---------------------------------------------------------------
© Copyright Игорь Мариукин
Email: mariukin@newmail.ru
WWW: http://www.artofwar.ru/mariukin/index_tale_mariukin.html
Date: 07 Sep 2001
Редактор: Владимир Григорьев (vova@dux.ru)
Оригиналы этих рассказов расположены на сайте
"ArtOfWar.Ru" - Творчество ветеранов последних войн
Мнения о рассказах - в гостевой книге "ArtOfWar"
---------------------------------------------------------------
...Думалось сегодня отдохнуть, насколько возможен отдых в условиях
войны, но с утра нас поставили в известность, что пойдем прочесывать
кварталы поблизости, где вчера вроде бы видели чичей с оружием. Это "вроде
бы"... Ладно, не впервой, куда ж деваться-то от приказа...
Мероприятие без приключений длилось уже час, когда из подвального
окошка раздался голос: "Сынки, сынки!" Оборачиваемся, инстинктивно
ощетиниваясь стволами. Через разбитую раму к нам тянется грязная рука,
обладателя которой мы пока не видим. "Обождите, я сейчас выйду, не уходите.
Или может зайдете ко мне?"
Ожидая подвоха, и наученные горьким опытом двухнедельного пребывания в
уже "освобожденном" Грозном, никто не спешит вниз.
Наш старлей Прокопенко явно нервничает, его можно понять - вчера
вечером похожий визит в подвал закончился тремя "двухсотыми", да и вообще -
офицер десятый день в Чечне, и его тихое отчаяние, сквозящее во взгляде,
присутствия духа нам не добавляет.
На третий день своей военной жизни Прокопенко нажрался по-взрослому,
что называется. Ходил целовался со всеми, говорил, что сам себя поминает,
что сдохнет тут. Накаркал в итоге...
Из подъезда раздается шаркающий стук, и на свет божий выбирается старик
неопределенного возраста, очень худой и грязный. Одет в женское полупальто
выцвевшего сиреневого цвета, один ботинок подвязан веревкой. Старик
опирается на самодельный костыль, во второй руке полотняный мешок. Глаза у
старика живые и глубокие - голубые льдинки смотрят на нас с надеждой, рядом
с ним семенит собачка, помесь болонки и дворняжки, маленький потешный
шерстяной черный комок, который начинает рычать на нас, когда мы подходим к
старику.
"Тише, тише Черныш, это же наши" - шепелявит старик.
Мы выжидающе молчим, никто не знает, что сказать.
- А закурить дадите?.. - похоже, старик сам не знает, с чего начать
разговор. - И спичек коробочку, насовсем... Если можно...
Андрюшка "Твикс" протягивает ему зажигалку и непочатую пачку "Космоса",
старик неловко пытается её открыть, роняет и сигареты и зажигалку на землю,
наклоняется за ними и падает. Прокопенко поднимает старика, тот обхватывает
руками нашего старлея за шею и начинает тихо плакать: "Возьмите меня с
собой, сынки, заберите меня".
Мда, это в наши планы совсем не входит, но что-то в его виде такое, что
Прокопенко и наш прапор Кузьмич молча поднимают его на руках и сажают на
броню, туда же запрыгивает пара наших, БМПшка разворачивается и едет к
кунгам. Пушистый комочек Черныш со всех ног бежит за броней и заливисто
лает.
Проехав метров сорок БМП останавливается, с брони прыгает солдат,
хватает собаку подмышку, запрыгивает на броню, и БМПшка скрывается за углом.
Вернулись мы в расположение часа через полтора, где и познакомились
поближе c нашим "найденышем", 85-летним подполковником ВВС СССР в отставке
Мироновым Александром (отчество забылось). Участником советско-финской
войны, Великой Отечественной Войны, награжденным орденом Боевого Красного
Знамени, двумя Красными Звездами и множеством медалей, инструктором
корейских летчиков и участником событий начала 50-х в Корее.
Накормленный тушенкой старик доставал из своего мешочка помятые
фотографии, наградные книжки, ордена, погоны в двумя голубыми полосами и
двумя звёздами, показывая их нам и сумбурно пытаясь рассказать о себе.
С пожелтевших фотографий на нас смотрел улыбчивый симпатичный
светловолосый капитан на фоне старых советских самолетов и ангаров с
иероглифами, то один, то с группой корейцев с кожаных шлемах.
Господи... а ведь я ничего не знал о той войне, даже не знал, что наши
и в ней принимали участие... ведь тоже целый забытый мир с чьими то-то
победами и поражениями, смертью и выживанием. Трудно не уподобляться газете
"Красная Звезда" а ля 70-е годы, и обойтись без пафоса, но это был свой,
свой в доску старик, знающий, что такое смерть и жизнь, действительно
ВЕТЕРАН ВОЙНЫ, не в том затасканном, формальном и набившем оскомину
варианте, что нам преподносили в школе, а поражавший нас, людей знающих, что
такое война не понаслышке, своей настоящестью и простотой.
Дед Саня (мы сразу окрестили его так) дернул грамм сто спирта и,
жестикулируя, размахивал руками: "А истребители эти американские горят за
милую душу, что твои дрова, плёвые у американцев летчики были, мы им давали
жару. Вот гансы летали и бились куда лучше, но всё равно - русский летчик и
солдат - самый-самый. Да, вот и небо тогда в войну было голубое-голубое, а
сейчас нет того цвета, серое все какое-то, давно я чистого неба не видел, а
здесь так и вообще..."
Если бы не видел сам, кто б рассказал - не поверил бы... Вот наш дед
Саня на фоне какого-то венского красивого строения стоит в неизменном
кожаном шлеме...
А дальше был неудачный полет в конце 50-х, катапультирование,
поврежденный позвоночник, комиссовали его, и подполковник Миронов остался в
Грозном, где стал работать преподавателем в каком-то ВУЗе (университете,
по-моему). С 70-го года окончательно на пенсии, дети-внуки, в конце 80-х
похоронил жену, дочь уехала из Грозного с внуками тогда же, сын жил здесь до
начала 90-х, а потом потерял работу, надули с продажей квартиры его, уехал с
детьми тоже. Остался дед Саня сам один в двухкомнатной квартире, из которой
чечены, побив его до бессознательного состояния, просто вышвырнули за шкирку
полтора года тому (в начале 1994 года). С тех пор и бомжует. В сентябре
прошлого года чеченские подростки, глумясь над русским стариком, дали
подножку (почтительное уважение к старикам у нохчи?..), упал дед Саня,
поломал ногу, срослась неправильно с грехом пополам, с тех пор не расстается
с костылем.
Как пережил зиму 1994-1995 и сам не знает, по две недели не ел, были
соседки по подвалу - бабушка Михайловна с дочерью - иногда выбирались они за
едой, один раз ушли и не вернулись.
Самой большой удачей деда Сани был найденый мешок рисовой сечки, вот до
сих пор и ел ее, раз в день в подвале варил кашу, делился со своим псом
Чернышем, хлеба не видел полгода. Когда была зима, Черныш кормил своего
хозяина, находил мертвых птиц и приносил старику, один раз приволок
человеческую кисть оторванную...
Недалеко, напротив его убежища, жили "черные, но не чечены" (возможно
арабы?), как он сказал, и несколько раз дед Саня видел пленных русских...
"Поиздеваются над мальчонками-то, - то факелом в лицо тычут, то бьют
молотком почем зря, а потом как курице горло режут, а живых лицом в эту
кровь тычут, вроде чтоб пили".
Уехать дед Саня и не мечтал уже, родным не нужен: уехав, забыли
старика, да и куда ехать? Знает, что дочь в Новосибирске, а сын вроде в
Ленинграде, но три года ни от кого ни весточки. Никому не нужен. Никому.
Поселили мы деда Саню в не очень разрушенном павильоне, метрах в
трехстах от нас, раз в день кто-то из наших носил ему еду-сигареты, раз в
два-три дня он сам приходил к нам, поговорить, выпить соточку спирта.
Неизменный спутник его Черныш всегда крутился рядом, уже привыкнув к нам,
позволял гладить себя, вовсю махал куцым хвостом и, забираясь на колени,
пытался лизнуть в лицо. Так продолжалось недели две.
В этот погожий день навещать старика пошли я, Витька "Борода" и Вадим
"Алёнушка". В павильоне ни его, ни собаки не оказалось. Метрах в пятидесяти
дальше по улице у входа в пятиэтажку стояло несколько человек наших
соседей-ОМОНовцев.
Стояли полукругом, склонившись над чем-то. Подойдя поближе, мы увидели
кусок проволоки от растяжки, а рядом, раскинув руки, словно пытаясь
дотянуться до изуродованного тельца пушистого комочка Черныша, неподвижно
лежал подполковник ВВС СССР Александр Миронов, лежал наш дед Саня, лежал,
странно улыбаясь чему-то своему, лежал, глядя вверх своим спокойным
немигающим взглядом - голубым-голубым, как небо его молодости.
Округи щерились ордой-саранчей
по грудь в грехе.
Земля бессильной самкой слез запаслась,
заскулила от ран...
...В пир историй,
кто чего стоит, -
спрашивай у могил.
Нестор резвый,
озаглавь срез вый, -
зрячему помоги...
Где мордует осень,
бились грудью оземь,
в кровь разбили лица
думой примириться.
