---------------------------------------------------------------
© Copyright Олег Михайлович Блоцкий
Date: 10 Oct 2004
WWW: http://zhurnal.lib.ru/b/blockij_o_m/
Оставить комментарий
---------------------------------------------------------------
Накануне я был на передовых позициях российских частей под Грозным.
Разговаривал с офицерами, солдатами, прапорщиками и видел, что никто иллюзий
по поводу молниеносного захвата города не питает. Однако никто из них не
отказывался от выполнения приказа. Все недовольные и несогласные были уже
высланы в тылы с соответствующими выводами в последующем. "Ты здесь видишь
настоящих мужиков, - сказал один из контрактников. - Все подонки,
"позвоночники", трусы и демократы остались в тылу".
- Не боишься? - спросил я у командира роты, чье подразделение должно
было первым входить в город.
Тот пожал плечами:
- Наверное, нет. За солдат своих переживаю, чтобы они все живыми
остались. А я что? Мне приказали, и я должен исполнить приказ. Иначе это не
армия получится, а сброд.
Многие из собеседников были свято уверены, что они оказались в Чечне
исключительно из-за мафиозных "разборок" в Москве, из-за того, что
"еврейская и чеченская мафии в интересах не сошлись. А подыхать нам", -
заключили офицеры и крыли Кремль такими матюгами, что там в этот момент
определенно икалось всем, вплоть до последней уборщицы. Впрочем, на
частоколе густой матерщины висли головы и своего, военного начальства,
сидящего в Моздоке. "Никто толкового приказа отдать не может. Все на Москву
смотрят. Все оттуда чего-то ждут. Каждый пытается переложить ответственность
на плечи других, кто внизу стоит. Все боятся прокуратуры. А кто этих
начальников- козлов знает? Сегодня ты молодец, а завтра - марш под
трибунал".
Однако чумазые солдаты лазали по свои машинам, и офицеры месили грязь
от своих подразделений к командному пункту полка, где возле БМП сидел их
командир за расстеленной картой города.
Сам город был в двух километрах от КП. В тумане едва проглядывались
крыши каких-то домов и одинокая труба. Боевые машины пехоты, стаявшие рядом
в поле, садили из пушек в туманную серость. Частые выстрелы никого не
удивляли и не настораживали. Наоборот, видно было, что люди даже с какой-то
радостью говорили о штурме. "Хуже всего - ждать и догонять, - заметил один
офицер. - Сидим здесь, как идиоты, и непонятно, война это или не война.
Кажется, что наверху и сами не разобрались, что это".
Тем не менее, после полудня 31 декабря российские батальоны уже
двигались по центральным улицам Грозного к центру: самарские - к
президентскому дворцу, а майкопские - железнодорожному вокзалу. Движение
успешное. Редкие выстрелы, и никакого сопротивления.
Это и настораживало командующего северной группировкой генерала
Пуликовского. На командном пункте направления он постоянно на связи с
подразделениями. Из города идут доклады: "Прошли улицу ... Свернули
направо... Идет вперед... Все нормально..."
Карандаши офицеров артиллерии, разведки, оперативного отряда из штаба
генерала скользят по улицам. В штабной машине не протолкнуться. Генерал
скинул куртку и сидит в свитере.
Понимаю, что он не строит никаких иллюзий по поводу такой тишины.
Позавчера вечером я видел, как он раз за разом проговаривал все детали
операции с генералом из Генерального штаба. Генералы говорили долго, и
только теперь, в первом часу, я понимаю почему.
В городе уже сожжен танк и подбито два БМП. Разгорается стрельба. Ранен
в голову командир самарского полка. Его машина подбита, он, в придачу, еще и
контужен.
Пуликовский с кем-то разговаривает по связи: "Спокойно. Спокойно. Не
волнуйся. Доложи обстановку. Да, я понял. Спокойно! Спокойно!" Генерал
быстро переговаривается с одним из офицеров, решая, кто заменит командира
полка, и тут же отдает приказ на его эвакуацию.
