--------------------
Богумил Райнов.
Утро - еще не день ("Эмиль Боев" #7).
Пер. с болг. - С.Никоненко
========================================
HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5
--------------------
1
Не знаю, как в других сферах человеческой деятельности, но я давно
убедился, что в нашей значительно больше историй, которые хорошо
начинаются, нежели таких, которые хорошо заканчиваются. Вообще в наших
кругах поговорка: "Утро день определяет" - не очень популярна; чем больше
проходит лет, тем больше убеждаешься, что солнечное утро не всегда
предвещает погожий день.
Конечно, наша профессия такова, что надо предвидеть все и носить
зонтик даже тогда, когда над головой безоблачное небо. Иначе говоря,
работаешь по детально разработанному плану, но при этом всегда имеешь
запасные варианты на случай, если события будут развиваться не так, как
предполагал. А когда ты вынужден что-то решать немедленно, перед угрозой
опасности, шансы ошибиться невероятно возрастают.
Автострада Брюссель - Льеж, по которой я сейчас еду, просторная и
удобная, даже скучно держать руль, и наверное, именно скука наводит меня
на такие размышления - не очень-то интересные и не такие уж новые. И
думаешь обо всем этом машинально, без эмоций, особенно когда, как в данном
случае, операция позади и была она осуществлена почти по плану. А такое,
как я уже говорил, случается не каждый день.
Напряжение и опасность уже миновали. Впереди спокойное возвращение.
Две тысячи километров пути - этого достаточно, чтоб спало нервное
напряжение и ты снова почувствовал, что жизнь не такая уж и плохая вещь.
Почти настоящий бельгийский паспорт, хороший автомобиль с отличным
мотором, наконец - чудесная погода.
Заметив впереди ресторан, я медленно отпускаю педаль газа. Сбавляю
скорость, и делаю это очень своевременно - как раз на повороте к ресторану
стоит мужчина и подает мне знак остановиться. Это Борислав.
Мы с Бориславом выполняли совместную работу и прошлым вечером
распрощались до скорой встречи на родине, хотя и не очень надеялись на
это. И вот встреча состоялась: даже слишком быстро. Настолько быстро, что,
увидев, как мой товарищ торчит на обочине шоссе, я почувствовал, как
похолодело у меня в груди. Такое случается и с людьми нашей профессии.
Даже если ты успешно завершил операцию.
Останавливаюсь на мгновение, чтобы дать возможность Бориславу
устроиться рядом со мной, затем резко нажимаю на газ и включаю кассетный
магнитофон.
- Чем ты меня обрадуешь? - спрашиваю своего коллегу, когда бас
покойного Армстронга заглушил рокот мотора.
- Срочное распоряжение из Центра. Ты должен вырвать Радева из
Мюнхена.
- Какого еще Радева?
- Да Петко Земляка. Неужели не помнишь?
Как не помнить, когда мы вместе работали! Только я помню его как
Земляка, а не как Радева. Невысокий, смуглый, с поседевшими волосами, лицо
всегда какое-то печальное; он имеет привычку называть каждого "земляком".
Не удивлюсь, если он, и обращаясь к баварцу, скажет: "А, земляк!.."
Медленно веду автомобиль по крайней полосе справа, предназначенной
для таких, как я, черепах, и краешком глаза наблюдаю в зеркальце, что
делается сзади, пока Борислав, как всегда лаконично, излагает суть дела:
- Радев занимался какими-то эмигрантами. Они раскусили его, втянули в
грязную уличную драку, обвинили в вооруженном нападении и напустили на
него полицию. Ему удалось выскользнуть, и он скрылся в толпе. Твое задание
- найти его.
- Пустяки, - говорю я. - Мюнхенская толпа вряд ли превышает полтора
миллиона человек.
Пустяки это или нет, но я чувствую, что истома в груди начинает
отступать. Хорошо хоть, что все остальное у меня закончилось. А что
касается нового задания, которое только что возникло перед тобой... то у
нас так заведено: одно кончается, другое начинается.
- Ищи его в "Кауфхофе", - слышу голос Борислава, который старается
перекричать бас певца. - Он должен крутиться где-то там. В "Кауфхофе"
Радев встречался со своим связным - Лазаровым, ты его знаешь...
