без
сумасшедшего дома, где же будут проживать избранные? Бред сумасшедших всегда
растекался  по  земле, правильнее  сказать, он стелился по  ней,  как  туман
ранним  утром, вдруг распахнувшим  свои  глаза после холодной осенней  ночи.
Бред  основательно терзал  и  наш  разум. Все мы  -  члены  терапевтического
сообщества - были весьма неблагополучны, мы были сильно тронутые умом!
     Карл Ясперс (1883-1969) в  своей примечательной книге, переведенной  на
семнадцать иностранных  языков,  помнится,  на  тринадцатой  странице так  и
замечает: "Изначальное философствование обнаруживается как  у детей, так и у
душевнобольных.  Иногда  -  очень  редко - путы общей  зашоренности  как  бы
развязываются  и  начинает говорить  захватывающая истина". Нет  слов,  Карл
Ясперс,  безусловно,  был   наш  человек,  близкий  по  духу  и  философским
откровениям  нашему  братству,  и  мы  с  удовольствием  приняли  бы  его  в
нарождавшееся терапевтическое сообщество.
     Однако  тот  же  философ  предупреждал,  что  "мы тем  более  не должны
принимать   шифр  (символ)  действительности  за  живую  реальность  подобно
реальности вещей,  с которыми мы  имеем дело,  постигая и потребляя их"  (с.
37). Отсюда следовало, во-первых, то, что Карл, отойдя в 1969 году  в лучший
мир, конечно же, не мог являться  очным участником нашего сообщества. Он мог
только  издалека,   заочно,  наблюдать  за  нашей  неустанной,  плодотворной
деятельностью,  подавая  особыми  знаками  (шифрами)  дорогостоящие  советы.
Во-вторых, было ясно, что нашему братству  следовало быть крайне осторожными
с выбором  для себя попутчиков из числа посвященных  особ.  Иначе говоря, мы
обязаны установить  тщательный  отбор компаньонов  среди  душевнобольных,  а
также  среди  непосвященных  - лечащего и административного персонала. И вот
рано  утром, словно в  пику словам  популярной песни  - "на заре ты  меня не
буди", - я уловил правым ухом из верхнего угла, там, где смыкаются две стены
и  потолок, "шифр". Быстро  преобразовав вещий знак,  идущий от недремлющего
Карла,  я получил наводку: "Суть  всякой догматики  в том и заключается, что
объект как таковой принимается за собственное бытие".
     Я  оглянулся, ища  "объект",  мастерски маскирующийся в  тумане  нашего
"собственного бытия", а на самом деле по уши погрязшего во всякой догматике.
Глаз-алмаз сходу нарвался на койку Эйдемиллера: профессор почему-то накрылся
одеялом с головой, было слышно, что он всхлипывает и что-то шепчет сбивчиво,
но ритмично. Первым желанием  было поднять братьев громким криком "в ружье".
Требовалось   арестовать  лазутчика,  ибо  было  понятно,  "по   ком  звенят
колокола"!  Утреннее  прозрение  без  обиняков   указывало   на   тех,   кто
"расплодился, и размножился,  повзрослел  и усилился чрезвычайно, и наполнил
собой  землю   ту"!   Похоже,   что   Эйдемиллер  пользовался   под  одеялом
передатчиком,  если,  конечно,  не общался тесно с  одним из своих предков -
Онаном. С тем самым! Завещавшим человечеству  не покоряться браку без любви,
а решительно, ручным способом, разбрасывать драгоценное семя по долинам и по
взгорьям.
     Но  противник  был один,  а  один,  как  известно,  "в поле не воин"! В
молодости я прошел многое, в том числе и разные спортивные единоборства, так
что справиться с  диверсантом-одиночкой мне не составляло труда.  И опять из
своего  угла  Карл-заочник  вкрадчиво и  почти  шепотом подсказал:  "Если же
символы как материальное воплощение реального  принимаются за само реальное,
то именно в этом и состоит, прежде всего, сущность суеверия, ибо суеверие  -
это  прикованность  к  объекту, тогда  как вера  уходит своим  основанием  в
Объемлющее".  В  этой  фазе  смятения  моего  духа,  я  ясно  услышал  голос
Ко-терапевта:
     - Дмитрий, не суетись,  оставь человека в покое, предоставь возможность
свободной личности  забыться  в делах рукотворных. Он не враг наш,  а друг и
последователь, только он из отстающих!
     Брат   Александр  развернул  передо  мной  целую  философскую  повесть,
очаровавшую и всех остальных.
     - Именно  в соленом Великом Океане улеглись четыре заветных континента,
ориентированных  по сторонам горы  Сумеру. В  центре континента, на земле из
золота  стоит  алмазный  трон,  и  на  нем  восседают  в  абсолютном  трансе
сбросившие последние оковы, достигшие Просветления.
     Всем слушателям стало  понятно,  что  сосредоточение, подобно алмазу, -
практика йоги,  имеющая  отношение  к продвинутым  буддистам.  Она маркирует
смысловую целостность священного мирозданья.  Александр Георгиевич продолжал
бред наяву:
     -  Известно, что  солнце  и  луна  могут стимулировать,  либо  нарушать
телесную жизнедеятельность  живой материи -  людей, зверей,  растительности,
функции зрения. Но  то - лишь экологический аспект. Но только сознание,  его
кармическая мобилизация,  продуцирующие  жизнедеятельность, в конечном счете
ответственны за  благоприятность  или  вредоносность  влияния  даже небесных
светил. Не надо  забывать, что  благие  формы существования включают богов и
людей  первой космической сферы - чувственного  мира и существ мира не-форм.
Боги делятся на шесть классов: Четырех хранителей мира, Тридцати трех, богов
Яма,   Пребывающих  в   состоянии  блаженства,  Наслаждающиеся   магическими
творениями,  Контролирующие  наслаждения, магически  созданными другими. Все
они способны наслаждаться, предаваясь разным формам любви.
     Александр Георгиевич помолчал, как бы мобилизуя наше внимание, предавая
дополнительную  весомость и  значительность паузой своим  умозаключениям,  и
заявил:
     - Эйдемиллер, без всяких сомнений, может относиться к Богам какого-либо
класса.  А потому  не надо ему мешать наслаждаться  так,  как  он умеет, как
хочет, наконец,  к  чему его призывает  его личная карма!  К сожалению, если
верить   буддистам,  и  Боги   смертны.  Правда,  век  их  измеряется  иными
интервалами времени.
     Ко-терапевт  опять   помолчал   со  значительностью,   затем   принялся
расшифровывать и уточнять детали:
     -  Боги  группы  Ямы,  например,  придаются  любви  посредством  только
объятий, но какие зато те объятия жаркие, горячие, незабываемые! Боги неба -
Тушита достигают кайф  путем соприкосновения рук! Наслаждающиеся магическими
творениями   удовлетворяются   только  улыбками.  Другим  Богам  оказывается
довольно  лишь  взгляда. Присмотритесь,  братья,  к  окружающим  вас  людям:
наверняка кто-то напомнит вам этих Богов.
     Каждый  впился  взглядом  в своего визави, гипнотизируя не  только  его
самого,  но  и стену,  от  чего  красочное покрытие задымилось, и  в воздухе
запахло копотью. Александр Георгиевич тем временем спокойно поскреб в паху и
заявил сокрушенно:
     - Но нас-то с вами, пожалуй, в большей мере должны интересовать Боги из
компании Четырех хранителей мира, ибо среди них имеются уникумы - Держащие в
руках чашу, Носящие гирлянду, Всегда пьяные. Да  и вообще, Боги чувственного
мира имеют  почти  сходную  с  людьми типологию сознания, их просто  тянет к
лакомым   объектам.   В  местах  их   обитания  присутствует   аура   только
чувственно-эмоционального  восторга,  что  дается за  счет  различных  видов
наслаждения. По той же тропе должны следовать и люди!
     И я поймался на эту приманку, стал по-новому понимать смысл жизни. Сами
собой родились нетвердые строки:

     В себя понемногу внедряю йогу:
     и радости блики мерцали на лике,
     момент отражали, меня обнажали,
     мечту увлекали, восторг утишали.
     Четыре Великих Правителя Мира,
     застряли на подвиге деспота Кира.
     Меня ж, бедолагу, терзали наветы,
     не смогут решить их йоги ответы!

     Последняя  ремарка  Ко-терапевта, да и мои  стихи,  сняли  напряжение в
коллективе  полностью.  Все  члены   терапевтического  сообщества   страстно
зачмокали губами  и  заприцыкивали языками. Лишь один  Эйдемиллер  никак  не
хотел выбираться из-под одеяла, пытаясь создать ауру восторга в одиночку. Но
в  том  была  его  ошибка  -  карма  действует на  мирозданье  только  после
всеполнейшего объединения. Тут,  в угоду восторженным  обывателям, зазвучала
сказка в исполнении Александра Георгиевича:
     -  Возле основания лестницы,  ведущей в  Светлое пристанище, поселились
божественные гаруды, а в середине боги из группы Носящие гирлянды, наверху -
Сияющие счастьем.  И, как водится, на четырех  террасах  по четырем сторонам
горы Сумеру обитают Четыре  великих правителя, а вот уж дворцы богов  группы
Тридцати трех расположены на  самой вершине  горы Сумеру. Птицы  обитают  на
всех уровнях небожительства  - они-то  и маркируют, а  проще  говоря,  метят
экскрементами самые верхние пределы чувственного мира. Образ лестницы всегда
свидетельствует   о  возможности   проникновения   в  более   высокие  сферы
мирозданья.
     Я  отвлекся  от  сказок о мирозданье, поскольку самое интересное  у нас
всегда вышибает  какая-нибудь пошлая,  малозначительная  реальность.  Передо
мной  стоял  выбор: то ли молниеносно прекратить акт  непонятного  суеверия,
творимый Эйдемиллером, то ли "уйти  основанием в  Объемлющее" -  а  это  уже
означало необходимость  дождаться  полной  расшифровки  "объекта",  то  есть
раскрыть  до конца  тайные  замыслы  профессора-психиатра,  прячущегося  под
личину психического больного. Я прикрыл глаза, оставив лишь узкие щелки, как
у татаро-монгола, для скрытного наблюдения и затих, затаился. Ждать пришлось
не очень долго. Резким  рывком профессор сбросил одеяло на пол, глаза у него
сияли  карим пламенем.  Ох,  красивы  же породистые евреи в  фазе  духовного
подъема, близкого  к гениальному проникновению: волосы превратились в  копну
Эйнштейна, или Эйзенштейна, или  Эпштейна,  усы торчали,  как длинношерстная
швабра уборщика кремлевских палат. Сам же Эйдемиллер, словно орел, вспорхнул
на краешек унитаза, крепко зацепившись ступнями, моментально превратившимися
в когтистые лапы хищника. Одним словом - картина живописная и не поддающаяся
описанию  только  словами  - здесь были  необходимы стихи и кисти  известных
художников. Но с поэтами и владеющими кистью в  тот момент случился затор. И
тут я ясно понял смысл замечания Карла Ясперса о том, что  "Объемлющее - это
сознание разлома (Gebrochenheit) нашего философского мышления".
     В глазах и движениях профессора Эйдемиллера ясно был виден "разлом", то
есть,  иными  словами,  сто  процентный  Gebrochenheit!  Вот  что  значит  -
отрываться от коллектива!  Он поднялся, как  лунатик, и направился к чистой,
как  "лист" нашей жизни  вначале большого  пути, к противоположной  стене. В
правой руке  замечался  баллончик с красящим аэрозолем. Я помнил, что именно
такой  баллончик на  днях принесла ему Нина  Викторовна - наш  новый лечащий
врач.  На  миг в мою взлохмаченную голову  пришло сомнение,  скорее, простая
гипотеза:  баллончик  наполнен освежителем  воздуха.  Дело в том,  что  брат
Василий после варварской операции на брюшной полости, проведенной в качестве
экстренного  потрошения профессором  Мишей  Королевым, сильно  и  настойчиво
портил воздух в  палате. Он пукал  с таким чревовещательным  смаком, что  мы
каждый раз ошибались. Мы бросались выносить вещи, думая, что прогремел взрыв
террориста, а надо  было только  вешать  в воздухе заурядный топор.  Причем,
ложную  тревогу  чаще  всего  он создавал за  завтраком,  обедом,  ужином  и
вечерним чаем. Ночью почему-то пуканье замирало и  злые газы накапливались в
кишечнике про запас. В такой ситуации освежитель воздуха рано утром - совсем
не предмет роскоши,  а  первая необходимость. Но  действия Эйдемиллера  меня
насторожили - не освежать же стену он решил. Если бы это было так, то ее для
начала  нужно  испачкать  чем-нибудь зловонным -  но  это уже  не  по  части
интеллигента, профессора кислых щей! Профессор все греб и  греб  лунатически
негнущимися  ногами  к  белой  стене,  и  вот он  достигает  ее.  Шипение из
баллончика, и густая  красная краска пишет на  стене строки, понятные только
истинному поэту, способному писать кровью:

     Круг математики замкнут, но пуст -
     метод познанья рождает лишь хруст.
     Всю логику в формулу не запряжешь,
     таинство мысли в костре не сожжешь.
     Евклидовы поверья - простое суеверье.
     Лобачевского взгляд грохнул в набат:
     пятый постулат - зануда, враг, ренегат,
     плоскость скривилась, мечта отелилась,
     время с пространством совокупилось -
     перпендикуляр с точкой, а луч с дочкой.
     Современники не верили откровеньям,
     тешились, козлы, гения вдохновеньем.
     Только потомки да Энгель разобрались,
     душою приняли, поверили, отозвались:
     если не дюж - брось виртуальности гуж.
     Мысль Gebrochenheit пошлет в офсайд!

     Я  понимал, что стал  невольным свидетелем поэтического  таинства, и на
моих  глазах   только   что  родился,   может   быть,  самый   великий  поэт
современности. Мы, вся братия,  терзали душу поэта, не давали вымолвить даже
одинокого  слова, затыкали ему  рот,  как  только  он намеривался  высказать
что-либо,  рвавшееся  из  взволнованной души.  Мы были  склонны  заподозрить
Эйдемиллера в пошлости и предрассудках. А у него в душе, оказывается, кипели
поэтические страсти, желавшие подарить нашему сообществу квинтэссенцию наших
общих   творческих  страданий.   Только   один   беспокойный  интеллигент  с
неуравновешенной психикой  сумел  в лаконичной  поэтической  форме,  шифром,
можно сказать, передать плоды наших многодневных размышлений.
     От моих переживаний я был отвлечен громкой репликой:
     -  Блин!  Я-то думал,  что  был Ко-терапевтом, на  самом  деле  являлся
Ку-Ку-терапевтом. Проглядеть гениального поэта в нашей компании, затыкал ему
рот столько дней и ночей!.. Сплошной облом! - это проснулась совесть у брата
Александра,  заговорившая  на  разных языках. Один из них был хорошо  знаком
каждому  русскому,  поэтому, когда  расцвела гирлянда  матершины,  никто  не
удивился и не потребовал переводчика.
     Я  обернулся: вся  честная  компания,  оказывается, уже  давно,  открыв
белоснежные ноги, поджав их по-турецки, сидела  на койках и наблюдала бурное
фонтанирование таланта. Но странными были даже не белоснежные ноги, открытые
для  всеобщего  обозрения. Не  истошный вой  из-за  двери  Клары Николаевны,
силившейся прорваться  на родительский утренник, понимая, что бывают моменты
в жизни, пропустив которые, потом будешь очень жалеть, - не это  озадачивало
нас. Белую даму  с  правой  куриной ногой  удерживали санитары и медицинская
сестра, силясь  объяснить ищущей женщине, что спозаранку рваться  в  мужскую
палату неприлично  - "ребята еще не почистили  зубы и  не опорожнили мочевые
пузыри". Странность мы видели в  том, что Эйдемиллер произнес  вещий шифр  -
"Объемлющего" и  "Gebrochenheit"! Буквально все остальные  братья  -  в  том
числе,  и  брат  Василий,  осознающий  величие  события, а  потому  зажавший
анальное  отверстие так  прочно,  что прекратилась  порча воздуха, -  сейчас
искали ответ только на один  сигнал мистического откровения. Откуда в  стихе
Эйдемиллера появились такие  откровения? Как бы для разрешения сомнений, для
ответа  на  поставленный  вопрос,  на  нашем  потолке-экране  засияли  слова
известнейшего  и признанного на  Западе  философа-мистика  Плотина:  "Часто,
когда  я  из  дремоты  тела пробуждаюсь к самому себе, я вижу  поразительную
красоту и тогда  совершенно твердо верю  в свою  принадлежность к лучшему  и
высшему миру, во мне  с силой действует прекраснейшая жизнь, и  я становлюсь
единым  с Божественным".  Неужели  же Эйдемиллер  приблизился к православию,
отойдя  от  древнейшего   иудаизма?  Да,  да  мы  все,  вся  братия  -  наше
терапевтическое сообщество, очнулись  от  дремоты.  Присутствовало  ощущение
единения с Божественным.  Отсюда и открытие  родства наших душ - через общие
слова и мысли, зашифрованные особыми знаками, понятными только Богу, да  нам
многогрешным!
     Мы,  бесспорно, уже  перешагнули через  мистику  мусульманских  суфиев,
через  сказки буддизма - мы, скорее  всего, совершив диалектическую спираль,
приблизились к  истокам  православия! И Карл Ясперс-заочник  теперь уже всем
подсказал  из  своего  угла:  "В мистическом  опыте  не  может быть никакого
сомнения, так  же как нет сомнения  в том, что у каждого  мистика  в  языке,
посредством   которого   он   хотел   бы   сообщить  себе,   сущностное   не
высказывается".  Вестимо,  вестимо...   -  мы  принимали  единую  мысль,  не
озвучивая ее, а наслаждаясь ее чувственным наполнением, резонирующим в нашей
душе,  плоти,  в  мозгу.  И прав,  конечно, Ясперс,  посчитавший необходимым
вовремя  напомнить,  что "мистик  погружается  в  Объемлющее".  Карл-заочник
быстро,  быстро  залепетал  из  своего  угла,  пытаясь нас  обогнать,  чтобы
предупредить   о   возможной  опасности,  связанной  с  банальными  ошибками
интеллекта  современного человека. Его скороговорка  шептала всем нам одно и
тоже  -  общее:  "То,  что  высказывается,  вступает  в  субъект-объективное
разделение, это значит, вступает на путь бесконечного прояснения в сознании,
никогда  не  достигая полноты  первоистока".  Однако, как красиво оформлено!
Хотя, может быть, глупому эта фраза  покажется пустым звуком, возникающим от
удара по порожней бочке. Вот в чем, оказывается, состоит весь фокус:  нельзя
пытаться  разобраться  в  том,  в  чем  не возможно разобраться. Это  только
большевики-головотяпы  считали,  что для пролетарского разума нет преград  и
все  в  Природе, в  Мирозданье им подвластно  и покорно. Кто-то даже пытался
заявить всерьез, что "мы не будем ждать милостей от природы,  взять их у нее
- наша  задача".  Вой сумасшедшего,  да  и только!  Так может думать  только
отсталый колхозник.  Но мы-то не были до  такой степени сумасшедшими.  Мы-то
понимали, что главный принцип цивилизации гласит: "Живи так, чтобы не мешать
жить другим"!
     Общее  волнение молнией  распространилось  по  Дому  скорби:  мы  стали
получать телефонограммы даже из других, весьма далеких, отделений больницы -
их  принимала  дежурная  медицинская сестра по внутреннему телефону.  Многие
просто перестукивались с  нами, используя старинную  азбуку  Морзе, от  чего
помещения  клиники  наполнились различными  ритмами,  и мы  стали  опасаться
эффекта  резонанса!  Но шли сигналы и по компьютерной сети - через Интернет.
Несли  телеграммы,  письма и  посылки  замученные  почтальоны  и  больничные
курьеры:  одна телеграмма,  забрызгана  кровью, другая  - испражнениями.  Их
прислали из морга  больницы. Не  знаю,  кто  мог  ее сочинить - по тексту не
понять  - то ли перепившиеся санитары и  врачи морга, то ли сами встряхнутые
экстраординарными событиями покойники? Мы даже и не подозревали, что в нашей
больнице находится на лечении так много образованных людей!
     Однако, что-то  таилось  в  атмосфере  ответственных событий,  какая-то
тайна  присутствовала во  всем  том, что творилось сейчас вокруг.  Мне  даже
показалось, что в какой-то далекой и очень богатой стране готовятся страшные
события  -  возможно, террористический акт.  Они  обязательно  должны  будут
потрясти сознание  всего прогрессивного человечества. И вот мне уже виделись
картины  рушащихся  небоскребов,  хоронящих  под обломками  невинные тела  и
выпускающие   сквозь   пудру  строительной  пыли  метущиеся  души.  Печенью,
селезенкой,  лимфатическим  аппаратом  своего  организма  я  уже  чувствовал
приближение страшных инфекций.  Они  были придуманы сверх-человеком как  раз
для  того,  чтобы убивать жителей  других стран. А теперь смертоносные споры
начали свою работу в стране избранных!
     Страшные  видения  моментально  оборвались, как только к  нам в  палату
постучались. Доставили необычную депешу -  она  наделала много  шума в нашем
маленьком мирке. Она была сконструирована в форме стиха:

     Коллеги!
     Ваш друг наелся овощей
     и обосрался, как кощей!
     Решили:
     падлу придушить -
     зачем вонючке дальше жить!
     Все:
     петлю на шею и вилку в бок:
     конец мученью - всем урок!
     В палате:
     звон, теперь мы бьем окно -
     газону в дар пошлем говно!
     P.S. Поэт Витя.

     О поэте Викторе нам доселе было ничего не известно. Может быть, это был
и псевдоним.  Но нотки трагизма  и  большой  талант, читаемый  по  твердости
рифмы, музыке слов, а, самое главное, по понятийному фактору, были очевидны.
Кто  был "вонючкой"  -  не трудно догадаться. То -  наш  бывший сотоварищ по
палате:   Науманов  опять  опростоволосился.  Надо   было   срочно   спасать
необузданную  вонючую плоть.  Первым  очнулся  Эйдемиллер:  он  нажал кнопку
прикроватной сигнализации - по коридорам и палатам ударили колокола громкого
боя! Аврал! Свистать всех наверх! Санитары в ружье!
     Воспользовавшись всеобщим смятением, мы ворвались в палату номер шесть,
где  был  заключен Вячеслав  Германович Науманов,  и практически в последний
момент  вырвали его из  рук  разгневанных палачей. Предводителем у  них  был
Виктор Ермолович  Каган - профессор от психиатрии,  посетивший как-то нас на
обходе.  Слов нет, Витя являлся  настолько  скромным человеком, что посчитал
лишним уведомить нас и администрацию больницы о своей срочной госпитализации
на  отделение по поводу сезонного обострения шизофрении. Витя был выдающимся
поэтом  от  рождения.  Он  еще  в  пионерской  организации  был  фанфаристом
(горнистом) и барабанщиком, урывками пишущим стихи  на политические темы. На
музыку, творимую на пару  с дружком Севой  Морозовым, Витя еще  в те далекие
годы, умело маскируясь под атеиста, сочинял недетские  стихи,  идеологически
выдержанные, но всегда  с  некой  затаенной, как все эротическое в  детстве,
лиричностью. Теперь талант Виктора вышел на свободу,  освобожденный досрочно
за хорошее поведение!
     В  полной  мере  талант  Виктора,  как поэта, естественно,  развернулся
только в медицинском институте. Здесь он много экспериментировал с "натурой"
из-за чего его чуть не вышибли из института. Спасло положение только то, что
растлил он совершеннолетнюю, а  не подростка. К тому  же секретарь  комитета
комсомола института  оказался  и  сам  скрытым  развратником,  как-то  сразу
понявшим боль и зов  души рядового комсомольца. Короче  говоря, он, как мог,
заступился за Виктора, и комсомольца взяли  на  поруки. Витя продолжал умело
находил интимное даже в занятиях нормальной  и  патологической анатомией. Но
стал  делать  это более  скрытно.  Словно  специально,  Виктор  для активной
сублимации накопленной веками эротической экспрессии тешил плоть.  Он как бы
отрабатывал социальный заказ - выполнял миссию  необходимую элитному  народу
для  выживания. Витя не посещал синагогу,  но  много думал о  ней, и его Бог
помог  комсомольцу!  Витя  создал   в  институте  студенческое  литературной
сообщество.  Из  его  богатых  закромов  он и черпал телесный  и поэтический
материал. За чуткое отношение к рифме  девочки  боготворили Виктора. Богатый
жизненный опыт подвигнул молодого поэта и лекаря к занятиям психиатрией. Но,
как  и должно быть для  непростой личности, Витя шел  до конца - стал прежде
кандидатом, а потом и доктором медицинских наук, выпустил ряд научных трудов
и  сборник стихов камерного  звучания. Его хватало на все, в том числе и  на
алкоголизм, сексопатологию и шизофрению!
     Можно было критиковать  Виктора Ермоловича за  излишнюю  агрессивность,
привлекать  же к уголовной ответственности в  силу принадлежности  к святому
клану  шизофреников,  было нельзя. Это  понимали  все,  в том  числе, и  сам
вонючка.   Но  в  психике  и  личностной  позиции  Науманова  присутствовали
несовместимые   генетические  катаклизмы   -   они,  как  острые   локти   у
еврея-холерика, или скулы у татарина, выпирали из всей  поведенческой схемы.
Он  был до безобразия труслив,  но его постоянно заносило. Его спасало  лишь
то,  что не каждому здравомыслящему человеку, столкнувшемуся с  наумановским
пересолом,  захочется бить забияке морду -  хотя бы из милосердия, или лени.
Но вонючка  относил  это  на  счет своего демонизма.  Он  постоянно требовал
признания несуществующих у него талантов  и при  это страшно портил воздух в
помещении. Последний  феномен,  собственно, и был  практически  единственным
талантом, выделявшим его среди прочих больных. Не обнаруживая действительных
дарований,  Вячеслав Германович  старался выставить напоказ не рыцарский,  а
"быдловский шлем". По нему хоть сапогом лупи  -  будет стоять  только глухой
звон!  Истерика валила  из  него,  как  из  рога  изобилия,  засыпая  головы
окружающих градом крупных камней. Но этот вонючий пригорок эмоций и действий
могла родить только мышь  -  мелочевкой заканчивались  эскапады Науманова на
самом деле.
     Кто может  сомневаться в  том,  что политический  кастрат,  стремящийся
изображать из  себя  "гиганта мысли", всегда будет расшифрован и  изобличен.
Наговорив  кучу  глупостей  и грубости, затем  он попытается  влезть в  жопу
начальству  без  мыла,  унижаясь при этом до идиотизма. Вот  так  и проходил
Науманов в прежней жизни, а теперь  двигался по  отделению. Но здесь-то  ему
многое прощалось за счет шизофрении и откровенностей идиота! Недавно в вялом
умопомрачении я прогуливался по отделению и случайно нос к носу столкнулся с
одним таким же деятелем со скучной фамилией Егоров. Лучше бы он имел фамилию
Гогенцоллер - но не повезло, однако. Егоров мечтал  быть монархом, но судьба
заставила его  быть политическим кастратом, то есть простым Егоровым.  И  он
страшно  тосковал от того, сердился,  пузырился  и  мелко пакостил коллегам.
Когда-то у нас  в институте этот  жалкий тип пытался и мне подкинуть  дохлую
крысу, но просчитался - основательно сел в лужу. Нет бы дураку извиниться  и
покаяться  -  дать слова в дальнейшем  избегать  остросюжетных детективов на
работе. Но  этот невзрачненький тип с  рыженькими усишками  молчал  и дулся.
Сейчас  он проплыл мимо меня, как пароход "Титаник" перед потоплением, гордо
задрав трубы.  Но мы-то знаем историю  кораблекрушений - именно от гордости,
от больших  амбиций "Титаник" столкнулся с  подводной частью айсберга, якобы
не  весть откуда  приплывшего.  Откройте "Энциклопедию  предсказаний", и  вы
получите  все  необходимые доказательства того, что айсберги не весть откуда
не приплывают, они всегда плывут точно в срок и по особому заданию свыше.
     Поэт  Витя решил поставить жирную точку  в судьбе загадочного больного.
Спасение  пришло  не от стражей закона, не от медицинских сил, а от нас - от
сотоварищей по  несчастью.  Виктора  Ермоловича  мы все  великолепно  знали,
ценили его принципиальность,  профессиональные знания и  поэтический дар. Мы
тут же предложили ему наплевать на Науманова, растереть и забыть. А, поостыв
немного, принять наше предложение - перейти на постоянное место жительство в
палату номер восемь, то есть в нашу палату.  Мы соблизнули Виктора несложной
парадигмой:  допустим   информационное  поле  принадлежит  Вселенной,  тогда
строить отношения с ним - из-за дальности расстояния хотя бы  -  куда  проще
сообща. Иначе  говоря,  действовать необходимо  вкупе с  себе  подобными - с
нами. Мы - сплошь творческие личности, как в науке, так и в поэзии. Витя был
компанейский  парень  и  явился  к  нам  с  постельными  принадлежностями  и
"бутылкой", незнамо  как утаенной  от  строго медицинского персонала.  Очень
скоро койки уплотнили, пьянку закрутили и лети ты наша "птица-тройка"!..

2.2

     Только  дня через три мы протрезвели окончательно, потому что на Витину
бутылку наслоилась  еще четверть спирта  и что-то красненькое.  Мы не  могли
вспомнить,  что   с   чем  мешали.  Скорее   всего  мы  действовали  методом
наслаивания:  это  прием истинных эстетов, а не простолюдинов! В сочетании с
таблетированными  транквилизаторами такой прием дает поразительный эффект  -
мы витали  в облаках три дня и три ночи! Витя приволок с собой замечательную
книгу  - "Энциклопедия  сверхъестественных  существ"  и, видимо,  по  пьянке
зачитывал нам из нее некоторые выдержки. Литература всегда добавляет шарма в
полеты во сне и наяву.
     Мы во многом разобрались, да и вообще другими глазами взглянули на мир,
на окружающих, на себя, наконец!  Мы заглянули в зазеркалье, открывшееся нам
через  "Энциклопедию", и  вот, что увидели  там. Прежде о дамах:  Клара, без
всяких бытовых принижающих заморочек, явно тянула на "Белую  Даму".  Поясню,
что  это значит:  оказывается  в  фольклоре  германских  народов  существует
понятие об особом роде сверхъестественных существ женского пола.  Их нередко
отождествляют  с призраками - может быть, городскими, но чаще все же лесными
духами. Белые  Дамы  -  искренние существа  и по  главной сути  к людям  они
относятся терпимо. Они срываются в штопор только  тогда, когда хамы пытаются
мять им сиськи, оглаживать попы и бедра, пристраиваться с  глубоко входящими
глупостями.  Белые  дамы  настраивают  свой  альтруизм  главным  образом  на
заплутавших  путников - выводят их  из лесу,  указывают дорогу в  степи  или
пустыне.  Они  превращают  обычные придорожные камни в амулеты или верстовые
указатели. Тот самый рыцарь, читавший по складам на камне надпись - "направо
пойдешь - смерть найдешь"... - был сильно  пьян, потому и не мог разобраться
в очень понятном указателе, подготовленном как раз сердобольной Белой Дамой.
Но  если путник способен читать только надписи на заборах, состоящие из трех
или  пяти  букв, то он,  конечно,  не  поймет  самый  точный дорожный  знак.
Образованных  и  благодарных людей Белые Дамы наводят  даже на месторождения
золота,  платины,  серебра  и  драгоценных камней.  Одному чудаку в  русской
народной  сказке несказанно повезло,  и Белая Дама в образе  Хозяйки  Медной
Горы  помогла ему разбогатеть. Но тот пролетарий-камнетес неправильно оценил
доброе колдовство.
     В    современной   истории    нашей   страны   тоже   отмечены   случаи
экстраординарной   финансовой  помощи  добрых  фей  -   например,   Чубайсу,
Березовскому,  Абрамовичу,  Гусинскому,  возможно  и  Явлинскому. Чаще всего
такая помощь адресуется представителям Богом избранного народа. Помощь такую
можно рассматривать как  компенсацию за издержки, имевшие место при недавней
советской  власти.   Предприимчивые  люди  тогда  были  вынуждены  взять  на
вооружение  поведенческую  мимикрию  и  слегка  подретушировать свои родовые
корни,  внести  "поправочки"  в  фамилию.  Все  они  нежданно   и  негаданно
русифицировались, но сохранили про "черный день" право  получить израильское
гражданство.  Но  на  тот  же  черный  день   страстотерпцы  лихо   умыкнули
значительную  толику  славянского  капитала, естественно,  в  конвертируемой
валюте.  Без  добродетельной  Белой Дамы здесь  не обошлось.  Русским  такие
подарки даже и не предлагались -  они никогда не умели  ценить  доброе,  все
готовы перевернуть "сраным наверх"! Возьмем, к примеру, Козленка, ему  же  с
детства  в соответствующей сказке  повторяли:  "Не пей водицу  из копытца  -
козленочком (читай - ЗЭКом)  станешь".  Но если  бы участвовала в  том Белая
Дама, то, слов нет, и русский козел превратился бы в заморского принца.
     Белые Дамы  очень  даже  просто предсказывают будущее  и  утихомиривают
самые  крупные  бури  и  штормы.  Однако они,  как  и  любые женщины,  очень
требовательны  к  политесу:  попробуйте  проявить   знаки   неблагодарности,
жестокости,  своенравия, высокомерия. Тут  же  последует  карающая  реакция,
обидчики будут наказаны сурово и бескомпромиссно. Большинство серых людей не
способны увидеть Белую Даму, ибо  не рождены  для того. Только  те, кому Бог
позволил родиться  в воскресенье,  да  еще  с эльфийским  талисманом, сможет
предстать перед  молодой женщиной ослепительной красоты с длинными  светлыми
волосами,  в исключительно белом платье  с кружевами.  Любовь и дружба такой
Дамы и  будет легендой. И ничего  страшного нет в том, что правая нога у нее
по ночам превращается  в куриную когтистую лапу.  Именно на  такой лапе  она
скачет по  пятам  своего  избранника  - человека,  спеша ему на  помощь,  на
выручку. Той же когтистой лапочкой она  насмерть располосует брюхо недоумку,
возмечтавшему перечить Белой Даме или покушаться на ее любовника.
     У  Белой  Дамы  изумительная  память  на  события  и  людей.  Известна,
например, такая поучительная  история: мальчик из хорошей семьи, замкнутый и
склонный к дальним прогулкам  в горы в  мечтательном одиночестве, встретил в
высотных  альпийских лесах скорбящую белокурую  девочку - в белоснежно-белых
одеяниях, с глазами изумительной голубизны и такой чистоты, что с ними может
сравниться  разве  только бескрайнее  безоблачное небо. Головка девочки была
украшена веночком  из  генциан  и  эдельвейса.  Все  в девочке  подчеркивало
избранность, и  нет ничего удивительного в том, что мальчик втрескался в нее
по  уши.  Божественное  создание  тоже,  видимо,  осталось  неравнодушным  к
маленькому проказнику  -  к одинокому бродяге. Загадочная девочка одарила на
прощанье повесу несколькими  камешками, ослепительно  сверкавшими на солнце.
Но,  когда   путешественник  спустился  с  гор,  то  камешки  потускнели   и
превратились  в  банальное  золото.  Стоимость подарка обеспечила  безбедную
жизнь  мальчику,  юноше, молодому мужчине.  На всех  этапах он  с  легкостью
проматывал дарованное состояние:  утопал  в  развлечениях,  безделье,  вине,
наслаждался пустыми  женщинами. Стоя на пороге нищеты, повеса привел однажды
одну из своих проходных  дамочек на  то место в горном лесу, где когда-то он
повстречал прекрасную фею.  А  она  словно  ждала его там: неверного мужчину
повзрослевшая  Белая  Дама  столкнула с  кручи,  а  легкомысленной  женщине,
посягнувшей на мифический плод  увлечения,  отвесила пощечину. След  пятерни
остался на всю оставшуюся жизнь. То была отметина строго  судьи и палача, не
терпящего никакой  формы воровства! Примечательно, что свой  приговор - свою
отметину -  Белая  Дама  прочно забила в  генетическую память куртизанке: ее
дети, внуки и правнуки носили  от самого  рождения тот  же  знак  физической
кары. А в семье  неверного мужчины  Белая Дама уморила в  течение  года всех
мужчин.

     Нежная Клара - Белая Дама
     с когтистой куриной ногой -
     мужчин завлекала - лаская,
     бодрила мятежность рукой.
     Мир накренился однажды -
     мудрость забыта от жажды.
     Белая Дама на спину упала:
     меня обнимала и лобызала,
     когти убрала, не возражала.
     Властно - в меже половой -
Хобот блуждал роковой!
     Оргазм вливал и отпускал:
     терпкий состав - неземной.
     Боже-опора! Еще повтори:
     не уставай, дверь не запри!

     Клара,  да наша Клара,  скакала сейчас по  палате на  правой  когтистой
куриной  ноге, словно  взбешенная  колдунья,  только  что  снесшая очередное
благодеяние  - золотое яйцо ненависти  и кары, похоти и отчаянья. Но яйцо то
никто  не  желал  замечать  -  все были  погружены  в  собственные  мысли  и
переживания. А жизнь  проходила, неслась со скорость курьерского  поезда, не
оставляя место  подвигу,  героической  жертве,  бескрайней любви.  Все  было
заурядно, а  от того -  плохо и пошло! Но, несмотря на  это, Клару, с легкой
руки  Виктора  Ермоловича  Кагана, мы  будем воспринимать только,  как Белую
Даму. И пусть она,  неповторимая, скачет  без толку на правой  куриной ноге!
Только,  кто  сказал,  что без толку? Кто вообще может судить о потребностях
женщины  справедливо  и со  знанием  сути?  Видимо, такое право  принадлежит
только Богу одному! Да, может быть, еще Его наместнику на земле - поэту!
     Поэт Витя иначе  и  не мог: в  наших лучших  традициях,  он был  просто
обязан  сходу засветить простенький стишок. Он даже не охнул предварительно.
Что  говорить  о  мелочах, когда  встречаешься  с мастером, соседствующим  с
богами из группы Тридцати  трех. Он свободно, играючи, спустился по лестнице
с  горы Сумеру,  окруженный птицами,  и  продемонстрировал свое  мастерство.
Равняться  с  ним -  не  дано  ни кому. Великое  подвластно только гению или
психу! Так, что же говорить о существе, объединяющем в себе оба качества!
     Сцена  дикого танца Белой Дамы настолько  поразила меня, что я долго не
мог  унять тахикардию -  сердце словно бы собиралось  выскочить  из груди. У
сердца было только два пути - через  рот  или  анальное отверстие. Но голова
была ближе, и потому теплилась надежда, что все обойдется без конфуза -  без
порочных  звуков,  без  запаха и экскрементов. Тут  же на потолке, прямо  из
Вселенского  информационного   поля   -   пожалуй,   на  файловом   сервере,
принадлежавшему  великому  анатому,  профессору Привесу,  - появился  хорошо
пропечатанный  текст.  Из-за  близорукости я  стал  воспроизводить  текст  с
некоторыми отступлениями  и мелкими ошибками. Мои огрехи  были безобидными -
прощаемыми на государственных экзаменах даже  самыми строгими и придирчивыми
педагогами. Текст вел меня в глубины нормальной анатомии и гистологии.
     Желудок  начинает  формироваться  в виде  веретенообразного  расширения
передней кишки  на  4-й  неделе внутриутробного развития.  Эпителий  желудка
развивается  из  эндодермы  кишечной  трубки,  мышечный  слой  из  мезенхимы
формируется на 6-й неделе. В норме желудок подразделяют на  переднюю (paries
anterior) и заднюю  (paries posterior) стенки, соединяющиеся друг с другом в
виде  большой  (curvatura  ventriculi major) и  малой  (curvatura ventriculi
minor)  кривизны. Все живущие  на Земле хорошо знают, что  пища  поступает в
желудок  из пищевода  через входное отверстие  (ostium  cardiacum) и, пройдя
переработку,  эвакуируется  через  выходное  отверстие  (ostium  pyloricum).
Емкость желудка достигает трех литров. Стенка желудка состоит из трех слоев:
слизистого,  мышечного и серозного.  Слизистая  оболочка желудка состоит  из
эпителиального  покрова, собственного  слоя слизистой  оболочки и  мышечного
слоя слизистой оболочки. Эпителиальный покров представляет собой однослойный
цилиндрический железистый пласт,  вырабатывающий мукоидный секрет (слизь)  и
участвующий во  всасывании  из  желудка  некоторых полезных веществ.  Однако
самое главное предназначение мукоидного секрета - это  образование защитного
слоя  слизи на  поверхности эпителия.  На  глазах  исследователя,  сумевшего
забраться  в  желудок, не нарушив его деятельности,  разворачивается картина
отчаянного  самоедства:  вырабатываются   активные,   агрессивные  ферменты,
способные заживо переварить  собственный орган, но на  стражу встает  слизь,
прикрывающая  беззащитную  плоть   от  самопереваривания.  Собственный  слой
слизистой  образован рыхлой,  неоформленной соединительной тканью  с большим
количеством  фибробластов,  лейкоцитов   и  плазматических  клеток.  В   ней
расположены железы желудка. Железы желудка разделяются на железы дна и тела,
области  входа и  выхода.  Железы  содержат  четыре  вида  клеток:  главные,
добавочные, обкладочные и  промежуточные. Главные клетки располагаются в дне
и теле желез.
     Наша Белая Дама, а проще  говоря, Клара  чем-то напоминала эволюционную
стезю желудка:  она выделяла агрессивные ферменты,  ела себя поедом, пытаясь
защититься от  такого  кошмара. Иногда  ресурса на поддержание заковыристого
процесса не  хватало, тогда начинался крах - психические срывы, доходящие до
самоистязания, самоагрессии, то есть - до суицида!
     Появление в нашей палате  истинного поэта взбодрило всех - самой первой
стала готовиться к прорыву на  новые рубежи  Клара  -  наша Белая  Дама. Она
сияла    милосердием,    альтруизмом,    какой-то   по-особому    аппетитной
похотливостью,   везде   расставила   таблички   с  пояснениями,   развесила
маршрутники. Она перестала  сквернословить! Клара  находила повод для  того,
чтобы являться к нам в гости, уже без приглашения, как бы по-свойски и очень
часто.  Больничный халат ей удалось  подтянуть значительно  выше колен, туго
охватив  шикарные  бедра и  осиную талию,  грудь  была  высажена  колдовским
маневром  и  тайными  подпругами,  практически,  наружу. Свою правую куриную
когтистую ногу  она обула в высокий сапог -  один  из тех,  что носят теперь
портовые проститутки зимой  и летом, на улице и в  помещении. Можно было без
особого труда и длительной подготовительной работы, без тренировок открывать
в  нашей  палате  филиал секс-клуба с выступлением  знаменитой стриптизерши.
Витя тоже заходил ершистым кобельком и как-то вымолвил, перекрестясь:

     Соблазна плен -
     плюс
     форма тела -
     в
     любви начало -
     не
     полдела!

     Мы были почти все опытные сексопаты и потому  на  назревающую исподволь
проблему  взглянули  холодно  и профессионально. Было  нетрудно  догадаться,
откуда дует  ветер  и  по кому звонят колокола!  Только,  пожалуй, Математик
оставался человеком - не от мира сего. Иначе, зачем ему было демонстрировать
показательную  грусть. Он  даже слегка осунулся из-за  того, что дня  на три
объявил очистительную голодовку. Его протест мы не хотели замечать в упор, и
страдалец-фальшивомонетчик, быстро просравшись,  сменил гнев  на  милость, а
переживание  на  равнодушие.  Математик  отбросил мерную кружку  Эсмарха, до
краев наполненную собственными слезами, тем самым положив конец политическим
козням.  Поумнев, он перешел к обычному вегетативному образу  жизни, то есть
стал по-прежнему довольствоваться  только  законной супругой  -  аспиранткой
Алевтиной.  Брат  Василий  смотрел  на  метаморфозы  женских  привязанностей
глазами  философа  и  поэта.  К  исходу второго  дня он одарил  коллег новой
элегией, более грустной и исповедальной, чем писал раньше:

     Похоть легла животом на живот,
     нервы ласкает томный фокстрот.
     Скинем прикид, трусы и рубашку,
     точно прицелим разящую шашку.
     Прошлое давит в загривок меня:
     детка, не ерзай! - прибавим огня!
     Блуда восторги тебя подожгут -
     ритм обозначит точный мой кнут.
     Бремя легло пустотой в пустоту:
     кто отзовется - взорвет глухоту?!

     В стихах  Василия  была  заметна  некоторая отрешенность, там  метались
ошметки грусти и недосказанность. Было  ясно, что его рука  готовит  кару  -
возможно  убийство - но виновник был  не определен  еще окончательно. То был
особый  феномен  социальной опасности  и  половой  непредсказуемости, всегда
идущими  по  жизни с сумасшедшими  идеями рука об руку.  Именно потому таких
агрессоров испокон веку и старались изолировать, усмирить, повязать. Для них
была   изобретена  усмирительная  рубашка   с  длинными  рукавами,  холодные
обертывания,  электрошок.  Но ведь логика любого убийства - это атавизм, это
реакция  хищного,  тупого зверя, элементами  своеобразного самоедства  тоже.
Такое поведение подстать функции желудка. Ну, если написано в Библии -  "око
за око", то это и  означает, что  убийца  все одно получит от Бога возмездие
смертью или более ужастной пыткой.  На Василия,  слов нет,  нашло  временное
умопомрачение.  Мы - его товарищи  -  были  обязаны помочь ему избавиться от
наваждения.
     В  мою,  практически  пустую  от   переживаний,  голову  вдруг  юркнула
каверзная  мыслишка.  Я  совершенно  ясно   вспомнил,  как  Николаева  Клара
Николаевна,  теперь  рядившаяся в одежды то Белой Дамы, то стриптизерши,  то
вялой  психической  больной,  когда-то  возглавляла  отборочную  медицинскую
комиссию абитуриентов в Ленинградскую семинарию и духовную  академию.  Тогда
она   тоже  выполняла  социальный  заказ.   В  комиссии   она   представляла
психиатрическую службу, тесно спаянную с КГБ. Социальная мимикрия, парадоксы
надзора  за  верой  уже  начинались  с  порога  такого  действа.  Можно себе
представить здравомыслящее общество, решившее духовную академию и  семинарию
называть ленинградскими, то  есть ленинскими.  Слава Богу, что их не назвали
"красными" или "передовыми", "образцово-показательными".
     Но  Клара  восседала   за  столом  председателя  медицинской  комиссии,
нисколько не конфузясь из-за практически полного сумасшествия ситуации. Мало
того,  компетентные  органы,   всегда  тщательно  выпасавшие  иностранцев  и
духовенство. По негласному  регламенту Кларе вменили в  обязанность "косить"
или  хотя  бы   "засвечивать"  мало-мальски  талантливую  молодежь.  Попытки
поступать в  семинарию  или  продолжать обучение в духовной  академии должны
всеми  методами пресекаться.  "Кошение"  совершалось просто:  если попадался
искренне верующий и  умный  парень, то у  него  пытались "выудить" что-либо,
похожее на  галлюциноз, нетвердость сознания, мотивации. Намекали на видения
святых,  Бога,  Иисуса Христа,  выпытывали  о  предсказаниях во  сне особого
предназначения, ощущение священнической  миссии и так далее. Если абитуриент
"кололся",  то  ему  приклеивали  ярлык  субъекта,  страдающего  вялотекущей
шизофренией и лишали право на учебу по состоянию здоровья. Спасение в  такой
ситуации  у  разумного  парня  было только  одно  -  все  валить на  лукавую
материальную заинтересованность.  Тогда это воспринималось, как  присутствие
здравого  смысла, но такого парня начинали убеждать бросить никчемную  затею
или,  на  худой  конец, пытались вербовать  в осведомители, обещая всяческую
поддержку в карьере. Кто знает, сколько молодых душ удалось Кларе покурочить
или  оболгать.  Но с Кларой все  было понятно:  известно,  что  психиатры  -
публика двуликая, склонная к активному поиску душевной  мимикрии. Но вот что
делать нам с Василием - было загадкой.
     Брат  Василий  по генезису  его  личности был  сверху донизу  закован в
железные  латы,  и добраться до его творческого сознания, особенно, когда он
этого не  желал,  было не так-то  просто. Здесь требовалась  предварительная
тщательная  расшифровка  личностного  ядра.  Его  "Эго"  и "Супер-эго"  было
необходимо выложить на полочку всеобщего понимания.
     Брат Александр несколько  темнил, но все же сообщил свои предположения:
по мужской линии  Василий происходил  от гоблинов по прозвищу Красная Шапка.
Сведенья   об  этих  существах  пришли  в  жизнь  отечественных  сумасшедших
исключительно из  английского фольклора.  В нем эти  оборотни прославлялись,
как самых злобные существа, живущие в  развалинах древних башен и крепостей.
Там на большом острове они в изобилии сохранились вдоль шотландской границы.
Исстари по  этой линии замечательной английской земли гоблины вели  жестокие
битвы -  не  на жизнь,  а на смерть. Их радовали именно самые кровопролитные
сражения, оттого  они и  красили  свои  шапки кровью убиенных  в бою  людей.
Говорят,  что в  эпоху отсутствия  канализации, душевых и  ванных устройств,
гоблины  были  все  сплошь  грязными и  вонючими существами  -  с  косматыми
немытыми  и  нечесаными  волосами,  налитыми  кровью  глазами  и  клыкастыми
пастями.  Костлявые  пальцы  заканчивались  крепкими  когтями.  Они   носили
железные  сапоги,  прочие  металлические доспехи,  вооружались  французскими
алебардами или массивными посохами. Гоблины постоянно искали  столкновения с
врагом, и утихомирить  их мог только крест, поднятый  над головой  - завидев
его   злые  существа   издавали  жуткий  вопль   и,   полные  разочарования,
стремительно убегали, сбросив на землю очередной клык или коготь.
     Боевой  темперамент  Василия  как-то  скрашивали предки  по материнской
линии: это была ветвь знаменитых финодири, проживающих в основном на острове
Мэн. То были высокие, косматые духи,  предпочитающие разгуливать  совершенно
голыми. Говорят,  что  печать  уродства,  подмявшая косматые  существа, есть
следствие  наказания  их  бывшего  принца Ферришина, нарушившего  запрет: он
влюбился   и  совокупился  со  смертной  женщиной.  От   того  соития  пошли
современные уродцы, сильно почитаемые  сумасшедшими во всем мире.  Однако не
стоит наводить тень на плетень и причислять забавных жутиков к стаду изгоев.
Финодири очень любят  помогать  людям  в  тяжелом физическом труде  и готовы
работать  на этом поприще, не  покладая рук, как говорится, от зари до зари.
Только необходимо помнить,  что их  любимой  шуткой является рукопожатие, от
которого у простых  людей  хрустят кости, разлетаются вдребезги  и долго  не
срастаются.  Финодери,  естественно,  при  этом  ржут  от удовольствие,  как
лошади.  Но, если человек за  выполненный  тяжелый труд  решит отблагодарить
таких помощников  подарком - одеждой или добрым словом,  то финодери страшно
обидятся  и убегут,  зло  чертыхаясь.  Однако и ругать  их  тоже не следует:
финодери  злопамятны  и мстят обидчику на  свой особый  манер.  В  фольклоре
сохранилась история  о  том, как один крестьянин отругал финодери за то, что
тот  слишком  чисто  и  тщательно выкосил  траву,  не оставив на  лугу корма
коровам.  Космач затаился и стал  повсюду  следовать за своим обидчиком. Он,
шутки  ради, вырывал  из под самого носа у горемычного пучки травы вместе  с
землей и корнями. Луг такими усилиями был превращен в исковерканную пустыню.
Тот  финодери  даже  от  усердия  вырвал  из башмаков  незадачливого хозяина
шнурки,  и  тому  пришлось  осенью  и  зимой  ходить  расхристанным.  Логика
финодери, при  всей  доброте ее  первичного  посыла, обычным  людям  кажется
странной.  Они  находят  порочные комплексы  у  финодери,  очень похожие  на
поведение  заурядных сумасшедших.  Но подвергая  жутиков критике и осмеянию,
люди   страшно  рискуют.  Кстати,  и  многие  сумасшедшие  награждают  своих
обидчиков патологически вязкими анонимками,  жалобами  в  высокие инстанции,
злокознями и литературной сатирой. Все сатирики, пусть  простят они меня  за
правду,  естественно, прямые отпрыски финодери,  и  с  них  рано или  поздно
обязательно   спросится.  У  наших  отечественных  скалозубов   -   Михаилов
Жванецкого  и  Задорнова  -  имеются  все  основания  считать  себя  прямыми
потомками жутиков. Даже внешне, как две капли воды, они походят на моральных
и физических уродцев.  Правда,  все зависит  от  того  с  какой  позиции  их
рассматривать.   С  эстрады  они  не   всегда   выглядят  кретинами.  Но  на
Канатчиковой Даче  этих двоих, безусловно, примут  за  своих: их посвятят  в
принци  или,  на худой конец, в голливудские звезды.  Но  в любом случае, то
будут оборотни. По этой причине в свою палату мы их не примем.
     С  братом  Василием надо  было  что-то  срочно  делать,  и  мы  глубоко
задумались. Из тягостных размышлений нам помогла выйти Нина Викторовна - наш
новый лечащий врач. Кстати, Нину Викторовну мы давно  расценили, как фею, то
есть  как существо тоже не  из  мира  сего, но не  погрязшую основательно  в
черных делах. Ясно, что она пригрелась у пепелища фольклора народов Западной
Европы,  умыкнув  от  них  снежно-белые  наряды.  Такой   род  фей  обладает
миловидным  личиком,  пикантными   телесными  формами,   небольшим   ростом,
соблазняющим  даже мужчину-лилипута, задумчивостью, некоторой отрешенностью,
игривостью и гипнотическим взглядом. Феи патологически чистоплотны и стирают
свои снежно-белые одежды, подмываются тщательно, как французские  куртизанки
высокого  пошиба. При  каждом удобном случае  они  плещутся  в воде,  наводя
марафет.  А  такие случаи представляются, главным образом, ночью. Тогда феи,
приведя сначала себя и свои одежды в порядок,  веселятся, танцуют на берегах
- чистейшего  водного потока, игриво размахивая  своими  змеиными хвостами и
отбивая чечетку коготками птичьих ножек.  Случайный прохожий, заплутавший по
пьяному делу  мужчина,  соглашаясь  принять участие  в таких  танцах, должен
знать, что возврата домой уже  не  будет  -  его обязательно, предварительно
закружив в бальном пируэте, утащат на дно водоема.
     Нас ни сколько не смутило то, что  Нина Викторовна применила  к Василию
простой метод суггестии - она переключила его кобелиную установку на себя, и
все  пошло  в  нашем  миру,  как по маслу.  Удивляться было  нечему, хотя бы
потому, что  Нина Викторовна, тоже прекрасно оценивая себя и идентифицируясь
с  феей, была существом нашего  клана. Короче, она -  тоже  сумасшедшая!  Ее
окончательный  переход  на полное лекарственное и  гостиничное довольствие в
Дом Скорби был  делом времени. Не  надо  обладать  зрением  особой зоркости,
чтобы  почувствовать  -  час близится,  и в  наш  стан скоро  залетит  новая
птичка-сестричка. Поскольку Нина  Викторовна не числилась сатириком, то и не
скомпрометировала   себя  идиотскими  шутками  -   пошлостью  и  примитивной
халтурой. Мы с нетерпением ждали перехода Нины Викторовны в новое качество.
     Вот  именно в  этой  фазе  ожиданий  на  нас  всех  опять  накатило  от
Бушкевича-Привеса,  из  курса  нормальной  анатомии  вещее  слово:  Кишечник
развивается  из  среднего  и  заднего отделов первичной кишки: из  энтодермы
образуются  эпителий  и   железы  кишечника,  из  мезодермы  -   мышечные  и
соединительнотканные слои  его стенки. Точное описание подводило к пониманию
того, что  эмбриологические  вехи  ведут  анатомию  сложного органа  по пути
поведенческих раздвоений, утроений, учетверений и так далее.  Причиной таких
изменений  является тканевая разноплановость,  заложенная еще при  первичном
конструировании  человека. Она  и в  потомках присутствует  обязательно, как
различие логики развития и функции клеточных подситем.
     На  4-й  неделе  внутриутробного   развития  первичная  кишка  образует
вентральный изгиб,  нисходящее его  колено  дифференцируется в тонкую кишку,
вершина  соединяется желточно-кишечным протоком с  желточным мешком. Вот где
скапливается и  отстаивается плотский грех, рождающийся  от простого желания
быть постоянно сытым.  Малое тянется  к большому, то  есть, оседлав сытость,
человек рвется и  к обжорству.  Такое свойство перерастает в  грех,  который
сопровождает  живое  существо по  всей жизни, и только немногим  удается его
победить, задушить в зародыше.
     На 6-8-й  неделе  проток  облитерируется,  иначе  говоря, закрывается и
таким  образом  человеку предоставляется  реальная  возможность справиться с
новорожденным грехом.  На 5-й неделе недалеко  от  начала восходящего колена
образуется выпячивание  - закладка слепой кишки. В это время остальная часть
восходящего колена и  задняя  кишка  дифференцируются в толстую  кишку.  Так
последовательно и взаимосвязанно анатомически выстраивается кишечник: тонкая
кишка (intestinum tenue) и толстая кишка (intestinum crassum). Тонкая  кишка
-  самый длинный  отрезок  пищеварительного  канала  (6-7  метров)  имеет  в
диаметре 2,5-2,7 см. В тонкой кишке выделяют двенадцатиперстную кишку, тощую
(jejunum)  и подвздошную (ileum).  Дупликатура брюшины, крепящая кишечник  к
задней  стенке брюшной полости,  называется брыжейкой (mesenterium),  в  нее
заключены сосуды и нервы.
     Да, Бог,  конструируя человека,  все  хорошо продумал и с блеском довел
свое  творение до логического  конца.  Но Бог постарался  рассыпать арбузные
корки  для того,  чтобы  верхогляд  мог  поскользнуться,  крепко  трахнуться
затылком  о  поверхность  планеты.  Все сделано  для  того, чтобы был  повод
задуматься о  своем предназначении  и  о  правильном образе  жизни. Однако и
ребенку понятно, что, сотворив  Галактику и  бесконечность в  виде Кишки, да
еще и вложив ее уменьшенный образ в человеческое тело, Бог тем самым загадал
самую  главную  загадку  бытия.  Ответ  на нее  не  лежит на поверхности. Он
отыскивается лишь теми, кто наделен умением последовательно выполнять десять
святых заповедей.
     Слизистая   оболочка   кишечника  состоит  из  эпителиального  покрова,
собственной соединительнотканной  пластинки  и  мышечного  слоя. Всасывающая
поверхность  слизистой  тонкой  кишки  велика  (1300   метров   квадратных).
Благодаря  неровностям  рельефа  (круговые  складки,  ворсинки,  крипты)   и
особенно  присутствию  микроворсинок  клеток выстилающего эпителия, масштабы
активной  поверхности  Кишки  грандиозны. Ворсинки  (villi  intestinales)  -
выпячивания  слизистой  оболочки   в  просвет  тонкой  кишки  высотой  до  1
миллиметра достигают количества 4 миллионов (плотность залегания - 220  на 1
миллиметре квадратном). Крипты  или  либеркюновы железы (gl. intestinales) -
трубчатые  углубления  эпителия,  доходящие  до   мышечного  слоя  слизистой
оболочки (их количество достигает 150 миллионов) - это  активные  структуры,
трудяги.  Устья  крипт  открываются между ворсинками.  Эпителий, выстилающий
слизистую  оболочку,  -  однослойный  цилиндрический.  В  эпителии  ворсинок
различают каемчатые,  бокаловидные и аргирофильные клетки. Каемка образована
массой  цитоплазматических отростков  - микроворсинок  (1500-3000  на каждую
клетку).  В  центре  таких  паучков   проходят  микроканальцы.  Здесь  резко
увеличивается всасывательная функция кишечника. Бокаловидные клетки выделяют
слизь.   Аргирофильные  клетки  (клетки   Кульчицкого)  выделяют  внутренний
антианемический фактор (вещество Кастла), способствующее всасыванию витамина
В12,  и  секретина. Мышечный  слой слизистой оболочки  состоит  из наружного
продольного   и   внутреннего   циркулярного   слоев   -   он   обеспечивает
самостоятельную   подвижность    слизистой    без   зависимости   от   общей
перестальтики. Подслизистый слой тонкой кишки построен из рыхлой волокнистой
неоформленной  соединительной  ткани  с   большим  количеством  эластических
волокон.  Здесь  сосредоточено  большое   число   лимфатических  фолликулов.
Мышечный слой  тонкой  кишки состоит из двух слоев гладкой  мышечной ткани -
внутреннего циркулярного и наружного продольного.
     Я  читал  информацию,  как   пономарь  читает  Псалтырь   на  отпевании
покойника.  Трудно  было  взять в  толк:  для  чего  вся  эта  исключительно
специальная  информации  долбит  меня в  темя.  Может  быть, большая  птица,
перепутав  яйца с  черепной коробкой, долбит и  долбит меня  клювом.  Однако
можно   принять   и   другую   версию:   даже  поверхностное  знакомство   с
анатомическими  "ухабами" и  "рытвинами"  Кишки  тут же наводит на  мысль  о
судьбе  человека.  Все  у  Бога  предусмотрено:  во   всяком  случае,  можно
просмотреть логические повороты и детства, и юности, взрослости и  старости.
Просто, необходимо помнить: мы все  сидим у  негра глубоко в  жопе! Но,  как
отчаянный  спортсмен,  спускаясь  в  байдарке  по  стремнине  горной  речки,
постоянно настороже и вовремя маневрирует с помощью весла,  наклона корпуса,
то  так и человек в обычной своей жизни  не должен ловить ворон  и  ковырять
пальцем в носу, а быть постоянно начеку.
     Дальше  покатилась  новая информация, я попытался пропустить ее. Но  не
тут-то было  -  глаза не удавалось отвести от потолка, пестревшего  от слов.
Ритмично   шел   текст:  слизистая  толстой   кишки   без  ворсинок,   но  с
многочисленными   и  более  глубокими   криптами.  Эпителий   толстой  кишки
однослойный  плоский с  четырьмя видами клеток - каемчатыми,  бокаловидными,
цилиндрическими,  аргирофильными.  Мышечный  слой слизистой  оболочки развит
сильнее.  В  кишке существуют  три артериальных сплетения и два  венозных  -
запас прочности, так сказать.
     Слава Богу, текст замер, а потом и вовсе  исчез. Глаза начали отдыхать,
но  все  же,  так  называемый, "железнодорожный нистагм"  продолжал  бросать
глазное   яблоко   справа   налево.   Однако   уже   появилась   возможность
абстрагироваться от голой анатомии и перейти к обобщающей философии.  Пришло
на ум: особенности нашей больничной  жизни напоминают  анатомию,  физиологию
Кишки.  Все  мы  -  разнообразные  существа -  вписывались  в  феноменологию
занятных   галактических  преобразований.  Земная  жизнь  -  это  только  ее
маленький ареал, искусственно вычлененный из Бесконечности.  Да и Дом Скорби
-  наше временное  пристанище -  очерчен  тремя  масштабными  измерениями  и
четвертым -  коротким отрезком времени.  Он  тоже  кусочек бесконечности,  а
значит  и фрагмент Галактической Кишки!  Иначе и не могло быть, ибо все, что
было перечислено в виде известных анатомических реальностей было  включено в
наши  организмы - это объединяло нас,  классифицировало по простому подобию.
На одной и той же  почве происходило движение к сумасшествию.  Скорее всего,
путь  шел  именно  через известные  кишечные неполадки. Мы  были неразрывной
цепочкой и единой многокомпонентой  Вечной Жизни!  "И сказал мне: сии  слова
верны и истинны; и Господь Бог святых пророков послал Ангела Своего показать
рабам Своим то, чему надлежит быть вскоре" (Откровение 22: 6).

2.3

     Почему-то я снова не удержал собственное внимание в пределах анатомии и
соскользнул в  сторону заурядной физиологии: я вновь подумал  и заговорил  о
бабах. Образы Белой Дамы и веселящейся Феи со змеиным  хвостиком и  птичьими
лапками,  уже   относительно   просто   прилепленные  к  соучастницам  наших
несчастий,  требовали расширения круга возможностей патологической фантазии.
Я принялся усиленно рыться в своей генетической памяти, обозначая и выуживая
из ее глубин всех тех, с кем довелось встречаться  в прошлых жизнях. На свет
Божий выпрыгнуло множество Фейри  - существ,  относящихся к  женской,  а  не
мужской  половине  заветного  и загадочного мира. Но здесь также кувыркались
крошечные пикси, засыпающие после обеда в чашечках цветков. Откуда-то из-под
локтя  выскочили деятельные и быстроногие,  удивительно красивые,  как и все
прочие  фейри  женского   рода,  лепрехуны,  пуки,  бэнши,   фиры,  дарриги,
глейстиги, брэги, дуэргары, накилеви, брауни, детские боуги,  жирни и другие
существа, вышедшие из тайного фольклора различных народов мира. Никто до сих
пор окончательно точно так и не указал на правильные транскрипции имен таких
существ.  Ни один  ученый не внес четкие  поправки  в  классификацию  их  по
мужскому и женскому признаку.  Отсюда происходит путаница: хотя  бы  потому,
что   они  могут  легко   и  непринужденно  менять  пол  в  зависимости   от
обстоятельств. Так, видимо, и  родился трансвестизм и гомосексуализм, быстро
перекочевавшие в среду высших  существ. Глупостями  стали заниматься  сперва
представители высшего света, а потом и простолюдины приняли их недостатки на
вооружение.  Но  для  первых  такие  игры  оставались  весьма  дорогостоящим
занятием,  а последние  прибегали  к ним  не  столько  по простоте  мысли  и
инстинкта,  сколько  экономии ради. А фейри  без  особой  натуги  продолжали
менять свое естество, усиливая путаницу  в умах народонаселения планеты. Вот
вам и  объяснение  того,  как геронтофилия  и  граофилия,  пажизм  и  прочие
сексуальные  отклонения  были  вплетены в  возрастную дисгармонию  и  чуждую
добропорядочному человеку логику.
     Скачка мыслей - это приятнейший спутник любой формы шизофрении, и я уже
не раз в своей непростой жизни заряжался восторгом от происходящего со мной.
У  меня  не  появилось  желание удивиться, когда от сверхъестественного меня
качнула  к прозе  современной жизни: я вдруг очень  четко зафиксировался  на
великолепной и загадочной женщине  - Габриель Шанель. Потом-то я разобрался,
в чем причина такого скачка:  Нина Викторовна,  чтобы победить конкурентку и
окончательно  переключить  на  себя  Василия,  нафабрилась  сегодня  дорогой
косметикой, духами  "Шанель  No 5".  На меня этот  запах действует как-то не
очень правильно -  он не подавляет кобелиное  влечение  полностью, а  только
разворачивает  его в сторону агрессивности.  Иначе говоря, женщину, издающую
этот сложный запах, мне обязательно надо в конце оргазма укусить за щеку, да
так сильно, чтобы  у той стервы, косящей под француженку,  остался  кровавый
рубец на  самом видном месте.  Грешен, каюсь,  но  это  моя,  можно сказать,
каинова печать - я отдаю ее на  память сильно пахнущей Шанелью женщине! Явно
патологический  феномен  связан  у   меня,  по  всей  вероятности,   тоже  с
генетической памятью, но настолько дальней, что я никак не могу ее привязать
к  конкретному  образу,  событию, выглянувшему  из прошлого.  Одно  ясно:  в
генетических  могильника моего  рода, конечно,  присутствует тлен  вампиров.
Они, по всей вероятности, в дальнейшем сильно смягчили свой норов,  переведя
его в стойло цивилизованных отношений мужчины и женщины.
     Моя версия плохо мне помогала, и это понятно: кто из специалистов будет
сомневаться  в  том,  что   полное  отреагирование,  а  значит  и  возможное
излечение,  будет  иметь место только  тогда, когда ты сумел  привязать свою
патологическую реакцию  к конкретной персоне,  а  не рассеиваешь ее по всему
миру.  Мне  очень хотелось увидеть  рожу того древнего  вампира, заразившего
моих  прародителей такой  нешутейной страстью. Меня не могла  спасти  теперь
даже  самая строгая  вегетарианская  диета  и регулярные супружеские половые
сношения.   Нет-нет  да  и  ударял  бес  в   ребро  какой-нибудь  вульгарной
отсебятиной  - то  кровяной  колбаски захочется,  то  отбивной с  кровью, то
помыслы  уведут   в   сторону  желаний   насладиться  очередной  дефлорацией
неискушенной  медицинской  дивы.  Слава  Богу,  что  я   хоть  ограничивался
представительницами  своего круга - коллегами по  профессии, а не выходил на
широкие просторы бытия.
     Так вот: Габриель Шанель  - ласково Коко  -  умерла в  1971 году, успев
насладить мир своими духами, шляпками, элегантными платьями и костюмами. Она
была известной личностью - богатой, с  огромными связями, но, самое главное,
она успевала наслаждаться жизнью. Ее  эстетика формировалась в хороших руках
- из русский здесь постарался Сергей Дягилев. Известный хореограф приложил к
тому свои силы и творческую изобретательность.  В то время  он отсиживался в
эмиграции  в  Париже,  а  Коко  оказывала  весомую  материальную помощь  его
постановочным проектам - "Русскому сезону".
     Однако началось  "знакомство с Россией"  у  Габриель  Шанель  на  более
глубинном  уровне - через  Великого  князя  Дмитрия Павловича, высланного из
России Николаем   в январе  1917  года за участие  в  убийстве  проходимца
Распутина.  Мадам Коко была женщиной изумительной красоты - ну,  может быть,
на мой  вкус, конечно, у нее был слишком  широковат в своем окончании нос. Я
никак не мог назвать его "носиком", напрашивалось другое определение "утиный
нос".  В  судьбе  Коко  меня  нисколько  не  волнуют  ее  лихие  сексуальные
похождения, однако  озадачивает  занятная  социальная мимикрия. В ее  корнях
шизофренику  трудно, но любопытно разобраться. Дело в том,  что  в 1940 году
уже  в  возрасте  пятидесяти семи  лет  Коко завела стойкий  роман с  Гансом
Гюнтером   фон   Динклаге   -  атташе  германского  посольства   в   Париже.
Мужчина-аристократ был  на пятнадцать  лет  моложе  отцветающей  куртизанки.
Понятно, что у военного атташе к Шанель могли быть интересы разведчика, а не
только альфонса. Причем, они, видимо, шли так далеко, что он познакомил ее с
бригаденфюрером Вальтером  Шелленбергом, начальником V управления ("Аусланд
СС")  Главного  управления  имперской  безопасности  (РСХА).  Вспомним,  что
Шелленберг родился  16 января 1900 года в  Саарбюкене,  закончил юридический
факультет    Боннского   университета.   Он,   вняв   уговорам   одного   из
преподавателей,  вступил в 1923 году  в  НСДАП и  СС  и  далее успешно делал
карьеру  в  разведке  новой  Германии. Вальтер был  талантливым политиком  и
разведчиком:  его  доклад  о развитии  германского законодательства  привлек
внимание Рейнхарда Гейдриха. Он и предложил молодому функционеру работать  в
весьма  ответственном ведомстве:  с сентября  1939  по июнь  1941 Шелленберг
возглавлял отдел V Е, занимавшийся контрразведкой.
     В  самом  конце войны  Генрих Гиммлер  поручил Шелленбергу организовать
переговоры  с представителями американских спецслужб. И  он рьяно  взялся за
выполнение  ответственной  миссии. Габриель  Шанель  была  лично  знакома  с
Уинстоном  Черчиллем,  и  через  нее  -  видимо,  как  запасной  вариант,  -
Шелленберг  мыслил  действовать.  Она сама напросилась на поручение передать
конфиденциальное послание английскому премьеру.  Были конспиративные встречи
с  Шелленбергом (первая  - уже в 1943 году),  затем даже  поездка в  Берлин,
миссия в Мадриде. Искали удобные  пути передачи депеши Черчиллю, в частности
через  знакомого британского посла. Операция носила кодовое название "Модная
шляпка".  Но  она,  скорее  всего, носила  отвлекающий  характер:  никто  из
здравомыслящих   разведчиков  не  принимал  всерьез  вероятность  того,  что
английский премьер будет "пачкаться" интрижкой сепаратных переговоров. В  то
время Германия  была уже  фактически  повержена.  Может  быть, и  правомерна
версия о том, что в Габриель  Шанель  бурлила кровь  святой Жанны д'Арк, но,
скорее  всего,  в  ее  поступках  был  иной  - личный  интерес. А  о  святой
спасительнице выгодно  было вспомнить  после освобождения Парижа, когда Коко
арестовали для  дачи показаний о ее связях с нацистами.  Габриель продержали
под арестом всего лишь один час. За нее хлопотал даже Уинстон  Черчилль, как
бы забывший о  ней во время  спектакля  с  секретной  миссией почтальона, но
вспомнивший смазливую мордашку, когда настало время ее спасать.
     Шелленберг  на  допросах  во  время  Нюрнбергского  процесса  элегантно
выгораживал  Шанель,  принимая  удар на  себя. Может быть,  именно  по этому
Вальтер Шелленберг  получил сравнительно маленький срок тюремного заключения
и  через шесть  лет вышел на  свободу. Габриель поддерживала его не только в
тюрьме, но и после окончания срока заключения. Шелленберга освободили в 1950
году,  он  поселился  в Италии,  издал  книгу  воспоминаний  и  благополучно
скончался слишком рано - в возрасте 52 года - в 1952 году.
     Габриель Шанель - загадка, столь же романтическая и многоцветная, как и
ее духи  "Шанель No 5",  куртуазные шляпки и одежды.  Ее  поступки добавляли
загадочности в биографию вполне заурядной  куртизанки. Она явно была еще при
жизни причислена к духам Фейри - только не известно  - к злым или добрым. Но
такие параноики  живут рука об руку с экстравагантностью, легко  переходя из
одной  ипостаси в  другую. Вальтер  Шелленберг  - тоже, по  всей вероятности
относится к Фейри  - наверняка, к злому началу. Он, видимо,  был  дуэргаром.
Эти двое - Фейри мужчина и женщина - нашли друг друга только  потому, что не
могли не встретиться, ведомые одной и той же специфической моралью,  имеющей
простую логическую формулу: "Что твое, то мое, а что мое - никому не отдам!"
     Человек я сильно развращенный,  но не по природе своей, а только в силу
профессиональной,  врачебной  подготовки, потому мысль моя опять скакнула  в
сторону  интима.  Я  попробовал определить сущность  Габриель  Шанель  через
тантры: у меня вытанцовывался прочный  образ ее сущности -  это была узловая
"поза лотоса", иначе говоря, бандха-падмасана. Только так и  никак иначе! Но
вот,  когда я  стал  моделировать  возможную сексуальную технику, избираемую
Коко   в   ответственный  момент,  то   тут  все  неожиданно  сплеталось   с
умопомрачительной гимнастикой, акробатикой и эротикой. Я увидел Коко в сексе
не иначе, как в предпочтении тантры,  величающейся "позой спящего Вишну", то
есть йоганидрасана.  Чем-то подобным, скорее всего,  и привлекли резвую Коко
ее  немецкие увлечения -  сравнительно  молодые Ганс  Гюнтер  фон Динклаг  и
Вальтер Шелленберг.
     Вот тогда в  моем помутненном  от  настойчивых  размышлений  сознании и
появились вещие,  все объясняющие  слова из Священной книги: "И  схвачен был
зверь  и  с  ним  лжепророк,  производивший чудеса  пред  ним,  которыми  он
обольстил принявших  начертание зверя и  поклоняющихся его  изображению: оба
живые брошены в озеро огненное, горящее серою; а прочие убиты мечем Сидящего
на  коне,  исходящим  из  уст  Его;  и  все  птицы  напитались  их  трупами"
(Откровение 19: 20-21).

2.4

     Я лежал тихо, посапывая, претворяясь дремлющим, и мои  товарищи от меня
отвернулись, почти как от неодушевленного предмета.  Этому я был весьма рад,
ибо  у  любого  шизика возникают  проблемы  с  коммуникациями.  Я  стремился
ограничить сферу общения, а не  расширить  ее. Меня за последние  дни сильно
утомляли бесцельные толковища с  коллегами по работе,  с соседями  по  дому,
даже с  близкими родственниками  -  мне больше нравилось  лежать на  диване,
прикрыв  голову одеялом,  создав  перед этим  в комнате полнейшую темноту. И
пусть за окнами вяло тянется осенняя или зимняя ночь!
     В детские  годы, мне  помнится,  я  увлекался чтением книг,  написанных
исследователем пещер -  Норбером Кастере  и тоже мечтал загнать свою жизнь в
подземные лабиринты. Я зачитывался его книгами, как сейчас помню их названия
- "Десять лет под землей", "Двадцать лет...",  "Моя жизнь под землей".  Сами
по себе  те книги и  мое пристрастие  к их чтению -  отменный  документ  для
врача-психиатра, изучающего  повороты аутизма и индивидуализма, свойственные
шизофренику. Кровь  будоражило  и  то,  что  смелый спелеолог сумел отыскать
подобную  себе чудачку:  теперь  двое чокнутых  -  сам  Норбер и его  верная
супруга Элизабет Кастере исследовали подземелья. Их жизнь - пример поведения
загадочных  живых  существ:  нараки  (обитатели   ада,  кромешники),  претов
(голодные духи) или таких животных, как кроты.
     То  были  свидетельства  проградиентности  заболевания  и  одновременно
подъема  по  ступеням  карьеры,  свойственным  людям  ни  от  мира  сего. На
страницах, почти детективного романа, рассказывалось о том, как  хорошо быть
отщепенцем, изгоем - а это уже просто мечта шизофреника. Полагаю, что в одну
из  прошлых  жизней  близкого  родственника  Кастеро за  какие-то  серьезные
прегрешения зарыли  живьем в землю или замуровали в фамильном склепе, где он
благополучно и  отошел  в  мир  иной  от  голода, обезвоживания  и  нехватки
кислорода.  Но   переживания  лишений   были  настолько  сильными,  что  они
зафиксировались на скрижалях генетической памяти, и в определенном "семейном
сервере" Вселенского информационного поля остались нестираемые метки. Оттуда
выскребал  их  потомок  -  Норбер  Кастере,  да  его  незаменимая супруга  -
Элизабет.
     Если верить Зигмунду Фрейду, то в основе подземных супружеских подвигов
необходимо искать обычный оргазм.  На этом пути  не  существует таких помех,
как утомительное путешествие. Даже протискивание по  извилистой диаклазе, то
есть  по тектонической  трещине  без  смещения  погребальных  слоев, или  по
параклазе  -  трещине  с  явным  смещением слоев  горных  пород,  доставляет
неповторимое наслаждение.  Классический фрейдизм  поддерживал мои выводы,  а
про модификаторов  учения старика я уже ничего не говорю - в ту бочку  можно
было  сливать любые помои. Генезис тяги спелеологов к риску быть погребенным
в рухнувшей пещере, именно в том и состоит, что  он крепко-накрепко зацеплен
за давнее чувство эмбриона, девять месяцев жившего в тесноте, но не в обиде.
Там  в  кромешной  тьме   он  тоже  умудрялся  получать  особое  сексуальное
наслаждение,  трансформируемое  через  ткани  матери,  развлекающую себя  со
стороны поверхности.
     Генетическая    память    заклинивалась    на   либидо.    Ее   сигналы
трансформировались  в  святое предвиденье,  легко  выводящее чудаков особого
рода на общение с нужным сервером Вселенского информационного  поля. Лакомые
сигналы  заставляли их, обдирая бока, протискиваться сквозь  узкие горловина
пещер. Все это - только модель полового акта, причем первого - болезненного,
но тоже  приятного. Память о нем  останется на всю жизнь  вместе с мечтой  о
повторении.  Для  мужчины  это  останется возможным,  и его  будет тянуть  к
девственницам. Ну а женщину тоже будет тянуть к физической силе - к восторгу
от некоторой боли соития, к особой ласке с помощью плетки. Только убедившись
в стойкости  интереса  человека, пещера открывает самовластным лишенцам свои
секреты, впуская в широчайшие  и высочайшие внутренние  кладовые. Все это не
противоречило,  а, наоборот,  лишь доказывало  правильность нашей гипотезы о
Галактической Кишке  - логика  такой Кишки присутствует у некоторых  даже на
клеточном уровне.
     Я направлял  луч шизофренического анализа в корень жизни, ловя от этого
интеллектуальный кайф. Глубоко покопавшись в механизме "влечения" к ползанью
на карачках  в  тесной  кишке,  начинаешь  понимать,  что все  заключается в
особенностях работы операционной системы  моего  компьютера.  Не  было нужды
сомневаться  в том, что  генетическое волнение  зудило и математиков прошлых
веков - пионеров создания "думающих  машин", решивших помочь миру общаться с
информацией.
     Я нырнул в историю вопроса и откопал там некоторые интересные сведенья:
Блез Паскаль в 1642 году изобрел механическое устройство для сложения чисел.
Затем  в 1653 году Готфрид Вильгельм  Лейбниц сконструировал арифмометр, уже
способный  производить четыре основных арифметических действий с числами.  В
мрачной  и слякотной Англии  чуть  позже  математик Чарльз  Бэббидж  пытался
построить   универсальное  вычислительное  устройство,  но,   видимо,  дожди
помешали.   Размокли   перфокарты  придуманные  исследователем  в   качестве
механического носителя  информации.  Но благодаря  его трудам,  в  1943 году
американец Говард Эйкен  с помощью электромеханических реле построил  своего
знаменитого уникума - "Марк-1". Американец еще не знал, что уже в  1941 году
дотошный  немец  Конрад  Цузе изобрел аналогичную  машину. В  большевистской
России  процесс подобных  открытий  сильно  задержался только  из-за тупости
держателей  власти,  иначе  и  славянский  ум, весьма склонный к казуистике,
выдумал  бы  что-либо  интересное.  В 1945  году  Джон  фон  Нейман  ясно  и
решительно   просто  сформулировал  общие  принципы  действия  универсальных
вычислительных  машин,  иначе   говоря,  компьютеров.  По  моему  разумению,
огромный труд исследователей  по большому счету выполнен  исключительно лишь
для того, чтобы понять, как лучше продвигаться по кишке, никогда  не вылезая
из нее  наружу. А "наружи" собственно и не существует -  Галактическая Кишка
бесконечна!
     Ничего  нет  удивительного, что наша святая  компания, поселившаяся  на
время в сумасшедшем  доме, решила открыть, точнее,  протереть,  глаза  миру.
История  драматических и бурных скачков в науке от классической механики - в
чем  преуспел Ньютон - к термодинамике, затем, к электродинамике и, наконец,
к  квантовой  механике  -  это  игрушки  по  сравнению  с  нашим  больничным
открытием! Заумный  постулат Эйнштейна  о кривизне несопрягаемого континуума
пространства плюс времени мы как-то  еще  принимали. Но в тоже  время мы  не
могли  отказать  предельно  простому постулату  Макса Планка  о  кванте. Кто
посмеет  не согласиться с таким элегантным взглядом на  природу, когда в ней
живет и развивается, подпрыгивает и  беспрестанно вертится, снует минимально
возможная частица. Это же такая  красивая  и забавная  игрушка  для взрослых
детей!
     Ведь именно благодаря такому взгляду родилась ядерная физика двадцатого
века. Первооткрыватели в области квантовой механики умыкнули за свои  ученые
подвиги  восемьдесят  процентов  всех  Нобелевских  наград.  Странный  еврей
Эйнштейн  - гениальный  ученый,  провидец  - просил  прощения у  Ньютона  за
откровенное   хамство   в   виде  заумной   теории  относительности   с   ее
парадоксальными  выводами.  Макс  Планк  откровенно стеснялся простоты своих
взглядов на  квант  энергии,  ибо  они  никак  не соотносились  с  шикарными
теориями  Гюйгенса и  Максвелла,  уже  облаченными  в  элегантные  и  хорошо
расцвеченные одежды математических  обоснований. В воздухе  повисла  строгая
линия теории, объясняющей динамику простейшего перемещения физического  тела
и быстроменяющихся разнообразнейших диссипативных систем. Коварным динамитом
такой  категории,  как "время", Эйнштейн взорвал статическую  картину  мира,
данную Ньютоном. Хорошо, что он тут же споткнулся, заблудился,  как азартный
грибник, отправившийся в поход без компаса, и остановился  с пустой корзиной
в   руках   посреди   непроходимого   болота.  На  космологическом   векторе
интерпретации  времени  Эйнштейна  растянулся, смачно  икая.  Отвратительный
научный  фетишизм,  более  сильный,  чем  самые  отвратительные  сексуальные
извращения,   мешали  великому  ученому.  Из  такого  фетишизма  и  высунула
взлохмаченную голову  теория  о сотворении  Вселенной в  результате  взрыва.
Сторонники же  квантовых экстраполяций размазали в пыль и слякоть  категорию
"время". Но она сама виновата:  она перестала  действовать при возникновении
микрочастиц  в  их бесчисленном  многообразии и  "беспричинности"  реакции в
момент  возникновения  и  исчезновения.  Говорят,  что  уже  к тому  времени
Эйнштейн  основательно постиг суфизм и дела научные предпочитал воспринимать
без сильного азарта!
     Серьезно пережив болезни науки - ее гримасы и прыжки - все договорились
хотя бы на время о  том,  что гравитация по  Эйнштейну - это изменяющаяся во
времени  геометрия  пространства  под  воздействием  инертных  масс материи.
Поиски же определений антигравитации, ее  математических интерпретаций затем
были  самим  Эйнштейном  оценены  как  самая  глубокая  ошибка.  Все  ученые
развлечения  с  физическими,   философскими  и  математическими  обобщениями
повисают  в  воздухе уже при таком простом  вопросе  -  "А  как существовать
белку, что бы не погибнуть?" Ведь сама Жизнь пульсирует и кобенится только в
исключительно   узком   диапазоне   температур.   Сложнейшая   и  строжайшая
синхронизация  связей  позволяет  спирали   ДНК   непостижимым   образом  на
беспрерывном   конвейере,  безупречно   четко,   последовательно   соединять
различные атомы в нужные цепочки. Промоделировать в лабораториях, фабриках и
заводах такую высокую организацию труда пока еще никому не удавалось. Иногда
авантюристы   веселили   ученую   публику   сумасшедшими   заявлениями.  Так
большевичка   Лепешинская   -   малообразованная   дура   из  Архангельского
медицинского  института, ударилась  в треп об успехах выращивания "живого из
неживого". Она, видите  ли,  успешно клонировала особые  белковые  свойства.
Клонирование найдет  себе  последователей и  в нынешние  времена -  но такие
игрушки с природой могут закончиться серьезными размолвками с Богом.
     Известно,  что  одним из  пробных камней  физики, является  определение
того,  как  движутся  физические  тела  в  пространстве.  У  Аристотеля  все
происходит  в  результате  "подталкивания"  движущихся  тел  средой.  Ньютон
заверил  общественность,  что  движение -  это  всего  лишь  "дифференциация
первичного  толчка".  Он  надеялся пробудить  веру  в то,  что движение  тел
происходит "по законам инерции и всемирного  тяготения относительно мирового
эфира в  абсолютном потоке времени". Эйнштейн декларировал  основу движения,
увязав   ее   с  геодезическими   линиями   искривленного   инертной  массой
пространства-времени  относительно  наблюдателя.  Все совершалось,  якобы  в
пределах конечной скорости,  ограниченной в природе  скоростью света. Но для
этого стало необходимым утвердение, что меняется темп временного потока. Как
не крути, но у всех трех теорий в основе лежат воздействия внешних факторов,
но  не нашлось  слов в защиту внутренних, иначе говоря, имманентных  свойств
материи.
     Но  мало   науке   и   такого  конфуза.  Оказывается,  тупиком   теории
относительности  является  антидиалектический вывод  о взорвавшейся в  некой
точке  и раздувающейся  теперь неуемной  Вселенной.  В  перспективе  ее ждет
конечность  -  в  виде  распада на  фотоны  и электроны. Квантовая механика,
обнахалившись   вконец,   не  пытается  даже   раскрывать   физическую  суть
элементарных  частиц,  волн-энергии фотона  и  их  превращений. Предложенную
Эйнштейном  и   являющуюся   предметом   гордости   известную   формулу   E=
mc2 , теперь рассматривают  только как  условное однонаправленное
равенство.
     Страшную кутерьму в стройные ряды физических теорий внесли исследования
Э.Хоббла, проведенные  в  1929 году.  Непоседа установил красное  смещение в
спектрах далеких галактик,  очень напоминающее эффект Допплера.  В 1964 году
Пензиас и  Вилсон докатились  до  того, что  сделали выводы о происшедшем  в
далеком прошлом Большом Взрыве Вселенной. Правда, эту гипотезу Х.Альвен  тут
же  втоптал в грязь, заявив: "Теория Большого Взрыва -  оскорбление здравого
смысла".
     Кто  знает, куда могли завести меня  размышления -  скорее всего, туда,
куда уже отправили нашего Математика  и Чертежника - в отделение интенсивной
терапии вспышек шизофренической  активности. Но появилась медицинская сестра
с  такой приятной линией тела -  попкой, грудью и ножками  - что  у меня все
сразу же встало! Все  встало на свое  регулярное  место, и я  возвратился  к
заурядному человеческому  мышлению - я  сильно захотел  общения с  женщиной.
Однако медицинская сестра пришла ни ко мне и не за мной  - она задала вопрос
Федорову Александру Георгиевичу. Он  в это время лежал, укрывшись с головой,
как  бы ограждая себя от влияния внешнего мира  и  от воздействия всей  этой
формульной накачки.
     Он "ограждался", а я  вот почему-то поддался ее  обаянию. Тем не менее,
было   ясно,  что   мысли   диктовались   с   чужого   сервера   Вселенского
информационного  поля, я  к  нему впрямую не  имел отношения.  Меня  подвела
извечная   эксплозивность,   то   есть   скольжение   -    особое   свойство
шизофренического мышления.  А вот  брат  Александр устоял, и вдруг я  понял,
почему он устоял. На потолке  обозначились известные каждому школьнику слова
вождя  пролетариата:  "При незнании  диалектики новая  физика свихнулась  на
релятивизме:  материя   исчезла,   остались  одни   уравнения".   Слов  нет,
В.Ульянов-Ленин сам был отпетым  шизофреником, иначе как же он мог  верить в
марксистскую чушь, пропагандировать ее  и  перевернуть кверху тормашками мою
родину.   Видимо,   работала  еврейская  солидарность,  национальная,  а  не
классовая корпоративность. Быть релятивистом до мозга костей,  но обвинять в
нем других,  не  замечая собственной  повернутости  на  все сто  восемьдесят
градусов.   Носителями   ложного  идеалистического  учения   были  как   раз
большевики,  и   первый   среди  них,  естественно,   -  сам  вождь.  Мнимая
объективность  являлась  элементарной   безграмотностью  и  ограниченностью,
запрограммированного на фанатизм мышления. Похоже, что и я попытался залезть
не в свои сани!
     - Александр  Георгиевич,  - заворковала  ласковым  голоском, как обычно
говорят  с  именитыми, но совершенно безнадежными  больными,  очаровательная
медицинская сестра, слегка тормоша  край одеяла над  головой страдальца, - к
вам посетительница. Вы примете ее?
     Мне  в голову  ударила  скабрезная  мысль:  "Лучше  бы  она не уходила,
раздевалась,  но  только молча, без  разговоров".  Все  же  молчащая женщина
намного приятнее, чем говорящая. Между тем Федоров очухался, выплыл на ладье
фантазий из  глубокого раздумья - что же  еще делать сумасшедшему.  От  него
последовал встречный вопрос:
     - Элочка, кто же ко мне пришел - дама или особь мужского рода?
     Я-то видел, что рука брата Александра давно уже вылезла из-под одеяла и
поглаживала  попку  медицинской сестры.  Чувствовалась  школа, воспитание  и
заряд  на  милосердие  -   Элочка  даже  не  шевельнулась.   Скромную  ласку
страстотерпца с  почти  помутненным рассудком она  приняла как благословение
монаха-аскета,  скажем,  Валаамского  монастыря. Как не странно,  Элочка  не
спешила уходить. Она словно бы старалась  выполнить и мой социальный заказ -
она молчала, улыбалась, демонстрируя и мне рикошетом свой отменный  профиль.
Элочка присела на краешек кровати - видимо, чтобы удобнее было адсорбировать
ласку  мэтра.  Кстати,  я  всегда  приветствовал  неформальные  отношения  в
медицине  между коллегами  и  больными. Так,  кстати,  по  моим наблюдениям,
результаты  лечения  резко  повышаются.  Очаровашечка   вошла   в  подробные
уточнения:
     - Пришла  какая-то крупная дама. Настолько крутая, что был  даже звонок
от главного врача с указанием допустить ее к вашему телу поступил.
     Федоров  простонал и томно закатил глаза - было очевидно, что начинался
театр одного актера - затем взгляд резанул  Элочку,  да так  сильно, что она
ойкнула. Рука мэтра передвинулась ближе к промежности медицинской  сестры, а
тем временем лился словесный ручеек:
     - Элочка,  если вы позволите, - молвил брат Александр елейным голоском,
-  то  я  приму даму, лежа в  постели  - при народе и  в вашем  присутствие,
конечно?
     Медицинская  сестра  несколько  заупрямилась,  как   бы  ревнуя  своего
подопечного  к чужой  даме,  затем  решительно  расправила  плечи, выпрямила
позвоночник,  демонстрируя   безупречную  осанку.  Такую   стать  не  смогли
изуродовать  годы ученичества. Такая физкультура сделала свое дело:  верхняя
пуговка   на  халате  не  сдержала   нажима  весомого  бюста  и   с  треском
расстегнулась.   Все  пациенты  одновременно  выдавили  тоскливое,  мужское,
многострадальное - "ОХ"!!!..
     - Надеюсь,  мальчики, все  произойдет без  эксцессов, без насилия? - на
всякий случай уточнила Элочка. - Учтите, у меня не забалуешь!
     Девушка,  продемонстрировав нам  несгибаемую волю  - она оставалась при
исполнении своих  обязанностей.  Она,  как быстроногая  ящерка,  скрылась за
дверью.  В  палату, с  некоторым  опасением,  вплыла та  самая  дама-гостья.
Видимо,  профессии,  а  не  только  гены,  откладывают  отпечаток  на  облик
государственного  служащего.  То,  что  пришел  "служащий"  -  ответственный
работник,  в  том  никто  не сомневался.  К  нам  пришел мастодонт  странных
пропорций: рост, как у шахтера, и такой же цвет лицо. Плечи широкие и высоко
поднятые, шея как бы отсутствовала, то есть она была,  но росла откуда-то из
глубины  грудной  клетки. Шейный отдел позвоночника,  скорее  всего, интимно
связывался с печенью, с  желчным пузырем.  Бюст у  дамы закреплялся сразу же
под ключицами. Оттого казалось, что он недосягаем  для мужских рук.  У  меня
тут же появилось видение. Казалось,  что бюст - это троехолмие, то есть  под
одеждой  прятались три сиськи!  Руки у дамы были огромные, когтистые.  Цвета
глаз  я не  разобрал поскольку все мое внимание приковала нижняя часть тела.
Существует  такой инструмент  -"баба",  им забивают сваи  при  строительстве
фундаментов. Такой ручной бегемот мог бы выступать в цирке!
     Естественно, мы все обомлели. Вопрос о том, кем же приходится мастодонт
брату Александру,  отпал сам собой -  на лице дамы была написана весточка  о
профессии. Это, конечно, был человек  из какой-нибудь страховой организации.
Дама, опасливо косясь на всех сразу, поспешила представиться:
     -  Жабицкая  Галина  Николаевна,  из  Фонда обязательного  медицинского
страхования, с поручением от дирекции.
     Первым  взбодрился  брат  Александр,  поскольку  в   палате  стулья  не
предусматривались,  то он  подвинулся и предложил присесть  Жабицкой на край
своей кровати. При этом он театрально - страшно и  многозначительно - вращал
глазами.  Уже  от  одной   такой  прелюдии  женщина  с  развитым  инстинктом
самосохранения  должна была пулей  вылететь из палаты. Но  Жабицкая испустив
дух, как  воздух отдает атмосфере проткнутая  шилом камера футбольного мяча,
все   же  решилась  приземлиться  на  койку  сумасшедшего.  Панцирная  сетка
скрипнула и провисла до пола. Ножки кровати намертво вдавились в пол, слегка
согнувшись.   Женщина   теряла   равновесие   и   несколько   посунулась   в
образовавшуюся  по  середке  яму.  Брат   Александр  воспользовался  удобным
предлогом и  с чувством облапал  Галину Николаевну. Бурча  что-то  под  нос,
аппетитно-зловеще  облизывая губы,  он демонстрировал  неутоленную  страсть.
Феномен  эмбриональной  тяги  женщины  к силе  и  боли  проснулся  у  Галины
Николаевны - она, от предвкушения разврата, потеряла дар речи. Мы все хорошо
понимали, что начинается гипноз - Федоров  давил посетительницу  сумасшедшим
взглядом, словно пытаясь за один сеанс отнять у нее и  кошелек, и сбережения
со сберкнижки, и квартиру, и дачу, и женскую честь!
     Галина  Николаевна  пыталась  бороться  с  искусителем,  но  при   этом
совершала ошибку:  она пыталась выдержать его взгляд.  Но сумасшедший взгляд
всегда побеждает в  таких соревнованиях. Сумасшедшему  нечего  терять, кроме
своих цепей  и скудного больничного пайка, поэтому  он  готов пойти на любую
каверзу. Но Жабицкая занимала должность в служебной иерархии, позволявшую ей
обогатиться,  практически,  без  особых стараний,  потому  она  готова  была
уступить  Федорову все  свое состояние.  У нее не  было необходимости беречь
"женскую  честь",  она  искала  полноценные  ответные  чувства.  Федоров тем
временем молчал,  как рыба,  не предпринимал никаких  серьезных  действий, и
только  ел  глазами  гостью.  Он  был похож  сейчас на  океанского кашалота,
замершего  в теплом молоке субтропической  акватории.  Казалось даже, что он
раздувает ноздри  и пускает фонтаны любви.  Но такой  сложный процесс  могли
видеть  только  мы  -  сумасшедшие,  то  есть  люди  с  развитой  творческой
фантазией. Галина Николаевна от нас явно отставала.
     О,  нам такой  поворот событий  очень понравился -  мы  спокойно  могли
принять участие не только в групповом изнасиловании, но и в дележе имущества
богатенькой посетительницы. Мы  готовы были пойти и  дальше -  нам казалось,
как  всем глоболистам,  что  имущество  богатых необходимо поделить  поровну
между  всеми живущими  на  земле. Для начала, мы  раскатали губу на  "тайные
ручейки" доходов администрации обязательного фонда медицинского страхования.
Наш  пронырливый,  воспаленный  интеллект  почему-то  подозревал дирекцию  в
сговоре  с руководством банка, в  котором фонд держал  свои активы. Мы же не
дети, собственно говоря,  понимаем, что они "крутили"  их и делили  прибыль,
оставляя больных  во вшах! Иначе, как понимать причину бедствий современного
здравоохранения.
     Мы решили воспользоваться  случаем и спросить с Галины Николаевны ответ
за все прегрешения бюрократов от медицины. Сумасшедшие хотели потребовать от
нее индивидуального пайка. Как  хорошо получать питание  прямо  из ресторана
гостиницы  "Астория", да  еще  порцию  вина ежедневно, примерно  в таком  же
количестве, как выдают морякам в тропиках или подводникам. Ежу понятно,  что
мы накрыли шайку паразитов,  и у нас была лихая возможность призвать всех ее
участников к ответу! Однако Галочка была непростой штучкой: после секундного
конфуза  она быстро  взяла себя  в руки  и напялила маску кислого, я бы даже
сказал, брезгливого величия. Ее лицо приобрело очевидность  жабьего свойства
- оно стало злым, толстым, одутловатым, некрасивым и глупым. За такие фокусы
необходимо   наказывать   решительно   и  бесповоротно.  Мы  ждали   реакции
гипнотизера, и он таки сказал свое веское слово.
     Возник эффект  "разорвавшейся бомбы" - ясно, что брат Александр  не был
новичком в  авантюрах. При случае он  мог выполнить и роль палача, и ни один
мускул  не  дрогнул бы на его испитой, но  умной, как у  собаки  Баскервиль,
давно небритой морде. Коль скоро такая "наживка" сама приплыла к нему, он ее
не упустит. Он выпустит даму  на волю, только откусив от жирного бочка и дав
полакомиться  подельникам.  Воздух палаты завибрировал от звуков незнакомого
голоса  - это  наш  виртуоз,  брат  Александр,  маскировал  свои  откровения
чревовещанием.  Посторонним же  казалось,  что  где-то  невдалеке, ненароком
включили громче радио или телевизор, и музыка стиха полилась.

     Гибонно-сутулая Галка
     осиной в дупле рождена.
     В одежде она - величава,
     нагая - пикантно жирна!
     Томил ее деспот опалой:
     без денег, поездок, вина.
     Нащупаны точно каналы,
     "капуста" рекой потекла.
     Сутулые, как и смешные,
     из Фонда тянули сполна!