Батальоны вышли к президентскому дворцу и к вокзалу. На их подступах
разгораются ожесточенные бои. По машинам бьют со всех сторон. Батальоны
огрызаются огнем. Связь с некоторыми подразделениями то и дело пропадает.
Обстановка в штабной машине накаляется. Телефонные трубки мелькают в
воздухе. Офицеры служб перекидывают их друг другу. К двум часам дня
становится ясно, что в городе начались бои, которые иначе, как страшными,
назвать никак нельзя. Сторонники Дудаева, сориентировавшись и
перегруппировавшись, все свои силы перенесли на подразделения северной
группировки. "Соседи" слева и справа, зная о критическом положении у
"северных", не торопятся вперед.
В третьем часу три бронетранспортера выходят с командного пункта
корпуса и устремляются к городу. В головной машине - генерал Здориков и
начальник оперативного отдела корпуса, в средней - машине связи - я и
военный журналист полковник Орлов, с которым последний раз мы виделись в
Джелалабаде семь лет назад. Замыкает колонну бэтээр охраны. До Грозного
ехать минут тридцать.
Через некоторое время проходим КП самарского полка. Редкие грузовые
машины. Боевой техники уже нет.
Чем ближе к Грозному, тем сильнее канонада. Над городом стелется дым.
Слева постоянный столб пламени. Машины натужно идут по разбитому,
разъезженному черноземному полю. Затем втягиваемся в предместья столицы.
Крепкие частные дома из красного кирпича. Прохожие. Кто-то стоит у калитки и
провожает взглядом темно-зеленые машины. Навстречу - колонна санитарных
машин. На темных боках - большие красные кресты. На передовой машине - тоже
флаг с крестом.
Проходим предместья, выбираемся к центральным улицам.
Приостанавливаемся у перекрестка. Слева, спрятавшись за новенькими
бронетранспортерами, в отличном болоньевом камуфляже бойцы МВД. Прямо через
дорогу - армейское БМП, выносной пост. Солдаты ниже "ментов" на полголовы.
Все, как один, в грязнющих бушлатах. Кое-кто из них умывается снегом.
Горящие неподалеку то ли нефтепродукты, то ли газопроводы, понятное дело,
мужества не прибавляют. Далее, с левой стороны, - девятиэтажка с черными
пустыми окнами. Большинство из них разбито. Болоньевые осторожно выглядывают
из-за бэтээров.
- Гады, - злобно орет водитель. - Это вам не бабок дубинками по рынкам
гонять.
Наша колонна поворачивает налево и идет в сторону центра. Впереди
беспорядочная стрельба. На улицы темно-сизой ватой падает то ли вечерний
туман, то ли дым горящих домов.
Останавливаемся перед армейским постом. За бронетранспортерами и
боевыми машинами пехоты группками стоят пехотные офицеры и солдаты: грязная
форма, щетина на лицах, автоматы в руках по-боевому.
- Осторожнее, - говорит кто-то из офицеров, - снайпера работают.
Мы захлопываем люки и устремляемся вперед. Через некоторое время вновь
остановка. Мы с Орловым выглядываем из машины. Наша колонна, свернув с
центральной дороги, вошла в какую-то улочку. Справа, слева и впереди частные
дома. Прямо перед нашей передовой машиной - пятящиеся назад
бронетранспортеры внутренних войск. "Болоньи" на броне и рядом с машинами. У
всех на лицах черные маски. Какой-то придурок лицо перемотал бинтами так,
что только глаза и рот видны.
"Ментовские" бэтээры сбиваются в жалкую кучку на узеньком перекрестке и
пытаются свернуть в такие же тесные улочки. Стрельба строит невообразимая.
Причем, как "болоньевые" палят в белый свет, что в копеечку: в разные
стороны и не целясь.