Следовательно, это единственное место, где его можно найти.
- Почему же сам Лазаров не поискал его?
- Потому что он влип в ту самую историю, только с ним еще хуже: его
задержали.
- В какое время они встречались в "Кауфхофе"?
- Об этом они договаривались между собой. Посидишь и подождешь.
- Чтоб сказать ему "добрый день"?..
- Может, вообще ничего не скажешь. Достаточно и того, что передашь
ему паспорт на новую фамилию. Документ уже готов. Получишь его в
Висбадене. Запомни адрес.
Борислав медленно выговаривает адрес, и я, прежде чем зафиксировать
его в памяти, вслух повторяю, чтоб не произошло какой-то ошибки. Потом
подытоживаю:
- Погорел, бедолага.
- Но не так, как ты в Копенгагене, - напоминает Борислав. Он из тех
людей, которые всегда успокаивают себя тем, что бывает еще хуже.
- В Копенгагене? О чем это ты?
- А ты даже не помнишь, что когда-то был в том городе?
- Возможно, и был. Вылетело из головы.
- Если ты в самом деле забыл, то с тобой все хорошо. Как хорошо было
бы, если б мы могли стирать из памяти плохие воспоминания!
Какое-то время в автомобиле слышен лишь хриплый речитатив певца,
который, не переводя дыхания, переходит от "Хелло, Долли" к "Мекки
Мессер". Я поглядываю в зеркальце. За спиной у нас время от времени
возникают автомобили, быстро догоняют и исчезают. Словно издалека, слышу
голос Борислава:
- Может, ты все же развернешься на каком-то перекрестке и отвезешь
меня назад. Я не собираюсь переходить границу.
- Не волнуйся, я тебя не перевезу через границу, - рассеянно бросаю
я.
Совсем рассеянно, ибо в этот момент я занят тем, чего вообще не
следует делать, - представляю себе, что может случиться.
Пообедать я остановился уже на территории Федеративной республики.
Время обеда давно прошло, и я могу блаженствовать в полупустом ресторане,
зная, что тебя обслужат без лишней задержки.
Столик мой возле огромного окна, откуда открывается вид на соседний
сосновый лес. Борислав напомнил мне ту датскую историю.
Датская полиция разыскивала меня, обвиняя в убийстве, к которому я
был непричастен. Агенты ЦРУ подстерегали меня, чтобы свести счеты.
Никакого пути к отступлению. Никакой связи с Центром. И к тому же гнетущее
сомнение - что, если Центр давно уже считает меня предателем? Погибнуть от
чужой пули на чужой земле - это обычный риск для людей моей профессии, но
остаться в памяти своих изменником...
Развязка тогда немного затянулась, мастерски организованная тем
ужасным человеком - Сеймуром, который и до сих пор приходит иногда ко мне
во сне со словами: "У вас нет никакого выхода, Майкл. Вы в западне..."
Думать про Сеймура и одновременно с аппетитом есть - невозможно. Но
от кофе в голове проясняется, и мои мысли переключаются на теперешние
события. Заполненная заботами повседневность - лучшее лекарство от плохих
воспоминаний.
Мысль о том, что сейчас Петко Земляк скрывается в Мюнхене так же, как
я когда-то скрывался в Копенгагене, заставляет меня быстро рассчитаться и
снова выехать на шоссе.
В Висбаден я прибываю еще засветло. По старой привычке сперва еду по
указанному адресу, осматриваю место, не останавливаясь. Тихая улочка в
тихом жилом квартале. Вот и нужный мне одноэтажный дом с маленьким
садиком. Опасность быть замеченным и зафиксированным тут намного больше,
чем на многолюдном бульваре.
Добравшись до торговых улиц, не сразу нахожу место для стоянки в
маленьком переулочке. С полчаса жду в какой-то пивной, пока стемнеет, и
снова еду по указанному адресу.
Металлическая калитка сада оказалась открытой. Вхожу и нажимаю на
звонок. Ни звука. Звоню снова. На этот раз слышно, как поворачивают ключ,
затем отодвигают засов, снимают цепочку; наконец появляется женское лицо.
Выражение его не очень приветливо.
- Господин Шмитхаген дома? - спрашиваю я.
- Его нет.