     Естественно,   глаза   у   Галины  Николаевны   наполнились  ужасом   и
негодованием,  но  нельзя  было  обвинить  присутствующих  в  идеологической
диверсии,  а  потому:  "Вещей  нет -  кражи  нет!"  Все пришлось  валить  на
телевиденье.  А  оно  -  отечественное  телевиденье  - давно  обогатило наше
сознание картинками из жизни, вызывающими  отчаянное  желание лечь не только
грудью на амбразуру дзота, но и отведать тельца богатенького Буратины.
     Ожидание   противоестественного   настолько  смутило   сознание  Галины
Николаевны,  что  она  вновь  стала  терять сознание  и сама по собственному
почину  повалилась грудью на грудь гипнотизера. И он распахнул, но, конечно,
не объятья, а ворот на кофточке  слегка  замлевшей  от испуга женщины, потом
подобрался   под  спину  и  расстегнул  сцепку  бюстгальтера,   сковывающего
экскурсию  грудной клетки. До полного  обнажения тела оставалось немного, но
брат Александр произнес вещее:
     - Братья! Мы  с вами интеллигентные люди, так поразмыслим: что мы можем
увидеть,  обнажив тело этой доверчивой  женщины.  Мы  увидим  только то, что
видели тысячу раз,  но  в иных по значению ситуациях?  Так стоит ли идти  по
скользкому  пути насилия и  экспроприации? Исторический  урок того уже был -
нам не  нужны,  я полагаю,  повторения ошибок?!  Так продолжим  высоко нести
знамя  клиники  душевнобольных, не станем втаптывать в  грязь  нашу  честь и
святые  принципы медицины. Вспомним:  "Сеется  тело душевное, восстает  тело
духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное" (1-е Коринфянам 15: 44).
     Галина Николаевна  боялась разжать веки, ибо страшно было  смотреть  на
гарцующих "духов".  Эти сумасшедшие  по  Закону  не могут  быть привлечены к
уголовной  ответственности  даже  за  убийство  с  самыми,  что  ни на  есть
отягчающими обстоятельствами. Женщина полагала, что  групповое изнасилование
тем более не будет  приниматься всерьез. Галина  Николаевна  не была  лишена
чувства юмора, а потому вспомнила байку про то, как петух гнался за курицей.
Курица  думала: "Не  слишком ли я быстро убегает"? А  петух,  наддавая жару,
успокаивал себя мыслью:  "Ну,  если  и не догоню, то хоть согреюсь!" Женщина
рассмеялась  и   тем   сняла  напряжение.   Психи,  как  бы  успокоились,  и
переключились на более ответственные, социально-политические, темы.

     "Черная жаба" из недр выползала:
     пипочку терла начальству, сосала.
     Что-то волшебное и повседневное
     из-под одежд невзначай обнажала:
     жало - ни жало? восторгов начало!
     Нудного, тихого, пошлого "мало",
     глупого "надо" - жратвы, водопоя.
     Сплетен лукавых - аксессуарных -
     боль ублажали - в душе замирали.
     Жизнь уплывала - любовные пары
     шелест восторгов уложат на нары:
     "Клара у Карла украла кораллы".
     Всем на халяву чего-то все мало!
     Живности сало - Закон оплывало,
     собой торговало - кураж узнавало,
     не возвращало - блуд подслащало.
     Галя стенала:
     мечту убивала - в грехе распухала.
Прости их, Господи!
ибо не ведают, что творят!

     Брат Александр  обвел всех нас пламенным взглядом,  подпалившим и  наши
свечечки. Зажглись  у всех огоньки дальнего  путешествия, и из него  для нас
возврата не будет. Ко-терапевт молвил, почти как  на митинге, организованном
заблуждающимся  Евгением Киселевым на поганые деньги корыстного Гусинского -
явного и тайного врага русского народа:
     -  Братья, распахните окно духовного спасения, пусть сомлевшая женщина,
- может впервые!  - приблизившаяся к осознанию многогрешности, вдохнет струю
бодрящего кислорода.  Воздух  нашей палаты не  осквернен  суетностью греха и
казнокрадства. Пусть она воспользуется последним шансом - пусть пообщается с
нашей вселенской правдой! Все  мы жильцы одной и той же Галактической Кишки!
А я  прочту  вам  стихотворный экспромт, родившийся по  случаю  просветления
заблудшей.
     Галина Николаевна  медленно разлепила веки и увидела компанию остолопов
в  полном  составе  -  страшных  в  своей  нерушимой  уверенности,  что  они
неотразимы  и все им  дозволено!  Все, как один,  очень внимательно  рыскали
ненасытными взглядами у нее за пазухой. Там мы пытались  разыскать  ответ на
вопросы:  "Сколько у Жабицкой  грудей? Как  она  успеваете выкармливать  так
много  паразитов - директора  Фонда, его  заместителей,  близкое  окружение,
сплошь  состоящее из подкидышей-придурков, и  массу комиссий?"  Понятно, что
даже если только регулярно поить эту зажравшуюся, наглую публику, то и тогда
народные деньги будут таять, как вялый, ноздреватый весенний снег под лучами
развратного солнца.
     Нам  было жалко  запутавшуюся в  моральном  долге  женщину.  "Но,  если
назвался  груздем, то полезай  в  кузов!"  - бубнили стены нашей  палаты. Мы
видели чиновную  душу мятущейся женщины только  в  образе Менады. Той самой,
которая в компании себе подобных вечно таскается за богом Дионисом, сокрушая
все  на  своем  пути  -  прежде  всего  здравый  смысл,  затем  -   честь  и
порядочность.  Пообвыкнув,  она  в  диком  восторге  терзает  в  клочья  все
беззащитное -  попадающихся на пути  животных,  своих сослуживцев  -  жалких
людишек. Попадают  под  руку и  убогие пациенты  огромного  числа больниц  и
поликлиник  -  все  сплошь убивающиеся  на  голодном  пайке.  Да,  Менада  -
отвратительное существо. И не важно  - по  злому умыслу или по недомыслию  -
Галина Николаевна втянулась в порочный круг. Никому от этого не легче!
     Желчный пузырь у многих  напрямую соединен  с мозгом,  а  потому  у них
преобладают черные мысли и слова заветного оговора. Бог не дает таким особам
детей,  дабы  не  засорять  Вселенную  и,  ее  маленький  островок, Землю  -
неблагополучными особями. Бог рано отбирает у таких законного супруга, чтобы
увести его в зазеркалье -  дать  ему отдохнуть  и  набраться чистых  сил для
последующей жизни.
     Оттолкнувшись  от  несложных сравнений, я с  головой  ушел  в  кишечные
абстракции: микрофлора кишечника  отличается разнообразием  в зависимости от
возраста человека, и отдела кишечника. У новорожденных меконий - стерильный.
У малышки в кишечнике отсутствуют микробы в течение первых суток. На второй,
третий  день  появляются  бифидобактерии, количество его  нарастает,  а  при
переходе  на  смешанное вскармливание микрофлора  у  ребенка  приближается к
взрослому   стандарту.  У   взрослых  в   верхних  отделах   кишки  микробов
сравнительно мало - обитают молочнокислые  бактерии,  энтерококки,  кишечная
палочка,  дрожжи и другая  нечесть. В  толстой  кишке нарастает разнообразие
среды  обитания, а потому  и появляются  разнообразные  микробы,  да  еще  и
большом  количестве.  В  сутки   человек  с  испражнениями  выделяет  до  17
триллионов  микробов. Это вам - не хухры-мухры! Начинается светопреставление
в темных пещерах кишки. Тут вам и разновидности кишечной палочки, и странные
полиморфные   бактероиды.   Их  подстегивают  своими   каверзами  анаэробные
бактерии,  ацидофильные палочки, протей.  Куражатся  от собственного величия
различные  кокки,  гнилостные бактерии, дрожжи,  плесневые грибки, спириллы.
Нередко  с   пищей  являются  в  кишку   простейшие  и   другие  простенькие
абракадабры, перемешанные с глистами и лямблиями.
     За  мыслями  о  кишечных  микробах  и их  параллелях в  мире  людей,  я
пропустил   подробности    разговора   Галины   Николаевны   с   Александром
Георгиевичем. Понятно было  лишь то,  что у администрации фонда - с перепоя,
что ли? - родилась фантастическая идея ободрать нашего собрата по несчастью,
как липку. Они мечтали: чего-то там ему  не заплатить, из премии удержать за
дни  болезни  и  вообще  подговаривались  к  тому,  чтобы  уволить его,  как
психически несостоятельную личность. Эти олухи забыли, что шизофрения -  это
почетное  звание.  Ну,  скажем, как  звание "Заслуженный  деятель  науки или
культуры". Только  администраторы, найденные сразу после рождения на помойке
могут  покуситься на  честь уникума,  на  материальное  благополучие святого
человека.
     Брату Александру, конечно, все измышления администраторов были по херу!
У него были и другие источники существования, а на  скучную работу он ходил,
главным образом,  для того, чтобы насытить свои  творческие задумки броскими
персонажами. Известно, что человек искусства  должен  быть  сильно  задет за
живое, только тогда в его душе просыпаются значительные  переживания, дающие
стимул творческому прозрению. Брат Александр воистину заочно благодарил всех
остолопов,   решавшихся  поднять  руку  на  его  персону.  Он-то   жизненные
катаклизмы  считал подарком  судьбы.  Однако к  Галине  Николаевне  у  него,
видимо, были  и какие-то кобелиные пристрастия. Что-то  неопределенное в  ее
анатомии будоражило фантазию нашего писателя. Может быть, она напоминала ему
пассию,  пришедшую  из  молодости?  Так  часто бывает,  если разгул страстей
задумывался, но по каким-то  причинам не  осуществился.  Да черт его  знает,
этого  Федорова  Александра  Георгиевича  -  вечного  странника,  колдуна  и
фантазера - одним словом, Знахаря!
     Я сделал  такой вывод  по  очень  простой причине: вместо  того,  чтобы
стряхнуть Жабицкую с койки, как кучу дерьма, он дал ей место под солнцем. И,
что  самое странное, -  он тратил на нее слова, он просветительствовал! Брат
Александр на полном серьезе стал объяснять бухгалтерше значение слов Святого
Апостола Павла: "Ибо корень всех зол есть  сребролюбие, которому предавшись,
некоторые  уклонились  от веры  и  сами  себя подвергли многим скорбям" (1-е
Тимофею 6: 10).
     Зачем  женщине  так  много  знать?  А  тем   более  понимать,  поглащая
информацию из  уст  профессора богословия?  Жабицкая - откровенная бандитка,
заговорщица и  казнокрад. Она -  больше порочна, чем пройдохи -  Гусинский и
Березовский, вместе взятые.  Потому что она воровала из  мелкого кармана, да
еще у больных! Но брат  Александр,  словно расслабленный  умом, принялся  по
доброте душевной  объяснять глупой бабе слова  истины! Она же решила во всем
запираться, как  последняя падла.  Святые слова  повисли в воздухе: "Ибо  мы
ничего не при несли в мир; явно, что ничего не можем и вынесть из него" (1-е
Тимофею 6: 7).
     Большой и  добрый ребенок - Чудак пытался просвятить маленькую мафиози.
Он муссировал один из главных принципов цивилизованного общества: "Живи так,
чтобы не мешать жить  другим". Святая наивность - брат  Александр должен был
помнить только одно указание Святого Апостола  Павла: "Негодных же  и бабьих
басней отвращайся, а упражняй себя в благочестии" (1-е Тимофею 4: 7). Вот он
блеск философской  мысли!  А говорить со  стеной неподбеленной - разве ж это
достойное  занятия для шизофреника, да еще  со  степенью доктора медицинских
наук.  Надо  же понимать разницу  между  содержимым  головы  глупой  бабы  и
корифея!
     Но,  наконец,  и  брат  Александр  растерял самообладание и  понял  всю
тщетность своего педагогического эксперимента.  Жабицкая пыталась еще что-то
нам объяснять, уговаривать принять ее бандитскую логику, но мы  уже потеряли
к ней всяческий интерес.  От пошлой стервочки  мы  перекинули внимание и  на
губернатора нашего славного города: "Ибо кадры в период реконструкции решают
все!"  Думай, губошлеп, кого назначаешь на ответственные посты - это тебе не
керосиновая лавка! Если речь идет о медицинском страховании, то и руководить
фондом  должен  образованный  врач  и  отменный  администратор, а не  жалкий
прикладник- промокашка!
     Как исчезла Жабицкая, никто не заметил - для нас она вроде бы растаяла,
растворилась  в воздухе. Да, и хрен с ней! - если не формулировать  проблему
иначе. Нам нужны только здоровые женщины и, желательно, максимально морально
устойчивые.  А в  лице Галины Николаевны  мы имели весьма зыбкую субстанцию,
близкую к уже разложившемуся овсяному киселю. Тут же эхо застучало в ушах, в
сознании: "кисель...Киселев...Сорокина... сорока"...Тлен попался в плен!  Мы
снова ворвались  в  глубокую  нишу  нашей  совместной  духовной жизни  -  мы
шизофреники и для нас это звучит гордо! "И кто не был записан в книге жизни,
тот был брошен в озеро огненное" (Откровение 20: 15).

2.5

     Вечер накатил  нежданно  и негаданно, его поступь была тишайшей, никому
не  мешавшей  фильтровать  через  Вселенское информационное поле  мысли.  Мы
погрязли  в обсуждении светлых  идей и не  собирались  контролировать время.
Задним числом интересно отметить, что Эйдемиллер и Каган чувствовали себя во
время визита Жабицкой как-то  скованно. Эйдемиллер так просто, в обычной для
себя  манере,  забрался  на  подоконник  и  устроился  на  нем в позе  орла,
восседающего на утесе. Мы  боялись, что  он спутал  край подоконника с краем
унитаза - могли получиться неприятности.
     Известная печаль струилась во взгляде Эйдемиллера. "Орел" очень походил
на солдата  первого года службы тихо  отдыхающего в казарменном  туалете. Но
наш  товарищ никогда  не  служил  в  Армии  из-за геморроя  и  плоскостопия.
Оставалось одно:  он весь ушел во  внутреннее  созерцание,  его  мысли  были
направлены далеко в Кишку, в тот ее отдел, где поселился контингент наиболее
думающий  микробов,  сопереживающих  большой  философии  -  имеются  в  виду
клостридии. Витя Каган наоборот сидел на собственной койке в вальяжной позе,
закинув  ногу на  ногу,  и  даже  вызывающе  подбоченился. Но  взгляд его  и
напряжение мимической мускулатуры тоже свидетельствовали о дальнем походе  к
истине,  гнездившейся  в  районе  прямого отрезка  Кишки.  О  чем  же думали
мастера?  Какие  глобальные  теоретические  проблемы сейчас  решали эти  два
гиганта мысли? Абсолютно точно ответить на этот вопрос, конечно, невозможно.
Но  по косвенным признакам судить все  же можно.  Они занимались виртуальной
погоней за Галиной Николаевной - гоняли ее  по  Кишке  и  ловко  пользовали,
думая,  что  делают это  по обоюдному согласию. Обстановка и атмосфера таких
сексуальных   игр,   слов   нет,  была   далекой   от   норм,   утвержденных
Государственной санитарно-эпидемиологической службой!
     Все  мы как-то сразу  отвлеклись от толстой  и горбатой  женщины: мы не
заметили, в какой именно  момент растворилась за дверью Жабицкая. Да и леший
с ней! Нам  недосуг  думать  о пустяках!  Важно  другое: почти  одновременно
заговорили две пары голосовых связок. Первая принадлежали Эйдемиллеру -  она
издавала   приятные  баритональные  звуки.   Вторая  пара  голосовых  связок
принадлежала Кагану. Они издавали иные звуки, другую  музыку. Прокуренный  и
основательно пропитый басок тешил нас. Витя был большим любителем и мастером
кристаллизовать  мысль с помощью чистейшего медицинского спирта.  Эйдемиллер
же в широких кругах почитателей  слыл абсолютным трезвенником.  Все  это уже
хорошо  чувствовалось по  звучанию голосов.  Однако,  мы-то -  представители
узкого  круга -  знали, что оба  искусно  маскируются: Витя  был законченным
алкоголиком,  а   Эйдемиллер   только  продвинутым!  Итак,  первым  зазвучал
чистейший баритон, способный успешно ласкать горошинками звуковых  перекатов
слух женщин, подверженных глубочайшему неврозу.
     -  Природа  проста  и  не   роскошествует  излишними  причинами  вещей.
Излучение  света  -  ключ  к  пониманию  тайн  материи.  -  даванул  из себя
Эйдемиллер то, что было украдено у Исаака Ньютона.
     Ему  вторил  покалеченный  курением  и  пьянством  басок  Кагана,  тоже
укравшего мысль у великих:
     - Прости меня,  Ньютон, но мы  должны перейти к новым понятиям, стоящим
дальше от непосредственного опыта.
     Ясно, что  это  были  слова Альберта  Эйнштейна  -  он всегда оставался
лодырем  и  белоручкой,   и  практически  не  притрагивался  к   приборам  и
лабораторной технике.
     Дуэль  двух  наших  профессоров,  очень  умело  оперирующих  не  своими
собственными, а чужими мыслями, продолжалась:
     - Гравитация не  имеет объяснения -  это врожденное свойство материи. -
опять  подал голос  Эйдемиллер,  и  тут же,  как  шарик  пинг-понга, получил
ответный пас от Кагана мыслью Эйнштейна.
     - Гравитация - это искривление пространства-времени физическим телом.
     - Пространство и время абсолютны. - наращивались обороты мысли Исаака.
     - Математика -  тоже способ водить  за нос и себя и  других.  - отвесил
ответную оплеуху Альберт.
     Дуэль развивалась по универсальным правилам и происходила без нарушения
этикета и кодекса чести гвардейцев. В ход пустили по обоюдной договоренности
и дополнительное оружие - мысли других физических титанов:
     - Истончается  ли энергия кванта  по волновой  теории Гюйгенса  или  же
летит, как снаряд,  по теории Ньютона  - это  основная загадка  для  всех. -
попятил  противника Витя Каган  замечанием из Макса Планка - основоположника
квантовой теории.
     Эйдемиллер, естественно,  не желал  сдаваться, а  потому усилил атаку с
фланга  с  помощью оружия  Макса  Борна -  одного  из  создателей  квантовой
механики: Теория Эйнштейна не внесла ясности в понимание природы материи, ее
элементарных частиц и полей.
     - Да,  да! - затрепыхался Виктор Каган. - Кто же  с  тем будет спорить?
Сам  великий  Поль  Адриен Морис Дирак -  тоже один из создателей  квантовой
механики  заявлял:  Уравнения  Эйнштейна  очень сложны, и находить их точные
решения очень трудно.
     И тут же, не переводя дыхания, Каган  мастерски, также как опрокидывают
охлажденную до  "слезы" рюмку  водки  в широко раззявленное, жаждущее горло,
употребил  мысль Ричарда Филлипса  Фейнмана:  "Квантовой теории  не понимает
никто. Гравитацию  не могут объяснить известные  теории".  Вдогонку,  вместо
соленого огурца, на закуску Витя направил продукт творчества Луи де Бройля -
одного  из двух братьев - известных французских физиков: "Квантовая механика
срочно нуждается в новых образах и идеях".
     Этот продукт был такой же  вкусный, как  бройлер - цыпленок в возрасте,
не  более шестидесяти суток,  аккуратно  поджаренный  на  свободном  огне, и
противиться  приступу творческого аппетита уже было невозможно. Тогда  в ход
пошли идейки, по консистенции похожие на ни к чему не обязывающий кисель или
сельтерскую  воду.  Первым  лязгнул  челюстями  по  стакану с индифферентным
напитком  Эйдемиллер.  Профессор  привел  цитату  из Константина Эдуардовича
Циолковского:  "Для меня  ясно,  что  если  материя имеет вокруг  себя  поле
тяготения,  то  внутри  есть  механизмы для  его  образования". Так  вежливо
сказать - означало ничего не сказать, а потому Виктор Каган, естественно, не
стал мудрить,  а  спустился в  понятийном смысле  в  суконную лавку Фридриха
Энгельса.  Вместе с  ним  он  пукнул  оттуда  несложный  музыкальный пассаж:
"Законы перехода количества в качество подсказывают, что вся материя состоит
из  тождественных  мельчайших  частиц".  Но  это  уже  напоминало  митинг  в
общественном туалете Московского вокзала - так мы не договаривались!
     Ясное  дело,  что  дальше  было  необходимо  переходить  к  цитатам  из
"Капитала"  Маркса.  Словно  специально   для  того,  Эйдемиллер   сполз   с
подоконника. Прощание с позой  орла,  видимо, ему трудно далось - ноги плохо
слушались из-за  застоя кровообращения. Шкандыбая, он  направился к постели,
чтобы  там, удобно распластав тело на казенном  матрасе,  освободить  доступ
локусу  Вселенского   информационного  поля,   напоминающем  ему  старинное,
заброшенное еврейском кладбище. Где-то  среди  разрушающихся могил  покоился
гениальный плагиат экономической  мысли  - "Капитал" - известный труд  Карла
Маркса.  Было  необходимо  срочно закрывать  дискуссию,  иначе  у многих  бы
спонтанно развился заворот кишок.

     В больничных палатах висит пелена,
     то мысль и броженье умов - от вина!
     Ученым настойка волшебной травы
     приносит победный восторг тишины.
     Не стоит же, братья, пугать новизну,
     забудутся распри - нырни в глубину!
     Душе аутиста - завета тугого привет,
     носителю власти - звон злата, минет!

     Наш признанный Ко-терапевт по кличке "Знахарь" нашел блестящий выход из
создавшегося  положения.   Он   попросил   разрешения   озвучить   небольшой
поэтический  экспромт.   "Добро"  мы   дали  на   святое  дело   практически
моментально, без всякого голосования.
     Нет сомнений, стих был  прорывом в поэтическую стратосферу,  даже более
высокую,  чем оглашение хромающих  постулатов квантовой механики.  Я  тут же
задался вопросом: "От чего же так происходит?"  Вроде бы  науку подталкивают
под зад коленом гениальные люди, можно сказать, титаны мысли, но  ни черта у
них не получается - все их теории рассыпаются, как карточные  домики в самое
ближайшее время. Вот,  к примеру,  не так давно был  озвучен новый взгляд на
Вселенские  проблемы, согласно  которым эволюция любой галактики, являющейся
крупномасштабной  структурой  безграничной Вселенной,  проходит  стандартный
цикл. Мы начали анализ динамики со звездной фазы. Все, конечно, помнили, что
звезды и планеты - разные существа. Звезды являются источниками энергии сами
по себе,  как  солнце,  от того и святятся. Планеты же отражают лишь свет  и
энергию,  посылаемую  собственным  "солнцем",  то  есть  центром  конкретной
галактики.  Мы стали фиксировать симптомы  старения галактики  - образование
звездных черных дыр.  Затем перекинули внимание на галактическую черную дыру
в центре галактики. Один известный исследователь утверждал, что  интенсивный
подход к  центру - к  галактической черной дыре -  звездной материи вызывает
возрастание  светимости  центра галактики.  Речь  шла о  фазе  сейфертовской
галактики. Переход затем в  следующую  фазу сопровождается сверхсветимостью,
то  есть  фиксируется  эффект  квазара.  Логика  таких  рассуждений   проста
настолько, что  можно  с  легкостью  поверить в успех  ученых  США.  Это они
заявили  о  том,  что  им  удалось  зафиксировать  в центре нашей  галактики
страшной черной  дыры. Все агрессивное и наглое раззявило свою пасть! Ученые
предупреждают, что пойдет и дальнейшее поглощение галактической черной дырой
окружающей черной материи. Будет иметь место угасание квазара, наступит фаза
"спящей" галактической  черной дыры, называемой мегоквантоном. Иначе говоря,
наступит специфическое состояние области пространства-времени.
     Я  воспроизводил  всю  эту  тарабарщину  по  памяти,  сильно  урезанной
систематическим  приемом  транквилизаторов.  Эту "химию"  бесшабашные  врачи
нашей больницы закармливали пациентов в лошадиных дозах. Медсестры же строго
контролировали,  чтобы мы заглатывали  все прописанные  таблетки и  порошки.
Отсюда вытягивают ноги всякие сокращения  памяти и урезанная  логика. Однако
суть  не  в  том! Меня волновало  и заводило  до  бешенства  то,  что, давая
определение квазарам,  как  космическим объектам чрезвычайно  малых  угловых
размеров, излучающих  сумасшедшие количества  энергии,  намного  превышающие
излучения самых мощных галактик, ученые делали вывод, достойный разве только
дебилов. Они скромно потупив взгляд заявляют: "Источники энергии квазаров не
известны". Спрашивается:  так  какого же черта вы разводите всю эту панихиду
со  светлыми  завоеваниями современной  науки! Идите  и взвешивайте  энергию
квазаров!
     Я лютовал, а брат Александр спокойно созерцал суету,  часами просиживая
в  позе  лотоса. Ко-терапевт: тихо, без  суеты и лозунгов, взял да и  слепил
стишок,  источник энергии его понятен - это душевные восторги, да на копейку
- эксплуатация профессиональных знаний. Они-то и  подсказывали мэтру,  что в
науке относительной  и  абсолютной  истины  достичь не  удастся никому.  Вот
потому-то мы и назвали брата  Александра  "Знахарем", ибо он  все  знал, все
умел, но ничего не  хотел делать путного! Тотальное разочарование сплело ему
ноги и руки, как кандалами, и охладило энергию мысли.
     Я лично собирался  двигаться  по жизни  строго по его стопам. Как-то мы
разговорились с  Александром Георгиевичем, и я понял важный гносеологический
секрет: когда-то мифические Слуа, промышляющие похищением людей, уволокли  в
зазеркалье одного из  его предков  и  там научили разным таинствам. От этого
нехристя  и  произошел  в  последствие  брат  Александр,  несущий   на  себе
генетическое клеймо. Такое клеймо напрочь выбило доктора медицинских наук из
компании вполне нормальных  людей. Слуа пришли на нашу землю из шотландского
фольклора,  а таких  пришельцев в российские земли  было  достаточно  много,
чтобы заложить свою генетическую  веточку. Все  они  - воинство неупокоенных
мертвецов  -  злых,  деятельных, вечно  носящихся на таких же крыльях, как у
летучих мышей, по небу и сражающихся, не ведая усталости и страха, с тайными
силами и их  носителями. Их боевой клич и лязг оружия разносится по округе и
особенно  хорошо  слышен  в  зимней ночи,  когда  от  мороза  воздух отменно
резонирует. Кровь сула, невзначай пролившаяся в жестоких боях, пятнает скалы
и  вершины гор в  виде  поросли  мха. Среди  слуа имеются выродки, способные
поднять руку с дротиком на кошку или собаку, домашний скот.  Людей же они  в
основном щадят,  но привлекают на свою сторону  какими-то  особыми посулами.
Простой  человек не  способен ослушаться призывных команд сула.  Кстати, все
слуа,  как  на подбор,  лысые и крючконосые,  узколицые и острозубые,  ладно
скроенные и быстро думающие. Они проявляют крайнюю бесцеремонность не только
в общении с женщинами, но и с нечистой силой.
     Однако  там,  где идет  бой,  там и  пристраивается  медицина,  ибо  ее
обязанность   залечивать  раны.   Вот  на  такой  основе   и  промышлял  всю
сознательную  жизнь брат Александр,  водя  дружбу с сула. Они носили  его на
руках, используя для  полета перепончатые крылья. Они "занесли" Александра в
военное училище, "забросывали"  врачевать на море и  на суше. Общение с сула
так  испортило  самосознание  Александра  Георгиевича, что  он докатился  до
откровенной  шизофрении. Правда,  на этот  счет  могут  быть  разные мнения.
Смотрите:  разве  хоть  один  сумасшедший  признал  себя  когда-нибудь  умом
тронутым  - нет!  Это-то и является основным диагностическим критерием: коль
скоро какой-нибудь от природы ленивый  тип спешит  назвать себя сумасшедшим,
то  ищи  блеф, симуляцию. Настоящий  сумасшедший  никогда  не  признает себя
больным - он будет биться на смерть, доказывая, что все окружающие тронулись
умом и теперь преследуют его по злобе и наущению недобрых людей.
     Размышляя о  Знахаре, я почти вплотную приблизился и к пониманию  своей
личности. Но придвинулся  я к  ней  почему-то через  наблюдение за небесными
телами. В глубокой юности,  идя  на  поводу у своего аутизма, я мечтал стать
астрономом - меня  просто  очаровывала перспектива ночи напролет, находясь в
одиночестве  в башне  обсерватории,  наблюдать  через  огромный  телескоп за
поведением   различных  галактик.   Но,  прежде  всего,  меня,  естественно,
интересовала  наша  галактика  -  загадочная  и  красивая,  до  сих  пор  не
расшифрованная окончательно. Как  только я  начинал  представлять себе,  что
скорость света составляет 186 тысяч миль в секунду, и за год световой сигнал
может пролететь  5  880 000  000  000, проще говоря, около  шести триллионов
миль, я начинал балдеть от восторга.
     Такое расстояние называется световым годом. Кусочек  нашей галактики, в
состав  которой  входит  и  Земля,  почему-то  сосредоточился вокруг Солнца,
являющегося  обычной  звездой,  то  есть  светящимся  и  выделяющим  энергию
небесным телом. Вокруг такого естественного  центра вращается девять планет,
питающихся энергией  Великого Божества - Солнца. В  порядке удаления от него
определяются: Меркурий и Венера, затем на значительном отдалении Земля, а уж
потом,  отстранясь  на еще  более  значительное расстояние, двигаются  Марс,
Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон. Конечно, между нами шустрят и мелькают
кометы, называемые "грязными снежками", поскольку они состоят из глыб льда и
разнообразной космической  пыли.  У  крупных ледяных пришельцев единственной
материальной частью, пожалуй, является только ядро, а все остальное хрупкое,
рассыпающееся в прах образование,  способное быстро растаять при приближении
к  Солнцу. Кометы образуют  из  паров  воды газообразную "голову" и "хвост".
Единственная яркая  комета, спешащая  появиться регулярно и в  срок,  -  это
комета Галлея, ее открыл королевский астроном Эдвард Галлея. Привет  от него
комета  передает,   сигнализируя  своим  прибытием,  через  каждые  76  лет.
Последний раз она очаровала наш  мир своим появлением на  небосводе  в  1986
году. К сожалению, время от времени суетливые кометы  трагически гибнут: так
покончила с собой комета Шумейкера - Леви-9, столкнувшись в июле 1994 года с
твердолобым Юпитером. Резвятся на небесах и метеоры  - "падающие звезды", не
имеющие по существу  никакой связи с истинными звездами. Один такой смельчак
проник через плотные слои атмосферы, не сгорев полностью, и шлепнулся в США.
От приземления метеора  образовался огромный кратер -  это  чудо произошло в
Аризоне пять тысяч лет тому назад.
     Кто-то  из нетерпеливых и  скорых  на  легкие  выводы заявлял, что  и в
России,  в  Сибирской тайге, грохнулся  огромных размеров  метеорит:  многие
пытались даже разыскать на том месте следы управляемого снаряда  с останками
пришельцев  из  иных  миров.  Но  Тунгусская  загадка  у более  смышленых  и
практичных  вызывала  иные  волнения:  одним из  первых, например,  на месте
"страшной катастрофы" побывал ювелирных дел мастер. Он кое-что подсобрал там
среди обломков стволов деревьев, да  оплавленных  горных пород. Этот человек
был  уверен, что  в тайге произошел всего лишь залповый выброс вулканической
лавы. Он понимал, что на том месте могут отыскаться и алмазы.
     Кроме подобных ужасов и веселых космических забав,  существует огромная
масса вещества, тонко рассеянного по огромной сфере планетной системы. А это
уже  реальная  опасность  для  свободно  движущихся  летательных  аппаратов,
запускаемых человеком в космос. Но меня не этот риск тревожил - я никогда не
стремился  к тесному  натуральному общению  с  космосом.  Меня  манила  наша
галактика  всегда  лишь  визуально,  виртуально  и  понятийно. Мою  фантазию
покоряли  расстояния: например,  от  Земли до  Полярной Звезды путь  тянется
длиною в 680 световых лет, до Ригеля  - ярчайшей звезды в созвездии Орион  -
примерно  900 световых лет.  Свет от  Солнца достигает Земли за 8,6 минут, а
расстояние  от Земли  до  Луны  равно  1,25  световых  секунд. Если все  эти
дистанции  помножить  на  мили  или  километры, то  получается  впечатляющая
картина.  И я купался в воображении такой масштабной  картины. Я тиражировал
умственную  виртуальность,  как космическую реальность.  Однако  в обыденной
жизни  мне пришлось  заняться медициной. Но медицина - это, скорее всего, не
наука,  а область искусства. Значит, мне было  позволено оставаться  Поэтом!
Наверняка,  на  разрыве мыслительных нитей  - от астрономии  к  медицине - и
произошел мой умственный  вывих. Так я признал  сам себя сумасшедшим, а  это
уже  открытие, стоящее  дорогого!  Недаром  сказано: "Каждый остается  в том
звании, в котором призван" (1-е Коринфянам 7: 20).

2.6

     Мы   лежали  молча   -  задумчивые  и   несуетливые:  все  было  отдано
самосозерцанию,  и никто не смел  нарушать тишину. Ночь приплыла к нам из-за
морей и океанов, благодаря вращению Земли вокруг своей оси ровно за двадцать
четыре часа. И терапевтическое сообщество, разбросав расслабленные телеса по
матрасам и подушкам, медленно погрузилось в глубокий оздоравливающий психику
сон. Уже теряя нить  дневных  размышлений, я все  же на  последнем  всплеске
сознания вдруг  ясно  и  четко  представил  себе  различия  размеров планет,
составляющих  нашу  родную  галактику.  Центральная  и  единственная  звезда
солнечной системы - Солнце имеет массу в  330  тысяч раз больше массы Земли.
Диаметр  солнечной сферы достигает  умопомрачительной величины -  865  тысяч
миль. Объем Солнца в миллион раз превышает земные  параметры. Экваториальный
диаметр  Меркурия достигает 3030 миль.  Венера вытянула ноги наискосок  - на
7523 мили.  Земля достигает  в диаметре  - 7926  миль. Марс - 4222. Юпитер -
89424.  Сатурн - 74914. Уран - 31410. Нептун -  31410. Плутон  -  1444 миль.
Известно, что Солнечная система входит в Галактику, называемую Млечный Путь.
Но она  отстоит от  ее  центра почти на 30  тысяч световых лет. Диаметр всей
Галактики  составляет  100 тысяч  световых  лет  и  включает в  свой  состав
примерно сто миллионов различных  звезд, образую общую  форму,  сравнимую  с
двояковыпуклой линзой. Наиболее представительными в нашей галактике являются
Плеяды  или  Семь  Сестер,  сияющие  весьма  соблазнительно  в  ночном небе.
Галактика не замерла, а постоянно дышит. Она функционирует и даже образовала
собственный "родильный  дом".  В  далекой Туманности  путем  слияния тонкого
межзвездного вещества  рождаются новые звезды.  Так  родилось и  Солнце. Оно
приняло на себя функцию движения  вокруг центра Галактики  со  скоростью 130
миль в секунду.  Солнце  увлекает в стройный хоровод и остальные  планеты, в
частности  Землю, успевающую еще и  вращаться вокруг своей  собственной оси.
Она огибает Солнце, со скоростью 66 тысяч миль в час.
     От   напряженной    работы   воображения   приплыла   легкая   тошнота,
подтверждающая достижение  степени  медитации,  открывающей начало отрыва от
поверхности  Земли и уход  в виртуальную левитацию,  являющуюся  всего  лишь
предвестником  прощания  души с  телом. Именно на  таком прыжке в  неведомое
сердце разрывается  или  останавливается  навсегда. Душа  же  всегда  готова
совершить  квантовый  всплеск,  раствориться  в  космосе!  Тогда  начинаются
запредельные процессы:  неведомые силы могут пульнуть  душу к иным мирам, а,
пролетая  огромные расстояния,  испытывая на себе "жар и  холод", душа может
окаменеть  и  превратиться  в  маленькую  блуждающую  планетку.  Удел  такой
планетки  -  не  возбуждение  новой  человеческой  жизни  здесь на  Земле, а
одушевление далеких, загадочно мерцающих небесных тел.
     Слава Богу, что судьба сподобила меня стать врачом, поэтому я буквально
выцарапал себя из космического кошмара с помощью несложной самопсихотерапии.
Мне удалось подавить наплыв левитации - перестать летать в заоблачных  далях
и  вновь спуститься на грешную землю. Я хотел оставаться человеком и боролся
по  мере  сил за исполнение Римского Права.  Природа психических процессов в
коре мозга помогла, и я провалился  в Кишку глубочайшего сна. Но  существует
же такое  определение  -  "Из огня,  да  в  полымя!".  Так  я  попал  в  мир
воображения,  наполненного  микробами.   Давно  застрявшие  в   мозгу  тупые
определения,  предназначенные  для устранения  идейного хаоса, всплыли. Но в
реальной жизни они только добавляют пустозвонства в простые взаимоотношения.
Эти  свойства начали  выпирать из меня, как отвратительные бородавки на теле
жабы-долгожительницы.  За   что  ни  возьмись,  как   моментально  под  руку
подворачивается понятие "системного подхода".
     Столько копий сломано учеными  на этом поприще  боев  по правилам и без
правил!  Но кто-то, наконец-то, додумался  до внешне простого, но  внутренне
сложно выраженного: "живая природа представляет собой организованное целое с
постоянным   гармоническим   взаимодействием   составных   компонентов   или
процессов, управляемое своими  специфическими  законами, не сводимыми к тем,
которым   подчиняются  составляющие  ее  компоненты   или  процессы".  Такое
определение,  слов нет, мог придумать только человек, страдающий хроническим
колитом.  Только  мучаясь  от  боли  и  "позывов  на  низ",  можно  подарить
человечеству такое определение. Но  не о  том речь. Если уж думающий человек
захочет, то он  разберется,  что к чему.  Но для меня было  важно  правильно
оценить пространство, втянувшее в себя мои мысли. Я попытался действовать на
основе социально-экологического подхода. От последнего словесного крокодила,
впрочем, как и от предыдущего, за версту несет разлагающейся шизофренией. Но
дух отечества нам сладок и приятен! Чтобы окончательно не вывихнуть мозги, я
постарался подключить чувство юмора, и только так воспринял еще один научный
перл  какого-то свихнувшегося  ученого:  "Экосистемный  уровень относится  к
надорганизменным уровням организации живого; он  является первым (нижним)  в
иерархии собственно эпидемического процесса". Бред! И еще раз Бред!..
     Далее потянулись не  менее скучные  определения:  понятие "паразитарная
система",  оказывается, был  введен  в науку в  1932 или 1936 годах, когда в
нашей стране Иосиф Сталин в тлен размазывал по тюрьмам и лагерям цвет нации.
Он-то   следовал  простому   ленинскому   замечанию  о  том,   что   русская
интеллигенция  -  это говно!  Большие  ученые  договорились,  что  с позиции
системного подхода, "нижестоящий уровень  популяции паразита входит в состав
вышестоящего  уровня  популяции  хозяина, являющегося  экологической  средой
обитания популяции паразита". Это была еще одна фаза научного бреда!
     Такие  словеса  так меня  позабавили,  что я  не  удержался  и принялся
смеяться,  как  говорится, "сам с  собой".  Товарищи мои  подняли  головы  и
призадумались: они решали сложную дилемму - то ли лед тронулся и во мне ожил
сумасшедший,  то ли  мой обывательский  смех чего-то  стоит, и  к нему стоит
присоединиться.  Однако  я отверг хоровые  выступления и затих, заразив всех
неразрешимым любопытством. Шизофрения ведь требует сосредоточения и ухода  в
себя!
     В творческом одиночестве я глубоко и напряженно думал: надо было прежде
всего определить собственную  роль в нашем кишечном кошмаре. Ну, не мог же я
в человеческом обличие забраться "негру  в жопу", и приютиться там, извергая
восторг паразита. Мои  раздумья были напряженными и длительными, и наконец я
выбрал  единственно верное из  множества возможного. Я решил промыслить себя
одноклеточным  существом, но и здесь меня поджидал сложный выбор. Оказалось,
что  при  всем  разнообразии  внешних   форм,  строения   и   образа   жизни
одноклеточных простейших, их сволочная организация может быть сведена к трем
основным   типам  -  амебоидному,   солнечниковому  и  жгутиковому.  Думать,
торговаться с судьбой, решать что-то можно было до бесконечности, но в науке
требуется решительность, решительность и еще раз решительность. Именно здесь
рождается  любовь к  риску.  Я  остановился на  амебе, причем, не  мудрствуя
лукаво, было оказано предпочтение Amoebе proteus.  Ясно дело, что амебоидный
тип  существ морфологически наиболее примитивен из  всех типов одноклеточной
организации.  У них  даже отсутствует намек на  симметрию, иначе говоря, они
наделены анаксонным строением.  При неопределенности и  непостоянстве  общей
формы тела,  при  наличие самой  низшей  из форм симметрии  -  неопределенно
полиаксонной,  то  есть шарообразной,  Беклемишевской, такие существа  часто
ведут себя, как зазнайки. Они требуют от исследователя к себе избирательного
подхода, угрожая при этом спутать все карты опыта.
     Меня, так же как  и миллионы сограждан, это нисколько не заботило и  не
стесняло.  Во  всяком  случае,  конфуза  я  не  чувствовал  и готов  был,  в
зависимости  от обстоятельств,  принять любую холуйскую форму тела и  мысли.
Мой конформизм награждался тем, что я  быстро  утратил постоянные  градиенты
свойств во всех направлениях, кроме направления  от центра тела к периферии.
Это  был настоящий восторг жизни, его можно достичь только путем сильнейшего
напряжения воображения  или  подключив медитацию. Естественно,  в  теле моем
оставался  аппарат  Гольджи, кстати, в  нем до  сих пор практически никто не
разбирается, хотя отмечают его диффузный характер и выделяют более или менее
многочисленные   диктиосомы,  беспорядочно  разбросанные  по   всей  плазме.
Примечательно,  что,   как  и   у   многих  холуев,   переход   от  активной
жизнедеятельности  в  покоящееся  состояние  и у  меня  не был  сопряжен  со
сложностями структурного или  поведенческого характера. Надо помнить  -  и я
легко воспроизвел  это в памяти  -  что деление  такой амебы проходит  через
несколько несложных фаз: парофаза, метафаза, ранняя анафаза, ранняя телофаза
и заключительные  моменты  деления, в особенностях  коих  не  смог до  конца
разобраться даже Лише.
     Опять я  чувствовал, что брежу, забираясь на какую-то высокую волну. Я,
как спортсмен,  увлекающийся серфингом, то взлетал на гребень высокой волны,
то скатывался по ней в пропасть. Да, конечно,  у меня были провалы сознания!
Я болен, болен, бо-лен!..
     Меня сильно успокаивало то, что, пользуясь простым принципом "своя рука
-  владыка",  я отхватил себе у других  одноклеточных - например, Protozoa -
еще и половой способ размножения, называемый сингамией. И то сказать: жить в
кишке, почти в антисанитарных условиях, и не иметь маленьких  тихих радостей
- это  уже был бы предел биологического волюнтаризма.  При всем разнообразии
полового процесса - как, впрочем,  и у  людей -  у одноклеточных  его основу
составляет техника слияния воедино двух сексуально дифференцированных гамет.
В результате слияния стартует  двойственная по своей природе зигота. А далее
вступает в силу некоторая суета вокруг дивана и заключительная редукция - то
есть   интеллект   сокращается   пропорционально   количеству   восторженных
партнерских  слияний. Часто  он сокращается настолько,  что уже не  способен
дифференцировать: кто первый начал, кто снизу или сверху, кто первый кончил,
и какие последствия  ожидаются? Между  делом, хотелось бы заметить, что вряд
ли возможно  считать случайностью  факт, свидетельствующий  о  достоверности
оформления полового процесса. Я  наблюдал его на напримере одноядерной амебы
-  Rhizopoda,  а потому даже в страшном сне не собирался  подбивать под  нее
клинья.  Известно, что  и у Actinophrys  половой процесс  представляет собой
педогамию, потому от этих тварей я тоже предпочитал держаться на расстоянии.
     Дальше  почему-то  у  меня  пошли ремисценции: я  стал  вспоминать свои
"слияния"  в  мирской жизни с  двуногими подругами. Но очень  хорошо, что  я
быстро сбился со счета, запутался в именах и внешних деталях, внутреннего же
содержания у подруг никакого не было от рождения.  Так бред мой переключался
с виртуального цикла на реалистический - мирской!
     Как только  определились  собственные  интересы  и установились границы
Полового Права, распахнулись широчайшие ворота для похода по транзиту Кишки.
Все, естественно, начинается с полости рта, где присутствует всякой твари по
паре! Ротовая  полость человека и  животного -  это  страшнейшая  помойка, и
одновременно кладбище, и бордель бактерий и вирусов всех мастей и категорий.
Но в том и  состоит особенность  промысла божьего: "И дано ему  было вложить
дух  в  образ  зверя,  чтобы образ  зверя и говорил и действовал  так,  чтоб
убиваем  был всякий, кто не будет  поклоняться образу зверя" (Откровение 13:
15). Опять видения!..
     Заснул я  мгновенно, словно  провалился в  преисподнюю. Разбудила меня,
как ни странно, женщина - это была начмед нашей больницы, исполняющая сейчас
еще  и обязанности главного врача. Прошел  слух,  что прежний главный доктор
скоропостижно  скончался от  инфаркта  миокарда. Старик не  выдержал интриг,
навязанных ему  заместителями,  заведующими  отделениями. Всю  эту  шебутную
компашку  протестующих сколотила именно она - Колесова Зинаида Семеновна, не
сменяемая уже  в течение тридцати лет на посту заместителя главного врача по
медицинской  части.  Все  больничные  собаки  знали эту  высокую,  несколько
располневшую в последние годы женщину. Но больничные собаки  не относились к
ней по-сыновьи, с доверием и  благодарностью, они чувствовали  себя, скорее,
пасынками,  проживающими  на  скудных  хлебах у злой мачехи, всегда  готовой
нанести им  смертельный удар - скажем,  вызвать душегубов  из треста очистки
садов и парков  или бешеную милицию для  отстрела несчастных животных.  Даже
вальяжные  кошки,  очищающие  от  крысиной  заразы  территорию  и  помещения
павильонов больницы, старались не  перебегать ей дорогу,  а шустро  ныряли в
проемы подвальных окон или густые кусты.
     У  Зинки -  так ее звал за глаза  медицинский персонал и больные - была
важная  поступь, но ядовитые мысли,  и  животные чувствовали  это на далеком
расстоянии.  И  вот  теперь  эта  стерва  сверлила меня  немигающим  взором,
стараясь разбудить, ибо я, оказывается,  нарушал распорядок дня, опаздывая к
завтраку. Ее, конечно, не волновало то, что всю ночь мне пришлось общаться с
наукой и  ее детищем - представлениями о микробном мире. Она, верно, забыла,
что  я  человек  с  израненной  психикой,  и   ко   мне  необходимо   искать
индивидуальный  подход. Зинка  говорила  ласково,  но  тон  ее  речей всегда
содержал  много скользкости. На ее округлых словах можно было поскользнуться
и больно шмякнуться об пол.
     -  Больной!  Будьте  так любезны,  -  гнусавила  марантичная  особа,  -
оторвите свой зад от постели и ступайте на завтрак.
     Конечно, при  другом раскладе за такие слова - "оторвите свой зад"  - я
бы заехал этой хабалке, изображающей из себя интеллигента первого поколения,
по жопе. Но сейчас я был слишком занят "научным прорывом". Агрессия - это не
оружие ученого, а, скорее, как и булыжник, - оружие пролетариата. Зинка была
из  пролетариев, а потому всегда чувствовала себя гегемоном! С такой заразой
я  никогда  бы не пошел  на сингамию. Таких  баб  необходимо  стерилизовать,
заковывать в кандалы  и ссылать на галеры  в раздетом  виде - так  их  легче
будет бичевать при неисполнении приказа!
     Я  близко знал одну  такую еще в  прошлой,  доперестроечной, жизни. Она
была  секретарем исполкома городского совета народных  депутатов  небольшого
городишки, и курировала местное здравоохранение.  В тот, Богом забытый район
моей  многострадальной  отчизны,  меня  забросила  судьба-злодейка. Районное
начальство пользовалось моей  молодостью  и наивной страстью преобразовывать
все  к лучшему, полезному для людей. Тогда я работал главным врачом  местной
больницы.   Секретарь   исполкома  -   это   человек,  отвечающий   за   все
организационные  вопросы,  власть  по  тем  временам   в   его  руках   была
сосредоточена  большая.  Женщина-крыса  с  мелкими,   разрушенными  кариесом
зубками, с раскосыми  глазами,  как у всех  неокончательно  ассимилированных
татар, ела меня  и мою  организацию поедом. Она  выдумывала малые и  большие
интриги, создавая их  на пустом месте, из ничего.  Она  засылала  в больницу
массу дурацких комиссий,  мешавших работать  мне и  всем  остальным  врачам.
Причем, оснований для такого повышенного внимания  никаких и не было, но она
ела и  грызла  нас  с  садистическим  наслаждением.  Я хорошо  понимал,  что
порочные действия - это следствие психической патологии, но  поделать ничего
не  мог. Приходилось лишь с  любопытством наблюдать, как реализует "народную
волю",  жалкая  сука,  дорвавшаяся  до  власти.  Она  пыталась  осуществлять
диктатуру пролетариата,  понятую слишком индивидуально. Прежде, чем осесть в
исполкоме, та дама долгие годы вела разрушительную деятельность,  возглавляя
районный финансовый отдел. В той организации агрессивная закваска,  жившая в
клетках больного  женского  мозга,  легко разрасталась.  Все  кипело,  как в
белковом  субстрате,  под  действием вредоносных вирусов,  плесени и  прочей
заразы.
     Механизмом контроля и притеснения злюка владела мастерски, основательно
проявляя патологический изыск в отношении нашей  больницы. Крыса грызла нас,
как лакомый сыр, развивая бурную  деятельность  практически с  четким знаком
качества,  называемым - "все делай наоборот". Наконец,  мне  удалось вскрыть
корни  патологической установки моей заочной  пациентки - она,  оказывается,
протежировала  откровенному  вору,  метившему  на   мое   место.   Это  была
разновидность  плотского  и политического  греха.  От него они оба  получали
неповторимый кайф.  Но фокус,  в конечном счете, не удался  - горком партии,
который  тогда возглавлял  очень порядочный и разумный  человек, прервал эту
сексуально-административную    вакханалию.   Обожженной    неудовлетворенной
страстью ведьме запретили тянуть руки к горлу больницы. И тогда она, мучаясь
отчаяньем,  реализовывала лишь  малый  "административный  рикошет", а с  ним
можно было хоть как-то мириться.

     Зинка, паскуда, разинула пасть -
     мне бы, родимому, тут не упасть.
     Стерва затеяла акт воспитанья -
     ей бы оставить грехов изысканья.
     Вся наша жизнь - суета, маята,
     жопой не ерзай - вокруг пустота.
     Дан ориентир интеллекту давно,
     Ленин сказал: Ты, Зинуля, говно!

     Не  стал я читать  родившийся  под пристальным  взглядом начмеда стих -
властная женщина могла все  в абсолютном смысле принять на  свой счет. У нее
не  доставало  фантазии  понять  аллегории и  творческие параллели. Какая  у
пролетарских выкормышей может  быть поэтическая  жилка?  И  ей, Валькирии, я
заявил официально и категорически:
     - Сука  безмозглая, будешь меня терроризировать -  глас на жопу натяну!
Охранный режим  надо организовывать по  Ивану  Петровичу  Павлову,  а  не по
Спасокукоцкому Сергею Ивановичу, стремившемуся всех прооперированных больных
поднимать  с  постели, как можно  раньше. У  великого  хирурга  на  то  были
основания  - он  же имел  дело с  людьми,  склонными  к пролежням,  застою и
отекам.  А  у  меня  особая   патология,  ее  лучше  всего  лечить  тишиной,
одиночеством и длительным сном. И  нечего мне мозолить глаза отвратительной,
старчески морщинистой рожей, да посягательством на змеиный гипноз.
     Да,  я  выпалил  скороговоркой  то, что  наболело на  душе и просилось,
рвалось в  стих  -  единственно  верный,  справедливый  и  неповторимый. Мне
внимали  собратья  по  больничному  страданию.  Их  широко  раскрытые  глаза
говорили   о   многом,   раззявленные   от  удивления   и   потрясения   рты
демонстрировали крепкие, бойцовские  зубы и  толстые  пунцовые  языки, плохо
умещающиеся в "волчьей пасти". С этими парнями я, не задумываясь, пошел бы в
разведку!
     Мой лик передернула судорога поэтического сладострастья, закончившегося
орлиным  клекотом   и   тем,  что  называется   мелодекламация.  Музыкальным
сопровождением здесь был общий восторг, его ноты хорошо и правильно ложились
на гимнообразующую фантазию нашего, единого в своем порыве, оркестра.
     Тогда нам казалось, что и  стены палаты, вытяжные и водопроводные трубы
поют  вместе   с   нами.  Крыша  больничного   здания  мелодично  шуршала  и
погромыхивала,  изображая  в  музыкальном  плане  что-то созвучное  фамилиям
великих   композиторов  современности   -   Прокофьев,   Хренников,  Шнитке.
Оркестром, естественно,  дирижировал легкий на подъем  Эдди  Рознер.  Вторым
после   меня  номером  солировала  изысканная  Клара  Николаевна  или  Елена
Великанова  - мне было  трудно  понять из-за  тумана, стоявшего в голове. То
была  замечательная музыка - какой  еще не  слышали стены старой,  а  потому
катастрофически ветшающей больницы.
     Сами  собой в  сложную,  но слаженную работу, включились  абсолютно все
нейроны нашего коллективного организма, развернув в  полной мере свои аксоны
и  дендриты  для  того,  чтобы  лучше воспринимать,  а  затем  передавать по
беспроводному телеграфу короткие и длинные звуки. Иначе говоря, мы пели всем
отделением с помощью святой морзянки, лихо передававшей симфоническую музыку
через больничные  или  тюремные стены.  Мой стих креп и  потрясал слушателей
своей чистотой, откровенностью и наивностью.

     Жизнь всех нас трепала
     и раком в борьбе ставила:
     кому-то мошну оторвала,
     кого-то шутя прославила.
     Мы для нее не грешники -
     сладко другие ели и пили -
     мы для нее - насмешники:
     нож любопытства точили,
     зуд утишали, зубы лечили,
     прыщи на лице выводили,
     кости вправляли, не выли,
     души убогие не позабыли.
Господи!
     Огляди всех вещим оком:
"И духи пророческие
послушны пророкам!"

     Коллеги мне  аплодировали,  но  Зинка,  вроде  бы,  осталась  не  очень
довольной -  ушла,  не  попрощавшись, но,  видимо,  поняв,  что нарвалась на
профессионала  высокой  пробы,  давно  прошедшего   тренировки  на   сложных
полигонах жизни.
     После скорого завтрака я,  не теряя драгоценного  времени, устремился в
творческий полет: красочно живописуя, можно откровенно сказать, что  я снова
опустился  в  говно  Вселенской  Кишки.  Я  обязан спокойно  и рассудительно
оценить влияние  микробного мира  на  нашу жизнь. Ясно, что рабочая гипотеза
уже сложилась у меня в голове. Не надо думать, что пациенты Домов  скорби до
такой степени  сумасшедшие,  чтобы не  понять  планетарные видения и мысли о
расстояниях между планетами. Оценки их диаметров и размеров сфер,  были лишь
обычной  для  шизофреника  скачкой  мыслей,  пробой   сил,  разминкой  перед
серьезным  стартом.  Нет!  Нет!  и  еще раз  -  Нет!.. Наше  терапевтическое
сообщество просто обязано было победить!
     Я все  великолепно  понимал:  меня  вело Божье проведение.  Именно  ему
почему-то было необходимо пояснить пошлому и самовлюбленному миру то, что мы
все в  говне, а потому гордиться нам вроде бы и нечем! Сегодня для озвучания
Божьей  воли был избран я. И мне, слов нет, было лестно чувствовать значение
порученной  миссии. Сейчас  перепалка  с начмедихой  и  воспоминания о былых
встречах  с  "микробами"  заставили меня напрячь интеллект и попытаться хоть
как-то классифицировать виды и этологические признаки этих существ.
     "Тот кто познает историю, может строить прогнозы" - это же аксиома,  не
мной выдуманная. И  я  дерзал:  было понятно,  что из  ротовой помойки,  где
творится страшная драка - почти, как  в парламенте, - микробы после взаимных
нокаутов, живые и мертвые скатываются  по эластичному  пищеводу  в  желудок.
Добавим,  что  в  ротовую  полость, кроме  агрессоров,  поступающих с пищей,
попадают микробы из носоглотки,  из  кариозных зубов,  больной  слизистой  и
гипертрофированных,  воспаленных миндалин.  Пищевод  еле-еле  защищает  свою
слизистую   от  микробного  поражения,   а  потому  гонит  транзитом,   живо
перестальтируя, пищевой и микробный комок  в  многострадальный  желудок. Тут
вступает  в  силу мощнейший химический  фильтр:  кислотный  заслон, действие
пищеварительных  ферментов - все вроде бы защищает  последующие отделы кишки
от инфекционного агрессора.
     Однако не  все так гладко  протекает у различных людей. А логика  таких
погрешностей давно записана на  скрижалях мирозданья. Катаклизмы Галактики -
всего лишь  большая  картина,  с нее  списанная  малая  картинка Кишки  -  и
наоборот! Логика жизни и смерти универсальна: "черная дыра" в космосе  - это
тот же дисбактериоз кишечника. Здесь все работает по принципу подобия!
     По мнению большинства ученых, дисбактериоз выявляется у 75-90 % больных
с острыми и хроническими гастроэнтерологическими заболеваниями. Но это явная
липа: дисбактериоз  плавно и незаметно подкрадывается к каждому из нас - это
всего лишь закономерная стадия динамики  Кишки. С возрастом слабеют иммунные
силы  любых тканей  и клеток,  и таким образом реализуется  развитие "черной
дыры".
     Слов нет, я  даже вспотел от ощущения контакта  с гениальностью, крепко
схватившей меня  за  руку  и потащившей  по  извилистому  пути к  Абсолютной
Истине!  Я находился в  состоянии невесомости, ликовал,  выделяя адреналин в
кровь и мочу объемными дециметрами, скачкообразно  подхлестывающими мою волю
к  творческому прорыву.  Прозрение было  настолько сильным  и ярким,  что  я
заговорил на  языках всех народов  мира одновременно, и это насторожило моих
товарищей по палате. Вскоре они могли наблюдать мой плавающий взгляд и почти
безжизненно  распростертое  тело   с  обвисшими  руками   и  ногами.  Они  с
неподдельным страхом регистрировали успокоенный навечно  - так  им во всяком
случае  казалось - "бантик", украшающий мужчин спереди. Но такое "украшение"
должно действовать, иначе красота не сможет  победить Мир. В моем теперешнем
случае трезвый научный расчет накрыл мужские функции, словно резкий утренний
заморозок накрывает беззащитную землю. Апатия ударила в самое больное место:
прекрасный  лотос, не  желал  раскрываться и правильно  располагать лепестки
наслаждения. Придя в ужас,  товарищи никак не могли понять, что я всего лишь
нахожусь  в фазе  гигантского творческого прорыва, равного  интеллектуальной
левитации.   Но   осознав  направление  развития  событий   правильно,   они
инстинктивно, как интеллигентные люди, склонные  к  сопереживанию, старались
не мешать волшебному действу. Вскоре ко мне вернулись все реакции. Тогда мои
товарищи  с  тихим состраданием  наблюдали муки творчества  и, скорее всего,
завидовали белой завистью!
     А я все  думал  и  предполагал:  вместе  с потом  кожа  и мозг выдавили
несколько  наиболее распространенных определений.  "Дисбактериоз кишечника -
это изменение количественных соотношений  и нормальной микрофлоры кишечника.
Характерным   является  уменьшение   количества   или   исчезновение  обычно
составляющих  ее  микроорганизмов,  подавлением и  доминированием атипичных,
редковстречающихся  или  не свойственных ей  микроорганизмов". Понятно,  что
автор определения не владел  мастерски пером, но соль не в том, а в сущности
сказанного. Второй  перл  был близкий  по  значению к первому: "Дисбактериоз
кишечника  -  это  клиническая  совокупность  нарушений   в  макроорганизме,
вызванных изменением количественных соотношений, состава и свойств кишечного
микробиоценоза". Хрен редьки не слаще, как говорят в народе. Та же  сущность
и та же  слабая  литература. Но,  если  говорить  без  лишней скромности, то
понятно, что лучше меня никто и не может складывать слова в стройные фразы -
для того необходим дар Божий, а не ученая суета!
     На  этом  этапе  своих  размышлений  я  полностью  солидаризировался  с
профессором Андреем  Юрьевичем Барановским.  Полковник медицинской службы  в
отставке, теперь на гражданской воле  возглавлял кафедру гастроэнтерологии в
институте  усовершенствования врачей в Санкт-Петербурге.  Это  был стройный,
поджарый, с великолепной седой шевелюрой доктор - его смело можно выставлять
напоказ  страждущим  излечения  пациентам,  как  образец  не   только  общей
медицинской  культуры,  но и культуры  питания  в  частности.  Врачи, точнее
сказать,  врачихи,  с  завистью  воспринимали   его   умные  лекции,  полные
педагогического артистизма. Женщины, рвущиеся к знаниям, сожалели с огненной
грустью о  том,  что  им  достались в  мужья  не такие колоритные полковники
медицинской службы в отставке.  Их  удел - жизнь  с  олухами  от  которых не
получишь  ни денег, ни  секса, ни эстетики! И такая тягомотина  у многих дам
тянется уже много  лет. Перспективы  изменений к лучшему  давно  похоронены.
Супружеское ложе превратилось в холодный склеп,  не наблюдалось ни  малейшей
подвижки к  усложнению или хотя бы  разнообразию сексуальной  техники.  Лишь
изредка шла банальная "прополка запущенных грядок"!
     Помнится,  термин  "дисбактериоз"  впервые ввел  в  обиход  медицинских
дискуссий в  1916 году A. Nissle. Он пристроил  его  поначалу к  обозначению
гнилостной и бродильной  кишечной  диспепсии. Однако еще раньше,  пожалуй, с
1886 года,  усилиями F.  Esherich  началось  методичное  и  последовательное
изучение  микрофлоры кишечника: сей ученый описал  Bacterium  coli communae,
иначе говоря, кишечную палочку.  К  поединку  с  природой подключился в 1907
году и Илья Ильич Мечников, уложивший  на лопатки  противников прогрессивных
взглядов   утверждением  о  том,  что  клетки  и  ткани  организма  человека
добиваются  токсинами  и метаболитами  микробов, обитающих  прежде  всего  в
кишечнике. В  1955 году  Л.Г. Перетц доказал,  что здоровые люди  наибольший
комфорт  испытывают  от присутствия кишечной палочки. Она на  смерть бьется,
защищая  организм  человека-хозяина  от  внедрения  инакомыслящих  микробов,
непредсказуемого  поведения.   Но,  как  только   человек  поскользнулся  на
какой-нибудь хвори,  и  его  внутренний  мир  станет  неприятным  для родной
кишечной палочки, то  она из сопрофита-защитника перерождается в  агрессора.
Известно,  что  E.coli  M-17  является  нашим спасителем  и  используется  в
качестве защитника, иначе говоря, эубиотика, при кишечных расстройствах.
     Было понятно, что  наша  начмедиха никоим образом  не тянет на  функцию
эубиотика, и для меня грядут бессонные ночи поиска. Я мог не освободиться от
заклятия,  если не  сумею  идентифицировать  вздорную  женщину с вирулентным
микробом - с ее полнейшим соответствием. Иначе я мог проститься со спокойным
сном  навсегда.  Но  Божественное провидение  подсказало правильный ответ на
поставленный наукой  и  жизнью вопрос.  А  подсказка  та пришла  ко  мне  от
академика А.М.Уголева, дай бог ему здоровья и  плодотворной деятельности. То
был смелый и решительный  человек, отвергнувший  все замысловато-примитивные
взгляды на физиологию пищеварения, бытовавшие ранее.
     Тут  нелишне  вспомнить,   что  организм  не  способен   ассимилировать
питательные вещества - белки, жиры и углеводы и другой строительный материал
-    без   предварительной   обработки.   Функции   разных   отделов   кишки
дифференцированы: в тонком отделе расщепление идет до мономеров, в толстом -
обеспечивается  конечное  всасывания  полезных  веществ  вместе  с  огромным
объемом жидкости. Во всех процессах участвуют в той или иной мере и микробы.
По  Уголеву,  для   поддержания  жизнедеятельности   организма  должен  быть
обеспечен приток во внутреннюю среду нутриентов (первичных и вторичных). Но,
кроме  того, имеет значение и приток  гормонов и гормоноподобных соединений,
выделяемых эндокринными клетками и содержащимися в рабочей  массе Кишки. Тут
же  на  равных  правах  участвуют  в  процессе и  бактериальные  метаболиты,
образованные  под  действием бактериальной  флоры.  Еще  один  поток  -  это
вещества  из  среды  загрязнения  пищевых  продуктов.  Среди  такой  "грязи"
находятся и ксенобиотики. Они действуют совместно с балластными веществами -
пищевыми волокнами, не  подлежащими  перевариванию,  но  стимулирующими этот
процесс. Вот почему полезно пожирать  хлеб с добавками отрубей,  да и вообще
не гнушаться грубой пищи.
     В  каком же  углу пищеварительного процесса спряталась  наша начмедиха?
Ясно, что пищеварение и  усвоение идет в  три этапа: внеклеточное, то есть в
полости кишки, мембранное  и внутриклеточное. Практически  везде  могут жить
микробы:  только вне  клеток  устраиваются  бактерии,  а  внутри  -  вирусы.
Уважаемый мной  профессор  А.Ю.Барановский так  и написал в  одной из  своих
монографий:  "Трудно  переоценить  роль  микрофлоры  кишечника  не только  в
процессе пищеварения, но и  в жизнедеятельности всего организма. При участии
бактериальной флоры кишечника формируются  три потока веществ,  направленные
из желудочно-кишечного тракта во  внутреннюю среду организма. Один из  них -
поток нутриентов, модифицированных микрофлорой (например, амины, возникающие
при    декарбоксилировании   аминокислот),    второй   -   поток   продуктов
жизнедеятельности   самих   бактерий  и   третий  -  поток  модифицированных
бактериальной флорой балластных веществ".
     Как не вертись, но биомасса микробов кишечника человека составляет пять
процентов общей массы. В одном  грамме  содержимого, например, слепой  кишки
содержится около  двух  миллиардов микробных клеток, среди них представители
семнадцати  семейств, сорока пяти родов и более четырех сот видов. Но  самое
главное, что количество микробов, содержащихся только в этом отделе Кишки, в
150  раз  превышает  общую  численность  человечества.  Наивысшая  микробная
теснота  имеет место  в  прямой кишке.  На эту полость как  раз и покушаются
гомосексуалисты. Они  полагают,  что в тесноте,  да  не в  обиде!  От азарта
ненависти  микробы  из этого отдела моментально заселяют  мочеиспускательный
канал извращенцев, добавляя тем самым невероятные невзгоды в их жизнь.
     Вдруг меня  что-то словно  осенило:  я  понял, что  начмедиха  не  была
допущена в нижние  отделы  Кишки, ибо Проведение  обычно останавливает таких
поганых тварей хотя бы на  уровне чистилища, то есть в желудке. Именно здесь
их хорошо протравливают кислотой и агрессивными пищеварительными ферментами.
Значит, если  мои  предположения справедливы, то  Колесова Зинаида Семеновна
есть никто иной,  как Helicobacter pylori. Конечно,  это она,  попав  в наше
учреждение, мастерски  маскировала свое истинное бактериальное лицо, прячась
под покровом слизи - под муциновым субстратом  - защищающим нежные клеточные
структуры  желудка.  Заодно  коварная   особа  травмировала  покровы  чистых
человеческих душ. Исподволь  она вела разрушительную  работу,  создавая зоны
поведенческой  эрозии, язвенные изъязвления. Для залечивания такой "порубки"
требовались колоссальные усилия других людей. Больной человек - это нежное и
зыбкое существо, часто одной ногой стоящее  в могиле.  Его даже не требуется
подталкивать к краю зияющей пропасти, достаточно не протянуть вовремя руку и
не помочь выкарабкаться -  и грех свершен! Начмедиха  губила  мятежные  души
больных  огромными  дозами аминазина,  электрошоком,  да  змеиным  гипнозом,
напрочь зомбирующим  волю, уродовавшими память и мысли страждущих свободного
творческого полета. Отечественные сумасшедшие были лишены ласки и деликатной
поддержки.    В    условиях    рыночной    экономики     они     оказывались
неконкурентноспособными  иностранным сумасшедшим, то есть  не обеспечивалась
поддержка государством "отечественного производителя". Зинаида  Семеновна не
была патриотом отечества - она,  мне  кажется,  метила в Израиль, где такого
говна  собралось  и  так  слишком  много!  Она  наносила порчу святому  делу
медицины, жестоко  попирая милосердие и альтруизм. Ехидну  должен был кто-то
остановить: но кто будет этим "кто-то"?
     В момент моего одухотворения, потребовавшего от полнейшего отрешения от
плоти,  то есть  вхождения  в  прострацию,  снова  в  палату  вошла  Зинаида
Семеновна.  Я-то, наивный,  полагал,  что  она решила  постараться загладить
случившееся.  А  стерва, оказывается, решила  договорить  невысказанное. Она
метила  в самое сердце славянину - старалась подавить меня ветром  агрессии.
Но именно в этот момент - то ли случился медицинский казус, то  ли  так было
угодно Проведению  -  настал  "перелом".  На  моем  почти  безжизненном теле
началась парадоксальная  реакция  органа,  условно названного  мною в порыве
эстетического  взлета "цветком  лотоса".  Еще недавно  обвисшие Его лепестки
вдруг начали собираться в единый  бутон, оформляясь в конструкцию, имеющую в
биологии название "пестик", если хотите, "рыльце" и "столбик". Да, я  всегда
был  отличником по  биологии,  склонным  к  мыслительной  импровизации.  Мне
казалось, что моя мужская атрибутика приобрела суть единого целого: "завязь"
бурлила и колобродила, посылая нежные биотоки по каналам "тычиночных нитей".
И  вот  Он  возник,  восстал,  как  Феникс  из  пепла.  Он   освободился  от
широкомасштабной  прострации  и  заговорил  своим  особым  языком  -  языком
неповторимого жеста, знакомого каждому пионеру и школьника!
     Зинаида Семеновна остолбенела, но  не  попятилась. Скоро нежная  улыбка
одобрения и легкий пунцовый колер подернули кожные покровы  лицевого черепа,
мимическая  мускулатура  заинтригованной  женщины  напряглась.  Может  быть,
впервые в жизни на ее врожденную  бесцветность  мужское начало отреагировало
так однозначно! Было от  чего  остолбенеть и  выпустить  женскую фантазию на
волю.  Мои собратья по несчастью внимательно  ко мне присматривались, еще не
полностью осознавая торжество момента. Но мы-то уже были единым коллективом.
Тут же возымела  действие психологическая и физиологическая синергия.  Взору
заместителя   главного  врача   по   медицинской   части   открылась  весьма
примечательная  картина. Все терапевтическое сообщество  лежало поверх одеял
на своих койках только в больничных кальсонах, пошитых из белого просторного
полотна. Как по команде из отечественного "пентагона", из ширинок просторных
кальсон наружу выставились бравые солдаты - бойцы сексуального фронта. Можно
было, собственно говоря, выбирать, ориентируясь и на масштаб, и на эстетику,
и на частности!
     Не   знаю,   что   удержало    Зинаиду   Семеновну   от   моментального
умопомешательства, но  "момент истины",  бесспорно,  в ее сознании наступил.
Потом, под глубоким гипнозом, она сознается  в том,  что такого восторга она
никогда ранее  не испытывала. Мечта об  Израиле, на  родину  предков к  Богу
Фаллоса,  отпала сама  собой -  все было  здесь, под  руками, практически, в
неограниченном   количестве.   Было   необходимо   только   -   всем   умело
распорядиться!
     Надо сказать, что в палате, как обычно в свободное от лечебных процедур
время, присутствовала наша общая  любимица  -  Клара. Вид всеобщего единения
мужской  плоти  так  подействовал  на  ее,   несколько   смещенное  болезнью
воображение,   что  рассудок  "сладкоежки"  помутился  окончательно.   Клара
полностью растерялась в вопросе выбора,  ей хотелось  отдаться всем  сразу и
обязательно одномоментно  воспринять  пучок  восторга! Но  такой  номер  еще
никому не удавался.
     В  это же время в палату вошла обворожительная медицинская сестра Ирэн,
сильно симпатизирующая брату Александру. Обе ее  руки были заняты крышкой от
большого  стерилизатора,  наполненной  горой  шприцев  с  лошадиными  дозами
лекарств.   И  когда  она,   сгорая   от   неожиданно  возникшего  восторга,
инстинктивно, чисто по-женски, всплеснула руками, крышка и шприцы грохнулись
на пол. То был эпический аккорд затаенной женской страсти!
     Самое  коварное  заключалось, конечно, в том,  что психические больные,
особенно шизофреники, трасцендентно-чувствительны. Им об интересных событиях
совсем необязательно сообщать по радио или телефону.  Под нами  располагался
этаж, на  котором размещалось женское  отделение:  даже древние старухи, уже
заведомо  ощущая  себя  под мужчинами, чутко  отреагировали  на  сексуальную
установку.  Наш корпус  выл на разные голоса. Мужское  отделение моментально
солидаризировалось  с  нашей  палатой и, получив необходимый импульс, тут же
приняло  боевую  стойку. Мужики, прикусив  руку, не владея  собой,  выли  от
неразрешимой грусти и тоски  по сексу. Женщины  им вторили от ощущения своей
неполноценности  и  обделенности.  Им  казалось,  что  рядом  бурлит  жизнь,
обоходящая стороной женское  отделение психиатрической  лечебницы. Никто  из
них не  имел  возможности  прикоснуться губами  -  ни  теми, ни  другими, ни
третьими. В едином хоре тоски и восторгов громче всех звучал голос Клары.
     Зинаида Семеновна  и Ирэн лишь  разводили руками, пребывая  в частичном
двигательном  ступоре.  Нерв психиатрических отделений явно  был биполярного
свойства. "Однакож тому не радуйтесь,  что духи вам повинуются; но радуйтесь
тому, что имена ваши написаны на небесах" (Евангелие от Луки 10: 20).

2.7

     Первым возвратился в мир бытовых  реальностей  Виктор Каган:  еврейский
темперамент,  вообще,  не очень  устойчив. Потому-то представителей  народа,
Богом избранного, все время куда-то бросало и заносило  - то в революцию, то
в контрреволюцию, то в ЧЕКА, то  оттуда да в самые страшные лагеря, или того
хуже - пароходом в Мексику, да альпинистским ледорубом по башке. И  поделом:
будь ты  хоть  самым умным евреем, но  не  смей дерзить  даже самому глупому
грузину, особенно, если он возомнил  себя вождем!  Но у Виктора в  этот  раз
были  другие  проблемы: прежде,  он  ощутил  непреодолимое желание  почесать
бороду, затем  пятку. Потом  нужно  было  прогнать Клару, бившуюся в поисках
оргий  и пытающуюся усесться Виктору на "манифест" о сексуальной свободе. Но
даже по запаху чувствовалось, что  женщина переживала самый разгар месячных.
А благородный секс - это,  прежде всего, эстетика и  только  потом механика.
Иначе говоря: эрос и антисанитария не совместимы!
     Вторым  откатился  от  элитных самцов Эйдемиллер  -  видимо, по  тем же
причинам. И  то  сказать,  психика артиста по  природе  своей не  может быть
максимально  устойчивой,  и   никакими  особыми  тренировками  здесь  ничего
впечатляющего  не достигнешь. Но профессора особо не грустили.  Эйдемиллер и
Каган  занялись обсуждением теоретической стороны полового вопроса,  успешно
наметили  тезисы очередного выступления по  телевиденью  с целью разъяснения
широким слоям  населения сложностей выбора сексуального  партнера и, вообще,
процесса поло-ролевой дифференциации от рождения человека и до самой смерти.
Думали дать не только исторический срез проблемы, но и оценить все с позиций
страноведенья, то  есть уточнить,  как все  происходит у разных народов,  на
разных континентах, в разных государствах.
     Зинаиду Семеновну к  тому времени  сморило  тоже - она вдруг вскрикнула
дурным голосом и всей массой,  даже не страхуясь руками,  обрушилась на пол.
Удар  головой  об  пол был  очень  сильным -  стекла  в  фрамугах  зазвенели
мелодично-шальным звоном. Женщину  можно  было  понять:  ее никогда еще  так
торжественно не встречали.  Она была обделена  мужской лаской и  эротическим
вниманием, никогда  еще  не стояли вокруг ее скромной  половой  фантазии так
стройно  и  многообещающе хищные  штыки выносливых  часовых.  Ирэна  все еще
держалась  молодцом, но  чувствовалось,  что теперь, в этом  густом  лесу из
фаллосов,  у  нее  надолго  не  хватит  выдержки  и  медицинской терпимости.
Наконец, и она ослабла,  спеклась,  как говорится: подхватив под  руку почти
безжизненное тело Зинаиды Семеновны, она выкатилась из нашей  палаты. Ирочке
каким-то  чудом удалось  не  свернуть  себе  шею,  ибо  до самого последнего
момента  верная  долгу  медицинская  сестра пыталась глазами  контролировать
течение событий на покидаемом плато неплатонических реакций!
     Только  мы, в  некотором  смысле истинные  "русаки" и "рысаки", все еще
держали затянувшуюся паузу. Воля  была  собрана в единый порыв, и продолжало
действовать  аксоно-дендрическое  остолбенение.  Мы  тихо  лежали  на спине,
берегли  силы,  сконцентрировав  все  внимание и  энергию  только  на  одном
желании, постулированном  еще  в  самом начале жизни на Земле самим Господом
Богом. Мы не отступали от завета ни на йоту! "А  ученики исполнялись радости
и Духа Святого" (Деяния 13: 52). Кто может сомневаться в  том, что достойные
дела и мысли  всегда обеспечиваются пониманием  и  поддержкой свыше? Нам ли,
прожженным мужчинам  с мятущимися, как у юношей, до самой смерти душами,  не
проявить  солидарность и  взаимопонимания  с великим,  красивейшим  и  самым
похабным существом. То существо зовется "Великая Женщина"! Мы дружно, хором,
помянули Франсиско Хосе Гойя (1746-1823)  - страстного испанского живописца,
умевшего в  своих картинах подчеркивать свободолюбие во всем, в том числе, и
в вопросах пола!
     Но все когда-то  проходит, истощается и запас святой энергии  у слабого
земного  существа - человечка! Вот и мы  остыли, как  оставленный в сенях на
морозе самовар.  Известно,  что только функция формирует орган, да  и оргазм
тоже. Застой  в кавернозных  телах давал о себе знать, ломотой  в  коленях и
посинением  самого  дальнего  кончика. Конечно,  после  такого  безответного
напряжения, мы  были склонны  к грусти, к депрессии.  И тут, практически,  в
абсолютный  тишине,  раздался  чуть   хриплый   от  чрезмерного  курения   и
перевозбуждения, шипящий и скребущий по  живому,  по еще незарубцевавшемуся,
басок  Виктора. Он читал нам  только  что родившиеся стихи - свой  последний
шедевр, выкупанный в слезах восторга и грусти.
     Нет слов, Виктор был большим  поэтом, и если бы  он не запутался в этой
словоблудной профессии - "психотерапия" - и если бы не потянуло его в зрелом
возрасте к  нимфеткам,  то из него скоро бы вырос второй  Лермонтов  или, на
худой конец, Пастернак.

     Солнце встало! Тихо вечером село.
     Нас отпустила истома - нам мало!
     Мало восторга, надежды, металла -
     того, что взбодрило инертное сало,
     не отпускало, под чресла держало,
     в затылок дышало и возбуждало!..
     Затяни, родимая, на счастье узелок.
     На тебе, красивая, многое яб смог!
     Не ищи прощения, а продли урок:
     поиграем вместе - вот мой Оселок!

     Витя был, есть и будет - Мцири стихосложения! Такой же свободолюбивый и
независимый,  экзальтированный  и  неосмотрительный.  Он  тоже убежал бы  из
горного монастыря от монахов-педерастов. Он не заблудился бы в лесной чащобе
и нашел бы там самку пятнистого барса. Он сразился бы с ней один на один.  И
все происходило, также  как у Михаила Юрьевича в стихотворении, а, точнее, в
его воображении - в  таинственном желании: "но я успел ему (ей!)  воткнуть и
там два  раза  повернуть  мое оружие".  Дальше  был  бы  короткий отдых  для
осознания впечатления, а потом:  "но  вновь, хотя  лилась из раны  кровь"...
Итак без конца, без  устали, и без перерыва на обед. Это была вещая формула,
одарившая своим  смыслом  не только охотников  на  барсов,  но и всех прочих
мужчин нашей планеты!
     В преподнесенном  сегодня нам стихе? Витя  заронил  смелый неологизм  -
маленькое, но искрометное сочетание двух букв - "я" и  "б". Это первые буквы
алфавита, с них  все обычно и начинается,  от них берет силу "поток  жизни"!
Всяк может понимать многообещающее сочетание, как ему  заблагорассудится, но
специалист   -  а  здесь,  в  палате  для  шизофреников,  были  только  одни
специалисты - поймет намек правильно. Специалист быстро заменит букву "я" на
"" и тогда все ляжет на свои  места: метафора на  метафору,  тело  на тело,
орган  войдет  в орган -  все будет пристроено, как надо, как должно  быть у
специалистов!
     Мы  аплодировали  Виктору  лежа,  ибо сил уже  не было  для того, чтобы
что-либо заставить стоять! Но Виктор не унимался - у  него,  видимо,  возник
поэтический удар и проснулась страсть к  воспоминаниям, к анализу жизненного
опыта. Вновь зазвучал хриплый баритон поэта.
     Помнится, Дева меня посещала,
     клятву Христу - слезой омывала:
     "Нет, не забуду Тебя, дорогой, -
     жди очень скоро подарочек мой".
     Утром явился восторгам конец:
     жалит микроб эпителий, подлец!
     Колют иглой мне холмы ягодиц:
     глушат процесс разложенья яиц!

     Но такие откровения  -  что удар  серпом  под  самый корень: многие  из
присутствующих задумались глубоко и трагически. Каждому было, что вспомнить!
Образ Христа-защитника не спасал положения. С какой стати  Господь Бог и его
ставленники  будут  ограждать грешников  от  мучительных  переживаний -  они
должны получать  наказание  по  заслугам! Большинство  искушенных  ловеласов
восприняло стихотворение, как нож гильотины, способный отсечь  самые  смелые
сексуальные фантазии вместе с органами размножения и с головой. Не было тех,
кто не сумел теоретически или практически оценить контакты с миром микробных
тел. Всем стало понятно,  что Кишка - это не  только воздействие агрессивной
среды, но и соседство с вирулентными бактериями, часто имеющими человеческую
психологию. Но только человек,  имеющий широкий микробиологический кругозор,
может до конца прочувствовать простую истину - все в микробном, так же как и
в человеческом  мире, взаимосвязано.  Но самое-то главное заключается в том,
что и эти оба мира тоже  взаимозависимы. Кишечная флора, например, локальным
дисбактериозом   индуцирует   нарушение   равновесия   в    других   отделах
человеческого  организма. Вирусы человека,  например, называемые фагами,  не
зря выделены в царство вира (Vira - латинская траскрипция), отсюда и  пришло
название  внеклеточной  формы  существования  вируса,  как  вириона. Все эти
гопники из микромира не обучены считаться с человеческими потребностями. Они
лупят его по всем органам, не оценивая последствия,  лишь только потому, что
в   кишечнике   заспались   сапрофиты.  Вирусы   бактерий,   иначе   говоря,
бактериофаги,  широко распространены в  природе, вообще, и  в  кишечнике,  в
частности. Фаги кишечных бактерий -  кишечной палочки, шигелл,  сальмонелл -
могут быть выделены практически из испражнений любого человека.  Стафилофаги
обнаруживаются  в  слизи  носоглотки, на  коже  и в раневой  жидкости.  Фаги
клостридий, являющихся возбудителями анаэробной раневой инфекции - не только
жируют  в раневом отделяемом, но и  неплохо устраиваются в  почве, в пищевых
продуктах. Эта  группа агрессоров  словно меняется  ролями с  сапрофитами  -
теперь они  устанавливают порядки в организме, кого-то оберегая, а кого-то и
уничтожая.
     Надо  сказать,  что вирусы  - это занятные существа:  они  живут внутри
клеток и принципиально отличаются от всех других микроорганизмов отсутствием
клеточной организации. По  рассеянности  они  забыли  запастись  ферментами,
обеспечивающими строительный  и энергетический метаболизм. То есть  эти гады
могут жить, только встроившись в  работающий клеточный  конвейер.  Они имеют
только один тип нуклеиновой кислоты  - ДНК и  РНК -  и ищут  такие клеточные
пласты в организме человека, в которых будет обеспечиваться для них фартовая
жизнь без особых  затрат  и усилий. Их вовсе  не  интересует,  что  будет  с
клеткой,  выбранной  ими  для   пристанища.  Они  решительно  изымают  чужой
генетический  аппарат  в свою пользу. Главное для них почувствовать сродство
"генетических  душ". А далее  их "любовь" будет откровенной и прямолинейной.
Она  будет действовать  также точно, как нож  гильотины или веревочная петля
для приговоренных к смертной казни.
     Но  Виктор сейчас своими  поэтическими  строками  надоумил нас на более
трагические размышления: он подвинул наше  сознание к  осмыслению перспектив
заражения СПИДом.  Может быть, только  мне захотелось  помуссировать опасную
тему?   Однако   остекленевшие  взгляды  всех  моих   товарищей   -   лучшее
свидетельство  того,  куда  их  увела коварная мысль. Возбудителями синдрома
иммунодефицита человека являются, как хорошо всем нормальным людям известно,
специфические вирусы  (например, ВИЧ-1  и ВИЧ-2). Самое страшное,  что  этот
отчаянный  вирус передается,  как правило, половым путем. Здесь  совмещается
приятное  с  совершенно   неполезным  человеку.  Затем  сравнительно  долгая
персистенция, иначе говоря, переселение по клеточным поколениям,  приводит к
тому, что у страдальца  развиваются глубокие  нарушения иммунной  и  нервной
регуляции организма. Первичные тянут за хвост вторичные поражения, настолько
массивные,  что  они способны  сами по себе добить обалдевшего от недоумения
страдальца.
     Не было, право, мне в жизни печали,
     так СПИДом паскуды меня накачали.
     Первично-вторичный жуткий инфект
     внесен потребителем тела в контекст.
     На тайных скрижалях опасные знаки.
     Увы! не готов я к смертельной атаке.
     Господи, не взыщи: спасения отыщи!

     Эти рифмы только что выдавил из себя Эйдемиллер, и так сам основательно
впечатлился  при  этом,  что  завыл волком.  Шальная неверная  мысль у  всех
проскочила  в голове одновременно: "Неужели  последняя поездка профессора  в
Конго принесла ему там  райское  наслаждение, но  не по  имени  Баунти"? То,
видимо, была  стройная, чернокожая африканка с грудями оттянутыми по местной
традиции  до  колен.  Только  на  такой  "любовный  стих"  и  мог  пойматься
профессор-психиатр! Он же, сам по себе, был неотразим в свои семьдесят два с
хвостиком года. Любая африканка, даже не имеющая еще паспорта, захочет иметь
с прекрасным белым человеком интимную связь, чреватую желанной беременностью
и рождением светлого ребеночка.
     А Эйдемиллер  все  продолжал  выть  и  выть, заламывая руки  и  пытаясь
укусить себя за пенис. Слава Богу! что это ему  не удавалось - гибкость была
уже  не та  -  а то  бы  он себя искалечил основательно. Прилив  бодрости  и
осознания темного проступка с темной женщиной прошел у профессора  только  к
вечеру. Коллективный разум подсказал, что необходимо срочно обследоваться: в
первую очередь, Эйдемиллеру, затем, членам его  семьи. Далее шли  по очереди
все те сучки, с которыми он уже по возвращении из Конго успел совершить акты
расширенного  прелюбодеяния.   В  финале  намечалось  и  наше  обследование,
поскольку мы все были в известном контакте с любителем чернокожих обезьянок.
Ночной   сон   наш  проходил  в  общей  палате,  под  нагрузкой   сильнейших
транквилизаторов.  Кто  теперь может поручиться  за  то, что увиденные  нами
эротические  сны не  были индуцированы "рукоприкладством" бодрого старикана?
А, может быть, Эйдемиллер применял и иную технику - ночь ведь развязывает не
только языки но и плотскую фантазию!
     Но вопрос  обследования при  СПИДе  не  простой: ВИЧ можно  выделить  в
культуре  Т-лимфоцитов  различного   происхождения,  в  частности,  в  таких
клеточных линиях человека, как Н9, МТ-2, МТ-4 и других.  Ясно, что о наличии
специфического  вируса  судят по  ЦПД,  то есть  по образованию  симпластов.
Обнаруживается    опасность    с    помощью     иммунолюминесцентного    или
электронно-микроскопического    исследования,   или,   на    худой    конец,
настраиваются  на выявление  активности  обратной транскриптазы.  Кто-то  из
ученых-врунов заявил,  что  такие  методы индикации позволяют отловить  один
инфицированный  лимфоцит на 1000 клеток. Но  лично  мне это  кажется трепом,
бахвальством,  авантюрой,  развиваемой   только  с  одной  целью  -  тратить
государственные  деньги попусту. Я доверяю только  клинической  динамике. Но
Эйдемиллер  был еще  вполне  добротный старикан, и на нем  не  было  заметно
следов  даже  весьма  распространенных  манифестантов  катастрофы  -  грибов
(myces). Надо сказать, что  по  моему опыту  микозы чрезвычайно разнообразны
как по биологическим особенностям, так и по клиническим проявлениям активной
жизнедеятельности.
     Я внимательнее взглянул на видимые части тела Эйдемиллера - ему было бы
трудно  укрыть   от  меня  вторичную  инфекцию.  Дерматофиты  -  возбудители
эпидермомикозов не смогли бы  укрыться от моих глаз:  тут  кожа шеи и начала
волосистой  части головы - все скажет само за себя. Эйдемиллер в  этой части
был чист, как огурчик. И слава тебе, Бог!
     Дрожжеподобные грибы рода Candida тоже откровенны в своих симпатиях или
агрессивных проявлениях: кандидозы можно увидеть или самому почувствовать на
слизистых  оболочках  носа  и  полости   рта.  От   таких  неприятностей  не
отвертишься,  и  быстро  запросишь  консультации специалиста,  даже если  ты
сильно психический больной.
     Криптококки, гистоплазмы,  бластомицеты,  кокцидиозы,  плесневые  грибы
роют  обычно  вглубь,  поражая  органы и  ткани.  От  таких  воздействий  не
скроешься, не станешь симулировать полное здоровье. Но Эйдемиллера и в  этой
части  можно  выставлять  в  витрину  Военно-медицинского  музея  на  местах
эталонных экспонатов, доказывающих, что в человеке может быть все красиво: и
душа, и тело, и половые органы. В нем,  конечно, была  некоторая фальшь,  но
это  не  оттого,  что он подделывал свою анатомию  и  физиологию под уровень
европейских стандартов. Как раз наоборот:  он не хотел уезжать  из России  в
Европу, даже  горячий, родной  Израиль его не манил, посему  на  европейские
стандарты ему наплевать, как с высокого дерева. Этот-то консерватизм как раз
и  смущал все  думающее человечество: у еврея - и вдруг такое постоянство  в
выборе отчизны! Чтобы  мириться  с  порядками России, надо белены объесться,
причем, в огромном количестве!  В  этом крылась либо  большая корысть -  ну,
скажем, как у Березовского, - либо у профессора явно "не все дома"!
     Я  решил успокоить  Эйдемиллера  аргументами простой мужской дружбы:  я
достал из  тумбочки пол-литра водки и предложил  честной компании вспрыснуть
"общее горе"! Кто бы видел, какое оживление вызвало  мое предложения в рядах
нашего братства. Больше  всех, естественно, гоношилась и ликовала Клара. Она
последняя   время   так  прижилась   в  нашей  мужской  ватаге,  что   порой
мальчишеством обгоняла нас всех - она, например, научилась писать стоя перед
унитазом, а  для  женщины  -  это  очень  непростое  событие!  Я  могу  себе
представить  кобелька-фокстерьера, присаживающегося в раскорячку на тротуаре
для  того,  чтобы помочиться. Но сучку,  которая  задирает  правую  ножку на
столбик или уголок дома, я никогда не  встречал. Женщины все больше  мочатся
мужику  в  душу  исподтишка,  скрытно  и  вероломно.  У  нас даже  появилось
опасение, что однажды  ночью Клара  - смеха ради  или  чтобы  затвердиться в
мужском начале - изнасилует увеличенным от возбуждения клитором какую-нибудь
из своих соседок по палате! Я  заметил, что и черные усики на верхней губе у
Клары подросли, - а это уже первейший признак смещения дифференциации пола.
     Мы  налили   ей  первой,  чтобы   не  давать  повод  для  подозрений  в
избирательности  нашего отношения к вопросам  пола  -  пусть думает, что она
парень, коль скоро у нее родилась такая фантазия. Клара тряслась в лихорадке
ожидания  мужского  эффекта, сжимая  стакан в  руках и лязгая зубами по  его
краю. Она  терпела  и  мучалась,  ожидая общей команды  все время,  пока  мы
разливали водку.  Нет слов, всем досталось  лишь  "по  грамульке" - не более
полутора "булек" на человека. Но зато как элегантно мы выпили - стоя, изящно
запрокинув  голову,  как  известный дирижер  Гергиев после финального  акта!
Взмах дирижерской палочки в нашем оркестре был поручен, конечно,  Александру
Георгиевичу. Он  выждал несколько, дабы охолонуть страсть, дождался,  как  и
великий и небритый Гергиев, замирания самого последнего звука в  дрожащей от
нетерпения душе. По команде Ко-терапевта  мы  закончили свою экстравагантную
увертюру  молниеносно!  Мы, кстати,  были настолько  же  взлохмачены,  как и
многие известные люди. Но мы синтезировали  образы, а  потому на наших тощих
шеях  были  намотаны вафельные  полотенца,  словно изящное  кашне,  с  таким
блеском  носимое вечно  мерзнущий в подвалах Эрмитажа наследником славы рода
академиков  Пиотровских. Нынешний малыш-директор с  раннего детства  страдал
приступами  "золотой  лихорадки". Да  иначе  и не могло быть -  ходить среди
богатств Эрмитажа и не сотрясаться от мысли, что все это великолепие может в
одночасье сгореть или быть планово расхищено, может только уникум, мраморная
статуя,  черствый  человек.  Эта  тенденция,  нет  сомнения,  была  передана
генетически    от    отца,   перенесшего   холода   блокадного   Ленинграда,
насмотревшегося на ужасы последней войны с немецко-фашистскими захватчиками.
Дрожание от холода  и ответственности, как и  знание нескольких  европейских
языков, - это благородно, элегантно, эстетично!
     Все было бы ничего,  но  вот,  однажды, от брата  Александра, я услышал
занятную версию - откровения  психоаналитика. Оказываются, шарфом заматывают
шею  не  только для  того,  чтобы согреться  или  замаскировать  хронический
фурункулез, как это делал великий артист Андрей Миронов. Ко-терапевт поведал
нам,  что  перенесение в раннем  возрасте какой-либо  инфекции, передаваемой
половым путем, может больно ранить сознание и бессознательное. Тогда человек
прочно  заклинивается   на   "презервативе"  -   он  становится   не  только
обязательным атрибутом полового акта, но и переходит на шею, как бы растущую
из  той же области. Кстати или некстати, но Александр  Георгиевич  рассказал
нам  старинный анекдот о господине небольшого  роста, явившемся в аптеку. Он
пожелал  купить   презерватив  архибольшого   размера.  Аптекарь  откровенно
удивился масштабам  запросов  маленького  человечка. Но  тот поведал  тайну:
интеллигент  решил на  карнавал  нарядиться "Главным членом"!  Психоаналитик
склонен рассматривать такое желание, как поиск выхода доселе сублимированной
сексуальной страсти, споткнувшейся когда-то на чем-то. От себя могу добавить
верные  наблюдения: мужчины, долго рассматривающие себя  в зеркале, при этом
напевающие  и хорохорящиеся,  тоже  идентифицируют  шею  с  половым  членом,
застигнутым в  момент  стойкой  эрекции.  Они  как  бы  наслаждаются  своими
известными женскому миру способностями, они подбадривают, хвалят себя. Слово
"Красавчик!", неожиданно вылетающее из уст такого человека, предназначено не
своей  физиономии, а только  своему  члену -  упругому,  стойкому,  готовому
"работать" без устали  и перерывов. Вялое изучение шеи, прилизывание блеклой
шевелюры  на  голове  -  это  свидетельство  разочарования  в  своей мужской
потенции.  Такое  явление часто наблюдается у  алкоголиков, давно потерявших
былую прыть - они избегают зеркал, особенно большой величины.
     И  опять,  даже  после  выпитой  водки,  в  моей голове роились  смелые
ассоциации из жизни людей и микробов. И тут заговорил Виктор Каган.  Не было
сомнений в том, что это была исповедь грешника, решившего покаяться. Но, как
истинный поэт, Витя начал с диагностического каламбура.
     Все поняли  заложенные в  стихе  аллегории, стало очевидным  и  то, что
Виктора терзают  угрызения совести  по поводу смертоносной акции, которая, к
счастью,  все же  не  состоялась. Остановка руки с  занесенным  над  головой
Науманова  карающим  мечом состоялась только благодаря  нашему  оперативному
вмешательству.  Профессор-психотерапевт  приблизился  к пониманию  глубинных
истин: "Взявшие меч, мечем погибнут" (От Матфея 26: 52). Витя явно переживал
несправедливость  и пагубность своего порыва: он же - врач, а не  палач! "Не
будь побежден злом, но побеждай зло добром" (К Римлянам 12: 21).
     Кстати  "меч"  - это тоже  символ  мужских начал, сведенных  к  реакции
полового члена.  Когда человек слишком часто употребляет  такие  слова,  как
"меч",  "хер",  "яйца"  и  прочее,  то психоаналитик рассматривает  подобное
явление, как манифестацию неких первостепенных реакций. Ко-терапевт пояснил:
для  пожилого  мужчины или сохранного  алкоголика  - это  подтверждение  еще
теплящихся возможностей, о которых очень хочется объявить, дабы хотя бы себя
морально поддержать! Вовсе не обязательно "жопа",  "кишка", "труба" и прочее
есть  свидетельство  гомосексуальных вкраплений.  Просто  это  свидетельство
тяготения  к  заурядной  половой  анатомии.   Частые  пикантные,  насыщенные
агрессией,  пассажи  в  адрес  женской  половины  населения  -  это   только
свидетельство  неуемного  тяготения к  сексу.  А  вот  когда  слишком  много
словесной патоки выливается на женские половые органы, живописуются прелести
сопутствующей анатомии,  то  надо  искать  начало  импотенции.  Витя  хорошо
ежедневно доказывал нам справедливость таких утверждений психоаналитиков.

     В Кишке поднялся жуткий писк -
     разбиты крипты, бляшки - вдрызг!
     Пришла в мой дом "одна беда" -
     команда мышце: "открыть врата"!
     Микроб растянет эпителия нить -
     ничем не заесть, ничем не запить!
     Плохи Науманова, однако, дела -
     курва-судьба не в четверг родила!
     Будет с контролем газы тушить -
     поступь броженья сбавила прыть!