Пальба, суета, размахивание руками, чтобы мы сдали назад. Наша задняя
машина выскакивает на широкую улицу. Следом идем мы. Впереди по проспекту -
с двух сторон многоэтажки. Из некоторых окон зданий вырываются желтые языки
огня. Из подножия заволокло дымом, откуда вырывается и на огромной скорости
мчится в нашу сторону бээмпэ.
- Освободи дорогу! - орет мне полковник из оперативного отдела, который
выскочил на середину улицы с автоматом наперевес и, озираясь по сторонам,
пытается "вытащить" первый бронетранспортер из нечаянной пробки, крутя рукой
в воздухе.
Наконец машина выбирается на проспект, и мы идем в сторону многоэтажек.
Внутри машины тесно и полутемно, Слышно, как снаружи нарастает стрельба. И
непонятно, откуда стреляют. Я примостился за спиной у водителя, который
прямо-таки прилип глазами к триплексу.
- Что видишь, Володя? - спрашиваю.
- Справа боевая машина пехоты подбитая, а рядом вроде человек лежит, -
отвечает водитель.
- Дорога шире становится или уже?
- Шире.
Я, наконец, начинаю понимать, что предпринимает Здориков: он пытается
прорваться к президентскому дворцу, где к этому времени дела у самарского
полка становятся совершенно катастрофическими: снайперами выбиты многие
офицеры, управление подразделениями разорвано.
Через некоторое время и передний, задний бронетранспортеры открывают
стрельбу. Оптимизма у меня не прибавляется, и я в который уже раз за
последние годы даю слово, что это моя последняя командировка на войну.
Приблизительно через час мы были за городом. Нам так и не удалось
пробиться к центру. Машины остановились в поле. Вокруг - тьма. Лишь над
Грозным развевались знамена пожарищ, да слышна была доносящаяся оттуда
стрельба.
На КП корпуса мы с Орловым рассматриваем карту Грозного. Входит
Здориков. Утыкает палец в одну из улиц. "Где-то два с половиной километра не
дошли до дворца". У нас вытягиваются лица.
На обратной дороге мы встретили вырвавшуюся из города передовую роту
самарского полка. Одну боевую машину пехоты у них сожгли: сгорело три
человека, три машины подбили. Выходили из Грозного на оставшемся БМП.
В городе идут ожесточенные бои. Особенно в районе вокзала, где в здании
обороняются солдаты и офицеры майкопской бригады. Ее комбриг Савин ранен в
ноги еще в середине дня. Выходить из окружения отказался. Последняя
возможность была в сумерках. "У меня здесь больше шестидесяти раненых, -
сказал Савин, - и я их не брошу".
С вокзала постоянно просят о помощи. Здориков материт каких-то
десантников. Только на следующий день от офицеров корпуса я узнал, что
буквально в двух километрах от вокзала были какие-то десантники. Еще днем на
них вышли с КП корпуса с просьбой о помощи с тыла. Десантники прошли вперед
несколько сот метров. У них подорвалась машина, и они добросовестно
выкатились из города.
Ночь: на вокзале подсчитывают боеприпасы и бинтуют раненых; на КП все
на нервах. Пуликовский ни разу не оторвался от стола.
Первого января с утра на землю падает густой туман. Всю ночь в городе
продолжали сражаться разрозненные подразделения северной группировки. К утру
связь с некоторыми из них прекратилась.
По телевизору объявляют о взятии Грозного. Весть моментально разносится
по КП. Офицеры смотрят в мою сторону волками, как будто это я передал на ТВ
столь нелепое сообщение. Второй батальон майкопской бригады засел на
товарной станции и не может пробиться вперед к первому, что на вокзале.
Второй тоже в окружении.