..Где снега раздеты,
в голос воют дети.
Лапти износили
в поисках России.
Душу в клочья рвали -
выродились в "тварей"...
Край, где правит ноготь,
светлым одиноко,
не расправить плечи,
нерв трубою лечат.
Я и сам помечен
одичалым смерчем.
(c) Калинов Мост
Санька появился у нас, когда снабженцы подвозили нам жратву - мол,
заберите солдата, командирован к вам, а своих потерял. В том грандиозном
бардаке, который творился в ту пору в Грозном, подобная ситуация была не
редкостью, но нашему комбату чем-то новый боец показался подозрительным, и
он, забрав его с собой, что-то там целый час выяснял по рации. Хотя на
шпиона наш новый товарищ был похож меньше всего - рыжеволосый, веснушчатый
нескладный детина лет двадцати двух-двадцати трех с простецкой улыбкой и
"окающим" говорком. Сразу подошел к нам, без вступления всем начал пожимать
руку, попутно начав свой монолог: "Доброго дня славяне, зовут меня Саня,
фамилия Сомов, я с Волги, деревня Рогозино, вот мамку одну оставил, земляки
есть? Работы-то у нас хрен чего найдешь, в Самару ездил - никому я там не
нужен, разве только улицы мести, да вот учиться потом буду, а
специальности-то нет у меня, кому в городе комбайнеры нужны? Деревня-то у
нас уже теперь совсем пустая, колхоза не стало, а матери бы корову купить,
очень она у меня это дело любит, с животиной возиться. Мамка думает, я на
заработки на Кубань поехал, она у меня одна осталась, брата Афган десять лет
тому забрал, погиб он там, а батя после того пить сильно начал, и восьмой
год уже как утоп, срочную я в Карелии служил, стрелять умею, так что я вам
пригожусь, тут у вас всех как-то по прозвищам зовут, так вот меня лучше
зовите "Сомом", а не рыжим, так, как меня ребята в школе "рыжим" звали,
поднадоело-то мне, а кормят вас как тут..." И так - бу-бу-бу все подряд
рассказывает-басит, нимало не смущаясь, и просто глядя всем в глаза.
Мы немного опешили от такой "презентации", и как-то даже смутились -
даже наши остроязыкие Санька и Андрюха "Твиксы", вечно встречающие новичков
подколками, и то - просто переглянулись и молча пожали ему руку.
Первый же день его пребывания среди нас был отмечен происшествием -
пропал боец, как в воду канул. Прапор Кузьмич бегает-матерится, все в
недоумении - чтоб так, в первый день... Под вечер Санька появился, принес
вещмешок набитый карамельками. "Голубок", по-моему. Килограммов шесть, не
меньше. Оказывается, не получив никаких распоряжений по поводу того, чем
заниматься дальше, он не придумал ничего лучше, как уйти знакомиться с
новыми для себя местами. Конфеты выменял на рынке на кроссовки, которые
привез с собой. Конфеты те - это отдельная песня: выцветшие фантики,
выпущены они были, наверное, еще при социализме - сказать, что они были
твердыми - это ничего не сказать: их вполне можно было трамбовать в гильзы
для крупнокалиберного пулемета, засыпать пороху и использовать в качестве
бронебойных патронов. Конфеты Санька (неслабо выгребший от Кузьмича за такой
самовольный шоп-тур) раздал всем, "со знакомством вас" - как он говорил.
Твердые-твердые, а за день слопали мы их - солдатские зубы крепче
всякой брони.
Пытливый ум Сома во всей красе проявился, когда из здания школы,
разрушенной при обстреле, он взял несколько книг и глобус, и некоторое время
носил всё это богатство с собой - кроме глобуса, который мы приспособили -
да простят нас педагоги - под футбольный мяч, правда, в качестве мяча модель
нашей Земли прожила недолго: при второй игре импровизированный мячик
разлетелся вдребезги, но результат первого матча, когда разведка (мы)
победили десантуру cо счетом 10:6, еще долго оставался предметом обсуждения.
"Ассортимент" найденных Санькой книг не помню, точно только знаю, что
среди них был то ли русско-португальский, то ли русско-испанский
разговорник, потому как Саня с энтузиазмом взялся за освоение иностранного.
Басовитый голос Сома превращался в противный тенорок, когда он довольно
громко повторял фразы, 90 % из которых составляли две: "Комо пермиссио
сеньора" и "Ста бьен, грациас". И так по сто раз на дню, в течение недели.
Своими лингвистически-вокальными упражнениями он довел до ручки не только
нас, но и нашу овчарку Дину, которая дня через три только завидев, как Саня
берет в руки маленькую книжку, скуля и испуганно прижимая уши, лезла под
бэтэр, при всем том, что на выстрелы-взрывы она вообще не реагировала.
Закончилось тем, что какая-то добрая душа закинула Санькин самоучитель
куда-то, и наш полиглот закончил с занятиями.
Точно еще была книга о спорте, нечто вроде краткой энциклопедии о
великих спортсменах XX века. Не знаю, в какой информационной изоляции жил
Санька у себя в селе, но многие вещи, узнаваемые им впервые, изумляли его,
как ребенка. Чем-то запал ему в душу вычитанный из этой энциклопедии
американский спортсмен начала века "резиновый человек" Рэй Юри - прыгун с
места в высоту-длину (был в начале века такой вид спорта, даже имел
олимпийский статус). И началось... Чуть свободная минута - Саня чертит
линию, и давай с места сигать в длину, меряет что-то там потом коротенькой
линеечкой. Народ от смеха покотом ложился, когда Саня в полной экипировке
громыхал своими прыжками, а потом с линейкой, ползая на карачках, мерил свои
результаты. Капитан Мусаев и то заинтересовался нашей будущей олимпийской
звездой, особенно когда увидел, что Саня скачет, взяв в руки обломок от
гусеничного трака (для увеличения нагрузки, как он говорил). Совершенно
офигевший Муса минуту молча наблюдал за этим, а потом, когда мы ему
объяснили, что тут происходит, посоветовал: "Ви би еще плиту минометную
этому Брумелю на шею павэсили, для нагрузки!"
Несмотря на такие вот фокусы народ Саньку любил, и если потешались над
ним - то беззлобно, а уж поссориться с ним так вообще было невозможно.
Сом же очень близких друзей не имел, его благожелательное и доброе
отношение распространялось на всех скопом, никогда в помощи не откажет, да
чаще всего его и просить не надо - Саня всегда сам появлялся там где надо, а
в ответ на попытки благодарности смущенно разводил руками и басил: "Да хрена
ль там, свои ж люди!"
Как-то вечером Санька, покрутившись около нашего радиста
Димона-"Кактуса" снова пропал. Как оказалось потом, связавшись по рации с
ближайшим блокпостом (километрах в трех от нас) Санька дернул туда в гости к
найденному земляку. Обратно он появился часа в два ночи с двумя бачками
каши, побудил полроты своим басом: "Славяне, я вам каши принес, давайте есть
пока теплая!" Ну что ты ему скажешь?
Каша кашей, если бы не одно маленькое "но" - Саня и туда и обратно
топал по минному полю (без малейшего понятия о его существовании), которым
наша инженерная служба третьего дня отгородила нас от подозрительного
участка зеленки, а только сегодня утром командир наших саперов старший
лейтенант Проханов стучал себя пяткой в грудь перед комбатом, что даже мышь
там не пройдет, ( кстати, свою службу минное поле таки сослужило - на
следующую ночь было порядка пяти подрывов со стороны зеленки, кто там попал
- мы не ходили проверять).
Чудил еще не раз наш Саня, да только всё уже и не упомнишь.
Как-то утром получаем сообщение по рации, что наш второй разведвзвод
нашел недалеко от нас пару блиндажей-складов оружия чичей, сами ребята,
сообщив, что там чисто, и можно всё это забрать, пошли дальше. Ну - забрать,
так забрать, собрались-поехали (что-то около 10 км от нашего расположения).
Санька напросился с нами - Кузьмич не возражал. "Урал" бортовой, БМП-ха, нас
15 человек. Выехали после обеда. Как-то никому не пришло в голову, что
ситуация с состоянием "чисто" за полдня могла и измениться. Доехали, троих
оставили у техники, остальные выгрузились, пошли искать по указанным
координатам. При подходе к предполагаемому месту кто-то из первых троих
поймал мину: Мишку-"Кузнеца" сразу наповал, двоих (Филиппа Копылова "Филина"
и Славика "Рокки") ранило тяжело. И понеслось - со всех сторон нас начали
поливать, и место такое - что мы посреди зеленки на почти голой опушке, с
реденькими кустиками, а откуда бьют и не сразу сообразишь, чуть поодаль
вокруг нас плотные кусты-деревья, холм справа вообще утонул в
растительности. Вот тебе и съездили за оружием! Все залегли мордой в землю -
и продвигаемся к кустам, отстреливаясь наугад. Благо рядом, доползли все,
только Витьку "Бороду" в плечо зацепило. Санька притащил за собой Филина, а
Андрюха "Твикс" - Славика.