     Витя оставался умным лекарем, и знания его  забирались далеко и глубоко
в различные  разделы медицины. Другое дело, что порой  он был не в состоянии
быстро находить выход из дальних странствий.  Профессор как бы подпадал  под
влияние собственных страстных интеллектуальных увлечений. Ну,  а если  такое
увлечение еще и сочеталось с "водкой и молодкой", то Витя мог выключаться из
полезной  деятельности  очень надолго. Однако в  нашем  "павильоне" подобные
отступления от больничного режима  были крайне  редки, прежде всего, потому,
что возможный  вероотступник всегда был  под неусыпным контролем коллектива.
Верные товарищи никогда бы не позволили собрату по несчастью взваливать груз
переживаний  на  согбенные  плечи  одиночества.  И  Виктор  Ермолович  много
напряженно думал, отдыхая на больничной койке. Он задавал себе вопрос  и тут
же   сам  на  него  отвечал:  "Что  есть  бродильная  диспепсия   (dyspepsia
fermentativa)?" Она обычно обусловлена преобладанием  в жратве легкоусваемых
углеводов.  Они  стимулируют  подавление индигенной  флоры  и рост  аэробных
условно-патогенных микроорганизмов, легко сбраживающих сахара до образования
большого количества воды и газов -  водорода, метана с неприятным запахом. В
процессе подобных  реакций  выделяется еще  и  уксусная  и масляная кислоты,
приводящие  к  снижению  рН кишечника.  В  окружающую  атмосферу добавляется
специфическая вонь. Если у человека  от рождения или с возрастом проявляется
склонность  к   полноте,   то  можно  смело  говорить  о  нарушении  функции
поджелудочной  железы: скорее  всего  снижена секреция такого фермента,  как
амилаза.  Это  явление резко подхлестывает  бродильные  процессы, и двуногое
существо  раздувается,  подобно  воздушному  шару. Жены  порой  основательно
мешают справиться с  бродильной диспепсией -  они по лени склоняют супруга к
неверным диетическим ограничениям. Жены-богомолки уговаривают  держать пост,
лентяйки  заставляют  кусовничать,  бутербродничать,  сладкоежки склоняют  к
кондитерским поделкам,  шоколаду, конфетам, неуемному  чаепитию или сладкому
кофе.
     Макроскопическое  исследование  фекалиев показывает,  что  в  кишечнике
много непереваренных крахмальных клеток в виде крупных овальных или округлых
образований. Их удается  окрасить реактивом Люголя, а заодно и "подрумянить"
йодофильные  бактерии - Clostridium butyricum. Спасение одно - жену  взять в
ежовые рукавицы и заставить творчески подходить к диетотерапии: кормить мужа
мясными  блюдами, не перегружать углеводами  и жирами. Непроизвольный секс -
великолепное  средство  стимуляции  жизненного  тонуса.  К сожалению, многие
женщины  выбирают и  останавливаются лишь на последнем пункте  рекомендаций,
совершенно забывая о правильном кормлении прирученного "хищника".
     Витя не только вспоминал и думал, он и озвучивал свои мысли. А мы - все
остальные  эскулапы -  внимательно  его  слушали,  как  бы  повторяя  в  уме
обязательный урок. Чувствовалось, что Виктор Ермолович сильно настрадался от
вони  пока  отлеживался в  одной  палате  с  Наумановым,  - его  трясло  при
воспоминании  о  мерзопакостной  личности!  В  развитие  своих чувств,  ради
"отреагирования",   Витя  продолжил  "мысли  вслух",  заострив  внимание  на
этиологии и патогенезе теперь уже гнилостной диспепсии (dyspepsia putrida).
     Мы  узнали,  что эта форма  расстройства  функции кишечника  связана  с
пожиранием  большого количества  белка,  не сбалансированного  с достаточным
количеством  овощей. Иначе говоря,  супругу необходимо приучить к творческим
размышлениям и по поводу приготовления гарниров. Только так можно бороться с
избыточным  ростом   условно-патогенных  анаэробов  и  патогенных  микробов,
вызывающих  гнилостные процессы. Вся эта банда  кишечных  дармоедов вызывает
образование токсинов (ядов) в таком количестве, что человека мучают головные
боли, недомогание, спазмы и  боли  в  дистальных отделах кишечника. Газы  из
субъекта фантанируют довольно  сдержанно, однако, они страшно вонючие. Кроме
метана, в них  содержится метилмеркаптан,  индол,  скатол,  нещадно мучающие
слизистую кишечника, вызывающие учащение стула. Чувствовалось, что не только
Науманов  "перешел  дорогу" Виктору. Кто-то из  былых  дам своими бездарными
кулинарными проделками  насолили Виктору  выше  всякой  меры. А, может быть,
холостяцкий образ жизни сделал Виктора приверженцем адаптивной диетологии.
     Но  вот  Виктору полегчало -  главное вовремя  выговориться!  Появились
первые  признаки  угрызения  совести. Исповедь  даже  у  последнего  садиста
открывает  врата альтруизму: он предложил всей компанией навестить Науманова
Вячеслава Германовича и выразить ему свое дружеское расположение.  Вообще-то
-  это был  явный перебор.  Но Виктор в  своем святом порыве был красив, как
никогда.  Почти стройный мужчина, в расцвете  половых  сил, сейчас  стоял  у
койки во весь рост  - примерно, метр и шестьдесят  восемь  сантиметров. Обут
наш монах  был в  толстенные шерстяные носки ручной вязки  и неопределенного
цвета. Кальсоны с отвислым  кульком вместо задницы  ему очень  шли. Они были
такие же белые,  как  асфальт,  омытый осенним  дождем, их размер определить
было  невозможно.  Поместить  в кальсоны было можно  еще  одного профессора,
только лучше философа. Халат  на альтруисте был  грязно-синего  цвета.  Витя
развивался, страстно  размахивал руками, раскрывая  худую волосатую грудь  с
типично  еврейскими   резко   выдающимися  ключицами.   Чувствовалось,   что
профессор,  если  и  занимался  спортом,  то  только в  глубоком детстве,  и
сводились  те занятия  в основном к кусанию  до  крови  и сосанию  роскошной
материнской груди!
     Мы  почему-то  чувствовали  себя  молодыми,  легче  ветра,  готовыми  к
левитации - к полету  не  только  во  сне, но и наяву.  Мы  откликнулись  на
предложение Виктора моментально. Нам, истинным альтруистам, ничего не стоило
проявить благородство. Мы поднялись легко,  как Буденновские  кони, сразу же
перейдя  с  места в  карьер. С гиканьем, улюлюканьем, ржанием  и свистом  мы
вырвались  из своей  палаты на просторы больничного коридора  и понеслись  в
палату, где по-прежнему портил воздух, безобразничал  Науманов. Мы допустили
ошибку  -  мы  не обеспокоились о  противогазах, на худой  конец,  о влажных
марлевых повязках на  дыхательные  отверстия.  Свою ошибку мы  почувствовали
сразу, как только решительно,  без стука ворвались  в "газовую камеру".  Нас
шибануло так сильно, что  конная атака захлебнулась. Буйные скакуны кашляли,
кривились,  пытаясь остановить  спазмы, дурноту и подкаты волн рекургитации.
Но мы не сблевали,  хотя и быстро поняли, что наше  благородство дорого  нам
обойдется. Но отступать-то было нельзя, иначе - "в грязь лицом"! Вспомнилось
вовремя:  "Долготерпеливый   лучше  храброго,   и   владеющий  собой   лучше
завоевателя города" (Кн. Притчей 16: 32).
     Первым совладал  с собой Виктор: затаив дыхание,  он решительным  шагом
пересек  палату  и  распахнул  настежь  окно. Науманов  съежился,  затаился,
заподозрив  недоброе. Но Виктор одарил  его всепрощающей улыбкой  и  ласково
вымолвил приветствие:
     -  Ну, что,  горемычный  пердун,  ты еще не  задохнулся от  собственной
вони?! - Витя внимательно, изучающим взглядом прощупал физиономию  Вячеслава
Германовича и успокоил  труса. -  Не боись, старатель, бить не будем - хотим
поговорить по душам.
     Науманов втянул голову глубже  под одеяло, все же  опасаясь мордобоя, и
уставился  на интервентов недоверчивыми, побелевшими  от страха глазами,  на
лбу у  него была  нездоровая  испарина.  Говорить ему явно не  хотелось,  но
жалобные  кишечные  звуки  глухо  под  одеялом  он  продолжал  издавать.  Мы
отпрянули и  двинулись  поближе  к растворенному окну, нам  показалось,  что
проведение  свело  нас  с  неисправимым  человеком.  Брат  Александр  как-то
по-врачебному  внимательно присмотрелся к страдальцу,  потом  подошел ближе,
взял его  за запястье и стал считать пульс. Справившись с  этой  задачей, он
перешел к подсчету частоты дыхания, затем решительно заявил, что  ему срочно
требуется стетоскоп для прослушивания легких.
     Побежали  к сестре, сразу почувствовав, что  грядет беда! Пока искали в
ординаторской оставленный врачами стетоскоп, Александр  перкутировал грудную
клетку Науманову:  тот был  жалобен, как обдристанный  щенок,  сопротивление
обследованию  не  оказывал,  а  только  часто  дышал,  квохая и  покашливая.
Наконец,  притащили  стетоскоп,  и  брат Александр  принялся  за  тщательное
выслушивание: взгляд у эскулапа мрачнел, а пациент из последних сил выполнял
команды  по  форсированному дыханию. Чувствовалось, что на него наваливалась
страшная   слабость,  связанная   с  интоксикацией,  свойственной  объемному
поражению легких.
     Все так и  оказалось, как предполагал брат  Александр: у Науманова была
двухстороння сливная  пневмония,  видимо,  подобравшаяся  к  страдальцу  уже
давно.  Парень мучался, тихо угасал, не издавая воплей, призывающих к пощаде
и помощи. Такое часто бывает  с психическими  больными. Они, как правило, не
проявляют  волю  в борьбе  с  несчастьем,  ибо  у  них нарушена вся  система
адаптации,  а значит  и понижена  способность к  сопротивлению болезням. Они
умирают, ни кого не беспокоя и не моля о помощи. Аминазин в лошадиных дозах,
да  еще принимаемый  длительное время - весьма  коварная  штука. Так  всегда
происходит  с  психическими  больными,  и   это  их  рок  -  психа  добивают
сопутствующие причины.  Очень  часто таким убийцей становятся лекарства: они
действуют за счет смещения фармакологических акцентов и искажения патогенеза
даже относительно заурядных болезней. В  такой  помойки уже  зарыта ни  одна
собака: защищена масса разнокалиберных диссертаций на  лабораторных животных
и людях. Причем, психические больные - главный экспериментальный материал!
     Виктор  Каган  тоже производил  не  лучшее впечатление:  в  его  голове
агрессивность  поменялась  местами  с  жесточайшими  угрызениями  совести  и
самобичеванием,  свойственными  порядочным  людям,  настоящим врачам.  Проще
говоря,  теперь  агрессивность  он переключил с Науманова  на  себя.  Виктор
принялся вешать на себя всех дохлых крыс! Исповедь закончилась прозрением, а
оно в свою очередь обозначило собственный грех, ростущий прямо на глазах  по
законам  мятущейся  совести. "Смерть!  Где твое жало?  Ад! Где твоя победа?"
Жало же смерти - грех; а сила греха - закон" (1-е Коринфянам 15: 55-56).

2.8

     Науманов, словно побитая овечка, лежал, свернувшись  калачиком, пытаясь
сохранить внутреннее тепло и сконцентрировать остатки сил. Его искренне было
жалко,   ибо,  по   нашему  разумению,  прогноз  был  неутешительным.   Нина
Викторовна,  может быть, и была  хорошим  психиатром и  психотерапевтом,  но
оказалась  никудышным  терапевтом.  Она  прохлопала  вялотекущую  пневмонию,
обрушившуюся  теперь,  как  массивная  снежная  лавина,  на   бедную  голову
Вячеслава  Германовича.  Непомерный  гонор  начмедихи  -  Зинаиды  Семеновны
Колесовой, видимо, тоже мешал  основательно контролировать лечебный процесс.
Эта паскудница в белом  халате больше занималась интригами, чем продуктивной
работой. Мы пожалели,  что устроили для  нее  радостный херово-показательный
спектакль. Скрытная душегубка, безусловно, не  достойна даже таких мгновений
счастья. Самое главное, что эти две клуши - лечащий врач и его начальник - с
самого  начала  неправильно  расценили  клиническую  динамику  у  Науманова.
Предупреждал  же  Андрей Юрьевич Барановский в  последней  своей монографии:
"бактериальная  флора  кишечника  представляет   собой  один  из   важнейших
функциональных компонентов эндоэкологии желудочно-кишечного тракта  и играет
значительную  роль  как  в  процессах  пищеварения и  утилизации питательных
веществ  в  организме, так  и  в  очень  многих регуляторных,  пластических,
синтетических, защитных, компенсаторно-приспособительных, биоритмологических
функциях организма". Этот  тезис, словно заповедь медика, должно написать на
стенах в ординаторских и напротив постов медицинских сестер любых отделений,
любых  больниц,  а тем более  в сумасшедшем  доме,  где  и весь  медицинский
персонал сплошь состоит из ненормальных людей. Кто  будет сомневаться в том,
что Науманов своей вонью  и  егозливостью давно  прославился в больнице.  Не
могли пронести свои носы мимо таких обонятельных "восторгов" и лечащий врач,
и  заместитель главного  врача  по медицинской части. Так  надо  же  наконец
научиться дифференцировать  запахи: больной  пневмонией пахнет  не  так, как
простая грязнуля с дисбактериозом. Врач, словно породистый  доберман, обязан
существовать в своей профессии, все подвергая анализу. Посмотрите,  как вели
себя  старые  врачи,  когда  и  лабораторной  диагностики  не  существовало.
Сахарный диабет, например, определяли по вкусу - сладкая или обычная  моча у
пациента. Беспорядок в пищеварительной системе, в почках  определяли  только
по запаху: нюхать и изучать цвет,  консистенцию  говна - это  было первейшим
занятием  эскулапа.  Да,  мало  ли  других  благородных приемов  диагностики
применяли  врачи древности.  А  нынешние  "мокрощелки" только  и знают,  что
глазки строить, да о маленькой  зарплате языки чесать. Вот и Зинаида с Ниной
попали впросак  ( от слова - проссаться!)  только из-за непомерного  гонора.
Они ценили выше  всего свое  собственное благополучие и  житейский  комфорт,
потому по  мере  сил  отворачивали носы  от  кишечного  запаха, игнорировали
газовые стоны  пациента. Между тем, именно это свойство вонючки  должно было
насторожить   клинициста:   бродильный  или   гнилостный  дисбактериоз  есть
следствие  иммунодефицита,  открывающего  ворота для  развития  в  организме
других коварных инфекций.
     Врачи  молчали  и лишь  изредка  мычали, а Науманов страдал от  чистого
сердца  и  от больной кишки. Первым заострил внимание,  как все помнили,  на
вонючке  Виктор Каган. Но его сходу понесло  не в ту степь!  Однако отставим
дела давно минувших дней.  Сейчас требовательный голос подал брат Александр.
Это он дал острастку некудышным эскулапам:
     - Уже второй раз мы из-под самого  носа у медицинского персонала воруем
славу первооткрывателей тяжелых болезней. Мы выполняли не свою работу, но то
была святая миссия! Нас вели  святые проводники:  "Терпением  вашим спасутся
души ваши" (От Луки 21:19).
     Брат Александр почмокал губами, как бы подыскивая наиболее емкие слова.
И они, наконец, нашлись - старые, проверенные, испытанные, решительные:
     - Я бы, честно говоря, - молвил почти без лишнего гнева эскулап, - этих
блядей,  угробивших мученика,  приказал лишить диплома и регулярной  половой
жизни. Позор им и наше проклятье!
     - На дыбу  их, на дыбу!..  - подхватил  восторг казни Виктор  Каган.  -
Пусть другим неповадно будет!
     -  Подожди,  Витя,  разделаться  с  врагами  мы   всегда  успеем.  Зима
приближается: перевалы в горах будут засыпаны снегом, и тогда уже  "зеленка"
никого  не  спасет.  Будем  карать  каждого   вероотступника,  пренебрегшего
заветами медицины. - так веско и определенно выразиться мог только Александр
Георгиевич - защитник всех сирых и обездоленных. Дай Бог ему здоровья!
     Оппортунист Эйдемиллер заерзал, словно ему,  как плохому танцору, вдруг
стали  мешать яйца.  Чувствовалось,  что  с Ниной  Викторовной у него связан
личный интерес, возможно,  еще и  не оформившийся в стойкий адюльтер, но все
шло к тому решительными шагами.
     Тут подал голос брат Василий:
     -  Этим двум сучкам  я  бы вкрутил фитинги за такие дела! Зинке  -  так
обязательно с наружной резьбой, а Нинке - с внутренней.
     Вася  после армии длительное  время подхалтуривал слесарем-сантехником.
На  работе  он  нахватался  непонятных  словечек и,  когда  очень переживал,
волновался, то они  выскакивали из него, словно увесистые булыжники.  Сейчас
он рвал и метал - метал и рвал, и так безостановочно.
     Эйдемиллер от слов товарища ударился в  истерику: слезами и  судорогами
он  пытался  демонстрировать свою привязанность  к Нине Викторовне, надеясь,
что  мы поймем как она ему дорога. Правда, нас - остальных членов коллектива
-  несколько  смущало  как  раз то,  что развитие адюльтера у  этой  парочки
затягивалось. Напрашивался вопрос: Кто виноват?
     Нина Викторовна производила  впечатление шустрой  бабенки,  знавшей как
"своего не упустит" и  вовремя  перехватить и конец,  и инициативу.  Значит,
симулировал временную импотенцию профессор - а это уже не по товарищески, не
коллегиально. Причем,  не  понятны  были  и  мотивы  уклонения  от  активных
действий.  Даже,  если  ты сам не  смог,  то  поделись горем  и  подругой  с
товарищем.   Мы  на  досуге  добровольно  решим,   кому  подхватить  упавшую
инициативу.  Вон  брат  Василий, например, как солдат  первого года  службы,
только  о том и  думает  постоянно.  Он даже  на животе спать не может - ему
постоянно  мешает  именно то, что должно мешать во  сне  настоящему мужчине.
Разве Вася не откликнулся бы на призыв  о  помощи? Интеллект интеллектом, но
такие  непростые  вопросы  необходимо  решать  коллегиально  -  с  добротой,
предусмотрительностью, досужим  вниманием и  милосердием.  Хотя  курица - не
птица, но женщина тоже - человек!
     Видимо, и  Александр  Георгиевич  соскользнул  куда-то  в  прошлое,  но
недалекое и приятное.  Взгляд  его подернулся грустью и котовским восторгом.
Он еле слышно зашептал маленький экспромт,  имеющий некоторую художественную
ценность и являвшийся поводом для психоанализа больной души профессора.

     Сашенька Свету ужалил под хвост:
     точно - неточно? - вечный вопрос!
     Ира со свечкой к ногам подбежала:
     вырвала Вещее, вычленив Жало, -
     ревность-злодейка ей горло зажала:
     долго клеймила, семь бед созывала.
     Много известно подобных историй,
     пусть же работает наш крематорий:
Ибо для меня жизнь - Христос,
и смерть приобретение.

     Смахнув слезу, брат Александр ударился в накачку морального допинга для
брата Эйдемиллера. По такому  случаю,  скорее  всего, и было  применен метод
эталонного стихосложения. Рифмы,  вне всякого сомнения, были навеяны большим
личным опытом и долгими теоретическими изысканиями. Кто бы мог подумать, что
в   описании    простенькой   амурной   истории    можно   достичь    такого
лирико-эпического совершенства. Я все больше и больше убеждался в том, что у
шизофрении  нет  альтернативы. Когда  на горизонте  выплывает  задача  чисто
творческого характера или, на  худой  конец, имеющая идеологический профиль,
шизофреники  оказываются   в   авангарде!   Это  же   доказали  и   Владимир
Ульянов-Ленин,  и  Адольф Гитлер,  и Бенито Муссолини и прочие.  Правда, все
они,  как  правило,  плохо  кончают: первый  из  названных погиб  от ужасной
болезни  мозга,  следующий  - отравился,  пристрелен  и  сожжен,  последнего
повесили  за   ноги  вниз   головой   на   площади   при  огромном  стечении
торжествующего народа.
     Эйдемиллер  -  пошлая  сука -  видимо,  исключительно из зависти  решил
воспринять товарищеское  назидание и несложный  пример из личной жизни,  как
покушение  на  его  амурные дела. Да, пусть бы он катился со своими  томными
вздохами под  луной в  совершенно  темную Кишку,  пронизывающую, к  тому же,
совершенно  темного  человека.  Много   чести  -  отбивать  у  транзиторного
импотента его марантичную особу,  согласную на  виртуальный секс. Мы  только
свиснем  - так  за нами табуны  ядреных,  краснощеких, грудастых  и жопастых
девок побегут. Главное  свистнуть вовремя и в сторону  периферии. Я  увлекся
новым  образом:   от  него   веяло  половым  конструктивизмом  и  социальной
предприимчивостью.  Представилось: проходит парад физкультурниц из  трудовых
резервов  или  общества "Урожай". Рожи у  всех сытые, красные, глупые, как у
того  известного  персонажа с  веслом, любителя  сельской бани. Так, кстати,
примерно и делал один из прошлых вождей - Лаврентий Павлович Берия - большой
любитель спортсменок! Опять,  кстати: Калинин -  всесоюзный староста - очень
любил  молоденьких  балерин.  Да, у  каждого козла  - своя любимая грядка  с
капустой!
     Только  мы вернулись  в  свою палату, вставив  клизму штатным врачам, и
решили   основательно   заняться    воспитанием   зазнавшегося   и   глубоко
заблуждающегося  профессора Эйдемиллера,  как открылась  дверь, и  в  палату
вошел  наш  долгожданный  брат  Чертежник.   Парень  исхудал,  осунулся,  но
умиротворился, однако  в глубине  взгляда, там - на заднике  сцены, почти за
кулисами,  - теплилась и стенала какая-то душевная  боль. Это  была,  скорее
всего, забота,  может  быть, осознание виновности. Все пришли к одной мысли:
"Тут что-то нечисто!"  Но никогда  нельзя  форсировать  события: человек для
откровений должен  созреть, подготовить себя к излиянию "душевной желчи". Да
и слушатели должны дойти до нужной кондиции - повысить акцепцию,  зарядиться
эмпатией. Мы настороженно, но изящно  маскируясь, следили за  Чертежником  -
каждый  изобретал  свою версию, дабы  потом  поставить ее на кон, и выяснить
насколько  она соответствует реальному положению  вещей.  Большая  победа  -
когда ты открываешь в себе способность отгадывать будущее!
     Я встретился взглядом с братом  Александром, и получил от него  импульс
догадки:  все  моментально  встало  на  свои  места. У меня  больше не  было
сомнений в том, что Чертежник переносит неприятную вирусную инфекцию половой
сферы  - отсюда  та  неуемная грусть, затравленность,  а,  самое главной,  -
герпетические высыпания на  губах и крыльях носа. Конечно, его терзает общая
герпетическая, вкупе  с генитальной, инфекция. Вирусов герпеса известно пока
восемь  типов: по  данным  американцев,  например, половой вариант  занимает
второе  место среди всех инфекций, передающихся при сексуальном контакте. Не
надо удивляться тому, что даже у детей такие неприятности - явление довольно
частое.  Вирус герпеса  сплошь  и  рядом  проявляется в  виде первичных  или
вторичных,  многократных  высыпаний  во влагалище у  девочек и  на пенисе  у
мальчиков. Заражение может произойти  внутриутробно - во время беременности,
или в  родах. И виноваты  в том  родители, наградившие своих  детей занудной
патологией.   Такие  радости  могут  сопровождаться   еще   и  специфическим
стоматитом и открытыми высыпаниями на губах герпетических пустул. Проблемы с
мочеиспусканием  тоже у детей  имеют место по  той же причине - их ругают за
то, что они писаются по ночам, а виноваты в этом только родители.
     У  взрослых же варианты  течения  такой  инфекции  многобразны.  Первая
весточка  о  случившемся приходит очень  скоро: после  полового  сношения  с
носителем вируса  появляются герпетические  пузырьки на половых органах  или
вблизи  от них - на бедрах, животе, ягодицах. В  супружеских парах  инфекция
постоянно  циркулирует  и  справиться  с ней пока еще  невозможно.  Объемные
поражения часто наблюдаются у людей  с  непорядками, лучше прямо  сказать, с
дисбактериозом кишечника. Он торпедирует сложившееся иммунное равновесие.
     Мы стали  думать  и  гадать о том,  как же  наш  вполне  взвешенный  по
характеру  и  поступкам  Чертежник  нарвался   на  гадюку,  наградившую  его
герпесвирусом полового притяжения.  Всем было понятно, что  вообще банальная
герпетическая  инфекция у петербуржцев высыпает на морде очень часто. Но для
того, чтобы она  сместилась в нижние  этажи, необходимо некоторое  старание.
Скорее всего,  Чертежник от горя и потрясений сбился  с  праведного  пути  и
оступился  - им  был  нарушен принцип  чистоты супружеского  ложа.  Мы  тоже
виноваты  в  случившемся  от части:  никто иной, как мы  -  его сотоварищи -
выпустили ослабленного человека на вольные хлеба. А надо было обеспечить его
достойной  опекой.  Что  стоит  опытной  хищнице  овладеть мятущимся сердцем
больного мужчины. Мужчина, как  цветок лотоса или палка бамбука,  тянется  к
солнцу. Его необходимо поливать из "лейки" отзывчивости,  одаривать  уходом,
подваливать  ночью  телесное  тепло  под  стынущий  бочек!  Привычка  -  это
сильнейший фактор в жизни мужчины.
     Виктор тоже проникся общими переживаниями  и рассказал притчу  бытового
характера. Пьяный муж  поздно ночью вернулся  домой, и возмущенная  жена  не
пускает его  в спальню. Муж стонет,  кается, но  жена остается непреклонной.
Квартира однокомнатная, ложе одно, и мужу приходится устраиваться в прихожей
на полу.  Гасят  свет,  но  через десять -  пятнадцать минут слышатся  новые
стоны: "Милая, брось  хотя бы одежную щетку - руку не на что положить, никак
не  могу уснуть!" Да,  сила привычки  и тяга  к  комфорту  - сильнее обид  и
пагубных  страстей. Еженочно держа  руку  на лобке подруги, нежно  перебирая
шелковистые  волосики  привычной длины и формы,  невольно становишься  рабом
стереотипа. Женщина  тоже  легко  вырабатывает  привычный навык, и  когда за
ласковым массажем  следует внутривлагалищная атака, то она - верная  женщина
имеется в виду  - и сам  "корень зла" уже не воспринимает, как зло, а только
как сладкий корень -  корень  жизни!  После  таких  самоутверждений  можно и
засыпать, медленно погружаясь в туман приятных видений: ну, например, о том,
что   половые  возможности   верных   сексуальных   партнеров   безграничны,
безвременны, а сам главный член отношений  - безмерен или, в крайнем случае,
многомерен. Я понимаю народы и религии, стремящиеся к обожествлению Фаллоса,
посвящающие ему молитвы, памятники, картины.
     Теперь я  слегка зажмурил  глаза  и  сосредоточился  на  патологической
анатомии болезни: вспомнилось, что в остром  периоде герпесвирусной инфекции
во многих  органах  обнаруживаются однотипные изменения клеток. Как правило,
это   касается   клеточных   массивов  эпителиального   происхождения.   Под
микроскопом они выглядят  увеличенными в контурных размерах, у них распухает
клеточное  ядро. Заметна  фрагментация  хроматина, с  краевым  расположением
глыбок,  просветлением центральной части,  наличием  крупных базофильных или
эозинофильных включений. Клеточная суета фиксируется в виде  мелкоглыбчатого
распада.  При наиболее очевидных альтеративных изменениях отмечается  гибель
отдельных  клеток  или  целых  групп,  формируются  зоны  некроза,  то  есть
омертвения  участков ткани. Клеточная воспалительная реакция вокруг участков
альтерации  чаще  всего отсутствует - жизнь как  бы  замерла  здесь.  Хорошо
заметны неспецифические  реакции,  а  также  расстройство  кровообращения  и
кое-что  еще. При хроническом  течении процесса уже  проявляется организация
экссудата и регенерация.
     Чертежник  между  тем слегка постанывал и крутился с  бока  на бок,  со
спины на  живот  -  его явно  что-то беспокоило и  нагоняло страх. "Качество
жизни" при такой патологии резко снижается - вспомнил я дурацкое заключение,
вычитанное у какого-то специалиста по герпетическим заболеваниям. Сама собой
в  голову  влезла  клиническая  картина  заболевания:  ощущения  вялотекущей
интоксикации, недомогания, зуда  и неприятных изменений в  области поясницы,
наружных  половых  органов,  где-то внутри, внизу  живота.  Человек в  такой
ситуации по утрам тяжело просыпается, из-за дури в голове. Он не в состоянии
понять, чего ради  его будят, заставляют вставать,  когда ломит поясницу при
каждом шевелении, смене позы.  Эта  боль сидит где-то  глубоко под крестцом:
отсюда идет непонимание того, чего  хочет кишечник  и  что  заботит  мочевой
пузырь.   А  это  всего   лишь   нудит  легенький   парапроктит,   обнявшись
крепко-накрепко  с воспалением  не  только лимфатического аппарата,  жировой
клетчатки,  структурами  прямой кишки. Вирус добирается до  самой  слизистой
внутренних  органов  этого отдела.  Отсюда и вялотекущий цистит и простатит.
Они-то   и  награждают   страдальца   непонятными  ощущениями:   пациент   в
замешательстве - то  ли уже описался, то ли  еще только собирается.  Но даже
после  того,  как  посреди  ночи  страдалец  удосужится  вовремя  встать  и,
пошатываясь, волоча ноги,  достигнет туалета и  освободит  мочевой пузырь, -
облегчения полного не наступает. В голове у него, как противный, неугомонный
сверчок,  стрекочет  мысль: "Что,  прелюбодей,  наигрался?  Опять  "намотал"
пошлую инфекцию от порочной куртизанки? Так тебе и надо, оглаед безыдейный!"
     Что-то подобное переживал сейчас Чертежник, но вопрос не в том. Главное
было помочь  ему разобраться  и найти выход  из идейных сомнений:  он  же по
горячности мог  и разувериться в  верности  своей благоверной. Вдруг  он, по
простоте  мужской, взял ее в подозрение.  А она-то, ни  сном  и не духом, не
ведает,  что является  автором  необычных  переживаний мужа.  Ну, а  если он
подцепил вирусы, оскоромившись -  сойдясь в скоротечном сексе с какой-нибудь
иной "подругой"? Если успел после этого еще и  встретиться с благоверной,  и
ее  наградить  инфекцией?  Тогда остаток  жизни  превращается  в  кошмар!  Я
теоретически мог  себе  представить такой поворот  событий:  прямо  сейчас в
палату,  не  дожидаясь официального впускного  дня, ворвется его "радость" и
начнет  полыхать,  осыпать   "виновника"  несчастий  пощечинами  и  крепкими
выражениями.  Словно   услышав  меня,  Чертежник,  почти  подпрыгнув,  резко
перевернулся с живота на спину и тут же со стоном уселся на задницу.
     -  О, Боги!.. За что вы караете меня!.. Я же ни в чем не виноват!.. Вот
крест Вам!..
     Чертежник  неистово  перекрестился  многократно.  Он  зыркал  по  нашим
любопытствующим физиономиям  в надежде прочесть сострадание и поддержку. Но,
как в  таких случаях  обычно бывает, у зрителей тяжелых  страданий, язык  от
сопереживания уходит в глубину, то есть во все  ту же прямую кишку!  Однако:
"Мир  -  не  без  добрых  людей!"  Первым нашелся брат  Александр  по кличке
Знахарь:
     - Ты, Николай, брось мучиться,  терзаться. - запел Знахарь медленно и с
растяжкой, прямо  как бабка-шептунья,  деревенская колдунья. - Давай облегчи
душу  -  расскажи  нам,  своим  друзьям-товарищам  по  несчастью  "правдивую
историю".  Обсудим,  разберем  все досконально,  до мельчайших подробностей.
Нужно прокрутить это  кино сначала, не нарушая последовательности, обсасывая
детали, тогда произойдет "инсайт" и лихоманка отпустит!
     При  словах -  "обсасывая детали", Николай чуть  не помутился рассудком
окончательно.  Он  повалился  на  койку  и  завыл,  как  крестьянская  баба,
получившая только что похоронку!
     Ко-терапевт  поднялся с кровати, присел рядом,  положил руку  на  плечо
товарища - нет ничего страшнее плачущего мужчины.
     Коля,  ты  не  рви  душу,  рассказывай  -  легче   станет.  -  проронил
традиционные  слова  Александр  Георгиевич. -  Мы  ведь  и  так  кое  о  чем
догадываемся - истина-то у тебя на лице, догадываемся, что и в других местах
кое-что  имеется. Но  нам трудно понять, как  все  случилось? Ты-то, сдается
нам, был в полнейшей изоляции?!
     Чертежник  вперил  в него благодарный  взгляд, по его впалым и небритым
щекам  одна  за  другой  текли  крупные,  пересоленные горем  и  угрызениями
совести,  слезы. Капли святой  влаги заметно  опалесцировали. Чувствовалось,
что  содержание  С-реактивного  белка  в  скупой  мужской  слезе доходило до
критической отметки. Слов нет, в тот момент Николай Сергеевич думал только о
свое  дорогой,  несравненной  и  горячо  любимой Светлане! Надвигался черный
понедельник - когда будет нужно оправдываться!
     Мы   откупорили  все   отверстия,  способные   воспринимать  физические
колебания. Как слепые летучие мыши, мы внимательно изучали гармонию  звуков,
шорохов,  электромагнитных  колебаний,  дающих   ясный   ответ  на  прошлое,
настоящее,  будущее.  От  того, насколько  правильно мы  разберем откровения
брата Николая  будет зависеть и наша жизнь. То  ли  она  будет  протекать  и
дальше безоблачно,  приятно,  бестолково, то ли  остаток  жизни мы вынуждены
будем  видеть  спину  Бога,  не  желающего  дать  нам  шанс  для  проявления
милосердия. Вот, наконец, и  потек от Николая ручеек трагических слов,  эхом
отдающих в наших сердцах, переполненных любовью к ближнему:
     -  В  отделении интенсивной  терапии я  встретил  своего сокурсника  по
Академии художеств - фамилию и имя не стоит называть, ибо великим художником
он, как и я, не стал, но продолжал крутиться на ниве рекламы. У меня же, как
вы   знаете,  достало  мужества  бросить  марать  полотна  и  обратиться   к
преподаванию предмета, называемому черчением.
     Николай задержал  дыхание, как бы проверяя - успели открыться  клапана,
стравливающие пар чувств, или сердце готовится к неотвратимому взрыву. Мы не
мешали ему  реализовывать  возможности  инстинкта  самосохранения.  Николай,
видимо, удовлетворился внутренней динамикой и продолжил рассказ:
     - Угрызения совести по  поводу бесплодности художественной деятельности
довели моего сокурстника до  психиатрической лечебницы. К нам  он поступил с
реактивным психозом: себя порезал,  за  женой  гонялся  с ножом,  кого-то из
соседей  ударил,  милиционерам  оказал сопротивление. Обычный джентльменский
набор уровня художника-модерниста.  Трудно  разобраться,  где шла симуляция,
дабы отмазаться от уголовного  дела,  а  где обозначались границы  истинного
заболевания.  Тот художник был  ядреным фруктом: он еще  в  академии заметно
поддавал, да и наркотиками вроде бы баловался. Но, к счастью, в этот раз все
обошлось:  Бог не  выдал - свинья не  съела! У нас с ним получилось прямо по
Новому Завету: "Ибо  он был болен при смерти; но Бог помиловал его, и не его
только, но и меня, чтобы не прибавилось мне печаль к печали". (К Филиппийцам
2: 27).
     Николай Сергеевич  смахнул слезу с правого глаза, задумался, всхлипнул,
глубоко   вздохнул,  осуществив   освежающую   гипервентилляцию  легких,   и
продолжал:
     - К  нему на свидания пришла жена. В ней я признал Маню - в годы нашего
ученичества она выполняла функции модели. Мы - начинающие художники - писали
с натуры вариации будущих  великих полотен, передавали Маню с рук на руки  и
тешились нехитрыми  радостями. Поймите меня правильно: художники тоже бывают
разными, и  поведение их отличается. Быдло, как  правило, больше  интересует
реализация  эгоистического   секса.   Такие   типы  просили  Маню  принимать
архипикантные позы, моделирующие "животную любовь". Тогда "заводилась" Маня,
"заводились" и художники. Были и у меня, честно говоря, "ошибочные действия"
с  натурщицей. Но, посудите  сами: если у тебя таланта на  грош, а гонора на
миллион,  то  и  начинаешь невольно  компенсироваться  в сексе. Иначе  впору
вешаться  или  кисти  ломать,  руки  кусать  до  крови, утопать в  пьянстве.
Родители меня тогда  неплохо обеспечивали, и я приплачивал Мане  кое-что  по
мелочи. Но главное, я  относился к  ней  по человечески,  уважительно  -  не
хамил, ласкал  в  меру,  прежде,  чем  от  рисования  переходить к осязанию.
Женщиной она была простой и отзывчивой на ласку, как многие русские бабы.
     Николай Сергеевич крутил свой фильм, иногда замедляя раскрутку сюжета -
тогда  он проваливался, немел,  и мы терпеливо ждали.  Он  видимо фильтровал
информацию: через свое  сердце  пропускал  все  подробности, нам же  отряжал
только то, что считал приличным:
     - Я не знаю, как они - мой сокурсник  и Маня -  сошлись друг  с другом.
Мне кажется, что женщина всегда остается  более тонкой натурой, но,  видимо,
материальные соображения  были  "клеем",  сцепившим двух  совершенно  разных
людей.
     -  Когда в общей палате интенсивной терапии она  появилась уже довольно
отяжелевшей солидной дамой и ухаживала за моим товарищем,  мы даже не подали
виду, что помним друг  друга. Но меня вскоре перевели с  монитора на простую
койку в маленькую отдельную палатку в конце коридора этого отделения.
     Чертежник снова завис  -  видимо, подошел к самому  болезненному пункту
воспоминаний.  Но  и  такая мысленная  экзекуция  ему  была  полезна  -  она
возбуждала  эффект  "отреагирования". Брат Николай  подавил  клекот рыданий,
закатил глаза к  небу  и, сложив руки, как  аббат католической церкви, - где
что берется у православного мужика? - запричитал, глотая слова оправдания:
     - Ребята,.. друзья... Видит Бог, не хотел я этого! Спал  я тогда крепко
у  себя в  маленькой палатке.  Видел  сон  про  то, как встречает  меня  моя
незабвенная  Светлана  после  больницы.  Мы,  искупавшись  предварительно  в
ванночке, предаемся любовному таинству.  И так  мне приятно от ее изощренных
ласк, что я онемел от восторга.
     Николай  Сергеевич закрыл  глаза руками,  и  трудно было не втянуться в
водоворот его  горя.  Кто хотел  в  нашей  палате,  тот  плакал - совместно,
навзрыд!  Вася  бил  кулаком  подушку,  и  рвал  зубами  наволочку.  Длилась
совместная оргия,  примерно,  минут  пятнадцать. Успокоила  нас  медицинская
сестра только угрозой инъекции аминазина. Сделали свое доброе дело и сильные
руки санитаров, быстро  закутавшие нас в мокрые, холодные простынки. Я лично
не  очень  люблю  такие  мероприятия!  В  успокоенном  состоянии  мы   могли
продолжать  обсуждение "горя  горького".  Николай  плавал в  сладком  тумане
двойственных ощущений, но говорил:
     - Только  открываю я глаза, братья, и вижу, что лежу на  спине, а рядом
на  полу  -  на  коленях  - стоит  Маня.  Своими  выразительными  губищами -
предметом  моего  сильнейшего притяжения  в  молодости -  она сосредоточенно
вершит акт благодарности моему  окрыленному приятными сновидениями восторгу.
И вот уже  чуть теплая и скользкая живительная влага отправилась в последний
путь. Я с интересом наблюдаю, как  "влага" с благодарностью принимается ртом
моей экзекуторши. Но восторги  мои были совсем по  другому поводу - они были
адресованы  моей  единственной и неповторимой  - я-то  все  еще находился во
власти  сна.  Под  транквилизаторами  смягчается  острота  ощущений,  трудно
дифференцируются лица. Я, конечно, путал первичное со вторичным!
     Брат Николай  мысленно  себя  решительно осудил,  но уже ничего  не мог
поделать:  события  вспять  повернуть можно  было  только  умозрительно.  Но
погоду-то делала неумолимая реальность.
     - Короче, я обознался,  запутался,  как теперь  говорят, в персоналиях!
Понятно, что суета прошлых лет мной уже давно забыта: нет у  меня  угрызений
совести  по  поводу  неправильно прожитой жизни в  молодости.  И  к  Мане  я
испытываю в настоящее время лишь что-то, подобное проблескам  реминисценции.
Просто те  времена давно  укатились назад, в далекое  прошлое! И  нет к  ним
возврата!  Произошла перестройка во всем организме - иммунитет настроился на
клетки  другой женщины. Все мое  сердце и прочая "ветошь" принадлежат теперь
Светлане. А тут такая оказия. Как не крути - все же измена.
     Николай  Сергеевич   всплеснул   руками,  как  острыми   саблями  лихой
кавалерист, показывающий  смертельный  номер.  Он  мог почувствовать себя  и
исполнителем страшного, шумного танца  с саблями из  балета Арама Хачатуряна
"Гаянэ"! Но всплеснул  он острыми  клинками  самобичевания,  конечно, только
мысленно.  Люди  все  же любят себя  больше,  чем  осуждают!  Мы просто  все
почувствовали это - именно в такой момент каждый порядочный и чуткий человек
обязан  хотя бы всплеснуть руками.  А  для  полной  красоты можно придать им
значение разящего оружия. К тому же Николай же Сергеевич, впрочем, как и все
остальные, был перепеленован мокрой  простыней, начинавшей уже подсыхать,  а
потому  туже  стягивающей  руки  и   грудную  клетку.  От  дефицита  дыхания
подкрадывалась   асфиксия,  то   есть  удушье.  Но   специалист   знает,  он
контролирует  тот  критический момент,  когда  необходимо начинать ослаблять
путы, чтобы временно успокоенный сумасшедший не успокоился навеки - не погиб
окончательно.
     Помнится, в детстве мы изобретали такие игра:  кто-то из сильных парней
крепко обхватывал тебя сзади  руками, плотно сжимая грудную клетку  в момент
полного выдоха, и ты  замирал в фазе опустошения  легких - расправить их уже
не было возможности. Через  некоторое время начинало  действовать помутнение
рассудка  -  как  бы  сон  наплывал  -  и  ты  повисал  на  руках  товарища,
проваливаясь  в  дурноту,  вызываемую  по  научному асфиксией коры головного
мозга.  Тогда  этот прием  назывался  у нас  "гипноз".  Так  мы на  практике
постигали  простую  истину -  самая  легкая смерть  от  повешенья.  Нынешняя
детвора балуется, получая кайф другим способом - мальчишки и девчонки нюхают
клей, жуют грибную ядовитую пакость, нюхают, глотают и колют в вены наркоту.
Мы  в те далекие годы  не знали  таких забав, нашей наркотой была коварная и
лживая большевистская идеология, делавшая нас "железными винтиками".
     Санитары явились почти вовремя: мы уже были на грани жизни и смерти, но
крепились из последних сил,  стараясь удержать за  хвост убегающее сознание.
Почему-то именно в критический момент вспомнился любимый  афоризм  Суворова,
но не того, сбежавшего за  границу (Виктора),  заложившего  нашу агентуру  в
Англии, а другого (Александра),  прославившего русское  оружие и снискавшего
поклоны  и  уважение  воинов всего  мира. Так  он  говорил:  "Судьба  -  это
беззубая, лысая старуха, и сохранился у нее  один  пучок волос -  только  на
затылке.  Если  желаешь  успеха, то  хватай вредную старуху  именно  за  эту
косичку!" Кажется, в забытьи, сразу, как только меня  распеленали, я схватил
дежурную медицинскую  сестру за пучок  между ног! Она мне ответила  ласковым
взглядом, процедив сквозь зубы: "Побереги силы, дурашка!"
     Силы действительно  надо было беречь.  Мы  ведь долго дышали  не ртом и
носом, а,  скорее, анусом  и мочеиспускательным каналом,  нам  помогали уши,
кожа, слизистая. Нас выволокли, можно сказать, из туманного детства. Лодыри,
как правило, -  рационализаторы. Санитары  развязали только  меня. Остальных
освобождать из объятий высохших и потеплевших простынок было поручено мне. Я
был обязан потом сдавать орудия  нашей пытки сестре-хозяйке. Это был подарок
судьбы: я  мог побродить по  отделению,  спуститься  этажом  ниже,  ибо  там
находилась  кладовая  белья.  Предвкушал,  какое  впечатление произведет  на
пациенток  женского  отделения  появление  такого  красавца, как  я,  на  их
территории: очень просто  могли изнасиловать или покалечить. Но испытать еще
раз  судьбу,  побывать в зоне особого  риска -  прекрасное  развлечение  для
настоящего  мужчины,  особенно,  если у  него  "не  все дома". Ответственное
поручение меня окрылило и возвеличило доверием.  Не было резона спешить, и я
тянул  с  завершением ответственной  миссии - у  меня появилась  возможность
ощутить себя в роли спасителя - я наслаждался, тянул время,  как мог дольше.
Всегда приятно  быть  при  службе,  при  деле  - только  пройдя через  малые
радости, начинаешь понимать важность наличия государственного поста, власти.
Вспомнились  слова из песни: "Как хорошо быть  генералом"...  Да, совершенно
верно: "Мафия и бюрократия - непобедимы!"
     Затянув и  углубив дурноту у своих  товарищей,  я тем самым  подарил им
период "несознаки",  то есть позволил абстрагироваться от  голой и  жестокой
реальности. Пожалуй, больше всего сейчас это требовалось Николаю. Около часа
ребята,  освобожденные наконец-то  от  пут,  походили на зеркальных  карпов,
только  что  вытащенных  из  сетей  и брошенных  на берегу.  Немыми,  широко
разивающими рот, они  мне  нравились больше,  чем  говорящие всякие пустяки.
Совершенно  случайно  откопалась в  памяти  простенькая  ассоциация,  правда
несколько  из другой  оперы: "Если  бы женщины  говорили  только  о том, что
действительно  знают,  то  в  мире  установилась  бы  приятная  тишина!"  Не
сомневаюсь,  что моя медлительность всем пошло  только  на пользу.  По нашей
общей  трансцендентальной  системе   связи  шел  обмен   информацией   между
посвященными.  Осуществлялась ревизия  научных данных,  скопившихся к  этому
времени.  На потолке  выписывались слова и цифры  - то бежала  быстрая лента
телетайпа. Оповещали нас о следующем.
     Вирусы  простого  герпеса   (Herpesvirus  hominis)   -  ВПГ-1  вызывают
распространенную  инфекцию,  поражающую  огромное   количество  взрослого  и
детского   населения.   Инфекция   сопряжена  со  всеми  желудочно-кишечными
заболеваниями  в силу своих эпидемиологических  и патогенетических  свойств.
Иначе говоря, всемогущая Кишка опять действовала.  Вирусы  простого  герпеса
вызывают   разнообразные   инфекционные  заболевания,  поражающие  слизистые
оболочки и кожные  покровы, центральную нервную систему,  внутренние органы.
Слово герпес в переводе  с греческого  языка означает  "красться". Оно  было
использовано Геродотом в 100-м году до новой эры для описания волдырей.  При
их  появлении  на коже,  возникала  и  лихорадка. В  начале  60-х годов было
установлено, что серологические  свойства герпес-вирусов различны.  Они были
разделены на два антигенных типа - ВПГ-1 и ВПГ-2, имеющих разную локализацию
инфекционных очагов.
     Геном вируса  простого  герпеса представлен двуспиральной линейной ДНК,
ее длина  достаточна для того,  чтобы  закодировать  60-70 генных  продуктов
сверх  обычной  нормы. Проникновение ВПГ в  некоторые клетки (в  частности в
нейроны)  не сопровождается репликацией вируса  и гибелью клетки.  Напротив,
клетка оказывает  на  вирус  угнетающее действие,  приводя его  в  состояние
обеспечивающее  сосуществование  вируса и  нормально функционирующей клетки.
Этот процесс называется латентностью. Следующий процесс - реактивации вируса
- манифестируется  герпетическим высыпанием. Это  именно то, что чаще  всего
видят простые люди, чего боятся пациенты, ответственно относящиеся к  своему
здоровью.  Массу  хлопот такие проявления  порождают у  сумасшедших,  в  том
числе, и у имеющих медицинское образование.
     Предполагают, что нейрон служит своеобразным депо латентносуществующего
(ведущего скрытную  жизнь)  вируса герпеса. Нетрудно себе представить  сколь
разветвленная иннервация органов и тканей у человека, отсюда  и  перспективы
для  вируса:  он  ползает  по  человеческой  плоти  практически  без  всяких
ограничений.  Оценка только одной  такой  перспективы умного  человека - тем
более умного и с поврежденной психикой - бросает в дрожь и холод.
     Фактором,  повышающим  реактивацию  вируса,  является  ультрафиолетовое
облучение. Любая иммуносупрессия,  иначе говоря, подавление иммунитета, тоже
позволяет  вирусу быстро поднять  голову. Все так  устроено  в  человеческом
организме, что любое снижение жизненных сил - вызванное командой от Бога или
Дьявола, настойчивыми  грехопадениями,  индуцированными  самим человеком,  -
моментально    используется    коварными   "сторожами"   против   виновника.
Оказывается,  мы предоставляем "крышу" тем,  кто  только и  ждет подходящего
момента  для  нанесения  смертельного удара! Та же  логика  доминирует  и  в
социуме - она уверсальна для всего живого.
     В общую копилку несчастий  идет добавка при травмах кожи, слизистых или
нервных ганглиев, случающихся довольно  часто  у человека, ведущего активный
образ  жизни. Клиническое  значение имеет  реакция  организма на инфекцию  -
состояние  гуморального  и  клеточного  иммунитета.  Практически   во   всех
изученных людских  сообществах более 90% лиц  в возрасте старше 40 лет имеют
антитела к  ВПГ. Антитела к ВПГ-2  были  обнаружены у 80% проституток, у 60%
взрослых из низших классов, у 20-40%  средних классов,  у 0-3% монахинь. Вот
вам и различия образа жизни!
     Честно говоря, я не совсем  понимал, для чего потусторонние силы крутят
по  второму - третьему кругу  всю эту чисто  медицинскую  информацию. Скорее
всего, это не  они виноваты, а именно у нас действовали заурядные переверзии
-  то   есть  застревание,  пробуксовка  сознания.  Так   обычно  бывает   с
шизофрениками,  быстро  прогрессирущими  по маршрутам болезни.  Однако: "Нет
худа без добра!" Все  наши артисты стали настолько  подкованными в  вопросах
инфекционной патологии,  что стали подговариваться к тому, чтобы перевестись
на  лечение  в городскую  инфекционную больницу имени Боткина или,  на худой
конец,  в  бывшие Мечниковские бараки.  Такие  левацкие настроения  пришлось
сокрушать  решительно, я  отвергал  их  категорически, понимая,  что  у моих
товарищей  только  начинает  формироваться  профессионализм,  их  знания еще
поверхностны. Святая  наивность  - полагать,  что в "оазисе инфекции" нас не
одарят хитрым микстом, то есть букетом,  мешаниной из патогенных микробов, в
целеустремленной  деятельности  которых  потом  ни  одна  бактериологическая
лаборатория не  разберется.  Это, слов  нет, благородно  проводить опыты  на
себе,  но надо  еще и уметь  жить - без  геройства, без подвига,  без суеты!
Психиатрия -  куда более комфортная ниша,  ее и необходимо держаться. Тем не
менее,  потребность  расширять  кругозор в  области  инфекционной  патологии
продолжала доминировать в нашей культурной среде.  Оттого-то, видимо, и  шли
повторные, многократные допинги  специальной  информации,  вызывающей у меня
уже тошноту!
     Заболевания ВПГ-1  возникают независимо  от сезона года.  Инкубационный
период, то есть промежуток времени от момента непосредственного заражения до
очевидных  проявлений,  скажем,  высыпаний пузырьков на  коже  лица,  губах,
варьирует от 1 до 26 дней (в среднем  6-8 дней). Заражение происходит как от
бессимптомного   выделителя   вируса,   так   и   от   человека   с   явными
(манифестантными)  формами  течения инфекции  - высыпаниями,  изъязвлениями.
Вирусы  обоих подтипов  могут вызвать  поражение  половых  органов,  ротовой
полости,   кожных   и   слизистых  покровов.  Выделяют   формы  инфекции   с
преимущественными  поражениями  ротовой  полости  и  области  лица,  половых
органов,  глаз, центральной и периферической нервной систем. Среди поражений
внутренних  органов  чаще  всего  отмечается  эзофагит,  гастрит, пневмония,
гепатит и другие малые и большие неприятности.
     Характерными  симптомами  герпетического  уретрита  являются прозрачные
слизистые выделения из уретры  и дизурия. Возможны простатиты, а у  женщин -
сальпингиты,   эндометриты.   Представителей    обеих   полов   награждаются
практитами,  парапрактитами  и прочими гадостями, доставляющими массу хлопот
кишечнику  и  тканям его окружающим. Именно такие восторги  и ударили нашего
брата Николая по больному самолюбию, да столь  сильно, что он никак не может
оправиться от потрясения.
     Герпетические  панариции чаще  возникают  у медработников. ВПГ вызывает
нарушение  функции  вегетативной  нервной  системы, особенно  ее сакрального
отдела. Характерный  клинический признак герпетического энцефалита -  острое
повышение температуры тела и локальная неврологическая симптоматика, чаще со
стороны височных долей.
     Ветряная  оспа и опоясывающий герпес -  это удары того же врага.  Такие
потрясения человеческого  организма вызываются одним  и тем  же  вирусом. Он
относится к третьему  типу. Ветряная  оспа встречается  повсеместно,  высоко
контагеозна: если ты не болел ею, то заболеешь обязательно, причем, вовсе не
обязательно  обниматься  и  целоваться  с  больным   человеком,   достаточно
проживать на одной с ним лестничной площадке. Обычно ветряная оспа протекает
доброкачественно у детей, а у взрослых возможны даже смертельные исходы. При
реактивации  латентной инфекции,  чаще в возрасте после 60 лет, везикулярная
сыпь  проявляется  соответственно  дерматомам  тела  -  процесс  захватывает
участки кожного покрова, имеющие и  зоны  проекций на соответствующие группы
внутренних органов.  Тогда возникают тяжелые боли, мучающие и ночью, и днем,
в покое и в движении.
     Клиническая  связь  между  этой патологией  установлена более  100  лет
назад, но вирус выделен  только в  1952 году. Предполагают, что при ветряной
оспе вирус накапливается в задних  корешках спинного  мозга и спинномозговых
ганглиях,  где  и  находится в  латентном  состоянии  до  реактивации. Проще
говоря, покой длится только до того  момента, когда этим маленьким зверушкам
надоест  отлеживаться,   почесывая  бока,  и  они  превращаются  в  активных
агрессоров. При  интенсивном размножении и активном  действии вируса в обоих
случаях  в процесс  могут вовлекаться многие  органы, особенно  при дефектах
функционирования иммунной системы. В эпидемиологическом смысле, единственным
резервуаром вируса остается человек.
     Еще одна разновидность действия герпес-вируса  - это цитомегаловирусная
инфекция,  вызываемая  четвертым типом. Этот вирус в организме, как  говорят
специалисты,  может  реплицироваться в клетках различных типов с  появлением
крупных    внутриядерных   включений.   Вирус   цитомегалии    распространен
повсеместно. Для его передачи необходим длительный контакт с инфицированным.
Среди молодежи он часто передается половым путем. Бессимптомное носительство
вируса отмечается довольно  часто. Такой  вирус находят  в семенной жидкости
или секрете  шейки матки. Антитела  к  ЦМВ  выявляются у  100% проституток и
сексуально  активных  мужчин-гомосексуалистов. Вирус может передаваться  при
трансфузии цельной крови. Будучи  инфицированным, человек остается носителем
вируса в течение всей  жизни. ЦМВ локализуется в самых  различных  органах -
слюнных  железах, легких, печени, поджелудочной железе  и  др.  Потому любая
техника  любви   не   дает  гарантии   от   заражения.   Клинические   формы
разнообразные,  среди  них наиболее частые - это врожденная  (перинатальная)
цитомегаловирусная инфекция, цитомегаловирусный мононуклеоз.
     Другая герпетическая инфекция  вызывается вирусом  Эпстайна-Барра,  его
относят к пятому типу вируса. Он же  вызывает инфекционный мононуклеоз.  Эта
зараза обладает тяготением  к поражению  лимфатического  аппарата,  и потому
вирус  считают  более  лимфотропным,  чем иные герпес-вирусы. При  первичном
заражении,  у  детей болезнь протекает  субклинически, то  есть  практически
незаметно,  но вирус  успевает  удобно  расселиться  по  избранным  клеткам,
вмешиваясь в процесс их жизнедеятельности. У взрослых отмечаются  лихорадка,
реакция   лимфатической   системы   (лимфаденопатия),   фарингит   и   общее
недомогание.  Вирус может служить  причиной  развития карциномы носоглотки и
некоторых В-клеточных  лимфом. То  есть такой  тип  вирусов тесно  дружит со
злокачественными  опухолями.  Вирус   выделяется   во   внешнюю   среду   от
инфицированного в течение 18 мес от момента первичного инфицирования.
     Вирус  герпеса  6  типа  вызывает развитие, так  называемого,  синдрома
хронической усталости (СХУ). Это заболевание еще недостаточно изучено. Вирус
герпеса   человека  6-го  типа   избирательно  инфицирует  свежие   культуры
человеческих В-лимфоцитов. Он вызывает у наших клеток-защитниц трансформацию
в  крупные  одно-  или  двуядерные формы  с тельцами-включениями  в  ядре  и
цитоплазме. О безобразиях вируса  такого типа сообщал Института рака США еще
в 1986 году, предостерегая  отчаянное  народонаселение. Как  самостоятельное
заболевание, синдром хронической  усталости впервые  был выделен в 1988 году
Центром по контролю заболеваний в США.
     Вспышки массового заболевания отмечались раньше в Лос-Анджелесе - еще в
1934 году. То же отмечалось в Исландии в 1948 году, в Лондоне в 1955 году, в
штате Невада в 1984 году.  Но  это лишь неполный перечень эпидемиологических
потрясений, вызванных  такой  инфекцией.  Однако  и наблюдений за  больными,
имеющими достаточно выраженную симптоматику, проведено не достаточно  много,
чтобы  делать  окончательные  выводы.  Однако,  на  примере   вовлеченных  в
патологический  процесс  в  ходе  описанных  вспышек,  были  выделены группы
больших и малых диагностических критериев.  К обязательному диагностическому
признаку  относят наличие постоянной усталости и снижение  работоспособности
на  50%  и  более в  течение не менее 6 месяцев. Все это  имеет отношение  к
людям, ранее считавшими себя совершенно здоровыми и работоспособными.
     Естественно,   что  необходимо  исключить  другие   причины,  способные
сформировать  такое  состояние.  Сюда  относятся  психические  расстройства,
онкологические  заболевания, хронические инфекции  иной  природы  и  кое-что
другое.  Согласно  сложившимся  диагностическим  критериям, диагноз синдрома
хронической усталости признается достоверным, если  у  пациента,  кроме двух
основных  признаков,   имеются  четыре  из  восьми  дополнительных  симптома
(нарушения памяти  или концентрации внимания; фарингит;  болезненные  шейные
лимфатические  узлы;  мышечные  боли;  полиартралгии;  необычная,  новая  по
характеру  головная  боль;  неосвежающий  ночной  сон;   недомогание   после
физического напряжения).
     Чаще болеют женщины - среди них около 70% в возрасте 25-49 лет.  Однако
могут болеть дети и лица старших  возрастов. По данным австралийских ученых,
частота  возникновения синдрома хронической усталости  достигает  37  на 100
тысяч населения. В  патогенезе  такого синдрома придается  большое  значение
нарушениям   в  системе  цитокинов,  выполняющих  роль  медиаторов  иммунной
системы. Они оказывают не только иммунотропное действие, но влияют на многие
функции организма: участвуют в процессах кроветворения, репарации, остановки
кровотечений  (гемостаза),  деятельности эндокринной  и центральной  нервной
систем. Для головного мозга цитокины  являются сигналами  болезни. Они могут
быть  факторами,  меняющими приоритеты организма,  а  возникающее  при  этом
ощущение недомогания, является следствием изменения  функционирования  ЦНС и
эндокринной системы под действием цитокинов.
     Когда-то я изучал особенности распространения, течение, исходы инфекции
на бомжах. Оказалось, что уход из активной жизни, использование традиционных
стимуляторов  -  алкоголя  или наркотиков,  имеет тесную  связь  с синдромом
хронической усталости. Но беда состоит в том, что вылечить такое заболевание
невозможно! Видимо  и я подхватил  инфекцию от своих "подопытных  кроликов",
ибо в малой форме и у меня стала нарастать подобная симптоматика. Я взглянул
на  своих  соседей по палате и невольно  возник вопрос - "А какого хрена вот
эти  анатомически совершенные люди трамбуют матрасы больничной  койки, когда
на них можно воду возить?" И я к ним примкнул - отлыниваю от работы, чешу от
безделья  репу и развлекаюсь пустословием! Причина  у нас общая с бомжами  -
нас разъедает изнутри вирус герпеса шестого типа. И нет нам спасения!
     Все  было  против  нас!  Хоть  волком  вой!  По  данным  ряда  авторов,
физиологические  характеристики  мышц  у  больных  с  синдромом  хронической
усталости   не  изменены,  но  физическую   работу  лимитируют  нарушения  в
центральной  нервной  системе. Имеются указания на более быстрое наступление
фазы   истощения   с   уменьшением   содержания   внутри  клетки  АТФ,   что
свидетельствует  о  первичном  дефекте  метаболизма  кислорода с  ускорением
гликолиза в скелетных мышцах,  при активной  работе. Этот дефект - возможная
причина  ограничения   физической  работоспособности   больных  с  синдромом
хронической  усталости.   Вот   где   спрятана   наша  беда,  беда   бомжей,
бездельников,  лежебок,  тунеядцев!  Во  всем  виновата   "фаза  истощения",
наступающая слишком быстро в мозгу. Наша башка во всем виновата - так рубить
надо  дурную  голову! Однако: "Повинную голову мечом не секут".  А мы-то уже
давно  и искренне  повинились,  теперь молимся, исповедуемся, причащаемся  и
постимся. И тут же высветилась  Молитва мытаря, и я повторил ее  десять раз:
"Боже, милостив буди мне грешному".
     Выраженность усталости и  другой симптоматики  может не соответствовать
полностью  стандартным диагностическим критериям. Такое проявление усталости
относят  к  хронической идиопатической  форме. О  пролонгированной усталости
говорят, когда такое самочувствие наблюдается в течение 1 месяца и более, но
меньше 6-ти месяцев.
     В последние годы появились  сообщения о выделении вирусов герпеса 7 и 8
типов -  здесь преуспели ученые  Япония и США.  Эти  вирусы  передаются  при
кормлении   грудью,  переливании  крови,   половых  сношениях,  внутривенных
инъекциях, особенно наркотиков.
     Информация  для размышления  ушла так  же быстро,  как и пришла, но она
оставила неизгладимый след в больных головах нашей группы сумасшедших. Те из
них,  кто  имел медицинское  образование, были  подготовленными к восприятию
новых  сведений,  но  математик,  брат  Василий  несколько  "попятились"  от
удивления.  Им  все показалось в диковинку, но и они довольно быстро освоили
медицинскую тарабарщину - термины, понятийные витийства - и принялись судить
обо  всем основательно и авторитетно. Так и давно известно: "Не Боги  горшки
обжигают"!
     Однако  нас  страшно  удивил своей  реакцией  профессор Эйдемиллер:  он
свернулся калачиком, уткнул нос в стену  и  сжал в сильнейших объятиях тощую
подушку. Все выглядело  довольно странно  и требовало скорейшего ответа.  Но
профессор вроде  бы игнорировал  коллектив -  молчал, как  партизан,  только
хлюпая носом и тоскливо подвывал.
     Первым,  как  и  много  раз в  прошлом, озаботился сопереживанием  брат
Александр.  Он   нежно,   почти  по-отечески,   обратился   к  "делавшемуся"
Эйдемиллеру:
     - Эдуард  Геральдович,  сука  ты  пушистая,  не молчи,  не терзай  себя
интроверсией, колись  сейчас же: Какие грехи еще за тобой числятся?! Сдается
мне, что в половой сфере ты  тоже слегка напакостил,  а теперь мучаешься, да
терзаешь еще и Нинку Викторовну, а она, как я погляжу, мечтает заполучить от
тебя ребенка!..
     Известно, что  доброе слово и кошке приятно. Но брат Александр умел еще
и определить нужный  момент, наметить главное направление удара  так  точно,
что мозги вставали  раком!  Эйдемиллер взвился, словно олень-первогодок, еще
ничего  не  нюхавший,  кроме материнских  сосцов.  В  нашей  палате  таланты
Ко-терапевта давно стали притчей во языцех. Его разящие формулы  повторялись
нами  неоднократно, но  редко достигали такого  же  эффекта.  Математик тоже
однажды кое-что попробовал повторить и сказал: но сказал  так, словно в лужу
пернул!
     Чувствовалось,  что  славное  дружеское  участие  проняло  основательно
Эйдемиллера, да и всех остальных заинтриговало. Эдуард Геральдович готов был
поведать тайну, но, как водится у интеллигентов, начал он свое  просветление
издалека.  Поначалу его рассказ воспринимался общим собранием, пожалуй,  как
лекцию.  Ясно, что  Эйдемиллер  в  душе  все  же оставался педагогом высокой
культуры. Он не  мог делать что-либо с кондачка, с наскока - неосновательно!
Я запомнил  его клинический  эпос почти дословно:  "Хламидийные  инфекции  в
последние десятилетия  интенсивно изучаются. На этом рубеже науки достигнуты
определенные успехи: совершенствуется диагностика, лечение, профилактика".
     Мы не могли понять, куда клонит профессор психиатрии. Но неуловимым для
посторонних  жестом  наше  возмущение удержал в рамках приличия  все  тот же
Ко-терапевт.  Жест как  бы  говорил:  "Не спешите,  ученому  человеку всегда
необходимо дать выговориться". И Эйдемиллер, прикрыв веками глаза, продолжал
тараторить:
     -  Род Chlamydia  объединяет  два  вида -  C.psittaci  и C.trachomatis.
Chlamydia  psittaci  широко распространена  в природе, вступает  хламидия  в
контакт   и  с  человеком.  Но  прежде   всего   она  вызывает  генитальные,
конъюнктивальные,  кишечные, респираторные инфекции у многих млекопитающих и
птиц,  служит у  них причиной выкидышей и  бесплодия. Chlamydia  trachomatis
патогенна  исключительно   для  человека,  она  являлась  причиной  массовых
заболеваний трахомой в 40-х  годах.  До сих  пор  считается,  что  этот  вид
хламидий  есть  возбудитель перинатальной  (во время беременности) инфекции.
Она свободно передается половым путем.
     Эдуард Геральдович сделал остановку на подъеме к вершинам знаний, обвел
нас глазами, контролируя эффект воздействия ценной информацией, и продолжил:
     - Хламидии - облигатные внутриклеточные паразиты, обладающие РНК и ДНК.
В  репродуктивном  цикле участвуют  две  формы -  внеклеточные  элементарные
тельца и  внутриклеточное сетчатое тельце. Элементарные тельца прикрепляются
к  восприимчивым  клеткам-мишеням (обычно  это цилиндрический  и  переходный
эпителий)  посредством специфических рецепторов и  проникают в клетку внутри
фагосомы.  В  течение  8  часов   они  реорганизуются  в  сетчатые   тельца,
адаптированные к внутриклеточной жизни и размножению. Через 24 часа сетчатые
тельца   уплотняются  и  образуют  элементарные   тельца.  Затем   включение
разрушается,  высвобождая  из   клетки  элементарные  тельца,   инфицирующие
соседние клетки.
     Мы полагали: "Каждый  говорит о том, что у него болит!" Профессор вновь
проследил   доброкачественность   усвоения  лекционного  материала,  пожурил
Василия за то, что тот ничего не конспектирует и привел в пример Математика,
писавшего  со   страшной  скоростью.  Эйдемиллер  вроде  бы  даже  несколько
восстановил  хорошее  настроение. Правда,  слезы  все одно текли  у него  по
щекам. Слово  - вещее  слово,  произнесенное  самим  психотерапевтом, как бы
только для  себя одного, лечило его на ходу. Мы тоже слушали "песнь песней",
а он продолжал:
     - На основании антигенных свойств выделено 2 основных серовара хламидий
- Wang и  Graystone.  Серовары А,  В,  Ва  и  С  вызывают  развитие трахомы.
Серовары  D-K  -  инфекции,  передаваемые  половым  путем  и   приобретаемые
перинатально. Серовары L1-L3  вызывают развитие пахового  лимфогранулематоза
(ПЛГ) и геморрагического проктоколита. Они более инвазивны, то есть способны
легко проникать в здоровые клетки тканей  организма хозяина  и  вести внутри
свою предательскую деятельность.
     Эйдемиллер  набирал  обороты, и  вот  он  уже несся  на  всех  парусах.
Профессор  чувствовал  крепость  палубы  судна,  служившего  ему  опорой для
демонстрации педагогического таланта. Слова лились, словно  бесплатная нефть
из  подземелей  загадочный   страны  Кувейт.   Поток   словесного   изобилия
облагораживал  нас,  как  материальное  изобилие  облагораживает   восточных
шейхов. Нас ожидало почти что светлое будущее человечества - коммунизм, если
его можно строить из слов!
     - В настоящее время инфекции, вызванные Chlamydia trachomatis, признаны
самыми  распространенными, из передаваемых  половым путем.  В  США  ежегодно
встречается таких  больных  до 3-4 миллионов. H. Reiter в  1916  году описал
уретро-окулосиновиальный синдром, выявленный у  одного  немецкого офицера. С
его легкой руки многие ученые теперь  выделяют болезнь Рейтера - заболевание
венерического  происхождения.  Близок  по   клинической  картине  и  синдром
Рейтера,  только  он патогенетически связан  с  кишечной инфекцией.  Болезнь
Рейтера  характеризуется  сочетанием  конъюнктивита,  уретрита,  артрита,  с
кожными   поражениями.    В    дифференциально-диагностическом   плане   при
воспалительных  заболеваниях  органов  малого  таза важно  учитывать  слабую
болезненность придатков матки у женщин, ведущих  активную  половую  жизнь  и
страдающих хламидийной инфекцией.
     Эдуард  Геральдович  приостановил  бег  слов  и  мыслей,  призадумался.
Вернее, он прислушивался к своему внутреннему голосу, а тот подсказывал ему,
что в  области кишечника назревает  сильная, малоуправляемая буря,  а потому
необходимо  срочно бежать в туалет. Так он -  профессор - и сделал: на  ходу
снимая  штаны, сбрасывая их прямо  на  пол,  он рванул  в отдельную кабинку,
расположенную недалече.  И  скоро  оттуда  раздалась специфическая  властная
музыка,  исполняемая  кишечным  духовым  оркестром  под  управлением  Матери
Природы. Профессор  не пытался читать лекцию из-за тоненькой перегородки, он
сосредоточился на  главном.  Он  ловил  кайф от восторга "облегчения". Может
быть, то были проявления  синдрома Рейтера, и освобождение  от его признаков
не могло  сравниться  ни  с чем!  Тщательно  подмывшись  над  биде и  слегка
ополоснув  руки,  Эйдемиллер  вернулся  в  аудиторию. Мы изобразили на лицах
восторг,  связанный  с  продолжением  лекции,  и  это  очевидно  понравилось
профессору.
     -  Паховый  лимфогрануломатоз,  -  продолжал  профессор,  -  передается
половым  путем. Он вызывается сероварами хламидий L1-L3. У гетеросексуальных
мужчин острое  заболевание  характеризуется  преходящим первичным поражением
половых  органов,  после  чего   следует  развитие  многоячеистой,   гнойной
региональной   лимфаденопатии.  У  женщин  и  гомосексуальных  мужчин  может
развиться    геморрагический    проктит,    сопровождающийся    региональным
лимфаденитом. Острый  ПЛГ сопровождается системными симптомами - лихорадкой,
лейкоцитозом, возможен менингоэнцефалит.  Развиваются  в течение  нескольких
лет отдаленные  осложнения -  слоновость половых органов, стриктуры  и свищи
полового члена, мочеиспускательного канала и прямой кишки.
     Брат Василий напрягся - видимо,  последняя информация  пришлась слишком
близко к его могучему сердцу - и молвил:
     -  Во, блин! Получается так, что от члена болезнь ударяет в голову! Как
много в жизни  неожиданностей. Сдается  мне,  что спасение в  одном  -  надо
прежде лучше думать. Это и  есть  вернейшая профилактика  болезни и синдрома
Рейтера и прочей гадости.
     Мы  все  разделяли обеспокоенности нашего товарища, но  только не  были
уверены  в правильности вывода.  Неожиданно  высказался Математик  по  этому
поводу:
     - Василий, а ты уверен, что,  как говорят, "до того" можно совладать со
страстями? Полагаю,  что когда мужика  приспичит, то  он забудет  обо всякой
осторожности. Помнишь, исповедь Макара Нагульного из "Тихого Дона" Шолохова:
я уже дословно не помню, но там что-то очень правильное о женщине сказано  -
она  дескать  такое  животное, что если задумает, то обязательно под  мужика
подлезет!
     Тему  не  стали  развивать,  но  каждый отметил для  себя  правильность
тезисов первого  и второго дискуссионеров.  Эдуард Геральдович тем  временем
наслаждался  эффектом своих посылок. Ясно, что любой педагог с удовольствием
воспринимает  ответный живой интерес, активную  дискуссию,  возникающую  как
логичную  реакцию  на сказанное.  Эйдемиллер не сбавлял темпа, он  продолжал
педалировать  развитие  успеха,  только  не с помощью силы ног, а с  помощью
мысли и слова.
     - У  гетеросексуальных  партнеров первичное  поражение  половых органов
развивается в сроки от  3 суток до 3 недель после сексуального контакта. Это
поражение представляется небольшим безболезненным пузырьком, неплотной язвой
или  папулой,  расположенными у мужчин на половом члене, у женщин на половых
губах,  задней  стенке  влагалища   или   уздечке  половых  губ.  Заживление
первичного поражения происходит через несколько  суток без рубца.  Возникает
паховая аденопатия. Постепенно прогрессирующий периаденит приводит к слиянию
региональных лимфузлов  в единый конгломерат.  Отмечается флюктуация и гной,
появляются  свищи.   Через  несколько  месяцев  происходит  самопроизвольное
заживление, но остаются паховые рубцы, гранулематозные массы разных размеров
сохраняются  в течение  всей  жизни.  Профессор  оглядел всех контролирующим
взглядом, вникая в сложности процесса усвоения материала.
     - Надо  полагать,  что останавливаться на  разборе деталей  нет смысла,
коллеги? Хочу лишь заметить, что аденопатия - сильная воспалительная реакция
лимфатических узлов и сосудов -  порой надолго затягивается. Она  является в
свою очередь и диагностическим признаком клинической динамики.
     В педагогический процесс снова вмешался брат Василий:
     -  Сдается  мне,  что  древние  народы,  так  настойчиво  следившие  за
добропорядочностью  своих  жен,  выбиравшие  для  брачных  уз  исключительно
девушек,  а не  зрелых  женщин, были мудрыми эпидемиологами и венерологами -
они лишь профилактировали болезни , передаваемые половым путем.
     Вася всегда легко и  правильно "въезжал" в проблему,  и это делало  ему
честь
     - Василий, - подключился к разговору Виктор Каган - другой профессор от
медицины, -  ты  ошибся  при  выборе  профессии:  тебе  надо  было  идти  по
медицинской стезе. Из тебя получился бы второй Авиценна.
     Василий  был польщен, но прекрасно  понимал, что для медика важно иметь
не  только  светлую  голову, но  и  еще  некоторые  таланты.  Мне  почему-то
вспомнилась  старая институтская притча о студенте второго курса,  сдававшем
экзамен  по  анатомии.  Профессор-экзаменатор,  наблюдая,  как  студент,  не
скрывая брезгливости,  препарирует нужный орган на  трупе, решает  преподать
ему урок мастерства. Он заявляет: "Медик  должен быть чутким, внимательным и
не брезгливым.  От  этого,  кстати, зависит  и  успешная сдача  экзамена!" В
качестве примера  сказанному, профессор - носитель  традиций  старой  высшей
медицинской школы - вставляет указательный  палец правой руки трупу  в анус,
быстро   его  вынимает  и  облизывает.  Студент   морщится,  еле   сдерживая
рекургитацию. Труп, воняющий  формалином, мумифицирован,  из его  распоротой
брюшной  полости вываливаются петли кишечника  отвратительно-грязного цвета,
зияет вскрытая грудная клетка. Он  имеет  безобразный вид  - особенно части,
содержащие жир.  Многие из изучающих  анатомию перестают принимать  мясную и
молочную  пищу,  но  некоторые,  для  демонстрации профессионализма, как раз
предпочитают  закусывать   в  анатомичке.  Профессор  сверлит  экзаменуемого
студента  взглядом  коршуна,  как   бы  говоря:  "Желаешь,  милок,  получить
проходной  бал,  тогда показывай,  на что  ты способен  в  нашей профессии!"
Студенту предлагается повторить профессорский опыт. Молодой  человек, только
еще вступающий на тернистый путь врача, вынужден проделать тот же  трюк. При
облизывании  пальца  его,  естественно,  выворачивает  наизнанку.  Профессор
торжествует  и по-отечески тепло замечает: "Может быть, вы и сумеете в конце
концов подавить  в  себе  брезгливость, но  при  этом не  стоит  забывать  о
внимательности -  я-то  сунул трупу  в  анус  указательный  палец, а облизал
безымянный, вы же совместили задачи!"
     Всех  мужчин,  особенно  не знакомых с медициной,  лекционный  материал
просто  ошарашил -  появилась сильнейшая  тоска  во  взглядах.  Математик  и
Василий  так  интенсивно  застучали челюстями  от страха, что их было трудно
вывести из необычного состояния. Эйдемиллер, добившись  эффекта прозрения, и
не собирался сбавлять обороты - он крушил несмышленышей новыми сообщениями:
     - Хламидии рассматриваются,  как реальные возбудители болезни  кошачьих
царапин   -   инфекции,   характеризующейся    безболезненным   региональным
лимфаденитом, возникающим после тесного контакта с кошками, при получении от
них царапин.  Гистопатологические изменения лимфатических  узлов не являются
специфическими. Инкубационный период обычно составляет 3-10  дней. Первичный
очаг  выявляется  не  всегда.  Аденопатия  -  односторонняя,  асимметричная,
одиночная. Системные  симптомы  обычно  не  выражены, но изредка  отмечаются
головная боль, недомогание, озноб, повышение температуры тела. Лимфатический
узел  нагнаивается  редко, размягчается,  спонтанно дренируется и заживает с
образованием  нежного рубчика. Болезнь кошачьих  царапин - доброкачественное
заболевание, излечивающееся  самопроизвольно в течение 1-2 месяцев. Хотелось
бы отметить, что кошек мы гладим практически все, с малых лет, но болезнь-то
развивается  лишь  у  некоторых людей. И  в том виновата не кошка  -  святое
существо, а иммунные возможности конкретного человека. То есть: "Не умеешь -
не лезь! Не дано - не бери!"
     В  палате  нависла  тишина.  Слава  Богу,  что  хоть  финал  Эйдемиллер
несколько  смягчил.  Озвученная  Эйдемиллером  информация,  нет  слов,  была
интересной.   Но   каким  образом  это   все  привязано  к  самому   Эдуарду
Геральдовичу? От того и последовал справедливый уточняющий вопрос, его задал
Ко-терапевт:
     - Эдуард Геральдович, не  сочтите  за излишнее любопытство, но когда вы
соизволили  заболеть   этой  пошлой  инфекцией  и  собираетесь  ли   от  нее
избавляться? На всякий случай  помните, что мы  - ваши товарищи - будем рады
вам помочь в святой борьбе с коварной заразой. Конечно, действовать будем по
мере сил.
     Профессор  зарделся, как девушка,  впервые попавшая в мужскую баню.  Но
мы-то были тертыми  калачами и привыкли брать быка  за  рога! Какое  для нас
имеет значение вид  инфекции  -  хламидии, так хламидии. Пусть хоть холера в
голом виде! Если  страдает  наш товарищ, то мы всегда придем ему на помощь и
примем часть удара на себя.
     Итак  "венчание  состоялось"!  У нас в  запасе было  два жениха, за  их
спинами прятались  и  две  невесты. Никто  не спешил назвать широкой публике
имена  пострадавших. Да они -  эти имена  - и  не  имели большого  значения.
Понятно, что не по злому умыслу были заражены наши товарищи - их избранницы,
скорее  всего,  и не  ведали  о том,  что  являются  носителями  агрессивных
микробов.  Они лишь выполняли свою миссию - пытались  одарить счастьем своих
мужчин, почему-то выбравших их из числа здоровых или еще более больных.
     Мы снова были  единым  "кулаком"  с крепко сжатыми пальцами - мы зажили
коллективной творческой жизнью, сильно ободряемой идеей "всеобщего братства"
и   полного   выздоровления.   Даже   вконец    измученный   противоречивыми
умозаключениями  Математик выглядел лучше, чем  обычно: просыпаясь утром - а
не  посреди ночи, как это бывало раньше, - он пытался напевать бодрые песни.
Что-то  вроде  того:  "Эх. да на рассвете,  эх,  да  на рассвете, по  волнам
эскадра шла. Эх, да свежий  ветер, эх, да  свежий ветер, вил косые вымпела!"
Не было оснований у лечащего врача говорить о тотальной депрессии или черной
меланхолии при таких песнях. Естественно, что это нас радовало, потому, чего
греха таить или  делать  секрет из  простого, заурядного, Математик был наша
главная  и  ударная   сила  в   формулировании  абстрактных  понятий,  затем
переводимых  в  формулы.  А без  такой  процедуры никакая наука обойтись  не
может. Она иначе не будет считаться наукой. Кто не  знает, пусть  постигнет,
что  человеческий   язык  -  это  не  язык  науки,  это   одно  балагурство,
художественная литература, поэзия, если угодно.  Но  мы-то  претендовали  на
глобальные  открытия,  особенно  в  то  темное  время,  когда  рассудок  наш
окончательно мутился! "Не  положу  пред  очами  моими вещи непотребной; дело
преступное  я ненавижу; не прилепится оно ко мне" (Псалом 100: 3). Поэт Витя
посвятил нашему новому состоянию маленький, но точный стишок.

     Коллектив превзошел врачей ожиданья:
     рушились трудности - строились зданья.
     Поступь творений - кивок Мирозданью,
     радости гимн и науки успеха признанье.
     Мысль в нас кипела, пушистилась, пела.
     Натиск открытий мужал - требовал дела.

     Мы   предприняли   массированную   эпидемиологическую   разведку.   Про
Чертежника  все  уже  было  известно,  вскорости  окончательно раскололся  и
Эйдемиллер.  Сделал  он это исключительно  по собственному почину,  так  как
понимал,  что  эпидемиологический  анализ -  важнейший  этап в диагностике и
лечении венерических заболеваний.  И  нам всем  вместе  пришлось разматывать
клубок сложных сексуальных отношений, затеянных на родной и зарубежной почве
похотливым буржуа. Оказалось, что виной всему была все та же долгожданная  и
манящая своей непредсказуемостью заграничная командировка.
     Какой мало-мальски доброкачественный мужчинка, оставшись без  присмотра
своей благоверной на несколько дней, не мечтает окунуться с головой в темные
воды примитивного  разврата. Тут-то, на  перекрестке  потоков  добродетели в
виде санитарной культуры  и скоротечного секса, практически всегда лишенного
страховки  от  непредвиденной  микробной   инвазии,   ждут   отступника   от
супружеской  верности маленькие, а  иногда и грандиозные,  разочарования  по
линии  дальнейшего лечения  заболеваний, передающихся  половым  путем.  Беда
заключается  в  том, что даже  если и не пристроился  вирулентный  микроб  в
соответствующих  органах и  не начал свою откровенно  разрушительную работу,
различия белковой,  гуморальной адаптивности  все  одно  скажут  свое веское
слово.  Ткани  организма  с  наименьшей иммунной  защитой  будут маркированы
определенными  генетическими  поломками.  Рано  или  поздно,  но  весь  ужас
полового  бытия  проявится. Можно  себе  представить,  что  же  происходит с
биологическими  неудачниками,  если  они  совершают  акты вероотступничества
многократно - в течение жизни?! "Сердце развращенное  будет удалено от меня;
злого я не буду знать" (Псалом 100: 4).
     Брат  Александр,  видимо,  с  головой  закутался  в  свои   собственные
воспоминания о молодецком блуде. Такие раскопки добавили морщин на его лицо,
а  разбуженный волевой импульс  резко дернули  musculus  cremaster  - мышцу,
подтягивающую в  нужный  момент  правое и  левое яички. Но ничего уже нельзя
было  изменить в  судьбе маленького  человека,  а  в  истории  безразмерного
человечества,  тем  более. Невыплаканное горе  лавиной, равной разве  только
Ниагарскому водопаду, обрушилось  с высоты гениальных его  мыслей в туманную
прорву заурядности окружающей действительности.  Из сознания  полился  стих,
перемешанный со слезами, с молитвой во славу той единственной и неповторимой
Женщине. Каждый, еще  не  впавший  в  глухую  импотенцию,  маргинал  мечтает
встретить  такую -  свою  единственную!  Но  даже в  том  вопле  сексуальной
предиспозиции  вырисовывалась  из  тумана неосознанных эмоций  раздвоенность
личности, впрочем, являющаяся практически самым верным симптомом шизофрении.
Да  и конструкция  стиха,  тяготение к  тому, чтобы  он  был абсолютно точно
выровнен по правому  и левому краю, свидетельствовали о незаурядности поэта,
граничащей с далеко зашедшей психической патологией. Но что оставалось нам -
друзьям поэта.  Естественно, мы  выслушали  стих стоя, низко склонив головы,
сложив руки - одна на другую, как у Адольфа Гитлера, - на лобке.

     Сколько дряни и хлама в жизни моей,
     но прими ты меня без обид поскорей.
     Еще одну попытку прошлое отрезать,
     продумав вместе, проще предпринять.
     Воспримем четче радость новоселья,
     восторги новые - отрыжку от веселья.
     Но только наш оркестр зафальшивит,
     собьется с ритма, станет шельмовать,
     отринем все - тоску и ласку и любовь.
     Посулы радости - мечту посеем вновь
     о безграничных таинствах свободы -
     подарок всем на счастье от Природы!

     Вошли  санитары и  деликатным  шепотом сообщили,  что Науманов Вячеслав
Германович  - с  некоторых  пор персона,  находящаяся  под  нашим  неусыпным
покровительством, - совсем  плох  и  его перевели  в  реанимацию, в  дальний
корпус, расположенной рядом с больничным моргом. В гробовой  тишине раздался
голос  брата Александра. Он  как-то легко и  всегда к месту  переключался: с
алкоголя на безалкогольные напитки, с мирского на возвышенное, с откровенной
пошлости на изящные искусства, с  баб  на мужиков, с девочек на мальчиков, с
романов Достоевского  на газету "Правда", с пищей бумаги на туалетную! Леший
его знает:  откуда у него что берется! Просто - сплошные искрящиеся таланты.
Его голос, зарядившись изнутри организма металлом,  был почти так же  нежен,
как звук  ударов  молота  по  наковальне.  Казалось  он  репетовал  команды,
полученные от Всевышнего.  Александр, как верный старший  помощник командира
ракетного  крейсера,  объявлял  о необходимости готовиться  к "последнему  и
решительному"!  Он   звал  нас   на  подвиг,  предупреждая,  что  экстренное
погружение в глубины  подводного мира будет ответственным и крайне  опасным.
Но  наш боевой товарищ верил, что мы не  испугаемся трудностей  и  воспримем
смерть как должный финал жизни любого человека. Он читал по памяти из Первой
Книги  Осии  (12: 12-13): "Блажен,  кто ожидает и достигнет тысячи  трех сот
тридцати пяти дней. А ты иди к  твоему концу, и упокоишься, и возстанешь для
получения твоего жребия в конце дней".

2.9.

     Всегда,   когда  переключаешься  с  блуда   на  праведность,  наступает
состояние,  равняющееся  "остуженности  рассудка". Почти,  как  в  анабиозе,
достигаемом  при снижении  температуры тела, наступает  известное подавление
жизненных функций, и такого человека можно смело препарировать, что и делают
хирурги. Мы  всем коллективом залегли  на койки и напряженно  думали. Первым
нарушил тишину Чертежник:
     - Господа,  здесь много врачей  с  известными именами, скажите, неужели
нельзя спасти человека от банального воспаления легких?
     Я  решил  выправить  положение  и  парировать  только слегка  прикрытое
обвинение в наш адрес - в отсутствии помощи  нуждающемуся, в нерешительности
медицинских действий :
     -  Николай Сергеевич, к сожалению, в этой больнице нет "обычных людей".
У  Науманова   настолько  основательно   имбицированы  ткани   психотропными
препаратами, что его организм реагирует на любую инфекцию неадекватно.
     - Позвольте, позвольте... Уточните термин - "имбицированы", что это еще
за  голиаф?  -засуетился  на новой  волне  пристрастия  и  раздражительности
Николай Сергеевич.
     Чувствовалось,  что  клинические  проблемы  Вячеслава  Германовича  для
Чертежника  перерастали  в нечто социологическое и  морально-политическое  -
похоже,  что в отделении для "реактивных" его до конца не долечили и вернули
к нам досрочно. Везде русский человек допускает "брак производства". Сейчас,
когда костяк психиатров, состоявший ранее в основном из представителей Богом
избранного  народа,  развалился  в связи  с  отъездом  многих  за  рубеж, за
"конвейер" встали русские "молотобойцы".  Эти ребята  толком даже  не  умели
лечить  алкоголизм, потому что сами были  сильно в него  вовлечены. Они всем
своим  алкогольным   естеством  просто  не   понимали,  да  и  не  принимали
решительной  борьбы с недугом,  ибо они-то  воспринимали его как  дар Божий.
Отсюда   резкое   падение   планки   "олимпийских   результатов":  излечение
алкоголизма  и наркомании вообще-то оценивается по  смехотворным критериям -
перерыв в  активном потреблении должен превышать хотя бы три месяца. И  даже
при  таких  сопливых победах  поется  хвала эскулапу.  Поняв, что  Чертежник
успокоился и сменил  гнев  на  милость,  я  продолжил  идейно-воспитательную
работу:
     -  К  тому  же,  уважаемый  Николай  Сергеевич,  кто  вам  сказал,  что
воспаление  легких  - такая  уж  простая болезнь?  Судите  сами,  в  процесс
вовлекается и сердечно-сосудистая система и кроветворная, иммунная, да и все
остальные системы, питаемые кислородом. Организму  грозит  удушение. На фоне
выраженной,  длительно протекающей  психической патологии, все болезни ведут
себя непредсказуемо.  Необходимо быть  очень осторожным и предусмотрительным
врачом, если имеешь на своем попечении таких пациентов.
     Понимая  безотказность  действия  Божьего слова, я  полоснул Чертежника
текстом из Евангелия от Луки (18: 7):
     - "Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя
и медлит защищать их".
     Нетрудно  было  заметить,   как   Николай  Сергеевич   под   магическим
воздействием Божьих слов сник и помрачнел, правда,  это состояние длилось не
очень долго. Через некоторое время лик его просветлел, сравнявшись, пожалуй,
с эффектом восходящего Северного Сияния. Приятно было отмечать, что, как и у
жирафа,  медленно, но неотступно, в сознании Чертежника  светлая идея делает
свое благородное дело -  медленно,  но  все  же  доходит  до ног  и  головы.
Исключительно для  того, чтобы проверить  магию, а не  ученый суеты  ради, я
продолжил цитировать тот же источник (18: 8):
     -  "Сказываю вам, что подаст  им  защиту вскоре.  Но Сын  Человеческий,
пришедши, найдет ли веру на земле?"
     Резонно  было  задать  Николаю Сергеевичу вопрос  о том, а какой  веры,
собственно,  придерживается  Вячеслав  Германович. Может  быть, он  злостный
большевик  -  а значит  вообще  атеист!  Или,  того  хуже,  -  анархист,  не
расстающийся с учебником князя Петра Алексеевича Кропоткина  даже в туалете.
А  в процессе такого чтения, сидя на  общественном унитазе, невольно,  как и
Кропоткину,  могут  прийти  в  голову  мысли кровавого  Дантона:  "Смелость,
смелость, больше смелости!" А отсюда  уже и рукой подать  до афоризма самого
Петра   Алексеевича,  продолжающего  предыдущее  высказывание,  -  "особенно
смелость ума, за  которой  не  замедлит последовать  и смелость воли". Читая
такие  строки, перестаешь  удивляться тому, от чего некоторых  людей  все же
определяют в  сумасшедшие  дома.  Но они  и там умудряются вести  себя,  как
раскольники, красные  активисты или отпетые уголовники. Пожалуй, у Науманова
путь к  подобному совершенству был длинным, тернистым.  За его выздоровление
пытались бороться  лучшие умы  психиатрии,  всегда  стремящиеся  сыграть  со
сложной  болезнью  азартную партию.  Только болезнь  оказывалась практически
всегда  хитрее   и  сноровистее.  Даже  такие  корифеи,  как   В.М.Бехтерев,
П.Б.Ганнушкин, В.Х.Кандинский,  С.С.Корсаков, если судить по крупному счету,
несли  от своих пациентов одни лишь издержки честолюбию. Можно было надувать
щеки, затевать бурную дискуссию по поводу тех  или иных толкований отдельных
симптомов,  однако,  применяемые  методы  лечения  всегда  равнялись  только
"пшику"!
     Тотальная грусть терзала и томила  нас, втаптывая в грязь самые светлые
чувства,  адресованные  медицине. Были  повержены  и ошельмованы  и здоровое
любопытство,  и благородство, и милосердие, и  трудолюбие, и верность долгу.
Какой  же  тогда  спрос,  скажите  на  милость,  с  безрукого,  безногого  и
безголового советского врача. Нам оставалось только каркать на пепелище: "От
конца земли взываю к тебе в унынии сердца моего: возведи меня на  скалу, для
меня  недосягаемую; ибо  Ты  прибежище  мое,  Ты  крепкая  защита от врагов"
(Псалом 60: 3-4).Первым раззявил  клюв стареющий ворон - брат  Александр. Он
проклекотал:
     -  К  сожалению,   уже  сейчас  можно  смело  проектировать  результаты
патологоанатомического  вскрытия:  "Макроскопическая   картина   в   легких:
обнаруживаются участки  разных вариантов поражений -  с  ранними и  поздними
стадиями  развития болезни. В первом случае,  на разрезе в  просвете альвеол
будет серозная  жидкость, небольшие  скопления  мононуклеаров  и  слущенных,
увеличенных в размерах альвеолоцитов с характерным для герпеса метаморфозом.
Возможна  примесь  к  экссудату эритроцитов. Тут же  обнаружатся и фрагменты
спавшихся альвеол. Во втором случае, будут замечены участки легочной ткани с
выраженными альтеративными изменениями, с образованием полей коагуляционного
некроза.
     Никто не воспринял эту речь, как гимн кощунству. Братва навострила ушки
на  макушке, дав  возможность  разинуть  рот  профессиональному любопытству!
Интересно   было   знать   заранее,   что   же   там   накопают   больничные
патологоанатомы?  Александр  Георгиевич,  между тем,  все  глубже  и  глубже
проникал  в плоть Науманова. Он вещал, лежа с закрытыми глазами: его оружием
было виртуальное  проникновение в  тело  человека,  находившегося сейчас  на
большом  расстоянии - покойник лежал в  больничном морге, а  мы толковали  о
нем, находясь  в  палате совершенно  другого корпуса. Чувствовалось, что для
Александра Георгиевича патологическая анатомия  была любимой женщиной - даже
не невестой, от которой кружится голова до  тех пор,  пока ее не "раскусил",
скорее  здесь шла речь об общении  с  любимой  женой, проверенной совместным
проживанием в течение  долгих лет! Он не рассказывал нам о  макроскопических
находках - он пел им песню!
     Иногда  трудно понять людей,  посвятивших себя медицине. Порой сдается,
что они все - патологические типы, ибо ловят  кайф от того, чтобы копаться в
дерьме. Я вспомнил  одного своего товарища  - врача,  с  головой  ушедшего в
акушерство и гинекологию. Он  с гордостью показывал мне  мозоли  на руках от
кюретки, с помощью которой  гинеколог  выскребает матку,  производя аборт. В
течение  дня он делал  их такое количество, что кожа  рук  не  выдерживала -
образовывались  потертости,  как у слесаря-сантехника. Но в отличие от вечно
пьяного пролетария, насаждающего себе руки  шведками, мой приятель-гинеколог
совершенно  трезвый с огромным  упоением терзал живую ткань.  Делал он это с
любовью, стремясь максимально  снизить болевой эффект. А несчастных дамочек,
стонущих в гинекологическом кресле, он занимал во  время экзекуции ласковыми
речами:  "Потерпи,  миленькая;  скоро  кончу,  слатенькая;   не  напрягайся,
солнышко; вот и делу  конец, сучечка моя  ненаглядная! Женщины настолько  им
очаровывались и проникались  доверием, что во время родов, когда ребенок уже
появился на  свет  и  приходилось обрабатывать  жгучим  йодом места разрывов
промежности, они, корчась от боли, просили доктора: "Миленький, подуй  мне в
пизду!" Это уже был вариант какой-то особой лесбийской любви.
     С  Александром  Георгиевичем,  видимо, творилось  что-то подобное:  его
хлебом  не  корми, а дай вскрыть покойничка  - выяснить, что  он там  внутри
прятал  от посторонних  глаз. Но самым большим удовольствием, как мы однажды
узнали,  для  него  было  проверить:  совпадет  ли  тот  протокол  вскрытия,
написанный  им заранее на случай собственной кончины, с тем, который напишут
для него  в морге. Он  очень сетовал,  что "коновалы"  и "неумехи" не сумеют
правильно разобраться в его болячках и  все, как водится в России, переврут!
Он  планировал  специально для  вскрытия, на последнем дыхании,  отъехать за
границу  и даже  скопил  для  этого  деньги. Опасение  вызывало лишь то, что
таможня может не пропустить уникума через кордон!
     Профессор  "кислых  щей" тем  временем продолжал выворачивать наизнанку
внутренние органы несчастного Науманова:
     -  Макроскопически  печень окажется несколько увеличенной, дрябловатой,
на  разрезе пестрого  вида, с наличием мелких  серовато-желтого цвета очагов
поражения,  иногда   сливающихся.  Под   ее   капсулой   выявятся   точечные
кровоизлияния. Реальна  картина некротического очагового или даже диффузного
гепатита.
     Математик  забился  в конвульсиях, в рыданиях, а брат  Василий принялся
торопливо   материться.  От  того   мат  лился  ручейком  -   бодро,  четко,
величественно,  красиво.  Известно,  что,  например,  обезьяны  в  состоянии
повышенной тревоги  переходят в  автоматический режим реагирования  - у  них
тогда  все  блестяще  получается.  Эйдемиллер,  Каган   переживали   восторг
проникновения  в  святую  тайну  -  их,  как  профессионалов,  тоже  имеющих
основательные вывихи  в мозгах, волновали  клинические  детали,  обязательно
выявляемые на  вскрытии.  Им-то было  известно, что самый точный диагноз  на
секционном  столе!  Знахарь  почмокал губами,  подбирая  слова  поизящнее  и
точнее:
     -   При   морфологическом   исследовании   головного  мозга   на   фоне
генерализованного   герпеса  обнаружится  набухание  отдельных   нейронов  и
глиальных клеток, в ядрах которых определятся крупные базофильные включения.
Скорее всего,  будет виден  и  гиперхроматоз  ядер с фрагментацией и краевым
расположением ядерного вещества.  Будут отмечаться признаки субэпендимарного
глиоза различной степени выраженности.
     Знахарь не спешил все находки выкладывать на  прилавок, он, как опытный
продавец  знатного  универмага, тянул  из  покупателей  жилы, завязанные  на
любопытстве,  на жажде приобретения самого  лучшего  -  этим "лучшем" сейчас
была  информация  высшего  сорта,  еще  не  успевшая  протухнуть  на  полках
больничных  архивов.   Брат  Александр   снова   включил  свой   хрипловатый
громкоговоритель:
     - Скорее всего, у нашего подопечного уже  развился  менингоэнцефалит  с
распространенными очагами некроза преимущественно  в субэпендимарных зонах и
в  лобных  долях.  Вокруг  будут   фиксироваться  явные   изменения  клеток,
определятся  очаги глиоза,  тяготеющего  к  области зрительных  бугров.  Они
окажутся диффузными или периваскулярными скоплениями  малодифференцированных
глиальных клеток. Стенки мелких кровеносных сосудов в веществе мозга, скорее
всего, будут утолщены за счет  пролиферации эндотелия  с  участками  клеток,
подвергшихся  гигантоклеточному   превращению.  Кстати,  подобные  изменения
сосудов будут и в других органах.
     Музыка  медицинской  терминологии - кем-то всегда  воспринимается либо,
как  реквием  или  как  замысловатая  джазовая мелодия, скорее,  блюзовского
сорта,  -  лилась   и   лилась,  словно  моча  из-под  больного  с  обширным
кровоизлиянием в головной мозг.  Наша  аудитория тоже  не  была исключением:
специалисты что-то подпевали Знахарю,  не специалисты - ежились и  импульсно
мочились  под себя - "не  отходя от кассы",  то  есть в  кровать. Но Знахарь
разговорился от души, и его уже трудно было остановить:
     -  В сердечно-сосудистой системе найдется  много "поломок":  наверняка,
разовьется  гигантоклеточный миокардит, к нему присоединится и некротический
васкулит  легочной  и   панкреатической  артерий   с  наличием   характерных
включений.  Масса  тимуса  уменьшится,  выявится  3-5-я фаза  акцидентальной
трансформации, преждевременный жировой  метаморфоз или  та же акцидентальная
трансформация незрелого  типа. В селезенке определятся  мелкие фолликулы без
светлых центров.
     Знахарь перевел дыхание, собираясь  крутить  вторую  серию. Смысл  этой
части  фильмы должен заключался в том, чтобы оформить, как говорят в театре,
"задник"  сцены.  Нужно  наслоить  специфическую картину на общее,  фоновое,
полотно. Требовалось  развернуть полную перспективу: патологическую анатомию
атеросклероза, гипертензии, хронического гастрита, энтерита, колита. Все это
безобразие  Знахарь   собирался  еще   и  украсить  графическими   оттисками
шизофренического  морфогенеза.  Однако фильмы-ужасы  наша  компания  не была
готова  смотреть  до  бесконечности  -  блевотина,  негодование  и презрение
подкатывались к горлу, желудок сворачивался в тугой  узел, а печень выжимала
из себя литры  самой  темной,  горючей желчи!  И  мы общим  громовым  стоном
остановили   Знахаря  на  ноте   "ДО".  Он   удивился  факту  неповиновения!
Чувствовалось,  что  мелькнуло  желание  занести над  нашими головами востру
саблю  административных акций!  Но  мы-то  не  были бессловесными тварями. В
воздухе  нависла гроза неповиновения,  слышался нарастающий шум бунта  - для
России страшного и бестолкового  явления! И административный окрик сам собой
затих, расстаял в психологической атмосфере больничной палаты.
     Члены коллектива лежали на  больничных койках без чувств - все мучались
и  терзались,  став  соучастниками  святой  экзистенции  сопереживания!  Она
загоняла наши эмоции в кладбищенский склеп. Доминанты  горя,  словно тяжелая
дверь  пещеры  таинств,  осталась  полуоткрытой.  Но  в щель не  могли,  да,
пожалуй, и не хотели, протискиваться наши головы. Мы, грешным делом, боялись
патологоанатомических  откровений,  поскольку,  как  не  крути,  они  всегда
примиряются  на  себя.  Общими усилиями  мы  загнали  алкающее любопытство в
пошлую  мышеловку, не использовав для  того  даже микроскопической приманки.
Массивный  замок извечного человеческого  тяготения к  ужасу был замкнут  на
ключ!  "Но жертвами каждогодно  напоминается о грехах; ибо невозможно, чтобы
кровь тельцов и козлов уничтожала грехи" (К Евреям 10: 3-4).

2.10.