- Он мне нужен по поводу автомобиля.
- Я же вам сказала: его нет.
Кажется, я оторвал ее от телевизора, потому-то она явно не желает
продолжать разговор.
- Разве он вас не предупреждал, что его будут искать по поводу
автомобиля? - настаиваю я, пристально глядя на нее.
Мой пристальный взгляд, видимо, освобождает ее от телевизионного
гипноза, и она бормочет:
- Собственно, да. Говорил, чтоб вы приехали завтра утром.
"Завтра утром" - это не раньше семи часов. А еще надо проехать
пятьсот километров до Мюнхена. Даже при наилучшем развитии событий встреча
с Петко до обеда не состоится.
Но и тут крутиться и привлекать внимание соседей не следует. Трогаюсь
снова в центр, оказываюсь на какой-то площади с церквушкой и сквером.
Ночь, цепочка уличных фонарей, красная неоновая надпись: "Кюраско".
Наконец хоть что-то знакомое среди этой чужой обстановки! Рестораны
Кюраско известны своеобразным меню: в них подают только жареную говядину,
причем тех животных, которых специально откармливают в Аргентине. Прохожу
в центр зала в поисках свободного места и вдруг слышу знакомый голос:
- Вы одни, Майкл?
Первое впечатление такое, словно я сплю и надо немедленно проснуться.
И сразу возникает желание превратиться в невидимку.
- Один, Уильям.
- В таком случае прошу ко мне. Я тоже один.
И чтоб я не подумал, что он набивается ко мне в компанию, Сеймур
добавляет:
- Все равно не найдете свободного столика. Это последний.
Да, это Сеймур. Такой же, каким я помню его по Копенгагену, такой,
каким я его вижу в своих снах. Седоватые волосы, серые холодные глаза,
мужественное лицо с чуть заметным выражением уныния.
Мне не остается ничего другого, как играть в непринужденность.
Неторопливо опускают на стул напротив и спрашиваю:
- Вы уже заказали?
- Нет. Ждал вас. - На его тонких губах появляется что-то похожее на
улыбку. - Конечно, я вас не ждал. Но знаете, Майкл, я всегда был уверен,
что мы когда-то еще увидимся.
- Вы мне льстите, Уильям. Я думал, что вы уже давно забыли обо мне.
- Для меня в самом деле было бы удобнее забыть вас. Да что поделаешь:
я никогда не забываю свои поражения.
Уильям протягивает пачку "Кента" и сам по старой привычке зажимает
сигарету в правом углу рта.
- Чтоб не испортить вам аппетит, хочу сразу сказать, что та история в
Копенгагене для меня - дело прошлое. Нет, я ее не забыл, однако уже давно
сдал в архив. Следовательно, можете спокойно есть филе с полной
уверенностью, что вам ничто не угрожает.
- Другого я от вас и не ждал, Уильям.
- Конечно, когда некоторые инстанции узнают, что вы продолжаете
подвизаться в этой части света, это, наверное, им не очень понравится. Но
я не уполномочен заниматься вами и в данный момент нахожусь тут по чисто
личному делу.
- Я также, Уильям.
- Так еще лучше. Следовательно, будем считать, что мы с вами - двое
туристов, которые познакомились когда-то во время отпуска и встретились
снова во время второго отпуска.
- Отпуск - чудесная вещь, - соглашаюсь я. - Хотя, между нами говоря,
тот первый отпуск чуть не стоил мне жизни.
Он молча смотрит на меня, сощурив правый глаз от дыма сигареты, что
торчит в углу его рта. Потом, немного поколебавшись, говорит:
- Может, мне бы и не следовало вам этого говорить, потому что вы не
поверите, но фактически своей жизнью вы обязаны мне, Майкл.
- Я не сомневаюсь в этом.
- Не собираюсь переубеждать вас, но так оно и есть. Если бы я провел
операцию по вашему задержанию как следует, вас непременно поймали бы. Но я
провел ее кое-как. Это вас и спасло.
- В таком случае я не знаю, как понимать ваш жест.
- Все очень просто. Это негласная благодарность за ваш собственный
жест в тот вечер, на квартире. У вас была возможность ликвидировать меня,
но вы удовлетворились тем, что усыпили меня.