Филиппу "Филину" ноги подробило - просто месиво, и пока мы
отстреливаемся - Кузьмич колдует над ним, перетягивает жгутом, колет
промедол. Там где мы оставили технику раздаются два взрыва и очереди. Почти
одновременно получает пулю в бедро Ромка-"Москвич". Похоже на то, что попали
мы серьезно на этот раз. Осталось три дороги, что называется - либо идти в
лоб (а всемером плюс четыре трехсотых, из них три тяжелых - это
самоубийство), или вернуться к дороге, но судя по тому что мы слышали взрывы
- возвращаться уже некуда, либо вдоль холма по зарослям попытаться как-то
ускользнуть отсюда. А пока - забились в кусты, немного рассредоточившись, и
отстреливаемся на звук.
Санька "Сом" подползает к Кузьмичу, молча подбирает автомат "Филина"
вдобавок к своему, и на полусогнутых пробегает мимо нас, ближе к краю
зарослей, бася: "Всё мужики, уходите с ранеными". Кузьмич что-то кричит ему
вслед. Санька не оборачиваясь машет рукой, мол, - уходите. Потом таким же
макаром, под фонтанчиками пуль пробегает открытое место и скрывается в
кустах напротив.
Саня, Саня... Все оборачиваются на Кузьмича - он секунду смотрит в ту
сторону, куда исчез Санька, вздыхает - и жестом показывает, что нужно
уходить. Выстраиваемся цепочкой и ползем, пряча глаза друг от друга, ползем
через заросли, в сторону, противоположную той, откуда пришли. На себе тащим
раненых. Сзади нас не прекращающаяся перестрелка - все понимаем: шансов у
Сани нет, и мы теперь просто ОБЯЗАНЫ выйти отсюда и дотащить трехсотых.
Минута, другая, третья... пятая... ползем, пока ни на кого не наткнулись,
сзади нас по-прежнему слышны очереди... Душа рвется пополам...
Спереди в кустах шорох и треск веток - Андрюха "Твикс" моментально
посылает туда очередь, в ответ - стон и детский крик: "Дя-я-я-деньки, не
стреля-я-я-я-я-йте!!!" Твою мать, это еще что такое?! К кустам ползут Мишка
Гаевой и Саня "Твикс", через полминуты появляются оттуда, неся стонущую
девочку лет 11-12, у которой окровавлен бок. Кузьмич (он у нас в таких
ситуациях был основным лекарем - как-никак у него 4 курса медина, и он 3
года пробыл в Афгане фельдшером). Останавливаемся. Кузьчич осматривает
девочку - судя по его фразам: ничего серьезного, одна пуля навылет зацепила
левый бок в районе подреберья, печенки-селезенки целые, но крови много.
Перевязывает. Девочка теряет сознание - промедол - и мы продолжаем
двигаться. Уже позднее в расположении, когда девчонка пришла в сознание, мы
узнали её историю: два месяца тому её родители, она и ее младший брат
собрались уезжать из Гудермеса к родственникам куда-то на север (как она
сказала). Не знает, как и куда они ехали, только раз родители ушли
договариваться за машину и пропали. Прождали они с братом их трое суток,
потом сами приняли решение ехать с к их тете в Назрань (по-моему), через
неделю от дизентерии умер брат, хоронила сама в лесу. И вот уже месяц, как
она одна скитается по Чечне, не имея ни малейшего понятия, где находится.
Через три дня из нашего расположения (девчонка оклемалась на удивление
быстро) её на вертушке вместе с другими ранеными отправили в госпиталь в
Моздок. Звали её Алла Кононова. Сейчас наверное, невеста уже...
Стрельбы сзади нас нет... Ощущение времени потеряно окончательно.
Выходим на дорогу. В полукилометре впереди от нас пылит колонна,
двигаясь в нашу сторону (мы тогда еще не знали, что те наши, которых мы
оставили на дороге, и которых вместе с техникой пожгли чичи, успели по рации
сообщить, о том что началась стрельба, и вызвали подмогу).
Десантура, родные вы наши... Через минуту мы уже объясняли им ситуацию,
перегрузив им в БМПэху раненых, и отправив её обратно, мы возвращались на то
проклятое место со складами. Надо сказать, что боя, в моем понимании, почти
не получилось - два взвода из роты капитана Мережко (дай ему Бог здоровья,
он сейчас должен работать преподавателем в Рязанском училище ВДВ) плюс
чуть-чуть нас, быстро выкосили чичей.
Всего воинов Аллаха оказалось там около 20, это потом посчитали - около
15 трупов и тяжелораненых и пять пленных).
...Саньку мы нашли около второго блиндажа, метрах в ста от первого, где
мы напоролись на засаду. Он лежал почти весь раздетый, в крови, с
покромсанным торсом и пахом, с простреленными ногами. Как мы поняли, он был
ранен в ноги, а потом его взяли чичи, и начали терзать. Рядом валялись
ножницы по металлу, все в крови. В Санькиной крови.
Саня был еще жив, спутанное сознание временами появлялось у него,
иногда взгляд становился даже осмысленным, боли он, похоже, уже не
чувствовал. Мы стояли перед ним на коленях, и в те моменты, когда к нему
возвращалось сознание, он сипло шептал: "Теперь куда я годен, домой только,
ну хоть мамке подмогнуть, да вот подлечусь дома - и к вам, и за братом
крепко скучаю... он меня ждет... я знаю... мы вдвоем к вам вернемся,
славяне... родные..."
Через полчаса Сани не стало.
Его одежда, сорванная с него чичами, лежала рядом. Андрюха Твикс, пока
мы забирали оружие-боеприпасы, собрал её, и начал вынимать документы, Санины
вещи, мелочь разную. Достал книжечку какую-то из Санькиного лифчика, и начал
машинально перелистывать. Я подошел сзади, Андрюха обернулся на меня, и
скрывая слезы, отвернул лицо, продолжая листать. На одной из страниц, что-то
было подчеркнуто. Я наклонился ниже, остановил Андрюхину руку и мы оба
прочли подчеркнутое.
Это было Евангелие от Иоанна, а подчеркнута Санькой была фраза: "Нет
больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих".
...Если внимательно присмотреться, то туман внизу, в долине,
перемещаясь, создает причудливые узоры и фигуры. Сидя на второй броне, мы с
Альбертом тычем стволами в тот или иной участок тумана, и вполголоса
обсуждаем:
- Гляди Игорь, а вон там - видишь, ну точно как эмблема Мерседеса!
- О, а вон там, чуть левее, один в один кенгуру с детенышем.
- А во-о-о-о-н там, чуть подальше...
Тут рядом с нами открывается люк, высовывается голова, и наше
развлечение прерывает сердитый голос нашего капитана Мусаева:
- Вы, эстеты хрэновы, лучше по сторонам сматрите, устроили сыбе
дыснэйленд, панымаеш...
Капитан Мусаев, наш Муса - мировой мужик, даром что мусульманин, с
головой и сердцем, что называется - батя. И солдату чего из офицерской
жратвы принести - свое отдавал, и лекарство найти, а в бою - то впереди него
никого, приказы умные, четкие и понятные, и начальству не боялся никогда в
глаза говорить все, что думает. Умница, каких мало.
Сзади нас оживляется Петька Малыш (прозвище получил еще в учебке: когда
был в увольнении, то на все деньги, собранные ему взводом на покупку еды,
накупил детского питания, так его этим питанием всю ночь и кормили... с
ложечки... сухим...). Парень совсем простой, из какого-то села в глубинке
Архангельской области.
- А че это Муса вас педерастами обозвал? - улыбается во все 32 зуба
Малыш. Я, было, собрался открыть рот, чтобы объяснить ему разницу между
эстетом и педерастом, но тут головная броня остановилась, наш водила давит
по тормозам, да так , что мы чуть не слетаем. Приехали мы значит.
Мы - это почти 80 человек, которым сейчас предстоит зачистить поселок,
в окрестностях которого по данным разведки сутки тому была замечена группа
вооруженных людей численностью до 20 . Это все, что мы пока знаем.
Собираемся у третьей брони, из БМПшки показывает свое тело на свет
божий наш командир колонны майор Петров. Центнер живого веса при росте чуть
больше 160 см смотрятся, конечно, колоритно. Заранее знаем, что и как он
сейчас будет говорить, поэтому больше имитируем внимание. Ходили слухи, что
к нам его кинули после того, как он проворовался в Ханкале, где был каким-то
штабным деятелем, а кто говорил, что он наставил рога какому-то полковнику
еще в Моздоке - сам майор Петров о своих прежних заслугах скромно умалчивал.
Началось:
- Незаконные... бла-бла-бла... вы с честью... бла-бла-бла... мирное
население... бла-бла-бла... провокации... бла-бла-бла... Я (!) принял
решение... бла-бла-бла... - и так пять минут с нулем конкретной информации.
Господи, ну кого ты грузишь?
Выслушали. Начинаем собираться возле капитана Мусаева, теперь на самом
деле ему решать, кто и что будет делать.
Вдогонку майору приходит еще одна гениальная мысль, он всем ее начинает
доводить, что, мол, он с группой человек в 10-15 и ВСЕЙ броней останется
здесь, и в случае чего обеспечит огневое прикрытие операции отсюда, со
стратегической высоты. Три четверти села с этой стратегической высоты
закрывает склон холма, не видно ж ни хера отсюда... какое прикрытие?!