     Так  прошла ночь, не  подарившая нам легкого,  оздоравливающего сна, не
принесшая  освобождения  от  ощущения трагизма,  нависшего  тяжелой дождевой
тучей  над великой страной -  Россией. Рассвет брызнул  серо-зелеными лучами
безразличия в окна нашей  палаты, а с ними явились и  санитары, поведавшие о
том, что  к  четырем  утра Науманов Вячеслав Германович  отмучался, испустив
болезненный дух в атмосферу небытия. Но не Бог, а, видимо, Дьявол принял его
пятнистую душу для дальнейшего переселения в иную  плоть или инертную массу.
Что-то подсказывало  нашему  шизофреническому уму, что  местом  транслокации
души  Науманова Дьявол избрал подножие  горы Голгофы  -  ту  ее  часть,  где
дотлевали  уже многие  века кости  преступников  Дисмаса и Гестаса,  некогда
распятых  рядом с Иисусом Христом, но на крестах не святости, а позора.  Для
Науманова тоже  была  смоделирована казнь на той же страшной горе, но она-то
уже было освящена и искуплена смертью Сына Божьего.
     В этой части лобного места, на значительной  глубине,  в  утробе земли,
нашелся покореженный столетиями  валун, в него-то  и  была  переселена  душа
современного грешника,  вытеснившая  своей квант-энергией прежнюю душу,  уже
прошедшую шлифовку  временем. То была благородная и изощренная месть Дьявола
Науманову за его прегрешения -  вроде  бы  он в Израиле, в зоне святости, но
глубоко под  землей,  то  есть в ее  Кишке,  в самом  черном и  темном  углу
мирозданья, поближе к Аду!
     Мы сострадали, но поделать ничего не могли, ибо мольбы о снисхождении к
заблуждавшемуся  не  принимаются на  Страшном  Суде  -  там  действуют  свои
Обвинители, Присяжные, Адвокаты и  Палачи! Там  правит процессом иная логика
Судебного  Иска  и Судебного Разбирательства! Науманов  теперь  нес  груз не
только собственных грехов, а и расплачивался за содеянное его дедом, отцом и
прочими  родственниками.  Таковы  Законы  Кодекса, действующего на  Страшном
Суде: если  твои предки подличали или, того  хуже, - расстреливали  людей по
ложным обвинениям, по оговорам, - то Бог  может творить справедливость через
наказание   души  другого  родственника.  Для   Бога   важно  исправить  всю
генетическую линию - не имеет  значение, в какой части ее хвоста. А копаться
в мелочевке поступков, рассеянных по разным поколениям генетической цепочки,
Ему  недосуг. Ибо Суд  Божий  -  это не  суета  действий,  пусть  даже самой
слаженной в работе, "пожарной команды"!
     Мы попросили у администрации больницы разрешения на участие в похоронах
Науманова  Вячеслава  Германовича.  Затем   по  телефону   снеслись   с  его
родственниками и тоже получили согласие. Теперь нам оставалось экипироваться
должным образом - мы же не вахлаки какие-нибудь, не можем же мы в больничных
халатах   явиться   на   гражданскую   панихиду.   Ясно,   что   для   такой
печально-торжественной акции требовались смокинги, и мы заказали их напрокат
в  одной добропорядочной  похоронной  фирме. Трудности выросли из-под  земли
неожиданно: ни у  кого из  нас не нашлось черных кожаных  полуботинок. Фирма
тоже  не предполагала, что  хоронящая  сторона  так  опустилась,  что  давно
пропила даже лакированную  обувку.  Можно подумать,  что мы преподаватели не
медицины, а балета и потому ежедневно шлепаем в черных кожаных полуботинках.
Мой любимый цвет для обуви, например, коричневый, а брат  Александр и  вовсе
дальтоник, так ему и все  равно, что одеть,  - он порой и в тапочках разного
цвета  ходит  по  отделению.  Но если  некоторые  больные шизофренией нелепо
комбинируют цвета верхней одежды и обуви в силу вычурности ума, то Александр
Георгиевич  терпел  издержки   экстерьера  исключительно  из-за  врожденного
расстройства цветоощущения. Тем  не  менее, мы не могли уронить  собственное
достоинство, а  потому к  смокингам больница  выделила нам  совершенно новые
черные тапочки. Для Науманова же нашлись на складе, порядком разворованного,
шикарные тапочки белого цвета с меховой оторочкой, правда, они были женского
покроя. Но это  не  смутило  покойного, мы же твердо  знали, что в некотором
роде  Науманов  и  был  женщиной  -  истеричной,  слабонервной,  хвастливой,
поверхностной!
     Точно  в назначенный  срок мы в сопровождении двух  дюжих  санитаров  и
медицинской сестры, выделенных специально на случай "экстренного потрошения"
при реактивных состояниях, возникающих под звуки траурного марша,  двинулись
в сторону  больничного морга. Почти  у самой  двери со  стороны двора в "Зал
прощаний" мы остановились, как  вкопанные:  наше внимание  привлекла кошечка
довольно странной, относительно редкой  пестрой расцветки, сидевшая на тумбе
больничного забора перед самым окном "Зала". У кошечки была необычная фигура
-  относительно  короткие  передние  лапки и  длинные  задние.  Я знал,  что
по-настоящему красивым выглядит только асимметричное лицо - в меру, конечно.
Но  мне  было   неведомо,  что   асимметричная  фигура   тоже   может   быть
привлекательной. Кошечка походила на загадочного  солнечного зайчика, только
сейчас глаза ее были наполнены слезами, стекающими  даже по  щекам  на тумбу
забора  и  капающими на песок.  Именно это  обилие  слез нас и  поразило: мы
смотрели на  кошечку минут десять. А  она смотрела в окно на гроб с покойным
Наумановым   и  продолжала   беззвучно,   по-человечьи  плакать.  Наши  души
солидаризировались, почувствовав  эстетическое родство, - видимо, по прежним
жизням. Это было что-то близкое к мистике  - санитары быстро  протрезвели  и
превратились  в два  еловых столба, замерших по средине аллеи, а медицинская
сестра с размаха грохнула сумку со  шприцами и медикаментами оземь, но  даже
тогда кошечка не  шелохнулась,  не сменила  позу, не  прекратила  оплакивать
покойного  Наумана.  Было  ясно,  что  в ней жила  душа  близкого  Науманову
существа  -  это,  скорее  всего,  была его  собственная кошечка,  явившаяся
проводить своего хозяина в последний путь.
     Мы  очнулись  первыми  и  низко  поклонились  Божественному   существу,
санитары  и медицинская сестра, все  еще  не  закрывая ртов,  повторили наши
поклоны. Один  из санитаров  даже грохнулся на колени и боднул несколько раз
лбом  песочное  покрытие аллеи.  Наша  процессия выглядела  торжественной  и
отрешенной - мы вместе с верной кошечкой общались с Чистым Разумом!
     Но  вот,  наконец-то,  ноги ввели  нас в "Траурный  Зал": родственников
покойного было немного,  и потому, видимо, гроб с Наумановым,  возвышающийся
на  кумачовом  пьедестале  на  фоне бюста  и барельефа  Владимиру  Ленину  -
заведующий  прозекторской  -  старый  коммунист   был  секретарем  партийной
организации  больницы  и  фюрером  ее  подпольной  боевой  дружины,  скрытно
готовившей восстание в  стране,  -  сразу же приковывал  внимание.  Ближе  к
голове покойного,  в черной  косынке стояла жена  - на вид  несколько старше
супруга, но  худощавая  и стройная, с основательным намеком в чертах лица  и
фигуре на то, что она никакого отношения не имеет к еврейскому генофонду, но
и от чистокровных славян тоже  отстоит довольно далеко. Она  плакала меньше,
чем та кошечка, сидящая на заборе,  отсюда  напрашивался  вывод о том, что в
характере супружницы застряла,  скорее  всего,  прибалтийская  сдержанность.
Женщина в черном лишь периодически глубоко вздыхала, словно осознавая только
сейчас какой тяжести груз свалился с ее плеч.
     Левее  замерла   дочь  -  крашеная  блондинка,  в  ней,   пожалуй,  уже
значительно  затушевался  еврейский генофонд,  сильно омытый  петербургскими
дождями  и  туманами, да спрессованный  неведомыми  хромосомами  по  маминой
линии. Черная шляпа на голове молодой дамы  делала ее похожей  на прекрасную
"Неизвестную"  с  картины  художника  И.Н.Крамского  (1883).  Весь  ее облик
воспринимался  как  бы  в духе  романтизма, подернутого  черной  вуалью.  Из
полумрака  "Зала Прощаний" выплывало что-то подобное сочиненному Александром
Блоком:  "И  каждый вечер, в  час  назначенный (иль это только снится мне?),
девичий  стан,  шелками схваченный,  в  туманном движется окне.  И медленно,
пройдя меж пьяными, всегда  без спутников, одна, дыша духами и туманами, она
садится  у  окна. И веют древними  поверьями  ее упругие  шелка,  и  шляпа с
траурными  перьями, и в кольцах узкая рука". Вообщем - дочь  была обалденной
бабой! Рядом с  дамой стоял, скорее всего, ее муж - типичный татарин, только
в худшем варианте  биологического представительства  этого славного  народа.
Рядом терлась еще пара каких-то невзрачных полукалек. Скучная картина! Но на
похоронах  и не должно быть весело. В этом смысле  гражданская панихида была
обставлена по первому разряду: чего  - чего, а грусти и безысходности на ней
было достаточно.
     Наша великолепная семерка (имеется ввиду и Клара,  сумевшая перекрасить
в черный цвет  какое-то одно из своих глубоко декольтированных платьев,  так
что казалось -  эта женщина пришла  на прощание прямо из секс-клуба, в одной
комбинации!) на фоне "основной группы"  выглядела безупречно, можно сказать,
изысканно. Учитывая особенности одеяния  и выразительные телеса Клары и наши
черные тапочки  из  чистейшей  кожи, можно  было  посчитать, что  проводы  в
последний путь маэстро обеспечивает джаз-банд архиэкстравагантного толка. Мы
прочитали немую  благодарность в глазах ближайших родственников покойного по
женской линии, а из мужского совдепа на  нас зыркало  завистливое осуждение.
Наши абсолютно черные смокинги великолепно контрастировали с красным крепом:
получалось как  в  знаменитом французском романе  "Красное  и  Черное".  Нам
только оставалось оживить  сюжетную линию, перенеся  ее со страниц романа на
почву  реальности  - в стены психиатрической лечебницы,  на  землю  Великого
Города - Санкт-Петербурга.
     Однако  я  отвлекся.   Между  тем,  самым  главным  действующим  лицом,
бесспорным  виновником торжества, естественно, оставался покойник - Науманов
Вячеслав  Германович.  Никто   из  присутствующих  не  собирался  спорить  с
логичным, судьбоносным тезисом -  сейчас истекает время пребывания Науманова
на  Земле! А потому, никто не считал  возможным претендовать  на  его  место
именно  сейчас. Вестимо, вестимо... Настанут времена  и милость Божья никого
не обойдет назначенной участью. Но сегодня, даже в  столь подходящий час для
приватных размышлений, родственники думали только  об одном  - чтобы  скорее
закончилась торжественная акция и начались поминки.
     Выпотрошенное патологоанатомами  тело  Вячеслава  Германовича  стыло на
пьедестале в "Зале Прощаний". Оно с наивысшей значительностью выглядывало из
гроба,  и  отдельные  клетки,  по  законам  биологии  продолжали  еще  жить,
наблюдать за поведением окружающих. Теперь  Науманов  был  вне конкуренции и
вне  конкурса  -  всю  сознательную  жизнь  он  стремился  воздвигнуть  себе
"памятник  нерукотворный"  и,  наконец,  достиг этого.  Никто  не  собирался
претендовать на его место, никто  не  теснил  его с  холодного пьедестала, с
красного  кумача.  Все с  удовольствием  уступали  ему  дорогу  в загадочное
Никуда. Уже были внесены  деньги на скромненький, ширпотребовский - из серой
спрессованной  гранитной  крошки  -  памятник-надгробье.  Науманов  Вячеслав
Германович  достиг  того, о  чем  так сильно  мечтал,  не состоялись  в  тех
установках  только желаемые параметры времени  - все  хотелось получить  при
жизни, а не после нее!  Но человек предполагает, а Бог располагает,  то есть
выбирает и назначает!
     Остатки плоти  были собраны в  серенький пиджачок, вялую серовато-белую
рубашонку,  повязанную  простеньким  галстуком  неопределенного  цвета.  Все
остальные  части  туловища были, видимо,  в  целях  экономии  голыми,  -  их
прикрывала  траурная ткань. Тут я  заметил,  что  на  торчащих из под  крепа
ступнях, красовались больничные белые тапочки с  меховой  оторочкой - значит
они были из той же кладовой. Чувствовалось,  что родственники покойного были
людьми  экономными и предусмотрительными -  все равно вся  одежда  пойдет на
поживу  работникам  крематория, тело отправят в топку  совершенно  голым, не
забыв при этом вырвать  золотые  коронки и  мосты из полости  рта. Правда, и
здесь, специальным реестриком, можно обязать этих нелюдей возвратить золотой
сплав законным наследникам.
     Обычно обыватель  обращает  пристальное внимание  на лицо  покойного  и
потом  долгие годы обсуждает  то,  каким величественным и одухотворенным оно
было на гражданской панихиде. Простые люди не знают, что уже первые подвижки
тления,   насыщают   жидкостью   кожу,   подкожную   клетчатку,   мимическую
мускулатуру, а  потому маска смерти в этот момент расслабленная, без печатей
предсмертных  мук и долгих жизненных  переживаний. А анатомия  скелета, если
она  не  патологически   жуткая,  всегда  соответствует  законам  правильной
скульптуры. Вот почему расслабленные  ткани  лишь  очерчивают  анатомические
контуры, слегка  смягчая и округляя  душевную  скорбь ласковой, всепрощающей
пастозностью.  Вячеслав Германович  не был  исключением из  общего  правила,
прощальная  музыка его физиологии не выходила за  границы  траурного жанра -
покойник был красив, как  никогда.  Величие и  всепрощение, одухотворенность
лица перетягивали пестрое одеяло  общего бесцветного  облика в свою сторону:
скрадывались и карапетов рост, и неправильные  пропорции тела, маскировалось
неспортивное   брюхо,   и   подагрически-вывернутые  суставы,   и   нелепый,
сифилитически-курносый нос.
     Родственники   обозначались   в  притушенном   свете  вяло   хныкающими
изваяниями, а мы были, как "аполлоны  похорон" - стройные,  изящно одетые, с
интригующей  дуринкой в глазах. Наше  преимущество  было очевидно, оно особо
выпукло выкатывалось  у нас из штанов в  этой Прощальной Зале  еще и потому,
что больничный патологоанатом - большой  специалист  и мастер  своего дела -
был  еще  и любитель  Египетской старины  -  египтолог, как теперь  говорят.
Полумрак,  драпировка, окраска стен,  прощальная музыка все отдавало  чем-то
ленинским  и  египетским. Я подумал, что  старый  партиец  великолепно  знал
биографию Ильича, а потому, видимо,  помнил, что вождь выбрал себе партийную
кличку не по  названию  великой  сибирской реки - Лена. Он в юности в первой
сильной  любви  потерпел "от  ворот поворот"  - виновницей  переживаний была
девушка  по  имени  Лена.  Ильич  увековечил  свое чувство  особым партийным
псевдонимом.  Недаром  говорили, что "Ленин  -  самый  человечный  человек".
Большевистские  придурки награждали неуемную  шизофрению титулами  "Сталин",
"Молотов", но Володя Ульянов избрал нежное, светлое женское имя.
     Заведующий прозекторской - старый кобель - в угоду Ильичу нагнал  мрака
в   Зал  Прощания,   украсил   стены  эстампами  и   статуэтками-выкидышами,
символизирующими еще и свальный грех, бытовавший в  свое время в  Египетских
храмах. Он  старался вдохнуть в покойников, отправляющихся в последний путь,
ауру  загадочности и Египетской двусмысленности, чтобы они ничего не боялись
и  ответственно  готовились  резвиться  на  том  свете.  В  таких  действиях
административного лица нельзя не заметить ненормальности.  Да это и понятно:
кто будет сомневаться в том, что заведующий патологоанатомическим отделением
психиатрической больницы претендует на  звание  нормального  человека? Такая
личность  не должна быть выше своих  подопечных - жмуриков, явно не  от мира
сего! У заведующего моргом и кличка была почетно-египетская - Парасхит!
     Черная стена за пьедесталом с гробом была украшена иероглифами. Но надо
понимать, что египтяне владели не простой письменностью. Их иероглифы были в
большей мере символами  звукового письма, а не  идеографическими картинками.
Отсюда и особая  торжественность звукового оформления панихиды, резонирующая
в головах  присутствующих  сразу, как только  их взгляд попадал  на полотна,
занятые  иероглифами. Символы звука  и  штриха,  в  свою  очередь,  убеждали
присутствующих в том, что покойный как бы  достиг  мечты любого египтянина -
монументального,  статичного   мифа  Древнего   Египта,  зовущего  смертного
человека слиться с природой!
     Кто  мог  сомневаться  в такой  обстановке  в  том,  что у  российского
разгельдяя,  впрочем, также  как  и  у  любого добропорядочного  египтянина,
имеется пять "душ". Все в такой особой компании  начиналось с "Ка" - подобия
человека. Эта сущность была, с позволения сказать, двойником проживающего на
земле.  Человек  и "Ка"  похожи,  как  две  руки,  отсюда и  соответствующий
иероглиф  изображается  двумя  руками,  поднятыми   кверху.  После   смерти,
следовательно, "Ка"  Науманова должно будет  продолжать обитать в отделениях
больницы   и  тешить  медицинский  персонал  различными  трансцендентальными
безобразиями.  Душа   "Ба"  является  жизненной  силой  человека,  а  потому
изображается  соколом  с  человеческой головой.  Именно  тогда,  когда  "Ба"
покидает тело, и наступает смерть. Когда  же  она  возвращается к пеплу,  то
умерший  воскрешается для  вечной жизни  в  Дуате. Правда,  египтяне считали
необходимым обязательно бальзамировать, а не  сжигать тело человека.  Строго
говоря,  сжигание  тела - это нанесение увечья телу,  что в  Египте каралось
очень  строго.  Каждый,  кто  нанес  телу-Сах  увечье,  скажем, в  гробнице,
считался  преступником. Вскрывать  тело умершего человека перед мумификацией
доверяли  только  посвященному  -  парасхиту.  В  наше   время  его  заменил
патологоанатом. Так же,  как в древние времена, нынешнему "парасхиту" платят
за то, что он виноват в содеянном грехе. Как только он наносит первый разрез
кремневым ножом, он стремглав  убегает,  потому что за ним начинают  гнаться
разгневанные  родственники,  швыряя  в  него  камни  и стараясь  схватить  и
наказать   греховника.  Подобный  театр   иногда   заканчивается   серьезной
выволочкой специалисту  по  бальзамированию трупов.  Искусство  современного
патологоанатома  уже  не  требует  проворства в  беге, ибо за  ним  никто не
погонится,  но ненавидеть  его за  странную, варварскую деятельность все  же
продолжают.
     Ритуалы отношения  к покойному, особая  организация похорон в некотором
роде  перекликаются,  потому-то  наш   больничный  Парасхит  так  настойчиво
обращался все же  к религиозному первоисточнику - к  матери всех  религий, к
Египетской вере.  В  египетской  гробнице,  кроме  мумии,  оставляли  еще  и
каменное  изваяние,  максимально  похожее  лицом на  прототип, на  статуэтке
обязательно писалось имя умершего.  В  настоящее  время в  России на  могиле
устанавливают надгробье с фотографией  и  именем. Теперь над умершим  читают
тексты не из "Книги Мертвых" а из "Псалтыря".
     Следующая  душа  человека  -  это  имя  ("Рен"),  даваемое ребенку  при
рождении, оно  следует  с  ним по  жизни. Тело  умрет, но  имя  человека еще
какое-то время будут помнить, отдавая  ему почести или бесславие и хулу. Еще
одна душа сопровождает человека по жизни - это "Ах", что в переводе означает
"сияние".  От  одних  исходит   дьявольское,  от  других  -  святое  сияние.
Существует  еще  одна  душа  -  "Шуит", иначе говоря, "тень".  Ясно, что она
сопровождает нормального человека при некотором освещении. Тот, кто связался
с Дьяволом, лишается тени.
     Больничный  Парасхит  украсил  ритуальный  зал  морга полотнами  "Циппи
Хора":  на них  он  изображен  стоящим  на спинах  двух  крокодилов.  Любому
мало-мальски   культурному   человеку,   особенно,  посещавшему   Египет   в
какой-нибудь  из  своих жизней, известно, что Хор -  это мифологическая роль
сына и  престолонаследника.  В каждой  семье  существует маленький  престол,
занятый  мужем  или  женой,  или  эгоистическим  ребенком.  В семейном клане
Науманова  Вячеслава Германовича раньше престол  был,  естественно, за  ним.
Теперь тот престол унаследовала даже не его супруга, а дочь -  рыжая бестия,
освоившая  специальность  философа и достигшая уже научной степени кандидата
наук. Подавленная  же  супруга  с большим трудом подходила  на  роль  богини
Исиды.  Известно, что по мифу ей надлежало еще и  забеременеть от покойника.
Она косила взглядом на мертвое тело своего бога Осириса и с ужасом  пыталась
представить себе отчаянный половой акт! Ее несколько поддерживала надпись на
стене: "Я  - Исида, наделенная  "просветляющей силой", сияющей ярче, чем все
боги!  Это  бог  заключен в моем чреве, он  - семя Осириса". Но  все  равно,
временами  ощущение экстравагантной  перспективы подкашивало  ноги у бедной,
благородной  женщины. Такую  муку даже православная религия  затягивает  для
вдовы на целый год. Правда,  наиболее шустрые  решают порвать  с традицией и
резко сокращают период  безбрачия, заводя любовную  интрижку  с каким-нибудь
"другом семьи". Тем  и  спасается  вдова от  необходимости  совокупляться  с
памятью  о  покойном,  она  вытесняет неприятные  сексуальные  сны  реальной
половой  жизнью с  новым мужчиной. Так  куда лучше:  "И волки  сыты, и  овцы
целы!"
     Единственные, кто обладал  даром связанной речи,  а потому решившие  им
воспользоваться на Гражданской панихиде, оказались мы - его бывшие враги, но
затем превратившиеся в людей,  постигших  мудрость Божьего слова: "Смотрите,
чтобы кто кому не воздавал злом за зло; но всегда ищите добра и друг другу и
всем" (1-е  Фессалоникийцам 5: 15). А  потому я прочел стих во всеуслышанье.
Женщины  рыдали  откровенно,  а  присутствующие   мужчины-калеки   из  числа
родственников горбились и прятали  лица,  ненароком смахивая слезы восторга.
Поэт - он всегда поэт. Он - великий человек, в том числе, и на похоронах!
     Естественно,  что  я  не  ради  славы  предпринял  такой   шаг,  просто
обстановка  обязывала  меня  к акту стихосложения. Я  напряг  свои  скромные
поэтические способности и, после небольшой  заминки, сознание ногой под  зад
вышибло на свет Божий маленького стихотворного уродца.
     Имя - это тоже память,
     нет смысла его унижать:
     информация - не тело,
     которое давно надоело;
     информация - это мать!
     Астральное чудо и тень,
     реальность у Вас есть?..
     Отринем пошлую спесь:
     будем гулять, пить, есть.
     Разум людей - формален,
     полет души - оптимален,
     вечен, красив, актуален!
     Спи же в гробу, Науман,
     душу не пряча в карман!

     Санитары  морга,  уже порядком  налакались на  халяву  государственного
спирта в компании со своим благодетелем - Парасхитом. Они нетвердыми руками,
но с решительными матерными высказываниями подхватили гроб и, пошатываясь от
удара алкогольного  допинга в голову,  печень и ноги,  змеевидным  маршрутом
устремились  на  улицу к  автобусу с черной  каймой.  Мы  тоже сделали рывок
солидарности,  но  тут  же  были  остановлены  сопровождающими нас  лицами -
оказывается больных, без выписки за пределы больничного двора  не  выпускают
даже  в день похорон самых дорогих товарищей. Пришлось обойтись пожатием рук
родственникам.  Но Витя Каган так расчувствовался, что  принялся  ласково  и
сострадательно обнимать и  тискать дочку покойного. Еще немного и от молодой
дамы  -  от  философа  -  полетели бы  пух,  перья  и  обрывки  юбки! Весьма
раскованное выражение  соболезнования пришлось оборвать  на той фазе,  когда
простые  требования  жизни  становятся  дороже,  чем соблюдение  супружеской
верности. Чувствовалось,  что  осколки еврейского генофонда  откликнулись  в
дочери Науманова -  камертон,  возбужденный иерусалимским темпераментом Вити
Кагана, зазвучал бодрым половым  контральто. Понятно, что  гормоны  у  обоих
действовали как положено! Ответный порыв зарождался и выдавливался из нижних
этажей  женских  анатомических конструкций! Санитары быстро развели  "ножки"
наладившегося  было "камертона", и сложные музыкальные  вопли  прекратились.
Нашей компании в  черных смокингах стала ясна логика событий, как и  то, что
дважды  два - четыре. Святой Апостол Павел  был совершенно  прав:  "Да будут
осуждены   все   не   веровавшие  истине,  но  возлюбившие  неправду"   (2-е
Фессалоникийцам 2: 12).

2.11

     Теперь  нас уже не волновали люди, мы-то  ведали высокое,  исходящее от
Сына Человеческого: "Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих
мертвецов; а  ты  иди, благовествуй Царствие  Божие"  (От Луки 9:  60). Наше
внимание приковала скорбь  маленькой кошечки, сидящей на больничном  заборе.
Подпадая под  очарование чистого горя, не заметив, что  и с чего началось, я
стал благовествовать, приближаясь в мыслях к Царствию Божию:

     Серенький разум чешет бока:
     буря, не буря - не знаем пока.
     Люди снуют, поклонения нет.
     Поза и маска - пошлый ответ.
     Кошка сидит на заборе с утра,
     кружит сомненьями душу она:
     может покойник ее подождет?
     радость заветная произойдет?
     будет астрального тела исход?
     Имя и тень Сатана не найдет!

     Стоит ли  долго  говорить  о том,  что маленькая,  беззащитная кошечка,
проявившая  такую  верность своему  хозяину,  вошла в нашу  жизнь на  правах
равноправного члена философско-религиозного сообщества. Понятно, что она еще
хотела  побыть  в  одиночестве,  пообщаться  с  квантами  энергии  тех  пяти
человеческих  душ, которые  идут с земным существом по  жизни  и остаются за
пределами  смерти.  Она продолжала сидеть на столбике забора,  спокойным, но
критическим взглядом оценивая суету родственников вокруг гроба.
     Кошечка,  естественно,   не  тянулась  к  бренному  телу,   теперь  уже
хранившему  лишь остывшее биологическое вещество - химические ингредиенты  и
осколки генетической информации. Остатний "мусор" при традиционных похоронах
был бы предан земле,  он  превратился бы в  поживу червей и микроорганизмов.
Так обычно и начинается длительный, но справедливый путь очистки биомассы от
накопившихся  в  течение  грешной  жизни коварных поломок.  Не предложи  Бог
именно такой путь, то все наши болезни - злокачественные и доброкачественные
процессы  -  заполонили  бы  землю несметной  заразой.  Она, подобно раковой
опухоли,  уже  давно бы  поразила все  живое  на  земле,  превратив людей  и
животных в носителей  страшных уродств.  А так,  разломавшись  до  отдельных
аминокислот  или  еще  более простых  химических  соединений,  пройдя  через
"промывку"  святой водицей,  источаемой  живой материей,  все  эти несметные
химические   цепочки,   диссимилируясь   и   ассимилируясь   в   правильном,
установленном  Богом  порядке,  возвращают  себе  чистейшую  первозданность.
Червячков и жучков, употребивших человеческую плоть, съедят птички или рыбы,
а ими в  свою очередь полакомится более крупное зверье и люди. Ничего у Бога
не  пропадает  зря: раз посланная на  землю живая  материя осуществляет свой
штатный  круговорот, самоочищаясь  и  преобразуясь  в  новые  веточки дерева
жизни. Вирусы и бактерии займутся утилизацией ДНК и РНК, продолжив тем самым
непростой  путь  преобразования генетической  информации  - от  покойника  к
живому человеку.
     Женщина,  зачиная  новую  человеческую  жизнь,  а  затем   вынашивающая
беременность и воспроизводящая  на свет  Божий маленького человечка, даже не
подозревает,  что  она  передает  ребенку  болезни  всей  генетической линии
мужа-алкоголика и свои  собственных предков. Но даже это мелочи по сравнению
с  каверзой,  транспортируемой  микробами  от  покойника.  Самая агрессивная
радиоактивность  страшна не столько своим  поражающим  эффектом  для  живого
человека   (он,  в  худшем   случае,  просто   умрет),  сколько   искажением
первозданного    биологического    конвейера,    важнейшими    передаточными
шестеренками которого являются микробы. Смещение на  внутриклеточном уровне,
на стадии закладки  программы  по синтезу ДНК  и РНК, выполняемой  вирусами,
живущими  в организме  человека - явление более опасное. Искажение поведения
микробов скажется  на их  взаимоотношениях даже  с мертвой биомассой.  А  уж
ее-то на земле накопилось огромное множество.  Запасы нефти и газа  - это же
тоже  продуценты  бывшей  биомассы. Искази  маленький  фрагментик  поведения
микробов,  и  они  натворят  невидимых   бед.  Они   перестанут  выполняться
"фильтрующие функции" и примутся трансформироваться генетические поломки  на
внутриклеточный   уровень   -   прямо  в   хромосомный  аппарат.   Тогда  их
взаимоотношения  с клеткой  эмбриона или благополучно  родившегося  человека
будут идти по порочному кругу.
     У меня всегда вызывало сомнение правомерность оптимистических заявлений
ученых о возможной победе над хромосомными болезнями. По-моему, святой поход
медицины на раковую опухоль или  СПИД, скорее всего, безуспешен, потому  что
ученые  ищут  ответы  не  в  том  "углу"  жизни.  Они  пытаются  расковырять
первопричину в уже живущем  человеке. Тогда как загадка спрятана в искажении
поведения  какого-то  фрагмента популяции  микробов,  потребляющих  продукты
клеточного морфогенеза. Надо искать  дефекты в самих микробах, сложившиеся в
силу каких-то причин. Если бандит  попадает  в социальную среду, то не среду
лечат, а отлавливаю и изолируют бандита.
     Клетка  человека зависима от того, какой вирус в ней поселился: вирус с
извращенным  поведением, с  плохими  манерами будет крушить  клетку-хозяйку;
нормальный вирус станет выполнять  свою работу в  доброкачественном  режиме.
Ополоумевшие вирусы -  скажем,  от попадания  в  зону  повышенной  радиации,
токсического  всплеска,  также как  и  насытившиеся от  покойника  с раковой
опухолью,  -  понесут  к  живым  способность  создавать   только  искаженные
транскрипции. Присутствие таких  фрагментов  популяции микробов - как  раз и
является наивысшей опасностью. По сравнению с нею, смерть нескольких людей -
пустяк, ибо речь  может идти  об  уничтожении всей  жизни на Земле, откажись
микробы  действовать   по  правилам.  Тогда  на  ней   останутся  одни  лишь
сумасшедшие  микробы-уроды, а простейшие и высшие существа будут уничтожены.
Примитивный  хищник,  как   ни  странно,  оказывается  более  выносливым   и
приспособленным, чем  носитель высокоорганизованного интеллекта. Потому-то и
говорится  в "Откровении" Святого Иоанна  Богослова:  "Не делайте  вреда  ни
земле, ни  морю, ни деревам,  доколе  не положим печати на  челах рабов Бога
нашего" (7: 3). А "печати" те - суть исполнение десяти заповедей Божьих!
     Кошечка  не  вникала во  все детали  сказанного, но  она  имела  особое
зрение, дающее ей возможность ощущать то, что не позволено  видеть человеку.
Душа  "Ка", "Ба", "Рен", "Имя",  "Тень"  - все эти субстанции были зримы  ее
собственной душе и даже мозгу. Но она не хотела участвовать в мирской суете,
а ждала, когда процессия отъедет в крематорий, где над телом "хозяина" будет
куражиться электрическая  энергий.  Там  плоть будет  раскалена, искорежена,
совершит последнюю немыслимую пляску, в финале чего родится пепел!
     Кошечка оставалась один на один с душами усопшего. Она-то, по данной ей
Богом способности, понимала,  что не на том крематорском пепелище, а здесь в
больнице  надо искать встреч с  душами. Потому  ее взгляд  теперь тяготел  к
приземистому  зданию  больничного  морга,  к  корпусу,   отделению,  бывшему
последним пристанищем  хозяина.  Новым  наставником  и  консуммантом кошечка
почему-то избрала Эйдемиллера. И она поплелась за  ним по аллее, по лестнице
прямехонько в  нашу палату.  Кошечка улеглась в  ногах на койке  профессора,
безошибочно  определив ее, свернулась в грустный  клубочек  и закрыла глаза,
полные  печали.  Эдуард  Геральдович  был  тих  и  возвышен,  словно  лунное
затмение,  опускающее тень на  Землю по особым  дням. У него впервые в жизни
появился  настоящий  друг,  преданная и  искренняя  любовница, жена, дорогой
сердцу ребенок. Он понимал, что теперь его жизнь приобретает  особый смысл и
наполняется наивысшей ответственностью.
     Кошечка  встрепенулась так же неожиданно, как  и до того погрузилась  в
медитацию: глаза ее - внимательные и режуще-пристальные - зеленели непростым
вниманием.  Они были, скорее всего, наполнены волшебством, мистикой. Кошечка
поворачивала  голову,  откровенно прослеживая путь невидимого  нам  объекта,
потом она  выгнула  спину  и мяукнула,  словно принимая шкуркой  своей спины
чье-то ласковое  поглаживание. Такая  игра длилась  недолго: кошечка вперила
решительный  взгляд,  наполненный  агрессией, на дверь - было  понятно,  что
вслед за душами  ее  "хозяина"  теперь  явилась и  нечистая сила. Нежеланной
гостье, естественно, сейчас будет дан смертельный бой.
     Но то был  бой виртуальный  - сражение воли, инстинкта, благородства  и
милосердия  по  отношению  к астральному телу совсем  еще  недавно  близкого
человека.  Теперь, даже в зазеркалье, она пыталась разобраться с  обидчиками
своего хозяина. Он  ушел  в  мир иной, но  в новом измерении тоже  не так-то
просто  устроиться.  И  по  ту  сторону  бытия  есть  враги, нечистая  сила,
старающаяся  портить   новичку  существование.  Кошечка   мобилизовала  свои
природные  свойства  -  способность  принимать  на себя человеческие беды  и
нейтрализовать  влияние вредных  воздействий. Кто-то,  например, думает, что
кошку впускают первой в новый дом для того, чтобы она определила присутствие
помех  для жизни человека и подала  ему сигнал беречься.  Все оказывается не
так:  кошка, входя в новый  дом,  делает решительную заявку полтергейсту,  о
своих намерениях жить в этом доме и  вести борьбу с вредностями не на жизнь,
а  на смерть. Если речь идет о физических помехах, то кошка расположится как
раз в их эпицентре, и оттянет их на себя. Если нечистая сила или крысы будут
пытаться взять верх,  то  она  объявит  им  решительную войну. Кошки в таком
отношении решительные  и бескомпромиссные  бойцы. Люди слишком мало ценят их
природные, или, правильнее сказать, Божественные свойства.
     Наша новая подруга  была возведена в  ранг  равноправного члена семьи с
присвоением имени Люси. Симпатии кошек, также как и  женщин, непредсказуемы:
она выбрала для постоянного  времяпровождения койку  Эйдемиллера.  Остальных
Люси навещала, руководствуясь только ей известному плану. Она любезно дарила
минуты  "райского наслаждения", заключавшиеся в  предоставлении  возможности
погладить тщательно вылизанную шерстку, словно только для того, чтобы тут же
вылезать  ее  вторично.  Люси   была  крайне  чувствительна  к   микрофлоре,
оставляемой ласкающей  рукой, поэтому  душила ее лизоцимами,  находящимися в
слюне. В  особых случаях  она позволяла почесать подбородок, шейку, за ухом,
но не  любила, когда ей  пытались массировать  животик.  Она  предупреждала,
недовольно фыркая, что границы переступать  не  стоит. Да  и вообще,  что-то
надо оставлять только  котам.  Эйдемиллер даже в этом  случае оставался  вне
конкуренции. Скорее, здесь была не просто симпатия, но и понимание того, что
ему  необходима защита в первую очередь. Одним  словом, Люси любила истинных
интеллигентов,  желательно   еврейских   кровей.  Кошечка  часами  лежала  у
профессора  в  ногах, вылизывая свои бока  и  умывая  мордашку, демонстрируя
домовитость,  гарантию  благополучия и  надежности,  ровно столько,  сколько
требовалось для успокоения Эйдемиллера. Под действием такого живого гипноза,
он благополучно  восстановил сон. Я замечал, что  с некоторых пор  они оба -
кошка и человек - расслабившись, упархивали в такие далекие луга памяти, что
в них  было  можно встретить только благополучные времена  детства. На  лице
профессора  застывало  выражение,  свойственное  разве   только  счастливому
ребенку,  беспечно  транжирящему жизнь, наполненную  радостью и  близостью к
своим защитникам - горячо любящим родителям.
     Я исподтишка  наблюдал за действиями нашей новой подруги: убедившись  в
том, что с Эдуардом Геральдовичем  все нормально, Люси отправилась в гости к
Математику.  Он  тоже  нуждался  в  ласке  и  психологической  защите.  Люси
позволяла  ему  себя  ласкать,  терпя  некоторую  угловатость  его действий.
Свернувшись сереньким клубочкам в  ногах у  беспокойного  пациента, она тоже
его  успокаивала.  И  чудо свершалось - морщины и  маска напряжения у  брата
Владимира разгладживались. Он, немея от восторга и благодарности, выдавливал
из себя слезы умиления, отмякал душой, и через короткое время начинал сопеть
в полудреме.
     Выполнив эту добрую миссию, Люси переходила на постель к брату Василию:
для  "железного бойца революции" такой акт доверительного милосердия являлся
чем-то необыкновенным, выходящим за рамки его железной воли.  Чувствовалось,
что единение душ состоялось, и Василий теперь готов защищать это  маленькое,
теплое, доверчивое и доброе существо ценою собственной жизни. Скупая мужская
слеза  обожгла  щеку несгибаемого бойца, когда  Люси  вдруг  принялась нежно
вылизывать покрытые с тыльной стороны жесткими  волосиками пальцы его правой
руки, которыми он до того почесывал ей шейку. Так незаметно для себя, утопая
в  восторге  новой  любви,  имеющей платоническое воплощение,  брат  Василий
засыпал, осветив свое лица сиянием благодушия и нежности.
     Я продолжая наблюдения за Люси, пока не почувствовал, что и она за мной
тоже  ведет  тщательны  присмотр:  что-то,  видимо,  ее  беспокоило  в  моем
состоянии. Было  заметно  пристальное  внимание,  направленное и  на Виктора
Ермоловича и на Александра Георгиевича. Иногда Люси, вроде бы ни с того ни с
сего,  начинала  беспокоиться, и  поначалу ее волнение передавалось нам. Но,
когда  пару  раз мы понаблюдали за последующими  ее действиями, то  во  всем
разобрались:  совершенно  не стесняясь присутствия  мужчин  Люси  прыгала  с
кровати  и  направлялась к двери  нашего персонального туалета. Лапкой снизу
она  тянула   дверь  на  себя,   образуя  щель   достаточную,  чтобы  в  нее
протиснуться. Все становилось на свои места: даме необходимо справить нужду.
Повинюсь,  скажу  правду:  мы на  цыпочках  двигались к щелочке и  осторожно
припадали к  амбразуре.  Это, конечно, было извращением - так  наблюдают  за
писающими женщинами в общественных  туалетах только патологические личности.
В том  было  что-то  близкое к "визианизму",  "пикацизму",  если  угодно,  к
"копролагнии", "уралагнии".  Но побороть  себя мы не могли! Может  быть,  то
было  свидетельством особого доверия к  новой  "хозяйке"  нашей палаты. Ясно
одно: с нашей стороны то был акт очеловечивания кошечки, мы приравняли ее  к
самоим себе.
     Сперва, я никак  не  мог  нащупать понятную аналогию,  но скоро и такая
сложная  задача  мне  поддалась.  Вспомнилось  поведение  родителей  ребенка
рожденного  с  детским  церебральным  параличом.  Такие  дети, как  правило,
отстают в  умственном развитии, но родители ведут себя так,  словно этого не
существует.  Они, не замечая того, снижают планку своих умственных  запросов
ради тесного взаимопонимания с ребенком. Может быть, некоторые из  них и так
думают: "Ну, да я - Бог, а моя больная  дочурка  - только обычный человек. В
том ничего нет зазорного. Бог же принимает и понимает нас людей".
     Больше всех "зависал" в восторгах от туалетных проделок Люси поэт Витя,
но у  него подобные  патологические пристрастия,  скорее всего, относились к
врожденным свойством - он был не в состоянии их  сдерживаться  полностью, он
только  их минимизировал. Может  быть,  именно  такие особенности  и привели
Виктора в  нашу профессию - известно,  что врачи,  медицинские  сестры,  как
правило, отличаются повышенной сексуальностью. А  от  великого  до смешного,
как известно, - один  шаг! Всепоглощающее внимание, например, к "полоролевой
идентификации"  стало  предметом  его докторской  диссертации, давно успешно
защищенной и  опробованной на практике.  Но шел он к ней, кропотливо собирал
материал,  используя  в качестве  полигона  собственную судьбу.  Нет  ничего
удивительного  в том, что Витя "завис" на некоторых странностях. Правда, для
того и психику надо было иметь подходящую.
     У Люси были  великолепные манеры во всех  отношениях. Свои бытовые дела
она  справляла вполне  элегантно,  даже сексуально  маняще,  и  Витя  просто
балдел, наблюдая весь ритуал. Люси тем временем очередной раз  раскорячилась
на кромке унитаза, свесив попку в очко и отведя хвостик назад дыбы сохранять
равновесие. Бодро  журчащая  по  поверхности воды в глубине  унитаза струйка
свидетельствовала о том, что такие  манипуляции для Люси вполне привычны. Мы
быстро  поняли, что хлопот  с кошачьими  отправлениями у нас  не будет.  Бог
подарил  нам  вариант благородного воспитания четвероного друга, максимально
уменьшающего  коммунальные хлопоты.  У  нас  появился повод  вознести  хвалу
Науманову, как отменному кошачьему  воспитателю,  но потом мы отменили такое
решение.  Было  ясно,  что  кошки практически  не поддаются дрессуре,  и для
выполнения какого-нибудь трюка необходимо их личное пристрастие. Просто Люси
была благородных  кровей,  а  микробы, живущие  в ней,  не  имели  серьезных
нарушений программы поведения, как внутри, так и вне клеток.
     У  нас  появилось  новое  тихое  развлечение: мы ныряли  под  одеяло  и
затихали, зорко следя  за действиями Люси. Она  тщательно вылизывала срамные
места,  иногда  прерывая  туалет  для  того,   чтобы  внимательно  отследить
очередное  эфирное  тело, попытавшееся просунуть  свою  дурную голову сквозь
стену в нашу палату. Сегодня  Люси, осмотрев  всю компанию, - при потушенном
свете кошки видят  лучше, чем люди,  - отправилась к  Виктору, и он был  вне
себя от  счастья.  А  Люси  всего  лишь  отдавала  дань его  патологическому
пристрастию. Кошки расшифровывают  человека моментально. Насладив, а потом и
усыпив  Виктора,  Люси  перебралась  к  брату  Александру  и  провела с  ним
некоторое  время, утопая в психологическом экстазе. Чувствовалось, что здесь
шла,  в  основном,  интеллектуальная  "беседа". Этого  времени  было  вполне
достаточно, чтобы  выправить  психологические вихри  в  больной  голове  еще
одного профессора медицины и оригинального писателя. Ко мне  Люси сегодня не
пришла - видимо, настало какое-то ответственное время, и она, выскользнув из
палаты,  деловито  задрав  хвост,  вольным  шагом  направилась  по  длинному
коридору  отделения.  У  Люси  была  масса  дел на стороне, особенно  ночью:
необходимо обследовать все  закутки отделения, навестить палату, где  провел
много времени  ее бывший "хозяин",  познакомиться с  остальными  старожилами
отделения, погонять крыс, тараканов. Да и  вообще нужно  изучить микроклимат
непростого  коллектива,  геофизические  и  электромагнитные  поля  странного
помещения, наполненного эхом стонов и криков больных, пользованных в мрачных
стенах десятками врачей в течение столь длительного времени.
     Насколько   я   мог   видеть,    Люси   периодически   останавливалась,
принюхивалась, затем  усаживалась и на несколько минут  замирала, выслеживая
маршруты  невидимых человеку объектов, она общалась с отделенными от бытовой
реальности силами и существами. Как воспитанная особа, Люси посчитала нужным
представиться  и дежурным медицинским сестрам и  санитарам.  Вся наша палата
проспала  крепким,  здоровым  сном,  принесшим  нам  приятные  сновидения  и
ощущение  беспредельной радости. Открыв  глаза поутру, я обнаружил, что Люси
спит у меня в  ногах - следовательно настал и мой черед  общения с  сильными
мира сего. "И скажет человек: "подлинно есть плод праведнику! итак есть Бог,
судящий на земле!" (Псалом 57: 12)
     Жизнь  нашего  отделения  наполнилась  особым смыслом: практически  все
больные беззаветно  любили  Люси. Она  навещала  страждущих днем  или ночью,
помогая  снять  напряжение,  боли и тяжелые думы. Показатели лечебной работы
отделения поперли в гору, и лечащие врачи не уставали радоваться.  Но  ближе
всех  Люси  была  к  нам -  к своим первым  избранникам.  Нет сомнений,  что
выделяла  из общей массы она, прежде всего, Эйдемиллера, что  оставалось для
всех  загадкой. Проникнуть в эту  тайну было нам не  под силу. Скорее всего,
еврейские корни были роднее всего  для  Люси.  Однако и в  нашей палате и  в
других комнатах проживали тоже не арийцы.  Но Люси выбирала все же еврейство
именно Эйдемиллера - может быть, за то, что он никогда не стремился покидать
многострадальную отчизну?  Мало  ли  живет  в России  особей женского  пола,
помешанных  на  патриотизме!  Вместе с  тем,  сплошь и рядом русские  сучки,
иммигрировавшие   со   своими   мужьями-евреями   в   Израиль,   моментально
превращаются  в  махровых  еврейских  патриоток,  зараженных  ересью  даже в
большей  мере, чем истинные евреи. Но не они, слава Богу, определяют порядок
на Земле Обетованной и у  нас  в опороченной России.  Недавно одну  из таких
компаний "перевертышей"  спьяну,  да из-за  хохлятского  гонора, подстрелили
ракетой наши соседи - большие специалисты войск ПВО. Я, так полагаю, что под
руку тупиц в камуфляже подтолкнуло Проведения, наказавшее  за какие-то грехи
отщепенцев.  Но это  только мое,  сугубо  личное и  непросвещенное,  мнение,
основанное исключительно  на мистических  толкованиях! Хорош был и президент
Ко-чума,  игравший  словами  также,  как малолетний  ребенок спичками  возле
газовой плиты.
     В общем,  я  не  претендую  на  оригинальность и научную обоснованность
своих выводов, но, по моему  разумению,  выбор Люси был, скорее, лесбийского
толка, чем  мотивация обычного сексуального партнерства. Надо  помнить,  что
Люси  в  раннем возрасте была кастрирована,  а потому  не познала "мужчину".
Эйдемиллер,  по всей вероятности, воспринимался  кошечкой  в ранге  "близкой
подруги",  с которой  можно  было  немножечко  "пошалить".  Мы  неоднократно
наблюдали,  как наша кошечка кувыркалась  у Эйдемиллера на  бедрах в области
паха, порой забираясь  даже к нему под  одеяло. Она что-то  там передирала у
него из инструментов, перекладывала  справа налево. Было  очевидно, что  при
этом  профессор  "балдел"  и  скалил  зубы  изображая  какую-то неповторимую
гримасу.  "А он, мятежный, просит бури, как  будто в  буре есть покой!" Люси
явно  резвилась у  него в той  области  восторгов,  откуда  у  стопроцентных
мужиков  растет  половой орган. Что было на том месте у Эйдемиллера, никто в
нашей палате не мог  сказать. Ибо в туалет профессор ходил всегда в одиночку
и по  выходе из него тщательно мыл руки  -  может быть, из-за брезгливости и
пренебрежения к чему-то маловероятному, но очевидному?
     Мою уверенность в  казуистике  особой  формы  дополняли  наблюдения  за
поведением Виктора Ермоловича: он с трудом сдерживал агрессию, хлеставшей из
него в такие  моменты. Чувства его к Эйдемиллеру, конечно,  были  следствием
очевидной ревности. Витя был поэтом, а значит и глубоко чувственной натурой.
Поэтическая косточка в нем была крепче, чем даже косточка  в пенисе у бурого
или белого медведя, а это  уже - сильнейший повод для непростых переживаний.
Люси  дарила  и  ему внимание,  но  не  такое  теплое  и доверительное,  как
Эйдемиллеру! Вите приходилось очень долго уговаривать  Люси войти к нему под
одеяло.
     Одним  словом,  в  нашей  Кишке  завелись  разные  микробы,  наносившие
содружеству некоторый ущерб, порой отношения двух евреев,  собранных в одной
палате,  были  на  грани  разрыва.  Не могу  понять: как  они  все, в  таком
количестве  умещаются  в  маленьком  государстве  Израиль! Но так  всегда  и
бывает: добро и зло соседствуют! Главное, чтобы не  было перебора ни  в том,
ни в другом, но  это часто зависит не от простых  смертных, а от предписаний
Судьбы, то есть от Бога  или Дьявола. Однако: будет день  - будет и пища! Не
стоит загадывать слишком далеко. Люси - простая и незатейливая кошечка четко
выполняла  порученную  ей  Богом миссию, неся людям  счастье и отдохновение.
Поэт Витя мастерски выразил общий восторг в занятном стишке.
     Люси - нежна, игрива и опрятна,
     в быту Felidae - весела, приятна.
     Здесь хором воспевают ей хвалу.
     Все дарят пищу, кров и доброту.
     Люси умело сумасшедших лечит:
     бодрит, уколом мозги не калечит
     и вовремя, волшебный сон ведет,
     лекарство мысли радостью зовет.
     Поклонимся волшебной доброте,
     кто подле нас, живет и в тесноте!

     Некоторые сложности поначалу возникли во взаимоотношениях Люси и Клары:
кошечка  быстро  раскусила натуру женщины  и  выявила в ней страшный изъян -
нестерпимую  ревность. Такое качество Люси посчитала совершенно неприемлемым
в  работе  врача-психиатра.  Кошечка,  как  могла,   высказала  Кларе   свое
просвещенное удивление: для начала она помочилась у  нее  на  подушке. Таким
образом, она расписалась в том, что браться за сложную работу, не имея на то
морального  права,  нельзя.  Это  кощунство над  профессией,  над  совестью,
наконец,  над пациентами! Клара в свойственной  ей манере  -  нетерпимости к
замечаниям  -  отвергла  мягкие кошачьи назидания  и была склонна вступить с
Люси   в   конфронтацию.  Мы  исподтишка  наблюдали,   как  Люси   мастерски
разворачивает свои  воспитательные  акции:  маленький серенький  комочек  не
шипел, не царапался, а просто при появлении Клары в нашей палате, соскакивал
с  кровати своего  очередного мужчины-избранника  и, вежливо  задрав  хвост,
выходила в коридор. Клара была вынуждена нестись вслед, ибо подозревала, что
кошечка  может  оставить на  ее постели  новые  "выписанные послания". В том
заключалось   лечение    (гештальттерапия)   строптивого    пациента,   пока
произведенное в мягкой форме. Но мудрость Люси,  как  терапевта, заключалась
не только в прямом воздействии на  Клару, но  и  в явном косвенном  эффекте.
Люси, как бы вынужденно, прерывала благотворные сеансы,  ориентированные  на
нас   -   ядро  терапевтического  сообщества.  Такая  схема  рикошетом  била
опять-таки по Кларе.
     Брат Василий, помнится, на  третий или четвертый раз  объявил  Кларе по
сути справедливо, но, может быть, несколько раздраженным тоном:
     - Ты, сука рогатая, когда перестанешь мешать нашему лечебному инцесту с
Люси! Что тебя, падлу кривоногую, нужно обязательно  по башке дубиной  бить,
чтобы ты поняла: когда идет сложнейшая лечебная работа, то посторонним  вход
воспрещен!
     Слов  нет,  Василий  несколько  перехватил  через край:  у  Клары  были
замечательной красоты  ноги, способные возбудить даже трамвай на сексуальный
подвиг,  если  бы тот мог сойти с рельсов  и поволочиться за  дамой  на край
света. Но  суть  не  в том!  Термин  "инцест",  фиксирующий, строго  говоря,
наличие  половой связи между  ближайшими  родственниками, говорил о  многом.
Было ясно, что в своем понятийно-терминологическом оснащении  брат Василий -
скромный охранник-шофер - продвинулся так  далеко, что Кларе теперь за ним и
не  угнаться.  И  женщина  -  дипломированный  врач-психиатр -  обязана была
расценить  такую  ремарку как неприкрытую  отповедь всем ее  домогательствам
насчет  любви и  дружбы, а  также профессионального  величия. Рыдания душили
Клару, но она из последних сил сдерживала себя, однако, нашла возможным тоже
почти вежливо ответить своему бывшему любовнику:
     - Мудак ты  после этого, Василий!  Спина моя  после  этого  не коснется
твоей кровати, не надейся, дармоед!  На колени встанешь, обливаясь  слезами,
просить  будешь  о  "незабываемых мгновеньях", но я  не  отвечу тебе  полным
согласием!
     Было  ясно,   что   Клара   оставляет  все  же  маленькую  лазейку  для
возобновления "взаимности".  Иначе,  как  понимать  это двусмысленное -  "не
отвечу  полным  согласием"? Ясно, что  вообще-то она полностью  не исключает
"согласие" из сексуальных отношений, но черная тень все же легла  на грешные
головы!  Мы  расценили такую лексику  однозначно: вступить  теперь в половую
связь с  обиженной женщиной атлет Василий  сможет, только применив некоторое
насилие. Скажем, раза два он должен  будет двинуть Кларе "по  репе". Но даже
тогда -  во  время  принудительного полового акта  - она  будет холодна, как
мрамор!  Вот до чего может  довести  неосторожность в  выражениях: так может
зачахнуть на  корню  нежность  и изысканность, так необходимые в  отношениях
между простыми людьми. А для безумных - это первостепенное требование!
     Примерно такая же  сцена произошла несколько позже, но уже между Кларой
и Виктором Ермоловичем: только запуганная Валькирия собралась водрузить свой
пикантный зад на койку профессора, как кошечка, согревавшая до того  его пах
собственным  телом,  решительно  соскочила  на  пол и  была  такова.  Поэт -
взъерепенился!  И то сказать:  потерять экстраординарное ощущение, равное  с
некоторых пор  по  силе  конечного  психологического  эффекта  разве  только
общению  посредством  транспонированной  матрицы  с  медленно  нагревающимся
электрическим чайником, с кипящими в нем яйцами. Всю эту абракадабру выпалил
Витя, словно очередь из пулемета. Надо заметить, что  до того в нашей палате
поддерживались абсолютно  вольные сексуальные  отношения. Каждый  изгилялся,
как мог, хотел или  умел. Витя,  почему-то,  застрял  именно на своеобразном
общении  с  электричеством: у него по этой  части были какие-то  собственные
наработки   и  даже  запатентованные  изобретения.  Многие  из  его  поделок
продавались в сексшопах.  Он  и  в  больницу  кое  что притащил  и мастерски
использовал тогда, когда  хотел устроить себе маленький праздник. Но Бог ему
судья! Удивляться, однако, в сумасшедшем доме ничему не стоит. Сказано: "Ибо
благ Господь: милость Его вовек, и истина Его в род и род" (Псалом 99: 5).
     Витя,  к  слову  сказать,  при всей своей  интеллигентности, бьющей  по
глазам также неотвратимо, как, скажем, моча из-под коровы, иногда был груб:
     - Слушай ты, потаскуха больничная, если я  еще  раз  увижу тебя на моей
койке, то отлучу от церкви!
     Витя  заскрежетал зубами,  а  его бегающий  по  комнате тяжелый  взгляд
лихорадочно  искал  тяжелый  предмет.  Потом  он вроде  бы осознал  алогизм,
заключенный  в  скоротечном высказывании: только  Патриарх или  Папа Римский
могли отлучить  от  церкви!  Где уж  поэту,  кстати, никогда не  печатаемого
отдельными изданиями, браться отлучать кого-либо  от могучей церкви. Но, как
оскорбление, эта фраза, брошенная, нет слов, сгоряча была сильным ходом!
     Клара залилась слезами раскаянья и пошла срочно мириться с кошечкой. Их
откровения для всех остались тайной, ибо  они разговаривали в ординаторской,
но   было   слышно  даже   на  лестнице,   как   горячо   исповедывалась   в
профессиональных грехах врач-психиатр  своей визави - Люси. Только к вечеру,
страшно  утомленные, обе вернулись в  коллектив.  К тому времени мы  все уже
основательно  растратили  терпение.  И  жизнь  потекла  своим чередом:  Люси
продолжала лечебные плановые и неотложные  мероприятия.  Клара была у нее на
подхвате, а  мы  все  дивились успехам зоотерапии.  "Ты возлюбил  правду,  и
возненавидел  беззаконие; посему помазал  Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости
более соучастников Твоих" (Псалом 44: 8).

2.12

     Главный наш учитель - это жизнь!  Как  не крути, в ней все построено на
контрастах: сегодня тебе хорошо - сила и радость  переполняет тело и душу; а
завтра свалятся, как облака из поднебесья, неразрешимые заботы - закрутишься
ужом на  раскаленной  сковородке. Но  виной  всему  чаще  является заурядная
интрига, возбуждаемая глупыми  людишками, не способными разумно канализовать
энергию, всплески больного ума, патологических  пристрастий. Вернее, они  не
научились направлять данные Богом способности на добрые  дела, потому что не
получили  в наследство  способности видеть  конечную цель всему. Они тешатся
сиюминутными  скабрезными  развлечениями.  Нет  сомнения, что  склонность  к
интриге имеет и фундамент в виде некоторых черт характера: что-то  воровское
присутствует в таких  личностях  - жажда  наживы любыми способами, но только
чаще не материальной, а моральной. Однако и эффект получения заурядного куша
может возбуждать  специфический  аппетит  к интриге.  Одним словом, у  таких
людишек явно не все в порядке и  с головой, и с совестью,  и  с воспитанием.
Морду им  мало, видимо,  в детстве  и юности били. А, между  прочим,  именно
тогда и надо было исправлять пороки: исправляй хворостиной паршивца, пока он
поперек  лавки  лежит,  а  не  вдоль. Вот  и  получается,  что  какой-нибудь
доброкачественный отличник или отличница (что, кстати, чаще  бывает) доносит
на своих товарищей, дабы выторговать  высокие  баллы  за  ответы  на уроках.
Здесь рождается корысть - воровство, иными словами, - тут-то и портится душа
отрока. А поколоти его  товарищи пару,  другую  раз за  такие  пакости, то и
спасли бы "советского человека".  Ну,  а взрослого уже  от  больной  страсти
никак  не  отучишь. У  него  она переходит  в  разряд акцентуации характера,
быстро приближающейся к психопатии.
     В  нашем доме скорби возникли административные катаклизмы, связанные со
сменой  руководства:  ушел  в  лучший  мир прежний  главный  врач  -  тихий,
незаметный человек,  не досаждавший больным своими  нововведениями. Временно
исполняла его обязанности заместитель  по медицинской части - небезызвестная
Колесова  Зинаида Семеновна. Явилась она в наш славный город Санкт-Петербург
из Уральска: есть такой городишко близ нынешней границы Казахстана и России.
Там она успешно училась и, продвигаясь по общественной линии, систематически
закладывала   школьных  товарищей.  Она   великолепно  освоив  чистописание,
прилежание и русскую грамматику. Родители ее были врачами, вечно занятыми на
работе, -  вот и  проглядели они рождение  маленького,  подленького порока у
доченьки.  Потом  грянуло  выгодное замужество и переезд в  Санкт-Петербург.
Больших  успехов в лечебной работе за Колесовой не числилось, вот и подалась
она в администраторы.  Вспомнилась по такому случаю старая притча-назидание.
Папа  - отставной  лекарь  напутствует  сыночка -  студента четвертого курса
медицинского  института: "Учись сынок на отлично - врачом  станешь;  а плохо
будешь  учиться - только главным врачом  будешь!" Так и  делала карьеру наша
Валькирия,  оставаясь  совершенной  дубиной, окончательно забыв даже начатки
медицины. И, как порочная Валькирия, она ссылала души убиенных лекарствами в
Вальхаллу.  Там  не она,  а  они,  мученики, прислуживали ей  на  пирах.  Но
сильнейшей  стороной  деятельности  нашей  "заместительницы" главного  врача
была,  конечно,  интрига. На  интриге  Колесова  Зинаида  Семеновна  сделала
карьеру и тем очень гордилась, считая это показателем ума и живучести.
     У  Зинаиды  Семеновны  был  маленький  секрет:  она  вовремя  вычислила
перспективного мудак - тоже из медицинских администраторов - и как-то сумела
затянуть его за уши на себя. Лесть и парасекс - великое дело, если ими умело
пользоваться.  Какую уж  там технику Колесова использовала общественности не
известно, но мудак тот к ней прикипел настолько, что потащил удобную дамочку
за  собой по карьерной лестнице. Как  только восхождение мудака  остановили,
так  и Колесовой устроили  мягкую посадку:  ей  -  малообразованной  особе -
подыскали удобное место заместителя главного врача нашей больницы.

     Интрига, как книга -
     под суперобложкой,
     где буквы писались
     не перьями, ложкой.
     Замешана подлость
     с посылкою ложной.
     И месть пересыпана
     хитростью злобной.
     Обертка же сверху -
     из пошлости вязкой.
Господи!
Избавь душу мою
от уст лживых,
от языка лукавого.
(Псалом 119:2)

     Кошечка Люси попалась этой стерве  на глаза нежданно и негаданно.  Люси
прошла  по  коридору из одной палаты в  другую,  наперерез  начмеду, гордо и
независимо, не показав испуга и чинопочитания - этого было достаточно! Месть
безмозглого администратора -  всегда  глупа  и  жестока.  Был  отдан  приказ
персоналу "изъять животное из оборота"!  И в отделении грянул большой бунт -
а  на Руси,  как  известно,  бунт  -  самое страшное явление.  Тихие больные
моментально перевоплотились  в буйных, а в прошлом исключительно беспокойные
субъекты просто осатанели и  готовы были качнуться  в сторону вампиризма. На
улице стояла сравнительно теплая погода, и  стекла в окнах, доступных любому
ударному орудию в  руках пациентов,  выбивались  систематически: музыкальный
перезвон  стоял  круглосуточно. Стекла  оперативно  вставляли, но их тут  же
снова выбивали  - соревнование  шло  не  на жизнь,  а  на смерть. Краны были
отвернуты, отгрызаны, а  унитазы  вывернуты  из  полов  туалетов,  сломанные
смывные  бачки пели на разные голоса, водопроводные реки выходили из берегов
и освежали  покрытия  полов коридоров и палат.  Мало того  - буйные больные,
пользуясь  какой-то  неведомой системой  связи,  затевали свои буйные  оргии
одновременно. Санитары разрывались на части, но  не  были способны  усмирить
всех   сразу,   и  их,  истощенных  частыми  затяжными  боями,  перевели  на
казарменное положение с усиленным питанием за счет больных. Но, пронюхав про
такое  противозаконное  решение  администрации,  родственники больных подали
сигнал   в  прокуратуру:   авторитетная  комиссия  явилась  незамедлительно.
Депутаты различных  уровней срывали аплодисменты  общественности  и народных
масс новым политическим торгом  -  "издевательство над слабоумными"! Это был
сильнейший козырь! Судьба Зинаиды Семеновны была решена в одночасье.
     День клонился к закату, победа была за  нами. И  ряды утомленных бойцов
преклонили  головы  к  подушкам. Всем требовалось в  глубоком сне  осмыслить
результаты  побед,  хотя   бы  виртуально  пообщаться  со  своими  предками,
громившими в прошлые лихолетья подлых агрессоров  - хазар, печенегов, татар,
литовцев, поляков,  немцев, шведов, финнов, французов, японцев,  турок.  Кто
только  не ходил  на  нашу  землю  -  врывались все, кому  не  лень,  как  в
общественный туалет. Но те, кто к нам с мечом приходил, от него и  погибали!
Но нашего брата сегодня так же, как и в старину, губила доверчивость и лень,
несобранность:  мы  недооценили  кощунственности  нашего  "подлого  врага" и
потеряли  бдительность.  Зинка-сука  этой  ночью  вызвала  машину  с пьяными
"звероловами", и они,  подогретые добавкой больничного спирта,  переловили и
заключили  в  свою  душегубку всю  живность - кошечек, собачек,  обитавших в
разных закутах нашего огромного больничного городка.
     Люси, словно бы, искала смерти  - она отправилась на встречу с  судьбой
глубокой ночью,  как только мы выключили сознание, склонив буйны  головы  на
мягкие  подушки. В это время всей операцией по "очистке территории  больницы
от  носителей инфекций",  руководил подпольный "маршал"  -  Колесова Зинаида
Семеновна. Она, оказывается, туго знала свое дело - была отменным живодером!
Как  пел  великий  поэт-бард  Владимир  Высоцкий,  но  не  по  тому  поводу,
естественно: "У ней следы  проказы на руках"... Никто  из достойных людей, к
сожалению,  не  был  свидетелем  последних минут  жизни  нашего  "маленького
доктора" - пушистого серого комочка. Но многие жильцы отделения хронического
психоза проснулись мгновенно от услышанного во сне резкого, гордого, боевого
- "Мяу!"...
     Люси  прощалась  со  своим  прайдом,  посылая  последнее  "Прости!"  из
далекого угла больничного двора, где ее настигла пьяная банда, возглавляемая
главным  живодером  нашей  больницы.  Интрига  взорвалась  шаровой  молнией,
попавшей точно  в  нужную форточку. То был сгусток  ненависти, исходящим  от
подлецов, интриганов и  головорезов. Месть - голое скотство - была сотворена
в изощренной  форме. Творцом ее была женщина с душой прирожденной кухарки, а
инструменты действа были подобраны в  грязной камере  пыток. Больные стонали
от негодования, но даже убивать Колесову было уже поздно: Люси погибла!
     Конечно, Люси могла избежать встречи с извергами - она  и более сложные
события  предсказывала загодя  -  но природное  любопытство, искус  научного
поиска вел  ее  к "острому опыту", смысл такого акта заключался в том, чтобы
проверить,  так  называемых  людей,  на  вшивость!  Эти  люди  не  выдержали
испытанья моралью, суровой проверки, изощренного  психологического теста. Но
в  последнем крике  кошечки  было еще  и посвящение  всем сумасшедшим  нашей
огромной, измордованной  Родины, зовущейся  Великой  Россией!  Люси  как  бы
задавала  вопрос  думающим двуногим существам: "А что же  такого "Великого!"
заключается  в  этой  стране"?  И  события, словно  бы,  отвечали ей грозно:
"Величие страны  заключается  в  благородстве людей,  ее заселяющих, и никак
иначе!  Но  пока  такие  качества  обошли  многих  из  числа  нашего  народа
стороной!"  Люси проверила досконально  абсолютную верность  такого тезиса -
как говорится, на себе лично!
     Мы узнали подробности о случившемся только утром: отделение наполнилось
горем,  больные  все, как один, впали  в каталепсию. Многие из  нее выходили
только вперед ногами прямо в морг! Других,  более благополучных страдальцев,
выводили специально мобилизованные из других психиатрических лечебниц  врачи
и  медицинские  сестры.  Но  психозы  заразительны,  и  эпидемия  каталепсий
перекинулась  на другие очаги сумасшедшего  братства. Органы здравоохранения
города   были  парализованы,   и   оккупировавшие  теплые  места   чиновники
растерялись. И то сказать, психи внутренним импульсом  были закованы в тиски
"восковой гибкости": их руки не могли держать ложки, а челюсти разжиматься -
нависла угроза массовых голодных смертей. Спасти целое поколение сумасшедших
страны могли лишь экстраординарные меры!
     Колесову    Зинку    Семеновну   прокуратура   и    органы   управления
здравоохранением основательно "взяли  за жопу", и "жопа" у нее, как и должно
быть, не  выдержала. Очень скоро  в  соседнюю с  нашей палату вкатили  новую
койку. Теперь, рядом с выпученными от каталепсии  рачьими, красными глазами,
принадлежащими   Кларе,   безумно   взирали   на   мир  натуженные   глазищи
обосравшегося  хамелеона.  То  была теперь уже  бывший заместитель  главного
врача больницы Колесова! В тех глазищах скреблась и просилась на волю только
одна трезвая мысль, подсказанная, естественно Богом: "Буду размышлять о пути
непорочном: "когда  ты придешь  ко  мне?"  буду ходить  в непорочности моего
сердца посреди дома моего" (Псалом 100: 2). Однако сказано  каким-то  мудром
лекарем: "Поздно, Зинка, боржом пить, когда почки отказали!"
     Возмездие  свершилось,  и  первым  оклемался  от  каталепсии  почему-то
Знахарь,  он   стряхнул  с  себя  наваждение,  как  страшный   сон.   Однако
чувствовалось,  что  воспоминания о  Люси резонировали в его голове страшной
колющей  болью.  Пережитый стресс все  еще  давал  о себе знать. Мы  же, все
остальные  продолжали лежать, словно законсервированные:  Эйдемиллер походил
на египетскую мумию, брат Василий - на  средневекового рыцаря, закованного в
латы,  Математик  -  на  основательно подсушенного суслика,  а  Каган  почти
официально был признан памятником стоячему  фаллосу. Себя же я не мог видеть
со стороны, ибо зеркала в палатах сумасшедших категоричеси запрещены.
     Знахарь,  скорее  всего, на почве  обострившегося маразма - стал частым
гостем  в  соседней  палате.  Там  он вершил  справедливый  суд, не  обнажая
карающего  меча.  Он  алкал  искупления,  но на  свой  манер  - творил  акты
благородной  психотерапии для Колесовой  Зинки.  Александр Георгиевич к тому
времени уже достиг  такой  степени "просветления", что мог руководствоваться
заповедью: "Не  спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова,
ни от послания, как-бы  нами посланного,  будто  уже наступает день Христов"
(2-е Фессалоникийцам  2:  2). Он принялся лечить  отпетую паскуду Всемогущим
Добром!
     Начал  брат  Александр  издалека:  он  просветил  Зинаиду  Семеновну  в
вопросах динамических изменений коры головного мозга под действием возраста,
интриг, стресса.  Она узнала от него давно забытые истины:  например, о том,
что  в  процессе  развития  коры  большого  мозга  в  онтогенезе  происходят
изменения  в распределении и структуре основных  ее компонентов - нейронов и
глиоцитов, а за  компанию с ними и кровеносных сосудов.  Если быть абсолютно
точным,  то  уже к  рождению у  любой  маленькой  сучки,  как, впрочем,  и у
достойного человека, в коре головного мозга представлены нейроглиососудистые
ансамбли,  готовые действовать. К  сожалению, большинство нейронов, особенно
"гнездного типа", да  и локальные волокнистые  сети,  выражены крайне слабо.
Тогда большинство нейронов имеет небольшие размеры и неопределенную форму со
слабовыраженными  отростками.  Исходя  из опыта Александра  Георгиевича, при
вскрытии черепной  коробки и  у  некоторых  вполне взрослых покойников можно
заметить ту  же картину. Он считал, что тяга  к интриге  зиждиться именно на
такой  основе  -  на  отставании развития  большинства нейронов,  глиоцитов,
звездчатых клеток, пирамидных нейронов. Виной всему - основательная путаница
дендритной  и  аксонной  арборизации. Вертикальные дендритные пучки и  пучки
радиальных    волокон    вместе   с   кровеносными    сосудами   разъедаются
атеросклерозом.
     Знахарь  совсем  запугал  Зинку  дотошными  рассказами  о  метаморфозах
сосудистого  русла  интриганов. Он напомнил, прежде всего, что головной мозг
человека питается из внутренних сонных и позвоночных артерий, сливающихся  у
основания  мозга в  базилярную  артерию.  Ветви  артерий  проходят в  мягкую
мозговую оболочку  и, измельчившись,  следуют в вещество  мозга. Очень важно
знать интригану, что капиллярная сеть в сером веществе  более густая, чем  в
белом.  Но, поскольку у  человека, склонного к интриге,  по  мнению Знахаря,
больше белого вещества (своеобразного пустоцвета, задача которого не думать,
а проводить импульс), то и кровоснабжение мозга происходит  более  экономно.
Начинается порочный цикл  с конечной  фазой динамики, уходящей в нарастающую
асфиксию мозга, то есть в оглупление и смерть.
     Тупой  взгляд  Зинки,  и без  того застывшей  в каталепсии,  постепенно
наполнялся  диким  ужасом  -  правильнее сказать,  сверхужасом.  Добивал  ее
Знахарь сведеньями о том, что капилляры мозга  имеют непрерывную эндотельную
выстилку и  хорошо развитую базальную мембрану, но у  интриганов по всему ее
длиннику имеются "черные дыры" - естественно, виртуального характера. Именно
здесь происходят  сшибки у интриганов в избирательности обмена веществ между
нервной  тканью  и  кровью,  в   чем   принимает  участие,  так  называемый,
гематоэнцефалический  барьер. Очень сильно ранятся у интригана и авантюриста
механизмы избирательного обмена веществ между тканью  и  кровью. Они в норме
обеспечиваются, помимо морфологических  особенностей  самих  капилляров,  то
есть сплошной эндотелиальной выстилкой с великолепно развитыми десмосомами и
плотной  базальной  мембраной,  еще и отростками глиоцитов  -  прежде  всего
астроцитов.   Вся  эта  тонкая  анатомическая  и  функциональная  "паутинка"
образует  на  поверхности  капилляров  слой,   отграничивающий  нейроны   от
непосредственного соприкосновения с  сосудистой  стенкой.  Интриган  обилием
коварных   мыслей  ранит  такую  сложную  структуру  медиаторными  взрывными
всплесками!
     Для пущей важности Знахарь притащил из лаборатории еще и микроскоп: под
иммерсией он демонстрировал вылупленному правому глазу Зинки гистологические
препараты. В  левом глазу у нее наметился явный спазм аккомодации от испуга,
тот же эффект вызывал и хроническое недержание  мочи. Из правого глаза текли
слезы от зрительного напряжения. И, конечно,  от  того, что слезные проток и
мешочек  были  зажаты  тисками чрезмерного  выделения норадреналина.  Обычно
интрига сушит человека, но у Зинки от патологического усердия давно полетела
поджелудочная железа, и она  неудержимо много потребляла жидкости.  Организм
сам пытался освобождаться от лишней влаги и без команды выводил мочу наружу.
Скромная "девушка" постоянно "подтекала", распространяя вокруг специфический
моче-кислый запах!
     Не было  никакой  корысти у  Знахаря,  никто не собирался  ему  платить
дополнительное  вознаграждение за энтузиазм. Он по собственному почину решил
прибегнуть  к сложному варианту  аверсивной психотерапии:  "Ибо на мгновение
гнев Его, на всю жизнь благоволение Его: вечером водворяется плач, а на утро
радость" (Псалом 29: 6). Он просто желал Зинке, как и всему живому на Земле,
добра,  а  потому  стоически  боролся с  ее  дурным прошлым.  Знахарь тратил
душевный ресурс  на  то, чтобы  спасти от Ада еще  одного человека, пока  он
находится  на  Земле,  пока есть  еще  маленькая  надежда  на  его  душевную
реабилитацию!
     Знахарь  был  ласков,  доступен  и внимателен:  он  делился  шепотом  с
Зинаидой  Семеновной  тайной  о  том,  как  будут  выглядеть  вот  такие  же
гистологические препараты  из ее  мозга,  не  откажись она  на  всю жизнь от
подлой интриги, не  осознай достойным образом  живодерскую  смерть красавицы
Люси. Покаяния требовал грозный его  шепот от вероотступницы,  а не смертной
казни. На препаратах под  иммерсией тем  временем расцветали  картины почти,
как  у  Ван  Гога  (van  Gogh  1853-90)  Винсента  -  голландского живописца
постимпрессионистского  толка.  Но то были  не знаменитые картины  - "Ночное
кафе" или "Пейзаж в Овере после дождя" - где уж этой курве Зинке зреть такие
шедевры. Знахарь  демонстрировал  почти обезумевшей от страха "старой бляди"
уникальные   свидетельства   строения   гематоэнцефалического   барьера    в
натуральную  величину!  Он  собирался  заочно  пройти   с  ней  полный  курс
патологической  анатомии  с  гистологии. По шесть раз  на  день он давал  ей
клятвенные  обещания,  что  постарается  самолично  провести  ее  посмертное
вскрытие,  выполнить все  разрезы тканей, взять  их кусочки  на  гистологию,
покрасить  их  фуксином   или  карболово-спиртовым   раствором  генцианового
фиолетового.  Он  обещал проследить за тем,  чтобы  после вскрытия  санитары
тщательно вымыли ее исхудавшее, синюшное, безобразное тело!
     Нет,  не  выдумана  еще  такая  пытка,  которой  бы  можно  воздать  по
достоинству  убийце нашей  замечательной кошечки ЛЮСИ!  И Знахарь  методично
делал свое непростое дело. А силы Знахарю предавали  вдруг явившиеся прошлой
ночью слова пророческие, мистические, но понятные безумному народонаселению:
"Всякий кто воспротивится  повелению твоему и не  послушает  слов  твоих  во
всем, что  ты  ни повелишь ему,  будет предан  смерти. Только будь  тверд  и
мужествен!" (Книга Иисуса Навина 1: 18).

     Мистика слезла с темных небес.
     Кто-то лохматый в душу залез.
     Ужас раззявил безумьем глаза:
     стоит ли думать? скорее нельзя!
     Голос изрек из тиши коридора:
     "Зинку убьет декокт мухомора".
     "Незачем подлой небо коптить,
     нужно Эдемом змею искусить"!
     Новый главврач ударил отказом:
     будет лечить, освежив ее газом!
     Только задумано это напрасно -
     генная карта у Зинки - ужасна!

     Безвластье в  больнице длилось  не очень долго! Явился наш  защитник  и
избавитель - новый главный врач. И первое его  административное действо, как
все  уже поняли,  было направлено на восстановление справедливости:  Зинаиду
Семеновну  не стали извлекать  из общей  палаты  и переводить  в одиночку  с
усиленным  комфортом,  ее  лишь  подвергли  лечению жемчужными ванными  -  с
бодрящими пузырьками кислорода. Но главный врач оказался тонким дипломатом и
большой,  справедливой души человеком: на деньги одного из благотворительных
фондов были приобретены  и подарены  каждому больному котята - эти маленькие
пушистики  с умильно-доверчивыми  мордашками сделали свое дело - несусветный
русский  бунт  прекратился,  завял, как  говорится,  на корню.  И каталепсию
смахнуло со всех, как Божьей властной рукой.
     Каждый   из  номинантов  нового  больничного  конкурса   по   успешному
выхаживанию и  воспитанию котят преобразился: все  поголовно читали затертую
до  дыр  специальную  литературу  по  происхождению,  истории  содержания  и
воспитанию домашней кошки. Кругозор  завсегдатаев  психиатрической лечебницы
так  заметно  расширился,  что  в  нашей  библиотеке,  через межабонементную
систему, многие стали выписывать и читать  в подлиннике обширную иностранную
литературу.  Выход  каждого свежего  номера журнала  "Друг" местные любители
кошек ожидали с нетерпением, определение очереди на него велось по записи и,
главным  образом,  в ночное  время. Не стоит, пожалуй, кривить душой -  надо
открыться: на  почве кошачьих  восторгов и многие  представители  коллектива
медицинских работников основательно пошатнулись  умом. Спасло положение лишь
то, что новый главный врач, мобилизовав свои связи, договорился о регулярном
проведении  в нашей  больнице  выставок кошек.  На  выставки  больных водили
строем,  и  кошки  разных  пород  и  мастей  с  удовольствием  рассматривали
пациентов. Чувствовалось, что этот театр их очень забавлял!
     В больницы, усилиями энтузиастов, был  создан  клуб "Любителей  кошек".
Все  определились окончательно: члены  клуба не сомневались в том, что кошка
домашняя (Felis catus) относится к отряду хищных  млекопитающих (Carnivora),
семейству кошачьих  (Felidae)  и  роду кошек (Felis). Произошел  наш  добрый
четвероногий  друг,  скорее  всего,  от  ливийской кошки  (Felis  silvestris
lybica)  и кошки  пятнистой  степной  (Felis silvestris  ocreata). Больные и
персонал с азартом муссировали тему одомашнивания самого  верного из древних
четвероногих друзей. Здесь мнения между членами  клуба  иногда  разделялись:
одни  считали,  что  замечательный акт сближения  четвероногого и  двуногого
существ произошел около четырех тысяч лет до новой  эры в долине реки Нила в
Древнем Египте. Другие, видимо, из-за духа противоречивости  кривили душой и
называли  в   качестве  ареала   одомашнивания   кошки  другие  человеческие
поселения. Большие бои велись по поводу  роли Древнего Рима в этой непростой
и  довольно  запутанной   сфере  человеческой  деятельности.   В  одном  все
сходились, как и люди глубокой древности: смерть кошки - горестное событие в
семье.  Домочадцы  в  таком  случае  издревле  состригали  себе  волосы и  с
воодушевлением  выполняли сложные траурные обряды.  Как бы в память  о нашей
незабвенной  подруге  Люси  все  пациенты  больницы,  по  нашей  инициативе,
конечно,  сбрили  волосы  на своем  теле - в доступных и  недоступных обзору
местах. Теперь  уже  страшная рубка шла за овладение  бритвенными  станками,
что, естественно, переполошило  администрацию: бритва  в руках  неспокойного
человека - это весьма грозное оружие.  Администрации пришлось нанять большую
бригаду парикмахеров из ближайших воинских частей.
     Все  разрешилось  неожиданно,  загадочно, таинственно,  как бы  идя  на
поводу у старушки Елены Петровны Блаватской. Но она, к сожалению, умерла еще
в  1891 году. Однажды ночью  наша палата  долго не могла  заснуть:  какие-то
странные  сферы  посещал наш  "коллективный  разум", словно  предупреждая  о
готовящейся  долгожданной  встрече.  Видимо,  влекомый  непростыми  мыслями,
Знахарь поднялся с койки  и нетвердой поступью  - походкой лунатика, вытянув
вперед руки, двинулся к окну. Он смотрел недолго на панораму, развернувшуюся
за стеклами. Затем,  издав гортанный  звук, ничего не предвещавший хорошего,
Александр  Георгиевич жестами  подозвал  нас. Было невозможно ошибиться: наш
взгляд  вычленял из темноты, под разбитым фонарем на кирпичной стене забора,
в  отблесках  лунного  света серенькое пушистое тельце нашей  дорогой  Люси.
Стихи  родились  сами  собой, причем,  одновременно  они засвербили в махине
нашего "коллективного разума".  Всей  палатой мы  выдохнули слова,  давно  и
исподволь давившие на наше сознание.
     Слезы  и  горе  душило нас: мы  увидели  дорогое нам существо вроде  бы
живым,  играющим с лунным светом и одновременно посылающим нам приветы. Язык
кошек -  это  особый язык,  он  видимый  и  только затем  слышимый.  Главным
выразительным  инструментом в нем  является хвост, его движения.  В какой-то
мере и движение ушек, поворот головы,  цепкость взгляда помогает общению. Но
и  кошечкам свойственна  индивидуальная  манера  разговора.  Наша  Люси была
неповторима, и ее нельзя было спутать с кем-либо другим. Прекрасное созданье
радовалось встречи с друзьями: движения ее хвостика - ритмично справа налево
- просто  кричали  нам  об  этом. Видимо,  по  каким-то очень  ответственным
причинам,   скорее   всего,  трансцендентального  свойства,  Люси  не  имела
возможности навестить  нас  раньше. Слов нет,  она и сама  переживала долгую
разлуку.  И  вот  теперь  под  матовым, серебрящимся  лунным  светом кошечка
отыгрывала  свой  первый  концерт  -  концерт  возвращения  из  небытия!  Мы
наслаждались  этой  неповторимой   пантомимой,   безошибочно  отгадывая   ее
значение.

     В матовом свете холодной луны
     нервы с отчаяньем сопряжены -
     кошечки призрак сидит на стене:
     шлет нам поклоны, кивает луне.
     Ты не бросайся "миф" навещать:
     солнце и слово гонит все вспять.
     Плачь и смотри на Люси издали:
     поздно мечтой зажигать фонари.
     Мысль посылай, счастьем дыши!
     Нежной чертовке рукой помаши!

     Мы  еще  долго  не замечали  нарастание  того  особого  звука -  скорее
придавленного стона  - какой  обычно  издают  зачарованные,  потрясенные  до
глубины души, до  окончания  каждого аксона и дендрита,  живые  существа. Мы
очнулись и услышали этот странный  звук  только тогда, когда на  наши головы
закапали соленые капли с потолка, и та же жидкость стала подтекать под ноги.
И только тут мы поняли,  что уже вся больница столпилась у окон, и  безумные
по  медицинской документации люди превратились в  самые чуткие и  отзывчивые
существа. Пациенты, проснувшиеся, как  по команде,  стоном оповещали  Мир  о
пришествие  великого  счастья.  Больные  всех  отделений,  весь  медицинский
персонал  - все, как один -  плохо контролируя события,  издавали этот  стон
восторга  от соприкосновения с потусторонним.  И слезы лились рекой, заливая
помещения,  капая на головы  нижестоящих  и  создавая  лужи  под  нетвердыми
ногами!
     Эффект  восторга   и   сострадания  усиливало   и  то,   что  никто  из
ответственных товарищей,  собственно, и  не видел смерти нашей замечательной
Люси, никто из нас не  присутствовал  при ее последнем вздохе. Только  самые
чуткие  были  разбужены  ночью  отчаянным,  прощальным   "Мяу"!  Кто  станет
сомневаться в том, что тот звук был явлением виртуальным, символическим. Это
был Миф, а не Реальность, способный поселиться лишь  в больничной мифологии!
Однако и Реальность очень  скоро  дала о  себе знать. Известно, что тот, кто
обидит  кошку,  а  тем  более  лишит  ее  жизни,  сам погибает,  а  все  его
родственники, не удержавшие живодера от скверного акта,  шесть лет проживают
в  страшных мучениях! Нам стало доподлинно  известно, что шайка разбойников,
занимавшаяся  по  наущению начмедихи  отловом  живых  существ  на территории
больницы,  погибла в автомобильной  катастрофе. У Колесовой  же именно в эти
дни  умер муж  от  инфаркта  миокарда  -  и  поделом!  Ибо надо своевременно
заниматься воспитанием  жены, а не потворствовать  утверждению ее садизма. А
сама Зинаида Семеновна,  как  все  знали, попала в  сумасшедший дом,  и,  по
мнению  ответственных  докторов,  была  неизлечима!  Чего  же  еще  надо для
доказательства действия трансцендентных сил?
     Но мы же  не  были  до  такой  степени  сумасшедшими, чтобы не понимать
элементарного: кошечка наша была астральным  телом, а потому подходить к ней
и, тем  более,  пытаться  трогать  ее  руками, было  бы  большим  нарушением
оккультного  этикета. Ее даже  нельзя было окликать  громко.  При  первых же
лучах  утреннего  солнца  она  должна  исчезнуть.  И  мы  наслаждались  лишь
лицезрением Люси, сопровождая наслаждение легким стоном и обильными слезами!
     Последнее, что я запомнил -  это  отвратительную дурноту, подкатившуюся
неожиданно к  горлу кислым комком. Сознание все больше  и больше туманилось,
отлетая  от меня и  оставляя в  мозгу нарастающий звон.  Общая  оглушенность
глубже  и глубже вбивала в слуховые проходы  ватные пробки. Пол  из-под  ног
уплывал,  и,  падая,  я  еще  успел взвыть дурным голосом,  как  это  делают
невоспитанные сельские  бабы в  момент заключительной фазы родов, выдавливая
из   себя   не  только  плод  своих  несчастий,  но  и  кучи   неблаговонных
экскрементов!
     "Да  исчезнут  грешники  с земли,  и  беззаконных  да  не  будет более.
Благослови, душа моя, Господи! Аллилуия!" (Псалом 103: 35)















     Глава третья: Знахарь

     Третья  книга  Моисеева:  "Левит"  открыла  глаза  мне,  многогрешному,
словами, встреченными не в начале, а в глубине текста. Они свидетельствовали
прямо-таки  обо  мне:  "Это  жертва  повинности, которою он провинился  пред
Господом"   (5:  19).  Любой  разумный   человек  не  станет  сомневаться  в
греховности  живущих на земле.  У  каждого за спиной  огромный груз  грехов,
часть  из которых осознана и искуплена, другая же продолжает нудить совесть.
И тот груз тянется повинной  памятью сквозь многие поколения предков - через
годы и  расстояния. Через  покаяние  избранных Бог отпускал  грехи  оптом  и
остальным грешникам.  Была надежда, что услышат они Его слова  и будут, хотя
бы руководствуясь чувством  подобия,  неукоснительно  следовать  завету.  "И
сказал  Господь  Моисею, говоря: Объяви всему  обществу  сынов  Израилевых и
скажи им: святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш" (3 кн. Моисеева 18: 1).
     Не выдержал  напряжения  сложных размышлений  Микробник: скопытился  он
неожиданно и совершенно некстати. Отправили его в отделение острых психозов.
Пришлось мне  подхватить  нить  повествования, не дав ей  оборваться,  мне -
тому, кого в нашем терапевтическом сообществе называли "Знахарь". Почему мои
собратья по несчастью так меня величали за глаза и  в глаза прямо? Наверное,
таким приглянулся  я  им больше, чем  в другом качестве. Психи - люди тонкой
конструкции, им  виднее,  кого и как величать. Но в таком выборе я, пожалуй,
был солидарен с  ними: мне и самому с  некоторых пор  стали заметны забавные
особенности собственного  восприятия окружающей  действительности, вообще, и
своей профессии,  в частности.  Исчезла у меня некая "зашоренность"  зрения:
раньше общепризнанные  житейские и  научные догмы были  непоколебимы, теперь
они размыли  свои  контуры,  и многое в них рождало  сомнения,  - во  всяком
случае, я перестал их принимать на веру  безоговорочно. Ко  мне вдруг пришло
осознание тщетности суеты  людской. Все эти нескончаемые "великие  открытия"
на  деле  оказывались  очередным мифом достижения  "абсолютной  истины".  По
сравнению с Божьим промыслом людские откровения были пустым звуком - громким
голосом  в  бочке,  из  которой  уже очень давно  вытекла  вся  жидкость, а,
возможно, она  никогда  и  не  была  заполнена  ничем, кроме  воздуха, легко
распространяющего эхо!
     Лечить своих пациентов я теперь отказался по общепринятым схемам, а все
больше ориентировался  на слово  Божье, стараясь  понять еще и грех, давящий
плоть моего  больного.  А  отсюда  явилось и  понимание правильных  путей  к
выздоровлению.  Я  же  только  давал  совет,  как правильно выбрать  путь  к
искуплению  греха, не сбиться с маршрута,  следовать  правильным ориентирам.
Всякий больной, по моему разумению, прежде должен разобраться с  собственной
душой,  а  потом  уже  алкать выздоровление  тела. Скорее всего, мои коллеги
оценивали только внешнюю сторону такой методы.  Я же  не раскрывал полностью
свои секреты, иначе столько олухов  и  авантюристов приняло бы на вооружение
то,  что и понять-то, по скудной природе  своего  ума, не были в  состоянии.
Наверняка, мои  приемы  со  стороны, непосвященному,  казались  знахарством.
Однако я  заметил, что близкие мне люди, в частности, собратья по несчастью,
то бишь соседи по  палате, с пиететом, можно сказать,  с  большим уважением,
применяли по отношению ко мне эту кликуху - Знахарь!
     Наблюдая   за  жизнью  нашей   больницы,  я  все  больше  убеждался   в
правильности моего метода,  суть которого сводилась к "простому", - слушайся
Бога  одного! Должен сказать, что  пришло ко  мне новое  понимание не сразу,
хотя исподволь оно заполняло меня с тех пор, как на заре своего гражданского
возмужания,  втайне от всех,  я прочитал Евангелие. Тогда, познакомившись  с
этим  кладезем  мудрости,  я от  всей души  возненавидел всех  остолопов  от
партийной  и советской власти,  прятавших  от  меня правду и распоряжавшихся
сознанием людей, обворовывая души. Видимо, новые знания легли на благодатную
почву. Жизнь  заставила  принять правила социальной мимикрии - на войне, как
на войне! - но с  души упали оковы. Кстати, и среди партийных функционеров я
встречал в те годы немало достойных  людей, умевших хорошие партийные  догмы
воспринимать  не  как средство  для  камуфляжа,  а как  ответственные  нормы
поведения. Они брали  на вооружение  суть  морали,  а не ее внешнюю сторону.
Ведь  Иисус,  в  конце-то  концов,  был  стопроцентным коммунистом,  только,
естественно, не  большевистского  толка. Кто  же  станет спорить  с тем, что
кодекс  чести коммуниста  -  это просто  переписанные Божьи заповеди. И  они
содержали позитив,  но с одной лишь поправкой - воспринимаемый их  не должен
лукавить. Трудно тогда было  не заплутать в "трех соснах" - уж слишком "голь
на выдумку  хитра"! В силу именно такого мировоззрения,  я и выглядел  в  те
годы белой вороной.
     Сейчас мое  появление  в  больнице  было необходимо, как мне  казалось.
Нужно было  помочь встать на  ноги брату Владимиру (по кличке Математик). Мы
не  встречались с ним раньше: раньше я лишь слышал, что по отцу у  меня есть
брат. И вот теперь передо мной стоял выбор: помочь или отринуть братца. Ведь
его мать похитила  в свое время у меня моего отца. Но похитить можно слабого
человека - сильный  сам, кого хочешь,  похитит! Так стоило ли застревать  на
обидах, да "кровавых  расчетах"?  Конечно,  не стоит!  -  и я протянул  руку
помощи "слабому",  как  говорят  в  таких случаях.  Владимир был явно загнан
жизненными  обстоятельствами в угол, и  из  него самостоятельно вырваться не
мог.  Но виной  тому были его собственные  претензии  -  неудовлетворенность
научной  карьерой, семейные неурядицы  и прочая житейская  трихомудь. Многие
наши несчастья мнимые. Они начинают напирать на человека, чуть он отклонится
от Божьего  пути, забудет святые  заповеди.  Моя  задача заключалась  в том,
чтобы  помирить  во Владимире сознание  с душой, а  душу  возвратить  в лоно
Божьего промысла!
     Но, занимаясь разрешением  такой  непростой задачи, я  столкнулся еще с
рядом  душевных  калек, и им тоже  была  необходима срочная помощь. К нашему
несчастью,  в  больнице  еще   и  закипели  страсти-мордасти,   втянувшие  в
коллективную  истерику  медицинских  работников  и подкосившие  надломленное
сознание  больных.  Совсем неожиданно,  в разгар,  как говорится,  "бури", в
больнице  появился новый  главный врач  -  Соколов  Леонид  Григорьевич. Мне
доводилось раньше встречаться с Леней: пути-дороги наши перекрещивались, и я
знал о нем некоторые подробности.
     Леонид,  также  как и я,  в  юности окончил  Нахимовское военно-морское
училище, - только я в Ленинграде, а он в Риге. Такое общение с "системой" не
проходит даром: был  Леонид  строен,  спортивен, галантен,  дисциплинирован,
требователен к себе и подчиненным. Любовь к  форме перевоплотилась  у него в
умение изысканно и со вкусом одеваться. Он был,  как "денди лондонский одет"
- шикарен в меру,  умел подать себя  с  достоинством.  Как хороший  командир
корабля, он содержал свою больницу в образцовом порядке. Первый свой большой
"трудовой подвиг" Соколов Леонид Григорьевич совершил, выстроив великолепную
Центральную  районную  больницу  в Волхове. Молодой главный  врач  вложил  в
первое "детище" душу и массу сил, надо помнить  то, как трудно тогда  -  при
плановой  экономике -  было  выходить за рамки  серости. Леонид  Григорьевич
умело поддерживал лоск интерьера и отменную организацию работы персонала.
     Но на этом поприще, полагаю, Леня первый раз и серьезно поскользнулся -
от перенапряга.  Он  невротизировался, и  душа  его  "покатилась" вразнос  с
мыслями, самооценками,  карьерными устремлениями.  Душа  требовала большего,
чем мог дать административный расчет  и  правила  игры, существовавшие  в ту
пору.  В  таких  ситуациях,  прежде  всего,  рождается  беспокойная  змейка,
называемая  "дефицитом  признания". Она  вилась  в  душевных кущах,  пугала,
ласкала и жалила. Леня требовал аплодисментов, переходящих  в бурные овации.
А "начальство" было  косным, не обладающим психотерапевтической гармонией, -
проще  говоря,  в  то  время  начальники были заняты собственной  карьерой и
старались затоптать любого, кто представлялся им конкурентом.
     Леонид,   помнится,  с   некоторыми  мытарствами  вырвался  из  системы
областного отдела  здравоохранения.  Но начальники-говнюки все  же  в момент
"отлета" несколько подпалили ему  крылья. Однако бывшего нахимовца в  борьбе
может остановить  только смерть. Ничто  не  могло снизить  высоты полета его
устремлений.   На  беду,  Леонид  попал  в  новой   организации  под  власть
откровенного  дуролома,  исполнявшего  тогда функции  заведующего  городским
отделом  здравоохранения.  Новые начальники оказались  банальными  "суками",
быстро скатившимися к примитивной травле незаурядного подчиненного.  Соколов
Леонид  Григорьевич  принялся  строить  новую,  огромную  по  тем  временам,
больницу  в  Ленинграде  и  успешно завершал тяжелое строительство. Но новым
успехом  он опять превратил  себя в фигуру видную и перспективную.  И  тогда
новый карьерный паскудник обрушил на Леонида тучи наветов, тем более,  что в
состоянии  невроза   даже  самый   умный   человек   словно   бы  специально
напрашивается на это. Теперь Леню затерли основательно! Леонид по Священному
Писанию есть человек,  "льву  подобный".  И Соколову  пришлось  основательно
побороться,  чтобы выкрутиться  и выйти  из  драки с победой.  Теперь, как я
понимаю,  "питона"  бросили  на  подъем  из  разрухи  нашей  психиатрической
лечебницы. Уверен, что больнице такой маневр пойдет на пользу - Леня сделает
и из этой  развалюхи конфетку. Он вытащит ее из дерьма, но для того придется
мозги  кой-кому поставить на место.  Я на  минутку  отвлекся от персоналий и
тогда  сообразил,  что у Господа  нашего все  давно взвешено  и  определено:
только  злоумышленник  раскатает губу  на то, чтобы затеять для  кого-нибудь
пакость,  как   появляется  существо,   творящее  контракцию   -  и  лиходею
прищемляется хвост. Так было с Соколовым: все его начальники-злоумышленники,
доставившие  ему  массу  хлопот,  заканчивали  настолько  бесславно,  что  и
вспоминать  подробности  не  хочется.  И  в том заключается  логика  Божьего
промысла:  "Ибо Ты  людей  угнетенных  спасаешь,  а очи  надменные унижаешь"
(Псалом 17: 28).