- Даже не предполагал, что заслужил благодарность с вашей стороны.
- Вы считаете моим поражением то, что вы убежали. Нет, мое поражение
в том, что я не смог сделать из вас своего человека. Потом ваша судьба
меня особенно не волновала. Игра закончилась. Какой же смысл бросать вас
на съедение зверям! В какой гостинице вы остановились? - спрашивает
Сеймур.
- Ни в какой. Я только что прибыл.
- Я бы вам посоветовал "Черного козла". Я - в нем.
- Это близко?
- В двух шагах отсюда.
Останавливаться в гостинице не предусмотрено моим предыдущим планом,
однако я уже выбит из колеи плана и пребывают в ненадежной зоне
импровизации.
"Черный козел" в самом деле оказался совсем рядом. Вопреки моим
надеждам, администратор сообщает, что есть свободная комната.
- Ну, Майкл, я пошел, - бросает Сеймур. - Возможно, завтра утром не
увидимся, поэтому - счастливого пути.
- Вам также, - отвечаю я. - Пойду подгоню автомобиль.
Я выхожу из гостиницы и медленно отправляюсь улицей, убедившись, что
никто не идет за мной следом. Потом сворачиваю в первый же переулок и
какое-то время наблюдаю. В самом деле - никого.
До площади, где остался мой автомобиль, не больше трехсот метров, но
я петляю, втрое увеличивая это расстояние, верный правилу, что кружные
пути иногда короче прямых.
Закончив все эти привычные для меня маневры, я подхожу к церкви и из
темноты сквера изучаю обстановку вокруг автомобиля.
Сажусь в БМВ и выбираюсь из вереницы автомобилей, чтоб отправиться в
уже знакомый мне жилой квартал. Окна того дома, который меня интересует,
темны. А впрочем, не совсем темны. В крайнем справа вспыхивают мерцающие
цветные отблески, свидетельствуя, что телевизор до сих пор работает.
Ставлю машину подальше от уличных фонарей, но ближе к дому, чтоб
следить за входом. "Он вернется поздно ночью", - сказала женщина
критического возраста. Будем надеяться, что она не брякнула это наугад и
что Шмитхаген еще не пришел.
Снова обдумываю свои дальнейшие действия, делаю это главным образом
для того, чтоб не заснуть. Без четверти час наконец вижу мужчину, который
приближается к садовой калитке. Однако на этот раз калитка заперта, и,
пока он ее отпирает, я оказываюсь около него.
- Господин Шмитхаген...
Мужчина вздрагивает, но не утрачивает самообладания.
- Я пришел за машиной.
- В такое время? - взволнованно говорит мужчина, невольно нарушая
текст пароля.
- Я пришел за серым "мерседесом", - заканчиваю я свою часть пароля.
- ...не пришли ли вы за черным "вольво", - добавляет Шмитхаген. -
Только, боже мой, в такое время... Идите вслед за мною.
Хозяин обходит дом и ведет меня во внутренний двор.
- Я не могу принять вас в доме, - тихо предупреждает меня Шмитхаген,
прежде чем провернуть ключ в замке. - Проснется жена. Сядьте вон там, на
скамье.
Через пять минут он уже сидит рядом со мной, а я прячу во внутренний
карман толстый конверт.
В конторке "Черного козла", как я и надеялся, произошла смена. Сонный
дежурный вежливо выслушивает мое объяснение - к сожалению, я вынужден
немедленно выехать.
Холл пуст. Улица перед гостиницей - тоже. Сажусь в автомобиль и
трогаюсь.
Фары прорезают во мраке световой туннель, и я лечу в этом туннеле вот
уже столько времени под равномерное гудение мотора, словно оторванный от
окружающего мира, и только сине-белые дорожные знаки напоминают о том, что
окружающий мир еще существует: Умлайтунг - поворот, Аусфарт - выезд из
населенного пункта, "Нюрнберг - 75 км"...
Гоню автомобиль со скоростью двести километров в час - не потому, что
надо очень спешить, а потому, что большая скорость возбуждает нервы и не
дает уснуть за рулем. Не доезжая до предместья Мюнхена, сворачиваю с
автострады на узенький проселок и останавливаюсь около соснового леса;
выключаю мотор автомобиля и пробую сделать то же самое с мотором в голове:
на сон у меня осталось ровно два часа.