Офицеры время от времени собираются группами. Густой и непроходимый мат
тонет в вязком тумане: "Звонит сегодня из Моздока направленец на бригаду:
"Позовите Савина". Я говорю, что тот в городе. "Вы что, еще не
опохмелились?" - спрашивает. А я как закричу: "Савин в городе, в Грозном, в
окружении воюет. Трубку бросил и больше не звонит"; "А мне сегодня утром из
штаба округа звонок: доложите расход боеприпасов. А я говорю: пошел ты...
Тоже бросил трубку и тоже мне звонит": "Сволочи, людей на смерть послали, а
сами сели к праздничным столам!" "Где эти спецназовцы? Где эти парни в
масках? Как до дела доходит, так восемнадцатилетний пацан и гибнет!"; "Ну
"соседи"! Мужики рядом гибнут, а они им даже не помогут"; "Вчера из Толстого
Юрта генерал по вертушке в Моздок улетал. Его просили подождать еще немного:
раненых должны были привезти. А он на часы посмотрел, рукой махнул и
улетел"; "Ха, да мужики рассказывали, что вчера там же пьяные тыловики из
пистолетов по банкам с огурцами стреляли"; "Вот сволочи!"; "Вчера в наши
частоты чечен залез. Мужики сразу перешли на запасные, а я еще с ним
разговаривал, время выгадывал"; " Что говорит?"; "Что, что? Убитых забирать
будете? - спрашивает. Я говорю, что, конечно, а дадите? Не знаю, отвечает,
посмотрим"; "А я с этим, ну, как его Ковалевым, наверное, целый час
разговаривал. Тоже в наши частоты залез"; "И что говорил?"; "Ну что? Зачем
сюда пришли, говорил. Здесь все мирные. А я спрашиваю: стрельбу в городе
слышите, это что тоже мирные? Он мне про какого-то пастуха начал
рассказывать, как тот продал двух коров и купил автомат. А я ему говорю:
если он мирный - зачем автомат?"; "А еще что говорил?"; "Да я и не помню
уже"; "Будет авиация сегодня?"; "Какое! Летчики отказываются лететь!";
"Гады! Своим не помогут!"; "Все, возвращаемся - увольняюсь из армии!
Надоело!"
Стихийные группки образуются на территории КП постоянно и целый день.
Сведения обрывочные и неточные. Не понять, кто убит, кто ранен, а кто пропал
без вести. Окруженным никто не помогает. Офицеры скрежещут зубами и клянут
МВД.
Только на следующий день разрозненными группками начали выходить из
города солдаты и офицеры: кто под город, а кто-то примыкал к другим частям в
Грозном. Судьба комбрига Савина и всех его людей на вокзале была по-прежнему
неизвестна. Знали только то, что он решил самостоятельно пробиваться из
города. А для того, чтобы это удалось, все его радиостанции замолчали.
- Идиоты мы, идиоты! - орал возбужденно на КП подполковник, который
выбрался из окружения и только-только добрался до своих. Офицеры тискали
подполковника, обнимали, где-то он уже хватанул водки, но напряжение двух
дней боев не покидало его. Ведь это именно он пробивался к комбригу Савину
вместе со вторым батальоном. - Мы в город зашли, по рации говорим, а чеченцы
все и слушают. И бьют нас, аккуратно так, с расстановочкой: на одном
перекрестке одну машину, на другом - другую. Правильно сделал Савин, что из
связи вышел! Правильно!
О Савине по-прежнему никаких известий. Но все офицеры продолжают
верить, что он и его солдаты живы. Сведения самые противоречивые. Одни
говорят, что на оставшихся машинах, если в них горючее из подбитых, Савин
решил прорываться к стадиону, где находилась в то время мотострелковая
дивизия. Другие утверждают, что разведподразделение, посланное Пуликовским к
вокзалу, дошло-таки до него, загрузило всех раненых в машины и колонна
начала вырываться из окружения, но БМП, где находился комбриг, было подбито.
Кто-то крайне тихо и осторожно предполагает, что станции замолчали по другой
причине.