3.1

     Все  ждали первого  обхода  главного врача.  Ждал его и  я,  потому что
любопытство  жгло,   -  интересно  было  увидеть  старого  закомца:  умного,
талантливого администратора замечательного парня. Я был  уверен,  что в душе
Леонида не должны  были умереть  традиции  "питона" - военного  аристократа,
верного духу здоровой корпоративности, мужского братства.
     И  вот настал  день  и  час "Х": вошел  он,  как Иисус  Христос  -  Сын
Человеческий,  а вместе  с  ним, как  с  Сыном  Божьим, вошли все двенадцать
Апостолов. Он  сам, по большому счету, нисколечко  не изменился  - ну, разве
только  поседел,  добавилось морщин на  лице, кожа  посерела от  чрезмерного
курения,  да  голос  стал  несколько глуше.  А  в остальном, Соколов  Леонид
Григорьевич был таким же стройным, подтянутым, импозантным. Из-под отворотов
халата виделся серый в полоску  костюм,  чувствовалось, что  он  великолепно
скроенный и сшитый у отменного портного. Халат на нем выполнял, скорее, роль
пыльника,  слегка защищающего  именно  этот  дорогой  костюм  от  больничной
"шелухи",  от  микробов и  от  дури, витающей  в  атмосфере  психиатрической
лечебницы,  где  не только  больные, но и персонал  может невзначай выражать
вслух полоумные сентенции.
     Первый  из  апостолов  находился  по   праву   руку,  то  был  нынешний
заместитель  главного  врача  по  медицинской   части  -  профессор  Портнов
Александр Анатольевич.  Я  сразу  оглядел  ищущим взглядом  всю  свиту, дыбы
отметить особенности новой  "команды".  Бросалось в глаза, что неподалеку от
апостолов, естественно, состоящих только из мужчин, сгрудилась стайка женщин
в   белых  халатах.  То   было  не  простое  оформление   хвоста  свиты,   а
заинтересованное  сообщество,  - доверенные  персоны. Первой среди них  была
быстроглазенькая Пятницкая - левретка первого апостола, недавно ставшая  его
законной  супругой.  Инесса, так звали новую выдвиженку,  уже была удостоена
мэтром  соавторством  в  недавно вышедшей  большой монографии, под  грозным,
многообещающим названием "Клиника алкоголизма". Я сомневался в том, что эта,
вообще-то еще совсем молодая  особа, могла набраться столь прочных знаний  и
опыта  по проблемам  алкоголизма. Для того чтобы так лихо описывать вариации
алкоголизма надо иметь  заслуженный  стаж общения  со  спиртными  напитками.
Чувствовалось,  что весь  материал книги, конечно,  был  выстрадан метром  -
Портновым! А  Пятницкая  присовокупилась  к книге  благодаря  своевременному
совокуплению с  профессором. Слов  нет,  чтобы выступить  в  роли "учителя",
необходимы апостольские мозги, и женщина здесь не при чем.
     Мир  со  времени  открытия  "веселящей  жидкости"  просто изнывает  под
тяжестью огромных знаний на этот счет. И покоится эта глыба знаний на плечах
многомиллионной толпы мужчин -  маститых исследователей. Уму непостижимо! Но
законы творчества  и соавторства,  как одной из его областей, особенно между
мужчиной  и  женщиной  в   науке,  всегда  были  сложными,  не  поддающимися
заурядному осмыслению.
     Вторым   среди   апостолов  был  мужчина  занятной   наружности,   мало
подвластной словесному описанию - тут необходима кисть художника. Но главное
было в другом - его выделяла смачная фамилия, которая так и  просилась, чтоб
ее облизнули.  Сметанниковым  Иван  Никифоровичем  величали  заместителя  по
экспертизе, и  он тоже был профессором, разве  только не столь маститым, как
первый  апостол  -  Портнов.  Интересно,  что   в  судьбе  второго  апостола
решительную  роль  сыграла  женщина,  то  есть  здесь  наблюдалось  явление,
противоположное  первой  сексуальной сцепки.  Оказывается, и  так  бывает  в
отечественной науке. Про зарубежную науку ничего сказать  не могу - врать не
хочу, не был я в иных краях, не ведаю про их порядки!
     Я пригляделся к другим апостолам: все они тоже были как бы в одну масть
- червовую, докторскую, профессорскую. И  я сделал вывод, что новый  главный
врач умеет  идеально  подбирать  себе "команду". Новая "шайка" руководителей
сплошь состояла из именитых личностей, делить сферы влияния с ними - само по
себе  дело весьма  сложное.  Но лучше кормить  именитых паразитов,  чем голь
перекатную - без роду и племени!
     Ни  тени  смущения  не было на  челе главного из неглавных, но,  однако
тоже,  фигур  первой  величины  в  психиатрии. Леонид  Григорьевич  спокойно
выслушал  доклады лечащих врачей  по персональным искам  к здоровью  каждого
пациента.  Обратил  он  пристально-вежливое  внимание  на  "профессиональное
бурчание"   своих   заместителей,   клокотавшее   при   обсуждении   деталей
дифференциального  диагноза  и  использованных методов обследования.  Он  не
мешал своему заместителю по медицинской части вставить клизму лечащему врачу
и  заведующему  отделением  за  допущенные  просчеты,  сводившиеся,  главным
образом,  к универсальной формуле, озвученной первым апостолом  - "Вы забыли
со  мной посоветоваться"! И еще один веский  намек  - "Впредь так делать  не
будем"!
     За   всей   этой   врачебно-ученой  суетой  стоял   какой-то  очевидный
эмоциональный фон. Я никак не мог  вначале разгадать его  ключ.  Но  вдруг -
вспыхнул инсайт (от англ. insight - постижение,  озарение)! Все  моментально
встало  на  свои  места:   вспомнилась  вчерашняя  информация   "Вестей"  по
больничному телевизору. Примерно также деликатно, ведущий - приятный молодой
человек с карими татарскими глазами и черными, как смоль, волосами - поведал
Миру о том,  что НАТО в  "формате  Гаагского Трибунала" принялось насиловать
бывших  руководителей  независимого  и  суверенного  государства  Югославия.
Ведущий,   почему-то   постоянно  низко   нагибал   голову   при   очередном
форсированном  вдохе, от  чего  эфир  заполнялся  страшной шипящей  бурей  -
видимо, он так  выражал  свое несогласие с Мировым сообществом. Мало  ли что
взбредет в голову албанцам по поводу своих особых прав на территории другого
суверенного   государства.  Нельзя   же   удовлетворять  все  лихие  происки
экстремистов.  Одной  крашеной  в  рыжий  цвет особе,  имеющей  нос в  форме
раздавленной  картошки,  видите  ли,  не понравилось  то,  что  албанцам  на
территории Югославии  сильно  дали по  рукам.  Она  больше всех  цеплялась к
бывшему президенту Югославии. Ее отвратительно холодные,  бездумными глазами
- источали  змеиный  яд! Но  все же больше, пожалуй, она походила на медузу,
переживающую фазу политического климакса!
     Такая  ситуация  понятна,  когда относишься  к  ней,  используя взгляды
покойного великого мыслителя Зигмунда Фрейда. Сдается  мне, что у той медузы
отмечается    непорядок    с   "либидо",    "эго",   с   "сознательным"    и
"бессознательным".  Ее  основательно  гложет  червь  неудовлетворенности  от
самого рождения. От того  и ударилась  непрезентабельная женщина в политику,
чтобы  осуществить  психологический  "перенос".  Она  уже  однажды  затевала
интригу против нашего Бородина - секретаря совета "Белоруссия  - Россия". Но
тот  выстоял и соскользнул у  нее с крючка.  Так эта стервоза теперь жаждала
крови  Слободана Милошевича.  Я  никак  не  мог вспомнить точно фамилию  той
женщины, -  в  памяти сохранился  только след  созвучий, - но в отношениях с
женщиной  не  обязательно  быть  надуманно-формальным.  Хорошо, когда имеешь
способность  помнить только "достойное" и  быстро  забывать "плохое".  Помню
только,  что,  наблюдая   за  телеэкраном  и  сотрясаясь  от  звука  "бури",
создаваемой  молодым,  сильно  старающимся диктором, я  тут  же,  не сходя с
места,  сочинил  стих.  Тугие  рифмы   хорошо,  по  моему  мнению,  передают
эмоциональную  сторону   вопросу,   не  касаясь   при  этом  дипломатических
тонкостей.
     Карла Дельфонса алкала Альфонса - Черт помогал:
     Зорана-мышку, словив на мармышку, приторговал.
     Интриганка-прокурор начинает уговор, словно вор:
     Слободана в вертолет - перелет, а в Гааге на запор.
     Бдит! Рукой зажат топор, взгляд - упор, гнев, укор.
     Ей в подмогу НАТО-свято - на поверку тот же вор!
     Бородин слинял с крючка - не хватайте с кондачка!
     Югославам всем удача: обойтись нет сил без плача,
     вяжут тех, кто не соврал - честь и гордость уважал.
     Деньги с банды соберут - сербу "счастье" подадут.
     За предательство, как друга, нежит Зорана подруга.
     Всех Иуда обаял - только кровь с дерьмом смешал.
     Бог не дремлет - все поймет - сукам холку надерет!

     Нет  слов, я сильно отвлекся,  далеко  ушел в воспоминания, да и  стихи
приплел, скорее  всего,  ни к селу  -  ни  к городу!  Но  такова уж  система
мышления шизофреника: ему  надо то,  что другие и даром  не возьмут.  Скачка
мыслей  -  одним словом.  Прервал  ту "скачку"  Леонид Григорьевич:  я вдруг
почувствовал,  что  без всякой  опаски к моей  кровати приблизилась знакомая
фигура и знакомый голос меня спрашивает:
     - Саша! Старина, ты-то как здесь оказался? Что стряслось?
     Я  отвечал, сперва основательно переварив  вопрос - мне  было трудно  с
политических стихов быстро  переключиться  на бытовое мелкотемье. Что значит
моя личность, когда рушатся устои?
     - Леня!  Старина, такая поганая жизнь  на  воле,  что я решил отдохнуть
маленько  здесь, под защитой  стен Дома скорби! Ты  разве станешь возражать,
Леня?
     Леня широко развел  руками. Он, словно,  давал понять  доброжелательным
жестом: все его - будет моим. Но в  рамках имущества Дома скорби, вестимо! Я
не  мог  не откликнуться  на дружелюбие иначе, как только предложив  ему для
начала  присесть хоть  на край  кровати, теша  себя перспективами задушевной
беседы. Я  даже  целился в знак  благодарности лизнуть ему  руку, украшенную
золотым перстнем. В печатку перстня был впаян  "крокидолит" - недорогой,  но
примечательный камень. Этот вид камня - серо-синий кварц с голубым отливом -
еще  называют  "Соколиный глаз".  Видимо  Леня считал, что фамилия Соколов к
тому обязывает  и  выписал себе из  копей Австрии (около  города Зальцбурга)
такой камешек. Не отправляться  же  ему за камнем  в ЮАР в район  Приска.  В
других местах "Соколиный  глаз" не  водится. Но  именно  загадочная цветовая
гамма - на  изломе шелковистый  блеск, а  на  плоскости фрагмента  волнующая
иризация -  остановили  мой  собачий  порыв. Леня,  конечно, понял бы, что я
разыгрываю комикс - издеваюсь над величием всей "святой  процессии".  И,  не
дай  Бог,  он  подумал  бы,  что я  издеваюсь  над  дружбой,  над традициями
отставных нахимовцев - питонов!
     Леня тоже  что-то понял для себя особенное  и решительно прервал обход.
Он попросил меня прогуляться с ним вместе до его кабинета и там, в спокойной
обстановке,  без свидетелей,  предаться некоторым воспоминаниям.  А  первому
апостолу главный врач передал "маршальский жезл" и поручил продолжить обход,
дабы   насладиться   полной   мерой   великого   завоевания   демократии   -
самостоятельностью.  Какой   смысл  ему  -   профессионалу   администратору,
блестящему   организатору  больничного  дела  -  разыгрывать  роль  великого
психиатра, когда желающих на выполнение такой актерской задачи и без  него в
свите   было  столько,   что   хоть   пруд   пруди.   Это  было   правильное
административное и человеческое решение, и я, естественно, оценив  "мудрость
руководителя",  в  свою  очередь  перестал  валять  дурака.  Накинув  теплый
больничный халат,  изможденный  пациент  (в моем лице!) вместе с главным, не
спеша,    отправился    по   аллее    внутреннего   двора   к   двухэтажному
административному  корпусу,  стоящему  почти  у  самых ворот  -  у  входа на
территорию  больницы.  Персонал   отдавал  руководителю  "честь"   почти  по
военному, и этой  "честью", практически  бесплатно, мог  пользоваться и я  -
ущербная личность, значащаяся так по официальным источникам - по медицинским
документам.
     Леня всегда начинал  строительную "революцию" на  любом  новом месте  с
переделки своего  кабинета.  Кстати,  он  правильно  это  делал:  необходимо
изгонять  былых бесов  из  стен своего места обитания.  Затем менялся состав
"генерального  штаба", а уж потом уделялось внимание отдельным родам войск -
отделениям  больницы.  Все его  прежние  больницы  в  области  и  Ленинграде
остались  стоять  "памятниками  при  жизни"  своему  творцу.  Пусть  ретивые
простачки  говорят, что "все остается людям", что дома возводят  рабочие,  а
потому  они принадлежат им.  Но тот, кто что-нибудь в жизни свершал, работая
на  разрыв   аорты,  тот  знает:  не  бывает  безличных   побед,  безымянных
памятников. У каждого объекта здравоохранения есть и конкретный творец, он -
владетель   посвящения,   первопричина   памяти,  остающейся  на   земле   и
поселяющейся во вселенском информационном поле.  Ясно, что Леонид жил именно
таким куражом.
     Все  же  что-то стряслось за эти долгие  годы с моим  старым знакомым -
переосмыслил  он, видимо, многие былые ценности. Но боль сопереживания вдруг
полоснула  меня,   словно  острым   тесаком,   по   сердцу:   опыт   рождает
профессионализм, а он почему-то будил во мне настороженность и беспокойство.
Что-то мало осязаемое приковывало  мое врачебное внимание, хотелось сказать:
"Не   нравитесь   вы  мне,   пациент,   сегодня!  Надо  бы  обследовать  вас
основательно".  Какую-то, никому не заметную микросимптоматику, вычленяет из
общей  картины  мозг  опытного  клинициста?  Это  может  быть едва  заметное
поморщивание при посадке в любимое, доверчивое  кресло. И осторожное, больше
чем у обычного здорового человека,  щажение поясницы или  ласковая поддержка
живота  - свидетельство беспокойства органов  брюшной  полости  - все  может
насторожить опытного врача. Выбор еды и напитков -  тоже наводит  на  тайные
размышления. Микросимптомы рождают  подозрения  и  беспокойство, но  они  не
всегда  осознаваемы  -  они,  как хмурое  утро в  понедельник, когда  трудно
понять, почему плохое настроение.
     Леня  предложил  почему-то  выпить  по  стопочке  спирта,  разведенного
тоником,  а  закусить  соленым  огурчиком.  То  и   другое  он   достал   из
холодильника,  замаскированного  мебельной   стенкой   под  красное  дерево.
Помнится раньше Леонид, если и выпивал изредка, то ориентировался на коньяк,
а закусывать  предпочитал  лимончиком, да  конфеткой. Но времена меняются  -
меняются вместе с ними и люди, их привычки и предпочтения. В  конце  концов,
мне-то было все равно, что пить, - лишь бы пить. И мы выпили и закусили - по
первой,.. через  некоторое время по  второй,..  а далее, не считая. А затем,
начался  долгий,  неспешный   разговор   "вразвалочку"   со   множественными
отклонениями от "генеральной линии". Я наблюдал за  Леонидом глазами еще  не
очень пьяными,  анализируя его  поведение, как психолог, потому что мне были
интересны  метаморфозы  человеческой  души.  А,  когда   имеешь  возможность
сравнить  такую  динамику  на  расстоянии  десятка  лет, то получаешь  очень
интересные данные. Леонид, конечно, замечал мой исследовательский подход, но
не обижался  и не протестовал. Рассказывал, главным образом,  он -  это было
его стать, его  система  общения:  человек, много  переживший,  нуждается  в
исповеди.  Главный врач вынужден  несколько  отгораживаться  от коллектива в
силу  особенностей своего  лидерства, а  потому  накапливается в  его  душе,
застревает в памяти многое невысказанного, скорее, недосказанного,  а, может
быть, и недодуманного.
     Выстраивая параллели, располагая по  порядку  психологические диады  из
прошлого и настоящего, я вдруг наткнулся на  вопрос, неожиданно выскочивший,
как бандит с ножом  из-за угла темной ночью, в  пустом переулке: "Чем все же
отличаются  люди, обличенные  властью  и  ответственностью  перед  историей?
Неважно - в больших или малых ее масштабах"? Вот передо мной  сидит человек,
в силу обстоятельств, позволивший закабалить себя еще с  юности обязательным
выполнением команд вышестоящих начальников. Но первое порождает второе, - он
тоже  обязан  отдавать   команды.  Отношение  к  себе  приобретает  характер
отношений  капитана  с  командой и  пассажирами.  Бог и  Власть вверили  ему
корабль.  Он  был  вынужден  всегда  оставаться  требовательным  к   себе  и
подчиненным, иначе порученная задача  не могла быть  выполнена, и тогда  его
ждала  бы гражданское, если угодно,  профессиональное, "забвение".  А  очень
хотелось оставить на земле памятник разумному, нужному - доброму, наконец.
     Кто его  окружал,  кто командовал этим "капитаном корабля"? Кто  возвел
его  на капитанский мостик, и  кто пытался спихнуть его оттуда за мнимые или
реальные провинности? Мы сообща припомнили все, как было. Мы последовательно
перемыли кости сперва всем заведующим областным отделом здравоохранения,  а,
затем, и  руководителям городской медицины. Соколов был и остается "Соколом"
в  своей  карьере  -  бойцом,  созидателем. Наверное, профессию эскулапа  он
порядком  подзабыл, но помнил как необходимо организовать  лечебный процесс.
Административным оппонентом  его  судьбы Бог  подставил вначале человека  по
фамилии  почти Воробьянинов, к ней можно  смело добавлять и имя  - Киса. Эта
Киса  был знающим администратором, много полезного натворившим в области. Он
тоже умел создавать памятники. Однако с возрастом многое  в его деятельности
выглядело, как прыжки  и  чириканье воробья. А Леонида все же  отличал полет
сокола. Тот начальник кончил не очень хорошо: он слишком туго "завязал" свои
амурные дела на  теплую шаль одной рисковой  шалавы.  Та дамочка скоро стала
считать  себя  "императрицей" местного  значения  (вариант  -  "Леди  Макбет
Мценского уезда"). Она принялась распределять должности, звания, ордена так,
словно   бы  они  даются  только   за  личную  верность  именно   ей,  а  не
профессиональному долгу. "Воробья" сняли с  должности  и приземлили в кресло
директором   небольшого   института   пенсионного  значения.   К  искреннему
сожалению, недолгий остатний путь  ждал гиганта  научной  мысли. Наша ирония
была  связана  с  тем,  что  смотрелся  Киса  в  той  должности  все  тем же
"воробушком". Он оставался  администраторам,  а не творцом научного  поиска,
ибо к  нему  не  был а предназначена его голова.  Скоро смертельный  инфаркт
вынес окончательный приговор, и обжаловать его - никому не дано!
     Суд Божий  не подлежит  критике!  Но, по  нашему с  Леонидом разумению,
"Воробей"  был  незаурядной  личностью, достойной и лучших наград. Какая  же
червоточинка,  выросшая до  раковой опухоли,  уничтожила его карьеру?  Ответ
прост: он  потерял  "собачий  нюх" и  позволил  дрянным людям окружить  себя
лестью и вязкой  опекой. Известно,  что  трясина засасывает и уволакивает  в
небытие. Но мы  посчитали  необходимым все  же  произнести тост и  выпить за
"того парня"! Его хорошие дела остались людям, а их было немало.
     В "кровавую  чашу" судьбы Леонида тот  "Воробей" добавил толику  яда, и
пришлось лечить  нервы, плоть, карьеру. Но больше напоганил другой  деятель.
Второй был  воистину ископаемым объектом - уж слишком мелок  его полет. А  в
таких случаях рождается  больше зависти,  подозрительности, коварства. Новый
начальник умел  с многозначительной миной  держать паузу,  выдавать выгодную
репризу,  подобострастно бить, где  надо,  поклоны,  а в  среде  подчиненных
эффектно рыкать. Он пришел из  санитарной службы и вроде бы  неплохо понимал
эти дела. Но в организации лечебного процесса, особенно в крупных масштабах,
такой функционер, безусловно, был основательным профаном.  Соколов оставался
для  него   бельмом  в  глазу,  и  новый   начальник   постарался  задвинуть
перспективного  администратора. Мне трудно было  судить  о том,  оставил  ли
"Карандаш" (такая была  у него кликуха) хоть один памятник в здравоохранении
области?  Если  и оставил, то со  знаком  "минус"!  Клоунов в  профессии, не
имеющей  отношение к цирку, быстро раскусывают и вяжут по рукам и ногам. Как
из  использованной клизмы,  после  промывки чьего-то больного кишечника,  из
таких  администраторов  выдавливают остатки воды и воздуха и выбрасывают  на
помойку. Нашлись  "вязальщики" по  нестойкую душу бывшего санитарного врача:
сперва его  втянули  в  выпивки  на халяву,  затем и  в  дела покрупнее  - с
криминальным душком.
     Леонид    решительно   заявил,   что   у   "Карандаша"   была   скрытая
предрасположенность к такому  финалу,  просто ее не  рассмотрели вовремя те,
кто решал  судьбу этого деятеля. Скорее всего, он прав.  Я мог судить  о том
лишь  по  косвенным признакам. Мне  пришлось  соприкоснуться с  одним из его
выдвиженцем: о, это был откровенный  олух, серый,  как штаны пожарника. Но в
нем  было  амбиций  выше  головы,  и,  самое  главное,  неистощимая  вера  в
собственную непогрешимость. Отсюда бегут многие несчастья таких людей и тех,
кому приходится с ними работать.
     Нельзя сказать, что такие парни ничего путного не способны сделать. Они
тоже оставляют  след  на  земле,  но  уж  слишком  много  остается  рядом  и
вытоптанных  цветов.   Их   положительный  потенциал  ограничен  приниженной
планкой, выше  ее  они не  могут  прыгнуть  сами, но  и другим не дадут. Они
мастера  аттракциона  невысокого  качества,  и  не стоит  от  них  требовать
невозможного: иначе они бросятся искать подпитки слабых своих сил в тех, кто
готов их  мистифицировать. А  это  -  уже  путь  в  никуда:  в  криминал,  в
алкоголизм, в коррупцию!  Как  не крути, но все сводилось к тому,  что люди,
словно разномастные микробы, группируются по формуле поведенческого подобия:
отторгая (можно сказать,  выбивая  из  седла и уничтожая) инакомыслящих,  не
принимающих  их  "серые  ценностей",  но  приближая  к  себе  и  поддерживая
поведенческих недорослей. За этот почти научный вывод мы с Леонидом, крякнув
и злорадно взглянув на соленый огурчик, тоже опрокинули стопку.
     Почмокав губами, Леня  потянулся  в дебри  тайных  откровений - он стал
"колоться", и  я  понял, что  хмель основательно ударил ему  в  голову.  Уже
несколько  блуждая  взглядом, я  все  же  продолжал  творить  научный  сыск:
становилось очевидным,  что толерантность к алкоголю у нового главного врача
несколько снижена,  а, значит,  функции  печени  хромают  и еще кое что меня
беспокоило. Леня, между тем, затосковал и смахнул  решительно скупую мужскую
слезу с разбегающихся глаз. Полилась несколько спотыкающаяся речь:
     - Саша,.. ты зла на меня не  держи,.. но знай,  что по молодости лет  и
из-за сучьего азарта, я однажды чуть не впал в грех, решив тебе подговнять.
     Глубокомысленное молчание, и пьяное мотание головой. Чувствовалось, что
Леня мучился, подбирая  слова более точные и элегантные, но это плохо у него
получалось.  В  душе  у эстета скреблись чертики, и  с ними отважно боролась
пьяная совесть. Надо сказать, что в  "питонии" подобный грех всегда считался
большим  преступлением  против благородных морских традиций, естественно, не
большевистской,  а старорежимной закваски. Наконец,  внутренняя борьба добра
со злом успешно закончилась, и Леонид продолжил исповедь:
     - Помнишь, как-то нас собрали на выездную учебу  по гражданской обороне
в Луге.  Там был такой пробивной и заводной главный врач - парень откровенно
деревенский, но толковый и порядочный?
     Леонид вновь впился  в  меня глазами, словно все еще  решая:  открывать
выгребную яму своей души или  не стоит? Новый  волевой импульс перекосил его
физиономию  гримасой  пьяного  отчаянья.  Через   миг   -  другое   покаяние
засветилась в просветлевшем взгляде. Совесть заговорила довольно громко, так
что секретарша решила с той стороны прикрыть покрепче двойную дверь кабинета
главного врача. Но Леонид начал рассказ почему-то с некоторого отвлечения от
основной темы:
     - Саша, мне пришла в голову почти гениальная мысль, Оцени-ка и ты ее по
достоинству. Наша административная карьера в те  времена, которые  мы сейчас
вспоминаем,  зависела ведь  во  многом не от  умения  организовать  работу и
честно трудиться,  а  от того,  как ты  приподносишь свою  работу. Порой все
решал  удачно  организованный  заключительный  банкет,  шибко  понравившийся
начальству.  Так вот, именно  на таком банкете  после учения по  гражданской
обороне, за большим шикарным столом, уставленным  выпивкой, я  чуть было  не
ссучился,  пытаясь подпоить тебя. Однако такой  номер у  меня не прошел - ты
оказался  стойким петухом!  Каюсь! Окаянная попытка  с моей стороны  в угоду
общему настроению была тогда предпринята...
     Леонид  Григорьевич -  маститый организатор здравоохранения -  мучился,
как девочка,  почему-то во тьме  отдавшаяся  не тому  субъекту. Мне пришлось
успокаивать моего собутыльника:
     - Леня, не  бери  в  голову.  Помни:  в то время я  как  раз  занимался
кандидатской   диссертацией   на   тему   "Социально-гигиенические   аспекты
алкоголизма",  и  для  меня  подобные  коллективные пьянки  были откровенным
подарком. Я использовал их, как полигон для проверки своих научных идей. Ну,
а  что до твоих мелких пакостей, то они меня не  могли ранить,  а тем  более
убить.  Я-то на том банкете пил  только минеральную воду,  выставив  рядом с
фужером в виде прикрытия  бутылку  водки.  Из-за своей баррикады я наблюдал,
кто и чем дышит, и что пьет, и как себя ведет? И твои экзерциции вокруг меня
было  нетрудно  усечь.  Нет  слов, они меня  не  обрадовали, но  и  не очень
огорчили: я-то тоже занимался не очень  благородными научными исследованиями
(хотя в душе себя оправдывал), ты же нарушал этику питонов.
     Было  очевидно,  что  Леонид  чувствовал  себя  человеком,  только  что
нечаянно вступившим в собачьи экскременты, теперь в изобилии разбросанные по
тротуарам.  Вступить  в  них  нетрудно,  надо только  потерять  контроль  на
секунду, не  проследить, куда  ногу  ставишь. "Походка"  поступков  - это  в
некотором роде  показатель стиля  души.  Червоточинки  дают о  себе знать со
временем. Но у человека имеется возможность осмыслить неправильный  шаг и не
допускать  его впредь.  Я  не  мог  ничего на сей  счет сказать о  поступках
Леонида, но у меня появилась возможность теперь за ним понаблюдать и сделать
правильные выводы. А  пока я вел свою щадящую психотерапию, и в  ней главное
место занимало Слово:
     - Леня, мне бы твои переживания! Помни, всем нам  только  Бог -  судья.
Меня, пожалуй, больше озадачило другое: как только я защитил диссертацию, то
тут  же  получил  мощный  удар неприятия  бывшими коллегами.  Тогда они меня
валтузили уже как личность иного качества. Кто-то стал думать о том, как это
отразится  на  его  собственной  карьере. Чего греха таить, многие же ждали,
"роста"  по должностной  линии - а тут  вдруг  высветился  явный  конкурент.
Помнится,  и ты, грешник,  несколько  охладел  ко мне.  Но у  тебя  это  все
реализовалось  на  уровне намеков на  то,  что,  дескать,  одни  пахали,  не
покладая рук, на ниве  сельского здравоохранения,  а некоторые  хитрецы  тем
временем писали диссертации. Как будто я-то писал диссертацию вместо работы.
Просто  у  меня  хватало  ума на то и  на  другое.  А  многие  в  это  время
прокладывали путь  в  карьере  подхалимажем,  да  совместными с  начальством
пьянками. Ни на что другое у них не было дара Божьего.
     Леонид и тут закручинился, вспоминая:
     -  Да,  я помню, как тебя терзали  на всех  уровнях  -  от  собственной
глупости и  зависти. Никакой  защитной  корпоративности  никто  не  проявил.
Народный  контроль  собирался  драконовское  решение  выносить,  чуть ли  не
снимать с должности готовились. Как же ты тогда выкрутился?
     Я погрузился в воспоминания, медленно вытягивая  из  прошлого большие и
мелкие  события. Поставленный вопрос  явно смещал все  в  ту же  сторону - к
заурядным  человеческим  отношениям. Но в таком клубке  и зла, и добра  люди
осуществляли свой выбор по-разному. И я ответил Леониду по существу:
     - На свете все же живут и прекрасные люди -  им нет дела до конъюнктуры
и  фекальной дипломатии. Ты помнишь заведующую планово-экономическим отделом
нашего департамента - Меркину Веру Рахмильевну? Замечательная была женщина -
в  молодости,  видимо, красавица  - умнейший специалист.  Когда  она  читала
лекции в Институте усовершенствования врачей,  то все разумные главные врачи
стремились  попасть на них. С  рассказом о моей ситуации  почти случайно я к
ней и заглянул, посоветоваться с умным человеком - никогда нелишне.
     Леня внимательно слушал, тоже,  видимо,  помня, что Вера Рахмильевна  и
ему много добрых советов давала, скорее всего, и от  наветов спасала. Тут мы
с  ним  солидаризировались полностью: эта  женщина  была нечета  практически
всему  остальному  аппарату нашей административной  кухни. На  нее косились,
злопыхая от зависти,  но  она была не по  зубам чиновной  шушере.  Мне  было
приятно смаковать воспоминания о том случае:
     - Вера Рахмильевна все внимательно выслушала и поняла без лишних  слов,
что  ситуация  назревает  парадоксальная.  Ретивый  главный   врач   проявил
инициативу:  отыскал   специалистов   -   детских  психиатров,  педиатров  и
обследовал детей района. В частности, удалось выявить массу больных, которых
еще можно  было спасти от отвратительных последствий воздействия алкоголизма
родителей.  Дети ведь уже в  утробе матери  испытывают  прессинг социального
конфликта любой формы. Алкоголизм и  матери, и отца, а тем более сочетанный,
пагубно  действует  на  настоящее  и   будущее   состояние  здоровья  детей.
Радоваться  надо  успешно  проведенному  обследованию!  Но нет  же:  кому-то
втемяшилось в голову, что результаты такого обследования можно  использовать
и в научных целях, например, для публикации научных статей,  или того  хуже,
для написания  диссертации.  Ужас! Партийные власти  боялись  еще и огласки.
Кто-то может сказать, что все ваши реляции об  успехах борьбы с алкоголизмом
-  блеф,  фикция, обман!  Но  такие начальники  -  явные  инвалиды  ума.  Им
невдомек, что обязанностью главного врача  как раз и  является поиск методов
профилактики,   непосредственного   оздоровления   врученного   под   охрану
населения.  Как  раз  за  такую  непоседливость  надо  хвалить.   А  если  у
администратора хватает ума еще и делиться передовым опытом или обобщать его,
делая расширенные научные выводы. Меня не мучила неудовлетворенная  гордыня,
но  мне  хотелось, чтобы никто не  мешал медикам  выполнять профессиональный
долг.
     Леонид, конечно, быстро понял, откуда  растут  ноги у этой  интриги. Он
задал точный вопрос:
     - Саша, у тебя были трения  с райфинотделом,  с КРУ?  Это же они обычно
лезут к нам в печенки с глупостями.
     Леонид  был  прав,  но  только отчасти,  меня сильно  грызла  секретарь
исполкома,  курирующая здравоохранение,  - бездарная, злая сука.  С ней я не
очень считался в своей работе, но  она могла  навредить  во многом. Она-то и
использовала   любую   возможность,   чтобы    ставить    палки   в   колеса
здравоохранению.  По  серости  своей,  она предполагала, что  главное  - это
терзать меня,  тогда и успехи медицинских учреждений будут минимизироваться.
Обыватель-то  воспринимает истину  персонифицировано: бьют главного  врача -
значит, плохо лечат все  врачи.  Помню, председатель исполкома мне  как-то в
порыве откровенности заметил: "Да эта, баба-дура, даже себя только один  раз
в месяц любит, а ты хочешь, чтобы она к тебе без  зла  подходила".  Приятное
успокоение. Не стал я ему давать советы по поводу того, что  психопаток надо
убирать с руководящей работы. Как раз они дискредитируют "советскую власть".
Чего ж удивляться тому, что, в конце концов, та власть и  накрылась  женским
половым органом! "Родная перестройка" объяснила рабоче-крестьянским увальням
простые истины. Но это было уже, как говорится, - "серпом по яйцам"!
     Леня хохотал вместе со мной, ибо и он вспомнил много подобного из своей
жизни.
     -  Все  благополучно  кончилось, -  продолжал  я рассказ,  -  враг  был
посрамлен. -  Ты бы посмотрел, Леня, как вытянулись тупые рожи у зачинателей
интриги.  Вера  Рахмильевна,  не  мудрствуя  лукаво,   отписала  на   бланке
областного   отдела   здравоохранения   за   подписью  заведующего   простое
разъяснение   того,    что    существует    специальный    приказ   Министра
здравоохранения,  дающий право  главному врачу  района  организовывать такие
обследования, используя для этого  вакантные  должности. Значит,  и  состава
преступления  в  моих  действиях  нет! Больше всех  "переживал" председатель
народного контроля - ему казалось, что жирная щука сорвалась с крючка.
     Нет слов, за мою спасительницу - Веру Рахмильевну - от вражеских козней
и человеческой тупости мы опрокинули с Леонидом не одну стопку.
     По ходу воспоминаний мы менялись ролями: кто-то, первым творил рассказ,
затем, выступал другой.  Наступила очередь Леонида, и он поведал о том,  как
сложились его дела после перехода на работу в систему здравоохранения города
Ленинграда.  Его пригласили специально  для  того, чтобы  взвалить на  плечи
талантливого организатора строительство  многопрофильной больницы-гиганта. И
Леонид со  свойственной  ему энергией впрягся в тяжелую "телегу". Работал он
так, что  поджилки от напряжения дрожали,  и  из аморфного  объекта-первенца
постепенно  рождалась  больница-фабрика,  оборудованная  по последнему слову
медицинской  техники. Леонид  был  мастером  претворения  в жизнь  различных
эстетических новаций: цветовая гамма, фонтаны, зимний сад - все это были его
любимые  развлечения.  Благодаря  маленьким эстетическим  уловкам Леня серый
объект превращал в сказку, в мечту "непуганых идиотов". Но именно на том его
и подловили.
     В тот период на посту заведующего городским здравоохранением действовал
выдвиженец главного партийного  босса области. Это был полковник медицинской
службы в отставке, весьма занятная личность: он прокрутился всю сознательную
жизнь на должности хирурга в Военно-медицинской академии, не сумев выполнить
в  таком крупнейшем научном центре даже кандидатской диссертации.  А это уже
верный  признак   интеллектуальной   несостоятельности  или  явной  аномалии
характера. Основанием для его выдвижения была удачно выполненная простенькая
операция жене  партийного фюрера. Но  надо быть  весьма  отсталой личностью,
чтобы  не понимать  несерьезность таких оснований  для выдвижения  человека,
никогда не  работавшего организатором  гражданского  здравоохранения.  Такая
махина,   как  город  Ленинград,  требует   уважения   к  себе:   здесь   на
административные  должности  в  здравоохранении  всегда  выдвигались  только
достойные  люди.  Однако:  хозяин - барин! Он остановил выбор  почти  что на
"жертве аборта".
     Выдвиженец  был  виноват лишь  в  одном:  он слишком хотел быть большим
начальником, а  потому  его не останавливало  ощущение некомпетентности, она
просто не рождалась в его голове. Заурядный  козел, привыкший действовать по
принципу  -  "Делай,  как я!" -  принялся курочить здравоохранение  города с
энергией, необходимой лишь при тушении грандиозного пожара.  В его поступках
и  принимаемых  решениях  со временем  появилось и кое-что  рассудочное,  но
окраска действий все равно  выдавала  явленную психопатию.  Естественно, что
Леонид  с его  изысками  к "свободному творчеству" тут  же попал под жернова
"военно-полевой"  интриги.  Издалека  был  слышен  только  хруст  костей, да
шлепанье  липкой грязи,  ее для пущей важности и значительности  принимаемых
кадровых решений раздавали  большие  начальники. Тот полковник от медицины к
тому времени  натаскал в отдел здравоохранения целую  банду демобилизованных
олухов:  им  быстро  прилепили  кликуху   -   "черные  полковники"  и  стали
воспринимать как шутов, комедиантов. Через некоторое  время они сумели еще и
переругаться друг с другом.
     Много  ли можно взять с дураков? Очень  много!  Но  будут то  все  вещи
малопотребные в жизни. Скоро полковники зарылись по уши в меконии: принялись
активно  распродавать по блату  льготные  автомобили,  завели многочисленные
слюнявые  адюльтеры,  поставили многие  медицинские службы с ног на  голову,
вообщем  раскорячили всю  службу.  А Леня  тем временем отлеживался  в тихом
месте - в курортной сети,  да залечивал раны и  нервную систему. Но час суда
пробил:  теперь  уже  снимали  с треском полковников, а  Соколову предложили
возглавить  новую   строящуюся  ведомственную  больницу,   имеющую   большие
перспективы.   Наконец-то,   кончилась   чехарда   в   обкоме   партии,   а,
следовательно,  и в  городском  здравоохранении, и главные врачи вздохнули с
облегчением. Но  Леонид  Григорьевич был  деятельной натурой  и  к его делам
больше подходил завет Александра  Блока:  "И вечный  бой!  Покой нам  только
снится сквозь кровь и пыль"...
     Теперь, как я понимаю, не  выкручивая рук, Леонида уговорили взяться за
нашу  психушку,  соблазнив,  слов нет,  не  идеологическим мифом, а  звонкой
монетой. В какой-то дальней части  порядком затуманенного алкоголем сознания
шевельнулась   подлая  мыслишка:  "А,  может  быть,   греет  руки  наш  брат
администратор  на  строительстве  и  ремонте объектов здравоохранения, иначе
ради чего все эти сумасшедшие хлопоты на себя взваливать"?
     По-моему я не произносил  эти кощунственные  слова вслух. Скорее всего,
Леонид сам догадался прояснить обстановку, а потому без обиняков доложил:
     - Саша, не кощунствуй, не думай о плохом! Сейчас для нашего брата такие
возможности  открыты,  что  ты и представить себе не можешь новых масштабов.
Просто не надо зарываться, борзеть, а заранее, не стесняясь и не комплексуя,
заявить  свои виды  на  зарплату и другие  привилегии.  Теперь - не  так как
раньше: заключается договор, в нем и утверждаются взаимные интересы.
     Леонид немного  подумал, как бы соображая  степень возможного доверия к
моему социально-политическому и экономическому мышлению, и добавил:
     - Понимаешь, коллега, в жизни моей не все было просто. Святых среди нас
нет! И часто мы, администраторы, вынуждены играть по тем правилам, к которым
нас приучат начальники, да обстоятельства. К  примеру,  возьмем  мой случай:
я-то  чувствую,  что  ты  иронизируешь  по  поводу  моего  перевоплощения  в
психиатра. Не крутись, все без слов понятно!
     Леня, конечно, был прав насчет иронии. Но  я не предполагал, что он так
быстро  меня  раскусит.  Сейчас  он задумался  надолго,  что-то  мучило его,
какая-то  каверза сосала под  ложечкой.  Он справился с  тайными  мыслями  и
заговорил уже другим тоном:
     - Саша, ты человек умный и меня  поймешь правильно: "хочешь жить - умей
вертеться!" До прихода  в эту больницу я строил  медсанчасть,  принадлежащую
ведомству среднего машиностроения - весьма богатой фирме. Не будем вдаваться
в подробности того, чем оно занимается.  Поверь на  слово: фирма  серьезная.
Так вот,.. моим коньком всегда была эстетика лечебного учреждения, а  только
потом   организация  лечебного   процесса.   Когда  я  работал   в  сельском
здравоохранении,  то все  как-то  шло, катилось своим чередом.  Но,  попав в
ведомственную медицину, я столкнулся с проблемами, которые не понимал, да и,
наверное, уже понять бы не смог.
     Леня помолчал,  выпил,  морщась, "на сухую", поперхнулся и  закашлялся.
Потянулся к сигаретам - закурил. Воспоминания довались ему тяжело - это было
очевидно. Но он справился с собой и продолжил:
     - Ты помнишь, конечно, Чернобыльскую аварию? Так именно моя медсанчасть
должна была оказывать медицинскую помощь пострадавшим. Но я-то в организации
той  помощи  ни  черта  не  смыслил!   А  толковых  заместителей  и  главных
специалистов  пришлось загодя  разогнать:  известно, что  береженого  -  Бог
бережет!  Меня  так  основательно  ломали  в жизни,  что  я  опасность  стал
чувствовать  спиной,  и  потому  за  спиной  у  себя перестал держать  умных
специалистов,  способных стать моими  конкурентами. Мне легче было  украшать
интерьеры больницы,  но к тому необходимо прикладывать еще и профессионализм
- в частности,  профпатолога,  хорошо знающего  особенности действия вредных
факторов на организм работающих в нашей отрасли. Но такие аварии встречаются
не часто, а вот под самым носом у нас масса других неожиданностей, дремлющих
пока, ждущих своего  часа. Вот тебе информация для размышления: пивоваренная
промышленность  -  вроде  бы  легкая,  пищевая отрасль,  ничего  в  ней  нет
страшного.  А  ты  знаешь,  что  на  одном  из  самых  старых  Петербургских
пивоваренных  заводов  в  специальных  емкостях  -  практически  без  всякой
серьезной  защиты  -  хранится  до 15-18  тонн  аммиака и хлора. Во  времена
частного  владения  заводом  здесь  чистейшую  воду получали из артезианских
скважин, а сейчас ее  берут из Невы и  хлорируют. Качество  пива, нет  слов,
снижается, но  выхода  другого нет.  Так  вот,  если емкость  с  хлором  или
аммиаком  потечет,  то  ветер  ядовитые  испарения погонит на  Петроградский
район. Учитывая высокую влажность, можно предположить, что хлор осядет уже в
виде кислоты, способной убить все живое!
     Леня докурил сигарету и потянул из пачки следующую. Пальцы дрожали - он
явно  волновался,  словно  реально  переживал  уже   случившееся  несчастье.
Какими-то своими способами он справился с волнением и продолжил:
     -  Это  тебе  только  маленький  пример  -  так  детские  игрушки. А ты
представь себе,  сколько химических НИИ,  промышленных предприятий оказалось
законсервированными  в  городе. На каждом  из  них  имеются "музеи"  с таким
набором ядовитых веществ, что можно в одночасье умертвить весь город! Раньше
все это  "охраняла" специальная ведомственная медицинская служба. Теперь все
это накрылось...  Мы  сидим  на пороховой  бочке  и даже не ведаем, когда же
городские власти  возьмутся  за ум.  Ты посмотри,  что  делается:  танкер  в
результате аварии  выплеснул в Нему тонны мазута... Все забыто... Мы же пьем
испорченную  воду,  моемся  ею,  размазывая  по телу канцерогенные вещества.
Разве  тебе  государство   выплатило  "рисковую  компенсацию".  Они-то,  эти
толстогубые  рожи,  каждая  из  которых  кирпича  просит, получают немереную
зарплату, вычитаемую из твоих доходов. Они пьют очищенную  воду,  привозимую
им на дом, да и живут не так как мы с тобой. Они с жиру бесятся: видишь  ли,
в футбол играют, в большой теннис. Да им насрать на твои несчастья! В штатах
их бы быстро заставили тебе на дом воду питьевую в канистрах возись, случись
там  такая   авария  с  танкером...  Не   выведена   еще  достойная   порода
государственных деятелей с гиперболизированной совестью! Вот мы и мыкаемся.
     Леня словно бы споткнулся при быстром  разбеге. Он как  бы увидел новое
лицо среди  зрителей его забега.  Леня пожевал  губами и  уже без аффектации
выразил новые мысли вслух:
     - Саша, присмотрись к простому явлению: мы все  время хвастаемся, что у
нас  оборонная продукция  более дешевая,  чем на мировом  рынке  у  западных
стран. Знаешь,  почему это происходит?.. Мы  боимся  накладных  расходов. Мы
экономим, например, на охране своих секретных объектов, на тех же химических
и биологических "музеях",  а  посмотри в каком состоянии у  нас "могильники"
промышленных отходов. Мы - обыкновенные идиоты!!!
     Леня еще раз закурил,  успокоил расходившиеся нервы и заключил  рассказ
тезисом, дорогого стоящим:
     - Саша, друг!  У меня создается такое впечатление, что логика поведения
людей сводится к очевидному и невероятному: они сами себя загоняют в Жопу, в
грязную,  вонючую Кишку,  если угодно!  Ты посмотри, что делается с Обводным
каналом  в Санкт-Петербурге, он  же даже по внешнему  виду,  не говоря уже о
содержимом текущей в нем жидкости, есть самая настоящая,  к тому же больная,
Кишка! А все к тому идет, между прочим, по понятным причинам: с семнадцатого
года руководят нами бандитские, глупые рожи, откровенно просящие кирпича. Ты
посмотри, был  во  главе  города  человек с  интеллигентной  физиономией. Не
спорю,  может  быть, это и было его единственное  достоинство,  но оно  хоть
как-то успокаивало.  Так  нет же, скинули его, говоруна! И посадили себе  на
шею каких-то водовозов! Слава Богу,  выпускают изредка на телеэкран крашеную
татарку, заряженную злостью:  она хоть что-то бестолково-позитивное пытается
вещать. Пусть сводит собственные счеты с врагами  ее  мужа, если общему делу
такая "ругачка" на пользу! Хоть на  симпатичную бабу  посмотрим: импотенты и
онанисты  помоделируют известную ситуацию, дающую  усладу их сердцу.  Но это
все одно - Кишечные страсти!
     Леня  поперхнулся на неприличных  словах о женщине:  чувствовалось, что
Бог все  же  защищает "слабую половину". Да  и  то  сказать:  зачем  обижать
"вдовствующую императрицу",  когда  она  только от горя  решилась  на амплуа
"телезвезды"!  Леонид  опять закурил - он  себя явно  не жалел -  и завершил
последний экспрессивный аккорд:
     - Но речь не о том. Просто ты спрашивал,  как  я оказался среди психов?
Отвечаю: я  решил начать  новую  жизнь!  Буду  возрождать  эту  больницу,  а
лечебный  процесс  доверю  достойным  специалистам,  конечно,  если  они  не
переругаются  и не  сожрут  друг  друга в  скором  времени!  Но  обещаю тебе
торжественно и  клятвенно, что в  моей компании  не будет ни одной  босяцкой
рожи. Я, хоть внешне, но буду подавать пример интеллигентности  в  общении с
простыми  людьми - моими соотечественниками.  Мой  лозунг:  "Ребята, давайте
жить мирно и уважать друг друга!"
     Приоткрыв душу и исповедавшись, Леня  вроде бы успокоился и  повеселел,
ему явно стало легче, и он перевел рассказ в другую тональность:
     -  Я  как раз  ради новизны такого  эксперимента и согласился  на новую
работу. Ты  же понимаешь, что в той  моей больнице надо мной крыша не текла,
на меня  текли  только  ручейки  славы и материального  благополучия. Я имел
возможность маскировать свое профессиональное верхоглядство. Однако в  такой
больнице, как эта, можно прокрутить вариант ее акционирования, превращения в
коммерческий  организм,  и доказать всем,  что  здравоохранение  может  быть
рентабельным. Уловил перспективы, дорогой ты мой,  доктор медицинских  наук,
мающийся в нищете?
     Трудно  понять,  как бежит время:  почему-то  порой оно тянется страшно
медленно, а иногда летит, как ракета, запущенная  не  человеком, а Дьяволом!
Этот день  соскользнул,  вернее, сползл весомо и  зримо безразмерной  тушей,
больно  боднув  нас  в  бок -  нужно  было  прощаться, а  не  хотелось,  ибо
воспоминания о "наболевшем" объединили и снова сблизили нас.  Наши посиделки
прервала главная  сестра больницы - лощеная  Инна Станиславовна, входившая к
главному, открывая дверь ногою. И  это о многом говорит  опытному психологу,
даже если он  основательно  пьян!  Но  я-то был  не  настолько  пьян,  чтобы
окончательно  потерять   контроль  над   ситуацией.   И  когда  Леонид  стал
подписывать  подсунутые главной медицинской  сестрой  документы, я сделал не
совсем четкую  по исполнению попытку наклониться к самому уху главного врача
и напомнить исключительно конфеденциально, что в палате я прозябаю не  один,
и что братва наверняка заждалась "бодрящего элексира". Леонид вроде  бы и не
расслышал детали  моего  шепота, но главная сестра  оказалась проницательной
женщиной:
     - Не надо шептаться о пустяках, больной. Вы при вашем усердии  и плохой
координации  откусите главному врачу ухо! - молвила доверенное лицо вежливо.
- Я и так все давно поняла,  но более пол-литра  чистого спирта  выдавать  в
одни  руки считаю нецелесообразным! Только вам "добавлять" категорически  не
советую!
     В тот момент упруго  колыхнулись ее груди, а соски  превратились в  две
яркие,  спелые вишни.  Нет, нет - скоре,  спелые  крыжовинки  или удлиненные
оливки,   возбужденно   играющие   под   тонким,   белоснежным,   облегающим
божественное тело халатом  -  о, это был молниеносный удар восторга! Сильнее
могла  ударить, пожалуй,  только натуральная  шаровая молния. Но  упаси  нас
Господи от природных потрясений!.. Бюстгальтера, естественно, на ней не было
-  зачем  он нужен главной медицинской сестре  больницы, всю жизнь методично
совершенствующей  свое  тело,  хотя бы  только  для  того,  чтобы  регулярно
преподносить  его  во  время и  после работы своему единственному,  любимому
главному врачу?
     Я  понял,  что  передо  мной  слегка  задрапированная грудь  нерожавшей
женщины, соски  которой хорошо сформированы усилиями  опытного и плотоядного
мужчины,  естественно,  с  высшим   медицинским  образованием.   Мои  слегка
придушенные  алкоголем "механизмы" зашлись от  потрясения - коварная похоть,
не умеющая  щадить ни возраст,  ни душевное  состояние  маргинала, просилась
наружу. Почти лбом, точнее, острым рогом она пробивая себе путь  в неведомое
и лакомое. Всей кожей и отдельными ее специфически восторженными участками я
почувствовал особое тепло, влагу, гормональный накал и задыхающийся ответный
огонь женской плоти, наученной Богом страстно любить.
     Я  застонал -  этот стон  на Руси у нас  песней зовется! Вспомнив слова
поэта  о  красивом  и  прекрасном,  я тут же  их забыл,  потому что  главная
медицинская  сестра  -  кудесница, очаровательница, обворожительная ведьма -
подавая   своему  повелителю  очередной  якобы  срочный   документ,   слегка
сместилась: я получил новый удар по яйцам!
     А  попробуйте  вы, если  у вас  еще не  развилась импотенция,  спокойно
взирать на находящиеся в  пятидесяти сантиметрах от глаз обтянутые скользким
нейлоном  белого халатика, ягодицы идеальной формы.  Стоит ли говорить,  что
они  плавно  переходили в  пикантную округлость  всех  остальных конструкций
женского  тела.  В эту волнующую анатомическую  схему  включились и  упругие
бедра,  и  уже начинающая пикантно грузнеть талия.  Слов нет, нельзя было не
проследить все изгибы,  все линии: от напряжения я, видимо, потерял контроль
над  временем и  пространством.  А потому, чтобы лучше  разглядеть  коленные
суставы, икроножные мышцы  ног этой покорительницы сексуального Эвереста,  я
соскользнул  под  стол,  громко стукнувшись  лбом о его тумбу.  Конечно, мне
мешал "авторский ключ", то есть та  мужская анатомия, непроизвольно выросшая
до  масштабных  размеров,  по  форме  напоминающая  восклицательный  знак  и
перетягивающая  меня вперед.  Я впопыхах  не  учел чисто физический закон  -
закон смещения центра тяжести!
     Вылезти из-под  стола мне помогла  главная медицинская  сестра. Но она,
легкомысленная, только  думала,  что помогла. На  деле,  своим повелительным
прикосновением,  эта  женщина   вызвала  у  меня  почти  шок.  Чтобы  как-то
справиться  с волнением, я принялся  грызть  стакан,  застрявший почему-то в
моей  правой руке. Я грыз стакан, как  конченый алкоголик, не ведающий того,
как же  ему "кончить"!  Да, слезы  отчаянья текли  по  моим  щекам. На  меня
смотрели две пары глаз: мужские, пьяные - солидарные, понимающие и женские -
трезвые, любопытные.  Первой нашлась  Она -  Ее Величество  Женщина.  Бросив
документы  на  стол  ,  главная медицинская  сестра отобрала  у меня стакан,
наполнила его "огненной водой" и, придерживая  мою голову, словно годовалому
ребенку, заставила  выпить. Почти  тут  же  ощущение  некоторого  облегчения
расползлось по  всему телу  и  хорошо затуманило воспаленный мозг! Мне стало
легче  -  конфуз  прошел,  подумалось:  "Хорошо  сидим"!..  А она  улыбалась
ободряюще,   и   любопытство  общее,  относительное,  перешло  у  нее   -  в
исключительно-женское.  Теперь главная медицинская сестра смотрела на меня в
упор, как бы оценивая мои тактико-технические и  возрастные данные. Голос ее
зазвучал,  словно  призывный  набат,  -  не  по   громкости,  а  по  ясности
перспектив:
     - Завтра  утром зайду на ваше отделение и проверю, не было ли нарушений
режима и внутреннего распорядка. Вам понятны условия игры, профессор?
     Чувствовалось, что информация о том, с  кем дружит и пьет главный врач,
была  поставлена  в больнице на должном  уровне. И  я  попробовал улыбнуться
благодарно и преданно главной медицинской сестре с великолепными внешними и,
видимо,  отменными  внутренними данными. И она  не  расценила этот мой  жест
вежливости,  как  перебор - значит, она была  тоже  интеллигентной женщиной,
способной на ответное  чувство. По  лицу  Леонида Григорьевича было нетрудно
понять,  что  и у  него были регулярные возможности оценить  те же  качества
главной  медицинской  сестры  больницы.  Больше   того,  я  подозреваю,  что
переводил он эту  приятную  и достойную  во всех отношениях женщину за собой
через все  многочисленные свои административные  миграции. Леня  на прощанье
всучил мне банку с оставшимися солеными огурцами, шматок копченой  колбасы и
краюху  хлеба,  напомнив,  что пациенты  должны  тщательно  закусывать, а не
только пить горячительные напитки.  Он просил так же передать всем остальным
профессорам  и приближенному  к  ним  населению  пламенный  привет и  обещал
заходить "на огонек" почаще.
     На  улицу я вышел самостоятельно и, как не странно, держался молодцом -
не качался и не пел похабные песни. Дорогу я помнил хорошо. А плоская бутыль
со спиртом, что выдала мне  предусмотрительная  главная медицинская  сестра,
колыхалась у меня не в кармане халата. Она  в целях конспирации и возможного
шмона санитаров на входе (что мало вероятно, конечно, учитывая мои очевидные
для  всех  особые отношения  с "фюрером"), согревала мне промежность. Нечего
удивляться!  Там  она,  привязанная к поясу  бинтиком,  величаво колыхалась,
наводя соответствующий орган на занятные размышления - все тайное надо уметь
хорошо прятать.
     Оказавшись на улице, я почувствовал что-то общее с известным фильмом  о
фашистском концлагере,  где  отсиживал срок  "Сергей  Бондарчук".  Для  меня
теперь главным было  - дойти до  своей койки, не разбив "подарки", не заснув
под кустом, не описавшись. Ну, последний вопрос я быстро разрешил - почти на
ступеньках  крыльца  административного  корпуса -  пусть знают  наших,  суки
великосветские!  Тихая,  относительно  теплая  ночь, с  небесами,  усеянными
многочисленными звездами, наводила на космические размышления. Как всегда, в
пьяной  голове  родились  стихи,  которые я, продвигаясь  по  темным аллеям,
шепотом  и  озвучивал,  сильно  напирая  почему-то  на  шипящие,  свистящие,
ершащиеся. Скорее всего, это происходило потому, что спиртное не могло найти
в кишке себе достойного места. Да и по кровеносным сосудам других органов  и
тканей  слишком  резво  пробулькивали  и  шипели  отдельные капли  "огненной
жидкости",  шурша клетками  сопротивляющегося,  возмущенного  эндотелия.  А,
возможно, алкоголь  сильно расширил  Оддиев сфинктер, и  желчь  выплеснулась
огромной порцией в просвет кишки.
     Я  отдавал  себе  отчет  в  том,  что в  моем  наркотизированном  мозгу
родились,  безусловно,  не  стихи,  а  лишь  отзвуки, скорее,  далекое  эхо,
поэтического  восторга. Его весьма трудно отделить от последствий сильнейшей
алкогольной интоксикации. Но все же нельзя было не  заметить и присутствие в
тех пьяных бреднях святого творческого начала.  Кто будет спорить с тем, что
я не поэт  по  природе  своей. Я не поэт уже потому,  что не обладаю навыком
особого  мироощущения. Я,  скорее, являюсь  тем  безответственным балагуром,
каких миллионы на Земле.  Они легко складываю отдельные слова в удобоваримые
фразы,  а из  тех, шутя, формируют кусочки, а  затем  и цельные тексты. Я не
писал "биографию жизни", а  лишь  фиксировал  свои ощущения  - я был, есть и
всегда останусь махровым эгоистом, руководствующимся только одним началом  -
любопытством. Такие люди трудятся не для зрителя, не для читателя, а  только
развлекает себя, тешат свою эгоцентрическую суть. Тем не  менее и такие люди
имеют право на жизнь и творчество.
     Скользила ночь
     коровой с горы,
     рыгая, брюзжа,
     тугим животом
     ложась в лужи.
     *
     Удумал помочь:
     рогатину прочь,
     жалость сожми,
     в Кишке отыщи
     око луны, жижу.
     *
     Тюбаж из забот
     на желчи поток.
     Крут боли жгут:
     гложет желудок
     язва, ноя и жаля.
     *
     В тоске покружи,
     в штаны наложи,
     фонарь не туши:
     в жизни не мрак -
     луч света нужен!

     Даже в сильно пьяном виде я отдавал себе отчет относительно собственной
творческой  испорченности.  Но  я  нашел  для  себя удобное оправдание:  мне
казалось,  что  существуют  законы "информационного  поля", только потому  и
теплящиеся  в космическом  пространстве,  что  вот  такие балагуры,  как  я,
постоянно его  подпитывают. Не делай они  того, и  информационное поле скоро
иссякло,  задохнулось бы в  вакууме!  Прокрутив в пьяной голове  эти  далеко
несвежие  мысли, я гордо запрокинул  голову  и засвистал  какую-то бравурную
мелодию.  Но, поскольку с музыкальным слухом у  меня было от  рождения очень
плохо, то постепенно  мотив сбился в сторону  знаменитого - "Шумел  камыш  -
деревья гнулись"... Да и этот музыкальный образ не удержался на твердой ноте
и скатился к забавному варианту "Марсельезы"...
     Маме в  письме,  если  бы мог  отослать  его  на  тот  свет,  сообщил с
радостью,  примерно,  следующее:  "Мамочка,  дорогая!  Доплыл  благополучно,
"провизию" не растерял. "Чадами" своими был встречен с радостью. Но, как они
терзали пищу, не помню, ибо забылся благополучным, оздоровляющим сном - сном
праведника,   добросовестно  выполнившего  свою   миссию"!   И   вспомнилось
напоследок, перед полным провалом,  перед "отключкой" святое: "Кто мудр, тот
заметит сие, и уразумеет милость Господа" (Псалом 106: 43).

     3.2 большой "трудовой подвиг

     Утро распахнуло свои объятия всем почти одновременно: мы приветствовали
друг  друга,  скромными,  но  чистыми,  как  откровения  ребенка,  улыбками.
Вчерашний вечер  удачно закончился, хорошо начался сегодняшний день, и, даст
Бог, тем же качеством  будет определена трогательно и нежно подкрадывающаяся
к  нашим постелям пока  еще  издалека будущая ночь! Одно  меня  удивило:  на
кровати профессора Кагана Виктора Ермолыча из-под одеяла торчали две головы.
Витюша  уж  точно не  мог за одну ночь превратиться  в  змея о двух головах.
Значит, следовало  к головам приглядеться внимательно. Я так и сделал, а  от
того отодвинулось  похмелье и сильное  головокружение,  пришло  просветление
резко  и зычно, как  удар корабельной рынды:  на  одной  кровати, под  общим
одеялом лежали взлохмаченные  головы - профессора Кагана  и бывшего лечащего
врача  Николаевой. Мотивы  такого  слияния не сразу, но постепенно стали мне
понятны. Их было два:  первый  - индивидуальное желание, а  второй - желание
обоюдное. Любая просьба объяснений, как я  полагаю, было бы  расценено,  как
вульгарное  любопытство и покушение на личную жизнь. Ребята вечерком  славно
выпили и закусили,  так  стоит ли обращать внимание на мелочи: не было сил у
Клары Николаевны  дойти до  своей  палаты.  Да  и желание,  наверняка, такое
отсутствовало. Скорее  всего, Витя тоже приложил старание, аргументы, доводы
свои выставил, а довод-то  у него  имелся  значительного размера. Против его
довода еще в институте многие молодые особы  не могли устоять, так почему же
Клара  должна была  избегать соприкосновения с таким знаменитым  аргументом?
Все, что естественно, не может быть противоестественно. Это же закон жизни!
     Но  меня не  это  волновало,  просто я  готовился  к достойной  встрече
главной медицинской сестры, хорошо запомнив ее указание блюсти дисциплину, а
потому максимально вежливо я заявил:
     - Клара, мать твою так, сексопатка ты беспробудная! Быстро линяй с глаз
долой - Витьке сейчас придут делать укол от сифилиса.
     Твердо  сказанное  слово  возымело действие:  Клара  испуганно таращила
глаза  на Виктора, силясь отодвинуться от него,  а тот злорадно похохатывал,
теребя  ее  левую  грудь.  Клара  скатилась  на  пол,  и,  заголив  зад,  на
четвереньках  принялась отползать  к двери. Ей вдогонку  был  брошен халат и
тапочки. Витя даже в этот момент был галантен и избирательно вежлив:
     -  Подбери манатки,  Кларентина!  -  пропел он почти также  нежно,  как
нильский  крокодил. - Я жду  тебя, любимая, к обеду. "Только два  прибора  и
тихая  музыка!"  -  повторил  он слова  героя многих  французских фильмов  -
атланта Бельмандо.
     Но  Клары  уже  и  след простыл,  а на  пороге возникла  фигура главной
медицинской сестры всей больницы, ее  сопровождали прочие медицинские сестры
-  все,  как на  подбор, красавицы,  да еще и с бесстыжими  глазами.  Там  в
коридоре они, видимо, имели  возможность  наблюдать тренировочные  "проходы"
по-пластунски величавой дамы.
     Виктор  Ермолыч  тут   же  забыл,   что   совсем  недавно  прикидывался
сифилитиком и напрягся, как  гусарская лошадь при  звуках  парадного  марша.
Эйдемиллер  слегка  порозовел  тоже,  видимо, от  возбуждения,  а  Математик
спрятал  голову  под  подушку,  демонстрируя явное  смущение. Особую реакцию
проявил  брат Василий  - он громко пукнул, но все деликатно не заметили этот
симптом  слабости  концевого сфинктера  кишечника недавно  прооперированного
больного.  Микробник  только  повел  глазами  в  сторону  женщин  -  он  был
максимально истощен недавними напряженными размышлениями, и его, кроме того,
сильно мучило похмелье. Сочетание спиртного с аминазином - опасный коктейль.
Чертежник  сделался еще мрачнее,  чем обычно, но все же нашел в  себе  силы,
чтобы вымолвить, скрипя зубами: "Чуть свет  и я у ваших ног"! Чувствовалось,
что литературу в школе он изучал прилежно.
     Быстро  оценив  обстановку, Инна  Станиславовна  присела на  край  моей
постели и задала первый вопрос-тест:
     - Благополучно  ли добрались вчера, Александр Георгиевич? - она  как бы
проверяла мою ориентировку во времени  и пространстве. - Вид у вас неплохой,
если не считать небольшие тени под глазами. На что жалуетесь, больной?
     -  Я  не  болен -  я с некоторых пор влюблен! - был  мой ответ. - Какое
право я имею жаловаться, Инна Станиславовна, если  вы сидите рядом  и мы оба
уже на кровати.
     Чувствовалось, что  вчера я все  же несколько перебрал: печень хромала,
перепоручая коже выводить шлаки, но я бодрился и продолжал светскую беседу:
     - Я, если позволите, лишь пытаюсь выстраивать возможные психологические
проекции, соответствующие  моему неутомимому  желанию. Однако  мне  известно
направление вашей реакции. О, с кем вы, прекрасная и несравненная?
     По  логике  сюжета,  мне  надлежало  скорчить скорбную физиономию, и  я
выдержал роль, продолжая бормотание:
     - Вы  посмотрите,  Инна Станиславовна, на наших  атлетов: они уже давно
отлетели  в  мир  грез,  где  пока  еще  на  виртуальном уровне  общаются  с
представителями вашей эффектной стайки.
     Здесь, по моему разумению, было необходимо глубоко вздохнуть и потупить
взор,  а  потом  ляпнуть  с  размаха,  без  подготовки.  Примерно  так,  как
неожиданно пускается в пляс пьяный русский человек,  или корова ляпает  свой
очередной  блин  на землю при  задумчивом заглатывании пережеванного  комка,
сперва   отрыгнутой,  а  затем  тщательно  пережеванной  травянистой  массы.
Необходимо  учитывать   законы   физиологии  на  всех   уровнях,   во   всех
экологических нишах!
     - Инна Станиславовна, вы же видите: я весь в огне и уже лежу обнаженный
в  постельке. - вкрадчиво  начал я развешивать  словесные сети, выглядевшие,
вне  всякого сомнения, как откровенное домогательство интимной  близости.  -
Остановка за малым - за  вашей  милостью  и  решимостью. Нас разделяет всего
лишь неплотная прослойка воздуха, да тонкая  ткань вашего халатика. Но нужна
воля  к  победе, а  посторонние  и  сами  догадаются  покинуть  помещения  в
критический момент, будьте покойны!
     Инна Станиславовна,  естественно?  понимала, что  все  сказанное - лишь
плод больного  воображения, фантазии поэта, лишь  игра  поэтических образов.
Она  не  обижалась,  а  вежливо слушала,  кое-что  наматывая  на  ус.  Но  я
чувствовал,  что   лед  таит.  Он   еще  не  "тронулся,  господа   присяжные
заседатели",  однако,  что-то  мне  подсказывало,  что   все  идет  к  тому.
Изысканность   слова,  давно   замечено,   очень  благотворно  действует  на
большинство целомудренных женщин. В том же углу женского сознания прячется и
особое реагирование на звук мужского голоса. Загадки воздействия "тембра"  -
это  очевидный капкан для  "бессознательного", а его-то  у  женщины  намного
больше,  чем "осознанного". У нормально  сексуально  развитых особ  вообще с
"головкой беда"!
     Я пытался сходу угадать и правильно подобрать нужные эффекты. Но, когда
твоя  рука лежит  на лобке или хотя  бы контролирует  пульс женщины,  то это
делать намного легче.  Я  же пробирался  в кромешной  тьме,  по  обрывистому
склону, то  есть  ситуация была по-военному  критическая! Меня  поддерживала
только народная  мудрость, гласившая:  "Если  сучка не  схочет  -  кобель не
вскочит!" Бог  подтянул  нужные гайки  и  параллельная  лапка камертона Инны
Станиславовны зазвучала с моей в унисон: я, видимо, сумел адекватным тембром
голоса -  ну, не лысой же башкой!  -  пощекотать центры  возбуждения  у моей
подопытной.  Мой  научный  опыт  подсказывал: развращенные  дамы  склонны  с
наибольшим восторгом воспринимать похабные анекдоты, но целомудренные требую
"изящного приободрения".
     Сегодня  в  нашу палату  вошло  само  Целомудрие! Оно,  может  быть,  и
нечаянно,  а,  скорее всего,  намеренно,  посетило нас.  Вся женская команда
ждала сигнал своего  маршала. И какой-то тайный  сигнал поступил: после моих
слов  у дам по-особому  эффектно  расправили  плечи,  несколько  выставилась
вперед грудь,  руки  приятно  сложились  на  лобке, обозначая слабую  защиту
главного  центра  притяжения мужских  восторгов.  Правая  ножка  выставилась
вперед, исподволь выставив  на обозрение знатоков идеальное округлое колено.
Все  мужики  оцепенели  от  восторга! Ему  в  подметки  не  годится  эффект,
возникающий   даже   от  самой   последней  выставки  современных   легковых
автомобилей.
     Женская   многозначительность   отменно   действует  на   мужчин,   как
целомудренных, так  и крайне  развращенных. Виктор тут же резко перевернулся
на правый  бок,  крепко обняв подушку (это, видимо, его  любимая поза). Брат
Василий снова издал саксофонный  звук. Математик полностью ушел под одеяло и
извивался там  подобно  змее. Эйдемиллер розовел  все  больше и больше,  еще
немного  - и от него можно  будет прикуривать.  Чертежник вспомнил слова  из
некогда  популярной  песни и озвучил  их: "Ты  свистни - тебя  не заставлю я
ждать!"   Только  Микробник  оставался  "вещью   в  себе"  и,  как  истинный
философ-аутист, никого не пытался ничем беспокоить.
     Инна  Станиславовна  нежно  "лягнула"  меня   проникновенным  взглядом,
ободряюще и, вместе с тем, успокаивающе потрепала меня по руке. Любая  форма
женской  ласки приятна воспитанному  мужчине! И я был готов целовать воздух,
насыщенный запахом ее свежести  и изящества. Но нам обоим  было понятно, что
разговор  в такой  тесной компании на волнующую теперь нас обоих  тему  мало
продуктивен. Мы, не сговариваясь, сделали друг другу известный знак  глазами
- смежили  ресницы на мгновение,  как бы  говоря "Да, да и только да"!.. Мне
даже показалось, что моя королева слегка  притиснула бедром мою онемевшую от
восторга  длань.   Но  затем,  вроде   бы  одумавшись,  Инна   Станиславовна
решительно,   а  потому  быстро,  поднялась.  Теперь  уже   ничто  не  могло
замаскировать  пикантные  реакции  моей  плоти -  я  понял мотивы, терзающие
"подсознание"  былых партийных вождей нашего города, умудрившихся испохабить
каменной стелой  площадь перед Московским вокзалом.  Нет  слов, дремлющий на
толстой лошади Император  Всея  Руси - Александр  III  плохо гармонировал  с
местом, имеющим  вызывающее название - Площадь  Восстания!  А ведь  творцами
такого   украшения  были  два   небольших  человечка  -  отпрыски   древнего
татаро-монголского  нашествия на Русь. Это  был их последний  побор "дани" -
подарок своим  вероломным  предкам,  а,  заодно, и  пощечина  расслабленной,
дремлющей нашей Отчизне. Я многократно возвращался  к их личностям, повторял
вслух  свое негодование по поводу их  деятельности.  Мне  не удавалось найти
правильный ответ на простой вопрос: "Что же питало веру таких деятелей в то,
что им дано право вносить эстетическую ущербность в жизнь страны?" Видели же
они  свой  маломерный  рост  в  зеркалах и  могли сравнить  себя  с  "глыбой
истории", но, видимо,  реальности их не останавливали от дурных, своенравных
поступков.  Что-то  от  ленинской  шизофрении основательно "занозило" голову
кастовых   партийных   деятелей!   Потому  набедокурили,   напакостили   они
основательно.  Слышал  как-то  выступление  на  партийном  съезде  одного из
современных   деятелей   Кубани:   в   тех   речах   была   подобная   тупая
самоуверенность.   Никакого  сомнения   -  выступал  зомбированный   кретин,
зараженный  "кулацкой" красной  доктриной! Тут  я прозрел: Бог  распределяет
миссии! Значит  одних  Он отдал во власть  Дьявола.  Тот,  набросив  красную
пелену им на глаза, заставил грешников играть роли идиотов. И получается  по
Евангелию:  "И просили Его все  бесы, говоря: пошли нас в свиней,  чтобы нам
войти в них. Иисус тотчас позволил им.  И  нечистые духи,  вышедши,  вошли в
свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и
потонули в  море"  (От  Марка  5: 12-13).  Ну, а  других -  безгрешных - Бог
сопроводил  к  делам достойным!  "И  сказал  им:  какою мерою мерите,  такою
отмерено будет вам и прибавлено будет вам слушающим" (От Марка 4: 24).
     Кажется моя "карета" укатилась  далеко в сторону, и Инна Станиславовна,
быстро учуяв "передвижку мозгов", стал прощаться:
     -  Ну, поправляйтесь,  господа шизофреники, -  уже по-матерински  нежно
молвила главная медицинская сестра больницы, - я буду вас навещать и следить
за вашим выздоровлением.
     Но  мужчины, все как  один,  поняли,  что теперь они никогда не  станут
здоровее,  ибо  огромная  заноза  соблазна  глубоко вонзилась  им  в сердце!
Вытащить ту занозу могли только нежные, ласковые руки  женщины,  добровольно
решившейся  на   соответствующую   процедуру.   Но,  пока   мы   предавались
дистанционному  сексу,   дамы  растаяли,  словно   виртуальный  образ,   как
прекрасный миф, навеянный рассказом какого-то писателя-кудесника, способного
переживать и тяготы, и радости жизни также остро, как сам Господь Бог!

     Она зажгла, как искра, стружку,
     мою мечту, столкнув, и кружку,
     где в гуще чая плавала не муха,
     не света луч - но сущность лоха.
     Где я найду теперь покой и сон:
     в моей душе, затеял шутки слон.
     От неудачных танцевальных Па
     азарт простату давит как клопа!

     Странно,  но больше всего нас удивил Чертежник:  он почему-то  принялся
изображать из себя штатного сатирика, пытаясь всячески издеваться над нашими
чувствами.  Он  позволял  себе  высказывать  в  наш адрес сущие  панегирики,
облекая их  в одежды  нарочито ядовитого сарказма. В нашей компании было  не
принято  рукоприкладство, но мы  строго  его  предупредили. Тогда, зная наше
слабое место, он и перешел на стихи. Мы их выслушали, даже записали на стене
фломастером. Но суть стихов оставили  без особого внимания, отметив, однако,
что  Чертежник  под действием недавнего  нервного  потрясения  сместился  от
математики, от черчения к музам,  способным довести до беды. Ибо, кто  будет
спорить, что  до добра стихосложение  -  эта  тяжелейшая  форма  шизофрении,
истощающая  душевные  силы  даже  быстрее, чем  откровенный  разврат,  -  не
доводит!  Не  помню,  сколько  времени  мы  провели  в  состоянии  полнейшей
ошеломленности: должно быть  довольно много. К нам явилась  лечащий врач.  И
Нина  Викторовна  тоже  долго  не  могла  понять  причин  помутнения  нашего
коллективного разума.  Нас накрыл  изящным покровом  глубочайший аутизм:  мы
молчали,  пухли  и пускали пузыри изо рта и кое-что  из глубин зарождающейся
любви - на  серые  от телесной грязи  простыни. Ну,  а  брат  Василий вообще
ударился  в  такую  затяжную  симфоническую музыку,  что нам пришлось быстро
разлиновать бумагу  под нотные  знаки  и неустанно фиксировать  мелодии. Ибо
вариации  ее  неустанно менялись  и граничили,  нет  слов, с  гениальностью.
Эйдемиллер,  наконец-то, смыл  краску возбуждения с лица и  переключился  на
построение  гипотез  относительно  влияния  "психологического  портрета"  на
гонадотропные реакции.
     Но то все - пустое по сравнению с общими переменами. Инна Станиславовна
стала  захаживать  к  нам почти  регулярно,  всегда присаживаясь на  краешек
именно моей постели - я от такого шика балдел, а мои товарищи исходили белой
завистью. Приходил  довольно часто и  главный  врач, как  бы для того, чтобы
"посоветоваться  с   профессурой".  Это  были  его  доподлинные  слова!   Мы
придавались  с   Леонидом  Григорьевичем   некоторым  воспоминаниям,  как-то
подстегивавшими наш "юношеский  задор".  Они помогали поддерживать  форму  и
объем  нашего  обобщенного  душевного  "воздушного  шара",  достаточные  для
смешливого восприятия жизни. Тогда  нам  казалось,  что мы парим над землей,
над ее ухабами и рытвинами.  Ведь,  в конце-то концов, именно  от количества
теплого  воздуха и  зависит высота полета  воздушного шара, а, может быть, и
сигарообразного красавца - дирижабля с хищной,  породистой, алкающей страсть
мордой. Под  влиянием  очарования Инной Станиславовной намного  чаще в  моей
голове рождались двусмысленные ассоциации,  с явно сексуальным подтекстом. А
вот  в  поведении,  в  психологии  Леонида  мне не нравилась  его  некоторая
"опущенность".  Он же всегда был эстетом в полном смысле этого слова, теперь
же бывший лоск приобрел "палевый" оттенок.  Порой,  мне  казалось, что  Леня
тяготится какой-то серьезной хворобой и ищет в таких воспоминаниях "защиту",
скорее, поддержку увядающим где-то  на  клеточном  уровне  силам. Он  как бы
исподволь давал  отчет своей жизни  на Земле, оправдывая или ругая некоторые
свои  поступки.  Все это в  чем-то походило на настроение, удачно переданное
Валентином Распутиным в "Прощание с Матерой".
     Помнится, Леонид как-то уперся в  период своей  борьбы  за  "социальное
признание".  После  успешного строительства  Центральной районной больницы в
городе Волхове,  начальство  на  словах  вроде  бы  носило  его  на руках  и
направляло к  нему массу "экскурсантов" перенимать "передовой  опыт".  Но на
деле,  никому  из  них  не  приходила  в  голову  даже такая простая  мысль:
присвоить "высшую  категорию" главному врачу отменного учреждения. От такого
пустяка -  формальной  акции - кстати, зависел и уровень зарплаты, не говоря
уже   о   престиже,   о  справедливости,   об   удовлетворении  честолюбивых
устремлений.  Но  как-то,  на  счастье Соколова,  больницу  посетил  министр
здравоохранения России. И Леня показал товар лицом!
     Он же  вырос,  воспитывался  в  таком  центре  культуры,  как Рига.  Он
унаследовал  от  "западников"   мастерство  оформления   интерьера  делового
помещения, любого лечебно-диагностического подразделения.  Утро для главного
врача начиналось  со  встречи  с маленькой бригадой  маляров  -  с  ними  он
обсуждал  колеры  и последовательность  обновления  покраски  тех  или  иных
помещений больницы. В том состоял секрет фирмы,  позволявший больнице всегда
оставаться  свеженькой,   новенькой,  "одетой  с  иголочки".  А  начинка  из
медицинского оборудования и организация работы подразделений, служб больницы
была универсальной, приблизительно, одинаковой для всех ЦРБ области.  В этой
части, удивить министра было трудно. Он очаровался культурой учреждения: все
здесь   напоминало   о   высоком  предназначении  медицины.  Через  эстетику
прокладывался мостик  к разуму пациента -  все вселяло уверенность в то, что
здесь  помогут  избавиться от  болезни.  Особая элегантность  била  в  глаза
посетителю,  срабатывал  эффект  общей  культуры  учреждения,  повышающий  и
медицинскую  культуру  пациента.  Даже  самый занюханный  колхозник  начинал
понимать,  что его здоровье имеет высокую цену. Если с таким  достоинством и
вкусом организовано  пребывание  пациента  в  больнице,  то  здоровье  стоит
беречь,   есть  смысл  бороться  за  него,   выполнять  назначения   врачей,
прислушиваться  к   их   рекомендациям.   А   когда  тебя,  как   поросенка,
приговаривают к постоянному  пребыванию в хлеву,  в свинарнике, да  еще  при
этом  хамят, пытаются "содрать  деньгу",  то теряется  уважение не  только к
здравоохранению, но и к самому себе, к здоровью.
     Министр был умным человеком и все быстро  понял: его резюме было четким
и  ясным - главный врач такого учреждения обязан  быть  специалистом  высшей
категории.  "Приговор"   был  вынесен  не  только  деятельности  молодого  и
перспективного  главного  врача, но  другой  его  конец больно  бил по башке
интриге начальников. На следующий день, чуть свет, Леонид влетел в областной
отдел здравоохранения и почти от дверей кабинета  бросил на стол заведующему
"Отчет о работе", необходимый для присвоения категории. Так "база передового
опыта  страны"  через  признание  заслуг ее главного врача  получила  высшую
категорию.
     Напомнив мне эти свои баталии, Леонид теперь сокрушался по поводу того,
что был порой  слишком  демонстративен, себялюбив. Но я не соглашался  - его
человеческий  эгоизм уж  очень хорошо  работал  на общегосударственное дело.
Такое  поведение  исходило  не  от  надуманного  лозунга,  а стимулировалось
абсолютно  реальной внутренней жизненной силой.  Только  так и должно быть в
нормальном, благополучном  обществе: от  частного - к общему, а не наоборот!
Но   Леня  все  же  продолжал  рефлексировать,  и   меня   это,  как  врача,
настораживало. Конечно,  я заподозрил неладное. Помня, что у  Леонида  еще в
"морской  юности" находили намеки на неприятнейшую язву желудка, я настаивал
на том, чтобы он срочно сделал фиброгастроскопию. Хотя, откровенно говоря, я
понимал, что даже рано поставленный диагноз спасает не от всех болезней. Бог
его  знает  почему,  но  вспомнились  слова  Апостола  Павла:  "Но  жертвами
каждогодно напоминается о грехах".
     Тогда  я подумал  еще  и о другом: "Почему, на какой  основе  наводятся
мостики симпатий и антипатий между душами  различных  людей"? Почему на фоне
таких симпатий глубже  и четче  действует врачебная интуиция. Среди большого
числа работников нашей бывшей "фирмы" отыскали друг друга  только  несколько
человек - например, Меркина, Соколов и я - многогрешный. Мы без напряга, без
рыданий и  трагизма, без сопливых  заверений  в  товарищеской  солидарности,
понимали друг друга и, когда могли, протягивали руку помощи.  Мы чувствовали
себе комфортно при общении  в нашем узком кругу, может быть, в большей мере,
чем при выходе за его приделы. Но нам и не  требовалось сбиваться в  стайку,
тесно кооперироваться с другими - кстати, тоже неплохими людьми, но живущими
по каким-то своим "малым правилам".
     Вот и мой новый душевный альянс с главной сестрой этой больницы тоже на
чем-то зиждется. Конечно, в нем присутствовал элемент "волнения плоти" - ну,
а что в том плохого, я же бросаюсь не на всех подряд женщин. Многие идеально
красивые вызывают у меня лишь чисто врачебный интерес, любопытство анатома -
как там  у нее  все устроено? - да и только. Я даже ловил себя на  том,  что
мысленно моделирую  патологоанатомическое вскрытие такой  особы и  составляю
для  органов загса посмертное заключение, заполняю "Свидетельство о смерти".
Конечно, в том было тоже порядочная шизофрения, но куда же  от себя убежишь?
Надо  уметь  любить себя  даже  тогда, когда  профессия сумела сделать  тебя
моральным уродом.
     А вот  общение с  Инной Станиславовной, кроме  анатомического  интереса
(ну,  это святое!), вызывает  еще  и ощущение психологического комфорта. Оно
постоянное и  блудливо-нежное, удобно разлегшееся, скорее всего, на феномене
"родства душ", а  не только плоти. Тут я совсем запутался, потому что поймал
себя на  лукавстве:  это  самое  -  "как  там все  устроено?" - к сожалению,
присутствовало на  первом месте в моих  отношениях с Инной Станиславовной. А
уж  относительно желания слиться с ней в экстазе никаких сомнений и быть  не
может.  Последнее,  естественно,  было  первым.  Как  теперь говорят,  такая
установка  была  заложена  в  мою  компьютерную программу  и действовала "по
умолчанию". Все  же  профессия  с  возрастом  несколько  смещает  лирические
чувства. Однако в нашем союзе симпатий остановка была не за мной - просто ее
согласие было необходимо, да Ленька путался под ногами, вернее, между нашими
ногами. Не стрелять же его, бедолагу, из-за этого!
     Каждый раз, доходя до этого места своих размышлений, я нырял в какие-то
дальние  дебри  истории.  Видимо,  мозг  мой  был  так  сориентирован,   что
биологические подходы  тесно переплетались с  социологией. Но я отдавал дань
должному,  то  есть  я  готов  был принять и другие  схемы:  мне,  например,
нравились досужие  домыслы Микробника.  Опять, кстати, кто может ответить на
вопрос: "По  какому  принципу подобралось наше больничное сообщество"? Ведь,
строго  говоря, в нашей компании  "всякой твари по паре". Мы разные люди, но
почему-то нашли друг друга и  объединились. "Что же является основой  нашего
союза"? Вот он вечный  вопрос, превратившийся в понос!  Я, видимо, изойду на
поток  мыслей  и словоблудия,  но так и не разрешу эту тему. Правы философы,
суки  вредные: можно  приближаться  к  абсолютной  истине,  но  достичь  ее,
ухватить руками невозможно! Особенно, когда движение твое проходит по Кишке!
     Микробник,  конечно,  верно считает, что все  мы транспортируемся через
Кишку, представляя собой "микробную флору". Одни из ее представителей грызут
нас, с другими  мы объединяемся в борьбе  с  агрессором, с третьими - просто
сосуществуем на фоне индифферентного восприятия друг друга. Но такую же идею
поддерживают и все остальные в нашей компании - так, может быть, ключ нашего
комфортного общения в  том и заключается.  Вот он фундамент  нашей  взаимной
симпатии:  наши  генетические  линии переплетены  однотипными микробами,  на
разных  этапах вмешавшихся в  клеточный оборот  -  живой  и  посмертный. Они
"закабалили" плоть,  нас составляющую. Значит та симпатия,  о которой я веду
речь, формируется на клеточно-микробном уровне?!
     Черте  что!  Я,  кажется, опять запутался  или окончательно  свихнулся.
Значит и половое тяготение - тоже зависело от однотипных микробов, поедавших
нас до этого и  продолжающих  жить  и  действовать  в нас. Оказывается,  нас
приучает друг к другу наш внутренний  микробный мир. А он, по числу  единиц,
по количеству особей, доминирует над людским населением земного шара. А ведь
у каждого микроба своя голова на плечах, свои непростые механизмы адаптации.
Эти существа  уже сейчас задают  такие  задачки науке,  что она не  может их
разрешить, как не тужится и  не ломит  форс. И то сказать, вирусы, например,
гнездятся внутри  клеток, в том числе и мозга.  Они  пускают по  кругу обмен
генетическим  материалом.  Им совсем не трудно  повернуть  все биохимические
процессы по сигналам своей  матрицы. Так  шельмецы, чертенята, и творят, что
хотят.  А хотеть  они могут  лишь,  то, что  сумели  подобрать  в предыдущих
внутриклеточных трансформациях - в организмах других людей,  иных поколений.
А если сюда  добавить еще и команды из вселенского информационного поля,  то
можно  себе предположить до чего эти "букашки" нас могут довести. Это еще не
известно: кто кого победит? Скорее всего не мы их, а  они  нас.  Их же -  не
счесть, и размножаются они со страшной скорость.
     Слов  нет, все  эти крамольные мысли  - лишь  признак сумасшествия.  Но
"возможно" как раз все то, что "возможно", хотя бы и в теоретическом плане -
в  форме "чистого  опыта".  Ведь  предупреждает же Евангелие  от  Иоанна: "В
начале  было Слово,  и Слово было у  Бога, и Слово  было  Бог" (1: 1). А это
означает, что непостижимые вначале  для человека явления, становятся понятны
только  после того,  как он сумел найти  аналог им в виде Слова. Но Слово то
подсказывает Бог,  трансформируя  его  из  Вселенского  Разума. И, возможно,
установлены  пределы понятливости человека,  за очерченную Богом грань людям
не дано  переступить. Иначе их надо  причислять к сверхчеловекам, к ангелам,
например. Вот и решено: готов переступить грань? - иди на  "погост". Станешь
трупом,   либо  персоной  вселенского   масштаба.  Но   земной  цикл  твоего
существования  завершится.  Я  попробовал  подвести  промежуточный итог:  "К
свершению на Земле возможно лишь только то, что человек способен представить
в  форме  символов   -  "слово",  "математическая  формула",  овеществленная
"матрица" логики"!
     Да, задачка! Полагаю,  что если бы я написал книгу о подобных загадках,
ориентируясь на "продвинутость", вернее "задвинутости", своих мыслей, то это
были бы откровения шизофреника. Бред!  Мистика! Религия! Но я поймал себя на
тайной  мысли:  при  том  при всем, мне  бы  очень польстил  такой  конечный
результат, когда  читающие  книгу к финалу ощутили бы себя сумасшедшими. Еще
краше: когда б  и маститые психиатры  подтвердили, что книга вызывает эффект
помутнения рассудка! Это было бы уже основательным подтверждением мастерства
писателя!   Вот  она  в  развернутом  и   цельном   виде,   так  называемая,
"библиотерапия"! Скорее всего, человек, не уверенный в твердости своего ума,
мою книгу должен отбросить в сторону - он будет бояться свихнуться!  А  ведь
действительно,  писатель, берясь  за  разработку  определенной  темы,  как и
ученый,  обязан проникнуть в  ее недра. Необходимо  полное перевоплощение. А
это, наверное, самое  трудное.  Конечно, не  существует четкой  грани  между
нормой и патологией: одним, позиция другого кажется очевидным бредом, но для
других - именно слова и мысли первого есть бред. Вот и разберись:  кто прав,
а кто виноват?
     Мои  откровения, пожалуй,  приобретали вид политического завещания. Мне
показалось, что здесь я меняюсь  ролями с Соколовым Леонидом Григорьевичем -
моим закадычным другом. Но надо  помнить и сторониться такого поворота дела:
"Ибо,  где завещание, там необходимо,  чтобы последовала  смерть завещателя,
потому  что завещание действительно после умерших; оно не  имеет силы, когда
завещатель  жив".  Эти  слова  Апостола  Павла  меня  словно  бы  обожгли  и
насторожили, но в меньшей  степени  из-за  собственного эгоизма. Я не ощущал
боязни за собственную жизнь. Больше, почему-то, я опасался за жизнь Леонида!
Из глубины моей  печени наплывала тревожность - еще не осознанная  до конца,
но тягучая,  нудная  - а это уже верный  признак точного  предвиденья! Самое
верное мышление - интуитивное!
     И  вдруг  еще  один удар по сознанию: женщина - весьма чуткий  барометр
перспектив жизни. А некоторые - так просто наделены даром волшебства по этой
части. Что если очевидное тяготение ко мне души и плоти Инны Станиславовны -
всего  лишь  раннее  предчувствие  надвигающейся   трагедии   с   ее  давним
любовником? Крысы ведь раньше всех бегут с тонущего корабля. А любая женщина
- это, прежде всего, крыса, а потом уже человек!
     Я,  будь  моя воля, все  женские гороскопы перевел бы на  один символ -
"Крыса"!  Только одна -  пусть  будет нежная, пушистая и ласковая, как серый
комочек между ног. Он -  надежное средство от  простатита, особенно  для тех
мужиков,  которые пижонят и зимой  не носят кальсоны.  Другая -  потянет  на
образ величавой и холодной крыса, под названием "Снежная Королева".  С такой
приятно общаться после горячей парной бани, или  придя от знойной любовницы.
Третья  -  пусть суетится неумехой  в обязательных нелепых очках. Она будет,
так  называемым,  "синим  чулком". Такие  кривляки  во  время  коитуса,  как
правило, мелодично  повизгивают, бодря энергию своего потребителя. Четвертая
- может явиться в образе летучей мыши, порхающей ночами по чужим спальням. С
ней я бы установил паритетные отношения, - она полетела, и я умотал! Пятая -
всегда останется лишь белым  "лабораторным"  существом,  над которым  разные
мужики-изверги  будут ставить  свои кобелиные  эксперименты, расширяющие  их
жизненный  опыт.  Лабораторных  мышей  я  обхожу  -  страть  как  не  терплю
вивисекции! А  вот уж шестая - явится в образе настоящего зубастого хищника,
разгрызающего   всех  мужиков   подряд,   извлекая  при  этом   максимальные
материальные  выгоды.  Она,  видишь ли, тем  самым  мстит за  всех остальных
женщин - униженных и оскорбленных в своих лучших чувствах. Таких диверсантов
- я вижу за версту,  и с ними, людоедками, даже не  здороваюсь!  Возможны  и
другие варианты - всех жизненных комбинаций ведь не перечтешь.
     Тут опять шизофрения поперла  из меня:  "Феномен женского  предчувствия
покоится  на  каком-то биологическом фундаменте"? И на этом вопросе я впал в
затяжную летаргию мысли: летело время, а я гулял пустым взглядом по потолку,
не  отвечал  на  вопросы своих  товарищей,  проигнорировал и визит  лечащего
врача. Мне было некуда спешить, потому что в своих рассуждениях, я в том  не
сомневался,  мне  удалось  забраться  на  такую  вершину  интеллекта,  когда
начинается  непосредственное  -  без  посредников  значит!  -  вхождение  во
Вселенское информационное поле. Короче, со  мной приключилось что-то близкое
к "белой  горячке". Видимо, сказались старые  раны. Гадать не стоит,  у меня
масса выпитого  за  жизнь. Накопленное  "состояние"  перепрыгнуло  из стадии
количества в стадию новое качество!  Вспомнилось:  "Говоря  "новый", показал
ветхость  первого; а  ветшающее и стареющее близко к  уничтожению".  На этом
мысленном синтезе Святого Апостола Павла я и провалился в забытье.

3.3

     На третий день я отошел от заморочек и был готов продолжать свои ученые
изыскания. Но теперь пришло  ясное  понимание того, что для ответов  на  мои
вопросы, необходимо  углубиться в исторический опыт и поискать там идеальные
параллели.   Меня   влекло   в  гуманитарщину  -  без  всякой   биологии   и
микробиологии,  тем более. На помощь, для поддержки в  этот тихий, спокойный
вечер  пришла ко мне кошечка Люси. Снова ее  эфирное  тело расположилось  на
столбике  забора  напротив  окон  нашей  палаты.  Кошечку  все  видели,   но
разговаривала она только  со мной, то  есть только я воспринимал ее мысли на
расстоянии. Пациенты  стояли у  окна, смотрели на Люси и беззвучно  плакали.
Некоторые при  этом выщипывали  у  себя  волосы  -  из тех  мест,  что  были
доступны.  Наш главный  врач с помощью главной медицинской  сестры, конечно,
постепенно и без шума изъял всех котят из рук душевнобольных. Кто знает, что
бы они могли натворить с ними: у шизофреников порой любовь к живому существу
переходит  все   границы  и  нормы.  Пациенты  как-то  постепенно  забыли  о
трагических  событиях, творившихся  на нашем "острове невезения". Больничные
казематы  теперь  наполнялись другими  стонами.  Появление  Люси всколыхнуло
былое. Только  большинство  больных вспоминало  эмоции  той  поры,  не  имея
возможности выстроить строгую понятийную схему. Потому они тихо плакали,  не
понимая, от чего плачут. Первопричину  четко осознавали только мы, но никого
не тревожили предметами своей памяти.  Нам хватало собственных  заморочек, и
вселенский бунт  мы организовывать не собирались. Наши  интересы  уводили  в
сторону  строгое  терапевтическое братство от  гвардии журналиста Киселева -
так  бесславно  закончившего бои с  ветряными мельницами. Правда, кто знает,
может,  он и  получил весомое "единовременное пособие"  от  магната? Не было
заметно, чтобы он спал с лица!
     Главный врач обещал при  входе в больницу установить памятник  Кошечке.
Ну, примерно, так, как это сделал Иван Петрович  Павлов, усадив лабораторную
собаку  во  дворе  института  экспериментальной медицины. Только  у великого
физиолога, академика, лауреата Нобелевской премии хватило денег на бронзовый
памятник, а Леонид  Григорьевич  обещал изыскать  средства  лишь на гипсовое
изваяние.  Однако время шло, а памятника у ворот нашей больнице все не было.
Мы уже устали высовывать  головы через форточку,  чтобы разглядеть  сбоку от
нашего корпуса, там вдалеке у ворот, масштабную стройку.
     Сдается мне,  что с памятником получилось так же, как в старом анекдоте
про   психов.  Имеется  в  виду   тот  случай,  когда  сердобольный  главный
врач-новатор построил для психических больных бассейн с вышкой для прыжков в
купель.  Он договорился  с  пациентами, что  прыгать в бассейн могут все без
разбора. Однако воду  в него  будут  закачивать только в  те дни, когда весь
коллектив   продемонстрирует  полнейшую  дисциплину,  образцовое  поведение.
Никого особо не  беспокоили следы массового травматизма у больных: главное -
вовремя  поддержать  энтузиазм  у  пациентов,  тягу  к жизни  и спорту.  Все
поголовно хвалили главного врача той  психиатрической больницы, называя  его
добрейшим и милейшим человеком. Хвалили и мы нашего Леонида Григорьевича!
     По-моему,  Леня вел какую-то  воспитательную  игру  с нами!  Иначе  как
понимать его действия: сперва,  раздал котят, затем, тихо их изъял и передал
в детские  сады  города  и  в  скаутские лагеря;  обещал установить памятник
кошечке Люси, но тянет с  выполнением клятвенного обещания. И вдруг,  даже в
столь  щекотливом вопросе,  я нашел, как мне казалось, правильный ответ: все
опять  сводилось  к  разным  микробам,  точнее,  к  этологическим  различиям
представителей  микробного мира, живущим внутри людей. Иван Петрович Павлов,
и  ему  подобные личности,  как  известно, считали, что  мысль, рождается  в
нейронах -  в  клетках головного мозга. Но я-то знаю, что эта  версия - чушь
несусветная,  проще  говоря,  собачья  чушь!  Потому, наверное,  академик  и
поставил  собаке,  а  не  кошке, памятник. Великий ученый, словно,  создавал
символ своей гениальной ошибки - красивой, но недоброкачественной, гипотезе.
Такую уж болезнь задали Павлову вирусы, живущие в его нейронах!
     Академик, по моему  разумению,  явно переоценивал  потенциал  человека,
вообще,  и  человеческого  мозга, в частности. У нейрона  ресурса достаточно
только  на  то,  чтобы  исполнить  роль  биологической  антенны,  приемника,
трансформатора, хранилища, передатчика образа мысли, но содержащей строгий и
экономный набор информации. Скорее всего, такое заимствование осуществляется
из Вселенского  информационного поля, или  от людей, других источников  - из
книг,   например,   являющихся    своеобразным   "промежуточным   носителем"
информации. Но в таких ресурсных полях информация уже закодирована "словом",
понятным клетке мозга, с ним она работает, как с готовым продуктом.  Творцом
же Мысли, Слова  является  Бог. Люди только трансформируют их через нейроны,
определяя ими свои поведенческие реакции.
     Странно, но Павлов был потомственным семинаристом. Ему бы не стоило так
переоценивать   психические   возможности    людишек,    являющихся   весьма
несовершенными тварями. А  он  пытался  заставить их  конкурировать с Богом.
Даже со Сталиным, с его системной, академик не  смог сражаться на равных,  и
все его попытки обращения к мировой общественности с критикой режима страны,
в  которой  он  жил,  закончились  печально.  Коварный  политический  деспот
выстроил  для  великого  ученого  и  его  собачек великолепный  лабораторный
комплекс,  который  по  существу  стал  тюрьмой  для Павлова.  Там  в "Башне
молчания" и закончил свою жизнь академик!
     Но,  может  быть,  руками  земного  дьявола  Бог  наказывал  ученого за
вероотступничество,  за  его  сомнения  в  реальности  Божьего  промысла. Не
помогали Павлову  и его скоротечные моления. Как  бы в насмешку и назидание,
был разрушен  храм  на углу  площади перед  Московским  вокзалом, на  купола
которого  обычно крестился Иван Петрович,  и  на  том  месте  было возведено
бездарное архитектурное творение - круглая "будка" выхода из метро.
     Свои  заблуждения относительно человека  Павлов мог легко соотнести  со
святыми  словами. Он-то  понимал толк  в вещих мыслях.  Однако мирская суета
захватили ученого - так хотелось прослыть  первооткрывателем физиологических
тайн  высшей нервной  деятельности человека. Но  слово "Высшая" должна вести
человеческую  интуицию  к  Господу  Богу,  а  не  к  "высоким"  человеческим
инстанциям  -  не к  сверхчеловеку! Павлов попался на мякине,  а  за тем уже
следовали и методологические ошибки и ошибки реальных научных выводов.
     Сказано же Богословом  Иоанном о Боге: "В Нем была жизнь, и жизнь  была
свет  человеков". А  дальше  можно было  вспомнить и слова  из  Первой книги
Моисеевой:  "И  сотворил  Бог человека по  образу  Своему,  по образу  Божию
сотворил его; мужчину и женщину сотворил их".
     Павлову  стоило,  прежде  всего,   проникнуть   в  логику   этих  слов.
Разобраться  в сути  Вселенской мудрости.  А  она-то заключалась в том,  что
человек приближен  к Богу  по образу, но  не по  содержанию.  Значит и мысль
рождается у  Бога,  а не у человека в голове. Человек  же имеет  возможность
общаться только с  готовыми образами слова. Человеку дарится мысль в готовом
виде - благодаря Слову, то есть сигналу-символу.
     Бог наградил  человека  языковыми возможностями,  и это  был  еще  один
готовый подарок. Не человек изобрел эти возможности, - он не родил сам себя!
Живая материя только потому и  живая,  что в нее  Бог вдохнул жизнь,  вселив
душу,  и в положенное время  Он  отзовет  ее  из бренного тела! К сожалению,
человек  не  способен  проникать  настолько глубоко в  суть  явлений,  чтобы
формулировать  имманентную  тайну.  Ему  дана  способность лишь  фиксировать
внешние контуры образов. Но Божественная тайна относительно всех первопричин
любых явлений останется неразгаданной человеком. Человек не является творцом
"сущего",  он  всегда останется  лишь компилятором Божьей  Мысли  и  Божьего
Слова.

     Светлое причастие -
     дарованное счастье!..
     для всех без разбора,
     без страшного укора:
     и для святого, и вора.
     Мечта стучит кровью
     в борцах за здоровье:
     для психа-экзекутора,
     новатора-узурпатора,
     беса-экспроприатора.
     Всюду чума ХХ века
     рушит мозг человека.
     Но прописано у Него:
Нет праведного
ни одного.
     Вокруг людских слов
     поля плодородные:
Познайте истину,
и истина сделает
вас свободными.