Первый из этих двух часов проходит в каком-то идиотском разговоре:
"Вы один, Майкл?"
"Один или нет, какое вам до этого дело, Уильям?"
Да, кажется, постепенно я засыпаю, потому что, когда в моем мозгу
звонит будильник, стрелки на циферблате часов показывают семь. Закуриваю
сигарету, чтобы окончательно проснуться, и снова выезжаю на шоссе.
В Мюнхен я прибываю как раз вовремя. Пью кофе - затрачено четверть
часа, еще четверть на то, чтоб найти место для автомашины. Но вот я уже
стою перед универмагом "Кауфхоф" - за пять минут до торжественного
открытия дверей к сокровищам серийной продукции.
Если бы "Кауфхоф" был лавочкой галстуков или газовых зажигалок, все
было бы очень просто. Стоишь где-нибудь поблизости, так чтобы в поле
зрения попал тротуар перед входом, и ждешь, пока появится Радев.
В "Кауфхофе" есть и галстуки, и зажигалки. Но, к сожалению, там есть
еще миллион других вещей, ибо это четырехэтажный универмаг, который тяжело
даже обойти - где уж там все разглядеть!
Для начала я мог бы воспользоваться методом элиминации: исключить
секторы, где по той или иной причине Земляк вряд ли мог быть. Например,
отделы женской одежды. Толкаться там - значит все время попадаться людям
на глаза. В те джунгли платьев, костюмов и юбок редко проникают мужчины, а
если и проникают, то держатся около своих жен. Или этаж ковров - там
слишком мало покупателей, чтобы остаться незамеченным, если задержаться
немного дольше. Или огромный сектор парфюмерии и косметики, где продавщицы
все время предлагают вам свою помощь. Или первый этаж - гастрономия, - где
нескончаемый людской поток не позволяет задержаться на одном месте.
Итак, порядочно секторов магазина отпадает. Остается сравнительно
небольшое число отделов, на которых можно сосредоточить внимание. Книжный
отдел. Вполне естественно, люди тут задерживаются дольше, разглядывая
альбомы с цветными снимками. Стенды с сувенирами. Тут также можно бродить
сколько хочешь, не вызывая подозрения, ибо выбор сувениров - вещь сложная
и деликатная в том отношении, что никогда не найдешь того, что ищешь. Этаж
модной одежды для мужчин, где каждому разрешено тратить время, созерцая
товары. И наконец, кафе на верхнем этаже - людей там не очень много и не
так уж мало, короче говоря, вполне подходящее место для кратковременной
встречи, участники которой не стремятся быть зафиксированными в памяти
человечества или в архивах полиции.
Элиминация - чудесный метод, которым пользуются миллионы. Объекты
моих наблюдений сведены до минимума - десяток мест, разбросанных на
четырех этажах магазина. Вот если б можно было раздробить и себя на
десяток частей, чтоб одновременно быть везде, - тогда все было бы хорошо.
Так я размышляю, делая пробный обход этажей магазина. Потом снова
стою у входа. Ведь попасть в "Кауфхоф" можно только через входную дверь, и
значит, это надежнейший контрольный пункт.
Одна беда - тут два входа с двух разных улиц. Я стою около одного из
них, куря сигарету и оглядывая толпу. Надо искать оптимальные решения
проблемы, а не торчать перед этим входом, тогда как Петко может пройти
вторым.
Две женщины, видимо, не найдя в магазине того, что искали,
разговаривают, остановившись рядом со мной.
- Лучше заглянем к Херти, - говорит одна.
- Или в другой "Кауфхоф", - предлагает ее подруга.
Следовательно, существует еще и второй "Кауфхоф". Надо решить -
обходить их целый день по определенному графику или рискнуть и задержаться
в одном из них. Короче говоря, попробовать самому найти Радева или дать
ему возможность найти тебя.
Оба способа имеют свои плюсы и минусы. Первый, если посчастливится,
скорее даст результаты, но может случиться и такое, что мы разминемся.
Хотя, если двое ходят по одним и тем же местам, они не могут разминаться
бесконечно. Конечно, остановиться на углу и торчать там до полного
отупения - способ намного надежней. Но топтанье целый день на одном месте
бросается в глаза. А мне никак не хочется привлекать внимание.