Да то, что ты бы в поселок не пошел, и так понятно было, в первой же
калитке застрял бы, но хоть пара БМПшек вблизи не помешала бы. Об этом ему
сейчас пытается сказать Мусаев. Петров переходит на истерический крик:
- Товарищ капитан! Выполняйте поставленную задачу!!!
Мусаев молча плюет себе под ноги, идет к водителям, и мы под истошные
вопли Петрова уходим в сторону поселка группой человек в 60, но с тремя БМП.
На "страт. высоте" остался майор с группой пацанов весеннего призыва.
Поселок разделен надвое глубоким оврагом, визуально - дворов 100,
выглядел убого, хотя каких-либо серьезных боевых действий в его окрестностях
пока еще не велось. Тишь... Прямо таки пасторальная идиллия, слышно щебет
пташек, блеяние баранов, не хватает только луга усыпанного эдельвейсами и
пастушка со свирелью, в соломенной шляпе и домотканой одежде.
Осмотр через бинокль и прицелы СВД ничего подозрительного не выявил,
выстраиваемся привычным порядком и входим в поселок.
Оп-па! Похоже, нас ждали... нехорошо это. На раздолбанной копейке с
московскими номерами подъехало трое пожилых мужчин в папахах, и направились
к нам. Четвертый рослый чеченец-водила остался сидеть в машине. Ну, что
скажете?
- Ыздравствуйтэ, ыздэс бандыт нэт, бандыт горы ушел, наши ныкого нэ
трогал, - начинает протяжно, как муэдзин, самый маленький и носатый из них.
- А раз ныкого нэт, - передразнивает прапорщик Кузьмич, - то нычего
страшного вам нэ будэт.
- Грэх, грэх! - начинает воздымать руки к небу второй из парламентеров.
Тут один из наших "Твиксов" - Андрюха не выдерживает, и говорит, что,
мол, батя, иди домой, свой гарем стереги. Смех... Разговор ни о чем
продолжается некоторое время, я замечаю недобрый, оценивающе-подсчитывающий
взгляд их водителя. Поболтали-уехали.
Нам досталась правая сторона поселка, идем: Кузьмич, я, оба Твикса,
Витька Борода, Русланчик, Вадим Аленушка, Ромка-москвич, Антоха,
Петька-Малыш, Мишка Гаевой... кто-то еще был... не помню...
Мишка Гаевой - вообще уникум, по-своему. Гринпис ходячий, не от мира
сего, мата от него не услышишь, и добряк, каких мало. Рисовал великолепно, в
три минуты на любом клочке карандашом портреты рисовал - что фотография,
франзузский-английский - свободно, йогу знал, в такие узлы закручивался -
уму непостижимо, как ему это удавалось. То суслика прикормил, воду ему в
крышечке носил, то нашел где-то котенка со сломанной лапой, так он ему шину
соорудил, и кормил чуть ли не со рта, но неблагодарный хищник, чуть
выздоровев, убежал восвояси.
Первый двор - никого кроме двух женщин непонятного возраста, одна
что-то стирает в корыте, пристройка пуста... ладно, пошли дальше
Второй дом пуст вообще, хотя еще ночью здесь кто-то был - теплый очаг,
объедки свежие, хозяева, ау?
Третий дом, немаленький, с пристройками, на дворе копошатся два
чеченских детеныша лет шести-восьми, замурзанные, - ну цыганчата. Женщина на
пороге недобро смотрит на нас, и что-то по-чеченски говорит детям. Старший
поднимается и идет в дом, младший делает шаг навстречу Мишке Гаевому, и
делает смешную рожицу. Мишка умильно расплывается в улыбке, достает
откуда-то из-за лифчика потертый батончик MARSa , протягивает пацаненку, и
говорит, что вот, щас второй дам, брату отнесешь. Эта игра в Мать Терезу
явно не нравится Кузьмичу, он говорит, что, мол, Миша, ни к чему это.
Интересно, где ж он тут MARS надыбал? Пацаненок, не дожидаясь второй
конфеты, что-то буркнул, и побежал в дом. Кузьмич, Антоха и Борода пошли за
ним.
Мишка Гаевой делает шаг в сторону пристройки, из щелей сарайчика
раздается очередь - Мишкина голова взрывается кровавым фейерверком. Прежде
чем он успевает упасть, я и Санька с Андрюшкой Твиксы начинаем поливать из
автоматов через стены, останавливаемся, Андрюшка рыча - " АААААА, бляди!" -
выносит дверь сарая ногой. На полу лежат двое: рослый бородач с автоматом, в
синей рубахе, еще жив, и кроваво булькая разорванной нижней частью лица,
судорожно елозит по полу. Второй, в камуфляжном костюме, лежит,
неестественно вывернув шею. Санька остервенело вскидывает автомат и, поливая
в упор бородача, орет: " Ах, здесь никого нет? Здесь нет никого?! Здесь нет
никого?!!!!!! Су-у-у-у-у-ки!" Остановился, когда магазин был пуст.
Из дома выскакивают, Кузьмич и Антоха, Витька Борода останавливается в
дверном проеме. Антоха склоняется над убитым Мишкой, и начинает выть... В
начале весны Мишка, сам раненый, тащил полумертвого Антоху на себе через
пол-Грозного. С задней стороны дома снова появляются те два замурзанных
пацаненка, Антоха стеклянным взглядом вперивается в них, и целит из
подствольника... Кузьмич успевает ударить Антоху в плечо и граната улетает
гораздо выше, за два двора... Разрыв... Крики...
Метрах в двухстах слева, там, где была наша третья группа, зазвучал
автомат, потом еще один, и еще, и еще... Мать вашу, начало - лучше не
придумаешь.
Кузьмич дает отмашку - отходим в начало улицы, оттуда улица заворачивая
расходится трезубцем по всему поселку. Антоха беззвучно плачет, не вытирая
слез, и тащит Мишку...
Из переулка выезжает БМПшка, с брони хриплым басом орет Васька
"Высоцкий":
- Та сторона поселка пустая, а Мусу с ребятами с двух сторон прижали у
оврага!
Вторая (меньшая) половина села по ту сторону оврага находилась чуть
выше нас, и обзор чичам был великолепный. Судя по интенсивности огня с той
стороны, их было раза в три больше, чем наших. Один плюс - их с тыла
подпирал крутой склон горы, и в случае подмоги уйти просто так чеченам бы не
удалось.
Кузьмич связывается по рации с майором, о чем они говорят - я могу
только догадываться, но лицо прапорщика вытягивается, и он молча рвет связь.
- Сейчас ту сторону села минометами... Петров обещает подмогу через 15
минут, а пока за мной, ребят отбивать, - Кузьмич часто заморгал и
поперхнулся. - Капитана Мусаева уже нет.
...Не знаю как у кого, но у меня ощущение и осознание потерь,
произошедших не на моих глазах, вызывало странные эмоции - как будто во мне,
внутри, висит на резинках какой-то груз в районе груди, а когда узнаю, что
кто-то погиб - часть "резинок" рвется, и груз бьет где-то внизу, а все
внутренности опускаются вслед за ним. Потом оставшиеся "резинки" выравнивают
положение, но ощущение тяжести в районе горла остается... Сколько их, этих
"резинок" осталось? Сколько из них еще оборвется? Какая из них моя?..
..."Подмога" появилась раньше ожидаемого - из-за склона выкатились два
бэтэра, и появилось человек 10-12 тех желторотиков, которые оставались в
майором Петровым: как мы узнали позже, они самостоятельно, положив на
команды, оставили майора, и пошли нам на помощь. Перли прямо на ту, высокую
сторону поселка, идя в рост. Отвлекли огонь на себя - вот и вся война: почти
одновременно из трех мест жужжаще бухнуло по бэтэрам, передний покрылся
клубами дыма и, став на ребро, начал сползать со склона, затем,
перевернувшись, сполз вниз. Взрыв разметал нескольких ребят в стороны.
Второй начал разворачиваться, по нему били из-за камней, откуда-то со
склона. Господи, да тут вообще гнездо сучье, сколько ж вас, гниды?!
Добравшись до пологой стороны оврага, мы залегли, и начали долбить
чичей в задницы, но, судя по тому, что они основной огонь моментально
перенесли на нас, от группы Мусы уже никого или почти никого не осталось.
Семеро их там было.
Заработали минометы. НАШИ минометы. По НАМ же. Спасибо, земляки!
У Кузьмича не лицо, а черная губка - лежит на боку и орет в рацию, из
всего, что он говорит, разобрать можно только маты. ЮЮЮЮЮЮЮЮююююуууууу...
ЮЮЮЮюююююуууууу... Если б кто спросил меня, какой звук для меня был самый
страшный, я б не задумываясь сказал - "голос" летящей мины. Кажется -
вечность летит, и летит именно в тебя. Слыша очередь или разрыв, не
успеваешь испугаться - или нет, оценить что ли... в тебя или нет, а мина
дает время на все эти эмоции.
ЮЮЮЮЮЮюююююууууу... Инстинктивно закрываю голову руками, хотя руки
поверх каски - сам понимаю - защита смешная. "Отче наш, иже..." или как
там...
Ухнуло совсем рядом, прямо в тот холмик, у которого лежали Петька-Малыш
и Вадим Аленушка. Лежали... Ненавижу глаголы в прошедшем времени, НЕНАВИЖУ!