     Да, да, Люси диктовала мне  этот стих. И я воспринимал  его как готовый
образ,  он не  рождался  в клетках моего головного мозга. Я предполагал, что
Люси сейчас на  трансцендентальном  уровне  делилась откровениями только  со
мной,  но я ошибался.  Вдруг заговорил Микробник, словно бы  начиная оживать
под  воздействием  неведомой силы. И  он  тоже, стоя рядом с  нами  у окна и
взирая   на  Кошечку,   пробормотал  сбивчиво,  неуверенно  и   тихо  стихи,
одномоментно попавшие и в мой мозг. Значит, ни у него и не у меня в нейронах
зародились рифмы, - они были транспортированы туда телепатической силой.
     Микробник, помолчав несколько минут, заговорил более твердым голосом:
     -  Если верить разбираемой  гипотезе, то необходимо соглашаться  с тем,
что на  каком-то повороте  судьбы  Ивана  Петровича  Павлова, в  клетки  его
организма  вселились  микробы,  искажавшие  код  мыслей,  воспринимаемых  из
Вселенского  информационного  поля.  Все  это  и   привело  к  недопониманию
некоторых основ мирозданья, известных только самому Творцу - Богу и, видимо,
в некоторой мере Дьяволу.
     Микробник не  обращался  к нам напрямую  с этими словами, он  говорил в
пространство,  глядя на  Люси. Да  он просто разговаривал с ней, находясь  в
состоянии медитации.
     -  Возможна  и  другая  версия:  Информационное  поле  тоже  подвержено
засорению бракованными мыслями. Тогда необходимо согласиться  с тем, что Бог
наделил  ученых,  мыслителей  особой  миссией. Они  как  бы  инвентаризируют
информационный  "брак".  Успехи  науки  только  к  тому  и  сводятся,  чтобы
последовательно, совершенствуя научные взгляды, вычищать информационное поле
от ошибочных постулатов.  Для этого  необходимо неустанно рыться в мусоре, в
хламе информации, выуживая  из нее наиболее достойные представления. Брак же
последовательно отметается, уничтожается.
     - Иван  Петрович  Павлов, - продолжил разговор Микробник, - все же, был
явно  избранным человеком. Его  испытаниями  Бог  лишь преподавал  урок всем
остальным.  Однако,  как  показывает   история,  большинство  людей  тупы  и
примитивны.  Мотивация их  поступков до изумления откровенно глупа!  Словно,
они стремятся показать, что руководствуются даже не законами живой природы -
к  примеру,  обезьян,  ослов,  шакалов -  а черпают утилитарные  реакции  из
неорганической  химией.  Вот  их схема: "Н" и "Н" встретил "О" - образовался
треугольник. По горячке совокупились, но  получилась  только  вода, то  есть
"Н2О". Примерно по той же схеме, но с наибольшими  эмоциями, происходит иной
"групповичок": сливаются в экстазе такие компонентов, как "С2", "Н5",  "ОН".
Тогда  получается компания неорганического характера,  называемая обывателем
"водяра".   Конечно,  можно  предложить  более  дифференцированную  матрицу:
например,  сперва  встречаются  и  сливаются  в  гомосексуальном  дуэте  две
молекулы  углерода,  образуя  единую  структуру -  "С2".  Затем  по принципу
простого  подобия  отыскивают  друг  друга пять недоумков водорода  и  к ним
присоединяются, уже зарание слившиеся в единый радикал "ОН". Так формируется
тесная  компания,  как  говорил  один  из  героев   знаменитого   детектива,
"именуемая в простанародие - "банда"!
     Такие речи уже можно считать серьезной  заявкой на оригинальное научное
обобщение. Честно говоря, я не ждал такой заявки от Микробника - он, все же,
слыл у нас человеком, погруженным в микробиологию и инфекционные болезни, но
никак не в социальную  психологию.  Скорее всего,  брат  Дмитрий  читал  мои
мысли, либо это святая кошечка делилась с  ним и со мной одновременно своими
потусторонними возможностями.  Правда,  в  это время она,  сидя  на столбике
забора,  умывала  лапками  свою  милую  мордашку.  Может  быть,  вот  так  и
намываются, так называемые, гениальные человеческие идеи. Не важно, кто тебя
заводит в  нужный  локус  информационного  поля,  любой посредник  из  числа
"посвященных" выполняет такую задачу эффективнее, чем коллега по работе.
     - Природа  объединения людей  в "прайды" почти неорганического качества
проста.  - продолжил  лекцию Микробник.  -  Слабые, но  жадные  до жратвы  и
удовольствий люди,  как  правило, оказываются  менее  адаптивными, если  они
пытаются оторвать себе место под солнцем в одиночку.  Они изначально ущербны
-  либо интеллектуально,  либо  из-за дефектов здоровья, наконец, по причине
сниженного волевого потенциала. Как может,  например, усилить свой потенциал
наркоман или алкоголик? Да только объединившись с себе подобными субъектами.
Нормальные-то люди не захотят с  ним тесно  общаться, включать  его  в  свою
стаю.
     Меня сильно интриговали  высказывания Дмитрия, потому что они полностью
соответствовали  моим  воззрениям.  Мне  только  хотелось  сейчас  насладить
собственное любопытство, то есть дослушать его до конца и как бы со стороны.
А он и не собирался останавливать поток откровений:
     - Не стоит утрировать  примеры.  Можно  обратиться к простым, но весьма
распространенным случаям из жизни: например, к  мигрантам. В столицу, да и в
Санкт-Петербург валят толпами из провинции "смелые" и "решительные", готовые
"без страха  и  упрека" взбираться вверх по лесенке социальных предпочтений.
Что  же  роднит  таких  людей?  Что  заставляет их  объединяться  и  теснить
старожилов  нашего города?  Да все та же неограниченная жажда  "потреблять"!
Естественно, за счет других.
     Дмитрий по-прежнему ни на кого из нас не обращал внимания, он находился
в  шизофреническом   полети   и  просто  мыслил  вслух.  Однако   режим  его
повествования  гипнотизировался движением лапок Люси. Микробник следил за ее
мягкими  жестами,  видимо,  воспринимая  их  как  оркестр  движения  палочки
дирижера. Мне он показался все еще отстраненным, но одухотворенным, а потому
восхитительно красивым. Его  отличала  красота,  даруемая  светлой  мыслью и
Божественным даром  к высокому творчеству. Микробник был  в ночном колпаке с
кисточкой,  в  кальсонной  паре, прикрытой  накинутым  на  плечи  больничным
халатом, щетина на его щеках давно оформилась в неухоженную бороду, но такие
мелочи совершенно не портили титана мысли. Ручеек, лившийся  сейчас из него,
не  стоило  останавливать,  и   мы  продолжали  слушать  внимательно  своего
товарища.
     - В первом Псалме сказано, по-моему, замечательно: "Блажен муж, который
не  ходит  на совет нечестивых  и не стоит  на пути грешных,  и не  сидит  в
собрании  развратителей;  но  в законе Господа  воля  его,  и  о  законе Его
размышляет  он  день  и ночь!" - продолжил Дмитрий. -  Лучшего руководства к
действию  при  выборе  линии поведения  и  не  придумаешь.  Но так действуют
борцы-одиночки (для нашего примера, большинство стационарных жителей). А те,
кто тянется  к законам неорганической химии,  исповедуют  иные принципы. Они
усиливают себя, объединяясь в землячества, партии, банды.
     Дима,  безусловно,  прав:  я  вдруг вспомнил  некоторые  свои житейские
коллизии. Когда готовился к защите докторской диссертации, то в Ученый совет
явился посланник  вот  такого "объединения".  Он  был  делегирован  "сворой"
приезжих  шавок.  У  него, безусловно,  имелся  личный интерес.  Выходец  из
глубокой  украинской  провинции  он готов  был  поставить на  карту честь  и
совесть, даже здравый  смысл,  лишь  бы "использовать  момент".  Задача того
говнюка  была  проста -  надо было попытаться как-то скомпрометировать меня,
выдумав невероятную  историю  о  моих  мнимых нарушениях, скажем, оформления
документов  для защиты.  Там  же,  при  подаче  диссертации  в Ученый совет,
требуется масса заключений  с  подписями  и  печатями.  Кто  знает, а  вдруг
какая-нибудь  подпись или  дата  окажется слегка смазанной промокашкой,  или
вовсе будет отсутствовать в документе?  К  моему счастью, отважный пилигрим,
кстати, в свое время получивший от меня помощь в решении своих  научных дел,
не смог ничего накопать. Он не сумел теперь "отблагодарить" меня за доброту.
Не нашлось  дефектов в моих документах, а  тягаться  со  мной в дискуссии  о
научных выводах у  "жалкого шакала" ума  не хватало.  Я  тоже,  как  и Дима,
сейчас  вспомнил  продолжение Псалма  первого,  адресованного  к  порядочным
людям: "И будет он  как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит
плод свой во время свое, и лист  которого не  вянет;  и  во всем, что он  ни
делает, успеет". В моей жизни все успелось!
     Воспоминания отогнало новое замечание Дмитрия:
     -  Не стоит обижаться на таких людей и пытаться за зло платить злом же.
Ведь порядочные люди сильны своими убеждениями даже в одиночку. А проходимцы
могут оставаться на плаву, только объединив себе подобных.  Они  готовы ради
собственных  сучьих интересов творить  козни. Надо отдать этих несчастных на
суд Господа.  Помните, как в Псалме сказано: "Не так - нечестивые;  но они -
как  прах,  возметаемый  ветром.  Потому  не  устоят нечестивые  на суде,  и
грешники  - в собрании  праведных.  Ибо знает Господь путь праведных, а путь
нечестивых погибнет".
     И опять  наш Микробник  был прав.  Я  тоже  не стал  марать рук о  того
мерзавца, пытавшегося меня утопить. Он, дурачок, не понимает до сих пор, что
Суд Божий может обрушить  наказание даже не на  его  голову, а  ударить  еще
больнее - принести  страшное горе близким, его детей! Человек должен спешить
искупить свои грехи самостоятельно иначе грядет  огромное несчастье  -  ведь
Дьявол может вмешаться в вечный торг за человеческие души, а у него аппетиты
немеряны! Но это уже не мое дело, не мой  выбор. Я же предпочел  устраниться
от  возмездия  - не  надо стоять  на  "пути грешных". Я, пожалуй,  теперь  и
фамилию  того  типа не вспомню,  а  Возмездие  уже  давно  включило  на него
"счетчик"!
     В голове почему-то вертелись слова  Евангелиста Луки; "Он же сказал им:
где труп,  там  соберутся и  орлы".  Посмотрите,  как легко  объединяются  в
"своры" жалкие люди, мерзавцы -  они слетаются на поклев собственного трупа,
думая при этом, что клюют чужую мертвичину!
     Я  неоднократно  убеждался на  примерах  моих товарищей  - тоже  "белых
ворон" - что подобные истории часто повторяются. Это, можно сказать, явление
универсальное в ученом  мире,  да  и  в  простой  жизни. Ущербные, но хищные
прибегают,  к,  так  называемой, "реакции группирования".  Тот же социальный
инструмент  используют слабые,  малоадаптивные  подростки.  И как  трудно, с
неохотой идут  на группирование достойные люди. Так не надо давать повод для
того, чтобы слетались на свой  шабаш,  на поклев орлы-стервятники - охотники
за мертвечиной. Не надо быть политическим трупом!
     Микробнику  стал  вторить и  Чертежник  -  чувствуется,  что, побывав в
отделении интенсивной терапии из-за коллизий  со  здоровьем, они  оба успели
многое  переосмыслить. Брат Николай  тоже взялся за  цитирование  Священного
писания, но его качнуло волной к другому "борту":
     - Друзья, братья, я хотел бы напомнить вам Псалом четвертый: "Гневаясь,
не согрешайте; размыслите в сердцах ваших, на ложах ваших, и утишитесь".
     Оба  "толмача"  поникли головами. Сдается мне, что  среди предков у них
затерялись и служители культа, иначе, откуда быть  такой натуральной скорби,
проникновенности и умению  к  месту вытащить  из  кладовых памяти подходящее
моменту  Вещее  Слово.  Вот  опять  выявилось  генетическое  блудодействие и
микробные транскрипции, проходящие  через века, годы  и расстояния. Я охнуть
не успел, как  оба "толмача" скатились на  первую  ступень транса и, закатив
глаза, запричитали:
     -  "О, бездна  богатства и примудрости и ведения Божия! Как непостижимы
судьбы Его и неисследимы пути Его!".
     Этот  текст, мне  помнится,  был  зачитан из Послания Святого  Апостола
Павла  Римлянам,  кажется,  из  11 главы.  Но я  перехватил  у  медитирующих
инициативу  и продолжил чтение следующей цитаты из того же послания. Это был
еще тот вопрос: "Ибо кто познал ум Господень?"
     Но оба  шамана,  углубляясь в  религиозный транс,  доходящий  почти  до
творческого фанатизма, всхлипнув, словно, от обиды за то, что у них отбирают
последнюю  краюху  хлеба насущного,  встрепенулись. Братья Николай и Дмитрий
перед самым  глубоким "погружением" обогнали меня, заключив диспут еще одной
цитатой из Послания Апостола Павла:
     - "Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен
был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки. Аминь".

3.4

     На этом акценте мысли эфирное тело кошечки Люси пропало, растворилось в
воздухе.  И   забвение  моментально   прошло,  все  старожилы  нашей  палаты
превратились   в  обычных  земных  людей,  в  меру  религиозных,  но  крайне
любопытных и охочих до впечатлений, склонных потреблять пищу земную и любить
порочных российских женщин. Витя - наш признанный поэт - ударил лично меня в
солнечное сплетение - а, может быть, и  значительно ниже, - так больно своим
поэтическим  мастерством,  что я,  от  душивших меня слез, ослеп и потому не
видел,  а  только  услышал,  как зарыдали  остальные члены  нашего  дружного
коллектива:

     Я на одной ноге вращаюсь,
     мечтою мощно насыщаюсь,
     К делам земли, слегка горя,
     лечу к тебе - в далекие края:
     слежу, как тело обнаженное,
     тугое, солью раздраженное,
     уже творит ошибок страсть,
     алкает сказку, пищу, власть.
     К чему нам много говорить.
     Пора пришла: хочу любить!
Уста их
Произносят надутые слова;
они оказывают
лицемерие для корысти.

     Витя - этот поэтический демон  - затуманил мои больные мозги надолго, и
я,  к стыду  своему, не  увидел, как вошла  в  палату Инна  Станиславовна. Я
только  почувствовал  всеми фибрами души  ее вхождение  в наш  каземат,  где
душилась прежней администрацией свободная любовь.  Орган мой откликнулся  на
ее приход так же ясно и многообещающе, как может откликаться и все остальное
тело на дуновение  весеннего ветра или парную баню.  Мой восторг нельзя было
не заметить, ибо он выступал впереди  меня ровно настолько, насколько мог  к
тому времени. Душа моя впечатлялась сильно, словно только  что с нее содрали
толстую  шкуру  социальных ритуалов. Ориентируясь  на шелест  шагов  и  чуть
слышное шуршание одежд, на  аромат  духов, я  с полного разворота  грохнулся
перед любимой  женщиной на колени, и приклонил "буйну голову". Так стареющие
герои-генералы  в восторге приклоняют голову перед знаменем дивизии, с боями
прошедшей через огонь сражений.
     Эффект  был невообразимый,  особенно,  если  учесть,  что  при  этом  я
опрокинул  тумбочку,  на  которой  стоял  графин,  полный  питьевой воды,  и
несколько  стаканов с  чайными ложками в  них. Из  лужи и  осколков  стекла,
перемешанных  с фрагментами  моего разбитого  сердца, меня вынимали  теплые,
нежные руки. Наши остолопы, конечно, застыли, как  участники финальной сцены
гениальной комедии Николая Васильевича Гоголя - "Ревизор". Эти ироды  зажали
аплодисменты  и крики "бис-с!" А, вместе  с тем, мне было необходимо сказать
наедине  моей возлюбленной многое -  да, да, многое из того,  что я  таил  в
закромах своей  души уже  долгие годы. Ведь это она была той "мечтой", о ней
Витя  упоминал  в  своем гениальном стихе. У каждого человека своя мечта,  и
любой праведник идет  к  претворению  ее в  жизнь исключительно своим путем.
Один мечтает о "бутылке", другой - о "последнем глотке", третий - о карьере,
четвертый  -  о  деньгах. А я  всю  жизнь  мечтал  о  женщине-сказке, о  той
единственной и неповторимой, выдуманной мною.
     Я понимал, что тешил себя несбыточными  иллюзиями, но все равно мечтал!
Сейчас,  стоя  на  коленях,  я  лепетал  свои  скромные  признания,  а  Инна
Станиславовна  тем временем пыталась пригладить остатки волос на моей  низко
опущенной  голове.  Я  словно  бы  подставлял  шею  для  того, чтобы на  нее
взгромоздили  и потуже затянули хомут, а в затылок влепили крутой щелбан. Я,
обоссавшийся  от  восторга  и  вымоченный  водой  из  разбившегося  графина,
сдавался на милость  победителю!  А ей,  я это чувствовал,  нравилась  такая
ситуация.  Но я-то знал, что победа ей самой выйдет боком, потому что нельзя
воспринимать  с восторгом унижение  мужчины, его откровения  и раскованность
необходимо ценить. Ей следовало встать рядом со  мной на колени в лужу, лить
слезы  и  прямо  сейчас начать ублажать меня половыми  излишествами... а она
медлила... а мои остолопы смотрели во все глаза... а у меня отекала мошонка!
     С  колен она пыталась  приподнять  меня,  но  я  сопротивлялся, как  бы
дичился ее нежности, - я целовал ее руки и уже подбирался к ногам, а там и к
бедрам, и выше - к ажурным трусикам. Но остолопы  - мои коллеги  -  разинули
рты: словно в  планетарии  они  дожидались  восхождения Полярной Звезды  или
Солнечного Затмения! Им,  видимо, чудилось приближение самых горячих сцен, -
и они хотели "поучаствовать". Нет сомнения, что все - в том числе и она сама
- надеялись, что половой акт обязательно свершится, именно сейчас, на глазах
у доверенных лиц, то есть прилюдно.  Но я-то понимал,  что  "святое"  нельзя
творить  в  антисанитарных условиях,  практически,  во время  надвигающегося
обхода лечащего врача.
     Однако,  честно  говоря, я уже сам начинал ощущать в  себе приток сил и
раскрутку   основной   "пружины",   готовой   вот-вот   сорваться.    Но   у
интеллигентного  мужчины в  нужный момент  всегда должен срабатывать стопор,
даже если ему это дорого  обходится!  Но я почему-то скосил глаза влево, тут
же  почувствовав  благородный  трепет:  на  полу  лежала,  оброненная  Инной
Станиславовной в борьбе с весом моего коленопреклоненного тела,  книга... На
лицевой  стороне  обложки  было написано:  Павел Катаев  - "Один в  океане".
Информационная  молния больно  резанула  по интеллекту. Я моментально накрыл
книгу своим распластанным телом.
     Мой мозг отдельно  от  тела  уплыл в прошлое,  в  детство: подмосковное
Переделкино,  Писательский городок, дачи  великих  писателей  и наша  ватага
ребятишек  -   наследников  мастеров  слова  и   маститых   адмиралов  флота
Российского.  Разница в возрасте с Павкой Катаевым и Женькой Чуковским у нас
была  в  три  года,  -  они  оставались  старшими,  лидерами.  Но  они  были
компанейскими парнями  и  меня  с братом  втянули в  свою  компанию.  К тому
времени я  же слыл аутистом, то  есть "вещью в  себе". Они интересовали меня
постольку поскольку,  честно говоря,  мне было интересней лежать на животе в
песочнице  и наблюдать передвижения муравьев. Я пытался  расшифровать законы
их передвижений.
     Но душа и  мозг неожиданно  развернулись к исследованию нового чувства,
возникшего как  удар  грома  среди безоблачного неба. Ирочка - юная балерина
терзала  меня   необходимостью  лицезрения  ее  регулярных  тренировок.   Та
гимнастика тела, наверное, была обычной для  людей, посвятивших  себя  этому
серьезному и трудному виду искусств. Мой  выбор  предмета увлечения - почти,
что любви -  в  основных чертах сближал меня с Всесоюзным Старостой Михаилом
Ивановичем  Калининым.  Он  тоже  имел  обыкновение  скользить  на  подобных
"арбузных корках". Я был пажом  и галантным  кавалером избранницы. Мы  с ней
представляли  собой  занятную пару: она  высокая  и  стройная,  а  мой  рост
достигал отметины -  "от  горшка  два вершка". Но я уже  тогда  был способен
любить  и, что  самое  главное,  демонстрировать это  чувство,  одновременно
исследуя его  резонанс  в моих органах и тканях. Имя  "Ирина"  на  всю жизнь
останется  для меня  тем  локусом минорисом,  на котором я  буду скользить и
спотыкаться с невероятным упорством.
     Вдруг очень болезненная  заноза воткнулась мне  прямо  в  продолговатый
мозг. Но я не мог понять: по какому случаю это несчастье?! Что-то беспокоило
память и сознание: может быть, к плохой погоде?!  Нет, нет, переживание явно
цеплялось за что-то личное.  И  тут я  понял, в чем дело.  Один  мой  давний
приятель - сейчас уже, к сожалению, числящийся  среди тех, кто  пребывает на
том свете, - рассказывал, что с ним происходила примерно такая  же история и
тоже  с девочкой по  имени  Ира,  занимавшейся  балетом. Его  детский  роман
состоялся  в  Переделкине.  Мы  не  успели  с ним  договорить до  конца,  не
удосужились   обсудить   детали.  Так   ведь   всегда   бывает:   вытесняешь
"второстепенное" ответственными делами и важными разговорами. А потом, через
десяток  лет, понимаешь, что  к  тому  разговору вернуться  уже  нет никакой
возможности. Но  сейчас мне казалось, что  я  трансформирую информацию  не о
собственных  переживаниях,   -  пожалуй,  уж  слишком  гладко  все  у   меня
получается.  Скорее всего,  нынешние мысли  прилетели по  трансцендентальной
связи от  того  человека  и  переплелись с обрывками моих  давних  ощущений,
теперь  уже сильно подзабытыми. Но  какое  это имеет  значение, если мне так
хорошо и славно вспоминать былое вновь и вновь!
     Воспоминания  детства  унесли  меня от  Инны  Станиславовны  - вот  она
мужская  верность,  особенно, если ее носитель аутист.  Перевернув книгу,  я
рассматриваю на задней обложке фотографию Павла и читаю  краткое посвящение:
"родился  в  Москве  в  1938  году.  Он  не  остался в тени знаменитых  отца
Валентина  Катаева  и  дяди  Евгения  Петрова  и  обрел  в  литературе  свое
собственное  лицо.  Опубликовал несколько  повестей, получил известность как
автор  детских  книг. Роман "Один в  океане",  сюжет  которого  выстроен  на
ассоциациях рассказчика, представляет творчество Павла Катаева с неожиданной
стороны".
     Теперь внимательно  рассматриваю "собственное лицо". С фотографии, срок
исполнения которой, видимо, более ранний, чем издание книги, на меня смотрит
человек  с  основательно  подкрашенными  волосами  -  о, эта  попытка скрыть
седину,  подретушировать  следы  надвигающейся  старости  может  говорить  о
многом! Он  лысоват больше,  чем  надо  в том возрасте,  с  открытым лбом  и
большими ушами, почти, как у китайца, хорошо знающего, что такая  анатомия -
свидетельство  мудрости и тонкости восприятия. Массивный нос - это уже лесть
"мужскому достоинству",  расположенному значительно ниже. Вялые губы бабника
подтверждают  и, вместе с  тем,  корректируют  собственные  слишком  высокие
представления     о     "мужественности".      Глаза     могут     оказаться
молодецки-бесстыжими,  но  они  предусмотрительно  спрятаны за  максимальный
прищур.  В общей  сложности,  это физиономия, скорее татарина  вперемешку  с
одесским,  но  только  не  московским   евреем.   Мне  он  чем-то  напоминал
Буша-младшего, только генетические корни у  моего  приятеля были  спрятаны в
крымских  степях   и   одесских  катакомбах,  а  у  нынешнего  американского
президента  - в степях  и в  каньонах Техаса. Более  глубокие  биологические
раскопки не имело смысл проводить, потому что они не определяли главный этап
закладки  поведенческой программы у этих двух персонажей. Главное, что тот и
другой не тянули на звание "гениальных личностей", а  были простыми, земными
людьми  -  "Божьими  тварями",   как   говорится.  Причем,   я  был  склонен
воспринимать достоинства обоих в меньшей степени, как "Божьи". Мне казалось,
что  в  большей мере к ним  подходит понятие "твари". Только  в  религиозном
значении, то есть как "тварный", иначе говоря,  сотворенный Богом, видимый и
духовный. Что-то в них было  такое, что предупреждало: за ребятками  тянется
след  специфических  поступков,  которые  не  стоило  идеализировать.  Самое
приятное:  они и  сами не  стремились  идеализировать свои достоинства, хотя
пыжились самоуважением средней степени тяжести, как говорят врачи.
     Я задумался над тем, чем же  Павел напоминает мне Буша-младшего?..  Все
ясно: в том и  другом случае речь  идет  о мужчине, который  желает казаться
"мужчиной-гигантом",   но  на  самом  деле   в  нем  слишком  много  скрытой
женственности, идущей от актерства. Все решительные мужские жесты  - как-то,
похлопывание  по  заднице  супруги  перед  телекамерами  (Буш-младший),  или
стремление  подтвердить  справедливость  ореола  бабника (Катаев-младший)  -
исходят   не  от  "маскулинности".  Упитанная  "фемининность"  от   рождения
поселилась в  сердцах  двух сравниваемых персонажей.  Актерство по  женскому
типу  -  вот  она скрытая  пружина этой парадоксальной "мужественности". Как
заметил  бы психоаналитик,  "истероидный  радикал",  среди "шизотимности"  и
"эпилептоидности", превалирует в психологии таких личностей.
     Память сохранила детские заявки Павлика: "Я обязательно стану  хирургом
-  буду  оперировать  в мирное время, а  для  войны подготовлюсь  на  звание
летчика-истребителя".  Вот они далекие  планы  жизни, а теперь  реальное  их
осуществление  -  "опубликовал несколько повестей,  получил  известность как
автор  детских книг".  Установки Буша-младшего  оставим в  покое:  у  них  в
Америке  не  все  так  просто.  Да   и  вообще  -  стоит  больше  заниматься
"отечественными  проблемами",   чем   лезть  в  таинственные   дебри  других
континентов, иных сообществ. Американцы и "без сопливых обойдутся"!
     С колен я  поднялся самостоятельно и, уже не замечая  никого,  прошел в
свой угол, грохнулся на койку. Мне не терпелось прочесть единственный роман,
рожденный на склоне лет  моим  товарищем  по детским забавам. Через десяток,
другой страниц почувствовал, что писательская техника знакома - конечно, это
метод его отца, использованный в "Святом колодце", "Траве забвенья" и других
поздних  произведениях.  Тогда маститый писатель  стал называть  себя  самым
первым "мовистом"  в  России. Но то был прыжок в  "новое", еще малоизвестное
нашему  "серому  читателю".  А  совершал тот  прыжок с парашютом новой марки
Валентин Катаев  -  один  из творцов соцреализма, в  зубах  навязший  своими
штампами - "Время, вперед!",  "Белеет парус одинокий", да и всей тетралогией
"Волны Черного моря", "Сын полка" и  прочим. То  были идеологические штампы,
умело  вырабатываемые  за письменным столом  талантливым  человеком,  хорошо
понимающим,  что  если не  успеешь ты выполнить  социальный  заказ, то  тебя
обойдут  другие. Но есть-то  было  надо,  необходимо  добиваться  места  под
солнцем! Валентину Катаеву приходилось выполнять и другие социальные заказы:
например уговаривать Ивана  Бунина вернуться на "родину". Но мудрец и знаток
жизни  - Бунин сорвался с крючка, хотя именно он когда-то учил писательскому
мастерству  способного  выпускника  Одесской  гимназии Катаева.  Он  мог бы,
кажется, и больше доверять  своему былому ученику и пойматься на блесну  его
идеологического спиннинга.  Бог хранил великого русского  писателя, лауреата
Нобелевской премии. Но это сберегло и Валентина Катаева от грехопадения: что
бы он делал остаток жизни, усади он своего учителя  в казематы ЧЕКА. Уверен,
что Павел Катаев чем-то отличается от своего знаменитого отца и дяди!
     Я читал недетский роман моего товарища и понимал, что у Павла появилось
что-то в виде  добавки к основному творческому  рецепту отца. И это "что-то"
было   заимствованно,  скорее   у   Владимира   Набокова,   чем  у   близких
родственников. Тот тоже славился склонностью к воровству  ценностей по части
"метода" - уж  находки Ивана Бунина в  области стихосложения молодой шустрец
Набоков обобрал основательно!  Павел добавил  к  тому еще  и  "винегрет"  из
писательской техники истинных "западников". Всему виной,  конечно,  Сартр со
своим  пикантным экзистенциализмом в литературе. А за ним  тянется  и  Генри
Миллер  с излишней  раскованностью  и  длинными разговорами о "суете  вокруг
дивана". Кафка, покашливая туберкулезными бактериями, помогает Павлу  плести
сети мифологизмов.  Да и  другие "революционеры" в искусстве сорить  словами
помогли   "детскому   писателю"   по-современному  преобразить   собственное
творчество.  В  такой  каше видятся  и  следы  особой  жидкости  из-под  Юза
Алешковского. Очень скромные намеки на гениальную алкогольную раскованность,
смешанную со специфической энцефалопатией,  идущую от незабвенного Венедикта
Ерофеева, от его "Москва - Петушки", можно подметить  в  частых разговорах о
"выпивке". Смак  от таких  занятий муссируется  даже тогда, когда выпивается
всего одна  бутылочка пива! Но  у каждого свои аппетиты  - претензий в  этой
части к автору быть не может.
     У меня давно создалось впечатление, что многие современные писатели как
бы  объединились в  страстном  желании  "выпрыгнуть  из собственных порток".
Особенно это заметно по Виктору  Ерофееву. Но  я не  отношу такие  занятия к
преступлениям  и уважаю новых творцов  стихов и прозы. Не надо забывать, что
они  полновластные и  законные  наследники  революционных  преобразований  в
литературе. Приятно, что нынешнее поколение  писателей  является максимально
образованными, хотя бы по российским  меркам, профессионалами - языковедами,
душеведами,  философами,  историками,  публицистами.  Кто  из  них  в  строю
писателей есть первый, а кто - второй? - не имеет большого значения.
     Я  ведь и сам, занявшись художественной литературой,  фиксировал у себя
те  же  особенности.  Но  меня  до  того  муштровала  основная  профессия  -
необходимостью  проведения  тщательных   исследований,  ответственностью  за
точность   их   результатов,   обоснованность  выводов.  Мучила  обязанность
предварительного  написания массы научных  статей,  разбросанных  теперь  по
различным  изданиям. После  цифры "100"  - я  перестал  их  считать. Правда,
теперь я полагаю, что и писать их было не нужно!
     Больше  всего,   наверное,  меня   дисциплинировало,   совершенствовало
"строевой  шаг"  и  "боевую  выправку"  -  это последовательное  выполнением
кандидатской  и  докторской диссертаций  по  проблемам  медицины.  Когда  ты
видишь,  что  за  твои ошибки или  верхоглядство  идет  расплата  жизнями  и
здоровьем  людей,  то  невольно  исправляешься.  В  ту  же  кучу тренирующих
обязательств  можно  свалить  и   чтение  лекций,  да  участие  в  различных
конференциях,  совещаниях,  заседаниях  и  прочее...  От того  мы  с  Павлом
находились в неравных условиях, но читали, видимо,  одни и  те же книги,  да
размышляли над схожими загадками жизни в бытовом ее виде, так сказать. Иначе
говоря, нас  вел  Господь  Бог к выполнению  индивидуальной  миссии  разными
путями, но  окончательная посылка  была схожей.  Мы были обязаны озвучивать,
так  сказать, "глас вопиющего в пустыне".  Вот мы и спотыкаемся с моим былым
товарищем, примерно,  об одни  и те же камни. И  не нам судить,  как удается
выполнять наказ  евангелиста  Марка:  "Глас вопиющего в пустыне: приготовьте
пути Господу, прямыми сделайте стези Ему".
     Читая  дальше роман Павла,  обходя  его повести, выпестованные  в  духе
соцреализма, натыкаюсь на  имя Катя. Тогда вспоминается первый рассказ Павла
Катаева, опубликованный очень давно в журнале "Юность", еще в ту пору, когда
его главным редактором  был знаменитый  Валентин Катаев. Рассказ  назывался,
кажется,  "Жадная Катя". Почему-то  застрял Павлик  на  том  женском  имени.
Хорошо помню, что прочел я его очень давно, сидя в маленьком зале библиотеки
Ленинградского нахимовского  военно-морского училища,  где тогда меня  учили
уму-разуму. Был удивлен: Павел отступил от  "детской программы" - ни стал ни
летчиком, ни хирургом,  а  пошел по  стопам отца.  Те его  первые шаги  были
косолапыми!  Рассказ  был  слабым,  потому  что  писатель  только  рождался,
переживая тяжелый  период новорожденности, грудного вскармливания. Но  я был
рад реальному известию о  том, что "жив еще курилка"! Сильно запеленованный,
стиснутый жгутами политической цензуры и, видимо, мудрыми советами маститого
отца,  да  святой памятью  знаменитого дяди,  молодой  писатель  мучил  свою
"Жадную Катю" немыслимо. Я сопереживал Кате, ее  горькой доле и тому, как ее
унижал молодой писатель.
     Родись Павел Катаев  позже, скажем, во времена Виктора Ерофеева, то он,
скорее  всего,   начал   бы  и   детские   рассказы  и  повести  с  путаного
экзистенциализма.   Полагаю,   что  и  его  "первая   Катя"   выглядела   бы
привлекательнее и наряднее. Он описал бы свою "первую женщину" иначе: любовь
комсомолки, не  побоявшейся взвалить на хрупкие женские  плечи  тяжелый груз
недолговечных отношений с перспективным молодым писателем, была бы выдержана
в пастельных тонах!
     Подозреваю,  что  трудности   идеологических  маневров   при  написании
рассказа, первые  личные впечатления  о  разнополой  любви,  суровая  судьба
простенькой девушки заставили молодого писателя решительно шагнуть в детскую
литературу. Эта  область "вещих  слов",  скорее  всего, -  менее трудоемкая,
неплохо   оплачиваемая,  более  независимая   идеологически.  А  рядом  были
великолепные примеры:  друг  детства  Женька  Чуковский, владевший секретами
наблюдения  за  крепостью  мастерства  своего  великого  деда,  проживал  на
соседней  даче.  Наверняка,  он   из  чувства  молодежной  солидарности  мог
порассказать за бутылочкой  пива Павлику Катаеву массу интересного.  Правда,
сам   Женька  остался   верен  своему  детскому  прагматизму,   всегда  меня
поражавшему: он не стал детским писателем, напрочь забыл о судьбе дедовского
"мойдодыра",  а  занялся  постижением операторского  искусства на Всесоюзном
телевидении, мимоходом выбрав в жены себе дочь великого композитора.
     Детские книг Павла Катаева я не читал - охотно верю, что они достойного
качества - и, как писатель, он выпал из моего поля зрения после знакомства с
первым рассказам на долгие годы. И вот теперь -  надо же  - "возвращение  на
круги своя"! Это  очень приятно!  Любой писатель  - это уникальное явление в
том смысле, что Бог выбрал конкретного человека, чтобы продиктовать ему свои
мысли. Слова могут быть и писательского выбора, но мысли-то только Божьи или
дьявольские.  Иных не  существует! Миссия писателя, оказывается,  сводится к
подпитке информационного поля,  трансформации Божьих мыслей на промежуточный
носитель, а уж  с него пойдет наполнение "голов  трудящихся". Не  делай того
Бог,  то  утратит  человечество  память  о  маршрутах поиска нужного  локуса
информации.   Вот   почему   одному   вменяется   в   обязанность   делиться
представлениями о красоте, тогда такой автор много работает, оттачивая метод
общения со словом, учится плести "ажурное" произведение искусств.  А само-то
слово  при  этом  может  быть обращено,  скажем, к  рассуждению  о  правилах
сервировки обеденного стола.  Но это будет посыл человеку навыка  воспитания
своей души красотой. Это будет разновидностью суфизма  - то есть воспитанием
красотой!
     Другого своего адепта Бог  надоумит  делиться историческим  опытом  или
философскими размышлениями,  тогда рождается  "плотная проза": в  ней мыслям
просторно,  а  словам тесно. Она будет  совершенствовать интеллект человека,
общественное  самосознание. Но для такой прозы Павлу было необходимо  все же
прежде стать  "хирургом"  или "летчиком-истребителем".  Нужно покрутиться  в
своей "основной  профессии" лет так  тридцать, а уж  потом, постигнув святая
святых - тайны профессии,  писать романы.  Но тогда, наверное, будет ущербен
навык общения со  словом, увянет писательская техника.  Она может свернуть с
пути к  красоте,  оставив  мысль  совершенно голой  или в  нелепых словесных
одеждах. Будет  выпущена на  волю птица без перьев,  называемая фактологией,
холодной информацией.  Потеряется качество суфизма, стукнет кулаком по столу
ортодоксия. Нет слов, хорошо,  когда  Бог  дает своему адепту все качества -
писателя и философа - в гармоничном сочетании!
     Павел,  оказывается,  по  заданию Господа  Бога, в основном  формировал
мировоззрение  подрастающего  поколения. Так было  принято говорить  раньше!
Дело   это   не   менее   важное   и   почетное!   Но   где   же   "хирург",
"летчик-истребитель"? Что-то, видимо, не состоялось в жизни "того парня". Но
в том тоже  нет  трагедии.  Главное,  чтобы не  было  так, как предупреждает
Священное Писание: "Ибо  не понимаю, что делаю; потому  что не то делаю, что
хочу,  а что  ненавижу, то делаю". С  такими  словами обращался  к  Римлянам
Апостол Павел,  а  Павел Катаев  к детям,  скорее  всего, обращался  с иными
словами.
     Преимущество    профессионала-лингвиста,    филолога,   взявшегося   за
писательское  ремесло,  заключается  в  том,  что  "краски"  языка  отыщутся
эффектные.  Это и подкупало меня в  последнем романе моего бывшего товарища:
стиль  и  слог были  круто замешаны. Я очень  уважаю  писателей,  освещающих
именно свою эпоху, и не считающих себя способными проникать в тайны, скажем,
жизни  предыдущих поколений.  Не  стоит примитивизировать  чужую,  неведомую
жизнь, не стоит фантазировать по поводу не  очень понятной тебе  психологии.
Историю, по моему  разумению, правильнее постигать,  не втискивая ее в рамки
сегодняшних   представлений,   а    используя    откровения   представителей
соответствующей эпохи. У  работящего писателя и так много забот, возьмись он
серьезно отражать  сегодняшний,  близкий ему  по  духу  мир. Только тогда  и
бывает  меньше фальши  и тупой фантазии. У Павла Катаева  в последнем романе
все так и было, и эта гармония действовала, как бальзам на мое сердце!
     У  моих современников  я  принимал  только тогда исторические экскурсы,
когда в них  исследовались закономерности бытия, голые факты, полезные и для
понимания психологии современного человека. Но насильственное переодевание в
современные   "бытовые  одежды",   скажем,   Екатерину   II,   мне  казалось
некорректным занятием. Я всегда сетовал, читая произведения самоотверженного
писателя  Валентина  Пикуля,  на  некоторую  "натяжку".  У  него  и  Великая
Императрица,  и  маститые  сановники,  и  молодой,  необъезженный  прапорщик
говорят  одними  словами   и,  что   самое  страшное,  думают,  практически,
одинакова.  На их  мыслях,  как не крутись, лежит  тяжелая  печать усердного
писателя  Валентина Пикуля.  Между тем, чтобы писать о Екатерине, необходимо
самому  стать  Императрицей,  -  непростой женщиной,  незаурядной личностью,
сумевшей  впитать в себя  все  лучшее, что  заключалось  в  том историческом
периоде.  Но о давно прошедшем историческом периоде мы никогда уже теперь не
будем знать ничего доподлинно!
     У  Павла  Катаева такого  верхоглядства не  было,  он уважал "тему",  а
потому вынашивал ее как собственную беременность. Пусть и у мужчины-писателя
акция "чадотворения" протекает болезненно. Но  для того,  чтобы описать муки
беременной женщины,  необходимо самому  отдаться кому-нибудь и забеременеть.
Попробуй побродить с огромным животом, который тебя перевешивает.  Но в  нем
сидит  родной плод,  а потому  необходимо приносить жертвы - нужно мучаться!
Павел Катаев  на моих глазах протащил  свою  беременность романом стоически,
предприняв для того даже  морское путешествие - он  нашел  способ  "отдаться
событиям и забеременеть неподдельными переживаниями"!
     Приятно было  в творчестве Павлика обнаружить  близкие для себя темы  -
например, рысканье  по морям и океанам. Подобные  интерпретации, проигранные
где-то на уровне работы органов чувств, то есть с помощью "восприятия", мне,
как старому моряку,  безусловно, нравились и были  близки. Посему я отпустил
Павлику некоторые небольшие грешки  писательского легковерья и человеческого
легкомыслия и, взяв в узду свои собственные ревностные переживания, угомонил
легкую, далеко не белую зависть. Оставались небольшие  трепетания, идущие от
мужской и писательской солидарности. Меня волновало лишь одно: а  устроилась
ли у моего былого  товарища  писательская  жизнь  - доволен  ли он ею? Может
быть, вспоминает о "летчиках" и "хирургах" из далекого детства.
     Да,  сегодня я  получил  послание из прошлого,  а  потому  задумался  о
причинах, если угодно, о задачах такой посылки. И меня грызло изнутри жадное
желание  обязательно  ответить на это послание, но  как  я  мог это  сделать
отсюда -  из психиатрической  лечебницы, не зная к тому  же ни телефонов, ни
адресов своих былых товарищей!
     Но, кого  Бог любит, тем  он посылает помощь неожиданно,  в критический
срок: открылась дверь палаты, и вошли  "двое с лопатами" -  Леонид Соколов и
Олег Верещагин.  Ну, главного-то  врача в  нашей  палате  знали все,  а  вот
Верещагин был  известен  только мне  и немного  Дмитрию Сергееву, да Виктору
Кагану. Пришельцы  отвлекли меня  от  напряженных  размышлений, уже  к этому
времени  сильно  истощивших силы.  Даже  зрительный анализатор  начал давать
"глюки":  при близком рассмотрении оказалось, что  в руках у моих доброхотов
были  не лопаты,  а свертки.  И дальше  началось  светопреставление:  "двое"
поздоровались  со всеми за руку, а меня принялись с  чем-то поздравлять. Они
пели мне какие-то хвалебные речи, а я никак  не мог взять в толк - по поводу
чего  исполняется  такой "Туш"? Но вот, постепенно  и методично,  я принялся
спускаться с мыслительного Олимпа, пока окончательно не шмякнулся в огромную
лужу равнинных забот: мне стало ясно, что сегодня мой день рождения, причем,
по годам весьма ответственный юбилей.
     Я видел, что собратья по палате давно хищно заострили носы. Они, словно
член президентской  администрации  -  Козак,  настойчиво  клюющий  "судебную
реформу",  уловив   запахи   снеди,  выползавшие   из  принесенных  пакетов,
обозначили свое нетерпение громким клекотом. Восторг красных носов дополняли
придушенные   звуки   нечаянных   легких   ударов   бутылочного  стекла,  да
пробулькивание "святой жидкости" в  них. Чувствовалось, что у представителей
нашего  больничного братства вызывала напряжение только забота о целостности
таких сосудов. Они наперегонки стали предлагать хозяевам пакетов расположить
их именно  на своих кроватях - под  охраной и обороной. Я ненароком вспомнил
годы учебы  в нахимовском  училище  -  многократное стояние с  автоматом  по
стойке смирно на посту номер один - у Знамени Училища. При  смене караула мы
твердили  с придыханием, шалея от восторга,  -  видимо, так  порядочные люди
должны  твердить  молитву,  -  бестолковые слова:  "Под охраной  и  обороной
состоит Знамя Училища в стеклянном шкафу, опечатанное гербовой печатью, бюст
и барельеф адмирала Нахимова"! Мы тогда действительно считали, что это самый
ценный капитал у нас на текущий период жизни.
     Один  пакет  -  компактный,  элегантный по  форме и по виду  тяжелый  -
привлек мое  особое внимание.  Я  быстро  сообразил, что в нем-то  как раз и
заключен  подарок для  меня.  А  кто не любит получать подарки?  Даже  идиот
мечтает о них! Речи я не  слушал,  считая  их откровенной фальшью  и поводом
смутить и говорящего, и слушающего. А, самое главное, затягивалась процедура
формальных отношений,  она  мешала поскорее войти в райские  кущи приятного,
легкого или солидного опьянения. Но  Олег  в реальной  жизни был,  если уж и
меценатом,  то  деспотического  толка. Ему,  по-моему, сильно кружила голову
слава великого тамады  - он просто балдел, отдаваясь этой роли на всех наших
торжественных  посиделках.  Он не  только требовал подробных  высказываний в
адрес  виновника  торжества,  желательно,  в  максимально  хвалебной  форме.
Критические замечания  тогда были  просто неуместны - за такие  "штуки" Олег
мог  двинуть  любому  кулаком  в  "смертельную  точку".  Но длинные  речи он
перемежал  собственными  рассказами  скабрезных   анекдотов,   которые,  как
правило,  были "ни к селу, ни к городу"! Но такой у него был "стиль  жизни":
он делал  это только ради того, чтобы проследить реакцию присутствующих дам.
Надо помнить, что при первых же намеках на выпивку, Клара оказалась  у наших
ног. Подтянулась и Нина Викторовна, и Инна  Станиславовна.  У  Олежека глаза
разбежались.  Я наблюдал исподтишка  терзания взрослого мужчины, пытающегося
"объять необъятное"! О, это, надо сказать, забавная картина! У Олега, кстати
сказать,  было  свое  слабое  место:  он любил женский зад  той  вибрирующей
конструкции, от которой расходились волны  особого покачивания при ходьбе  -
как бы из стороны в сторону. Видимо,  первый его сексуальный раунд состоялся
на море, озере или реке, но ни при килевой, а бортовой качке! Отсюда и такая
забавная  фантазия. Но все женщины пришли и сразу же расселись по отведенным
местам: Инна Станиславовна, например, присела на мою койку. А ко мне уж  что
попало, то хер  вырвешь, когда  я  сам  на  грани возбуждения!  Так что  все
сложилась  так,  что  под  ноги  Олежеку  подкатилась  только  Клара, ищущая
близости не с "загребающим", а с "разливающим"!
     Олежек  был большим  артистом  по  части разрушения  стойкости хваленой
"женской   чести",   противопоставляя   ей   стойкость  тоже   половую,   но
противоположного  знака.  Такие  эксперименты, в  силу исключительно мужской
добропорядочности и сердечной отзывчивости, уводили его  уже многократно под
сень законного брака. Брак  - на то он  и брак! У Олежека он через некоторое
время  благополучно распадался, нанося ему заметные материальные издержки, а
виновницам  -  как бы, "сильнейшие  душевные потрясения".  В таких поступках
что-то роднило моего друга с Дон Жуаном. Но гений Шекспира берег того героя,
уводя  его в  ответственный  момент из-под  венца. Злые  языки связываю  это
качество  с наличием  у "гиганта-соблазнения",  как  ни  странно, выраженной
импотенции. Но у Олега все было как раз наоборот  - соблазнял он даму сердца
так,  что страсть, гормоны и похоть основательно душили его самого, создавая
столь выраженный эффект "пружины", что избранница останавливалась на мысли о
вечности чувств. Им, наивным, казалось, что плюсовой эффект  будет длиться у
Олежека всю оставшуюся жизнь. Они недоумевали: почему же ему  иногда хочется
поесть, отдохнуть, насладиться одиночеством или мимолетным смещением  влево,
когда они, раздетые и подмытые, готовы день и ночь валяться с ним в постели?
Ответ на такой вопрос обычно находился в суде при разводе.
     Такой недостаток  надо  было исправлять решительно  и  только с помощью
одного метода - кастрацией. И я было уже  решился в очередном кумите нанести
ему весомый  удар в  пах,  для  чего  собирался  предварительно  отвлечь его
внимание рассказом  старого, но поучительного анекдота о тайнах человеческой
души.  Но  все  же,  во-первых,  угроза  ответного  удара  меня  беспокоила,
во-вторых, мышцы сковывала профессиональная тяга к милосердию,  в-третьих, я
заболел и сам себя уложил  в психиатрическую больницу. Потом у меня в голове
при проработке "лобковой атаки" все время вертелся старый анекдот о том, как
в  Университете  Патриса  Лумумбы пропал  русский  студент, живший  в  одной
комнате   общежития  с   представителем   неизвестного  племени  из  Африки.
Оказалось,  что  племя  то  сплошь  состояло   из  людоедов,   и  когда  его
представитель  в  огромной,  шумной  Москве  сильно  затосковал  по  чему-то
нежному,  близкому, "домашненькому",  он естественно  съел того, кого  очень
полюбил за годы совместной учебы.
     Я  тоже очень  любил Олежека,  он являлся  моим  самым  близким другом,
абсолютно доверенным лицом, даже в большей степени, чем  я сам для себя!  Он
был надежным и верным  другом. Следование  этому качеству доходило в нем  до
парадоксов,  в  отдельных  случаях  до  высокого  звания  "бескомпромиссного
палача": например, если  будешь  договариваться  с  ним,  скажем,  укокошить
кого-нибудь, а потом  передумаешь, то  Олег  может "пришить"  и того законно
приговоренного  и  тебя  заодно -  за  вероотступничество! В  отвлеченной от
собственного горла форме мне нравилась решительность  такого подхода,  но  в
практическом  претворении в жизнь,  естественно, мне это  свойство характера
друга казалось  явным перебором.  Я соглашался пока только  на теоретическое
осмысление подобных его дружеских действий.
     Тем  не  менее,  пожалуй, Олег был единственным человеком, с  кем я, не
раздумывая,  пошел бы в разведку.  Была  уверенность,  что  в  случае  моего
смертельного ранения  Олежек не оставит меня подыхающего в стане врага, а по
моей  личной  просьбе пристрелит незаметно и без мучений.  И я очень ценил в
нем это качество. Олег был большим специалистом в  восточных единоборствах и
воспитал  многие  спортивные качества во мне. С ним я был,  как  за каменной
стеной -  более прочной,  чем  даже стена Шаолиньского монастыря. Правда, по
некоторым данным, стены его уже давно  были  разрушены. А что удалось спасти
от мести  разгневанного  китайского властелина,  то  развалилось  под гнетом
дождя, снега, ветра и старости. К тому же кое-что было растащено на сувениры
уже нашими современниками.  Современные монахи ютятся в лачугах, да пещерах,
но  продолжают   заниматься  боевыми  искусствами,  правда,   не  с  прежней
настойчивостью.  Понятно,  что раньше  к  тому  их обязывали  условия  -  им
требовалось защищать свое обиталище от монархов и лихих завоевателей.
     Наконец, Олег  покончил  с  речами,  анекдотами, да и  Клара уже хорошо
присосалась! Олег, корчась от неожиданностей, всегда возникающих при общении
с психически  больными, взял заключительное  слово. У всех  уже давно лились
слезы умиления по немытым щекам, руки тряслись, тело алкало напитка,  а глаз
косили на яства.  Я помнил  ритуал: Олег произносил финишный тост, мы дружно
выпивали,   и   подарок  вручался   виновнику  торжества.  Затем  начиналась
безудержная пьянка! Все именно так и произошло.
     На  стол,  перед  моим  носом,  выпутавшись  из  добротной  заграничной
упаковки,  улегся  новенький  "Notebook",  то  есть  портативный  компьютер.
Новизна  прибора,  его  изящество  и осознание возможных  функций - это  все
гипнотизировало,  удерживало от пошлого пьянства. Компания  некоторое  время
сидела молча, взирая на компьютер глазами удава, загнавшего  испуганную мышь
в угол.
     Я  включил  компьютер,  он  мягко  что-то  пробурчал,  настраивая  свои
внутренние агрегаты, разкочегаривая маленький вентилятор,  прогревая и снова
остужая  винчестер  и  прочую  электронную  трихомудь.  На жидком  кристалле
монитора  высветилось совершенное  тело загадочного стиха, сплошь состоящего
из намеков.

     Конечно, случай - господин,
     спаситель. Добрый Алладин,
     пожалуй, с лампой - не один,
     вселяет в жизнь мою друзей.
     Но друг ведет толпу в музей,
     где дрыхнет скопище вождей.
     Изъяв законно лед и пламень
     и грохнув глупости о камень,
     на пьедестал мечту поставим!
     Простые мужики - пьянчуги,
     бездельники и тайные хапуги -
     душой к Святыням припадут,
     молитву Богу воздадут:
Блажен, кто возьмет
и
разобьет младенцев
твоих о камень!

     Тишина неподдельного любопытства  повисла в воздухе, такая "невесомая",
что очарованные больные  из соседних  палат  принялись скрестись  в стены со
стороны коридора и примыкающих  помещений.  А  медицинский  персонал  -  все
скопом, отомкнув  специальным ключом нашу дверь, сунули свои похабные хари в
маленький  красивый мирок. Но  с нами  был  главный  врач учреждения:  он не
только шикнул, но и топнул ножкой на любопытных!
     Олежек  наслаждался торжеством  момента:  он  только  что  прилетел  из
Арабских Эмиратов, прикупив там для меня этот дорогой подарок. "Как великому
писателю!"  -  именно  так он  выразился,  гордо запрокинув  голову, словно,
Патриарх,  оглашающий  на  всю  Вселенную  решение  Православного  Синода  о
причислении меня к лику Святых! Олежек  любил делать подарки своим близким и
некоторым закадычным  друзьям. В таких  случаях он был  "широк",  как ворота
Ада! Известно, что только в Рай ведет узенькая тропинка и маленькая  калитка
в  заборе. Туда ведь попадают  единицы.  Нам-то  с Олегом точно  в  Рай путь
заказан.  А вот в Ад валят толпы грешников, подгоняемые злыми бичами Дьявола
и его помощников.
     Один   из  "близких  друзей"  недавно  нагрел  Олежека  на  полмиллиона
долларов, и глазом  при  этом, сука косолапая  в длинном черном  пальто,  не
моргнул.  Этот  "друг"  пойдет  в Ад, а Олежек за  ним - поделом: не доверяй
подлецам,  умей  их расшифровывать за  километр! Этому другу надо было кишки
выпустить за такие  штучки, а Олежек только поморщился. Полагаю, что теперь,
прочно  закрепив в медицинских  документах  звание "психа", я вместо Олежека
посчитаюсь с казнокрадами. Порочных "младенцев" от коммерции, надо разбивать
о  камень  -  так  советует  Евангелие.  Может  быть,  то  будет  называться
"вождизмом", "перегибами  на  местах,  но  нельзя  же поганить  мир  светлых
рыночных отношений, заселяя его недоносками.
     Естественно, появился повод для недоумения, ибо возникал ряд  вопросов:
"Кто автор  стиха?", "Кто ввел  его в компьютер?", "Почему Олежек не заметил
его  раньше?" Предположение о  том, что жирные,  ленивые  арабы  из Эмиратов
станут  на всякий случай изучать русский язык - один из труднейших язык мира
- а затем заниматься  стихосложением в угоду богатому покупателю из России -
было абсурдом. Олежек напрочь отрицал  свое авторство,  и по глазам его было
видно, что сегодня  он не врет. Олег вообще врал редко: ну, врать откровенно
врущей  тебе  женщине  -  это  святое,  иначе как же  еще  развлекаться.  Но
обманывать друзей, которые платят тебе искренним доверием и ответной мужской
солидарностью,  для  Олега  было  делом невозможным.  Он,  скорее,  съел  бы
собственную   шляпу,  как  советовал   Марк  Твен,  прятавший  за  роскошным
псевдонимом от восторженных женщин и  дотошной цензуры свое  истинное  имя -
Сэмюэл Клеменс. Значит, тоже  врал! Оставалось согласиться с маловероятным -
с тем, что  это стихотворение  было еще одним посланием от профессионального
поэта, и таким поэтом, скорее всего, мог быть именно Павел Катаев.
     Все   присутствующие  из   числа  членов  нашей   компании   обменялись
внимательными взглядами: надвигалось облако трансцендентальных явлений - это
уже было похлеще летающих  тарелок - неопознанных объектов, так сказать!  Но
если депеша пришла, то значит, на нее можно и ответить.  Олег часто доставал
меня  своими техническими  "революциями". То он  притащит  ко  мне, ленивому
дураку,  АОН  и  требует,  чтобы  я  общался  с  Миром   только  с   помощью
"электронного   секретаря".  А   я-то   и  не  знаю  толком,   как  прибором
пользоваться.  Да  и   не  желаю  я  постигать  технологию  ввода  различных
дополнительных  программ в  свою  жизнь. То  ему  втемяшится озадачить  меня
работой на  сканере, открывающем якобы большие  возможности для запечатления
событий с помощью  цветной фотографии. А я  от рождения дальтоник  и все мои
дети,  внуки и  правнуки  мужского пола  теперь будут  такими  же  уродами -
цветоаномалами. Так  зачем  же мне  цветные  фотографии?!  А  самое  главное
заключалось  в  моем  аутизме  -  мне  приятно  было  осознавать, что  я уже
отделился  от  внешнего  мира  высокой  бетонной стеной,  а Олег  настойчиво
предлагал  мне, например,  с  помощью  АОНа, подглядывать  за  жизнью  из-за
непрочного штакетника. Олега волновали технические затеи, а меня озадачивали
только  психологические   интересы.  Он   предпочитал  стрелять   из   самой
совершенной  винтовки с  оптическим  прицелом, а  я был склонен  охотиться с
луком и стрелами, а еще лучше с бумерангом. Правда,  если говорить на полную
чистоту, то по лености своей, я предпочитал вообще не охотиться и никогда не
выходить на "тропу войны".
     Каждый раз я чертыхался и призывал моего друга умерить свою техническую
прыть,  представляя, что за его нововведениями в  моей жизни последуют новые
нагрузки на интеллект. Я сердился и клокотал в душе  стойким невежеством, но
через некоторое время начинал понимать, что предложенное Олегом нововведение
себя оправдывает и даже значительно  облегчает мою жизнь.  Оно позволяет мне
не  искоренять, а  лелеять аутизм и  природную  леность, и я был  благодарен
другу за подарок.
     Иногда  я  ловил  себя на подлой мысли, что подарки мне нравятся  еще и
потому, что мы с Олегом традиционно их "обмывали". У нас был обоюдно любимый
напиток - "Кагор". Особая лафа выпадала на мою долю, когда мой друг приезжал
на собственной машине. Коварным своим умом я понимал, что человек "за рулем"
обязан  ограничивать  себя в выпивке. Из этого следовало, что  большая часть
кагора  доставалась мне, а не Олегу. Он, конечно, сетовал на то, что  опять,
связавшись  с  автомобилем,   "терял   квалификацию".  А  мне,  естественно,
оставалось  выполнение  легкой задачи:  я сострадательно  ему  поддакивал  и
инстинктивно спешил выпивать, дабы спасти ситуацию.
     Иногда мы  договаривались отложить  возлияния  -  прятали бутылки в мой
холодильник, и отправлялись отгонять машину  на стоянку, чтобы, естественно,
через час  "вернуться к  вопросу". Но бывали  и  особо  светлые промежутки в
жизни: вдруг звонила трубка и Олега срочно "вызывал Таймыр". Он уезжал, а  я
оставался единственным  хранителем напиток.  Так, слегка  дегустируя его,  я
незаметно попадал в Рай. В такие  минуты мой аутизм расцветал настолько, что
к  возвращению  закадычного друга  запасы  "Кагора" заметно  иссякали.  Олег
мрачнел,  но  мне,  как правило, удавалось переключить  разговор на  мягкие,
скажем  филологические  или семейные темы. Я подробно разбирал с его помощью
грамматический строй  таких, например, слов: "Один  в поле -  не воин!"  или
"Мал золотник, да дорог". Олег мне вторил, но  наконец его терпенье лопало и
мы  шли пополнять запасы напитка. В таких  случаях - по  дороге  в магазин -
Олег пытался достучаться  до моей "совести" и затевал соревнование со мной в
понимании  народной  мудрости  или чего-нибудь  из  классики: "Не  вся  коту
масленица",  "И  ты, Брут?",  "И  делал я благое дело среди царюющего  зла".
Подколы и  намеки меня  не  трогали, ибо  я всегда имел возможность ответить
достойно: "История мидян  темна  и не понятна", "Как хороши, как свежи  были
розы", "Критика легка, искусство трудно" и так далее - пока напиток бурлил в
кровеносных сосудах.
     Но сейчас в больнице я все еще был трезв, и это обстоятельство повышало
мое любопытство. Олег подключил внешний факс-модем и  проник  в Интернет: мы
принялись искать страничку писателей. Вначале действовали через редакционные
серверы, начали с  издательства "Текст", выпустившего последнюю книжку Павла
Катаева,  затем принялись  шарить  по персональным  файлам.  С  первого раза
ничего не  получилось  - пришлось  прервать поиски и выпить. Выпили не очень
крепко, но  убедились, что выражение "без  полбанки не разберешься" - верное
слово!  Со  второй  попытки  удалось  влезть  к Павлу в  компьютерную  душу,
размещенную, кажется, на  даче  в Переделкино,  но  его там в  это время  не
оказалось. Мы  оставили  ему  маленькое послание  для затравки: "Поздравляем
великого писателя современности с выходом в свет  нового романы - очарованы,
спешим сообщить свои координаты". И далее шел наш электронный адрес.
     Ясно, что телепатия действует не всегда  безотказно. Да это и  понятно:
кто же  будет  тратить  возможности такой специальной связи без  достаточных
оснований.  Наша компания состояла из единомышленников, и сомнений в  Божьей
воле  никто из нас не держал, словно камень за пазухой.  Однако я лишний раз
задумался  над тем, что мнения, например, классической науки  и  знахарства,
как области общения с "материей" более высокого ранга, весьма различны. Вот,
например,  простое астрономическое явление - вращение  спутника Земли Марса.
Сколько кривотолков по этому поводу имелось. Высказывали различные версии  и
члены  нашего  больничного братства. Особая буря разразилась тогда, когда мы
организовали  совместный диспут больных шизофренией, эпилептиков, владельцев
разномастными хроническими психозами и  особой группы  эстетов - пациентов с
глубокими  неврозами. Что  тут  было!..  Если  бы  нашим  ребятишкам раздали
оружия, но пошла бы невообразимая  стрельба.  Видит Бог, досталось свинца не
только Небу - загадочному спутнику  Земли и самому Солнцу - уверен, стреляли
бы  даже  друг  в  друга и в  персонал. Вся  та катавасия возникла,  к слову
сказать, только из-за того, что Марс больше похож на Землю, чем любая другая
планета.  Психи  вообще  очень  любят  смотреть  в  небо,   на  звезды,  они
прирожденные  астрономы.  Мигание   звезд   их  притягивает  и   озадачивает
одновременно.  Многие из  больных  норовят выйти, особенно в полнолуние,  на
крышу,  пройтись по  натянутым  проводам.  Избранные -  усердствуют по части
левитации,  то есть увлекаются полетами во  сне и наяву. По  моему мнению, в
психиатрических  лечебницах, даже самых маленьких, - а в нашей  стране такие
учреждения,  как  правило, крупные  -  создаются образы  поведения  социума.
Обкатав   на   психах  "варианты",   эталоны  поведения  затем  клишируются,
применительно ко всему остальному  народонаселению. Надо помнить, что Россия
- это родина "тотального неблагополучия", потому психи - или близкие к ним -
здесь разгуливают  по  улицам в  большом  количестве: судя по  телевизионным
передачам,  они  на равных с остальным  населением заседают в присутственных
местах.
     Все же "перегрев"  моей головушки  от впечатлений сегодняшнего  вечера,
видимо,  был основательный - встреча с другом, потерянным  из виду в течение
уже более  полугода, да общение с новой техникой меня взбудоражили. Организм
в поисках самозащиты включил режимы работы мозга, по  крупному счету, никого
и ни  к чему не обязывавшие. Я обратился  к ласковому прошлому, а  в нем  на
большом отрезке бытия было легче нащупать счастливые моменты. Но  вновь меня
что-то спугнуло  и  выгнало из "грез": опять  сознание  вернулось  к  нашему
больничному диспуту.
     Компьютер, скорее всего,  "завис" на  критическом моменте.  Им  явилось
заявление  одного из глубоких инвалидов  ума о  том,  что  Марсу свойственна
относительно низкая скорость  "убегания" - чуть больше  трех миль в секунду.
Должен  напомнить,  что  в  психушке среди больных  все  измерения  идут  по
зарубежным  стандартам,  чтобы  медицинский  персонал меньше  "усекал"  нашу
тайную жизнь и не вел подрывную деятельность в рядах интеллектуалов.
     С фактом низкой скорости "убегания" все из присутствующих, естественно,
согласились. Мыслители уже было потянулись гуськом к реальному эксперименту:
кто-то  достал  из  тайника  копию  универсального  ключа-вертушки,  который
традиционно передавался больными от "смены" к  "смене", и все нацелились  на
"убегание". Но взорвал ситуацию снова все тот же инвалид ума: он заявил, что
такое  явление означает  только одно -  малышка Марс утратил  большую  часть
прежней  атмосферы. Поскольку  ее остатки состоят в основном из  углекислого
газа, то  исследователи ждут "парникового эффекта" на Марсе. Коллектив издал
страшное  по силе трагизма, хриплое "Ох!" В горло "революционеру", желавшему
мыслить нестандартно, вцепились  другие авторитетные специалисты, считавшие,
что количество  углекислого газа на Марсе все  же недостаточное для создания
такого  эффекта.  "Это вам  не  Венера!"  - заявили  наши  ребята  с  ученым
апломбом.  - "Марс в таком случае страдает только от холода". И это понятно:
давление  на поверхности  планеты  нигде не превышает  десяти  миллибар, что
соответствует  отменному   лабораторному   вакууму,  для   создания  его   в
искусственных условиях необходимо основательно  потрудиться! "Там  вообще не
может быть воды в  жидком состоянии"  - заявили все те же авторитетные люди.
Правда,  кто-то  тут  же  поправился:  "Теоретически,  она может сохраняться
только в глубочайших впадинах".
     Дальше среди  спорящих специалистов широкого профиля  началась отменная
катавасия: к  ней  в  скором времени  присоединилась  и  часть  медицинского
персонала, не желавшая стоять  в  стороне. Понятно, что тема-то  обсуждалась
животрепещущая! Кто знает, что будет с нашей  планетой Землей завтра - после
обеда или  к ужину?  А  тут  Марс -  внебрачный  сын Земли,  отменный пример
возможных  последствий  космических  трагедий. Ведь  если  в  его  атмосфере
имеется  азот,  то и существование  живых организмов  возможно?! Но  сволочи
американцы, в  1965 году запустившие  своего "Маринера-4" все  переставили с
головы на ноги, а кому из психов приятно стандартное положение. Понятно, что
умалишенный  чувствует  себя  комфортнее,  когда  жизнь перевернута с ног на
голову. Вот  тогда,  кой кому и показалось, что  темные облака  - не плотная
азотная атмосфера, а наивное альбедо, то есть явление, возникающее благодаря
способности  поверхности  к   отражению.  Мысленно   нам  открылись  картины
поверхности  с множественными кратерами,  хребтами гор, каньонами, долинами,
массивными  вулканами, больше напоминающие рельеф Луны,  а не Земли. Все это
было как бы прикрыто красноватым материалом, колеблемым действием ветров.
     Математик  оживился  неожиданно: он  предложил  нам иначе взглянуть  на
обсуждаемую тему. Брат Владимир выволок на свет Божий заявку на гениальность
Г.В.Скиапарелли, составившего еще в 1877 году новый атлас поверхности Марса.
Это  с  его легкой  руки  в  научный  обиход вползла  неправильная трактовка
некоторых природных  явлений.  Составив  подробные рисунки линейных структур
картинок  Марса, он  назвал их  canali - "русла", "протоки". Однако перевели
термины   как  "каналы",  придав  им  значение  искусственных  ирригационных
сооружений. Отсюда и потянулась красивая  версия о жизни разумных существ на
Марсе. Но это была  только  мечта, притянутая  за уши в реальность!  Строгая
наука в  прах  разбила  и сладкую идею о  существовании на  Марсе  огромного
изваяния в виде человеческого лица - все это оказалось обманом зрения, игрой
физических явлений!
     Но  люди  плохо расстаются со своими  ошибками,  особенно,  когда очень
хотят в них верить. Марс имеет  два  спутника,  открытые в 1877  году Асафом
Холлом, - "Фобос" и "Деймос". Марсу - богу войны в придачу ученые подпихнули
теперь  еще  "Страх"  и  "Ужас".  Но самое печальное для  восторженного  ума
фантастов, что оба спутника оказались большими астероидами и ничего общего с
искусственными летательными аппаратами не имеют.
     Наши  больничные  ученые  буянили  по поводу того,  что холодная  наука
задвинула  фантазиям  жесткий нокаут.  Они было, совсем уж  собрались сообща
направить этот  смертельный удар медицинскому персоналу,  но тут заявил свои
права главный врач  - его-то, что  ни говори, сильно уважали больные. Леонид
Григорьевич хорошо понимал, что шизофреники - это борцы с несправедливостью,
к  которой   имеют  особую  чувствительность.  Ясно,  накопившуюся  агрессию
необходимо  срочно  канализовать, иначе  она  сама  выберет  мишень.  "Зевс"
применил главное оружие, но не  известный  "пролетарский булыжник", а угрозу
выписки за нарушение режима. Кто же из психов согласится  на выписку из стен
своего  "родного пристанища" в период столь  бурных научных баталий. Это все
равно,  что предложить  депутатам Государственной  думы покинуть помещение в
момент наиболее  жарких политических  споров.  Невозможно "самоубийство"  на
фоне  позитивного  "творческого  накала"  -  ни  при  каких обстоятельствах,
никогда"!.. Только большевики знали и применили в семнадцатом году  наиболее
действенное средство  прекращения политических споров  - они вызвали  караул
матросов, вооруженных внушительными трехлинейками и гранатами!  Примерно так
сейчас поступил и главный врач.
     В  мир  реальностей из  воспоминаний  меня вытащил Олег:  он  предложил
выпить  за  благополучное  подключение  к  больничной  компьютерной  сети  и
возможность теперь на халяву общаться с  Интернет,  перенося все  расходы на
плечи администрации  Дома скорби.  Кивком головы присутствующий здесь Леонид
Григорьевич подтвердил утверждение вердикта. По этому поводу мы все - жильцы
палаты  - обнялись  с ним и троекратно облобызались. Я заметил хитрый, почти
ленинский,  прищур  глаз  Леонида.  Постепенно  стала  выявляться  у  нового
главного врача одна многообещающая особенность: он не спорил с больными и на
все их просьбы откликался положительными  решениями, а потом как бы  нехотя,
случайно,  постепенно возвращал на место  статус-кво! О, это была дипломатия
высокого Византийского ранга, и я мысленно  Леониду аплодировал. Но в данном
случае речь шла о компьютере, которому цены не было. Это же был подарок мне,
а не кладовым  Психиатрической больницы. Я потребовал более веских заверений
- требовался  нотариус, договор,  печати, свидетели!  "Нотариус"  проживал в
палате No 4, и мы тут  же его  вызвали к себе, двух свидетелей прихватили по
ходу - сняли с горшков замешкавшихся эпилептиков. Они даже не успели  хорошо
подтереться и потому  притащили за собой  в нашу  палату специфически нежный
аромат. Но время не ждало! И все смирились с новизной ощущений.
     "Нотариус"  никогда  с печатями  не расставался  -  были  они,  видимо,
поддельные,  а  потому он лепил их с  большим удовольствием и на чем угодно.
Особый  восторг  вызывала  у  него  ситуация, когда  ему удавалось,  залетев
молнией в  общий женский туалет на нижнем этаже,  раздарить  отпечатки своих
штампов  тем,  кто  там со  спущенными трусами и задранными юбками  восседал
воронами на унитазах. Он  шлепал на  голые ягодицы по одной  - двум печатям,
оживляя при  этом  чернила  собственным дыханием. Порой он путался  и тогда,
низко  нагнувшись  к  ягодицам,  дышал  на  женские   округлости,  плотоядно
похрюкивая. Больным женщинам очень  нравились  знаки  неподдельного внимания
государственного служащего  -  опытного  профессионала, загадочного, резвого
Нотариуса. Сам же Нотариус просто визжал от восторга и строил своим клиентам
"козу",  конструируя   ее  не  из  трех  пальцев,  а  с  помощью  увесистого
биологического  "теодолита". Он сам  придумал этот  шифр,  предполагая,  что
известный перевод с греческого (theaomai - рассматриваю, dolichos - длинный)
есть наилучшая характеристика его пениса. Особо гордился он своей "алидадой"
и "лимбом" - главными измерительными частями того инструмента. По агентурным
данным,  в юности "Нотариус"  работал  геодезистом  на строительстве дорог в
тайге: там он  был  сильно  напуган медведицей,  которую  вначале  почему-то
принял за спящую Венеру. После испуга ему и пришлось переквалифицироваться в
нотариуса, но то были дела, как говорится, "давно минувших  дней". Теперь же
шли иные  забавы и развлечения. Эксбиционизм - стал его основной, подпольной
профессией.  Как  правило,  он   демонстрировал  "свою  гордыню"  в  вагонах
электричек:  там  настигал он одиноких  пассажирок,  подсаживался поближе  и
обнажал  орган. Иногда по этому органу со всего размаха лупили ногой, обутой
в зимнюю обувь,  иногда  выражали крайнее удивление громкими вскриками, чаще
быстро  убегали.  Но любые реакции нравились  "Нотариусу", его угнетало лишь
отсутствие  реакции, тогда  он приходил  в  ярость и,  презрительно фыркнув,
уходил!
     В  нашей  больнице  для  него  находилась  самая   отзывчивая  публика.
Застигнутые в туалете  женщины  делали вид,  что пришли  в ужас  от размеров
органа, но были бы не прочь измерить его своим внутренним теодолитом. Однако
половая жизнь в  психиатрических больницах  - тем более,  вблизи  унитазов -
запрещалась из-за  опасения  инфицированной  беременности и продления, таким
образом, рода особо изощренных шизофреников. Возможен был только "безопасный
секс",  да и то, как правило, после выписки.  Наши же "игрища"  были особыми
случаями,  исключениями  из общего  правила.  Их не  стоит переносить на всю
больничную систему!  Однако, какое  это имеет  значение для интеллигентных и
законопослушных людей. Но вернемся к "нашим баранам"! Нотариус был вызван  к
нам   в   палату   и  действовал  сейчас,   как  говорится,  по  официальной
специальности. Качество печатей тут не  причем, к тому же Леонид Григорьевич
обязался заверить документ  в канцелярии больницы.  Но коллектив, разогретый
отличной   водкой,  обнаглел  и   потребовал   от   главного   врача,  чтобы
канцеляристка  с печатью  была  вызвана  по  телефону прямо  сейчас к  нам в
палату. Витя Каган дополнил:
     - Пусть эта сучка  прихватит с  собой парочку подружек для развода, для
племени! Гулять, так гулять на всю катушку!..
     Ему напомнили:
     - Витя, кобель ты неугомонный, учти, что здесь больница, а не бардель!
     Мы все косили на главного врача,  ожидая от  него  ответной благодарной
реакции за  наш строгий  нрав.  Но,  как ни странно,  Леня,  даже  глазом не
моргнув, заметил:
     - А почему бы и нет? "Нам мамы всякие нужны!" - вспомнил он вещие слова
из старинного анекдота про  школьника Вовку, который написал в своем кратком
сочинении: "Моя мама - проститутка". Училка  отослала его к директору школы,
а тот быстро  записал  телефончик  мамы, а  на прощание, пожав  Вовке  руку,
успокоив его именно той сакраментальной фразой.
     Восторг  заиграл   уже  и  в   глазах  почему-то   быстро  захмелевшего
"Нотариуса",  а  два свидетеля от  воодушевления было  принялись  ходить  по
большому, да еще по второму  разу, прямо здесь -  в углу нашей  палаты. Надо
сказать, что  эти  два  чудака  тоже  имели  исключительную  биографию:  они
получили прозвище  "Наутилус  -1 и 2". Напомню, что в переводе  с греческого
"nautilus" означает "кораблик". В биологическом плане они представляют собой
головоногих  молюсков с раковиной диаметром не более  15-23 сантиметров. Они
являются    единственными     современными     представителями     подкласса
четырехжаберных.  Как  ни  странно, эти  два типа, при  столь мерзопакостных
биологических аналогиях, мнили себя существом иного ранга  - они зациклились
на произведениях великого писателя-фантаста Жюль Верна. Санитары мучились  с
ними каждую ночь: не успеешь оглянуться, как "Наутилусы" уже набирают воду в
ванны,  чтобы совершить  погружение на  дно  Индийского или  Тихого  океана.
Каждый  из них  считал себя  подводной лодкой  -  "Наутилус". Мы  решительно
вышибли  "чужаков" из палаты  наружу,  крикнув вдогонку, чтобы шли  набирать
воду  в  ванны.  Наша  компания  помогла им  открыть  краны  фантазии,  дело
оставалось за их собственным выбором. Они имели возможность либо отправиться
спать  и  в сладком  забытьи  общаться с  капитаном  Немо,  либо  попытаться
повторить  плановый  эксперимент  с погружением на  дно  ванны,  либо раз  и
навсегда покончить с идеей-фикс, но тогда бы их выписали на волю.
     - На всех все равно водки не хватит! "Наутилусы" пусть пьют "океанскую"
воду! - категорично заявил брат Василий, и все  дружно подхватили его верное
замечание, злорадно потирая руки.
     Скоро появилась и канцеляристка с "печатями" и две ее "подружки", но  в
руках у них были  ни цветы, ни новейшие контрацептивы, а шприцы, заполненные
успокоительным. Коварный все же  человек новый главный врач: каким-то тайным
кодом  он вел  разговор  по телефону  -  мы же слушали  внимательно,  но  не
заметили подвоха. А он, ехидна, видимо, и дозу  назвал и количество шприцов.
Вот  тебе постановка разведки  -  лучше,  чем  у  израильтян!  А  Соколов-то
истинным  русаком прикидывался! Вот  дела, куда не кинь взгляд - везде у них
свои люди расставлены!  Самое смешное, что впопыхах или намеренно, - кто его
разберет теперь! - дозу вкатили внутрижопно и Олежеку.  Странно, но  он даже
не  сопротивлялся.  Может быть,  добрые, нежные  женские руки как обычно его
погубили  - растлили, смягчили,  привычно  скрутили.  Но, скорее  всего,  он
элементарно  ошибся  в мотивах.  Он не так понял момент, когда эти красавицы
стали  расстегивать ширинку  его брюк, - мужчины,  как  ни странно,  до слез
сентиментальны и доверчивы, как  только дело доходит "до  батальных сцен"  у
постели,  - на  этом  его и  "купили"! Это  только на  первый взгляд  мужики
кажутся грозными, но в теплых руках быстро превращаются в мягкий пластилин.
     Короче, проснулись мы поздно - только глубоким вечером следующих суток:
Олежек  спал рядом со мной "валетом".  Только "валет", видимо и спас его,  а
потом  и  мою  невинность!  Голову  не  ломило,  но  и  память  была  словно
прополощена:  ни  черта  никто  из  нас  не  помнил.  Однако  в палате  было
абсолютная чистота. Стояли цветы в вазе, а по какому случаю - никто не знал.
Компьютер,  естественно, отсутствовал,  но  и этого никто  тогда  не  понял.
Только потом,  много позже, при выписке его вернули мне, и память встала  на
место,  оживив события недалекого прошлого. Поэта Витю, по всей вероятности,
успокоительное вогнало в  глубокий сон, но не изменило направление тех снов:
виртуально  он,  скорее  всего,  ориентировался  на  общение с тремя особами
женского пола -  с канцеляристкой  и ее  двумя подружками. В  реальности это
обозначилось огромным количеством спермы, собравшейся в  виде  серых плевков
на полу  рядом  с постелью, кое-что  было и на  стене.  Витя проснулся много
позже, чем все остальные, но вскочил  мгновенно, и сам  же поскользнулся  на
"субстанции любви"., Его подгоняли все  еще не растаявшие иллюзии,  а потому
он стал приставать к нам с вопросами:
     -  Суки  пушистые,  (это была  его любимая присказка) - взвился Витя  в
каламбуре, - куда девок спрятали?
     Мы,  как  могли, успокоили  жуира, стараясь переключить  его неостывший
темперамент на чистку зубов и на остальной утренний туалет. Как-то тихо, сам
собой,  Витя  успокоился   и  просветлел.  Видимо,  Витю  мучили  запоздалые
угрызения совести, и потому  совершенно неожиданно мы от него услышали слова
из сотого Псалма:
     - "Сердце развращенное будет удалено от меня; злого я не буду знать". -
он, осилив эту фразу, развел руками, как  бы приглашая  нас взглянуть на все
то безобразие, которое он натворил за истекшие сутки.
     Слов нет, работа головой и руками, видимо, была предпринята энергичная,
но только человечеству она не принесла ни малейшей пользы - продолжение рода
человеческого  не   зачалось,  не   была   передана  эстафетная  палочка  от
предыдущего поколения  к  последующему. Витя  вполне  натурально кручинился,
нисколечко нас не мистифицируя:
     -  "Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои; да возвратятся
и  постыдятся мгновенно". - хлестанул он словами шестого Псалма свою совесть
и совесть тех  вертихвосток, которые так неожиданно,  в  самый ответственный
момент его покинули.
     Отдохнувшая  во время  продолжительного сна  память профессора, видимо,
собиралась выдавать  серьезные сентенции  и  будоражить  наше сознание тоже.
Надо  было прекращать  это волеизлияние, и брат  Василий решительно поправил
Виктора:
     - Кончай, пиздоболт, ты несчастный, терзать  нам душу! Не  видишь, люди
еще  не  отошли  ото сна!  Если  уж по большому счету  говорить, то  надо бы
вспомнить другое, хотя бы  из Евангелия от Иоанна: "Как вы  можете веровать,
когда друг от друга принимаете  славу, а славы, которая от  единого Бога, не
ищите?"
     Олег наблюдал нашу диковинную  перекличку и никак  не мог взять в толк:
кто здесь собрался -  квалифицированные богословы или  расстриги  по кафедре
"Атеизма",  из  прошлых бездарных времен, когда  вековую  мудрость  пытались
подменить   идеологической  блевотиной,   заряженной   мыслями,   рождаемыми
узколобыми вождями, психопатическими натурами? Он-то прошел весь цикл штудии
с помощью марксистско-ленинской философии  и научного  атеизма при получении
высшего образования и защите кандидатской диссертации еще в советское время.
Олег понимал,  что если так все непросто  с  Марсом - искусственный  это или
естественный спутник, была ли жизнь  на нем или нет? -  то  все непросто и с
мнениями различных людей.  Так  стоит ли вообще заниматься  доктринерством в
любой области  человеческих  отношений -  как в малом, так и в  большом. Ему
стало окончательно ясно, что в этой палате собрались близкие  по духу  люди,
рядом  сними  -  почти  вплотную  -  стоит  главный  врач  больницы,  другие
представители  медицинского и  прочего персонала. Нельзя потому делить людей
на  сумасшедших  или  нормальных, правых или  виноватых, хороших или плохих.
Разумнее,  как  подсказывает   история,  предоставить   всем  представителям
народонаселения широкие возможности для поиска себе  подобных. Дать им время
и условия  для того,  чтобы распределиться по  симпатиям.  Тогда  и наступит
счастливая жизнь! Олежек -  обвел присутствующих добрым, лучистым взглядом и
заплакал.
     - Ребята,  давайте  жить  дружно!  -  молвил  он,  досыта  нахлебавшись
слезами.
     И  мы все  моментально поняли, что  вот он  - наш человек! Вспомнились,
почему-то?, слова  из песни: "Я бы с нею побежал за поворот!" Мы ее  хором и
подхватили, энергично пропели, совершенно не придерживаясь мелодии. Нам было
сейчас не  до музыкальных фокусов:  кто как  слышал, так  и пел.  Получилось
весьма   необычно:  соседние  палаты  от  восторга   заполнились  тишиной  и
вниманием. Потом все отделение сорвалось в бурные овации!
     Но речь  не о  наших вокальных успехах. Мы разом  поняли, что Верещагин
никуда теперь от нас не денется, он  прикипел  к нам душой и мыслью.  Законы
формирования "коллективного разума", "национальной  идеи"  таковы,  что  все
знания и представления  обобщаются. Я, например, заметил, что и Чертежник, и
Микробник, и  Математик,  и  прочие давно принялись думать и говорить одними
словами. Вот, если бы,  не дай  Бог, они уселись за написание воспоминаний о
нашем житье-бытье, то  я  уверен, что никто не  отличил бы главы, написанные
разными  авторами.  У  них  даже  слог  был  бы  одинаковым  -  как  яйца  у
"однояйцовых близнецов"!
     Мы вежливыми  криками подозвали дежурную медицинскую сестру и попросили
организовать "еще одну кроватку"  в нашей  палате. Олежек пока  еще не был в
курсе наших  далекоидущих теорий  о  роли бактерий  в жизни человека,  в том
числе, о передаче мыслей с  их помощью. Но мы-то знали, что он обязательно с
восторгом   включится   в   радостный   процесс   проникновения  в   глубины
неизведанного, в тайны  науки, находящиеся пока  еще за  семью  печатями. Мы
предполагали  осуществить научный прорыв на  стыке  нескольких  направлений.
Среди  нас  -   так   было  угодно  Богу  -  оказался  математик,  художник,
врач-инфекционист, врач-психиатр и врач-психотерапевт, плохонький, но все же
литератор.  Олег  был  кандидатом  физико-математических наук,  и мы мечтали
попользоваться его  знаниями! На  нашем потолке-матрикуле  отсветились вещие
слова: "Он  сказал им:  вы от низших, Я от высших; вы от мира  сего, Я не от
сего мира" (От Иоанна 8: 23).

5.5

     Я  наблюдал  за  развитие событий с большим  удовольствием.  Вскоре нас
навестила  красавица  Инна Станиславовна, и  я  мог  наблюдать, как заиграла
синим  пламенем,  словно  спиртовка  у  школьника-алхимика, знающего  толк в
денатурате, душа Олежека. Слов нет, главная медицинская сестра больницы была
отменная, сильно влекущая женщина, но на то и соблазны, чтобы учиться с ними
бороться.  Ясно: Олег еще  был  новичок в православной религии. В силу того,
что он долгие годы занимался восточными единоборствами,  совесть его  скорее
была  подвинута  к буддизму, либо зороастризму!  Слов нет, его мировоззрение
оставалось сильно подпорчено всякой чушью из области философских обоснований
восточных боевых искусств. Он еще не понял глубину и ценность отечественного
Православия, а потому был безоружен перед простыми бытовыми соблазнами - как
хорошо,  что  для него установили собственную  кровать,  и  ему не  придется
делить ложе с кем-нибудь из нас. В этом Шаолиньском монастыре, по  отдельным
отзывам, исстари среди монахов-бойцов творились всякие безобразия!
     Инна  Станиславовна  по-прежнему  была  любезна  со всеми,  но мне  она
уделила несколько  больше внимания,  чем всем остальным.  Олежек от  горя  и
ревности - ох,  уж это мне себялюбие  и непростительная переоценка рыцарских
достоинств - снова зашелся в легком стоне. Вернее, он как нежный, коварством
раненный в "продолговатый мозг" зверь, поскуливал, кусая когтистую лапу, ибо
ни  до  чего  иного  не  мог  дотянуться.  Инна  Станиславовна  окончательно
сообразила, в чем тут дело, и пожурила Олежека весьма примерно:
     - Больной, -  веско  заметила чуткая женщина, - у нас на  отделении  не
принято новичкам вот так куражиться - скулить,  лапу сосать, ни с того, ни с
сего!  Здесь даже  приблудные коты скромно  лижут яйца и не скулят! Сегодня,
между прочим, не день выдачи зарплаты, и клянчить на "табачок" у порядочных,
себя блюдущих, женщин нечего. Потом, зрелый мужчина должен обладать волей  и
разумом,  чтобы  определить  ситуацию  верно  - давно же все разобрались  по
парам, и лезть вне очереди к даме, скорее всего, неприлично!
     Надо помнить, что  у Инны Станиславовны был изумительной - "серебряной"
- чистоты  голос, а музыкальный слух высочайшей пробы.  Она  и внешне чем-то
походила  на  великую  певицу  Галину  Вишневскую.  В  ранней  молодости она
закончила  два курса  Ленинградской консерватории по классу вокала. Именно в
то  время  ее сбил  с  пути праведного Леня Соколов -  неотразимый  в  своем
темно-синем,  двубортном  костюме,  элегантный,  словно  офицер  британского
военно-морского флота. Она пропела под его аккомпанемент свою арию с большим
эффектом.  Может  быть,  даже  с  большим,  чем самые  заслуженные  артистки
Большого Театра, не говоря уже о Санкт-Петербургском Мариинском театре оперы
и балета. Все наши мужики слушали  ее контральто, балдея и тихо  спуская под
одеялом, словно завзятые меломаны.  О, это были для многих  сладкие  минуты,
туго заполненные сексуальным восторгом и неописуемой негой!
     Кстати  сказать,  я был  солидарен с  Инной  Станиславовной  полностью:
присутствовала  такая пошлая  привычка  у  Олежека.  Вдруг он,  как  с  цепи
сорвется, и начинает ходить петухом, хлопать крыльями, выдавая громкие звуки
в виде самых низкопробных окопных анекдотов, которые  могут нравиться только
гулящим девкам.  Тогда  его  невозможно остановить  даже самыми  прозрачными
намеками,  ибо  ему  казалось, что он СУ-56 БИС, выходящий на верный "боевой
курс". Он, очертя голову, забыв о мужской солидарности, пытался "переклеить"
достойную дамочку у своего  чуть зазевавшегося на  вираже  товарища. Это  же
моветон  (mauvais  -  по-французски),   идущий  скорее  от  неуверенности  в
собственных   силах,   да  еще  от  врожденной  нескромности,   свойственной
пропившимся аристократам.  А, может быть, та дама  для кого-то стоила дороже
жизни,  а   ты   пошлым  взглядом  прохаживаешься  по  ее  телесным  линиям,
обшариваешь интимные места, позволяешь  себе далекоидущие мысли-проекции, не
имея к тому никаких оснований!
     Ну,  вот, к примеру,  все  остальные мужчины  нашей  компании вели себя
подобающе: их ритмично покачивающиеся головы свидетельствовали о том, что  и
россияне знакомы с методикой медитации. Нет в ней никакого особого  секрета,
якобы   доподлинно   известного  только  индийским  йогам.  Не  надо  песен!
Православные   тоже  подкованы  на  сей  счет.  Им   знакомы   все  варианты
рукотворного  мастерства.  Просто  на  нашем материке иные традиции, но  они
вовсе не хуже индийских правил.
     "Мальчики"   работали  сосредоточенно,  и   скрип  пружинных   матрасов
больничных коек был как бы музыкальным сопровождением процесса, если хотите,
гимном труду и одновременно профилактикой пагубного застоя в жизненно важном
органе. Ритм  трудового порыва через стены передался и в  остальные  палаты:
мужская  половина  отделения  живо откликнулась на сейсмологические сигналы,
подаваемые  из  нашей  палаты. Женщины же  несколько тормозились, но  скоро,
слегка прогрев  инструменты,  влились в  общую  гармонию.  Мне  эти  явления
отдаленно напоминали  казарму  или  тюремные палаты,  переполненные  по воле
судьбоносных решений большой массой людей, категорически оторванных от дома,
от своих любимых.
     Олежек, после слов Инны Станиславовны, тут же прекратил свои неуместные
терзания  и зырканье огненным взглядом в нашу сторону. И я понял, что Олежек
все  еще  не расправился  с плохим  актерством,  притаившимся  в  нем еще  с
детства,  юности.  Оно вытеснило  истинную  страсть.  Сейчас  ему  следовало
перейти  к  методичным  занятиям  под  одеялом  - таким  же  упорным, как  и
восхождение  на Эверест.  Не  стоит  приписывать  себя к  клану  сексуальных
атлетов,  неотразимых персонажей,  наконец, избранных аристократов!  Все  мы
единый коллектив,  а  значит,  -  одним  миром мазаны! Я  заметил, что  лицо
Верещагина в одночасье как-то по-особому осунулось и  постарело, словно он в
одиночку взвалил  на  себя муки целого поколения. Олежек тащил на плечах  не
крест на  Голгофу,  а  волок по  жизненному  бездорожью осколки  безответной
мужской  любви,  скопившиеся  в  течение  трехвековой  истории больничных  и
пенитенциарных  учреждений нашего славного города. Они порядком уже насытили
атмосферу,  болотистую почву и воды  могучей реки Невы,  настойчиво  катящей
свои свинцовые волны из необъятного Ладожского озера в мелководную Маркизову
лужу. Оракул Санкт-Петербурга не защищал его  сейчас, а, наоборот, раздражал
и   выжимал   плоть,   как  выжимает   обеими  мускулистыми  руками,  сплошь
пронизанными  варикозными венами,  основательно  пропитанную  сточной  водой
половую   тряпку  уборщица   вокзальных  туалетов.  Половую,   половую...  -
практически,  только  половую!..   В  умах  отечественных  стоиков  родились
безобидные  стихи, быстро, словно по цепочке, передавшиеся и всем участникам
неординарных событий:

     Очки, одышка, просьбы к Богу -
     коварства смерти дивиденды.
     Невроз, колит - багаж в дорогу,
     прошедшей жизни компоненты.
     Их стоит тихо принимать.
     Их невозможно избежать.
     Еще один занятный маргинал
     скопытился - спешит к ответу.
     Анатом ловко труп освежевал.
     Душа - летит навстречу Свету.
     Ее маршрут - не изменить.
     Ее маневр - не повторить!
Господи!
     - муку греха и тлен отведи -
путеводи меня
     - знаю тебя с Первого дня -
в правде Твоей
     - пройдись по жизни моей -