Мысль о том, что не стоит привлекать к себе внимание, возникает
одновременно с тем, что я замечаю, как молодая женщина, остановившись
около магазина напротив, мастерски распределяет свое внимание между
дамскими сумочками и моей персоной. Если учесть, что в витрине сумочки
самые модные, то сам факт, что мною интересуются в такой же степени, как и
ими, должен был бы меня радовать.
Первый порыв в таких случаях общеизвестен: раствориться в толпе.
Однако я давно уже перерос возраст первых порывов, так же как и возраст
иллюзий.
Начинаю довольно нахально разглядывать даму. Внешне она не богиня, но
заслуживает внимания: слегка скуластое округлое лицо, другие части тела
еще округлей. Одним словом, породистая немка.
Мой нахальный взгляд сразу же замечен и расшифрован. Вместо
приветливой улыбки, женщина поворачивается ко мне спиной и медленно
удаляется. Она не из тех, кто занимается любовью.
Теперь как раз время скрыться в толпе. Надо оставить этот квартал
хотя бы временно, чтоб заглянуть в другой "Кауфхоф".
Я должен быть благодарен той упитанной немке за то, что она перегнала
меня из одного магазина в другой. Ибо как раз там я и обнаруживаю Петко.
Уже под вечер, когда едва держусь на ногах от хождения туда-сюда. Конечно
же, нахожу его около стенда с рыболовным снаряжением.
Я подошел к нему, когда он сосредоточенно проверял механизм
спиннинговой катушки.
- Здравствуй, Земляк, - бормочу я. Не глядя на него, делаю вид, что
прилип к стенду, и словно нечаянно касаюсь его. - Паспорт, деньги и
инструкции - в кармане твоего плаща. Выезжай первым же поездом на Пассау.
- Эх, браток, бывай здоров... - тихо говорит Петко перед тем, как
покинуть рыболовецкий рай.
А я захожу в какой-то "Винервальд". Говорю "какой-то", ибо
"Винервальд", так же как и "Кюраско", не название конкретного ресторана, а
сеть заведений.
Выбираю стол подальше от входа и витрины и заказываю официантке в
тирольском наряде цыпленка. Если уж мне суждено попасть в западню, так
пусть хоть не с пустым желудком.
Так что же это за женщина, что появилась утром перед "Кауфхофом"?..
Если это не какое-то приятное недоразумение, ее присутствие
свидетельствует о внимании со стороны Сеймура к моей скромной персоне. В
случае, если американец установил за мною наблюдение, мое прибытие в
гостиницу заметили и одновременно засекли мой автомобиль - марку, цвет,
номер. Отныне серенький незаметный БМВ становится моей ахиллесовой пятой.
Лучше было бы остановить его. Но, к сожалению, это невозможно.
Автомобиль для меня - единственный способ незаметно пересечь границу в
каком-то маленьком отдаленном приграничном пункте. Конечно, при условии,
если Сеймур не определил наперед моей судьбы. Если же он это уже
предусмотрел, мое положение одинаково безнадежно с автомобилем или без
автомобиля.
Чем я рискую? По меньшей мере - засудят за умышленное убийство; это
то, чего я едва избежал в Копенгагене. То обстоятельство, что я
путешествую с фальшивым паспортом, немного добавит к моим грехам.
Что выиграет американец, воскресив давно забытую историю? Конечно,
ничего. Даже если он по каким-то причинам хотел учинить надо мной
расправу, почему он этого не сделал, когда я был в его руках? Зачем было
отпускать меня, чтоб потом гоняться снова? Ведь я теперь мог быть уже за
границей Федеративной республики, если бы не эта задержка в Мюнхене ради
Петко.
Та женщина в самом деле была похожа на "хвост" - у меня на такие вещи
глаз наметан, - но где гарантия, что она следила именно за мной? Даже если
ее послал американец, это еще не означает, что он имеет намерение
задержать меня.
Через пятнадцать минут я принимаюсь за кофе и прихожу к твердому
выводу, что все выяснится, как только я возвращусь к своему БМВ. Очень
рискованная проверка, но она неизбежна. Без автомобиля я ни на что не
годен. И наконец, если существует какая-то опасность, лучше узнать об этом
тут, около автомобиля, чем потом, на границе, в присутствии лиц в
униформе. Рассчитываюсь с официанткой и выхожу.