Минометный огонь перенесли на ту сторону оврага, сообразили наконец-то.
Кузьмич снова поднял нас, что было дальше - память выталкивает наружу
смутными пожеванными комками: осознание того, что я живой, добавило какой-то
дикой и необъяснимой обреченности и похуизма, бежал, падал, орал, стрелял,
стрелял, стрелял, удивлялся - почему магазины такие маленькие, и стрелял,
стрелял...
С нами (и за нас) это закончил батальон десантуры, подошедший вскоре.
...За эту операцию майор Петров получил правительственную награду.
Тридцать русских пацанов из нашей роты тоже были награждены. Бесплатными
цинками и по два метра родной земли на каждого.
...А может из ПБСа решить проблему сразу, не мучаясь, а потом мирно
сгнить на этой проклятой земле? Потому как два патрона - не боезапас, а
снести себе башку и одного хватит. Что там, за гранью? Темнота? Переселение
моей души в баобаб? Мохнорылые черти у котлов с кипящей смолой? Ну уж никак
не рай, туда мне вход заказан, ибо "Не убий" как-то не для меня стало с
некоторых пор, да и с остальными заповедями Божьими у меня раньше серьезные
нелады были. Разве что, не воровал, да "осла ближнего своего" не желал...
Куда идти, кого искать? Колумб из меня хреновый, я с детства всё больше
на Сусанина был похож: всегда умудрялся заблудиться, будь то чужой город,
или жиденький лесок в полторы ёлки. Заметил, что сижу чуть ли не посреди
поля, хоть сейчас бери меня в перекрестье, да жми на курок. До леса,
обрамляющего склон ближайшей горы, метров двести - хоть не буду торчать у
всех на виду. Сумерки опускаются... Ну что - поползли, Игорь...
Больно уколовшись лицом о какую-то местную сорнячную хрень, мне
почему-то подумалось, что неужели я зря, как червяк, еложу сейчас пузом по
этой "ичкерии", но теперь уж хрен - сам себе я дырка голова делать не буду,
а доберусь я к своим, или нет - увидим. А уж если и придется в баобаб
переселяться, то с собой неплохо бы пару-другую "воинов Аллаха" забрать,
вместе потом рядом расти будем где-нибудь в Эфиопии... Зря что ль я
насекомым прикидывался...
Так, заберёмся в кустарник, сделаем ревизию карманов, лифчика, чем мы
на сейчас богаты... Господи, пить хочется как... Значит, имеем ПБС с двумя
патронами, полпачки переломанных сигарет "Ява", календарик 1995, да девять
тюбиков промедола... Негусто... И куда тебе теперь?
...За шесть часов до этого случилось следующее: наш командир колонны -
жопоголовый (простите!) майор Петров - оставил нас, 11 человек дожидаться
"второй колонны, которая должна быть здесь через полчаса, она доставит нас в
район места операции". Оставили на окраине полубезымянного чеченского
поселка, рядом с сельхозстроениями. Полчаса, так полчаса - перекантуемся.
Перекантовались...
Первым же выстрелом снайпера из леска разворотило шею прапорщику
Кузьмичу, вторым - сорвало полчерепа самому неуклюжему и высокому из нас -
Стёпке "Горилле". Сука, мастерски стреляет снайперюга! И понеслась долбежка
со всех сторон, херачили длинными, минимум "калашей" в 20. Мы - все
остальные - перебежками к какому-то длинному то ли коровнику, то ли
конюшне...
Не добежали - наш радист Димон "Кактус" и Лёнька (фамилию я его так и
не запомнил, из новеньких). Сначала упал Димон, видно, очередью попало в
ноги выше колен, да и пах видать зацепило, кричал нечеловечески хрипло, чуть
ли не заглушая стрельбу, что-то матерное-невнятное, а Ленька было назад к
нему, тащить со всеми, и обоих в момент из "агидели" накрыло, бежал-прыгал я
полубоком, отстреливаясь наугад, потому видно было...
Семеро нас теперь... Хотя шестеро уже - Витя "Борода", почти уже
добежав до укрытия, засмеялся фальцетом недобро и жутенько, и поднявшись в
полный рост и волоча за собой автомат по земле, пошел обратно, вопя какую-то
песню. Из крупнокалиберного разрубило почти пополам, упал, неестественно
вывернувшись, а ноги в конвульсии еще двигались, очерчивая круг...
Когда ЭТО началось, прошло уже полтора часа с тех пор, как нас
оставили, а обещанной колонны так и не было. Мы её так и не увидели.
Глинобитные стены коровника - укрытие никудышнее, в пару выстрелов из
"мух" чичи снесли чуть ли не все строение, рухнувшей частью стены раздавило
голову нашему старлею Прокопенко. Лежал я рядом с ним, отстреливаясь, и его
кровью меня как из фонтана обдало... Боже мой, неужели я тоже сейчас через
минуту лежать буду так же?! Разрывом тяжело ранило наших "Твиксов" -
двойняшек Саньку и Андрюшку... Так они, чуть ли не обнявшись, и корчились,
истекая кровью, искромсанные, и оба молчали... Симпатичные такие - высокие,
светловолосые, голубоглазые... Шутники и балагуры, не побоялись пошутить
разок смешно, но пошло, даже над комполка, так и не получив наказания, оба
отнекивались. Всё любили рассказывать, как знакомились с девушкой, а потом
"подменяли" друг друга в делах амурных, вплоть до постели... ведь мать
родная не отличила бы...
В группе, напавшей на нас, было человек 25-30, видно "заряженные" под
самое не могу, ибо боеприпасов не жалели, головы поднять нельзя было...
Ближайшие подошли метров на 40-50 и поливали почти в упор, а когда слева и
справа замолчали автоматы Руслана и Лёвки "Бендера", я понял, что остался
один, один с наполовину пустым рожком. Интересно, меня сразу или помучают
всласть?
Посмотрел на свои руки: на правом рукаве, деловито копоша лапками, не
обращая внимания ни на что, ползла божья коровка. Помню, еще успел подумать
- интересно, а слышит ли она? Ковырнул её пальцем, и она упала мне в ладонь,
сложив лапки и притворившись мертвой...
ПРИТВОРИВШИСЬ МЕРТВОЙ...
Да, ребята, можете плюнуть мне в лицо, за то, что я не пошел сдаваться,
выдернув чеку из гранаты, и в момент подхода не взорвал себя вместе с
чичами... Но...
Я отодвинул от себя автомат, влез ногами под наклонившийся кусок
рухнувшей стены, повернувшись самой окровавленной частью себя так, чтобы
меня было видно, полузакрыл глаза и начал ждать... В любом случае -
дострелят, так дострелят, по крайней мере - сразу, без мясниковских изысков
обойдется...
Палить чичи перестали минуты через полторы, после того как им перестали
отвечать. Как они подходили - я не видел, лопотали что-то на своем, собирали
оружие, как оказалось - собрали всё подчистую, только старлеевский ПБС
остался незамеченным.
Когда подходили к моему автомату, я услышал: "Сэргию, та покынь ты ту
гыдоту, пишлы вжэ!"... М-м-м-м-м-мать, да тут есть "свои братишки-славяне".
Ну ладно эти, дети гор, промежуточное звено между бабуином и человеком, но
вы же... Да может, наши общие предки Мамая вместе били, а сейчас... А сейчас
эта отрыжка "нэзалэжной" своих же славян давит!
Раздались две длинных очереди, по кому били я уже не видел,
почувствовал, что пули второй очереди простучали по полу в полуметре от
меня... Еле сдержался, чтобы не вскочить и не бежать неизвестно куда.
...Уходят, похоже. Еще одна очередь во дворе и смех... Наш бой, а
вернее - расстрел нас - длился минут десять. Голоса было слышно еще час-два,
потом всё стихло. Я лежал или ползал вокруг еще часа три, у кого нашел из
наших - собрал жетоны, документы. Если и дойду, то хоть знать будут, что не
дезертировали, не сдались... Если дойду...
Пока полз к лесу - совсем стемнело. В поселке стали видны огоньки, даже
музыку какую-то ветер доносил. И всё-таки - куда идти? Местность незнакомая,
здесь мы раньше не были, и от своих мы проехали на бэтэрах километров 20-25,
и с какой стороны я ехал? А в окровавленном камуфляже выходить на дорогу и
искать "попутки"... М-да... Ну что, придется идти обратно к поселку, может
хоть косвенно удастся узнать, где я, да может и раздобуду чего полезного.
Пить-то как охота...
И когда попалась лужа, матово заблестевшая при лунном свете, я уже не
удержался. Ум... Смачно-то как, и почти ничем не воняет, вода как вода.
Напившись всласть, организм напомнил, что жрали мы с ним последний раз
больше суток тому, и спали тогда же, часа три. Но пока ночь, нужно идти.
Идти. Днем высплюсь. Идти...