- Нет! - орет подполковник. - Нет. Мы ведь слышали, как они воевали. -
И, найдя глазами кого-либо из офицеров, в который раз начинает рассказывать:
- Понимаете, подошли мы к вокзалу! Подошли, но с другой стороны, со стороны
железнодорожных путей. А дальше пройти не можем. Увязли на товарной станции.
Заняли круговую оборону. Так и бились почти двое суток. Тридцать девять
человек нас было. Бойцы - молодцы. Никто не струсил. Хорошо воевали. Я
вообще так скажу: там, где были офицеры или человек по десять - пятнадцать,
в плен никто не сдавался. Никто! Сдавались те бойцы, чей танк или БМП
подбили, и они сидят втроем - вчетвером, а вокруг никого из наших. И -
сдавались. А так нет - никто. Бойцы хорошо воевали. Да и дудаевцы тоже
хорошо. Но я так скажу: чеченов среди них - мизер, потому что больно
грамотно воюют. Наемники.
Я выражаю сомнение. Подполковник вспыхивает.
- Говорю тебе - наемники. Утром перед нашими позициями половины трупов
не было. А знаешь почему? Потому что чечены своих забирают. Чужие им зачем?
А сами как воюют? Сидим на позиции, смотрим - два огнеметчика в нашу сторону
идут, впереди пацана толкают. Мы как влупили по ним. Боец один орет: зачем
мальчика убили? Я ему: Му...ак, да они нас через пару минут всех бы сожгли.
Знают, что русский человек не стреляет в мирных, вот этим и пользуются. Или:
идет группа - мужчины, женщины, дети. А потом по нам оттуда мужики огонь
открывают. Сжечь этот город надо! Весь разбомбить. Кстати, правильно сделал
Савин, что из радиоэфира вышел. Я вон тоже нашим передал, что утром
прорываться буду, а сам еще во тьме на нескольких машинах ушел прямо по
железнодорожным путям. Чечены этого не ожидали. Мы на улицу выскочили, еще
метров пятьдесят прошли, и тогда нас подбили. Из машины выпрыгнули,
пробежали метров четыреста и слышим, как машина взорвалась. Так вчетвером по
улицам и пробирались.
К группе подходит генерал из Приволжского округа. За сутки до
наступления я видел его на КП самарского полка. Тогда генерал месил грязь не
хуже трактора "Беларусь" и лез под каждую машину. Помнится, в тот момент я
подумал, как отличается он от тех генералов, которые сидят в Москве.
- Как полк? - спрашиваю я.
- Нет полка, - отвечает генерал, и лицо его кривится.
- Поспешили, товарищ генерал. Поспешили! - кричит подполковник.
- Это не мы поспешили, а нас поспешили, - тихо говорит генерал,
разворачивается и уходит.
В офицерских рядах гул: "У-у... сами отмажутся, а наших крайними
делают"; "У них всегда так - виноват тот, кто командует подразделениями и
частями!"; "На Пуликовского смотреть уже страшно. Какую ночь мужик без сна!
Все в телефоны хрипит"; "А ты думаешь - это кому-то надо? Его все равно
козлом сделают".
И офицеры начинают вспоминать, как шли они по Чечне и как от командира
корпуса постоянно требовали результата. Бригада между тем и так ходко шла.
На пятьдесят километров от "соседей" оторвалась. А потом заняла круговую
оборону и долго так стояла. Но замкомандующего округом постоянно требовал
результата: вперед, вперед, взять перевал. Пуликовский, хоть мужик и
выдержанный, чуть ли не до мата дошел: без поддержки брать перевал не буду,
не собираюсь губить людей. И когда их почти каждый день обстреливали из
минометов, замкомандующего отошел километров на пять - шесть в сторону,
забрав разведроту, подразделения спецназа и два танка: "Охранял себя..."
Теперь и он, и командующий округом, и начальник штаба - в Ростове. "Смылись.