     Инна  Станиславовна,  дав  полнейший  отлуп  Олежеку  и  доставив  всем
остальным тихие,  ни  к чему  не обязывающие  радости, спокойно приземлилась
шикарной  попкой на мою кровать. Ни  у кого  не оставалось сомнений,  что на
моем  матрасе  она  чувствовала  себя  как  дома. Слегка,  как бы  моделируя
возможные  события,  гордая  женщина  покачалась  вместе  с  моим  телом  на
пружиннах. Я поцеловал ее руку, а она ободряюще и многообещающе трепала меня
по  давно небритой щеке. Бог  свидетель, для меня  расставание было тяжелым,
горе, пронзившее  израненное сердце, соответствовало тяжести моего основного
заболевания. Оставшись один, я все же справился с переживаниями и задал себе
обидный  вопрос:  "А как  же  ты,  Александр,  берешься осуждать Олежека  за
пустяковую нескромность, так легко  вписывающуюся в обширное мужское сердце,
когда сам тоже пытаешься увести из-под носа своего  друга - Леонида Соколова
- "фронтовую подругу"? Или тебе можно кощунствовать, а другим нельзя?"
     "Вопрос,  конечно,  интересный"!  Скорее всего,  я не смог бы  ответить
высокому  суду  чести  аргументировано.   Но  словно  досужая   "соломинка",
спасительная теория  Микробника моментально всплыла  в памяти.  Мои  строгие
мысли  теперь  легко  перекочевали  из  прокурорского  ряда  к  сердобольным
адвокатам. Все приобрело стройность и поощряющую логичность: у меня  с Инной
Станиславовной  и  Леонидом  Григорьевичем  была  почти   единая  внутренняя
микробная флора, так легко нас наводящая  на  однотипные мысли и желания.  В
том сомнения нет!.. Это был как раз тот счастливый случай, когда одной и той
же  женщине  Бог  вменяет  в  обязанности  любить  сразу двух  мужчин! Таких
примеров  из  художественной  литературы  я  могу  натаскать  массу,  а  про
Священное Писание и говорить нечего.  Такому решению свыше ни одна свободная
женщина  не  может  сопротивляться!  Ну,  а  интеллигентные  мужчины  всегда
способны договориться: не  повторять  же  ошибки Александра Пушкина вновь  и
вновь! Дуэли с высокой моралью несовместимы, как несовместимы  отрицательные
значения реакции Вассермана с развернутым сифилисом!
     От  себя  -  от  маленького   Александра,  от  никчемной  звездочки   в
безразмерной Галактике, называемой Кишкой, - сам  собой перекинулся мостик к
великим историческим примерам. Александр Македонский и Александр I почему-то
с раннего детства  будили мое любопытство. Их примечательные жизни требовали
современного  осмысления.  И  я впал  в двигательный  ступор,  всю силу  ума
сконцентрировав на диалектике и исторической феноменологие!
     В истории  Мира все настолько  переплетено  и  увязано,  что  вычленить
множественные причинно-следственные связи практически невозможно. Они так же
скрыты  от   науки  или  любительского  наблюдение,  как  и  взаимоотношения
бесчисленной массы микробных тел.  Мы не знаем в кого и когда Бог переселяет
избранные души.  Но то, что душа не  погибает, а живет вечно,  - неоспоримый
факт. Сомневаться в том может только весьма ограниченная личность  - близкая
к носителям идеологической примитивности (скажем, большевистской).
     И пусть нашим избранником  на пути таких подтверждений  будет Александр
Великий (Македонский). К сожалению, общение с рассказами о  нем порой весьма
затруднено. Известно, что на рубеже 329-327 лет до новой эры была уничтожена
древняя письменность  Средней Азии. А  представители  народов тех государств
были  иными даже  внешне, чем  сейчас.  Раскосые глаза  у таджиков, узбеков,
киргизов и  других современных  азиатов,  - это подарок  татаро-монгольского
нашествия.  Тогда  ассимиляция  велась  варварскими  методами: убивали  всех
взрослых и детей мужского пола,  оставляли  только молодых женщин,  девушек,
девочек. Их превращали  в  наложниц,  рабынь, и  зачинали носительство  иных
комбинаций  генофонда.  Такими  методами  дикие  орды  татар  и им  подобных
открывали  дорогу  новому этносу,  отдельные  фаланги которого носили  имена
своих монгольских  и  татарских  повелителей  -  Узбека, Киргиза,  Туркмена,
Казаха.
     Потеря  громадного  исторического   материала,   накапливаемого  веками
представителями  прежних  высокоразвитых народов,  осталась  невосполненной.
Последующее  греко-римское  доминирование  прозы об  Александре  Македонском
(356-323  годы до новой эры)  исказило правдивость  описаний его жизни, дел,
военных походов. А самое главное, все подобные сведения были лишены строгого
оппонирующего  взгляда.   Теперь  желающие  узнать  что-либо  о  легендарной
личности вынуждены ограничивать круг литературных  источников произведениями
таких авторов,  как Полиен,  Страбон,  Диодор, Арриан,  Квинт  Курций  Руфа,
Плутарх.  А это  была литература,  основательно ангажированная сильными мира
сего.
     Авторская индивидуальность  сама  по себе, даже  без давления  цензурой
властителя,  была  подавлена   весомостью   авторитета   Александра.  Мнение
писателей-исследователей  оказалось  зависимым от того, кто  был у власти, -
почитатель  великой  личности или ее  конкурент.  Но  многие древние авторы,
бравшиеся за  перо,  и  не  могли  знать  события  доподлинно.  Они не  были
современниками  великого  человека,  а  исторические  сведения  тогда  плохо
документировались, чаще передавались в устной форме. Однако иного выбора нет
-  авторы  древности  передают  нам   свои   исторические   и   литературные
предрассудки для критического осмысления, а не для слепых восторгов. Посему,
я  старался  быть  вдумчивым,  рассудительным,   осторожным  исследователем.
Желание  обратиться именно  к такому персонажу,  как Александр  Македонский,
понятно:  слишком  грандиозны  деяния,  творцом  которых  он  был.  Масштабы
свершений  не смогли ограничить  скоротечность блистательной  жизни молодого
царя.  Просто однажды  Бог  сказал "Хватит!"  и  остановил жизнь  Александра
Македонского скоротечной инфекцией. Быстрота и натиск событий лишь усугубили
таинственность и мистичность легенд, связанных с именем Великого завоевателя
и администратора.
     Исторические  факты свидетельствуют  не  только  о  незаурядности  этой
личности,  но  и  о  противоречивости,  сложности  характера:  в  нем   было
достаточно благородства  и  коварства,  доброты  и  жестокости,  щедрости  и
стяжательства.  Даже  та  своеобразная  негласная цензура,  которую невольно
вводили для себя его биографы, не смогла  полностью спрятать теневые стороны
жизни  Александра.  Конечно,  демонизм великой  личности  и,  вместе  с тем,
человеческое  обаяние  вызывали  гипнотический   эффект,  подобный   взгляду
громадного удава-красавца.  Любой автор,  погружающийся в ауру  исторической
гигантомании,   терял  способность   быть   бесстрастным  и  в  полной  мере
объективным.  Поэтому отрицательные  моменты  жизни Александра  Македонского
преподносятся  только в  форме  неких намеков, с обязательными оговорками  о
малой вероятности.
     Мистические ожидания и действия сопровождали этого  человека от момента
появления и до ухода за  грань земной жизни. Александр родился в шестой день
месяца Гекатомбеона в  столице  Македонии Пелле, в  тот же день  сгорел храм
Эфесской Дианы. Опасное  предзнаменование! Но догадливые  оракулы успокоили:
"Нет  ничего  удивительного,  что  сгорел   храм   -  Богиня  Артемида,  как
повивальная  бабка,  была занята  ведением родов, принятием новорожденного -
Великого  Александра". Предначертания  были  развернуты  в сторону  величия,
экстраординарности будущего царя и полководца. Молодой повелитель мужал, и в
нем  бурлили  сильные страсти, мастерски подогреваемые  близким  окружением,
всегда спешащим "хорошо  жить"!  Скоро над  именем наследника нависло облако
подозрений  в  его  причастности  к организации убийства  отца.  В  конце же
жизненного  пути  родилась вовсе путанная интрига, - нависла  густая  завеса
тайны, кривотолков, подозрений.
     Наши   современники   вынуждены  переориентировать   практически   все,
связанное  с памятью  об Александре:  осторожно  муссировалось даже мнение о
том, что к смерти  Македонского  причастен его бывший воспитатель  - великий
философ Аристотель. Начало такой версии положено намного раньше:  считалось,
что  Аристотель обладая врачебными знаниями, только один (тоже Великий!) мог
оценить  масштабы урона  цивилизации,  связанного  с походами  необузданного
Александра. Все  это повышает вероятность принятия экстраординарных решений.
Толкователи  истории   столкнули   лбами  Великого  Аристотеля   и  Великого
Александра. До конца не исключено предположение: будто бы учитель приготовил
особый  яд для  умерщвления  ученика. Если  такая  тема  вообще возможна, то
невольно задаешься вопросом о причинах столь жестоких действий.
     Понятно, что только философ такого уровня, как Аристотель, мог взвалить
на себя бремя бесстрастного эксперта поступков Александра и  принять решение
о необходимости  его преждевременного ухода из жизни. Однако и здесь, скорее
всего,  спрятана  лишь   политическая  интрига,  приправленная  мистикой   и
чертовщиной. Лично я был уверен, что не станет Великий  философ пачкать руки
предательством и примитивным криминалом  - не станет  сам  себя втаптывать в
грязь. В том убеждаешься, прослеживая жизненный путь самого Аристотеля.
     Но как  бы  в противовес  моему  легковерию в  тотальную порядочность и
историческому  неглубокомыслию,  память развернула меня лицом  к  больничным
событиям: точил же когти профессор Каган  для того, чтобы извести  со  свету
Науманова. И готовил он казнь только за то, что желающий вечной славы портил
воздух в  палате. Стихи  по этому  случаю Виктор  Ермолыч  писал -  все ведь
задокументировано!  А  такие  исторические  находки  - вернейший  повод  для
категорических выводов. То, что  хотел позволить себе  Витя  Каган  -  сущие
пустяки по сравнению  с  делами,  творимыми  Александром Македонским  и  его
"ордой"!  Я еще  и  еще раз  дернул себя  за рукав, наступил себе  на  ногу,
постучал по  дереву, просто  ущипнул  себя за  самое  больное  место на теле
мужчины: да,  необходимо быть более внимательным и логичным в своих выводах!
Поверхностные суждения история нам не простит!
     Вспоминаю: Аристотель был первым основательным учителем  Александра - с
возраста  13   лет.  Он  преподал  ему  не   только  передовые  философские,
религиозные  знания, но  и медицину. Ибо сам  был потомственным эскулапом, а
философия  в те  времена  прочно  переплетала  метод  познания  с медициной.
Говорят, что Аристотель посвятил своего ученика и в тайны ведического уровня
- плод познаний храмовых мудрецов-оракулов Египта.
     В  моей  голове  прочно  застряло   мнение  исследователя  Шахермайера,
оставившего нам  несколько примечательных трудов об Александре  Македонском.
Великих  исторических деятелей ученый  предлагает  делить на  две категории:
гениев,  имеющих рациональный  характер, и  необузданных  гениев.  Первые  -
соотносят  свою  деятельность  с  интересами  общества.  Вторые  - чаще  это
властители   -  увлекают  общество  в  водоворот  социальных   катастроф.  К
гениям-созидателям  ученый  относил  отца  Александра  -  царя   Филиппа,  к
гениям-разрушителям  -  самого  Александра.  Любой   социолог  скажет,   что
личность,   существующая  вне  групповых  связей,   не  возможна  на   посту
государственного деятеля:  "жить  в  обществе  и  быть свободным от общества
невозможно". Эти слова марксистов-ленинцев справедливы по сей день.
     Александр  уже  с  ранних  лет,  в  силу очевидной  незаурядности,  был
персоной,  на которую ориентировалась определенная группа македонской знати.
В   основном   аристократическая   молодежь,   подогреваемая   честолюбивыми
устремлениями,  прочно  связывала  свои  перспективы с  быстрейшим  прорывом
Александра во власть. Эти люди не могли и не хотели ждать  законной передачи
царственных  обязанностей от  отца  к  сыну. Здесь речь шла  не о  заурядной
порядочности, а о приобщении к божественной власти или хотя бы о мелькании в
ее лучах. Помощником в таких необычных устремлениях у Александра была мать -
властолюбивая,  сильная  натура, своеобразная  хищница,  готовая  уничтожать
соперников   без   счета.  Она   основательно  индуцировала   патологические
устремления в сознании своего загадочного сына и окружавшей его молодежи.
     Заговор  против Филиппа был  сплетен  просто:  он был  убит Павсанием -
гомосексуальным   партнером  -   оскорбленным  охлаждением   царя   к  нему.
Подтолкнуть молодого человека  к вспышке  агрессии, в  которой  было  больше
невротического, чем истинно жестокого,  имели возможность заинтересованные в
смерти Филиппа лица. Тут же, на  месте покушения, злоумышленник был убит без
суда  и   следствия.   Дальше   разыгрывался  спектакль:  Александр,   якобы
потрясенный  случившимся,  потом мстил убийцам  отца жестоко. Но досужие умы
видели в том всего  лишь желание освободиться от  осведомленных  свидетелях.
Уничтожался первый эшелон соучастников акта отцеубийства.
     Плутарх  пишет  о  том, что  Александра уже  в юношеские годы  огорчали
победы  отца.  Он опасался, что для него  не останется великих  дел. Теперь,
придя к власти в возрасте 20 лет, он принялся за последовательную реализацию
мечты  о завоевании  всего мира. Историки выдвигают различные версии прихода
Александра к власти,  но, если быть  до  конца откровенными,  то ясно одно -
черный покров оградил тайну смерти отца Александра от последующих поколений.
Нам не  дано  разобраться в том доподлинно. Скорее, этого и не надо  делать:
"Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не
больше пославшего его" (От Иоанна 13: 16).
     Я поймал себя на том, что заметил в личности  великого человека ужасную
"раковую   опухоль",   называемую  "зависть"!  А,  поставив   такой  диагноз
Александру  Македонскому,  я  вынужден оправдать  Виктора  Кагана.  А как же
иначе?  Разве  не с тем  же злокачественным  процессом  он пытался бороться,
нацелившись  на  лишение  жизни  Науманова?! Зазнайка, завистник и  нещадная
вонючка, как  раз страдал недугом, осуждаемым Богом.  Оправдывало Науманова,
пожалуй,  лишь  то, что он был от  природы сумасшедшим,  то есть  человеком,
плохо контролирующим свои поступки.  Нет, нет, он, конечно,  их замечал,  но
считал,  что ему  позволено все. Он  даже  пытался  эпатировать  окружающих,
демонстрировал нарочитое пренебрежение и продолжал нещадно портить воздух. В
том заключалась ошибка его совести и изъян здравого смысла! Но,  если у кого
педагогический дефект в этой сфере, то ориентируйся на Заповеди Божьи. В них
же все прописано - что плохо, а что хорошо.
     Как  хорошо и просто быть судьей чужому горю.  А ты  попробуй  сам себя
проанализировать -  небось, и в твоей  личности масса  изъянов, доставляющих
хлопоты  соседям,  коллегам,  родственникам и особенно  "любимым  девушкам".
Однако  сейчас не обо мне  речь! Витя Каган,  пожалуй, был  не прав только в
одном:  "мера  пресечения" была  избрана  им  чрезмерная.  Ну,  если каждому
пердуну  и  зазнайке  отрубать  голову,   то  сколько  же  в  стране  народу
останется?! Тут профессор хватил  через край! В конечном счете,  недостойное
поведение   Науманова  имеет  объяснимые  мотивы:  из  чувства  осознаваемой
ущербности,  из-за недовольства  собой  он  раздувался  пузырем и на  глазах
лопался. Надо ли за то тащить на гильотину?!
     Опять мысль скакнула в исторические кущи!  Филипп успел создать прочные
основы  государства  Македонии,  воспитал  в  многочисленных  походах лучшую
армию.  Он  был  не  только  выдающимся   полководцем,  но  и  замечательным
дипломатом, собирателем своего царства. Шахермайер шел  дальше, высказывая в
своих  трудах интересную мысль:  строго говоря,  будущее военное  господство
Александра  создавалось не только усилиями  его  отца, но  намного  раньше -
победами  Кира.  Отсюда  и  вывод:  империю  Александра  должно  считать  не
расширившейся Македонией, а выросшим Персидским государством.
     Тут  я наметил что-то общее в жизни нашей  палаты  и всей  больницы: мы
впитали соки психушки,  дали  им  перебродить, а  потом выплеснули  в  своем
поведении  зрелое  вино "интеллектуальной  шизофрении",  на  худой  конец  -
психопатии по интеллектуальному типу! Мы развили весьма редкое  заболевание,
покорив его творчеством весь Мир. Мы, как и Александр Македонский, смело шли
на мировое господство!..
     Я  не хотел  впадать  в откровенный вождизм  - я же не  сын грузинского
сапожника  и не нынешний президент Грузии, чтобы так основательно увлекаться
политикой. Я - историк  на  данном отрезке  времени  и  обязан анализировать
повороты  времени.  Итак:  Александр  в  реализации  своих  военных   планов
постоянно спешил.  Но такой  темперамент был  оправданным методом достижения
воинских  успехов:  он  обрушивался   на  голову  противника  неожиданно   и
неотвратимо,  как Божья  кара  за  отступление  от  заповедей,  за  неуемное
наслаждение  сытостью  и  богатством. Его не интересовала позиционная война,
долгая,  вязкая  дипломатия.  Однако  в  его  методе  было  и  благородство,
свойственное только великой личности.  Когда сподвижники  предлагали напасть
на  противника  под  покровом  ночи, он  отвечал:  "Я  не  ворую  победу"  и
предпринимал    труднейший    марш-бросок,    обеспечивающий    внезапность,
превосходство  сил на узком участке.  К разгрому основного врага Македонский
летел на крыльях Божьего проведения!
     Стратегия  и  тактика  молодого  полководца  сводилась  к  бурному,  но
гениально  осмысленному  натиску.  В  таких  "драках"   Александр   принимал
непосредственное  участие.  Его  жизнь   неоднократно  висела  на   волоске,
множественные раны  "украшали" тело. Но  судьба берегла полководца  для иной
смерти. Как все бурные натуры Александр искал поддержки у Бога, ибо только с
ним он мог советоваться с почтением.
     Дельфийский оракул питал  его  уверенность  и волю к победам. Но даже в
общении с Пифийской жрицей Царь  был нетерпелив и требователен. Александр не
ждал стоически вестей  от  Бога  как  простой  смертный,  а принимал их  как
повелитель  - наместник  Бога  на  земле.  Известен  случай, характерный для
молодого царя. Перед одним  из походов Александр явился в Дельфийский оракул
в  то время, когда  не должно было обращаться к Богу за прорицанием. Получив
отказ от жрицы, он схватил ее за руку и потащил к треножнику над расщелиной,
из которой  струился  дурманящий  газ.  Жрица, должна была восседать в  этом
своеобразном кресле,  вдыхать отраву и  тогда  в ее помутненном рассудке, на
подсознательном уровне, возникали пророческие видения. Сопротивляться напору
царя  было  невозможно.  Жрица,  находясь  еще в  здравом  уме,  с почтением
воскликнула: "Ты непобедим, сын мой"! Соприкоснувшись с безграничной мужской
силой,  женщина, видимо, вспомнила "годы молодые"  -  вспомнила того первого
"насильника", которому когда-то с восторгом отдалась.
     И  я понял сейчас загадку сексуальной  "всеядности"  Клары: она  искала
встречи  с  тем  первым  восторгом,  который  испытала  от  своего  "первого
насильника"!  А общение  с детством, юностью,  молодость так приятно.  Клара
дерзала и дерзила судьбе,  морали, предрассудкам, ибо она  шла на  встречу с
былым  счастьем!  Черте  что! Вот уж, вестимо,  огород какой  нагородило мое
сознание. Но что-то  подобное  вело и Инну Станиславовну прямо  "лапы льву",
пусть потрепанному, порядком облысевшему, но гиганту мысли, однако!
     Плутарх  считал, что Александр в  душе  критически относился ко  многим
ритуальным действиям, в том числе и к отдаваемым ему почестям. Рассказывают,
что когда он с пышной свитой, будучи в Коринфе, навестил известного философа
Диогена, то  произошла забавная сцена.  Диоген лежал, греясь  на солнце.  На
вопрос приблизившегося  к  нему Царя  о  возможных просьбах,  философ слегка
приподнявшись ответил: "Отступи  чуть  в сторону,  не заслоняй  мне солнца".
Находясь под  впечатлением  от  встречи,  Александр на обратном  пути заявил
приближенным: "Если бы я не был Александром, то хотел бы быть Диогеном".
     В описанных  историками сценах,  мне  показалось,  присутствует антипод
женскому  влечению. Мужчина покоряет "Солнце"! И  не стоит заслонять от него
даже  отдельные Его  лучи. А женщина стремится покориться "Солнцу"!  Придя к
такой мысли, и  особенно  ярко ощутив ее, сидя  в Кишке, я  понял, что корни
болезни нашей  компании спрятаны именно здесь - им недоставало Лучей Солнца!
И мы предприняли коллективную попытку создать Театр Солнца!
     Все  совпадало  с  исторической первопричиной!  Александр  был  не чужд
наукам  и  постоянно  следил  за появлением  интересных  сведений в  области
философии,  права,  медицины,  военного  искусства.  Несметные  богатства  -
воинскую  добычу  -  Александр   отсылал  матери  и  щедрой  рукой  раздавал
сподвижникам, войску. Он любил пиры,  застольные речи, но  пил мало и больше
угощал сотрапезников. Женщины никогда не покоряли его  волю настолько, чтобы
превращаться  в  игрушку в руках  красавиц.  Известна  забавная  и кажущаяся
правдивой  легенда  об Аристотеле.  Он, в угоду  одной  из юных  красивейших
любовниц  Александра,  позволил надеть на  себя  узду. В роли коня,  философ
ползал  на четвереньках.  На  спине  великого  мыслителя  сидела  забавница,
покатываясь со смеху. Случайно вошедший в  покои Александр был очень удивлен
эпатажной сценой. Аристотель, смутившись основательно, заявил царю: "Смотри,
что  она  может сделать даже со мной, стариком. Тебе необходимо опасаться ее
чар".
     Александр  Македонский был знаменательной личностью  во всем. К  нему в
полной мере подходят  слова: "Любящий  душу  свою погубит ее; а  ненавидящий
душу  свою  в  мире  сем сохранит  ее в жизнь  вечную" (От  Иоанна 12:  25).
Бесспорно, Александр  в  житейском  плане  не  щадил свою душу,  а значит  и
выставлял свое тело  на погибель. Сколько раз Великий  полководец-стратег  в
критические мгновения забывал о своем предназначении и бросался в самую гущу
боя, нанося и получая многочисленные раны. Он  рисковал, скорее, потому, что
был фаталистом и помнил предсказание  Оракула о том, что  погибнет он  не от
оружия,  а от  коварной  инфекции. Он растрачивал  жизнь,  рисковал  ею ради
только одной, ему  понятной особой  страсти  - страсти  разрушения и победы.
Масштабы его завоеваний столь велик, что с трудом поддаются описанию. Он был
просто ненасытен в завоеваниях.
     Тем же путем наше терапевтическое содружество вторгалось в тайны науки:
мы   разрушали,    ниспровергали   и   разбивали    вдребезги   канонические
представления.  Мы  совершали   интеллектуальную  революцию  и  Человечество
обязано благодарить нас за это!
     Я попробовал  перебрать в памяти замечания  историка древности Арриана,
для чего залез в период от 90-95 до 175 года новой  эры. Пожалуй, только  он
лучше  остальных  многочисленных авторов сумел кропотливо  и последовательно
описать  военные  походы своего кумира - Александра Великого. Но  я понимал,
что это было в большей мере наследие историка, чем психолога. Никто до конца
так и не понял души незаурядной личности Александра.
     Но, если быть честным, то  и я  не  могу считать,  что понял, например,
души  своих  современников  -  Вити  Кагана,  Эдуарда  Эйдемиллера,  Дмитрия
Сергеева,  Николая Гольцова,  даже нашего местного скунса - Науманова. Между
тем,  Бог  тиражировал  людскую психологию,  клишировал поступки  землян  по
определенной  схеме. И мне кажется, что  использовано было не  так уж  много
вариантов. Покопаться в досье Александра Великого, то окажется, что и он был
рабом  заурядных страстей,  только вокруг  них  создавались пышные  мифы,  а
многое из правдивых свидетельств нам недоступны.
     Александр  Македонский умер от неизвестного скоротечного, скорее всего,
инфекционного процесса. Он мучился в лихорадке несколько  дней, периодически
впадая  в кому. Но он нашел в себе силы для того,  чтобы  в финале, когда из
зазеркалья уже получил окончательный знак, проститься с боевыми  товарищами.
Он  и они  не  скрывали  слез,  прощаясь:  печальной вереницей  мимо  своего
полководца проходили творцы недавних грандиозных побед. Произошло это, как и
предсказывалось,  в  Вавилоне. Александр, по данным Аристобула, прожил всего
32  года и 8  месяцев,  царствовал 12 лет и  8  месяцев. Последние его слова
перед смертью  были  дальновидными,  но горькими:  "Вижу, что будет  великое
состязание над моей  могилой". Громадную империю Александра  Великого быстро
растащили  мелкие царьки на мелкие государства. А чем  же отличаются  от тех
"зверей" мои больничные  современники: администрация больницы грызлась, дабы
заполучить портфель  главного  врача,  да и теперь  многие не успокоились  и
продолжают интриговать против Леонида Григорьевича Соколова. Пожалуй, только
мы  -  компания его верных  друзей-сумасшедших,  воспринимаем  перемены  как
должное и справедливое. За спинами "основных игроков" прячется, как водится,
толпа родственников, тоже греющая руки на административных перемещениях. Все
идет по  старой схеме,  утвержденной  Богом и Дьяволом.  Людей  проверяют на
вшивость, а они ловятся как простачки!
     Мать  Александра  Македонского  оказалась  государственным  деятелем  с
извращенными   понятиями.  Олимпиада   не  смогла   сдержать  патологическую
мстительность и ринулась  в  жестокие расправы  с конкурентами своей  личной
власти. Быстро  восстановив против  себя слишком многих,  она  подписала тем
самым  себе  приговор, а  заодно  ускорила  и  крах Империи.  Македония была
завоевана Кассандром. Он с легким сердцем  казнил Олимпиаду, затем прикончил
жену Александра - Роксану вместе с законным наследником престола - маленьким
Александром. Кровавые  события  произошли в 309 году  до  нашей  эры.  Новый
сатрап постарался вытравить  из памяти народов легенды об Александре  и  его
отце Филиппе.
     Мне казалось, что Империю Александра должно  воспринимать  как Божескую
кару  за  грехи, совершенные не только им  самим, но народами, вставшими под
знамена  его  походов. Добра и  жестокости  - всего  должно быть  в  меру! У
Александра  был уж слишком большой перебор в агрессивности и пролитой крови!
Больше     всего     озадачивало     то,     что    стойкого,    глобального
социально-экономического  резонанса  рождение и крушение  империи Александра
Македонского  не вызвало. Александр  Великий - это всего лишь  яркая комета,
посланная  Богом на разведку. Она промелькнула на историческом небосводе, не
оставив, как  и  любая другая комета,  продолжительного следа.  Она  вызвала
эффект  временного  потрясения,   уникального  блеска,   породила   образчик
притягательной силы,  но,  скорее, только эмоционального  круга. Был  создан
источник  душевного  влечения  к  подобной  динамичной  жизни. И  это  будет
гипнотизировать и привлекать,  как "лунатиков", еще многих  людей,  часть из
которых сможет добиться  великих свершений,  но многие на этом  пути свернут
себе  шею.   Галактическая  Кишка   опять   показала   направление  движения
человечества:  "Глиной ты был, в глину и превратишься!" Можно использовать и
просторечие,   более  доходчивое  и   понятное   простому   человеку   любой
национальности и вероисповедания.
     Образ содеянного Александром Великим обозначил магию  поведения, эталон
судьбы незаурядной  личности. Он поражал умы  миллионов  людей,  зомбируя  и
отбирая  из  общей  массы  представителей  последующих  поколений  -  царей,
полководцев, воинов, обывателей - тех,  кто готов  к подвигу!  Мне казалось,
что и Петр Великий почувствовал силу такого воздействия. Недаром он первым в
России  приказал  перевести  и издать повествования  Плутарха об  Александре
Македонском.  По  этому  "букварю"   воинской  добродетели   учились  многие
царедворцы,  но  особое  внимание  обращали  будущие монархи. В  магии  этой
личности умные  и тщеславные находили психологическую поддержку, возможность
оправдания своих тайных грехов и далекоидущих помыслов. Это  был как бы свет
в конце тоннеля  - Кишки.  Но  в том  заключалась  ошибка, ибо  Кишка  вновь
заворачивается хвостом в начало движения, и весь цикл  повторяется. Никакого
света "в конце тоннеля" не существует!
     Я поостыл немного, унял  сердцебиение и икоту и принялся искать  другие
исторические  аналогии.  До меня быстро  дошло: масштабы  Российской империи
обязывали  ее императоров  всматриваться  в судьбу  Александра  Македонского
пристально,  как в сугубо личное и тайное -  в откровенное  зеркало.  Эффект
подобного  "подхлеста", видимо, был необходим  менее  сильным  личностям при
принятии   эпохальных  решений.  Явно  льстя  самолюбию,  персоны   заведомо
заурядные наблюдали по такому "зеркалу" много общих черт, что, конечно, было
всего лишь приятной иллюзией, скорее завязанной на каком-то внешнем эффекте.
     Мое внимание всегда притягивали люди с именем Александр. Ведь имя - это
не только звук,  фонетическая конструкция. Это, прежде всего, символ судьбы,
а  по  Египетским поверьям,  -  одна из  ипостасей  "души".  И среди русских
монархов для своих ведических исследований я по вполне понятным соображениям
выбирал Александра I.  Он прожил не очень долгую жизнь - с 1777 по 1825 годы
(почти,  как Наполеон)! Этот монарх вошел в тронный  зал, в  жизнь России не
через парадный, а через черный ход. Он ушел из жизни через тот же черный ход
- загадочно и нелепо.
     И на этом факте  я притормозил свои изыскания, пытаясь попутешествовать
на параллельных "галсах" - меня интересовало  то, что делается в наше время.
Но прежде нужно основательно изучить историческую справку. Не без  адреса же
мне плутать по бездорожью современного социума.
     В  силу  трагического  стечения  обстоятельств  Александр   I  оказался
причастным к убийству своего отца - Павла I. Это в какой-то мере роднило его
с Александром Македонским. Не  знаю, как было  дело во времена Македонского,
но тот  переворот в России был совершен на деньги  и по  наущению Англии.  В
наше время чаще всего развитые экономические  державы кооперируются: так они
ополчились  на  Советский  Союз   и,  Слава  Богу,  добились  положительного
результата. Однако  палка всегда о двух концах. Американцы сильно подговняли
моему отечеству  на Афганском фронте. Они  растили БенЛадана, ориентируя его
против нас, но неожиданно получили  "нож в спину" от  своего выкормыша- змея
подколодного!
     В той старой истории с Александром I проявилась судьбоносная параллель:
почетное бремя  "освободителя", а точнее сказать, "завоевателя", что ближе к
деяниям  Александра  Македонского,  легло на  плечи  двум  монархам.  Только
Александр I сумел, выполнив миссию "освободителя", решительно сбросил с плеч
грех отцеубийства. Александр I правил Российской Империей с 1801 по 1825 год
и  вынужден   был  возглавить  грандиозную  компанию  по  обузданию  военных
стяжательств  Наполеона - другого успешного  наследника доблестей Александра
Македонского. По существу, именно между тремя этими историческими личностями
и шло соревнование, доказывающее то, чья миссия справедливее. Всего забавнее
то,  что  в  войне  с  Наполеоном  России  помогла  традиционная  славянская
неразворотливость. Ведь русская  армия в двести тысяч человек  на год раньше
Наполеона сосредоточилась на границе с Польшей, дабы ее оккупировать. Только
через год Наполеону  удалось собрать пятисот тысячную армию и запустить этот
военный  каток  в  действие.  Движение  такой  махины  уже  невозможно  было
остановить, и огромная  армада вторглась  в пределы  России. Наполеон  делал
ставку на то, что в скоротечном сражении уже на границе ему удастся  разбить
русскую  армию  и  вынудить Александра  I  подписать  выгодный Франции  мир.
Наполеон  решил  отойти  от  своей  прежней идеи  -  "двуполярного  мира"  и
утвердить  единоначальную  гегемонию  -  Франция владычица мира!  Российская
армия не поспела  к генеральному сражению, а далее она прочно встала на путь
отступления и рассеивания сил противника. "Не было счастья  - так  несчастье
помогло!"
     Роль  России  в борьбе с Наполеоном была  приоритетной,  грандиозной по
масштабам,  незаменимой. Император  легко  втянулся  в бесконечный  конвейер
походов  -  наступлений  и отступлений  -  временных "биваков",  неожиданных
встреч  и расставаний,  очарований и разочарований. И уже  после  заключения
окончательного  мира  такая  метущаяся  жизнь  не  отпускала  сердце  и душу
Александр I.  Он продолжал безостановочное движение, находя соблазн "полета"
даже в поиске варианта переустройства государства,  новых покоренных земель.
Возможно,   в   такой   деятельности   Александра   I   пытался   копировать
административные удачи  Наполеона.  Но нельзя не заметить и то, что динамизм
государственных  преобразований  сочетался  у  царя  с  бешеной  скачкой  по
бескрайним просторам России.  Создавалось впечатление, что Александр  убегал
от терзающих его память мыслей.
     Я почему-то "зависал" на  этом  феномене, ища в нем  и  психологический
подтекст: уж слишком многое  у  России связано с "движением". Тут я и  вовсе
забирался в дебри исторической памяти. Вспоминал теорию  Михаила Ломоносова,
согласно  которой русские славяне -  это выходцы из германских земель. Тогда
возникал  вопрос:  "А  чего  раде  было  необходимо  бежать  так  далеко  из
насиженного  гнезда"?  Значит "гнездо"  было  не такое  уж  уютное,  либо  к
"побегу" склонны люди с определенными особенностями? А при совпадении того и
другого начинается активный  миграционный старт.  Потом  я вспомнил  историю
формирования России, как государства. Как не  крути, но  согнал ее  народы в
более-менее прочное "стадо" выходец и Скандинавии - Рюрик! Тот тоже, видимо,
не  очень  хорошо уживался с  Родиной-матерью, а потому,  сколотив небольшую
банду  головорезов, принялся прибирать к рукам сперва близлежащие славянские
села,  а  потом, крепчая и мужая  в бандитских набегах, добрался и до сердца
Киевской  Руси.  Его потомок -  Олег завоевал  Болгарию.  Не славяне сами по
себе,  а норманны, используя славянскую сговорчивость на бандитские вылазки,
дотягивались мечом и до ворот Константинополя. В таких лихих подвигах что-то
напоминало мне воинскую  поступь и Александра Македонского. Следовательно, -
речь  шла об  универсальном поведенческом рецепте,  подаренном  человечеству
самим Бог, либо Дьяволом!
     Я  вспомнил  результаты  своего  общения  со  Светланой  Александровной
Плетневой  -  археологом,  доктором  исторических  наук,  порадовавшей  меня
научными  откровениями.  В  свое время она  заметно удивила  меня.  Плетнева
изучала   историю   Хазарского   каганата   -   национально-государственного
образования, до известной  поры не дававшего покоя  славянам. К началу  VIII
века  федеративный  союз, возглавляемый  хазарами,  занимал огромные степные
просторы,  захватывающие  и  предгорья Дагестана,  и  Прикубанье, Приазовье,
Северное Причерноморье  и большую часть Крыма. Как ни странно, но примерно в
то время население Хазарского  каганата приняло иудаизм. Причем, сохранились
сведения о  том, что хазарский каган Булан "заверил ангела, который явился к
нему  во сне, что  и  он и его народ примет  иудаизм".  При Булане в Хазарии
строились синагоги,  отправлялись  все ритуалы  иудейской религии.  Сами  же
хазары  в основной своей массе были  кочевниками-скотоводами.  По  некоторым
данным, они делились  на белых  и  черных: белые  были свободными людьми,  а
черные  являлись  податным,  зависимым населением. В  80-е  годы IX столетия
русский князь Олег, пройдя по землям этих племен, покорил и присоединил их к
своему  растущему  государству.  Утверждение  христианства  среди  населения
бывших территорий Хазарии началось с миссии в 860 году Константина (Кирилла)
-  создателя  славянской  письменности.  Сокрушительный  последний  удар  по
сепаратизму Хазарии нанес в 965 году Святослав. Я хорошо помнил, что  и Олег
и  Святослав  -  это  исконные  Рюриковичи,  носители   остатков   генофонда
скандинавских  народов.  Что в них  преобладало: какая-то  особая близость к
ленивым  славянам  или  доморощенная  алчность  завоевателей,  прибывших  из
Скандинавии?
     Историки  всегда  ищут  оправдание  агрессивной  политики   монархов  в
"социальной задаче". Но, может быть, все проще: особенности личности - виною
всему! Агрессивность Рюриков закончилась на Иване Грозном. Романовы уже были
совершенно  другими,   хотя  социальные  задачи  не   изменились:  отечество
необходимо защищать  и расширять, а власть абсолютизировать и крепко держать
в своих руках.
     У Ивана Грозного  государственная  политика питалась агрессией,  прежде
всего, из  утробы больной психики. На  мой досужий взгляд, сильно искаженный
личными симпатиями, пожалуй, только один монарх из Рюриковичей был достойным
собирателем земли Русской - это Иван III. Я почему-то не очень  фиксировался
на Иване I, то  есть на Калите. Уж слишком низко он был вынужден гнуть спину
перед  татарским ханом,  дабы  спасти Московское  Государство. Тем не менее,
родословные линии и Владимира Святого, и Всеволода Большое Гнездо отличались
многими  достойными  представителями:  Ярослав  Мудрый,  например,  Владимир
Мономах,  Юрий Долгорукий, в той  же компании достойных - Александр Невский,
Дмитрий Донской и другие. Но личные симпатии - вещь капризная.
     Я последовательно раскапывал генофонд наших монархов и убеждался в том,
что  в  нем  со  славянскими  основательно  перемешивались  скандинавские  и
татарские  хромосомы. Присмотримся: Иван III  был женат дважды, в первый раз
на тверской княжне, а второй  на византийке - Софье (Зое) Палеолог. По  этой
линии,  естественно, влияние  татарского  генофонда  минимизировано. Подобно
отцу, наследник престола (от второго брака) - Василий III  был женат дважды.
Первая жена Соломония  Сабурова (бездетная)  после 20 лет  супружества  была
заточена  в монастырь.  Вторая жена Елена Глинская была из рода хана  Мамая.
Эта молодая прелестница основательно прибрала мужа  к рукам - в  угоду ей он
даже нарушил заветы старины и сбрил бороду. Только на пятом году супружества
Елена  родила сына, то был будущий монарх Иван IV. Злые языки распространяли
молву о том, что истинным отцом Ивана IV был фаворит великой княгини - князь
Иван Овчина-Телепнев-Оболенский.
     Легко  поверить в  такую  версию, если  взять  на вооружение  врачебную
логику. Софья Палеолог - вторая супруга Ивана  III  не  блюла  себя в  браке
слишком строго, и законному супругу приходилось "лишать живота" некоторых ее
любовников, а рога у себя на голове  энергично спиливать. Микробы - существа
коварные, они  могли передать  наследнику  такое заболевание, которое лишило
его способности зачинать детей. Недаром, после заточения в монастырь  первой
жены  Василия III,  по Москве  поползли  слухи  о  том,  что там  Соломония,
насладившись спермой от  другого, благополучно родила сына Юрия Васильевича.
Этого  отрока  оппозиция  склонна  была  выдавать  за  истинного  наследника
престола. Ох,  уж эти изворотливые непоседы - женщины!  Даже в монастыре они
разыщут качественный генетический материал.
     Что ж тому удивляться, что Елена Глинская, будучи моложе своего супруга
на 25 лет и унаследовав живой татарский темперамент от рода  Мамая, затащила
к   себе  в  постель  молодого   воеводу  с   таким  длинным  "прозвищем"  -
Овчина-Телепнев-Оболенский,   отличавшегося  успехами  на  военном  поприще.
Глинской,  кровь из носу, но  необходимо было рожать  наследника, а для того
необходимо прежде забеременеть. Иван IV, оставшись без отца в возрасте  трех
лет,  рос окруженный  материнской  лаской только до  семи лет. Именно  тогда
закладываются   основы  характера,  поэтому  спекуляции  на   том,  что  его
агрессивность  была  следствием  знакомства с картинами жестоких  расправ  -
маловероятны.  Скорее,  у  Ивана IV  были  врожденные стигмы  патологической
личности,  перешедшие  с   возрастом   в  развернутую  клиническую  форму  -
жестокость, садизм, коварство. Государь быстро развивался  физически и уже к
13  годам  выглядел  "верзилой",  но  ума  и  доброты  у  него  от  того  не
прибавилось.
     Очевидцы вспоминали,  что  уже в  возрасте  12  лет отрок  забирался на
островерхие  терема  и  сбрасывал  оттуда  несчастных  кошек  и собак,  а  с
четырнадцати лет он уже перенес такие эксперименты на людей. С ватагой таких
же бесшабашных агрессоров Иван топтал конями  прохожих на улицах и  площадях
Москвы, бил и грабил простонародье. Может быть, поэтому в народе утвердилась
версия о том, как отметил Господь Бог рождений  нового монарха.  Ночь  на 25
августа 1530  года не только  новорожденный огласил  первым  криком, но  ему
вторил грохот и звон  сорвавшегося  с колокольни Спасского собора  огромного
колокола.
     По всей дальнейшей жизни, начиная с 16 января 1547 года - дня увенчания
великого князя  Московского и всея  Руси (в  возрасте 16 лет) титулом  царя,
потянется  за  Иваном Грозным вереница нелепой, немотивированной жестокости.
Богу  было угодно  прервать  этот вырождающийся,  замешанный на татарском  и
скандинавском генофонде, род российских монархов. Не помогло и то, что  Иван
Грозный  был женат шесть раз. Но даже при последней  еще живой  жене - Марии
Федоровне   Нагой   -  этот  скованный   тяжелой   болезнью  и   практически
обездвиженный садист  попытался уговорить Елизавету  II скрепить  узы дружбы
России с Англией брачным союзом. Посланное им  в  августе 1582 года в Лондон
посольство Федора Писемского пыталось уговорить Елизавету II выдать за Ивана
Грозного королевскую родственницу  - Марию Гастингс. А менее, чем за  год до
попытки жениться  в  седьмой раз,  монарх,  управляющий  огромной  страной -
Россией, 19  ноября 1581  года в  состоянии  неуправляемой  агрессии убивает
ударом  посоха в  висок  своего сына. Иван  Иванович  -  наследник  престола
отличался  большим  умом  и  хорошими  задатками  в  делах  государственного
управления. 18 марта 1584 года (в Кириллов день), нарушая  церковный запрет,
Иван  Грозный,  играет  в шахматы с одним из  своих  приближенных: наплывает
дурнота,  потеря  сознания,  и,  наконец, Госпожа Смерть  накрывает  монарха
черным саваном. Окружающие вздыхают с облегчением.
     Я вспомнил рассказ профессора Даниила Натановича  Альшица  о  том,  что
Сталин оценивал деятельность Ивана IV даже выше, чем Петра I. Большевистский
садист  аргументировал  свои  симпатии  весьма  красноречиво:  Иван  Грозный
являлся  великим  и   мудрым   правителем,   который  ограждал   страну   от
проникновения иностранного влияния и стремился объединить Россию. Он впервые
в России ввел монополию на  внешнюю торговлю - после него тоже сделал только
Ленин.  Ошибкой же  Грозного  было  то, что  он не сумел  ликвидировать пять
оставшихся  крупных  феодальных  семей, тем  самым  не предотвратил "смутное
время".  Иосиф  Виссарионович  отмечал  прогрессивную  роль  опричнины и  ее
руководителя  Малюты Скуратова,  сожалел, что тот  погиб  во  время войны  с
Ливонией.
     Правление  Бориса  Годунова,  после   смерти  Ивана  IV,  было  светлым
проблеском. Но  испорченный  разум сформировавшейся  к  тому  времени  элиты
российской власти не принял Годунова. В российских традициях была и остается
"подковерная борьба". Бояре замучили Годунова нелепыми обвинениями в убиении
царевича  Дмитрия. Борис Годунов, скорее всего, скончался  от  молниеносного
инфаркта  миокарда. Надо помнить,  что Годунову как раз  было выгодно беречь
жизнь  Дмитрия, а не устранять  его таким бездарным  образом. Но  интрига на
тучных черноземах  неустоявшегося  татаро-славяно-скандинавского генофонда с
тех времен  стала  расцветать на русской  земле. Она  прочно  вошла  в,  так
называемый, национальный характер.
     Примерно по такой же схеме развивалось царствование еще одного великого
сатрапа - Петра I. Он много сделал для России, но и многое  погубил из того,
что могло стать "славянской традицией". Однако, по всей вероятности, иначе и
не могло случиться. Генетический водораздел в России менял свое направление,
и  крутой биологический поворот вызывал заметные  социальные и династические
завихрения.  Смена  рода Российских  монархов -  явление вынужденное,  ибо в
сутолоке  интриг и  отчаянных  кульбитов  в  борьбе за  власть Иван  Грозный
оплошал -  не  оставил  достойного наследника. После  смерти Бориса Годунова
бояре долго "тужились"  достойной мыслью,  и ничего  лучше не придумали, как
оттолкнуться  от  старинного  глупого  рецепта  -  выбирай   в  "начальники"
слабейшего.  7 февраля 1613  года  бояре  остановились  на  сыне митрополита
Филарета - Михаиле  Федоровиче. Избранник долго отказывался,  да  и мать его
тоже  не благословляла сына на царствование. Уж слишком сильна была память о
Смутных временах  и  о достоинствах  бояр-сотоварищей.  14 марта  1613  года
Михаил  Федорович наконец-то принял царство и  переехал из своей Ярославской
вотчины  в Москву.  Государем он  стал  в 17 лет и  впервые  годы  постоянно
опирался на Земский Собор. Летом 1619 года из польского плена  вернулся отец
царя -  Филарет  Никитич. Он был тут же поставленный в  патриархи  и получил
титул  "великого государя", самый почетный в  то время, принятый только  для
именования  царя.  В  Москве   стало   как  бы  два  государя,  установилось
двоевластие. Филарет,  слов нет, превосходил сына и твердостью  характера  и
опытом  в  административных делах.  По  смерти  царя  Михаила Федоровича  на
престол взошел  его сын  Алексей  Михайлович  16 лет  отроду. Новый государь
отличался,  как пишут  историки,  "необыкновенно впечатлительным и подвижным
характером, обладал  недюжинным умом и душевною мягкостью и добротой". Но он
мало  вникал  в  дела  государственные  и  их  потихоньку  прибрал  к  рукам
воспитатель  государя - боярин Борис Иванович  Морозов.  Царь выбрал  в жены
дочь  влиятельного  придворного Марию Ильиничну Милославскую,  родившую  ему
сыновей -  Федора и  Ивана  и  много дочерей. Но любимая  жена умерла раньше
Алексея  Михайловича,  и ему, скорее  всего, Матвеев  А.С. (закадычный друг)
умело  "подсунул"  свою  воспитанницу  Наталью  Кирилловну  Нарышкину.  Царь
женился  на ней, и молодая  царица родила сына Петра.  Отцом Нарышкиной  был
мелкопоместный  дворянин  Кирилл   Полуэктович  Нарышкин,   происходящий  от
крымского татарина Мордка Курбат, служившего еще у Ивана .
     "Нарышко"  -  прозвище от  корня  "нар",  что  означает  сильный самец,
мужественный, храбрый. Если принимать  за корень слово  "нур", то толкование
прозвища тоже  выглядит  многообещающе  - "луч",  "свет". Аффекс "ый"  имеет
ласкательное значение. "Нурыш" таким образом звучит, как "Светик".
     Я  всеми  фибрами   души   ощущал  повторение   татарской  генетической
интервенции в роду российских монархов  тех поколений - сперва в Рюриковичей
вездесущие  татары  все  же  вкропили  свои хромосомы,  затем та  же  участь
постигла Романовых. Мне  было, собственно говоря, наплевать на то, кто с кем
спит  и от кого  рождаются  дети.  Но,  как  врач,  я искал  корни  "чумного
характера" Российских  монархов. Как не крутись, но  все упиралось в простую
версию:  не  всегда удачно сочетался татарский и славянский генофонды. Часто
следствием  такого  смешения  становилась  поведенческая  патология.   Почти
собственными руками задушить сына - разве это норма, но Петр Великий решился
на такой шаг. Так в чем же тогда состояло его "величие"? По моему разумению,
такие поступки - свидетельство патологии,  и носителем  ее, к сожалению, был
человек, которому  Бог вменил в обязанности управление миллионами людей. Вот
почему  мои симпатии тянулись к тому периоду царствования  Романовых,  когда
уже  основательно  утвердилось  слияние  у представителей  верховной  власти
славянского и немецкого генофондов. И еще раз я с одобрением вспомнил теорию
М.В.  Ломоносова   о  происхождении  славян.  Конечно,  подобное  тянется  к
подобному,   и   такое   биологическое   единение  создает,   как   правило,
доброкачественного в психологическом отношении метиса.
     Александр  I  был  внуком  Екатерины  II,  ее  величие,  скорее  всего,
заключалось  именно в том,  что  она  крепко  подчистила  генофонд  монархов
России,  вытравив   из   него   татарские   звенья,   насытив  его  немецким
"рациональным зерном". Именно с того времени планомерное  "улучшение породы"
русских царей  стало неукоснительным правилом.  Это  было важно  не  столько
потому,  что улучшалась биология -  как  раз сужение  выбора супружеских пар
привело к вырождению клана.  Наследник Алексей страдал гемофилией,  а многие
Великие  князья  "баловались"   гомосексуализмом  и  были  отмечены  другими
стигмами  вырождения. Но,  тем  не  менее,  такой отбор с креном  в  сторону
немецкого  генофонда,  позволил  России  через своих  монархов,  наконец-то,
вступила в  страту  Европейской элиты.  Начиная с Петра  I,  а  затем  и при
Екатерине  II  новая   столица  Империи,  да  и  другие  важные  территории,
настойчиво заселялась иностранцами. Заметно  оживляли  этот  процесс  задачи
строительства флота и формирование достойной сухопутной армии.
     Мне припомнились некоторые поразительные цифры и факты, просто бившие в
глаза  своей  политической предвзятостью.  Вот только один пример: во  время
"великого   посольства"  на  Запад   в   1698   году   Петр  I  работал   на
судостроительных верфях в Голландии, а затем и в Денфорде под Лондоном.  Ему
удалось  завербовать для  работы  в  России  отменных мастеров:  Осипа Найя,
Ричарда  Брауна.  В   другие   времена  переманивание  мастеров  из  Англии,
Голландии,  Греции, Франции продолжалось.  Грек Ю.Русинов  стал  зачинателем
строительства галерных судов в России,  француз К.Ниулон строил  галеры  "на
французский  манер".  Эти  специалисты  подготовили  и  многих отечественных
мастеров судостроения, они помогали вербовать других корабелов. Первое время
боевые  действия  отечественного  флота  обеспечивали   не  только   офицеры
иностранцы, но и матросы, их было много, например, из Голландии. Уже в  1698
году Петр  I  пригласил на руководство  Балтийским флотом  уроженца Норвегии
К.Крюйса,  присвоив  ему звание  вице-адмирала  и  положив  огромный по  тем
временам  оклад.   На  судах  Азовской  флотилии  служили  700  иностранцев,
преимущественно выходцев из Голландии.
     Нет  ничего  удивительного,  что  при   строительстве  Санкт-Петербурга
иностранцы   селились  слободами   по  национальному  признаку,  значительно
"разбавляя" русское население:  соотношение русских  и иностранцев равнялось
1:7.  К  1880  году население столицы выросло  до 220 тысяч 208 человек.  Но
оставалось  невыгодным  в демографическом и  в  житейском  плане соотношение
мужчин  и  женщин:  на  153590  мужчин  приходилось  только   66618  женщин.
Матримониальный выбор  был небогатым, и  даже плохонькая бабенка могла легко
устроить    свою    жизнь.   Наверняка,    особенности   породы    населения
Санкт-Петербургской  губернии  определялись тем, что его генофонд  был круто
замешан  на  "чухонских" особенностях  при  сравнительно  небольшом  подмесе
татарских свойств. Среди стационарного населения преобладали жители  местных
небольших деревень - чухонцы, военнопленные шведы и выходцы  из Новгородской
и  Псковской губерний. Однако  довольно  скоро сюда переселили много  татар,
мордвы,  армян.  Потянулись  и  славяне  из  средней полосы.  Отсюда и пошло
странное смешение языков у  простого люда, а у знати преобладали иностранные
языковые предпочтения  - все  это,  в конце концов,  привело  к формированию
своего особого петербургского сленга.
     Петр  I  с  1717 года  поручил  руководство  градостроением  известному
французскому архитектору Ж.Леблону, пожаловав  ему чин генерал-архитектора и
положив  огромный оклад. Лейблон  использовал при  разработке  общего  плана
застройки  Санкт-Петербурга стратегию учета  многонациональности  населения,
сохраняя  иностранные  слободы. Ячейки  формирования  и  утверждения  особой
структуры генофонда  у  населения  столицы,  таким  образом, закрепились  и,
видимо,  в   некотором   виде  сохранились  по   сей   день.  Хотя   периоды
"революционных бурь", воин, репрессий сильно перемешали  генофонд населения,
принизив  его  элитарность  до  уровня  носительства  "сермяжной  правды"  и
"классовой солидарности". Слава Богу,  что  большевикам, ошалевшим от страха
за исход  своей  авантюры,  не  удалось выполнить лозунг - "Пролетарии  всех
стран, объединяйтесь!" Тогда бы порода "славян"  утверждалась  бы на уровне,
как минимум, легкой дебильности.
     Я понимал, что сейчас, после безумного переворота 17 года и десятилетий
бездарной   жизни,  моя   родина   будет  должна   пройти   длиннейший  путь
социально-психологической  реабилитации. Ни Бог, ни  человеческая память  не
прощают  уход  из  Высокого  клана,  сопровождаемый  грандиозным  "хлопаньем
дверью"! Тех, кто  не умеет ценить законы и правила цивилизации, очень долго
потом выдерживают в  сенях,  прежде,  чем впустить  в гостиную. Кому хочется
обмениваться рукопожатием с неучами, подлецами и кровопийцами. В этой связи,
мне было  приятно отметить особенности  нашего терапевтического сообщества -
палаты No 8. Среди нас тоже было "всякой твари  по паре", но образовательный
ценз нашей компании был столь высок, что можно  было смело делегироваться на
преподавателей Сарбонны.
     Так  вот,  даже  виртуальное  общение  с Александром  I доставляло  мне
истинное  наслаждение.  Он  был  обаятелен,  неотразим  в  светской  беседе,
пользовался успехом  у  женщин, но не привязался  полностью  ни  к  законной
супруге  - Елизавете  (блистательной красавице),  ни  к любовнице, почти-что
гражданской жене, - Нарышкиной (тоже отменной красавице). Я  не мог сравнить
даже  выборочно  лоск  ухажера Александра  I с  теперешними  кавалерами. Мои
сотоварищи по палате  -  например,  брат Василий или профессор  Каган  -  со
своими  блядскими  замашками  в том  искусстве  меркли  как плевок на  серой
мостовой под  действием опускающегося  на  город вечера  и клубов  выхлопных
газов. Мой дорогой друг Верещагин Олег тоже не  выдерживал  никакой критики:
он  превращался в заштатного пижона  со своими  жалкими потугами  на мужскую
галантность, кобелиную прыть. Он даже мазурку не мог исполнить впаре с любой
из своих многочисленных  жен,  и  при близком рассмотрении его "подходики" к
дамам больше смахивали на налет рэкетиров на керосиновую лавку.
     Никто  не  смел  мешать  мне мыслить, и я лежал в "отрубе", наслаждаясь
картинками  о былом:  среди них  я по  крупицам выбирал  интересующее меня и
решительно отметал малозначительное. Мое восприятие истории, естественно, не
носило системный  характер  -  я  просто  тешил  себя развитием  творческих,
досужих умыслов, иллюстрируя в большей мере выводы врача, а не историка. Это
был тот же психологический анализ, осуществляемый в пределах индивидуальной,
замкнутой медицинской  лаборатории.  Мне было  так интересно  и хорошо  -  я
получал    кайф,   идущий   не   от   первой   (эмоциональной)    а   второй
(интеллектуальной)  сигнальной  системы.  Но душа моя  оставалась  холодной,
потому  что  отдавала  отчет:  "Довольно насыщена душа  наша  поношением  от
надменных  и  унижением от гордых"  (Псалом 122: 4). И  далее я будил в себе
кротость и добропорядочность мудрыми  словами 123-его Псалма: "Помощь наша -
в имени Господа, сотворившего небо и землю".
     Новый скачок мысли и новые впечатления интеллекта, но я нацеливал их на
моих товарищей, пробуя выстроить ряд  из аналогий. Известно, что Александр I
был  скрытен  и  непонятен  для  многих,  как  загадочный  северный  сфинкс.
Император словно придумывал себе вечное изгнанье и неприкаянность. Даже саму
жизнь  свою он закончил не в столице  -  Петербурге, а в далеком  Таганроге,
куда  уехал  с  умирающей  от туберкулеза  женой.  Он  надеялся скрасить  ее
последние дни, но  случилось так, что Александр с супругой  как бы поменялся
местами  в  отношениях  с  жизнью  и  смертью. Кто-то  из  моих  "подопытных
кроликов" нес на себе бремя таких метаморфоз: вот уже и скопытился Науманов,
а кто будет следующим?
     Организм  Елизаветы  разрушался  туберкулезными  бактериями,  но  более
страшной  мукой  в течение  многих  лет  для  императрицы  оставались весьма
сложные отношения с мужем.  Александр  умел хранить  деликатную, но вместе с
тем  "ледяную  холодность"  в  отношениях  с  людьми, заслуживших,  как  ему
казалось,  наказания. Жена уже много лет терпела эту  невыносимую пытку.  Но
что-то произошло в сознании Александра, и он неожиданно пошел на примирение.
Может  быть,  император  предчувствовал  близкую  кончину  -  ее  или  свою.
Возможно,  в душе этого  мастерски владеющего эмоциями  человека  проснулось
сострадание к супруге. По сути, ее грех был в определенной мере инспирирован
его линией поведения. Теперь этот благородный жест человеческого и монаршего
прощения  для Александра заканчивался трагически.  Благородное решение вновь
наладить совместную жизнь, продлить остаток  дней,  наслаждаясь примирением,
оборвалось нежданно и негаданно.
     Александр   I   умер,  как  и  Александр  Македонский,  от  скоротечной
неизвестной инфекции, "прицепившейся" к нему во время скитаний по Крыму. Его
генерал-адъютант  Доббер  пишет: "Он умер  мучительной  смертью.  Борьба  со
смертью, агония продолжались  почти  одиннадцать часов". Последние его слова
были  обращены к  жене:  "Я хочу спать. Не страшно,  Lise,  не страшно".  Он
прошептал их чуть слышно.
     Елизавета,  конечно,  страдала  вместе с умирающим  мужем. Она,  будучи
тяжелобольной, бесспорно,  хорошо  понимала  страдания мужа,  неотвратимость
надвигающейся смерти. Судьба этой некогда безумно красивой женщины тоже была
уже решена. Елизавета поймала себя на мысли: "Он ангел, которого мучают"!
     Неожиданно  токи  "прозрения"  ударили  меня:  от   экстраверсии  -  от
аналогий, направленных вовне, - я перекинул мостик к своему внутреннему миру
- к  интроверсии.  На  этой  тяжелой наковальне  я и расколол  "орех"  своих
внутренних,   замаскированных  переживаний.   Мне   стали  понятными  мотивы
неоднократных   высказываний  Александра   о  желании  зажить  тихой  жизнью
скромного бюргера  или  голландского мещанина, русского  монаха. Как врач, я
понимал, что такая формула мечты помогала  Александру тянуть лямку верховной
власти. Он, нет сомнений, всегда воспринимал власть, как тяжелое, нежеланное
бремя.  Вся его жизнь от рождения была наполнена  трагической необходимостью
"не  быть самим  собой". Вначале, он стал мишенью  любви и особой  каверзной
дипломатии   бабки   -   Екатерины   Великой,   конфликтовавшей   со   своим
неуравновешенным сыном - Павлом .
     Надо помнить, что Екатерина даже предполагала именно Александра сделать
наследником престола,  лишив этой чести законного претендента, своего сына -
Павла. Отсюда ненависть отца к сыну. Павел не скупился  на  весьма нелестные
отзывы  даже об умственных способностях мальчика. Малышу очень рано пришлось
привыкнуть к необходимости  вести двойную игру  -  на словах и на деле. Даже
после того, как  Павел пришел  к власти, он видел  в  своем сыне конкурента.
Император  понимал,  в  какой  дикой  стране  он  живет:  здесь  можно легко
превратиться в  объект  возможных дворцовых  интриг.  Судьба  именно  так  и
распорядилась.  Она  отыскала  "организатора"  такого заговора  - английский
посол с удовольствием  выполнил функцию катализатора негативных страстей. Но
судьбе  было угодно  запятнать  Александра бесчестием миссии отцеубийцы.  Во
всяком  случае, она сделала его невольным соучастником черной акции, ставшей
возможной при таком трагическом стечении обстоятельств.
     Я как бы перелистывал страницы исторического дневника - туда и обратно,
наблюдая  при  этом  за разворотом  собственных  эмоций.  Нет  в моей жизни,
конечно же,  не было и намека  на прямое отцеубийство ради власти.  Но  я-то
знал за собой грех, кутающийся в материю похожей логики. Осознав в юношеском
возрасте шаг  своего отца,  оставившего семью  в тяжелейший период  жизни, я
посчитал  своим долгом уничтожить  его образ в моем  сознании. Иначе говоря,
виртуально я тоже  совершил акт отцеубийства! И я  нашел  выход "во власть".
Только моя власть распространялась не на  чужих  людей, а на самого себя, на
свою  волю,  на  самовоспитание!  Сейчас  любопытство  вело  меня по узким и
опасным тропинкам психологического анализа. Но я не боялся ответственности и
исхода  научного поиска. Я только продолжал удивляться тому, как мой  "поход
во  власть" не  закончился  для  меня  трагедией  - ошибочными  установками,
способными завести и в тюрьму, в больницу, "на дно", на кладбище! Видимо, не
все зависит от родительского  воспитания,  многое предопределено Судьбой, да
зависит от Ангела-хранитиля, выделенного для тебя Богом!
     Опять я принялся листать страницы истории: очевидно, что в самом начале
жизненного  пути  Бог  подверг  Александра  испытанию,  -  подослал  к  нему
изобретательного  на пакости дьявола. И в  дальнейшем  вся жизнь российского
императора была сопряжена с интригой. Он в ней присутствовал либо в качестве
"слепого орудия", либо как активное звено,  либо он сам инспирировал  "тайны
мадридского  двора". Их  хитросплетения  распространялись  на  личную  жизнь
Александра и на дела государственные. В паутине таких комбинаций  помещались
"игры" с  Великим Наполеоном и "поддавки"  с  шалунами из  тайных  обществ -
будущими декабристами,  отечественными масонами. Коварство  интриги и логика
окончательной расплаты постоянно, словно нарочно, напоминали Александру  об
ответе  на  Страшном Суде.  Виртуальный побег от власти был  для  императора
психотерапевтическим допингом. Он как бы вел нескончаемую беседу с совестью:
"Да,  я  позволил  втянуть  себя  в грех отцеубийства, но  не  ради  власти.
Посмотрите, она мне вовсе и не нужна. Я готов ее оставить в любой момент!"
     Что-то  вселяло   в  меня  уверенность,  что  такая  идея-фикс  спасала
Александра  от злейших угрызений совести. Времени было угодно подбросить для
спасения от помешательства "соломинку", быстро превратившуюся в  грандиозную
задачу - в миссию "спасителя отечества". "Соревнование" с Наполеоном было  и
борьбой с вселенской трагедией. Роль Александра в ней переродилась из сугубо
личностного дела, в грандиозную миссию переустройства всей Европы. А это уже
масштабы, равные судьбе Александра  Македонского. Александр I в  этой борьбе
мог надеяться на то,  что в  случае успеха  грехи  будут  искуплены и потому
отпущены. "Беззаконие мое я сознаю, сокрушаюсь о грехе моем. Не оставь меня,
Господи,  Боже мой!  Не удаляйся от  меня.  Поспеши  на помощь мне, Господи,
Спаситель мой!" (Псалом 37: 19, 22-23).
     Именно в тот  период Александр обратился к  православной религии,  стал
глубоко изучать ее, постигать тайны христианской веры: "Уповай на Господа, и
делай добро; живи на земле, и храни истину. Утешайся Господом, и Он исполнит
желание сердца твоего" (Псалом 36: 3-4).  Но, тем не менее, требования жизни
не разжимали руку, стиснутую на горле  императора: ему было необходимо вести
смертельную борьбу  со страшным  агрессором, по силе равным только, пожалуй,
Александру  Македонскому.  Наполеон,  как  образ  мысли  и действия,  -  был
проверкой  России,  ее  Государя на  зрелость.  И здесь  Александр -  мастер
интриги - оказался на коне, во всей красе! Он справился  со сложной миссией,
и тем, возможно, оправдывался перед Богом.
     Александру, конечно,  помогала  Судьба, прежде всего потому, что Бог на
этом этапе  пестовал самою  Россию!  Неудачи в  первых стычках с  Наполеоном
союзных армий могли  заставить  пасть  духом  любого монарха,  но  Александр
выдержал такое испытание. Когда в сентябре 1808  года  состоялись переговоры
Александра и  Наполеона в Эрфурте, то  у русского монарха были все основания
впасть в  уныние. Однажды  он, весьма  утомленный,  сидел вечером в гостиной
князя  Турн-и-Таксис и придавался тяжелым  раздумьям. Тут-то, как черт из-за
угла,  появился Талейран. К  этому  скользкому человеку Александр  не  питал
никогда  теплых чувств.  Он  знал  его  продажную  сущность,  помнил  обиду,
нанесенную ему, - намек в одном из дипломатических посланий Наполеона на акт
отцеубийства!
     Но  Талейран  затеял  довольно  странный  разговор.  Воспринимать   его
Александр  мог  только  так: влиятельное лицо в  высших  сферах,  окружающих
Наполеона,  желает  стать тайным  агентом России.  Александр  быстро  уловил
перспективу  такой "дипломатии",  он  даже простил  на  время  Талейрану то,
нанесенное еще в 1804 году завуалированное оскорбление. Сейчас он должен был
тщательно   разобрать   "игру"  Талейрана.   Ему  помогло  его   собственное
византийское  коварство.  Он   по  достоинству  и   правильно  оценил  слова
Талейрана: "Государь, для чего вы сюда приехали? Вы должны спасать Европу, а
вы в этом  успеете, только если будете сопротивляться Наполеону. Французский
народ  -  цивилизован,  французский же государь -  не  цивилизован;  русский
государь  -  цивилизован, а русский народ -  не  цивилизован; следовательно,
русский государь должен быть союзником французского народа".
     Опять я поймал себя на странных размышлениях.  Я осознал акт вандализма
большевиков,   выбивших   Россию  из   семьи  цивилизованных  государств   и
отбросивших ее в  далекие прошлые века.  Пусть  присутствие моей отчизны  на
цивилизованном  "общаге" обеспечивалось исключительно за счет  "породистости
монархов".  Но это же исторический факт: наша страна брала хороший  разбег и
была способна  продолжить  поступательное развитие без  выхода из  "приятной
компании".  Припомнился   недавний   визит  нынешнего  Президента  России  в
Соединенные  Штаты Америки.  Зарубежная  пресса  прямо  трактовала  действия
Владимира Путина,  как  попытку  "прорубить  окно"  в  США.  Такие  действия
сравнивались с политикой Петра Великого, прорубившего окно в Европу. Броские
комментарии  можно  понимать  только  однозначно:  мы  возвращаемся  в  стан
цивилизованных государств только через три столетия, предварительно покончив
с  "красной заразой"! Полагаю, что творцов переворота 17-го года  необходимо
заочно  приговорить  к  высшей  мере наказания, или  заключения  по суду  на
принудительное лечение в институт психиатрии имени Сербского!
     Александр  быстро  раскусил   Талейрана,  он  понимал,  что   это   был
осторожный, зоркий,  терпеливый хищник, всегда легко  создающий преимущества
для  себя благодаря тонкому и проницательному уму. Он  способен найти  выход
практически  из любого положения. Талейран  -  защитник  интересов  Франции,
исполнитель  поручений  своих  монархов.  Но  он и  умел  извлекать  личную,
материальную, выгоду. Он,  говоря современным языком, в самой  бурной стихии
был непотопляем!
     Скорее всего, Александр  понял мотивы Талейрана,  причину его "поворота
лицом"  к  России:   всевластье,   вседозволенность,  мировая  монархия  ему
виделись, как начало  и конец краха Наполеона, а вместе  с ним и  Франции, а
значит  и Талейрана,  в том  числе. И он  пошел  на  союз с  противником, на
предательство, рискуя головой! Талейран, конечно,  с  актерским пафосом,  но
смело озвучил свое кредо: "Я  не хочу быть палачом Европы". Эти  слова  были
произнесены им в момент  отстранения  его  с поста министра  иностранных дел
правительства Наполеона. "Вербовка  агента" произошла 10 августа в Тильзите.
Секретную  информацию Александр  "выдаивал"  из  экс-министра  долгие  годы,
платя, кстати, не очень большие деньги из русской казны. А  с тех пор, как в
Париже полковник  Чернышев Александр Иванович раскинул сети военной разведки
и стал  с  1811 года получать регулярные секретные сведения из источников, к
которым   даже  Талейран   не  имел  доступа,   ценность  информации  самого
экс-министра сильно принизилась, и ему вообще перестали платить.
     Н.К.Шильдер  в  своей книге  об  императоре Александре  замечает: "Он -
сфинкс, не  разгаданный до гроба".  Молва даже из  его смерти создала  новую
мистическую  притчу:  всерьез  предполагалось,  что  император  сложил  сан,
отказался  от трона и в одежде монаха скрылся в  Сибири. Его встречали якобы
под именем Федора Кузьмича. Интересно,  что  история  болезни, хранящаяся  в
государственном архиве, написана  была  уже после его  смерти.  В  дневниках
очевидцев   последних   дней   императора   -  П.М.Волконского,  лейб-медика
Я.П.Виллие, доктора Д.К.Тарасова, императрицы Елизаветы Алексеевны  и других
- приводятся разные, порой противоречивые сведенья.
     Я тихо лежал на своей больничной койке уже несколько суток, не принимая
пищи  и крайне  редко  посещая  туалет, и  прокручивал  в голове  застрявшую
информацию о событиях того периода. Информация та крошилась мною под прессом
ни столько исторического  проникновения,  сколько врачебной  логики: я искал
ответы на  некоторые профессиональные вопросы. А, используя себя  в качестве
сравнительной  модели,  я  чувствовал,  что  Александр  I  жил,  преодолевая
сдерживающие путы махрового аутизма. Это роднило меня с ним, это льстило мне
- предполагалось, что  и наш император-красавец  мог бы сейчас находиться  в
нашей  палате, и мы вели  бы с ним задушевные беседы.  Кто  знает, возможно,
нашему терапевтическому сообществу удалось бы  вовлечь императора  в веру  о
Галактической Кишке?
     Известно,  что мистические  повороты  судьбы  были  предметом  внимания
загадочного императора: давняя мечта об уходе от власти была известна узкому
кругу  знати, отсюда и возможные тайные  планы очень близкого окружения. Как
резонанс  настроениям императора -  рождение и  рост  числа тайных обществ в
России. Это та зараза, которая потом  приземлилась в  головах  разночинцев и
привела к народничеству и большевизму.
     Полагаю, что  не ради очарования образом вечного странника, возникали и
утверждались в голове императора и у его приближенных известные исторические
примеры, собственные прожекты.  К  ним,  скорее, обращались,  как  к  модели
психологической  динамики,  приносящей   душевный   покой.   Известно,   что
осознанный грех  порождает душевные страдания, а  неосознанный - еще большие
мучения.  И  каждый грешник пытается искупить свою вину уже здесь, на земле.
Однако не каждому это удается.
     Трудно определить, что первично, а  что вторично. Но нет сомнения,  что
осознание  грандиозности  своего  греха порождало  суету, переезды,  метания
Александра I по городам и весям. Такой поиск - это попытка, уйдя с головой в
дела,   втянувшись   в   мясорубку   военного   риска,   управлять  судьбой,
договариваться   с   Богом.  Но  все  это,  скорее,   было  лишь   вариантом
невротических  реакций,  затянувшихся реактивных состояний. Самое трудное  -
сокрытие  от  внимания  окружающих метаний  души.  Не  все  болезни  лечатся
лекарствами, для иных состояний больше подходит "движение".
     Никому доподлинно  не известны  мысли таких страдальцев, они и  сами их
плохо  контролируют. Недаром  Александр Македонский  собирал частые  пиры  с
сотоварищами:  ему необходима была  трибуна и, вместе с тем, психологическая
разведка, контроль  мыслей близкого окружения. К таким  же приемам  прибегал
Александр I, участвуя в многочисленных балах, светских раутах за границей  и
в России. Все это - своеобразная групповая психотерапия, способная,  видимо,
на определенное время успокоить совесть, привести душу в равновесие.
     Я вращал  в своей голове  исторические  факты, как осколки разноцветных
стеклышек  в калейдоскопе. И с помощью  моего, так называемого,  оптического
прибора-игрушки,   позволявшего   комбинировать    историческую    сущность,
переплетая  ее  с  творческим вымыслом,  я  добивался  создания  интересной,
разноцветной картинки.  Можно было  отбрасывать какие-то цвета, перемещая их
на периферию мысли, а вместо них  вкраплять маленькие контрастные осколочки,
достигая психологической гармонии, - нет  не  в  истории, конечно, ибо здесь
все движется по независимым от моего  хотения законам.  Я манипулировал лишь
своими представлениями, украшая их или очерняя. Эта была работа не на науку,
а  для  собственного  удовольствия. Тут  было больше воплощения  творческого
эгоизма, поколебленного  болезнью души, потерявшей равновесие. Меня  вело  в
эксперимент  и святое  желание  комфорта,  согласия в  сфере  осознанного  и
бессознательного!
     Новый поворот  оптического  прибора-игрушки  и  новая  концепция:  вижу
другую  сторону   медали.  Македоняне,  составившие  костяк  боевых   дружин
Александра,  были от природы  спокойными, уравновешенными,  добропорядочными
людьми.  Однако  гениальный  полководец  сумел именно их превратить  в  стаю
хищников  - кровавых, жестоких, стремившихся к насилию, разрушению, грабежу.
Толпы рабов,  телеги,  нагруженные  дорогим скарбом,  драгоценностями,  стаи
наложниц  сопровождали  воинские  армады  царя  Македонского.  Стаи  волков,
забывших свой  дом  и  родину,  дикие  бродяги - вот  те, кто  некогда  были
спокойными  добропорядочными  крестьянами и флегматичными пастухами. У них в
душе уже не было ничего святого, руководил ими не Бог, но Дьявол!
     Можно  найти иллюстрации к логике подобных событий и в  других кладовых
истории: чего  стоит, например, жизнь Наполеона,  в ней масса  интереснейших
событий,   доказывающих  то,  что  человеческая  судьба  находится  в  руках
Всевышнего. Его взлет  от маленького корсиканского гордеца, плохо владевшего
французским произношением, до Императора европейского анклава, претендующего
на  мировое господство, центром  которого  стала красавица-гордячка Франция.
Эта нация одна из первых пожелала удивить мир способами движения к прогрессу
и   демократии   -   через  расправу  с   недостойным   монархом.  Пропуская
грандиозность военных  и  политических побед Наполеона, которых  приходилось
слишком много  на  одного человека, достаточно  вспомнить хотя бы знаменитые
"сто дней".
     Опять я впал  в  глубокую задумчивость и стал глухим к  окружающим меня
звукам. Я просматривал "новую фильму" о Великой  Франции.  Вот  как все было
тогда:  1  марта 1815  года  на  безлюдном  побережье  бухты  Жуан высадился
"почетный  изгнанник"  с  острова  Эльба.  Наполеон  приплыл  из  маленького
"царства"  - такой  статус был  подарен  Наполеону, скорее всего,  благодаря
Александру I.
     Мне почему-то очень хотелось  надеяться  на то,  что русский Император,
обладавший  колоссальным  мистическим  чутьем,  предвидел  поворот   будущих
событий.  Потому  он и  согласился поселить так близко от  побережья Франции
бесспорного героя многих воин. Александр I презирал последнего представителя
династии Бурбонов,  подмечая  в нем  глупость, чванство  и нежелание ощущать
биение пульса времени.  Александр,  скорее всего,  не верил в прочность этой
короны, но делал вид, что уступает Талейрану в его дипломатической  игре. Он
позволил вернуть  престол Людовику  XVIII. Для Александра  I  были  очевидны
"шифры"  многих тайных  событий, и  он,  пожалуй,  в душе  желал  повторного
наказания  французского короля-неудачника. Миссия  экзекутора ненадолго была
тайно отведена Наполеону.
     Грозный  Император  вернулся  во  Францию,   и  она  ждала  его!  Далее
молниеносный бросок на Париж. По пути шло очарование новым смелым разворотом
событий,  и возвращение под  знамена Великого Полководца Непобедимой  Армии.
Это была уже "революция 20 марта"! Все маршалы со  своими войсками переходят
на сторону Императора.  Отброшено в прошлое  и  забыто малодушие, неожиданно
накатившее на  Наполеона  Бонапарта,  в одиночестве бродившего  по огромным,
пустым  залам  замка Фонтебло.  Тогда  рука  потянулась  к заветной капсуле,
приготовленной  "на черный день", и яд был принят. Но от долгого ожидания  и
невзгод  боевых походов  яд, видимо, выдохся.  Императора только  вырвало, и
немного  помучили боли в желудке. Теперь Полководец - решительный и быстрый,
как  полет пушечного ядра. Он вел Армию, народ Франции к осуществлению мечты
о  восстановлении  своих  прав  на  престол,   к  возрождению  национального
достоинства!
     15  июня  французская  армия,  ведомая  Наполеоном,  перешла  Самбру  у
Шарлеруа, то  есть  там,  где ее  не ждали,  дабы разъединить и  разбить  по
одиночке  прусскую  армию  Блюхера  и  англо-голландскую  под  командованием
Велингтона. Маневр удался!  Однако полной  победы еще не  было. К сожалению,
стремительную поступь французов на исходе знаменитых наполеоновских ста дней
остановило Ватерлоо. Великая битва  Великого Человека с сильной своим числом
"стаей крыс"  была  все  же  проиграна! Может  быть,  успей  Груши  со своим
корпусом явиться  на помощь  основным силам,  коалиция  потерпела  бы  новое
поражение. Но этого не случилось - по правому флангу французов ударила армия
Блюхера,   и  все  перемешалось.  Тогда  и  родилось  знаменитое,  брошенное
Камбронном:  "Merde!  Дерьмо! Гвардия умирает, но не  сдается".  Он выстроил
Гвардию  в  каре, и она  в строгом порядке, методично  и спокойно  прорубала
дорогу сквозь неприятельские ряды.
     21 июня,  утомленный, впадая в дремотное  забытье,  Наполеон  в  карете
будет возвращаться  в  Париж, осознавая полнейший разгром своей армии. Потом
будет сдача своей персоны  на милость англичан. Для тихого затухания бывшего
Императора  Франции будет выделен остров Святой Елены -  уже  не в маленьком
"царстве", когда-то дарованным  ему Александром I, а в своеобразной "тюрьме"
с несколько расширенным режимом.
     Полагаю, что  загадочный сфинкс  - Александр предвидел  и такой поворот
событий, но он не мешал Судьбе  печатать свои шаги. В окончательном изгнании
Наполеон  диктовал  воспоминания  о  прожитой  жизни,  с  большим  уважением
отзываясь  о  достоинствах русского Императора.  Но  как только  закончились
страницы  интересного  для англичан документа, так  они поспешили  прибавить
дозу мышьяка в обеды Императора. Они - в своих обычных традициях - уже давно
методично  подтачивали здоровья узника. Это, конечно, было варварство,  но в
английском духе - хорошо продуманное  и блестяще  осуществленное  отравление
Великого  Человека. Все было устроено  так, словно стареющий узник  ушел  из
жизни, убитый раком желудка.
     Умер Наполеон  Бонапарт 5  мая  1821  года в возрасте  всего лишь 51-го
года. Да, у Наполеона всегда были некоторые проблемы со здоровьем,  говорят,
что его знаменитая поза - наклоненный вперед корпус с опорой ногой на боевой
барабан - была  вынужденная. Полководца мучили  боли  в прямой  кишке  из-за
трещин  заднего  прохода.  Наверняка,  хитрые  англичане  учли этот  факт  и
мастерски  мистифицировали   причину  смерти  Наполеона.  Протокол  вскрытия
подписали  пять английских врачей, но один все же отказался забыть о чести и
не подписал фальшивку.
     Много позже,  после  того как  будет  перезахоронено  в 1840  году тело
Наполеона, правда об истинных причинах смерти вырвется наружу. Мне казалось,
что  и  эти   события   предвидел  русский  император  Александр!  Последним
пристанищем мертвой плоти  Наполеона  станет центр  Парижа - Дом  инвалидов.
Найдется слуга, хранивший некоторые  реликвии своего великого хозяина. И уже
в 1961 году через цепочку наследников в Глазго на кафедру  судебной медицины
будет доставлена прядь волос Наполеона. В этом пучке волос, срезанных слугою
сразу после смерти Наполеона, при  тщательном спектральном анализе обнаружат
присутствие мышьяка  на  один порядок выше нормы. Результаты исследования  в
том же 1961 году были опубликованы в английском журнале Nature  в 192  томе,
на странице  103-105. Всему миру станет ясно: да, англичане сумели отомстить
Наполеону, они отравили его,  воспользовавшись его беззащитностью. Ума, воли
и силы на открытый бой у них не хватило!
     Ну,  если  у английской разведки  рука поднялась на Наполеона,  то  что
могло остановить эту руку в решении "угрохать" красавицу Диану  сразу? Здесь
та же  порочная логика: как только  Принцесса уходит из-под  сени английской
короны, она  не имеет  право,  по разумению "высших сфер",  компрометировать
великую нацию. Такой уж стиль у той "великой нации". Бог ей судья!
     Но ни действия англичан, ни "заботы" Франции о своем Великом Гражданине
не являлись уделом моего творческого поиска. Меня интересовали отечественные
проблемы, потому, быстро проскользнув по контурам истории великого народа, я
вернулся к матушке России.
     Действиям Александра I, не по его воле,  а по Божьему попустительству и
по Дьявольской воле, вняли  славянские  народы: началось воспитание порочных
навыков  жизни, зарождение в  сердцах простого  народа  чрезмерной агрессии.
Сперва появились декабристы, потом народники,  а  далее и большевики.  Между
ними  пропасть, да и время вытянуло длинную  цепочку предваряющих событий  -
ошибок власти, например. Но давно  известно: "Человек подобен дуновению; дни
его  -  как  уклоняющаяся  тень".  (Псалом 143:  4). Потому  слишком  быстро
разбивается вдребезги то, что создается дьявольскими помыслами. Ибо сказано:
"Смирных возвышает Господь, а нечестивых  унижает до земли" (Псалом 146: 6).
И  уж если  искать лекарство от греха,  то не в аптечке Дьявола, а только  у
Бога одного: "Он  исцеляет сокрушенных сердцем, и врачует скорби их" (Псалом
146: 3).
     Пришла  Инна  Станиславовна,   было   заметно,  что  ее  беспокоит  мое
состояние.  Да и действительно, было от чего  заволноваться, особенно тогда,
когда испытываешь  симпатию к человеку. Я-то лежал, как покойник  - хоть  со
Святыми выноси! Ясно вспомнил одну  поразительную  по  точности сентенцию из
литературных   тайников   махрового  суфизма.   Брат   Владимир   словно  бы
"соревновался" с братом Николаем (Математик с Чертежником) на наших глазах в
доказательствах своей приверженности  к мусульманскому мистицизму.  Конечно,
по большому счету, это была  игра,  но, тем не менее,  чувствовалось,  что у
обоих   сильно  бурлил  татарский   генофонд   -  мне  бы  их  заботы!  Инна
Станиславовна явно грустила  и добовляла больше  любви и нежности во взгляд,
обращенный на  мои  распластанные  телеса.  А  потому я  вспомнил  некоторые
элементы суфийской практики. Дело в  том, что  "мюрид" (от арабского глагола
арада - "желать"), вставший на путь суфизма, а потому поступивший под начало
"шейха" (буквально - "старец"), исповедует строгую  установку. "Мюрид должен
в руках шейха уподобиться трупу в руках омывателя трупов". Он должен вручить
ему свою волю! Так и я: смотрел на Инну Станиславовну "глазами дохлой рыбы",
а у нее в глазах  стояли слезы.  Она, нет сомнений, хотела  иметь дело не  с
трупом, а с жадным любовником. Но  русские всегда тяготели к неологизму: они
все  стремились выполнить через позывные линкора, как  говорят на флоте,  то
есть - через "ЖЖ"  (Живете, Живете).  Я  как  бы на  глазах  любимой женщины
засунул голову глубоко в Кишку!
     И я полетел по кочкам! Россия - уникальная страна:  она ярчайший пример
возможности  освоения  разностороннего опыта ошибочных  социальных  реакций.
Поучительны  исторические  данные о  "бродягах",  "шатунах" российских.  Мне
вдруг припомнилось, что  еще в давних  наблюдениях Ю.Крижанича - знаменитого
славянского ученого, проведшего на сибирской каторге более 15 лет  именно за
научные изыски, за общение с правдой - сообщается: "На всех военных кораблях
турок  не  видно  почти  никаких   других  гребцов,   кроме  людей  русского
происхождения".  Замечено,  что  "в  городах  и  местечках  по  всей Греции,
Палестине, Сирии, Египте и Анатолии, или по  всему Турецкому царству,  такое
множество русских людей, что они обыкновенно спрашивают у соотечественников:
остались ли еще на Руси какие-нибудь люди?"
     Пришла  в голову продуктивная мысль, и я  на  ней предпочел задержаться
особо! О благополучии жизни россиян с болью говорил Крижанич, намучившийся в
заточении: "От сотворения  мира в 7174 (1666), а жизни моей на 49-м  году, я
услышал  в  первый  раз,  что   на   Руси  многие   умерщвляли   себя  ядом,
предварительно его  заготовивши и долго  сберегавши,  и  что  даже ныне есть
такие, которые берегут яд для сей цели, что б употребить его на самих себя".
     Ясно,   что   великое  переселение   русского  народа   стимулировалось
татаро-монгольским   нашествием,   смутными   временами,   но   и  политикой
собственных правителей,  никогда  не понимавших  и  не желавших  считаться с
чаяниями  русской  души.  Основательно  приложили  к  тому  руку  российские
монархи, за редким исключением. Иван Грозный, Петр Великий и другие так лихо
управляли своими подданными, что те бежали от монаршей милости аж на Аляску,
в  глухие  леса  Карелии,  в северные  тундры,  в  Уссурийскую  тайгу  и  на
Курильские острова.
     Необозримые пространства  России  по  существу  и  определись благодаря
таким первопроходцам. Первые  поселения последовательно  преобразовывались в
военные посты, затем в пограничные кордоны. Беда россиян состояла в том, что
верховную власть страны составляли люди других кровей, другой породы,  иного
архетипа, чем основная  масса населения. Они  не могли понимать  свой народ,
уважать  по-настоящему  его  стремления,  чаянья, характер.  Они всегда были
наемниками, пришельцами, "арендаторами", чужаками на земле русской. Вместе с
тем, выходцы  из России  активно заселяли другие государства, ввозя туда  не
всегда доброкачественный генофонд.
     Пришел  на память  известный исторический  пример:  Григорий Котошихин,
служивший  в  Русском Посольском  Приказе убежал  из  Москвы  и долго  жил в
Стокгольме  под именем Ивана Александровича Селицкого.  Он  написал книгу "О
России  в  царствование  Алексея  Михайловича".  В  ней изложены  интересные
сведенья о  нравах того  времени. К примеру,  имеется  такое  замечание:  "А
которые девицы  бывают  увечны, и стары,  и замуж их взяти за  себя никто не
хочет, и таких девиц отцы  и матери постригают в монастыри, без замужества".
Основательно  спившись  за границей,  Котошихин  в состоянии  белой  горячки
зарезал хозяина своего дома, за что был приговорен к смертной казни. Вот так
заканчивалась  жизнь тех выходцев  из  России,  которые  по природе своей не
могли  адаптироваться к иной  ролевой  культуре,  и  продолжали  "российские
традиции" на чужой земле.
     История отчизны показывала мне, что широкие слои  славянского населения
не  всегда  успешно  ассимилировали  и ассимилировались  в ходе контактов  с
другими народами.  Но  мне было  понятно, что такой процесс  осуществлялся в
иных, чем у  общественной верхушки, стратах. Отсюда и различия  в ориентации
социальной  динамики:  встречались  и  расходились  как  бы  два  вектора  -
конвергенции и дивергенции. В Россию въезжали не всегда лучшие иностранцы, а
из  нее убегали лучшие  россияне.  На  эту  логику наслаивался универсальный
выбор сексуального партнерства: по образу и подобию.
     Я  построил  в  голове  простую, но понятную формулу:  в  одних случаях
спаривались  лучшие  с  лучшими,  в  других  худшие  с  худшими. Происходила
дебилизация  плебса и  элитаризация власти. Дистанция, таким образом,  между
двумя общественными полюсами последовательно нарастала.  Но чем  больше  был
такой разрыв,  тем  более повышалось значение  стимула для проникновения  из
низшего  в высший  общественный слой. В том заключалось  действие скрытых от
глаз  обывателя  пружин  жизни.  Но,  как  ни  крути,  исторические  события
выстраивались  так,  что  я  не  мог  отвергнуть,  а  наоборот,  подтверждал
придуманную   нашей   компании   теорию,   умещающуюся   в  сочное   понятие
Галактическая  Кишка.  Да,  Россию,  ее  народ  история  проталкивала  через
грандиозную Кишку, заставляя следовать ее неожиданным изгибам, испытывать на
себе действие "социального фермента". Гонения, исходящие от власти, голод  и
запустение,  идущие от неблагоприятных климатических условий, да бесконечных
воин,  -  следствия неуемных  аппетитов  окружения  и  собственной  неумелой
дипломатии  правителей.  Наш  народ,  как особая порода  микробов,  питается
остатками пищи  "с барского  стола",  проходящими  обработку  в Кишке.  Нашу
породу микробов "грызут" и "переделывают" на свой лад другие микроорганизмы,
чуждые нам по духу, но  пребывающие вместе с  нами в одной и той же Кишке. И
от этого нам никуда не деться!
     Опять  ко  мне  заглянула  Инна  Станиславовна  и  вдруг  так  на  меня
посмотрела, -  как  может посмотреть  только очень сильно любящая женщина, -
что  мое сознание  прояснилось! И  тогда  я задал себе  односложный  вопрос:
"Александр  Георгиевич, а  на кой хер тебе все  эти  исторические справки?!"
Надо жить проще. Что я состою в родстве с Александром Македонским, или нашем
императором Александром, или  с  Петром, Иваном  Грозным, Наполеоном  и  так
далее?.. Да в гробу я их всех видало, причем, в белых тапочках!.. Сказано же
в  Псалме  втором: "Зачем  мятутся  народы,  и  племена  замышляют  тщетное?
Восстают цари земли, и князья совещаются вместе против Господа и Помазанника
Его". Властелины  - все эти  "калифы  на  час",  взгляни на них через призму
веков, - проливают кровь людскую как водицу, громят, крушат все  напропалую!
А потом Бог награждает их суетной смертью! А мы - наша больничная компания -
исполнены  скромного  житейского мистицизма. Мы никому не  мешаем, не вносим
раскардаш в жизнь народов. Так кто же, позвольте вас спросить, сумасшедшие?!
Они или  мы?! По сути, это таже профузия через Кишку - по  уши в дерьме! Мне
стало  легче,  словно  огромный  камень  -вселенская  историческая  правда -
свалился с плеч.
     Напряженная   работа  мозга  в   течение  нескольких  бессонных   суток
основательно  подорвали мой психический ресурс. Я не заметил, как выключился
решительно и  бесповоротно  -  спал  я,  как в летаргическом  сне,  - долго,
недвижно,  почти не подавая признаков жизни. Меня перевели на  искусственное
кормление, делали массаж кожных покровов, периодически переворачивали с боку
на бок,  выпускали из  меня "отходы" обмена веществ.  Мои  товарищи проявили
максимум заботы и  мастерства по уходу за  существом "с человеческим лицом",
находящимся в анабиозе. Инна Станиславовна отдала мне много души,  но до  ее
тела  я  еще не  добрался!  Внутренний  голос  успокаивал  меня,  напоминая:
"Господь  будет охранять  выхождение твое  и вхождение  твое отныне и вовек"
(Псалом 120: 8).

3.6

     Открыв  глаза, я  ощутил  встречный взгляд -  серо-зеленое внимательное
очарование!  Я не шевельнулся, а стал  исследовать первое  впечатление.  Мне
хотелось только по зрачкам, по переливам радужки, по ее реакции на свет и на
мою небритую рожу  - как по слабому излучателю отраженной световой энергии -
определить: кто  встречает  меня - друг или враг, женщина  или  мужчина? И я
понял  быстро -  то  были  глаза  Инны Станиславовны:  они  сочились  болью,
опасением  (видимо,  за  меня)  и  напряжением.  Потом ее  взгляд наполнился
радостью и, как  мне  показалось,  любовью! О, это уже была полнейшая победа
добра над злом!
     - Александр Георгиевич,  вы нас крепко напугали. - раздался голос  моей
Дульцинеи, это был голос божества, спустившегося на землю  - прямо ко мне на
постель.
     Я  улыбнулся  моему  божеству  и  контакт  произошел!  Подскочили,  как
молодые, любопытные лягушата, и разом бодро заквакали мои  сотоварищи. Но  я
заметил,  что,  пользуясь мнимой  теснотой,  Витя  Каган  и  Олег  Верещагин
пытались  своими чреслами  притереться  к  плечику Инны  Станиславовны. И  я
решительно положил этому конец:
     -  А ну,  мудаки бестолковые, отвалите  от моей женщины,  иначе полетят
клочки   по   закоулочкам!   -   продемонстрировал  я   на  словах   мужскую
решительность.
     Звук моего голоса, видимо, ударил не в бровь, а в глаз. Витюша и Олежек
отшатнулись от дамы, как маятник Исаакиевского собора. Тут же уколола мысль:
это же надо - быть такими мудаками! Подвесить маятник в  храме, пользующемся
мировой  славой!  Слава  Богу, что теперь его сняли, и храм расправил плечи,
поднял голову! Но я-то  знал, что качание вправо затем обязательно переходит
в  качание влево  - таков  закон  маятникового, да  и кобелиного,  движения.
Потому я подал команду:
     - Теперь, оглоеды, быстро разместитесь  по  койкам, да руки не забудьте
положить  на  одеяло,  а  не  прятать  их от  глаз посторонних наблюдателей.
Прекратить в присутствие  дамы мочалить  в темноте - под одеялом  - наружные
половые органы! У меня не забалуешь!
     Моя команда  была выполнена  без восторга, но быстро и  точно. Я понял,
что имею дело с  интеллигентными людьми, и собирался платить им тем  же.  Но
для  начала, я потребовал,  чтобы каждый  отчитался  о проделанной работе. И
отчеты начались:  оказывается,  ребятки  не теряли время понапрасну. Главный
врач выписал за  счет  больницы необходимые медикаменты для  лечения  "не по
профилю", и ребята самостоятельно, под  контролем Микробника, пролечились от
сомнительных инфекций, сильно им досаждавших.
     Чертежник, Эйдемиллер,  а за одно и слабовольный Математик, получили по
курсу  инъекций  антибиотика  цепаринового  ряда,  поглотали  сколько  нужно
зовиракса (это для того, чтобы придушить герпетическую инфекцию), насытились
тинидазолом.  Теперь,  можно сказать,  с  половыми органами  у них наступило
стойкое  благополучие.  Сейчас  они  числились  реконвалесцентами,  и  через
несколько дней  их ожидали повторные  анализы  на излеченность. Настроение в
связи с  клиническими успехами у всех  было бодрое.  Продвинулось  дело и  у
брата Василия:  ему же профессор Мишка Королев отхряпал  значительный  кусок
толстой кишки, сославшись на  инвагинат с участком раковой опухоли. Анальный
сфинктер он не  тронул, но и лишил его  привычной  функции, наложив выходное
отверстие для каловых масс на переднюю  брюшную стенку.  Это была варварская
операции, сделавшая  Василия  инвалидом,  и  доставлявшая  ему  массу хлопот
бытового плана.  Уже  прошло  довольно  много времени с момента операции, но
прогрессирования опухолевого процесса мы не  замечали, а потому обратились к
главному врачу с  просьбой организовать повторную консультацию для вынесения
окончательного  "приговора". В качестве  консультанта мы  просили пригласить
доцента Михаила Ивановича Долгорукова - классного хирурга Русановской школы,
владевшего  ювелирной  техникой проведения  сложнейших  операций  на брюшной
полости. Мишка Королев, хоть и был профессором, но  со своей грубой мужицкой
хваткой  в подметки Долгорукову  не годился.  Консультация должна состояться
сегодня,  а подготовительные  исследования  - кровь, рентгенография,  УЗИ  и
прочее - уже были выполнены.
     Консультант явился в назначенное время. Я  заметил, что Михаил Иванович
сильно  постарел, но держался молодцом - он  поздоровался  со  всеми. Увидев
знакомые  персоны, присел,  поговорил с  нами,  рассказал  новый  анекдот на
медицинскую тему  и заявил, что в такой приятной компании и он согласился бы
провести несколько неделек в  сумасшедшем  доме,  дабы отдохнуть от бедлама,
существующего  на  воле.  Брата  Василия  он  забрал  в перевязочную  и  там
обследовал часа полтора. Приговор  был прост: раковую  опухоль он исключает,
но  окончательные  результаты  получит  при  лапароскопии,  то  есть   когда
распахнет с помощью хирургического  ножа брюшную полость. Его не удивило то,
что удаленный участок кишечника не исследовали гистологически - а только так
определяют   наиболее  точно   злокачественное   перерождение  клеток  -  он
заподозрил  в  том корыстный  интерес. Кто-то  набирает материал, скажем для
диссертации, и искусственно завышает количество  излеченных случаев: диагноз
рак, а человек после  операции  остался жив. Наблюдай его лет пять и хвались
при этом своим врачебным мастерством.  Бывают и  среди медиков  ловкачи. То,
что  такие спецы инвалидизировали  пациента - это их  не  очень  волнует. Но
мы-то  знали,  кто  был тем  "ловкачом", а  потому  преисполнились  страшным
гневом!
     Операцию   решили  не  откладывать  -  назначили  на   завтра.  Василий
превратился  прямо на глазах в боевого коня,  почувствовавшего звуки  марша,
исполняемого  полковым  оркестром.  Он  очень  хотел побыстрее избавиться от
своей  хвори,  от бытовых неудобств,  доставляемых  ему  и  окружающим,  так
называемым, ануспренатуралисом.
     Мы   подгоняли  время,   тратя  его  на  необходимые   подготовительные
манипуляции:  кишечник Василия  мыли  сифонными  клизмами, ограничили  его в
пище, а  на  сон грядущий провели маленькую премедикацию. Контролировала все
мероприятия  главная  медицинская  сестра  больницы  Инна  Станиславовна.  Я
заметил, что она теперь старалась многое взять "под личный контроль" в нашем
отделении, делая это неназойливо, деликатно.
     Наутро  проснулись рано и  ждали решительных действий: Михаил  Иванович
оказался  "ранней пташкой",  и  уже  в  восемь  часов  тридцать  минут  Васе
зафундырили   успокаивающий   укол   (провели   премедикацию)  и   увезли  в
хирургическое отделение,  где анестезиологи, а затем  и хирурги взяли  его в
настоящий оборот.
     Ожидание нависло "немой старухой" над нашими головами, "старуха" словно
бы покачивалась в гамаке в такт тикающим часам и молчала, надув губы. Мы все
волновались  и  желали  благополучного исхода  операции. Вспомнили  школьное
детство, время накануне контрольной  или экзамена: кто-то из психов  положил
пятак под пятку, кто-то сложил фигой пальцы, а наиболее смелые даже запихали
большой  палец  себе  в  жопу. Вообщем, все  отделение активно переживало за
брата Василия.
     Только после обеда к нам  зашел Михаил Иванович - чувствовалось, что он
устал  за  время  операции,  ибо  для  хирурга  это  прежде  всего  огромная
физическая нагрузка, но  и моральная тоже. Я слышал, что у него  установился
прочный роман с толковой операционной медицинской  сестрой той больницы, где
он  работал. И  на эту операцию  он  привез ее, потому что только ей доверял
больше всего. К тому же она была для него в некотором роде талисманом. Такие
отношения  только стимулируют  хирурга,  и их,  по моему  мнению, необходимо
всячески  приветствовать. Во  всяком случае, такого  рода  адюльтер  идет на
пользу больным.
     Михаил Иванович поведал нам тонкости данного случая: опухоли, как  он и
предполагал, не  оказалось.  Он  сделал  подробнейшую  ревизию всем  органам
брюшной полости, прощупал все  лимфатические  узлы,  прогладил  внимательным
взглядом брыжейку, брюшину и большой сальник. Его успех  можно "свалить" при
очень  большом заинтересованном  желании на  хорошо  выполненную  предыдущую
операцию.  Но  он  не видел  у Василия  следов  радикального  хирургического
лечения. Экстренная  гистология  -  прямо от операционного  стола -  раковых
клеток  в  пробах  местных  тканей не выявила. Но что было доподлинно  в том
прежнем  инвагинате  - в  удаленном  отрезке кишки -  останется неизвестным.
Пришлось  делать обширную  внутреннюю  пластику, так как предыдущая операция
заметно  исказила нормальную  анатомию  органа. Михаил  Иванович,  не спеша,
кропотливо,  шаг за  шагом,  миллиметр  за миллиметром,  распутывал  сложные
хитросплетения  тканей.  Сюда  уже  подтянулся  и  прилип  большой  сальник,
брыжжейка  перекорежилась,  трубка  кишки  замаскировалась  и исказила  свои
контуры.  Нужно  было  тщательно  и  осторожно   отсепарировать  "нужное  от
ненужного".  Да, работа для хирурга  была сложнейшая. Но золотые  руки  есть
неоценимый капитал мастера!
     Теперь  необходимо  ждать  того, как  все  приживется.  Как  заработает
сфинктер, долго не функционировавший. Если Бог поможет, то функция кишечника
и анального жома восстановится. Мы поблагодарили честного хирурга, делая это
скромно, дабы не спугнуть "кокетку удачу".
     Долгоруков  ушел, мы смотрели ему вслед с благодарностью  и почитанием.
Однако палатные профессора - прежнего  оператора  помянули недобрым  словом.
Больше  всех распухал  Олег  -  он  грозился  затеять судебный  процесс.  Мы
успокоили физика: медицина  - это не  наука, а  область  особого  искусства.
Нельзя  же  подать в суд  на скульптора за то, что он  изваял непонятный нам
образ.  Это плод его творчества.  В  медицине  тоже  трудно  предугадать все
обстоятельства  болезни, а  потому добро и зло в ней  идут рука об  руку.  И
порой  трудно  сказать,  чего  больше  в  действиях  даже  самого  опытного,
квалифицированного врача. А за такие вещи,  по  нашему  мнению, не судят!  К
тому же  любой врач  на  суде заявит, глазом  не моргнув: "А  я  таким видел
состояние  кишечника".  И  нет  у  суда  возможности проверить  предлагаемую
версию, - не  было свидетелей картин, воспринимаемых зрительным анализатором
хирурга!
     Ближе к полуночи  на столбике забора, на своем обычном месте, появилась
кошечка Люси. Она  была спокойна, даже несколько  игрива -  она подавала нам
знаки того, что за исход  лечения брата Василия  можно  не беспокоиться, все
будет  хорошо! Мы благодарили Люси за  внимание к нашим проблемам,  понимая,
что  у  кошечки теперь масса неотложных  дел  в  зазеркалье. Но  она все  же
изыскала  время  и  появилась, чтобы  поддержать с  нами  астральную  связь,
сообщить радостную весть. Вдруг какой-то подвыпивший бродяга, продвигавшийся
в полутьме  вдоль забора, увидел  нашу кошечку.  Он  тоже  воспылал желанием
общения с ней, но  только на свой  манер.  Мерзавец поднял с земли камень и,
прицелившись, запустил его в Люси. Мы видели собственными глазами уникальный
аттракцион:  камень,  не  долетев до столбика  примерно  трех метров,  вдруг
развернулся, как бы отрикошетив от прочной, пружинящей преграды, и полетел в
обратном направлении.  Подлая пьянь о двух ногах  даже не  сообразила в  чем
дело,  как  камень основательно  двинул  по  затуманенной  алкоголем  башке.
Агрессор  свалился, словно подкошенный, и  затих надолго. Люси еще несколько
минут побыла с нами - прыгала, резвилась, выгибала спину дугой и трогательно
помахивала  хвостом, - затем она стала растворяться в  воздухе. Ее место  на
столбике  забора  засветилось   зеленоватыми  бликами   и  фосфоресцирующими
лучиками, а потом и загадочное свечение исчезло. Пьяница пролежал на земле у
забора  часа два, поднялся с трудом  и, дурак дураком,  направился нетвердой
походкой в обратную сторону.
     Михаил Иванович  заглянул  к  нам  и на  следующий день, предварительно
тщательно обследовав своего подопечного. Врачи  -  народ суеверный, а потому
хирург не высказывал прогнозов,  он  просто предлагал нам  ждать.  От  брата
Василия он притащил нам  маленькую  писульку, в которой, как не странно, был
стишок, записанный, видимо, со слов нашего товарища мелким женским почерком.
Мы  догадались,  кому  принадлежала  легкая  женская  ручка.  Его  дражайшая
Алевтина записала стишок.  Мы поняли, что уход за Василием в надежных руках,
он будет обеспечен по высшему разряду!

     Яйца - не яйца,..
     петух не петух?..
     похоти пламень -
     в гонадах притух!
Только я верю:
     Все будет "окей"!
     Вместе посмотрим
     Канадский хоккей!

     Для  первого дня  после тяжелейшей  операции стишок был неплохим. И нас
особо  порадовал сквозящий сквозь  строки  оптимизм. Шли дни, мы изнывали от
нетерпения, а  Михаил  Иванович ничего существенного  нам не сообщал, только
заходил к нам периодически и передавал записки от брата Василия. Наш "тяжело
больной",  свинья коварная,  тоже испытывал  наше терпение, как мог!  Он, по
всей вероятности, основательно ударился в  поэзию. Да, это и понятно - рядом
с ним была любимая женщина, а при таких  условиях  достойного мужчину всегда
тянет либо в постель, или на  поэзию! Василий уже немного ходил по  палате и
записывал стихи самостоятельно. Мы читали его стихи с воодушевлением и порой
по запаху понимали,  что пишет он их сидя  на унитазе - нам  очень  хотелось
чтобы и  кишка,  и  сфинктер  у него работали отменно. Но по запаху это было
определить трудно.  Это в определенной мере относилось и к тайнам творческой
лаборатории  поэта. Однако тон стихов вселял в нас надежду  на благоприятную
динамику процесса к нормальной жизни.  Вот  почему  мы  не  могли подвергать
серьезной критике поэтический дар нашего друга. Чувствовалось все же, что мы
имеем  дело  с  талантливым первопроходцем,  как  в  поэтической,  так  и  в
горшечной сфере!

Женщина в белом
     стоит на мосту,
     важно и смело,
как на посту!
     То Алевтина
     явилась ко мне:
     снова я бодрый,
лечу на коне!

     Следующий  стих, дошедший  до  нас через несколько  дней, был еще более
жизнеутверждающим. А судить о здоровье поэта  можно было хотя бы по величине
стиха. Размеры его  явно выросли, но  качество все  еще свидетельствовало  о
том, что Василий в поэзии  был новичком.  Наш признанный поэт -  Витя Каган,
прочитав  стихи, многозначительно почмокал губами, одобряя порыв начинающего
мастера, но, вместе с тем, и предостерегая нарождающегося собрата по перу от
"звездной  болезни". Он  как бы  намекал собрату:  "Да,  вестимо, вестимо,..
успехи явные. Но необходимо еще много работать над стилем, рифмой, словом"!

     Постель измята
     мужской спиной:
     кожа - не вата,
     ее успокой!
     Микробы тешатся,
     везде снуют:
     ни есть, ни какать
     мне не дают.
     Мечусь в поту
     и в муках я -
     судьба-злодейка
     трясет меня!
     Мои друзья
     всегда со мной:
     а ты, "Старуха",
     не стой с косой!

     Обращение "мои друзья всегда со  мной" сильно растревожило наши души, и
мы нажали  на  главного врача, требуя - пусть  в  виде крайнего исключения -
срочного  свидания с  братом Василием. Леня Соколов,  естественно, не  сталь
изображать  из  себя  неподкупного  сфинкса  -  он  лично  сопроводил  нас в
хирургический корпус прямо в  палату  интенсивной  терапии, где  вальяжничал
Василий. Ликование  было неописуемое: Леня от изобилия  товарищеских чувств,
свидетелем потока которых он оказался, даже прослезился (русские удивительно
сентиментальный  народ!).  Быстро смахнув слезы, Леонид Григорьевич снизошел
до "сермяжной  правды" и попросил операционную сестру  налить всей  компании
(кроме тяжелобольного, конечно!) по  пятьдесят граммов спирта, а это  уже по
точным меркам  -  по сто граммов чистейшей водки!  Мы "закусили"  содержимым
нескольких  ампул  глюкозы  (кстати,  великолепный  закусон!), и  задушевная
беседа полилась без  конца  и края.  Леня  тоже немного  выпил,  и  Алевтина
пригубила,  передав  потом  через поцелуй  запах и  вкус  живительной  влаги
Василию.
     Но вот  настал  и день  счастливого торжества. Распахнулась дверь нашей
палаты:  на  ее  пороге  застыл  во  всей  красе  брат  Василий  -  сияющий,
неотразимый! В спину его подталкивала улыбающаяся Инна Станиславовна, словно
приглашая смелее перешагнуть через Рубикон!  Мы  обнимали нашего горемычного
товарища, награждая его похлопываниями по  плечу и заднице. Витя  разразился
экспромтом, как всегда граничащим с поэтической гениальностью:




     Нудят литавры,
     свербят душой:
     да, ты, Василий,
     мудак большой!
     Ты напугал нас
     своей Кишкой!
     Теперь отыщем
     горшок пустой
     и будем писать
     Живой Водой!