Крадучись как кот, подбираюсь к крайнему дому поселка. Во дворе гогот,
смачно пахнет жареной бараниной, несколько бородатых чичей с оружием,
жестикулируя и перемежая речь русскими матами, что-то рассказывают друг
другу. Эх, гранат бы сюда, да побольше... А пока - мне не сюда. Огородами по
периметру поселка пробираюсь на противоположную сторону селения. Метрах в
пятнадцати впереди мужчина что-то копает в земле... Сокровища что ль
зарывает... Заметил таки, засопел, и сначала тихо, а потом громче начинает
что-то на своем вопрошать, замечаю что рядом лежит обрез, и он за ним
наклоняется... Э-э-э-э, нет. Не задумываясь, автоматически вытаскиваю ПБС,
практически неслышный хлопок - и мужик беззвучно опускается на землю... Со
стороны выглядело как в дешевом голливудском боевике про супер агентов,
разящим в мгновение ока всех врагов из любых видов оружия. Когда я подошел к
нему ближе, оказалось, что попал ему аккурат в глаз, хотя и не целился...
повезло просто. Обрез оказался незаряженным, и пользы от него, что от
дубины... Интересно, на понт хотел взять?
Снимаю с него одежду: свитер, рубашку, брюки, а кроссовки у него на два
размера меньше, малолапый какой-то... Ну, что, спасибо и на этом.
Переодеваюсь прям там, зачем я это делал - не знаю, но всё же не камуфляж в
крови... Нашел целлофановый пакет неподалеку, сложил свое немудреное барахло
туда. Противный женский голос из близлежащего дома начинает звать "Шамил,
Шамил?" Всё, мне пора. А твоему "Шамилу" не повезло сегодня... Извини,
искатель сокровищ Флинта, мне пора.
Решил для себя - мне на север. Может просто потому, что куда-то идти
все равно надо было. Там, на севере - свои. Свои. Такие разные, но такие
родные. Свои.
И те, кто сейчас спит в обнимку с автоматом, на пустой желудок,
подложив кулак под голову, не зная от том, что спит последний раз в жизни, и
завтра станет "грузом 200", и тот, кто сейчас в далекой Москве, откосив от
армии за папины деньги, зажимает, сидя за столиком кафе, глупенькую титястую
девку, имея самой большой своей проблемой два хвоста за прошлый семестр...
Обхожу поселок, и иду на ту самую Полярную, которая, как известно даже
идиоту, указывает на север. Иду по краю леска, часа три. На горизонте маячит
гора, лесок упирается в неё. Так, куда теперь - ни дорог, ни хрена, похоже,
окончательно заплутал я. Нашел какую-то горную тропинку, и по ней, стараясь
не терять направления на север.
Небольшой перевал, и сейчас пойду вниз. И дорога вроде получше. Упс!
Только сейчас заметил, что ногой почти касаюсь растяжки, стоящей в самом
начале тропки. Не было бы луны - точно бы взлетел сейчас. Так, Игорь, ты
разбогател на одну гранату, теперь аккуратнее только снять.
Почему-то вспомнились компьютерные Role-Playing Game, в которые я так
любил играть ДО ТОГО КАК... Там герои постоянно на своем пути находили
разные полезные вещи, от кольчуги до жратвы. Горько усмехнулся этому
наивняку... Интересно, буду ли я "играться в компьютер" если вернусь? Если
вернусь...
Начало светать. Так, надо прятаться... Поелозив по склону, нашел
подобие пещерки, глаза слипаются, от голода мутит... Всё, спать. Мешок под
голову - и отрубился в момент. Проснулся ближе к полудню от шорохов и шума
осыпающихся камней. Аккуратно высунув голову из своей норы, вижу несколько
горных коз, грациозно взбирающихся наверх, а чуть повыше моей пещерки -
козел удовлетворяет свое желание с белесой козочкой, из-под них камушки и
летели, подумалось - надо же, зоопарк какой, и снова уснул. Проснулся
оттого, что начало колотить, то ли от холода, то ли еще от чего... Ночь.
Судя по Луне - часов 11. Ночь. Надо идти...
Шелест и хлюпанье. Ручеек. Напиваюсь как верблюд, аж зубы свело от
ледяной воды, вкусная какая! Ощущение холодной воды в желудке забивает
голод, но замерз еще больше.
Спустившись с горы (а шел уже почти не скрываясь) невдалеке попадаю на
проезжую дорогу, с одной стороны равнина-кустарник, с другой - лес. Иду
вдоль дороги ближе к лесу. Часа через четыре натыкаюсь на остатки
блок-поста, видно - разбит-уничтожен не сегодня-вчера, а довольно давно.
Рядом два сгоревших бэтэра... Ни оружия, ничего...
Проехали две "Нивы". Думаю о том, что отдыхать днем придётся в лесу,
нужно уже сейчас место найти поудачнее... И дорогу терять не хочется, тем
более что небо заволокло тучами, и Полярную не найти, а дорога петляет, и я
уже и сам не знаю, "на какой Алголь правлю". Нашел заросли кустарника,
прошкрябался вглубь сквозь них, пообдирав окончательно лицо и руки, и там,
уже засыпая, встретил рассвет.
День второй проспал без приключений, проснулся, когда еще было светло,
в низинке нашел несколько луж... Нам не привыкать уже... Напился. Росли
какие-то грибы, но есть не стал, глупо было бы отдать богу душу из-за
какой-то поганки.
Хотя уже больше трёх суток без жратвы, и чувствую, что слабею, даже сон
силы не восстанавливает. Листьев пожевал чуток, и надо идти. Почему-то
появилась уверенность - дойду живым.
...Дорога привела к селу, названия которого я так и не узнал тоже.
Разрушено наполовину, но люди живут, слышно скот. Подобрался поближе к
крайнему дому, выглядит нежилым, сарайчики какие-то... Нет, живут таки
здесь, вон картошка лежит горкой... Набрал в кулек, отлез к дверям сарая,
поободрал руками, и съел картофелин пять, ничего, жрать можно, даже чем-то
вкусно, по крайней мере, в животе урчать меньше стало. В самом сарайчике на
кадке лежало несколько плоских блинов местного сыра, и хоть запах от него
был как из давно немытой промежности - таки съел один, всё-таки белки
какие-то. Пару думал взять с собой. На ощупь исследуя помещение, перекинул
какой-то сельхозинвентарь, и он, громыхая, упал на ведро, то в свою очередь
покатилось, тарахтя... Идиот, сейчас тебя накормят!
Практически сразу же (и не спится же им!) открылась дверь дома, и
мужчина с голым торсом и топором в руках что-то громко залепетал, идя в
направлении сарая. Увидел кулек, оставленный мною на улице, потфутболил его
ногой - оттуда выпал пистолет... Наклонился, поднял... Отнес к крыльцу дома,
что-то сказал в окно дома, через несколько секунд вышел еще один, сын,
наверное, дал отцу фонарик, с минуту они вполголоса бормотали на своем,
показывая то на кулёк, то на сарай, потом отец решительно зашагал к сараю,
не выпуская топор из рук. В другой руке фонарик.
Среди упавшего инвентаря оказалась коса с обломанной ручкой, ну что ж -
тоже вариант. Когда пожилой открыл дверь, я уже держал её в руках, первый
шаг его внутрь - я бью косой по шее, и...
Я никогда не думал, что смогу с одного маха снести человеку голову. Сын
в это время зашел в дом, но на шум сначала выглянул в окно, а потом выскочил
наружу, я к тому времени уже успел в два прыжка добраться до крыльца и взять
пистолет. Стрелял я в него уже практически в упор...
...Больше в доме не было никого. Нашел хлеба (лепешек), но есть не
смог...
Нашел нераспакованный комплект постельного белья арабского, на кой-то
взял с собой... Стояла дорогущая "Сонька" диагональю сантиметров 80 и видик,
которые выглядели диссонансом среди всего этого средневековья...
Обогнул село, дальше дорога к северу была совсем паршивой и, похоже,
тупиковой, привела еще к одному леску. Шел опустошенно, даже загоревшаяся
надежда начал казаться утопией. Пистолет пуст. Рано или поздно наткнусь так,
что ничего не останется делать, как рвать себя и остальных той
одной-единственной гранатой.
Лес рос на склоне, с горем пополам перебирая основательно разбитыми
ногами, поднялся, и увидел не так далеко очертания той самой знакомой горы.
Господи, неужели я просто петлял по одному и тому же месту?.. Светало...
Не прячась уже, просто устроился под деревом. Тупо сидел, глядя в одну
точку, ни о чем не думая. Очнулся от шума и голосов. Ползком к ближайшим
кустикам, да и видно отсюда не так плохо... Шла группа чеченов - человек
десять, обвешанных лентами с патронами, две лошади. Остановились. Бля, да
что вы - другого места для привала не нашли?! До них метров 70, и если я
начну копошиться, наверняка засекут. Развели костер, начали что-то жрать из
консервных банок. Двое отделились от группы, и пошли в мою сторону.
Достаю гранату. Ну что, Игорь Васильевич, наверное, это и есть твой
"последний и решительный"...
Не доходя метров 20 до меня, остановились, один пошел, повесил на ветки
несколько консервных банок, и оба, отойдя почти на прежнее место, взяли
СВДшки и начали палить по банкам. По виду и по стрельбе "меткой", были видно
- обдолбаны вусмерть. Попали в первую банку выстрела с двенадцатого, первый
попавший заржал, и начал трепать второго за бороду, а тот обиженно
размахивал руками и, похоже, матерился по-своему. Видимо, пари у них
какое-то было. Потом - видимо, старший группы - начал орать на них, оба
умолкли и подошли к остальным. Через час они ушли вглубь леса.