Автомобиль стоит у дома "Дрезденер банк" и плотно зажат спереди и
сзади двумя другими машинами. Это уже не случайность. Я мог бы
возвратиться назад, пока меня не заметили, еще есть такая возможность, но
будет ли от этого какая-то польза?
Уверенно приближаюсь к автомобилю. Что и говорить - его хорошо
забаррикадировали. Если бы мне только удалось хоть на полметра подвинуть
зеленый "мерседес" впереди...
- Это вам не удастся, - слышу спокойный женский голос именно в тот
миг, когда пытаюсь воплотить в жизнь свой замысел.
Дама выходит из-под темной арки, где она нашла себе укрытие, и делает
несколько шагов ко мне. Вряд ли надо понять, что это та самая.
- Так включите мотор и продвиньтесь немного вперед, - замечаю я,
прекращая свои тщетные физические упражнения. - Надо как-то разойтись.
- Зачем расходиться? - так же спокойно спрашивает дама. - Вы лучше
заходите!
Она открывает правую дверцу "мерседеса" и приглашает меня садиться на
место рядом с водителем, которое называют местом покойником.
- Вот это да! - говорю я. - Мы поедем к вам?
- Может быть, когда-нибудь, - отвечает женщина. - Но не сейчас.
- Следовательно?
- Вас хочет видеть один ваш знакомый.
- Кто именно? У меня много знакомых.
- Могли бы догадаться, - говорит она.
2
Ресторан на первом этаже с видом на Карл-плац. Уютное заведение с
модерновой мебелью, кельнеры в смокингах. Сеймур устроился за столиком
около широкого окна. Он чуть заметно кивает нам и говорит:
- Прошу, Альбер. Я думал, что мы вместе поужинаем, но вы очень
опоздали.
- Я не голодна, - замечает дама, когда мы садимся. - Разве что выпить
бы чего-нибудь, а то немного замерзла.
- Я тоже поужинал, - заявляю я, в свою очередь.
Альбер... Следовательно, он уже знает мое новое имя - из тех, какими
я уже пользовался. Альбер Каре - бельгиец по национальности, торговец по
профессии. Почему бы не возвратиться к нему снова, если это лицо не
скомпрометировало себя! Оформить новые документы не так просто.
- Я бы выпила скотч, - говорит дама.
- Я тоже.
- Три скотча, - заказывает Сеймур. И когда официант в смокинге
отходит, добавляет: - Надеюсь, вы уже познакомились?
- Только что узнала от вас его имя, - ответила женщина. И, посмотрев
на меня, отрекомендовалась: - Меня зовут Мод.
- Ее зовут Мод, Альбер, - подтверждает американец. - Запомните это
имя. Думаю, вы станете если не друзьями, то по крайней мере добрыми
знакомыми. Это будет только на пользу нашей совместной работе. Но не
путайте работу с развлечениями.
Мы молча выпиваем принесенный напиток, после чего Мод, словно по
невидимому знаку Сеймура, поднимается и уходит.
- Видимо, вы ждете объяснения? - говорит Сеймур, когда и мы
оказываемся на улице. - Поэтому я начну с объяснения.
Однако он не торопится - то ли обдумывает, как начать, то ли потому,
что нам надо спуститься эскалатором в подземный переход. И только после
того, как мы выбираемся из-под Карл-плац и уже идем по почти безлюдной
Нойхаузерштрассе, продолжает:
- Вчера вечером я говорил, что вам не надо меня бояться. Сказанное
остается в силе, но при определенных условиях.
- Разумеется. И мне очень неудобно, что, сделав такой жест, я теперь
вынужден запугивать вас. Но, Майкл, вы же знаете, какая у нас профессия:
человек нечасто может действовать в согласии со своими личными желаниями.
Я оставляю без внимания эти обобщения, ожидая, что будет дальше.
- Если бы я не пригласил вас заглянуть к "Черному козлу", наверное,
мы больше не увиделись бы. Но что поделаешь - одна случайность тянет за
собой другую. Один из моих помощников увидел вас в холле гостиницы. К
вашему счастью, он не знает, кто вы на самом деле, но когда-то видел вас в
компании другого господина, который в данном случае нас интересует.