Заболели, наверное?"; "Ага, заболели. Там же сейчас военный городок сдают.
Вот они квартиры и распределяют!"; "Не всю, получается, еще Германию
составами вывезли!"; "Какое всю! Когда ж тут воевать. Не умеют!"; "Зато
тащат хорошо!". Долгий, затяжной, густой, как осенний дождь, мат. Сиплые,
севшие на сыром воздухе и на крике офицерские голоса кроют окружное
начальство, на чем свет стоит.
Чуть позже выезжаю на КП самарского полка. Мокрая, перемешанная грязь.
Редкие грузовые машины стоят в лесочке. Танков, БМП, бронетранспортеров нет.
Пусто, голо. Груды мусора. Разбитые ящики. Пустые окопы. Возле машин ходят
грязные солдаты. Спрашиваю про первую роту самарцев, которая вырвалась ранее
из окружения. Солдаты машут руками в разные стороны. Наконец нахожу
знакомых. Последний раз я видел их в день перед штурмом.
Усталые парни сидят на ящиках и термосах возле костерка. С одной
стороны стоят два БМП, с другой - грудой свалено оружие, гранатометы, хлеб,
консервы, каски, бушлаты. Кто-то из солдат ест, кто-то читает письма.
Периодически грохочет артиллерия. Две батареи стоят в полях справа и слева
от дороги. На выстрелы никто не обращает внимания.
Подходит ротный:
- Ну, как?
Тяжелый, долгий, почти ненавидящий взгляд, а потом медленно, с
расстановкой, даже растягивая слова:
- Я лучше промолчу.
Сидим возле костра. Время от времени кто-нибудь из солдат рубят топором
ящик из-под боеприпасов, и подбрасывает дерево в костерок.
Подтягиваются взводные.
- Димку помнишь?
Ротный напрягается:
- А, помню!
- Убили его.
Потом перечисляют еще несколько имен. И все - убит, убит, убит.
К ротному подходит один из солдат:
- Когда на Грозный снова пойдем?
- Не навоевался? - спрашиваю я.
Маленький солдатик шмыгает носом и решительно отвечает:
- Земляка мы там потеряли. Он в БМП сгорел.
По настроению солдат вижу, что они и самом деле не прочь вновь
отправиться в город.
Сидим. Изредка перебрасываемся словами. Костер затухает. Солдаты то
отходят от нас, то подходят вновь. Ротный смотрит в никуда.
- Помнишь танкистов из майкопской бригады? Они рядом стояли, - снова
спрашиваю у ротного.
- Помню.
- Один вчера погиб. На него перед Чечней приказ об увольнении пришел,
но он с ребятами остался. Как их бросить в такой момент, говорил. А другой,
комбат, прорвался с тремя танками к вокзалу. Последнее, что слышали
связисты: "Разворачивай башню вправо, там гранатометчики". А ведь у него в
апреле жена должна рожать. Первенца.
Грохочут самоходные установки "Гвоздика": обстрел города продолжается.
- Танк, танк горит! - кричит кто-то.
Мы выходим из-за деревьев и видим, как в поле красно-желтые языки
пламени рвутся со всех сторон танка. Черный дым поднимается вверх. Ротный
куда-то убегает. Пожар становится все сильнее.
Солдаты стоят рядом и гадают: жив экипаж или нет?
Потом мы возвращаемся к костерку. Зола, обугленные доски. Один из
солдат начинает колоть дрова. Рядом кто-то обливает соляркой прошлогодние
газеты, которые сюда только привезли. Поджигает. Тугой газетный ком
постепенно разворачивается, и я вижу фотографию Ельцина и успеваю прочитать
набранные под ней крупно строки: "Обращение Президента... по поводу событий
в Чечне".
11. 01. 95 год (Моздок - станция Садовая - Грозный)
Last-modified: Sun, 10 Oct 2004 07:59:43 GmT