...Сумерки... Ночь... Мне нужно идти...
Эту ночь шел уже не глядя ни на какие звезды. Сначала продирался через
лес, потом вышел к заасфальтированному, но очень разбитому участку дороги,
пошел вдоль него, не задумываясь куда идти...
Через несколько часов (дорога уже давно была не асфальтовой) подошел к
речушке, скорее ручью. По колено перешел, холоднючий, аж яйца под глотку
поджало. Дальше начиналась другая дорога, метров через 500 к великой радости
заметил свежие следы траков, за ними, за ними, за ними... Через километра
два увидел очертания блокпоста, а подойдя еще ближе, заметил триколор, к
тому времени уже порядочно рассвело. ВСЁ! Вот они родные!
Забыв обо всём, бегу из последних сил к ним, но выстрел из снайперки
взрыхляет землю в метре от меня... Мать вашу, не хватало чтобы свои не
разобравшись укокошили! Падаю, рву уже весь потрепанный кулёк, достаю то
самое постельное, которое я смародёрничал в прошлом селе, и лёжа начинаю
махать над головой розовой простынёй... Не белый флаг, но всё же... Потом
поднимаюсь и, не переставая махать, ору во всё горло: "Не стреляйте, родные,
я свой-свой-свой-свой-СВОЙ!!!"
Замечаю, что уже просто плачу в голос, и, рыдая без слёз, воплю "Я
СВОЙ, СВОЙ, СВОЙ!!!"
...Не в силах сдержаться, бегу снова, и даже когда меня окружают
плотным кольцом свои, я верчусь среди них, и ничего не соображая рыдаю
каждому в лицо: "Я СВОЙ, СВОЙ, СВО-О-О-О-О-ОЙ!!!"
Работы нет. Да и делать ничего не хочется. Осень. Вечереет. Стою, курю
на балконе, наблюдая, как проходящий внизу явно нетрезвый мужик со всего
размаху вступает в лужу по колено, матерится, снимает ботинок, выливает из
него воду, делает нечеткий шаг назад и вступает уже второй ногой в ту же
лужу. Снимает и второй ботинок, берет их подмышку, и чапает в одних носках
дальше. Ай, молодца...
Читать что-то не могу, - голова кружится, строчки разбегаются. Вроде и
нижешь их глазами, а спроси: о чём эта книга - не отвечу. Музыка поднадоела,
все, что нравится, практически наизусть помню, до нотки. Беру литровую чашку
с компотом, укладываюсь на диван, включаю телевизор, мож чего интересного
есть в мире?
По УТ-2 показывают интервью с Таисисей Повалий, на экране милая
домашняя обстановка, то ли у неё в гостях, то ли у корреспондентки,
разговоры ни о чем, рядом трется свиноподобный бультерьер повышенной
упитанности, корреспондентка задает полушутливый вопрос о повязочке на
пальце, мол, не собачки ли работа? В ответ страдальческая тирада - О, УЖАС,
её маникюрша неосторожно сделала маникюр, и порезала пальчик, на гастроли
куда-то там не поехала из-за этого, и не столько из-за физических страданий,
сколько неэстеично на сцене с повязкой...
...В памяти у меня всплывает лицо нашего пулеметчика Альберта
Доровских, посекло камешками глубоко руку левую ему, какая-то зараза попала,
видать, в рану нарывы пошли, неделю так ходил, потом гангрена началась, он
всё ходил молчал, сам бинтовался, как мог втихаря, и всё шутил про
золото-бриллианты в руке, пока не упал совсем. Наш фельдшер температуру
смерял - за 41 была, общее заражение пошло, в госпиталь сразу же была
возможность отправить, да так и не спасли парня.
Переключаю снова - по другому украинскому каналу показывают "Шоу
самотнього холостяка" ("Шоу одинокого холостяка"), ведет актер Богдан Бенюк,
в числе прочих есть в этой программе и кулинарная рубрика, сегодня готовят
красную фасоль с ветчиной по-каковски там, не помню...
Красная фасоль... Стояли под Бамутом, жрать было как-то нечего, Васька
Хацынский "Высоцкий" с друзьями самое ценное, что притащили из разведки -
это было два ящика с какой-то консервированной красной фасолью. Сами по
дороге пол-ящика заточили, ну и нам приволокли. На всех, как водится, не
хватило. Васька со своими решился съездить снова, минут через пятнадцать
услышали разрыв не очень далекий, естественно мы туда - нашли наших
поймавших растяжку, двое убитых, двое раненых - один тяжело. Ваське порвало
живот, - когда мы его поднимали, из зияющей раны вперемешку с
кроваво-серовато-желтой кашицей вываливалась та самая красная фасоль, не
успевшая перевариться...
РТР. Показывают репортаж о соревнованиях по пейнтболу, лихие детины с
лицами, преисполненными мужества, обсуждают, как они сейчас будут выбивать
противника со второго уровня, подсчитывая своих убитых на прошлом уровне.
Убитые стоят рядом: курят и пьют пиво из банок, перепачканные краской, один
жалуется, что шарик с краской попал в шею, и насколько это опасный спорт, и
как это больно, кто не верит - пусть попробует сам... Сразу же переключаю.
Местный канал кабельного ТВ. Рекламный репортаж о зубопротезной
клинике. Показывают женщину на фотографии, которая еще три недели тому имела
спереди вместо резцов (фотография губьев-зубьев на весь экран) два зуба из
белого металла, но чудо-эскулапы от стоматологии так круто все переставили,
что сейчас у неё такие крепкие белые металлокерамические протезы, что ей
впору идти помогать бобрам деревья валить...
...Два зуба белого металла вместо верхних резцов было у нашего Игоря
Шалимова "Шведа". В плен попал совсем по-глупому. Зубы и помогли его
опознать, когда мы, выбив чичей из поселка, наткнулись в одном из дворов
рядом с канистрами с соляркой на три сожженных тела...
Где сигарета?.. Переключаю.
Показывают буржуйскую клинику для животных, собака с повязкой на голове
лижет себе то, что лижут все собаки. Рыжий котенок с повязкой на лапе
тычется мордочкой с мисочку с молоком.
Котенок с поломанной лапой... Мишка Гаевой... Ни одну животину не
пропускал, чтобы не помочь, - накормит, когда было чем, а нет - хоть
приласкать. Возился с найденным котенком с перебитой лапой, - шину из веток
выстругал, из коробки постельку слепил ему. Может, кот тот жив еще, а Мишки
нет...
...Переключаю. Интерспорт. Показывают соревнования виндсерферов.
Занимался виндсерфингом до армии у нас наш второй снайпер, сочинец Филипп
Копылов "Филин". Мина. Двух ног по бёдра как не бывало. Вот такой вот
серфинг. Потом мы узнали, что после того, как комиссовали его, через три
недели домашней жизни он выбросился с балкона...
Снова давлю на пульт. АСТ. Извечная реклама о том, как полезен для
ваших яиц и зубов Бленд-а-Мед...Только про зубы хватит на сегодня, умоляю!
Еще сигарета... Раз после зачистки квартала в Грозном в первой же из квартир
нашли неизвестного нам парня в омоновской форме, прибитого костылем за руку
к двери, с пустыми глазницами, в которые были натрамбованы его же зубы, и
рядом валялось несколько...
Пульт. Другая программа. Какой-то НТВшный канал. В студии диалог о том,
куда же идут деньги налогоплательщиков. Нечто вроде круглого стола. Пара
жирных депутатов, эксцентричный бравирующий ведущий, все незнакомы. Дело
потихоньку подошло к тому, что все деньги в прошлом году съела Чечня. Слово
берет очкастый депутат: А вы знаете, что помимо людских ресурсов мы несем и
огромные неоправданные финансовые потери, и это только вершина айсберга, а
сколько еще предстоит выплатить пенсий и пособий инвалидам этой войны и
семьям погибших, а ведь карман налогоплательщика не бездонен, но мы понимаем
это, и вот наш единый блок строит сейчас санаторий реабилитационный для
инвалидов, но это не самореклама, потому что для нас важнее сейчас, чтобы...
...Кружка недопитого компота летит в экран старенького ORSONa. Хлопок,
звон стекла. Телевизор смотрит на меня черным провалом разбитого кинескопа.
Оказывается, самые лучшие новости - это ТИШИНА. Я уснул счастливым.
Первое впечатление - усталые глаза окружающих, мельком скользнувшие по
тебе, и думающие в то же время о чем-то своем. Открытия следуют на каждом
шагу. Какая-то странная пыль-пыльца, совсем не такая, к которой привык, и
которая в сухую погоду набивается во все мыслимые и немыслимые щели, а в
дождь превращающаяся в какой-то доселе невиданный вид грязи, по клейким
качествам сравнимой лишь с очень хорошим цементом.
Не стреляют. Но ощущение того, что я уже ЗДЕСЬ, висит в воздухе
какой-то призрачной напряженностью, проявляющейся подсознательно, в мелочах,
и воспринимаемой без оценки ее составляющих. Оказывается, проезжающий танк
воспринимаешь больше осязанием, чем слухом - все тело ловит сотрясение земли
и воздуха, создаваемое им. А автомат на плече, впервые надетый в состоянии
"заряженности под завязку", дает ощущение спокойствия и чуть ли не
всесильности.