     Нет слов,  лучше  Виктора  -  много  настрадавшегося за свою  непростую
профессорскую   жизнь,  а,  самое  главное,  радикально  вылечившего  многих
психопатов, - никто  не выразил наше общее ликование.  Наши души давно  были
переполнены   людскими   страданиями,  а  потому  мы  с   восторгом  приняли
возвращение Василия в  строй.  Ни один поэт  не сумеет почувствовать главный
"нерв" наших эмоций. А без этого  никому еще  не удавалось правильно оценить
"впечатление". Только выходец из нашей среды, как говорится, "плоть от плоти
наш",  мог передать всю суть  торжества. Витя знал и  испытал на собственной
шкуре все случившееся с  нашей компанией  за  последний месяц  жизни.  Ему и
слово  вещее  - в зубы! Витя был мастером с большой  буквы,  потому он сумел
даже подстроиться под  стиль стиха, принятый Василием, но "микроб  мысли" он
заложил в эту "кишку" более совершенного качества и иного  серотипа. К месту
пришлись  слова  Апостола  Павла,  высказанные  когда-то  Великим  Святым  в
"Послании к Евреям", и вдруг  неожиданно  озвученные Эйдемиллером: "Не много
Ты унизил его пред Ангелами; славою  и честию увенчал его и поставил его над
делами рук Твоих; все покорил под ноги его" (2: 7-8).
     Пришел  поздравить  Василия   с  благополучным  избавлением  от  ужасов
хирургов-новаторов и наш дорогой главный врач. За  весьма короткий срок  все
больные  его уже полюбили, а молодые медицинские сестры готовы были отдаться
в любую минуту.  Врачихи и сестрички, что  постарше,  при  всей готовности к
любому  акту  вожделения, грустили, отдавая  себе отчет  в  том,  что Леонид
Григорьевич,  как  истинный  мужчина,  то  есть кобель,  предпочтет  все  же
"телятину" "говядине"!
     Выпивали скромно: две - три бутылки коньяку, не более того. А точно я и
не  помню, потому  что жег глазами  Инну  Станиславовну, давно ставшую  моей
путеводной звездой! Я смотрел на нее уже не так скромно, как раньше. Правда,
я не пялил глаза в  открытую, потому что берег ее покой и честь, но жег ее и
себя  изнутри. Я алкал откровений любви, и она понимала это. Я  молил у Бога
еще один,  хоть самый маленький,  глоток воздуха,  словно уже повешенный,  с
головой просунутой глубоко в петлю, болтающий непослушными ногами и прочим!
     Пригласили и  Клару Николаевну.  Она  последнее время  остепенилась  до
невменяемости:  нас  не  посещала,  на перестукивание  не  откликалась. Этот
"клапан любви" уплыл у Витюши  прямо из-под носа, но  он держался молодцом -
не психовал и только один  раз в общем туалете  на этаже  набил "конкуренту"
морду. У Клары возник очень серьезный драматический роман с одним психопатом
из одиннадцатой  палаты. А с психопатами  всегда  большие трудности: если их
сильно  любишь,  то  они  психуют, а не любишь - вешаются. Как уж она с  ним
устраивалась в смысле регулярности половой жизни - остается загадкой. Но уже
была парочка случаев манифестаций повешенья у того психопата.
     Видимо, как сексуальные партнеры, он и Клара были не на  высоте: Клара,
скорее всего,  перебарщивала, а  он не дотягивал до  стандарта, необходимого
волевой  женщине с высшим медицинским  образованием  и высшей  категорией по
психиатрии. По такому случаю, мы сделали  выводы, что любовь у Клары  должна
была умереть  сама  собой, или психопат еще  раньше  должен наложить на себя
руки.  Но мы не подгоняли  события,  а спокойно наблюдали за их естественным
течением. И они текли и перекатывались, как  мутные потоки Обводного канала,
с  вечно плавающими в них слизкими фекалиями. Не было в  том ничего общего с
вальяжным  течением  Великой  Реки  Нил!   В  гуще  той  темной,  насыщенной
драгоценным илом, воды  уже  плавали огромные крокодилы  сомнений, ожидающие
своей жертвы  -  разбитой любви. Вспомнились  слова  поэта:  "Любовная лодка
разбилась о быт"!.. Так, видимо, все и произойдет в  Кларином случае,  но мы
все  же ее пригласили на "маленький праздник", исключительно ради Виктора. И
она пришла и крепко выпила вместе со всеми!
     Но  насторожило   меня   другое:  опрокинув  первую  же  рюмку,  Леонид
Григорьевич как-то  необычно поморщился - словно, его пронзила острая боль в
желудке!  -   и   крякнул   совершенно  не   так,   как   крякает   здоровый
мужчина-селезень,  принявший с  аппетитом "первую"  и  ожидающий "вторую"...
Инна  Станиславовна  тоже усекла момент, и ее  глаза наполнились тревогой. Я
незаметно,  как  бы  потянувшись к бутерброду  с  красной  икрой,  сместился
поближе к Леониду и произнес шепотом:
     -   Леня,  сука   ты  пушистая,   тебе   необходимо   срочно  выполнить
гастрофиброскопию!..  С такими  вещами мужчины  в нашем  возрасте не  должны
шутить.  Хочешь, я сам тебя посмотрю, если ты не  желаешь утечки  информации
или не доверяешь своему штатному эскулапу по этой части?
     Леня ответил мне, как и должен был  ответить только врач, все прекрасно
понимающий  и  отдающий себе полнейший отчет  в том, что все болезни от Бога
или  от Дьявола.  Ему и мне  было понятно, что у врача-человека руки слишком
коротки!
     -  Саша, сука  ты лысая, ну  а если  окажется самое страшное, то  разве
ранний диагноз поможет? Каждому уже уготован финал, так стоит ли суетиться.
     Мне  было  нечем ему  возразить,  но  я все  же попробовал  пролепетать
обычные для таких случаев слова:
     - Леня, поверь мне:  известность  - лучше,  чем неизвестность. Тебе  же
самому  будет легче,  ты  сможешь  распорядиться  достойно  временем  жизни,
отпущенным тебе напоследок!
     На том мы закончили разговор о "высоком", но я все же выжал из  Леонида
согласие посмотреть его в ближайшее время с помощью фиброгастроскопа.
     Настроение  от разговора ухудшилось, но  пришлось  подыгрывать веселью.
Леня, как я понял, тоже делал только вид, что пьет с наслаждением, на  самом
деле, видимо, только анестезировал себя, спасаясь от боли.
     Бывают  минуты, когда чувствуешь, что  поздно  заговорил,  замешкался с
обращением  к Богу пусть даже  с очень правильными  словами: "Господи,  Боже
сил! Восстанови нас; да воссияет лице Твое, и спасемся!" (Псалом 79: 20)

3.7

     Гульба протекала тихо, сама собой и закончилась заполночь. Мы понимали,
что  нельзя  тревожить  остальных больных.  Охранительный  режим, особенно в
психиатрической  лечебнице,  всегда   остается  на  первом  месте.  Надо  ли
говорить,  что Клара  с поэтом  в  конце мероприятия  на цыпочках, крадучись
проследовали в  ординаторскую и замерли  там, как нежные, ласковые мышки.  И
только  изредка  дежурные   медицинские  сестры   могли  фиксировать  легкое
восторженное попискивание  Клары, да  скрип пружин ветхого дивана. Но музыка
незатейливой  жизни, тянувшаяся  из-за  дверей  ординаторской,  не  нарушала
общего покоя  отделения.  Клара и  Виктор  были  "свои люди"  в  медицинских
кругах,  и им можно было позволить некоторые отступления от общих больничных
правил.
     А утром, в гробовой  тишине замершего от  ужаса переживаний  отделения,
санитары  вынимали  из  петли,  сплетенной   из   чулок   Клары  Николаевны,
удавленника  - того  самого  неудачника, любовника-психопата.  Он не оставил
предсмертного письма: ее чулки были красноречивее любого послания. К тому же
он дополнил эффект посмертного общения с Кларой написанным собственным калом
на   стене  туалета  словом  "Сука".   Экспрессия   выражения   эмоций,   их
иносказательность, слов нет, приближались  почти к тайному шифру.  И то, что
последнее   обращение   к   любимой  было   выдержано,  хоть   и  в  слишком
экстравагантном  стиле и  весьма лапидарно,  но начиналось с  большой буквы,
рассматривалось   судебно-медицинскими    экспертами,   как    свидетельство
незаурядных  переживаний.  Короче  психопат   ушел  из   жизни  со  вспышкой
ненависти,  но  и  с  неостывшей  любовью. Когда  его труп  остыл,  то стало
понятно, что  энергия любви все же  была сильнее вспышки ненависти.  Но было
поздно проводить реанимацию.
     Что  ж,  у  каждого  свое  посвящение,  свой  вариант  самовыражения  и
объяснения   в  любви.   Никто  не  имеет  права  осуждать   влюбленного  за
нестандартность выражения чувств.  Немые символы говорили о  "тайных  бурях"
пострадавшего.  Но,  как  не странно,  теперь,  после  ночи,  проведенной  в
объятиях Виктора,  Клара  восприняла  трагическое  известие  спокойно. Можно
сказать больше: теперь она к предмету своей недавней любви была холодна, как
надгробный мрамор. Все шизофреники - весьма холодные люди!
     Клара  считала,  что  было  бы достаточно с его  стороны  ограничиться,
скажем, бантом на шее из тех треклятых чулок. А надпись на стене калом можно
было  заменить   маленькой   запиской   -   а  еще  лучше   телеграммой   на
правительственном  бланке.  К  самому  же  эпитету  "Сука"  Клара  отнеслась
диалектически:  она,  как  продвинутый психиатр,  считала, что  неформальная
лексика  -  всего  лишь  способ  канализации  скрытой  агрессии.  А  вовремя
погашенный аффект - это для психиатра почти победа. Клара заявила, нимало не
смущаясь,  что  тщательный  анамнез  наверняка  выявил  бы  у  повесившегося
брутальные тенденции.  Они  "вбиваются" в  сознание,  как правило,  жестоким
обращением родителей с ребенком - например, частыми порками в ранние детские
годы. Самоубийство  - все же  более  благородное решение, чем, скажем, бомба
под кроватью обидчика, или удар кирпичом по башке из-за угла. Но главное, по
мнению  Клары, даже не сам  факт  самоубийства, а  то,  что  чувства были  у
пострадавшего  искренними, не фальшивыми.  И ее  холодность теперь тоже была
искренней.
     Я  наблюдал  за  метаморфозами  "женской любви"  почти  с  трепетом, со
страхом.  Вспомнились  слова поэта  Василия  Федорова:  "Зачем любить? Зачем
гореть? Зачем в  глаза  другой  глядеть?  Увы!  Уму  непостижимы две  тайны:
женщина  и смерть"! В  нашем случае было полное сочетание "непостижимостей",
как теперь говорят с телеэкрана: "две радости в одном флаконе"! Да, конечно,
прав поэт: "Знакомо, как старинный сказ, уходят женщины от нас. Они уходят и
уносят  холодный  блеск  холодных глаз". И  мне  показалось, что  удавленник
подобрал верное определение для Клары на прощание, только зачем же вешаться,
не помыв руки, не очистив ладошки от дерьма!
     Что до Виктора, то этот  поэт-циник, просто заболевает, если при каждом
удобном  и  вовсе  неудобном  случае  не  опошлит  что-нибудь   возвышенное.
Подозреваю,  что  и  Клара  черствеет душой  именно только  после  того, как
побывает  у поэта в  руках: он  своими стремительно-продолжительными оргиями
изматывал  даже ее лихой темперамент, темперамент спортсменки и психиатра. В
обычное-то время Клара способна одаривать душевной теплотой  окружающих: ну,
может  быть,  к  женщинам  она испытывала  ревностные  чувства  - так это  и
понятно, это естественная реакция - но к мужчинам у  Клары всегда находились
добрые  слова.  Когда  нужно,  когда  душа  просила,  то  она  становилась и
предупредительной,  и  внимательной,  и  любвеобильной.  С  тем  психопатом,
по-видимому, конфуз случился: так бывает,  когда  смещается "твой пароход" с
основного курса и незаметно натыкается на подводные рифы. А уж когда женщина
"наткнется",  то, как  и пароход, она  открывает  пробоину и дает  течь,  от
которой уже нет спасения  - тогда "существо" и ложится, как говорится плашмя
на грунт!
     Витя,  словно  подытожив  подходящие  афоризмы и  диалектическую логику
экстраординарных событий,  взвесив мифологические примеры, ударил по струнам
своей поэтической  балалайки.  Для  такого  случая у  него  она всегда  была
наготове.  Атмосфера  нашей  палаты  наполнилась  его лирическим  баритоном,
воспроизводившим стихотворный экспромт.




     Вот она - любви цена!
     Женщина - обобщена,
     унижена, развращена!
     Ты оглянись, кружась,
     смущаясь; ты обними,
     проникни, обнажаясь.
     Все методично взвесь,
     владей собою тверже,
     готовя злея яда месть!
     Затем, не чертыхаясь
     в письме к любимой,
     башкою в петлю лезь!

     Не успели утихнуть волны  резонанса, поднятые ветром стиха, как в дверь
и стены палаты стали  стучаться  -  робко,  неназойливо, с  мольбой.  То шли
ходоки от больных, от медицинского  персонала:  все просили "списать слова"!
Это было признание, почитание, если угодно, Слава! Слава обожгла и раскалила
воздух  нашей палаты своими огненными лучами. Витя, да и мы вместе  с  ним -
его сотоварищи,  собутыльники,  оракулы, - были молниеносно втянуты  в вихрь
Звездной  Болезни.  Реакция  у  всех  была  разная:  Эйдемиллер   совершенно
по-женски  заламывал  руки  и ритмично бился  головой о  стену;  Микробник с
головой  зарылся  под  подушку;  Математик  умылся  горючими слезами;  Вася,
хлопнув себя по ляжкам, закрутил трехэтажный мат; Олежек попытался высказать
критические замечания по поводу чистоты рифмы, но споткнулся и  благополучно
заткнулся. Я же, естественно, смолчал. Но больше всех нас насторожила Клара:
она, как сомнамбула, полностью потеряв  чувство Земной оси, принялась быстро
обнажаться, но,  слава  Богу,  запуталась  в больничных  кальсонах. Ведь для
того, чтобы ими пользоваться, необходим мужской навык, что, по-видимому, все
еще  не  учитывала больничная администрация, выдавая и на  женское отделение
эту очень удобную разновидность солдатского нижнего белья.
     По поводу нового произведения администрация собрала коллоквиум из числа
ведущих   специалистов,   и  после  долгих   дебатов  было  принято  решение
использовать их в качестве ключевого мотива рациональной психотерапии. Текст
был набран  на  компьютере  и, во-первых, роздан  каждому больному  в личное
пользование, во-вторых,  больничный  художник сподобился  расписать  стихами
стены  коридоров  и  общих  туалетов,  в-третьих,  федерация психотерапевтов
приняла их на вооружение. Похороны  же самоубийцы-психопата  прошли скромно,
его  даже не  помянули  за ужином  и  зарыли за  оградой больницы  с  той ее
стороны, которая примыкала к большому городскому кладбищу.
     Между  тем, наступила  уже поздняя осень и, видимо, приближалась зима -
безрадостное и  дохло время в  Санкт-Петербурге. Известно, что психи, как  и
влюбленные "часов не наблюдают". Числа, месяцы,  сезоны, времена года и даже
страна, в которой они живут, их  мало интересуют. У шизофреников  всему свой
особый  счет,  нетрадиционные ориентиры. Мы,  пожалуй, легко бы перенесли  и
холода,  начинавшие   постепенно  вползать  в  окна  нашей  палаты  с  плохо
подогнанными рамами.  Мы и не собирались  их  заделывать, потому что склонны
распахивать их  настежь даже в  самые лютые  морозы,  ибо  мы имели "горячее
сердце,  холодную голову  и босые  ноги". А администрация,  как водится, уже
устала бороться  с нашими волевыми импульсами,  шерстяные  же  носки нам  не
выдавали по очень простой причине:  некоторые,  особенно женщины, умудрялись
распутать их. А имея большой моток прочных шерстяных  ниток, можно поступать
с ним по своему лихому усмотрению:  кто-то  играл с котенком, подкидывая ему
неожиданно, с  громким  безумным  хохотом клубок  -  а  для котят  это самая
отрадная игра; другие сплетали  удавку и пытались  набросить ее сзади на шею
зазевавшегося санитара  - им  почему-то мерещились  туши  мяса,  висящие  на
городских  скотобойнях;  иные  дерзали в  художественной  вязке или сплетали
рыболовные  сети. Кто их  знает? Просторы, куда  могла  увести  необузданная
фантазия психического больного, были практически неограниченными.
     Новый  главный врач, конечно, был прогрессивным человеком, а потому, он
умудрился  закупать  всем  -  мужчинам  и  женщинам,  лежачим  и  ходячим  -
капроновые  колготки  категории  "заводского  брака".  Так  было  дешевле  и
правильнее  с точки зрения функционального  применения колготок. Дело в том,
что  не  все  больные и колготки использовали  по предназначению:  некоторые
натягивали  их себе  на дурную  башку и  пытались  изображать  фантомаса или
неуловимого мстителя со всеми вытекающими отсюда последствиями. Такие группы
формировались  в  банды, шайки  и прочие неформальные  объединения, не спеша
получать на  то  лицензию или регистрироваться в соответствующих официальных
государственных  инстанциях.  Они  нагоняли  ужас  не  только  на  остальных
больных, особенно лежачих, -  но  и на  медицинский персонал, дежуривший  по
ночам. Но самое главное заключалось, естественно, не в том.
     Общение  с  колготками женщинам доставляло пассивное удовольствие - для
них это было делом привычным. Но больные мужчины добавляли к тому еще и свой
сексуальный   прошлый   опыт   и   нескончаемую   фантазию.   Некоторые  так
перевозбуждались,  нося   женские   колготки,  что  выдвигали  требование  к
администрации  обязательно зарегистрировать  их  супружество  с  этим  видом
одежды.  Многие  даже  доходили  до того,  что  стремились  и  к  выполнению
церковного  обряда венчания!  Что вписывалось уже  в рамки кощунства! Многие
особо чувственные субъекты так сживались  с колготками, что, посещая  туалет
для  отправления привычных  функций,  не снимали  колготки,  боясь похищения
дорогого существа. Содержимое  таких  мешков накапливалось и страшно воняло.
Но больные и тут находили способ  выделиться из серой  массы:  они  пытались
симулировать  беременность, которую якобы донашивают уже  на больших сроках.
Только плод  у них,  в силу анатомических особенностей скелета, помещался не
спереди, а сзади.
     Вскоре и Леонид  Григорьевич несколько поостудил  свое  человеколюбие и
решился  на  то,  чтобы утвердить  постоянную форму  одежды  для  больных  -
пребывание босиком и  без трусов и  колготок. И все сразу же встало на  свои
места. Исключение составляла, как легко  догадаться, только наша группа:  мы
все были  экипированы по  последней больничной моде,  принятой в Кремлевском
стационаре. Во всяком случае, нам так казалось. И мы не унывали, а повторяли
без  смущения,  но  с  любовью: "Да возрадуются и  возвеселятся  о Тебе все,
ищущие Тебя, и любящие спасение Твое да говорят  непрестанно: "велик Бог!" Я
же  беден и  нищ;  Боже, поспеши ко мне!  Ты  помощь моя и  избавитель  мой;
Господи! Не замедли" (Псалом 69: 6).

3.8

     Да, видимо, сегодня  ночью  основательно прихватило  Леонида: он пришел
рано  утром,   уже  натощак  и  после  клизмы,  полностью  подготовленный  к
обследованию, и сам попросил меня посмотреть его с помощью фиброгастроскопа.
Мы  не спешили,  потому  что  до времени  прихода  на работу основной  массы
сотрудников  оставалось  еще много  времени. Мы  решили прежде  обстоятельно
обсудить  все имеющиеся налицо  симптомы  недомогания. А  Леонид  не  спешил
вываливать  их,  как грибы  из  полной кошелки. Оказалось,  что  основной-то
жалобой   было   нарастающее  общее   недомогание   и   слабость,   снижение
работоспособности, отмечаемые последние  два года. Все как-то быстро наросло
и   ускорилось  в  течение  прошедших  двух  месяцев:  "как  гора  на  плечи
навалилась"!  А вот нынешней ночью Леонид почувствовал резкую  боль в спине,
отдающую  в   правую  лопатку   и  руку.   Беспокоила  иногда   появляющаяся
иктеричность (желтизна) склер, но быстро проходящая; в это же время чесались
ладошки и стопы обеих ног.
     Я слушал Леонида и отмечал все то, что он не договаривал, скорее всего,
по  хорошей  мужской  привычке  -  не  жаловаться  и  свои  беды  переносить
самостоятельно. Но я все же задал ему еще один наводящий вопрос:
     - Леня,  ты же  всегда много курил, однако, я не  слышал, что бы ты так
надсадно кашлял. Что с тобой? Когда это появилось?
     Леонид постепенно разговорился, стал вспоминать  и уточнять то, что мне
было нужно, а я продолжал копать и копать глубже. Результаты таких  раскопок
меня  сильно   насторожили.  Потом   пришлось   помучить   друга  тщательной
пальпацией: я мял его живот,  хоть и ласково, но настойчиво  и долго. Печень
выступала из-под края реберной дуги на четыре сантиметра, была она бугристая
и плотная, болезненная  в области желчного пузыря особенно. А желудок как бы
сжался,  огрубел, уплотнился и мало смещался, но зон особой болезненности  в
нем  не было. При глубокой пальпации области  головки поджелудочной  железы,
Леня морщился  от  боли, отдающей в  спину.  Пришлось  тщательно выслушать и
легкие:  в нижних отделах  имелось  явное безобразие -  ослабление  дыхания,
разнокалиберные  хрипы,   притупление   звука  при  перкуссии.  Кишечник  на
пальпацию реагировал урчанием и разлитой  болезненностью. Лимфатические узлы
- паховые и подмышечные - были в  пределах нормы, но сверху на трапецевидной
мышце,  справа,  ближе к шее, даже  на глаз определялась тройка увеличенных,
уплотненных  образований,  которых  в  норме  не  должно  быть.  Гиперплазия
лимфатической ткани была явной, а  это уже свидетельство  распространенности
процесса. На ногах при  несильном  надавливании  пальцами рук  поверхностных
тканей  оставался  стойкий след  - вмятина долго  не расправлялась. Признаки
скрытых отеков налицо. Наверняка и в брюшной полости имеется выпот.
     Подводя итог этой стадии обследования, я для себя  сделал первый вывод:
наряду  с локальной симптоматикой  налицо признаки неполадок общего плана  -
утомляемость,  слабость,  общее недомогание,  признаки дисгармонии  в работе
всех  систем организма. Но  все это  может иметь  место при сотне  различных
заболеваний -  очень  опасных  и  тех,  с которыми  можно  мириться довольно
продолжительное     время,     естественно,     мобилизуя     для     защиты
этиопатогенетическую  и  симптоматическую  терапию.  Значит,  для постановки
точного   диагноза    требуется    подключение   инструментальных    методов
обследования.  Необходимо последовательно  сужать  возможное  поле  действия
нозологических  причин  для того, чтобы наконец-то попасть точно  в  цель  -
выявить первопричину всего этого биологического раскардаша.
     Я  напялил  на  себя  байковый больничный  халат,  страшного  фасона  и
размера,  но  очень  теплый,  и мы  отправились в  хирургический  блок,  где
помещался кабинет гастрофиброскопии. Процедурная медицинская сестра была уже
на  ногах,  но  следы того, что ей в течение  ночи  все  же немного  удалось
прикорнуть, были в прямом  смысле  у нее на  лице: складки на щеках и висках
оставила неудобная подушка.  Да. возраст уже  давал о  себе знать  снижением
тургора тканей, потеряй эластичности кожи.
     Мы попросили Марию Николаевну - добрейшего человека, уже более двадцати
лет  работавшую  в  этом  отделении,  -  подготовить   все  необходимое  для
фиброгастроскопии и  фиброколоноскопии. Иначе говоря, я собирался  с помощью
эластичного оптического инструмента обследовать  Леню со всех  сторон. Войдя
через ротовую полость в пищевод, буду анализировать состояние его слизистой,
перистальтические  волны  по всей длине, а особенно  в  месте  перехода этой
нежной  трубки  в  кардиальный  отдел желудка.  Затем  тщательно обшарю  все
стеночки   пищеварительного    мешка,   то   есть   желудка.    Спущусь    в
двенадцатиперстную кишку и познакомлюсь с ее состоянием, оценю по  некоторым
признакам  функцию  печени.  А уж потом "сменим лошадей": с помощью  другого
эластичного оптического устройства, через задний проход проникнем с обратной
стороны  во внутреннюю сущность Леонида - в  Кишку. Кто знает,  какого черта
лысого встретишь там, в темных коридорах пищеварительного комбината. Но  мой
верный глаз, тот который точен, как "алмаз", должен раскопать  все "завалы".
Конечно, намеченные мной маршруты - только первая прикидка. Затем, за работу
примутся рентгенологи, специалисты УЗИ-диагностики, врачи-лаборанты и прочие
мудрецы.  Но первые ответы  на вопросы, волнующие моего  друга, должен  буду
дать я. Мне Леонид вручает этот ответственный этап диагностики. На основании
результатов  именно такой прогулки по Кишке он  сам  решит, что ему делать с
собой дальше!
     Слов  нет,  имеются  и  другие  способы  постановки  точного  диагноза:
хирург-варвар  сразу заявит, что лучше всего провести  laparotomia mediana -
говоря  по-русски, сделать срединный разрез по, так называемой, белой  линии
живота,  и распахнуть брюшную  полость, как массивный  портфель  или чемодан
средней  величины.  Желудок  и  кишечник,  печень, селезенка большой сальник
будут "как на ладони", а  поджелудочную железу прощупаем сквозь париетальный
листок брюшины  в забрюшинном пространстве.  Все вроде бы окажется доступным
для визуального наблюдения, для тщательной пальпации. А глаз и руки опытного
хирурга трудно обмануть.
     Но попробуем  принять  сторону и  самого страдающего  организма: если у
несчастного  неоперабельная форма  рака,  и человеку осталось  коптить  небо
считанные  дни,  то  стоит  ли  сокращать  ему  срок  пребывания   на  земле
нанесением,  хоть и из благих побуждений, но все  же тяжелейшей  оперативной
травмы. Не чемодан  и не портфель же, в конце-то концов, человеческий живот!
К сожалению,  бывает и так: откроют брюшную полость, а там рак  так и бьет в
глаза своей роковой очевидностью,  потому что, расправив щупальца, навострив
клешни, прет он в  разные стороны, на  окружающие  органы, варварски  поедая
здоровые ткани.
     Многие думают, что общий наркоз -  это пустяки. Вроде бы "выпил чего-то
покрепче"   и   глубоко  заснул,  а  потом  протрезвел   и   проснулся.   Но
медикаментозное отключение сознания - это коварное покушение на центры мозга
и на местную автоматику органов.  Последствия таких "развлечений" долго дают
о себе  знать,  они  не проходят  бесследно. Мой опыт подсказывал, что такое
выключение "сторожей и диспетчеров" тех или  иных  функций кодируется  и  не
проходит никогда - до самой смерти,  скорее всего, приближая ее.  Даже самых
крепких людей, после перенесенной операции  под общей  анестезией  еще долго
беспокоят   боли   в   сердце,   непорядки   с   мозговым   кровообращением.
Чувствительность к анестетикам, к психотропным препаратам у каждого человека
сугубо  индивидуальная, и "шалить"  с такими препаратами не стоит. Правда, я
заметил, что  в финале  жизни такой  человек  как бы  ползет по  проторенной
дорожке  -  он умирает легче и спокойнее, постепенно уходя "в  бессознанку".
Видимо,   зафиксированные  на  биологическом  уровне  коды  медикаментозного
блокирования  "диспетчерских центров", начинают действовать в автоматическом
режиме,  последовательно   отключая  сознание   и  системы  жизнеобеспечения
организма.  Так   стоит   ли  подвергать   моего   друга  таким   загадочным
преобразованиям,  если  природа  их  никому  не  известна.  Человек, как  не
крутись, - творение рук Божьих. Только Богу  одному - ну, может быть, Дьявол
что-то  успел  подглядеть,  положив начало  "производственному  шпионажу"! -
известны чертежи  и  технические  расчеты,  положенные в  основу  непростого
творения - социально-биологического существа, человека.
     Вот   почему   мы  с  Леонидом   решили  действовать  традиционно   для
отечественной медицины -  лезть внутрь  человеку  через  рот и  анус! И Леня
держался молодцом, потому что  переживать  пытку, состоящую  из  нанизывания
тебя на достаточно жесткую кишку, шуруя ею и спереди, и сзади, по всем углам
и закоулкам, - отвратительное испытание!  Я  видел, что временами ему трудно
было бороться с желанием схватить рукой эту отвратительную  змею, вызывающую
своим  скользящим  телом  неукротимые  позывы на  рвоту,  и  вырвать  ее  из
стонущего от нетерпения и отвращения чрева.
     Тем не менее, исследование шло своим  чередом, Мария Николаевна  - чудо
Машенька!  - помогла  мне  великолепно.  Я  еще  раз  осознал  вскользь,  не
отвлекаясь, естественно, от  самой диагностической манипуляции,  почему  так
часто возникают романы между врачами и их верными помощниками - медицинскими
сестрами.  Да  потому  что с  незаменимой  Машенькой  мы уже  через  полчаса
совместной,  очень ответственной,  работы составляли одно целое. Иначе у нас
ничего и не получилось бы - я бы рвался в лес, а она - по воду! После такого
слияния, экстаз трудовой плавно переходит в постельную его  стадию. И нельзя
никого винить в том  "легкомыслии", ибо оно всего лишь компонент творческого
полета!  Кстати,  по  собственному опыту  знаю, что совсем неважно с чего вы
начинаете со своей медицинской сестрой - стадии можно  менять, чередовать, и
это никогда  отрицательно  не  сказывается на конечном результате.  Главное,
чтобы  было  обоюдное  согласие,  полнейшее  взаимопонимание  и  обязательно
творческая  увлеченность!  Ну,  и  ,  конечно  по  мужской  линии  "конечный
результат" должен быть анатомически и функционально достаточно выражен.
     Леня стонал, кряхтел, но мирился с неотвратимостью дискомфорта: с такой
реальностью  светская  медицина всегда  шла и  будет продолжать, спотыкаясь,
плестись  по необозримым просторам диагностики и лечения, доставляя  хлопоты
нескончаемому потоку  больных. Что же я увидел: слизистая пищевода оказалась
неизмененной,  сужения были  только  физиологическими в  нужных местах,  без
превышения нормы диаметра русла.  Но с перистальтикой в  нижней трети, ближе
ко  входу в  желудок,  были  какие-то  непорядки:  что-то напоминало синдром
Барсони-Ташендорфа  и   синдром   Коде.   Очевиден  перемежающийся  спазм  и
дисхалазия,   правда,   все   поддавалось   бужированию   фиброгастроскопом.
Транзиторная гипертензия гастроэзофагеального  сфинктера была, скорее всего,
рефлекторной  - защищался изболевшийся желудок  от поступления новых  порций
пищи,  защищался он и от такого инородного тела, как гастроскоп. Но,  что не
говори,  а  нарушение  эзофагеальной  моторики  -  это  серьезный  намек  на
предопухолевое   состояние   и  самого   пищевода.   Конечно,   лучше  такие
функциональные нарушения смотреть на рентгене, поскольку сам фиброгастроскоп
- не подарок  для пищевода.  Пищевод  от такого "испуга" может зарядиться на
своеобразные экстрасистолы.
     Но когда я вошел  медицинским "оружием" в желудок, то даже побледнел, и
лоб  мой,  видимо, покрылся  испариной.  Маша тут же  промокнула капли  пота
марлевым  тампоном  и,  все поняв,  как-то  сразу  поникла  головой. Полость
желудка  оказалась  значительно  суженной  на всем протяжении "рога",  здесь
находилось достаточно  много слизи, желчи, заброшенной из двенадцатиперстной
кишки  через  плохо смыкавшийся пилорический  жом, была  и  кровь, правда, в
небольшом  количестве.  Складчатость  слизистой  практически аннулировалась,
цвет ее,  скорее,  грязно  серый, чем  привычный розовый.  Перистальтические
волны только обозначались, силясь побороть  сопротивление инфильтрированного
опухолью слизистого, подслизистого и частично мышечного  слоев. Сравнительно
легко,  как по  утрамбованной,  укатанной  мостовой,  конец фиброгастроскопа
нырнул  в  двенадцатиперстную  кишку. Легче  мне  не  стало,  ибо  косвенные
свидетельства поражения печени были очевидны.
     Все  вставало  на  свои  места:   были  понятны  причины  увеличения  и
бугристость  печени,  легко определяемые пальпаторно. Ясно,  почему  у  Лени
вдруг резко обозначились боли в спине  - скорее всего метастазы поразили уже
не   только  печень,  но   и  поджелудочную  железу.  Наверняка,   ими  были
нафаршированы  и  региональные,  и  отдаленные  лимфатические  узлы.  Теперь
требовалось,  скорее для очистки совести,  заглянуть в  толстую кишку. Хотя,
того,  что  мы  "набрали"  в  желудке,  печени,  поджелудочной  железе  было
достаточно  для  страшного вывода:  имеет  место запущенное,  неоперабельное
злокачественное  поражение.  Последняя экзекуция -  фиброколиноскопия  -  не
выявила  опухолевых  образований, но подтвердила наличие вторичного  колита,
развившегося  из-за  постепенного  выключения из  плодотворного  пищеварения
такого важнейшего "цеха", как желудок, печень, поджелудочная железа.
     Трудно было поверить,  что Леня  так долго  носил весь  этот  "махровый
букет" патологии  в своем организме, не  снижая работоспособности  до  такой
степени, чтобы это стало  заметным для  окружающих. Он  продолжал совершать,
так  называемые,  трудовые  подвиги!  Страшные люди  эти  "трудоголики".  Их
рабочий энтузиазм  выходит боком самим себе! У меня не было  сомнения в том,
что Леонид уже давно таскает в себе рак желудка диффузной формы!..
     Я был уверен еще и в том, что у Лени уже имеются метастазы и в  легких,
а,  может быть, и  в позвоночнике. Необходимо полнейшее рентгенологическое и
клинико-лабораторное обследование.  А  пока мы с Машей свернули наш пыточный
инструментарий,   и   дали   возможность   Леониду  отдышаться   -  вытереть
обязательные при таком обследовании сопли, слюни и слезы, подышать нашатырем
с ваточки. Потом, придя в себя, мой друг, уже как старичок, медленно спустил
ноги  с  высокого   стола,  нащупал   тапочки,  и  мы,  утеплившись,  вместе
пошкандыбали к нему  в административный корпус -  в рабочий кабинет. Шли, не
спеша, и Леонид, конечно,  по моей заглубленной задумчивости, по вдруг резко
упавшему настроению, по вялой походке, медленному шагу, все понимал - он уже
выносил сам себе приговор. А  у меня не было сил дурачиться - разыгрывать из
себя бодрячка  и вешать другу лапшу  на уши.  Мне требовалось мобилизоваться
хотя  бы  для того, чтобы удержать  подкатывающийся к  горлу комок, погасить
спазмы рыдания. Я в таких случаях склонен говорить пациенту правду, особенно
коллеге - врачу.
     Почему-то вспомнились стихи,  которые родились в моей голове когда-то -
на  смерть одного закадычного друга,  очень  рано ушедшего из жизни.  То был
верный и надежный товарищ, способный положить на алтарь дружбы многое, в том
числе и саму жизнь. А вот погиб, как это часто бывает у врачей, казалось бы,
от  пустяка:  удалил маленький  пигментированный вырост на  коже  в  области
яремной вырезки. И была-то всего лишь маленькая бородавочка спереди  на шее.
Пусть  она  несколько  портила  внешний  вид  и   мешала  застегивать  тугой
воротничок на самую верхнюю  пуговку. Но это же не  самые главные проблемы в
жизни.

     Прошли часы и дни, года.
     И в памяти больной моей
     застряла муть и ерунда:
к кому-то приходил,
о чем-то говорил...
     Не думал толком никогда.
     И в перспективе запасной
     маячит холод, пустота:
я головой уже поник,
к Кресту приник...
     Спасения и чуда не молю.
     Прося, немного подожду,
     покорно душу отпущу:
к своей Иконе упаду,
вдохну ее мечту...

     Хирурги думали,  что  вырост - следствие действия вируса  папилломатоза
человека.  Есть  такое существо,  заражающее  практически любого человека  -
довольно часто уже внутриутробно, то есть от матери,  во время беременности,
или в раннем  детском возрасте  - тоже от собственных родителей. Но наиболее
активно  тот  вирус  внедряется в организм  мужчины и  женщины  после начала
половой жизни. Никто толком не знает манеру поведения вируса: отчего у одних
он спокойно "отлеживается" в клетках,  у  других  вдруг выскакивает в  форме
одиночных бородавочек,  у третьих происходит  бурный  рост  этого  стервеца,
создающего угрозу жизни. В природе человека все так устроено,  что кто-то из
его  микробных  сожителей  помогает,  а кто-то и вредит. Может быть, вирусы,
поселившиеся в клетках, утилизируют "брак" обычной клеточной селекции. Тогда
достигается  паритет  в  отношениях  макро-  и  микроорганизма.  Но, если  в
программу поведения вируса вкралась  ошибка, то начинается  немотивированная
агрессия против  своего благодетеля -  человека,  в  организме которого этот
внутриклеточный звереныш неплохо устроился.
     Гурик  -  так звали моего друга - умер по истечении  нескольких месяцев
после удаления выроста от массивного злокачественного  процесса, поразившего
всю  лимфатическую  систему  и задушившего  плоть  изнутри.  Вот  она черная
неблагодарность вируса, получившего  приют у человека. Но человек решил, что
он Царь  природы и покусился на  право коварной  заразы  вести себя так, как
угодно  только  ей  самой.  Сейчас, в истории  с  моим  вторым другом,  идет
неотвратимое  повторение  событий.  А  закон  парных  случаев   -  это   уже
окончательный приговор судьбы, противодействовать ему невозможно!
     Я  видел Гурика в  его последние дни:  держался  он мужественно, только
говорил, что его мучает это страшное состояние, когда кажется, что неведомые
силы  вытягивают из тебя  "все нутро"!  Скорее всего,  он уже просил у  Бога
спокойного пристанища. Ну, а "моя моральная поддержка" была пустым мифом, не
дающим даже  краткого успокоения. Мы выпили с Гуриком по  рюмке коньку - это
был  его любимый напиток, и он спокойно уснул.  Через два дня  мне сообщили,
что он тихо, никого не беспокоя, отошел в мир иной!
     С Леней мы  тоже выпили, но  наливал  он. И наливал  Леонид медицинский
спирт.  Это самый верный рецепт: во время  обследования весь пищеварительный
тракт, как не крути,  травмировался волокнистой оптикой основательно  - надо
было дезинфицировать  мацерированные поверхности. Да и  вообще, - пусть меня
осудят ханжи,  -  но я предпочитаю именно такой,  запатентованный временем и
профессией, транквилизатор.
     Мы  оба долго  молчали,  "повторяли" и  опять молчали. Я  видел, что  в
голове   и   душе  Леонида  происходит  основательная  работа:   надо   было
переосмыслить практически все ценности. Вид самой панорамы прошлой жизни, не
говоря   уже  о  перспективе,  кардинально  изменился.  Леня  по  моей  роже
догадывался, что "дело в швах"!  Но он был мужественный человек, к тому же в
нем проснулся и начинал действовать загадочный атавизм. Нетрудно заметить по
поведению  животных, что они не  имеют никакого представления  о собственных
перспективах  жизни и  смерти, а  в  критической  ситуации  действуют,  лишь
ведомые  рефлексами.  Но  в их маленьких или больших головках  не появляется
картина ужаса  неотвратимости конца жизни, смерти. Они не  философствуют  на
сей счет, не пугают себя страшными картинками "гробового молчания". Приходит
время  и сознание у  них  выключается, наступает  забвение,  которое никто и
никогда  не сможет  научиться  контролировать! Они, по всей  вероятности, не
способны к психологическим проекциям. И это-то как  раз  и спасает, защищает
животных: они погибают неожиданно, не представляя "бездонности перспектив"!
     Вот  так  и  больной тяжелой  злокачественной патологии: он  как  бы не
"въезжает в  ситуацию". Он питает напрасную надежду, иллюзию на спасение, на
то, что  у него не может быть самого худшего. Он уверен, что Бог именно  ему
даровал благополучную судьбу.  Множество  онкологических  больных умирало на
моих  руках, и все они до последнего дыхания надеялись на  чудо. Я глушил их
волю  и  чувство опасности морфием  и  наваливал  симптоматическую  терапию,
несколько скрашивающую эффект "шагреневой кожи". Но  у врача нет возможности
искоренить  первопричину -  секрет  изменения  поведения  клетки,  сшибку  в
программе   ее   репродукции!  Леонид  сейчас  в  большей   мере  с  помощью
профессионального прагматизма как раз боролся с "иллюзиями". Я не мешал ему.
Но  профессиональная доктрина обязывала  меня заставить  пациента  выполнить
весь  необходимый  комплекс  диагностических  процедур,  а  затем и  принять
рекомендуемое специалистами лечение, построенное на основе заурядной аксиомы
- необходимо использовать все возможности до конца!
     - Саша, - наконец заговорил мой собутыльник, -  ты можешь сказать, хотя
бы примерно, сколько у меня в запасе времени?
     Такой  вопрос, без  сомнения, свидетельствовал  о  том,  что  мой  друг
остался  в большей  мере  трезвомыслящим  врачом,  чем  ослабевшим  от  горя
пациентом. Но и это еще не было гарантией  того,  что он  останется до конца
православным человеком, способным испить "свою чащу", не  вступая в конфликт
с  Богом. Бывают же  такие случаи: когда  от горя  и  изнуряющей  боли  люди
накладывают на  себя  руки - я  не  одобряю  такой исход, хотя и  не пытаюсь
покушаться на право  человека  осуществлять свой  выбор. Но  стоит помнить о
том,  что  если  в этой жизни "не отработаешь" все до  конца, то не известно
какой следующей  судьбой тебя одарит Бог  - может  быть,  просто перепоручит
твою персону Дьяволу!
     - Леня, давай прежде все  доведем до конца, а потом будем устанавливать
сроки. - начал я жевать свое психотерапевтическое мочало. - Ты же понимаешь,
что люди  ошибаются  и  в диагнозе и  в  сроках.  То, что известно Богу,  не
известно никому!  Сегодня мы с тобой  провели  лишь "прикидку". Ты уж извини
меня  за  вульгарный  термин! А для  окончательного диагноза  необходимо еще
основательно  потрудиться.  Потом,  учти, что  не  я,  а  специалисты должны
сказать окончательное слово.
     Леня взорвался:
     -  Саша,  ты  кончай  балагурить,  -  не  дети  же  мы  с тобой!  Какие
специалисты? Специалисты чего? Если природа  болезни  неизвестна,  то кто же
тот специалист, которому можно верить? Или ты полагаешь, что кому-то одному,
избранному, Бог шепнул свои откровения? Ты пойми,  что  я  должен... - я так
хочу!.. -  с  умом распорядиться  оставшимся временем. Не ужели же ты будешь
мне вешать лапшу на уши!
     -  Леня,  конечно,  никакой лапши не будет.  - стал  я  выкарабкиваться
из-под  удара обычной в  такой ситуации встречной агрессии. -  Но любое дело
необходимо выполнять квалифицированно. Ты согласен? Мы еще не имеем на руках
достаточных  оснований,  чтобы формулировать окончательный диагноз, а уж для
паники и  психологических срывов тем более оснований у  нас с тобой  нет!  И
консилиум  необходим  в  обязательном порядке,  ибо  тебе нужно предоставить
материал для полноценного выбора, ты согласен?
     Леня  прикусил  язык  -  какой же ему смысл  отрицать  разумное.  Затем
спросил:
     - Саша, а ты материал для гистологии взял?
     Он  вперил  в  меня  испытующий, горячий  взгляд,  словно  эта  "сраная
гистология"  могла  что-либо  решить  в  положительном смысле.  Я-то  и  без
гистологии  так  основательно  прощупал глазом и  руками весь его  "махровый
букет",  что  мог,  не  смотря  на стекло под  микроскопом,  дать  подробное
описание всей будущей картины.
     -  Конечно,  отщипнул  в нескольких местах. - успокоил я Леонида. - Так
что ты продолжай... - дезинфицируй царапины.  Ты  решил, кому отдадим стекла
для просмотра?
     - Никому не отдадим. - решительно заявил Леонид. - Ты посмотри все сам.
Ну, может  быть, для проформы потом  анонимно проконсультируем  у нескольких
специалистов,  и достаточно.  Получим все результаты,  а  тогда я решу,  что
делать.
     Леонид  помолчал немного, выпил маленькую стопочку, - его  стало быстро
развозить,  что  тоже  говорило   о   снижении  толерантности  организма,  о
последовательном  выпадении некоторых  функций  печени,  -  затем раздумчиво
проговорил:
     -  Поверишь,  Саша,  я  уже столько  лет не отдыхал  по-настоящему,  не
"оттягивался" по полной программе. Все какая-то спешка подстегивала: строил,
оснащал, обучал, наставлял, руководил - да пропади  это все пропадом! О себе
некогда  было   подумать.  Теперь  боюсь  впустую  остатки   времени   жизни
растратить. Потому и наседаю на тебя, грублю. Ты уж извини, что я делаю тебя
соучастником моих переживаний!
     Последняя  ремарка была лишней: на то и друзья существуют, чтобы делить
с ними  не только радость,  но и горе. Все  было и без слов понятно.  Потом,
какие могут быть извинения: "битый небитого везет"! Разве ж это правильно. У
Леонида  теперь  - полнейший  карт-бланш во  всех играх - и  с жизнью, и  со
смертью, и в дружбе и в любви!
     Договорились, что о результатах обследования - никому ни слова.  Леонид
звонит  в  пат- анатомию,  а я являюсь туда с  материалом биопсии.  Буду сам
готовить гистологические препараты,  сам все просмотрю, и  результаты сообщу
только Леониду. В этом уже скрывалось  маленькое "должностное преступление",
но на то была  воля  пострадавшего, наконец главного врача, взваливающего на
себя  всю глыбу ответственности. Только, кто  же  может поручиться  за  язык
Марии  Николаевны,  санитарки, которая  тоже  видела наши  растерянные морды
после   фиброгастроскопии.   Нельзя   сбрасывать   со   счета   и   персонал
патологоанатомического   отделения,  куда   я   сейчас  явлюсь  с   невинной
физиономией,  но  в  больничном  халате,  и начну колдовать над приборами  и
реактивами.  В том уже будет  заключаться прецедент  для  подозрений.  Да  и
вообще  - в  больнице  все стены  имеют уши, поэтому  я  посоветовал Леониду
относиться  ко  всему  с  пониманием  и  особых  секретов  из  самого  факта
обследования не делать. Вот о диагнозе трепаться - незачем! Но я был уверен,
что  и это скоро перестанет быть секретом. "Пришла беда  - открывай ворота".
Или  еще  народная мудрость,  мать  ее  так: "Теряя  голову,  по  волосам не
плачут".
     Расстались на обычной "волне":  я схапал со стола  посудину со спиртом,
ибо о  товарищах  по палате нужно помнить, и  заныкал ее в карман пижамы под
халат. Прежде, чем отправиться в свою берлогу, я двинул к отдельному  домику
-  моргу.  А  Леня  остался  управлять  больницей.   Свою  тайную  миссия  в
гистологической  лаборатории   мы  с   лаборанткой   выполнили  быстро:  мне
собственно   было  нужно   только  проследить,  чтобы  женщина  -  а  порода
лаборантов,  как правило, любопытная - делая  препараты, не зажилила кусочки
ткани или уже готовые  стекла. Далее, глазом-то  в  микроскоп  лез только  я
один. Вся  акция  заняла у меня не более  тридцати - сорока  минут.  Готовые
препараты  не  дали  ничего  нового  для  диагноза  -  фиксировалось  обилие
недифференцированных эпителиальных  клеток, уже полностью  вытеснивших  даже
жалкие  "намеки"  на образование железистых  трубочек, во  "всю  Ивановскую"
разгулялась и соединительная ткань,  создающая  прочный  каркас  всему этому
злокачественному  безобразию.  Я  сдержал   эмоции,  не  изменился  в  лице,
поблагодарил классного специалиста, втянутого в тайную миссию, распрощался с
теми врачами, что попались по дороге, и пошкандыбал в свои "номера".
     Мои  сотоварищи  встретили  меня  взглядами,  насыщенными  неподдельным
томлением,  но  кроме того  в них  можно было  легко  прочитать  любопытство
профессионалов.  Профессионалам  к тому же не терпелось выпить,  а  в  таких
случаях  "клин  вышибается  клином".  Это  любопытство  само  по  себе  было
взвешенным,  корректным,  и  его  наши  ребята быстро притушили,  а  потом и
окончательно  залили  спиртом.  Их  жаждущие  утробы,  как  говорят в  таких
случаях, "получили свое"! Вопросов  никто  не задавал, а я,  естественно, на
них  и не  напрашивался.  Аутизм шизофреника -  это  очень удобная - "глухая
защита" -  через  нее  пробиться  невозможно, а поскольку  угрызений совести
такая личность не испытывает, то  и немая тишина не давит, никого  ни к чему
не обязывает.
     От всех переживаний, а, может быть,  и от выпитого, несколько кружилась
голова, но  все мышцы быстро расслабились, и я уснул  сном праведника. И уже
на излете, притухающее сознание  подарило  мне замечательные слова, снявшие,
наверное, окончательно  тяжесть с души:  "А  мы,  народ Твой и  Твоей пажити
овцы,  вечно будем славить Тебя  и в род и род возвещать хвалу Тебе" (Псалом
78: 13).
     Проснулся я к  обеду, да и то только потому, что почувствовал сверлящий
взгляд у  себя  над  переносицей, между  бровями  -  в  ответственной  точке
Инь-тан! Воздействие взгляда  на  эту точку  было  уже в той стадии  накала,
когда   ведется  не  борьбы  с  бессонницей,  а,  наоборот,  активация  фазы
пробуждения, - иначе я бы и не проснулся до вечера.  Но мне  показалось, что
ищущий взгляд еще и спускался на  кончик моего носа,  сверля на  нем дырку в
точке Су-ляо. А это уже повод к выполнению иной задачи, - кто не  знает, что
это уже  поле сексуального возбуждения. Кто-то извне намеренно и неосторожно
играл с огнем! Я открыл  глаза и сразу же обнаружил противника.  Передо мной
сидела  красавица Инна Станиславовна  - с глазами  на мокром месте.  Женское
нетерпение так и сочилось из всех кожных пор, даже кончик носа посинел.
     Я быстро  сообразил, на какого  "зверя" ведется  охота: Инна пришла  за
"стеклами" по поручению Леонида Григорьевича. Передавая ей страшную посылку,
я только попросил на  словах сообщить главному врачу:  "Все подтверждается"!
Она  быстро отвернула  голову,  чтобы  спрятать от  меня брызнувшие слезы, и
вышла из палаты, не проронив ни слова, - не поблагодарив, не попрощавшись. А
собственно за что благодарить? - за вынесение смертного приговора? Я смотрел
ей  в след, пытаясь выкристаллизовать ощущение, создаваемое у психоаналитика
женщиной, союз с которой не  возродил, а убил  мужчину. Ну, может  быть, эта
формула  -  слишком  жестока.  Скажу лучше,  что  союз с  этой красавицей не
защитил, не сберег  жизнь близкого мужчины.  А ведь главная миссия "подруги"
прикрыть совершенно голого перед Судьбой мужчину своей  аурой. Новорожденный
появляется на свет голым  и беззащитным, и уже тогда начинается эксплуатация
особых   качеств   женщины-матери  -   "оградить",   "защитить",  "согреть",
"накормить". Бог  связал мужчину и женщину  тесными  узами  только для того,
чтобы благотворные действия материнства продолжались, ибо  он создавал Адама
-  Вечным  Ребенком! Иисус Христос тоже завещал  апостолам сохранять  в себе
качества  дитя.  И  такие  слова - не простой звук,  не  обычное  сотрясение
воздуха, а тоже приговор, почти что смертный!
     Я  давно  заметил,  что  люди  делятся   на  три  категории:  первая  -
индифферентные  по  своему  влиянию  на  окружающих;  вторая  -   помогающие
окружающим; третья - губящие, приносящие несчастье всем тем,  кто вступает с
ними в какие-либо взаимоотношения. Причем, такие свойства могут сочетаться с
очень разнообразными внешними данными и другими свойствами этих людей. Вот и
Инна Станиславовна, не ведая того, получила печать  от Бога  - или Дьявола -
на выполнение особой миссии: ее обязали вносить сложнейшие испытания в жизнь
окружающих, в том числе, и создавая  для них смертельные опасности. На каком
уровне распространяется такое влияние? - трудно сказать.
     Мне  казалось, что  любые встречи людей - друг  с другом и  какими-либо
обстоятельствами    -   уже    предопределены.    Значит    и    встреча   с
человеком-"губителем" тоже  предопределена. Не надо тому  удивляться, сам-то
он  -  тот  человек - может быть, и не желает никому приносить несчастье, но
ему поручена такая миссия. И мне вдруг захотелось проверить в "чистом опыте"
силу  демонической  функции,  а  заодно  и  попробовать  разобраться:  каков
"механизм" такого влияния?
     Затея,  слов  нет,  - опасная!  Но  меня просто  раздирало  любопытство
экспериментатора. Когда еще подвернется такой  случай. Я вспомнил знаменитый
миф о  прекрасной женщине, допускавшей к  своему телу  жаждущих любви мужчин
только на одну  ночь  - утром же  их казнили. Как видно,  логическая формула
такого  явления  была  давно установлена  и  сформулирована  нашими  мудрыми
предками.  Но та легендарная  героиня  объявляла  о  своем условии  заранее,
оставляя  мужчине  право  выбора:  потрахаться  и  умереть, или,  не  солоно
хлебавши, живым откатиться восвояси. Тогда как в современной жизни встреча с
"роковой  женщиной"  может оказаться самой существенной тайной для  мужчины,
соблазнившегося ее красотой, - своеобразной "подставой", если хотите!

     Восторженные чувства:
     коварство и любовь -
     ведут всех на погибель,
     громя и плоть, и кровь!
     "Крыша" Кибеллы, Реи
     круче бедер у моей Феи.
     Она - лишь стоит левее,
     дразня животом наглее,
     но так же действует таз,
     вызов груди, магия глаз.
     Мой риск - святое дело,
     если жизнь поднадоела.
     Не могу уйти от проказ:
     обнажение - мой экстаз!

     Я  понял, что не  откажусь  от испытания  -  не  разорву  нити союза  с
неизведанными  силами. Если Леониду пришлось  принять "смертельный дар",  то
мой грядущий эксперимент - это лишь жалкое подобие "товарищеской  верности".
Я  обязан  испытать  риск  своеобразной  "офицерской  рулетки",  насладиться
неопределенностью и, хотя бы частично, сорвать "банк" своеобразного научного
поиска.  Это  и  был  мой  экстаз,  строящийся  на эгоцентризме  не  столько
общечеловеческом, сколько  идущим  от  воли человека науки,  запутавшегося в
волосиках  женской  промежности.  Когда  твоим  кредо  становится своеволие,
анархизм, индивидуализм  в мыслях  и поступках, тогда  можно  позволить себе
радость риска - броска в постель, очертя голову! Моя мораль питается, скорее
всего,   ошибочной   установкой  -  уверенностью  в  том,  что   собственное
любопытство - явление святое!
     Через несколько дней Леонид зашел ко мне попрощаться. К тому времени он
проконсультировался у "тузов" в области онкологии и основательно взвесил все
варианты.  Решение  Леонид  принял однозначное, не подлежащее  обсуждению  и
корректировки со стороны кого-либо: он закупил два ящика коньяка,  провианта
и,  послав всех к Черту,  собирался отъехать к себе  на дачу и там, в тиши и
пьяном покое,  встречать смерть. Он  мечтал отдохнуть напоследок от  мирской
суеты,  от людей,  которым  вечно от него  было что-то надо. С собой он взял
только  Инну  Станиславовну - она и должна  была проводить его  в  последний
путь. Я разделял полностью решение Леонида, ибо помнил слова вещие! "Услышь,
Господи, молитву мою, и внемли воплю моему; не будь безмолвен к слезам моим.
Ибо странник я у Тебя и пришлец, как и все отцы мои. Отступи от  меня, чтобы
я мог  подкрепиться, прежде  нежели  отойду, и  не  будет меня"  (Псалом 38:
13-14).

Последнее прости:

     Соколов Леонид Григорьевич  умер на двенадцатые сутки,  спокойно приняв
дозу алкоголя по вкусу и по желанию, подсластив ее еще и небольшой инъекцией
морфия: он заснул, отвернувшись к стенке, почти как Антон  Чехов. Леонид, то
есть Лев, проживший "боевую жизнь" в медицинских чащобах, в последние минуты
пребывания   на   Земле   вдыхал  аромат  дерева,   которым  когда-то   сам,
предварительно  выстругав, обшил  свой  дом изнутри, -  здесь каждая дощечка
впитала биоритмы его трудового  азарта. Инна Станиславовна  сделала ему  тот
последний  укол, поправила  поудобнее подушку под головой,  укрыла шерстяным
пледом,  положила теплую грелку к ногам, перекрестила и пожелала: "Спокойной
Ночи"!
     Сама она прикорнула на свободном диванчике в другой комнатке. Примерно,
через три часа она проснулась как бы от резкого толчка под локоть: и первое,
что  она услышала  - это был крик рассерженной сороки, проклинавшей кого-то,
кто  мешает  честным людям спокойно жить.  Сорока  колотила  клювом и топала
когтистыми  лапами по  алюминиевому шиферу дачной крыши. В  окно заглядывала
луна, звезды  и  какое-то  еще  невидимое существо, стремившееся изучить дом
изнутри. Сорока скоро замолчала и над садом,  домом нависла волшебная тишина
- свидетельство магии только  что состоявшейся  заупокойной акции.  Инна все
поняла, даже не входя в другую комнату. Она зарылась лицом в подушку, горько
заплакала,  отчетливо понимая, что теперь осталась  одна на огромной планете
Земля,  вдруг  мгновенно превратившись в мельчайшую  песчинку  в необозримой
Галактике, во Вселенной.
     Потом Инна Станиславовна  поднялась  с  дивана,  заглянула  в  зеркало,
висевшее  на  стене: из  другого  мира,  с другой стороны  плоскости  на нее
смотрело существо с поседевшими волосами, осунувшимся лицом, с потускневшими
глазами, наполненными  слезами.  Это  уже был  "последний абзац"!  Так  жить
нельзя! И трусливая мысль о "заветной  дозе" морфия, после инъекции которого
уже  никогда не поднимешься, не выползешь из спасительного, тихого, доброго,
сладкого Вечного Сна, пришла в голову. Но тут  в памяти нарисовался занятный
маргинал  - близкий друг покойного. Его,  правда, вечно носят нечистые силы,
он сильно занят собственными немыслимыми фантазиями, от которых человечеству
нет проку. Но это - уже  проблемы человечества, а не того маргинала-эгоиста.
Инна Станиславовна вдруг  отчетливо поняла,  что  именно с таким чудаком она
найдет  успокоение. Да,  без всякого сомнения, она решится на участь подруги
"вечного странника", но  для того необходимо срочно перемениться: необходимо
научиться -  не бояться  нечистой  силы и  пустячных фантазий. Она готова  к
тому!.. И Инна завесила все зеркала в доме плотным тряпьем.
     Тут  начали  действовать спасительные  доводы  великого  покровителя  -
Ангела Хранителя: Он крепко схватил ее за руку  и  принялся внушать  что-то.
Она  затароторила, даже не  вдумываясь в полной  мере в смысл  слов:  "Да не
увлечет меня стремление вод, да не поглотит меня пучина, да не затворит надо
мною пропасть зева своего". То были  слова из Псалма 68, из строки 16. И они
встряхнули  ее  не столько  своим смыслом, сколько неведомой  святой  силой,
которую никто  и  никогда не  сможет постичь до конца, а,  даст  Бог, только
впитает в себя, как неотвратимую волю к  жизни  и  приказ следовать  Верными
Путями!
     И  опять в памяти  всплыли  минуты  общения с  тем занятным пациентом -
другом Леонида Григорьевича  -  по  фамилии  Федоров  и по  имени  Александр
Георгиевич! Стало как-то  теплее  и спокойнее на душе,  и  "дурные  помыслы"
вышибла  простая мысль-надежда на то, что еще не  все потеряно в этой жизни!
Сознание всколыхнуло новое Божье откровение: "Извлеки меня из тины, чтобы не
погрязнуть мне: да избавлюсь от  ненавидящих меня и от  глубоких вод"... Все
то же  Псалом  действовал,  и его суть  продолжала  "выкорчевывать" из  души
остатки неверия и сомнений!
     Тогда Инна Станиславовна, осмелев, вошла во вторую комнатку, где  лицом
к стене на  последнем  дыхании  застыло тело Леонида: пульс не прощупывался,
все замерло, руки уже стали остывать, и Вечный Холод от кончиков пальцев уже
подбирался  ко всему телу, к  сердцу, вытесняя Душу на  свободу  -  в  новый
полет, на новый  виток! И  она,  всхлипывая, снова залепетала: "Услышь меня,
Господи, ибо блага милость Твоя; по множеству щедрот Твоих призри на меня".
     Post  scriptum: Уже  через два  дня  после смерти  Леонида  исполняющим
обязанности  главного  врача  больницы  назначили   бывшего  заместителя  по
медицинской части  - профессора А.А.Портного.  Известно,  что  "новая  метла
по-новому  метет". Профессору требовалась верная  Пятница потому, что на всю
больницу,  да даже на  всю Вселенную, профессор смотрел  как  на Необитаемый
остров, и люди  для него были  скалами  и деревьями на том острове.  Корифей
психиатрии  соглашался  видеть рядом с  собой только  одно  человекообразное
существо -  желательно, немого собеседника, - а на  такую роль  лучше  всего
подходит  вышколенная  женщина.   На  ту  роль  с  превеликим  удовольствием
рекрутировалась молодая  докторша - Агафья  по фамилии Пятницкая.  Баба  она
была решительная  -  неглубоко,  но  быстро  соображавшая,  хищная,  как сто
голодных акул, вместе взятые.
     Дела  завертелись  с  сокрушительной  быстротой:  нашу  теплую компанию
вышвырнули из больницы "в сей секунд"! Приговор был прост и безжалостен, но,
по сути и по чести говоря, совершенно справедлив. Во-первых, мы представляли
конкурирующие научные  школы.  Во-вторых, никто  из  нашей  "банды"  не  был
по-настоящему   болен  -  шизофрению  мы  симулировали,  наслаждаясь  тонкой
театральной игрой. В-третьих, своей  клинической подрывной деятельностью  мы
развращали остальных больных -  страдальцев не  понарошку, не трепа и театра
ради, а воистину мучеников за грехи  свои или  носителей генетических  линий
грешников из прошлых  поколений. Все это хорошо  понимал опытнейший психиатр
А.А.Портнов. Ему, конечно, было ясно, что мы - каждый по  своим соображениям
- решили основательно отдохнуть и разрядиться.
     Но в  каждом человеке живет "артист", порой ведущий сложнейшую двуликую
жизнь  и  самоотверженную  борьбу с обстоятельствами, с  окружающими и самим
собой. Где,  как не в сумасшедшем доме,  можно обеспечить себя  великолепной
крышей,  оттянуться  на  все   сто  и,   раскрепостившись  от   условностей,
победокурить  на  славу!  Вот мы  и изображали  из  себя  придурков.  Леонид
Григорьевич   все   прекрасно   понимал,    но   обеспечил   нас    защитой,
покровительством. Когда власть переменилась, то "все лысые моментально стали
кудрявыми"! Проще говоря, нашей "научной школе" дали отменного пендаля, и мы
оказались на панели.
     Слов нет, бойцовский дух заставлял нас сопротивляться: мы  выволокли на
свет Божий Закон Российской Федерации "О  психиатрической помощи и гарантиях
прав граждан  при ее оказании" (с изменениями и дополнениями от 21 июля 1998
года).  Мы расклеили выписки из  него  на  стенах  коридоров и  в  туалетах:
"Признавая  высокую  ценность   для  каждого   человека  здоровья  вообще  и
психического здоровья в особенности;  учитывая, что психическое расстройство
может изменять отношение человека к  жизни, самому  себе и обществу, а также
отношение общества  к человеку"... и так  далее. Верные  соратники из  числа
сумасшедших, понимая, что враги-администраторы быстро сорвут наши "Дадцибао"
со стен, продублировали  в туалетах  тексты, написанием  их  говном. Это был
крупный шаг  по защите демократии! Мало кто из санитаров соглашался отмывать
стены с  такими зарисовками. Но  опять высунула свой  вездесущий нос поганая
женщина  -  Пятницкая.  Она  заявила  о  том,  что  администрация  полностью
соглашается с  "обрисованными  положениями",  и  даже  Международный  Суд  в
Страсбурге "По защите прав человека"  не станет спорить со святыми идеалами.
Но решения администрации исходят  как раз из того же  Закона, направленного,
главным  образом,  на  то,  чтобы  не  госпитализировать  психов  насильно в
больницы.
     О,  коварная!..  Она-то  знала,  по  какому  месту  надо заехать  ногой
покладистому   мужчине!   Она   проходила   тренировку   не   на   полигонах
воздушно-десантных войск,  а в психиатрических  клиниках еще той, советской,
закрытой системы психиатрической помощи! Агафья Пятницкая попала нам точно в
самое   больное   и  слабое  место:  нас  ведь  не  удерживали  насильно   в
психиатрической  больнице, наоборот, - перед нами распахнули  двери свободы!
Мы принялись кропотливо изучать Закон от корки до корки: действительно - там
ни  слово  не  сказано  о  том,  что  каждый желающий  имеет  право за  счет
государства  проводить  время в  приятной компании  в центрах психиатрии! Мы
обратились  с  открытым письмом к министру  здравоохранения  в надежде,  что
генерал-полковник нас поймет.  Но он, обскурант,  заявил,  что  если  бы  мы
состояли  на службе  в Армии,  то  он  с  удовольствием бы  нам  помог. А  в
гражданской жизни,  оказывается, все подчиняется его величеству закону, а не
воле  командира. Вот и получается, что  в  борьбе за  демократию мы упустили
самое  главное - "вожжи из рук"!  Иначе говоря:  "чего  добивались,  на то и
нарвались!"
     Больше  всего нас раздосадовало  то, что Портнов  и Пятницкая  на нашем
примере  быстро накропали  монографию об алкоголизме.  Самим  существованием
такого  гениального труда они  попытались дать бой алкоголикам всего мира. А
это уже - "не хрен собачий"! Алкоголиков по всему миру насчитывается великое
множество  - до пяти процентов от всей численности  населения. Безусловно, у
каждого сложное заболевание дотянулось только до строго определенной стадии,
и это нас радовало. Да  мы были не  одиноки  на белом свете, но зачем же так
резко, без предупреждения, можно сказать, выносить сор из избы! Такие фокусы
не украшают  профессора психиатрии,  их можно  было  простить  разве  только
Пятницкой, рвавшейся во  всю мощь к "вершинам науки". Тут профессор  Портнов
оказался злейшим коллаборационистом: мы-то ведали про то, что у  него самого
"рыльце  в  пушку".  Его Пятницу,  естественно, ни одно  общество  Анонимных
алкоголиков в свою среду не пустило бы, но профессора  можно  было зачислять
туда  особо почетным членом даже  без  письменных рекомендаций  - достаточно
открытого  и прямого голосования за  чаркой  алкоголя!  Ну, может быть,  для
проформы проведя голосование по рейтинговому принципу.
     Мне  пришлось несколько раз связываться  с  новым замом по  медицинской
части для того, чтобы выцарапать выписные  документы.  - надо  же было  хоть
что-то представить на работу  в качестве оправдания длительного  отсутствия.
Несколько раз  мне  отвечала секретарша  милым, молодым, но немного гнусавым
голоском,  словно ее душили  сопли, и она никак не решалась  их  высморкать.
Деваха отвечала, что  начмед на  совещание  - какое-то бесконечное совещание
закабалило  этого  человека.  В  ответах   секретарши  было   слишком  много
подозрительного - скорее,  здесь поселилась уже  даже не тактика "отшивания"
назойливого просителя, а стратегия, заключающаяся в том, чтобы  "перекрывать
кислород" честным труженикам. И я отправился к заместителю главного врача по
лечебной работе без предупреждения: нагрянул как "гром с ясного неба"! Дверь
в  кабинет "Зевса"  загородила  мне грацильная особа  - та самая, с сопливым
голосом. Ей было, примерно, девятнадцати лет от  роду. Во всяком случае, мне
так хотелось - хотелось по зову сердца видеть ее очень молодой. Я всегда даю
аванс  женщинам  в  силу  "скользкости"  своих  моральных  устоев!  Мне было
заявлено, что необходимо обождать - опять шло треклятое совещание! Но у меня
появилось   время   получше   рассмотреть   "броню   и   латы"  громовержца,
руководившего   лечебным   процессом.   Стройное,   пикантное   существо   с
маловыраженной грудью, но сильно открытой ложбинкой между  двумя намеками на
молочные железы,  нервничало под  моим пристальным  взглядом.  Она,  видимо,
чувствовала  за собой  некоторые  грешки, либо очень  хотела в  туалет, а  я
явился  не вовремя. Но мой-то  пристальный взгляд объяснялся лишь тем, что я
увлекся глубоким  и обширным декольте.  На мой  вкус,  у девахи был  слишком
уплощенный  зад,  напоминающий гладильную  доску.  Ее выручала еще и  тугая,
относительно  короткая юбчонка.  Строгий пиджачок и стянутые в тугой узел на
затылки гладкие  волосы  напоминали  мне  о  том, что  я  имею дело с сугубо
деловой женщиной - деловой,  видимо, во всех отношениях. Я, естественно, был
не брит, а потому примитивная  фантазия повлекла секретаршу "не в ту степь":
она  решила, что имеет дело  со  слесарем-сантехником, а не  с  профессором,
только что выписанным из  больницы и так долго  надоедавшим  ей звонками. От
нечего делать, она решила повоспитывать меня - коня необъезженного:
     - Посетитель, - молвила она тем же  гнусавым, но решительным голосом, -
почему  вы  никогда не здороваетесь  со  мной,  однако, набираетесь смелости
многократно отрывать звонками государственных служащих от неотложных дел?!
     Я  опешил  от такого  сорта  прессинга. Он никак не  вязался  с обликом
"божьей коровки",  со  статью миловидной  дамы. Я не ожидая, что  она  будет
"строить и горбатить" меня именно с этой стороны. Но надо было отвечать - не
есть же мне моль глазами:
     -  Голубушка, а почему вы  решили, что  я  обязательно  должен  "желать
здоровья" человеку-невидимке, да к тому  же еще и явному  бюрократу? А вдруг
мне  выпала честь разговаривать по телефону с несносной вруньей или матерью,
бросившей шестерых голодных  детей? Я  ведь не умею идентифицировать голоса,
искаженные телефонной сетью и хроническим насморком!
     - Но так принято!.. - взвизгнула секретарша.
     - Кем принято? Вами? - взвился я  с места, с полуоборота. - Может быть,
в вашей  деревне,  из которой вы явились в Санкт-Петербург поступать  в ПТУ,
так и принято. Но это меня ни к чему не обязывает!
     Я тут же попытался смягчить эффект от этой самой "деревни", вырвавшейся
как-то неожиданно у меня. Честно  говоря, для  меня нет большой разницы - из
деревни человек или из Москвы - столице нашей родины. Ко всяким поселениям я
отношусь, практически, одинаково.
     -  А как же культура?  - пробовала продолжать "борьбу со злом" активная
дама.
     И  "смягчения"  не  получилось, меня  вновь понесло.  Я  понял, что  из
больницы, все же, меня выписали рано, профессор Портнов и его верная Пятница
допустили ошибку. Поняла это и секретарша, но прозрение к ней пришло поздно!
Я уже вздернул "копье на перевес":
     - Культура, в данном преломлении, -  это только набор ритуалов, которые
каждый  для  себя отбирает самостоятельно! Такой "набор" - индивидуален и не
обязателен для других.
     Далее я сокрушил оппонента новым каверзным силлогизмом:
     - Вы, простите  за любопытство,  с  какого возраста начали пользоваться
телефоном? Может быть, у  вас просто еще  не накопился  и  не отстоялся опыт
такого  общения, а  потому  вы  путаете  "хрен  с  редькой",  "божий  дар  с
яичницей"?
     Нашу  "милую  воркотню"  прервал  другой  заместитель  главного  врача,
выскочивший из своего кабинета как раскаленное  ядро из жерла царь-пушки. Он
явился для того, чтобы спасать секретаршу, и это позволило мне сделать вывод
о том, что  здесь уже давно созрели "симпатия, перешедшая в служебный блуд"!
Надо  сказать,  что  "заместитель" оказался  высоким, дородным,  в  возрасте
где-то  около  сорока  лет,   мужиком.   Был  он  пепельно-рыжим,  тщательно
причесанным на правый боковой  пробор, самовлюбленным балбесом. Что-то в его
облике было  особенное - выводившее меня на простые аналогии: мне  казалось,
что явился немец - булочник или колбасник, скорее всего, нечаянно залетевшим
в медицину.  Заместитель  был грозен и решителен. Интересно то, что он  свою
деятельность на новом посту начал с переделки силами  наемных рабочих одного
из  туалетов для  персонала  под свой персональный сральник.  Там установили
бидэ,  душевую кабинку и  полку с посудой. Можно подумать,  что  облегчал он
кишечник за чашечкой кофе или рюмкой коньяку, фужером сухого вина. Он как бы
продавливал  содержимое кишечника  нагнетаемой  жидкостью. Ну, не шашлыки же
ему есть, сидя на горшке!
     Жаль, что не догадался новый начальник подвесить в персональном сортире
и гамак  для отдыха после  благополучного опорожнения кишечника. Страшного в
том ничего не  было,  но  в  больницах  всегда не хватает  отхожих  мест для
персонала,  и медицинская  братия  вынуждена  гадить,  где  попадя, а  уж  о
возможностях подмыться перед обходом профессора женщины-медики и не мечтают.
     Но сейчас секретарша сияла голубыми брызгами, сильно подведенными  тоже
голубыми и серо-зелеными  тенями. Она была рада проявлению "мужских качеств"
своим  кобелем-покровителем.  И  тут  я  все  понял:  секретарша  -  это  по
психологическим стандартам, обоснованным Эриком Берне, "женщина-дочь". Таких
блеклых особочек заботливые родители по блату пристраивают на теплые места к
еще не  очень  старым  - "не остывшим" - руководителям.  Тогда  и  созревает
адюльтер,  приносящий  выгоды,  а  иногда  и  закручивающий  новый  семейный
марафон.
     Я смотрел внимательно в глаза этим двум  оглоедам, свалившимся на  беду
на головы пациентам,  и искал хотя бы намек на угрызения совести. Совесть не
присутствовала в  этих прокисших  душах.  Там бушевал суховей,  злой  ветер,
песчаная буря,  разразившаяся в  ночи  в бескрайней пустыне: "Люди, где  вы?
Ау..."  Я даже ясно  почувствовал, как колючий песок  хлещет  меня  по лицу!
Людей в тех кабинетах не было!
     Но откуда же перли из этой бюрократической моли  занудность и страсть к
назиданию? На  табличке,  рядом  со столом  секретарши  значилось: "помощник
заместителя  главного  врача   по  медицинской  части   -   Европова  Оксана
Анатольевна".  Нет,  с  этого   боку  к   истине  не  подобраться.  Анатолий
переводится  на  русский  язык как  "восточный",  но  на  бледном  личике  у
женщины-дочери  была  прописана  чухонская  масть,  истомленная  аденоидами,
неврастенией, дисменореей.  И вдруг окончательное прозрение  наступило: она,
наверняка, окончила школу милиции, а потом сбежала из органов и приземлилась
на теплое место. Как ни  странно,  но мои предположения  в некоторой части в
дальнейшем подтвердились.
     Однако сознание мое явно спотыкалось, может быть, даже давало серьезные
сбои.  То  ли  под  действием  полоумных детективных  сериалов,  в  изобилии
демонстрируемых по  телевизору,  то ли из-за колебаний атмосферного давления
или еще от чего-нибудь "внутреннего", но я вдруг подумал:  "А не внедрила ли
в   больницу   налоговая   полиция  своего   агента,   чтобы  разобраться  с
безобразиями,  творимыми администрацией?" Ведь то, что  они все  -  воры, на
мордах написано  жирным тиснением. Вон  давеча  этот "колбасник" приобрел за
счет  больницы  Ноутбук стоимостью 12,5  тысяч долларов и  тут  же его якобы
забыл в будке телефона-автомата. А горбатая лизоблюдка - главный бухгалтер -
списала его как бы пришедший в негодность! Теперь заместитель главного врача
на халяву тешится дома новейшим компьютером.
     Мысль,  явившаяся  ко  мне  неожиданно,  была  хоть и  сумасшедшая,  но
"светлая". Я  искренне считал, что  мерзавцев необходимо выводить  на чистую
воду!   Мое   отношение  к   бледной  поганке  несколько  выровнялось,  даже
порозовело.  Но  поведение  "внутреннего   беса"   -  непредсказуемо.  Самое
забавное,  что я  излишне  раскочегарил  свои  нервы, но не  стал продолжать
разговора,  не  стал  плевать  в  рыжую  морду  "заму"  и  учить  уму-разуму
секретаршу.  Я  просто  решил,  что  обойдусь  без этих  треклятых  выписных
документов  и  послал "сладкую  парочку"  в  жопу!  Последнее  слово  хорошо
рифмовалось с фамилией  "Европа".  И  это  навело меня,  конечно,  на  стих.
"Европа - ты хилая жопа, и мы расстаемся навек. Змея  подколодная,  сука, но
я,  сомнения  нет, - Человек!  Твой рыжий балбес недавно  с  высокого дерева
слез. Сливаетесь вы в закадычные пары, но ждут вас, однако,  тюремные нары!"
Стихи, слов нет, - не весть какие, но они помогли  мне справиться с "пожаром
души"!
     Мои товарищи поддержали мои решительные действия, согласившись тоже без
документов  возвращаться на  работу - но это была еще  очень долгая песня! А
пока  в нашей  компании  произошли  некоторые "кадровые перестановки".  Надо
сказать, что разгульная Клара быстро притулилась к клану коллаборационистов,
и  мы  оставили  ее  там  же, где  по  доброте и  сердечности  в свое  время
подобрали, то есть в психиатрической лечебнице. К тому времени она закрутила
знойный роман с больничным завхозом - молодым, импозантным самцом. Теперь мы
были  спокойны  за  ее половое  и душевное  равновесие!  А вот  с  Колесовой
Зинаидой Семеновной  все  обстояло  значительно хуже: она не могла видеть ни
одно брошенное животное без сострадания - будь то кошка, собака, крыса, осел
- безразлично. Увидев нас на панели, то есть вышвырнутыми из стен лечебницы,
Зинуля вошла в клинический экстаз настолько глубоко,  что собралась наложить
на себя руки.  Она,  видимо, прировняла нас к брошенным  ослам!  Ее  вовремя
остановили громилы-санитары, и тогда Зинуля наложила только в штаны. Даже во
время  срочного  подмывания ледяной  водой,  она,  вспоминая  лица  одиноких
маргиналов, подававших с мостовой прощальные знаки  коллективу больницы, еще
долго и жалобно выла, покусывая остренькими зубками всех проходящих мимо.
     Я еще раз попытался уточнить перечисляемые имена: Клара,  Зина, а может
быть, Зоя, Ирина, Вера,  Надежда,  Любовь? Все в  голове путалось - да, рано
все же  меня  выписали  из  больницы! Но,  может быть, как  раз очень поздно
разжались  цепкие  руки  отечественной психиатрии?  Вот  я  и не  могу никак
восстановиться. От  щемящей  тоски зашлось сердце  в сильнейшем кардиогенном
болевом  синдроме:  я  почувствовал  себя  слабым  и  одиноким.  Вспомнилось
холодное  и голодное послевоенное детство.  Тогда мой аутизм только  начинал
зреть:  я  очень  любил проматывать  школу,  где было  так  много бестолково
шумящего народа. Мне нравилось болеть, то есть "отсутствовать на занятиях по
уважительной  причине". Это было  великое счастье  -  просыпаться под теплым
одеялом,  когда  все  домочадцы уже  ушли  на  работу.  Можно  было хлебнуть
простывшего сладкого  чайку, ни есть  никаких "завтраков" и  "обедов". Можно
вместе  с лохматым котом лежать целый день на ковре,  фантазируя продвижение
морских  эскадр по сложным проливам,  шхерам,  обозначенным ковровым узором.
Тот большой ковер  на  полу был моей картой, ареной морских  боев.  Тогда  я
избегал учить уроки, а полностью переселялся в виртуальный  мир, наполненный
только моими детскими фантазиями. Через эти мифические проливы я и "приплыл"
в дальнейшем в Военно-морской флот. Наверное, Бог наблюдал с Небес за мной и
милостиво улыбался, понимая - "чем бы дитя ни тешилось". Виртуальный детский
мир все равно  лучше, чем реальность или абстрактность.  Игры  детей, как ни
крути,  - безобиднее  вредной  суеты взрослых.  В  них  нет  места  реальным
террористам, диктаторам, войнам, крови, слезам, горю, ненависти.
     Странная  закономерность:  мы  уходим  из  чистого детства, чтобы потом
искать  себя  в религии -  путем длительного тренинга освобождаться от груза
взрослого греха.  Но  только к концу жизни  немногим  взрослым удается  хоть
как-то приблизиться  к  "чистоте",  а  проще  говоря,  снова  погрузиться  в
детство.  И  тогда  таких  людей  называют Святыми!  Вспомнились рассказы  о
Байазиде  -  великом  мусульманском  мистике.  Достигнув   совершенства,  он
воскликнул: "Субхани! - Слава мне! О, как я велик!"
     Но только после смерти мы  очищаемся полностью. Да,  конечно, все живое
движется по  спирали,  а  точнее, по  Кишке,  вновь  загибающейся в  ротовую
полость! "Так не строй  из себя Байазида!"  Эта  расхожая на Востоке фраза -
отповедь   суфею-самозванцу,  которому   только  кажется,  что   он   достиг
совершенства.  Я оглянулся  на моих врагов  - все они были  ничтожествами. И
тогда  мне  вспомнилась  легенда  о  Байазиде: его  ученики  набросились  на
Святого, обиженные фразой -  "Под моим одеянием нет ничего,  кроме Бога!" Но
при попытке убить  учителя, их  ножи ранили только самих  себя. Оказывается,
совершенный  святой  подобен  зеркалу  - от него  отражается злоба  и  грехи
окружающих, они не могут навредить ему самому, они мстят самим покусителям!
     На похороны мы явились всей мужской гурьбой, дополненной обществом Нины
Викторовны и Инны Станиславовны. Законных супружниц "женатики", естественно,
не взяли с собой. Виктор  Каган остался верен себе и подцепил по дороге двух
сногсшибательных курсисток,  приехавших  в Петербург - "интереса  ради" -  с
Далекого Владивостока.  Я  никогда  не мог привыкнуть  к  странностям  вкуса
поэта: почему надо обсеменять именно курсисток из Владивостока? Правда, Витя
объяснил нам всем,  что Санкт-Петербург и  Владивосток  -  морские города, а
потому почти побратимы. Это формула так очаровала брата  Василия, Математика
и скрытного Эйдемиллера, что они  всем "хором" чуть не  изнасиловали девочек
прямо  на  кладбище  - между  памятников.  Я с трудом  объяснил этим  дурьим
головам,  что мы  теперь уже не шизофреники,  не под защитой психиатрической
больницы находимся, и  нам  нет  нужды  ввергать себя в  уголовщину.  Честно
говоря, в чем-то с развратными мужчинами я был солидарен:  девки  были одеты
столь  вызывающе - сплошь в кожаные наряды, элегантно облегающие их стройные
станы - что помнить о половой  дисциплине мог  только импотент! Юбчонки были
укорочены    выше   всех    анатомических   возможностей,   принятых   среди
уравновешенных людей холодного  Северо-Запада нашей страны.  Передний разрез
на  левом бедре создавал эффект  доступности любого мужского желания.  Линия
груди, которую они, как бы кобенясь, сильно выпирали вперед, будила фантазию
и  создавала  умопомрачительный  сексуальный  восторг.   Все  вместе,  враз,
поднимало мужское достоинство до уровня чемпионской планки, превращая  его в
несгибаемый инструмент наслаждения.
     Сама собой всплыла в бездонном озере памяти песня  про  лихих "амурских
партизан", умевших своими таежными походами - "по долинам  и по  взгорьям" -
не  давать покоя врагу и личной усталости. Эффектный "прикид" шел курсисткам
настолько к  лицу  и ягодицам, что было  трудно разобрать, какие  собственно
курсы они прибыли в северную столицу заканчивать? Здесь могла вестись речь и
о    курсах    трамвайных   вагоновожатых,   и    иностранных   языков,    и
секретарей-машинисток с выездом для работы за границу, и медицинских сестер,
предназначенных   для   внутреннего    потребления,   которым,   кстати,   в
Санкт-Петербурге  снова  стали  выделять  служебную  площадь.  Но  последнее
замечание высказали сами расторопные девицы, однако,  я лично эту версию  не
проверял,   а  потому  высказал  опасение:  вдруг   доверчивых  провинциалок
"динамит"  какой-нибудь  пройдоха  главный  врач,  положивший  на  их  попки
блядский глаз.
     Меня, честно говоря, настораживала  одна чисто психологическая  деталь,
заметная, кстати,  только специалисту  высокого  класса, с  огромным  опытом
практической работы.  В словах и действиях у девочек  смешивались в какой-то
странной пропорции  застарелая  печаль-тоска  и отчаянная  бесшабашность.  Я
полюбопытствовал о мотивах  такого  странного порождения -  почти старческой
отрешенности и очевидной молодости. Оказалось, что социальное  переплелось в
душах  курсисток  с  биологическим  -  скорее,  даже  природно-растительным.
Причем, было трудно сходу понять, а что же преобладает!
     Через некоторое  время все стало ясно: во  всем был виноват Чубайс! Это
исключительно по его воле  Владивосток  мучили холодом, оправдываемым  общим
энергетическим кризисом в Приморье. Девицы  так настрадались от лютой стужи,
антисанитарных условий и, как следствие невзгод, от болезней, что совершенно
разуверились  в   добропорядочности  родного  государства  и  правительства,
возглавляемого душкой Касьяновым. Фамилию же рыбака Ноздратенко они без слез
не  могли  слышать  и  боготворили только  исключительно  бывшего  моряка  -
капитана первого ранга в отставке Черепкова.
     У девушек  была прочная  уверенность  в  том,  что  только  этот  лысый
старичок  с  помощью своего экстрасенсорного  дара  может обуздать  круговую
поруку  -  устранить  перебои  в  подаче  горячей  воды  и электричества  во
Владивостоке. Отсюда - методом притяжения подобного к подобному -  рождались
старческие    мотивы,   точно   подмеченные    мною:    печаль,   усталость,
подозрительность,  неверие  в  собственные силы  и волю  Президента  страны.
Однако молодость и провинциализм брали  свое:  игривые  бесенята  прыгали  в
глазах курсисток. К тому  же, судебная реформа набрала размашистые обороты -
правосудие стало подлинно независимым от магнатов и  следовало исключительно
одним  лишь Законам. На  деньги, взысканные по суду  с Чубайса  за нанесение
жителям    Приморья    "морального    ущерба",    девочки    отоварились   в
Санкт-Петербурге:  приодевшись  по  последней моде. Они  оплатили  неведомые
"курсы"  и теперь жаждали слияния с  аборигенами!  Витя  со своей  кобелиной
доминантой, основательно выпиравшей  из широких штанов, оказался на  их пути
как нельзя кстати!
     Наша  компания  на  похоронах  будила  подозрения  и  казалась  как  бы
неуместной.  На  всякий  случай  мы предусмотрительно несколько  отжались  в
сторонку от официальных  лиц,  но  не из-за  скромности  или смущения.  Мы -
верные  друзья Соколова - не  хотели  видеть  двуликие,  постные  хари  и не
собирались   слушать   сплошь   лживые   слова  о   "непоправимой   утрате".
Отвратительные  лжецы  и  карьеристы, были рады  досрочному  уходу из  жизни
нашего друга  Леонида. Им  были неприятны испепеляющие  взоры  истинных  его
доверенных лиц. Но мы  знали, что наше появление было  приятно душе Леонида,
вырвавшейся на  волю  и  наблюдавшей  из поднебесья  "последний  театр".  Мы
исподтишка наблюдали за развернувшимся "финальным представлением". Мы ловили
себя на мысли,  что все  это мы уже где-то видели не  однажды.  Да, в  жизни
слишком  много повторений: перебрасываясь репликами со своими товарищами,  я
установил:  подобные  мысли  уже   крутились  в   их   головах,  повторялись
высказанные мною фразы, "текли" большие  и  малые  сцены  из жизни. И если я
начну писать  книгу  о  представителях  моего поколения,  то в  ней окажутся
повторяющиеся страницы.  Все  движется  по спирали! Кишка  вновь  загибается
своим выходным отверстием в ротовую полость - к началу  нового  витка жизни!
"Итак ученики опять возвратились к себе" (От Иоанна 20: 10).
     В  моем  мозгу  всегда  возникают странные  ассоциации, порой  в  самый
неподходящий  момент.  Но  наблюдаемая  ситуация,  пожалую,  соответствовала
произошедшему повороту мысли, идущей рука об руку с изощренным воображением:
меня  вдруг  качнуло  в  сторону  исламского  мистицизма,  точнее,  суфизма.
Наверное, именно  такой поворот произошел оттого,  что на похоронах не  было
представителя   православной  церкви.   Соколова   хоронили  по   языческой,
формализованной большевистской культурой, традиции, - без отпевания. Я вдруг
вспомнил  старую легенду  -  плод  эзотерической  фантазии суфий:  легенду о
"Слоне и слепых". Каждый из слепцов ощупывал  только определенную часть туши
слона,   а  потому  давал  строго  индивидуальное  описание  воспринимаемого
объекта.   Вместе  все   сказанное  невозможно  было  собрать  в   единый  и
нерукотворный образ, и Слон потерялся в болоте индивидуализма. Известно, что
Слон - это символ Бога, символ души, тоскующей по дому. Предметом "тоски" на
похоронах у официальных  лиц, родственников и нашего  тайного  братство были
различные очевидности. Я ясно вспомнил: "Суфизм - это свобода, великодушие и
отсутствие насилия над собой". В душах наших неожиданных оппонентов  не было
ни свободы, ни великодушия, к тому же они подвергали свое заблудшее естество
насилию! Они не чувствовали горя,  но играли роли "горюющих  персон".  Мы же
чувствовали горе  всеми фибрами души, но воспринимали его  так, как в других
условиях  мог бы воспринимать  его  и сам  пострадавший.  Наше  общее кредо:
"Найти  радость  в сердце, когда  приходит  горе".  Понятно, что мы не  были
приверженцами известной крайности - установки некоторых суфий, стремящихся к
"любви  бедствий и враждебности  благополучию".  Мы не  собирались  посыпать
головы пеплом, натягивать  на себя рубище и  отправляться с миской для сбора
подаяний нашему горю в дальнее путешествие, даже если  его  конечным пунктом
будет Мекка или Земли Израиля!
     Опять выскользнула на свет Божий из темных кладовых памяти  возмущенное
заявление одного святого, пожалуй, из замшелого девятого века: "Я заглянул в
ад и  увидел, что большинство его обитателей носит  залатанную  одежду, а  в
руках у них миска для сбора  подаяния". И те "серые тени",  наблюдаемые нами
на кладбище, устроили "толковище над гробом". Они превратили формальный акт,
долг вежливости в глупый спектакль. На похоронах преобладали проклятые Богом
еще при  жизни  - это были  все сплошь  "моральные уроды".  Они ни черта  не
смыслили  в  таинствах святого мистицизма и только внешне пытались выглядеть
приверженцами истины. Открой они  Библию, то  наткнулись бы на слова Иисуса:
"Бог же не есть Бог  мертвых, но  живых,  ибо у Него все живы"  (От Луки 20:
38).
     А  загляни  три татарина (эти  -  от  обкома  КПСС), присутствующие  на
похоронах,  в  Коран, то  уяснили  бы  себе простую истину,  предначертанную
Мухаммадом. Суть ее определяется формулой тройственного отношения человека к
Богу  -  "ислам,  иман и исхан".  Как известно, "ислам" - это  исключительно
полная   преданность   правоверного  воле   Бога,   безоговорочное   приятие
предписаний  Корана. "Иман", иначе говоря, "вера"  - характеристика  чистоты
внутреннего  отношения  к исламу. "Исхан" -  понятие, добавленное, по мнению
большинства  хасидов, сами Пророком, как раз  для того,  чтобы поклоняющийся
Богу, как  будто видел Его. Тем предупреждался верующий,  что он стоит перед
лицом Бога, и у него нет права впадать в "сон беспечности"! Скорее всего, те
три татарина,  так же как и "люди, спустившиеся с гор" и проследовавшие мимо
православной   церкви,   были   приверженцами   доктрины   последовательного
расширения сферы мусульманской власти. Но официально  они представляли ту же
партию, в  которую  угораздило Леонида "вляпаться" при жизни. Я  и не ведал,
что он был таким активным "общественником", финансировавшим за счет больницы
какие-то  там  "избирательные   объединения".  Теперь  представители  "лихой
компании",  хотя  бы  виртуально, стремились к  новым  и  новым  завоеваниям
"земель  неверных",   даже   если   земли  те   ограничиваются   территорией
психиатрической  больницы, расположенной в  Санкт-Петербурге.  Я читал в  их
черном  и  хищном взгляде  нежелание уступать  телу  Леонида даже маленького
кусочка  кладбищенской  земли.  Зыркая  темным  взглядом,  они  уже  не  раз
фиксировались  и на  Чертежнике,  Математике,  подозревая их  собратьями  по
крови, но те были уже настолько обрусевшие, что ответили на взгляды вежливым
неприятием предлагаемой дружбы!
     Инна  повисла на  моей  руке,  и  я не  сопротивлялся. Звенел  оркестр,
звучали  речи, а  мы  молча  взирали  на все  эти  посмертные "архитектурные
излишества".  Леня соорудил на  земле себе памятники  еще  при  жизни, и они
давно уже приносили пользу людям. Никакими речами это не подтверждалось и не
закреплялось во "всенародной памяти".
     Когда зарыли гроб и насыпали могильный холмик, мы отправились восвояси.
Наши  ноженьки,  еще не  очень  расходившиеся  после  долгого  пребывания на
больничной койке,  сами  собой привели  нас на  Малую Садовую, к  небольшому
бронзовому  изваянию  Кошечки.  То  был  один  из  нерукотворных памятников,
оставленных Леонидом на земле: символ верности и достоинства взгромоздился в
уголочке  на карнизе  между первым и  вторым этажами знаменитого  дома. Наша
Люси застыла  здесь  "обронзовевшая"! Леня  принимал решительное  участие  в
финансировании памятника и добился того, чтобы скульптор "заделал" животному
личико нашей Люси. Теперь мы стояли, вперив взгляд в изваяние, и подмигивали
красавице Люси.  Отдав  дань  долгу,  мы  развернулись  на  сто  восемьдесят
градусов и двинули через подземный переход к углу Гостиного Двора, а далее -
по  Садовой  ко мне  на  Гороховую  улицу.  В  моей  раздолбанной квартирке,
застрявшей  на  стадии разрухи  и вечного  ремонта,  мы  собирались отметить
по-свойски поминки по другу и товарищу. Организацией стола руководила Инна и
Нина  Викторовна,  им  помогали  курсистки,  сильно  "въехавшие"  в  остроту
момента. А мужики, каждый по своему  маршруту,  бросились  пополнять  запасы
вино-водочной  продукции, ориентируясь на  все  возможные  вкусы  и запросы.
Такая активность привела к тому, что  "запасы" были созданы  необозримые,  а
потому поминки затянулись. Пьянка и оргии последовательно  переходили -  ну,
может быть, с маленькими перерывами - в "девять" и "сорок дней".
     В самый разгар "проводов  покойного" получили  послание по Интернету от
Павла  Катаева.  Он,  наконец-то,  расчухался, все осознал и соблаговолил из
стадии "заочника" перейти в "очного собутыльника". Приехал он к нам хоть и к
"шапочному разбору", но в "гульбу" включился  самоотверженно и активно - это
был  еще тот  парень! Мы  тудже  "подписали"  ему одну из  курсисток,  и они
услаждались как могли! Все сдружились настолько, что  решили  переселять под
крышу  Оракула Петербургского на всю оставшуюся  жизнь. Вот до  чего доводит
пьянство! Житейские  трудности  нас не  беспокоили, ибо  работники  мы  были
творческие,  а  потому,  продлив  больничные  листки,  уже   на  законной  и
оплачиваемой   основе   подвергали  свои   организмы   страшному  разрушению
алкоголем.
     Как-то  так получилось,  что я  и  Инна  не почувствовали необходимости
подвергать  себя  испытанию разлукой,  и  мой  новый  "эксперимент" вошел  в
плодотворную стадию "полевых испытаний". Я практически не волновался, потому
что  понимал:  жить  со  мной  долго  под   одной  крышей  разумной  женщине
невозможно. Но Инна доказала мне обратное: теперь я живу, не тужу, купаясь в
благополучии   и   "упакованности".    Оказывается   денег,   зарабатываемых
литературным трудом, при умелом ведении хозяйства может хватать и  на весьма
комфортную  жизнь.  Просто  в  одиночку  я не умел  правильно  жить, слишком
отдаваясь творчеству, спеша промотать гонорары.
     Остальные ребята вернулись к привычной трудовой деятельности, вспоминая
месяцы, проведенные в психиатрической лечебнице как давний, но приятный сон.
Мы практически регулярно встречаемся,  находя поводы, а порой и без поводов.
Любой  из нас может зайти к другу только потому, что почувствует  тяжесть на
душе, или неведомую боль в сердце. Но можно приходить и когда тебя обуревает
непонятная великая радость.  Мы  много анализировали  наш "роман с жизнью" и
пришли  к  твердому  убеждению,  что  в  нем  имеется  загадка, может  быть,
сознательно спрятанная автором. Известно, что душа любого покойного уносит с
собой  в зазеркалье матрицу поведения прошлых и будущих людей, коим надлежит
жить на  земле в положенное время.  Но  символом  связи между "персонами" из
разных поколений, объединенными единой душой, является "симпатия". Бог точно
воспринимает нас не по  одиночке, а  всей  генетической цепочкой. Бог  легко
распоряжается понятием  "Время"! Я давно задавал себе  вопрос:  как выбирает
Душа вместилище  для своего очередного переселения? Ответ  у  меня находился
один:  душа имеет свой  биологический  "ключик". Он обязательно остается  на
земле, и душа, вновь возвращаясь к земному существованию, стремится к плоти,
имеющей "подобный ключик". Наверное, Бог  или  Дьявол способны изменить  код
"ключа", но они  "пачкают руки" заурядной работой только в особых случаях. В
остальном, все происходит в автоматическом режиме.
     Члены  нашей  компании разделяют  точку  зрения  автора  на  то,  что в
процессе   смены   поколений   действует  принцип  подобия,  символизируемый
"симпатией".  Вот и  наш  пример - тому доказательство: именно так мы  нашли
друг друга. Мы  сильно  подозревали,  что наши будни вылились в  роман  не о
каждом  из  нас  -  не  об  отдельных  героях.  Все  мы  вместе  для  автора
представляем собой жизнь какого-то особого  героя  - инкогнито, мистера "Х",
если хотите. Тот человек остался за  кадром, а нас заставили "раздваиваться"
-  но  такой симптом довольно часто регистрируется у сумасшедших. Потому нам
было нетрудно выполнить поставленную автором задачу. Мы пошли ему навстречу,
понимая, что  он  вел речь  о  каком-то  "обобщенном  человеке"  - дорогом и
любимом. Просто тот человек - многогранная личность, а, точнее сказать, речь
шла о  личности,  способной "отрабатывать" любые  повороты своей  души.  Тот
обобщенный человек мог пронзать время!  Все мы бываем плохими или  хорошими,
выдаем иногда такие запросы, о которых  и сказать вслух страшно. Но это мы -
и никто другой!
     Всесильная Судьба  почему-то прервала отношения  автора с "прообразом",
отправив  "инкогнито" во тьму тараканью.  А когда  здесь  на Земле остаешься
одиноким,  то невольно ищешь поддержки у фантазии и творческого вымысла. Вот
и заставил автор каждого из нас напомнить ему отдельные черты характера того
"обобщенного  человека"  - загадки его  восприятия и  воображения. На  то  у
автора имеются особые права, дарованные Богом!
     Но тут я  поймал себя на  простой догадке: возможно, тот  "четвертый" -
сам автор?! Он  слепил себя из  образов, имеющих одну обобщенную  душу - она
его   собственная,  но  мигрирующая  по   этапам  "прошлого",  "настоящего",
"будущего"! Автор, через "симпатию" уловил единство таких образов и совершил
психологический   "перенос",   "проекцию",  стерев   предварительно   фактор
"времени". Автор оказался чудаком, затейником, имеющим, к слову сказать, еще
и  особое  чувство  юмора!  Писатели на особом  счету у  Бога, а  потому  Он
позволил  эксперименты. Богу  было  так  угодно! Ну, и  Дьявол был  тоже  на
стороне  автора,  он  даже  помогал ему  советами.  Таким  образом,  мы  все
оказались заложниками "писательского мастерства", и о его качестве судить не
нам,  а  читателю!  Но суд читателей бывает и очень строгим. Но  успокаивает
лишь  одно:  мы, как герои вымышленные, стоим вне критики;  автор же  - лицо
подвластное  только Богу одному! Писатель всегда имеет  возможность заявить:
"Не нравится - не читайте!"
     Люди умейте  раздваиваться  и обобщаться,  делиться  и синтезироваться.
Диалектика -  это сущая правда! Истина  - это ложь, хотя бы потому, что  она
недосягаема для земного человека!
     "И  услышал  я голос  с неба,  говорящий  мне: напиши: отныне  блаженны
мертвые,  умирающие  в Господе;  ей, говорит Дух,  они успокоятся от  трудов
своих, и дела их идут вслед за ними" (Откровение Иоанна Богослова, 14: 13).

Привет благородным читателям от моих трех домашних кошечек!
Они просили передать, что роман о сумасшедших закончен!
Но роман этот не о сумасшедших, а о нормальных людях!
С умом плохо как раз у тех, кто не умеет фантазировать,
кто сильно верит в науку и не тянется к мистицизму!
Но еще важнее - беззаветно верить в Господа Бога!



















Last-modified: Mon, 07 Feb 2005 20:31:55 GmT