Вдалеке очередь. Еще одна. Еще и еще. Первый страх. Вжимаю голову в
плечи по самые уши. Желание упасть на землю, или залезть в какую-нибудь
ямку. Остальные вокруг меня, не моргнув глазом и даже не повернув голову в
сторону стрельбы, и мирно ведя беседу, ковыряют штык-ножами кашу в банках.
Пытаюсь сделать вид, что мне тоже это - "тьфу!", но мышцы спины
самопроизвольно сокращаются при каждой очереди.
Первая ночь. Снова далекие выстрелы. Просыпаюсь, ошалело верчу головой,
мои соседи спят, сопя носами и похрапывая. Сквозь сон кто-то матерится, и
просит заряды для миномета, затем начинает невнятно бормотать что-то, и
умолкает. Первая мысль - "Во, дубовые какие, как же можно под это спать?!"
... Первые выстрелы в МОЮ сторону. Присаживаюсь на коленку и тупо смотрю
на фонтанчики пыли в двух метрах от меня. Кровь приливает к голове, давя на
барабанные перепонки, ноги становятся ватными, какая-то холодная волна
прокатывается по телу. Руки становятся бесчувственными, а в голове даже не
каша, а какой-то вакуум без единой мысли. Ставлю уже снятый с предохранителя
автомат на предохранитель, и пытаюсь стрелять. Удивляясь, что ничего не
получается, поднимаюсь на прямые ноги и удивленно смотрю на автомат. Кто-то
сбивает меня с ног, и накрывает собой. Фонтанчики пыли уже скачут перед
самым носом. Близкий взрыв, комки земли стучат по каске рассыпающимися
градинами. Мочевой пузырь опорожняется сам собой, неприятное влажное тепло в
паху возвращает меня в реальность. Вокруг меня стрельба и маты. Все
закончилось. Мне стыдно вставать. Хочется застрелиться от позора. Никто меня
ни в чем не упрекает, человек, накрывший меня, подмаргивает мне и молча
хлопает по плечу. "Цел?" - "Цел... " Идем дальше, я бреду, не поднимая
глаз.
Снова ночь.
Снова далекая стрельба.
И новое открытие - ПОД НЕЕ МОЖНО СПАТЬ!
Второй бой. Мысли об одном - сдохну, а не дам себя в руки страху. Снова
противная волна по телу, снова ватные ноги и неправдоподобно мягкая земля,
снова пелена перед глазами. Но... я могу стрелять! Я могу думать в это
время, куда и зачем я стреляю, а если отвлечься совсем и забыть о том, что
стреляют и по тебе - то в этом есть и свой азарт. Я могу видеть, откуда
стреляют, и переносить туда свой огонь, я могу подумать о том, что именно
вон туда удобнее положить гранату из подствольника, а чтобы удобнее было
вести стрельбу мне лучше перебежать и залечь вот за тем бугорком.
Кровь своих. Такая разная, яркая и темная, водянистая и густая, но ни в
одном варианте не похожая на те бутафорско-гуашевые лужи, что доводилось
видеть в фильмах. Оказывается, кровь имеет ЗАПАХ, который иногда более
выразителен, чем ее вид.
А еще... Есть ни с чем не сравнимый приторно-жгучий слащавый запах
разлагающегося тела, который мне потом (очень сильно потом) будет казаться в
туалетной воде, понюханной на пробу на рынке, в салоне незнакомой машины, в
случайном дуновении-запахе тела человека в толпе на улице, у котла со смолой
на стройке, во вновь отремонтированной квартире знакомых...
Первый... Высокий лысоватый мужчина в черной ветровке и камуфляжных
брюках. Столкнулись нос к носу в трех метрах в зачищаемом подъезде.
Одиночный от него из калаша в мою сторону. Мимо. Полновесная очередь поперек
груди в него. Смешанное чувство облегчения и тревоги, и долгий-долгий
непроглатываемый комок горькой слюны в горле, и снова мягкий пол...
Сны ТАМ... Чаще всего - провал в черную пустоту, и тяжелый выход из
нее, когда часть мозга еще спит, а вторая пытается осознать, что ты и где
ты, а после осознания короткая волна отчаяния, сменяемого окончательным
приходом в себя. Иногда снятся какие-то заснеженные, очень белые горы,
которые я про себя назвал Альпами. На них нескончаемые мультяшно-яркие сани
с бесчисленными Микки-Маусами, не менее яркие воздушные шары с корзинами
разбрасывают сверху огромные резиновые игрушки - жирафы-зебры-тигры-попугаи,
которые, срикошетив, вновь подлетают почти под облака, и вся эта яркая
чехарда под очень красивую незнакомую классическую музыку кружится вокруг
меня. На небе, то изумрудном, то розовом, проступают огромные незнакомые
смеющиеся лица, сменяя друг друга. Одни и те же сюжеты повторяются до
оскомы, несколько раз в месяц. Ни дать ни взять - хрестоматийная классика
снов шизоида, этакий полуфабрикат в клиенты закрытого отделения дурдома.
Войны в снах нет...
Еще одна ночь. Тишина. Стрельбы нет. ЗАЧЕМ тишина?! Так же уснуть
невозможно! Давящая пустота в звуках не дает покоя. Когда тихо - можно
сделать хоть какой-то фон шума. Включаю карманный приемник, пусть он даже
просто шипит треском эфира. С тех пор я буду засыпать под любой шум
(включенный телевизор, разговор в комнате, музыка, любой гул), но не под
тишину...
А еще привязалась эта морзянка-напев в голове, которая самопроизвольно
начинает работать при стрельбе неким "пулевым счетоводом", вылезая из глубин
подсознания непрошеным приветом от срочной службы восьмилетней давности.
"Пя-ти-ле-ти-е" - очередь из пяти патронов, "хи-ми-чи-те" - в четыре,
"нам-не-стра-шен-се-рый-волк" - в семь патронов, "си-не-е"- в три...
Время дает многое. Автоматизм сменил необходимость думать. Я научился
стрелять. Стрелять и попадать. Никаких сомнений ни в чем. Особенно, когда на
"подумать" отводятся доли секунды. Так надо. И не я первый. Чувства и мысли,
большую часть из которых хочется прогнать или спрятать глубоко-глубоко,
приходят потом. Равно как и слезы. Слезы такие, что глаза сухие, и только
тугой ком в глотке, который не дает ни вздохнуть, ни сказать ни слова.
Грань. Разрыв, и качающийся мир окрашивается в стендалевскую палитру.
Вокруг тебя что-то происходит, но мир беззвучен, и только сотни
высоковольтных линий начинают петь где-то в самой глубине мозга, кажется,
голова разорвется на сотни шипящих осколков. Горячие струйки текут по щекам
и шее. Нахлынувшая черная пустота уносит все ощущения в бездну.
Потом... потом будет дом, старые друзья и знакомые, на которых я буду
смотреть совсем другими глазами, спокойная и бессмысленная жизнь, в которой
никто, Н-И-К-Т-О не будет знать, где я был. И я буду делать вид, что слышу
правым ухом, так же, как и левым. Единственная награда будет спрятана
глубоко между книг, которые никто и никогда не будет читать. Потом будет
работа, новая работа и новые люди вокруг меня. Настанет время - и после
посещения тира я буду, тупо улыбаясь, смотреть на свою мишень, не отдавая
себе отчет в том, как же это я смог ТАК отстреляться?! Не поверив, попробую
еще раз, с тем же результатом, и уже потом пойму, что и эта часть меня уже
умерла, безжалостно стертая временем...
Я стану трусом. Инстинкт самосохранения начнет мстительно брать реванш
за то время, когда он был раздавлен и забыт. Он начнет подавать свой голос
при повышении температуры и сердцебиении, при темных фигурах навстречу в
переулке вечером, при посещении стоматолога...
А ночью придут сны. Уже новые сны, в которых не будет никаких Альп и
Микки-Маусов. В снах будет война. В снах будут лица друзей, оставленных там.
Живые лица счастливых людей со сложившейся жизнью и реализованными мечтами.
В снах будет встреча с Андрюшкой и Санькой, которые будут рассказывать мне,
что женились тоже на паре девушек-близняшек, и у каждого из них в свою
очередь тоже родились близнецы. Мне захочется закричать - "Что ж вы врете,
ребята, ведь вас НЕТ!!!" Но я промолчу, и они мне скажут - вот, наши дети
катаются на площадке на велосипедах и карусели. Я посмотрю туда, и увижу,
как посреди двора будет вертеться, звеня цепочками, ПУСТАЯ карусель, а
вокруг нее будут ездить два трехколесных велосипеда с пустыми седлами...
Во сне я встречусь с Мишкой Гаевым, который расскажет мне, что сейчас
он директор зоопарка, и поведет меня показывать своих зверей.
И мы будем ходить мимо ПУСТЫХ клеток...
А жизнь будет идти своим чередом, даря свои бессмысленные радости и
огорчения, за которыми все больше и больше будет отходить в самые потаенные
уголки памяти настоящее, иногда даже вызывающее сомнение "да было ли все
это?.."
... И только звон цепочек крутящейся пустой карусели во сне ответит на
этот вопрос...
Last-modified: Mon, 04 Nov 2002 09:15:56 GmT