- Ну и что?
- Речь идет только о том, чтоб вы узнали того человека, Майкл.
- Решили использовать меня?..
- Не волнуйтесь. Я не требую от вас предательства. Тот тип не из
ваших людей. Скорее наоборот: он западный агент.
- Я не поддерживаю связи с такими людьми.
- Поддерживали. Хотя и не дружеские. Следовательно, вы не будете
действовать вопреки вашей совести. В конце концов я не могу заставить вас
сказать: "Я его знаю..."
- Но что это за человек?
- Это скажете нам вы. Мы его знаем под одной фамилией, вы - под
другой. У нас возникло сомнение: не работает ли он на двух шефов? Только
успокойтесь: он поставляет информацию не о вас, а о наших союзниках. Ни
для кого не секрет, что союзники шпионят друг за другом.
- Что вам надо от меня конкретно?
- Собственно, ничего. Точнее, маленькая услуга. Вы будете
сопровождать Мод или ее подруг. Будете кавалером. Если не ошибаюсь, вы,
кажется, когда-то имели к этому склонность.
Несколько минут мы молча идем вдоль ярко освещенных витрин.
- Она будет спрашивать вас: "Знаете ли вы этого человека?"
Единственное, что требуется от вас, это точно отвечать на вопрос.
- Только и всего?
Очень странно. Если Уильям захочет что-то о ком-то узнать, он сможет
сделать это через другие каналы, не обращаясь ко мне. Разве что решил
скомпрометировать ту личность связью со мной, доказать, что она связана с
коммунистами? Или же он использует меня совсем с другой целью, которую я в
данный момент не могу разгадать.
Американец остановился, достал пачку сигарет, предложил мне и
закуривает сам.
- Над чем вы ломаете голову, Майкл?
- Вы назойливо называете меня Майклом, - заметил я.
- Это просто привычка. Я хорошо знаю, что вы не Майкл. Точно так же,
как и не Альбер.
- Так записано в моем паспорте...
- О, в паспорте! Понятно, вы останетесь Майклом только для меня, и то
когда мы одни. Имейте в виду: кто вы, известно лишь мне одному. Женщины
ничего не знают.
- Какую же версию относительно меня вы приготовили для женщин?
- Зачем готовить мне, когда вы сами все сделали. Мы принимаем вашу
легенду - и все.
- Если вы со всем соглашаетесь, то почему бы вам не принять мое
предложение?
- Какое? Дать вам сесть в автомобиль и отвалить?
- Вот именно.
- Это невозможно, Майкл. После того как мой человек увидел вас, это
уже невозможно.
- А если я все-таки попробую?
- Во-первых, это будет напрасная попытка. И во-вторых, она обернется
для вас катастрофой.
- В каком смысле?
- Не вынуждайте меня прибегать к угрозам. Вы все прекрасно понимаете.
Возможно, вы никого не убивали, но для западной полиции вы убийца. Не хочу
повторять, кто вы такой для нас там, за океаном.
В самом деле, он не угрожает. Просто доводит до моего сведения то,
что мне и без него понятно.
- Хорошо, Уильям, я сдаюсь. Если мои функции сводятся только к
идентификации...
- Да, да, - прерывает меня Сеймур. - Я понимаю, что вы хотите
сказать. Надеюсь, вы не будете прибегать к попыткам скрыться. Если я вам
говорю, что у вас нет никакой возможности освободиться, вы должны мне
верить... А теперь, - говорит Сеймур, медленно поворачивая назад, - пойдем
к вашему автомобилю. Потом я проведу вас в гостиницу, где остановилась
Мод. Комната для вас заказана. Дальнейшие директивы получите завтра утром.
Я лично не смогу все время ходить с вами, вы будете иметь дело
преимущественно с дамами. И, зная вашу склонность использовать женщин в
личных целях, хочу предупредить: не тешьте себя иллюзиями относительно
этих дам. Они профессионалки. Кое в чем они, по-моему, даже педантичней,
чем я. Следовательно, не мешайте проведению операции, которая, судя по
всему, должна пройти легко и без осложнений даже для вас.
И он повел меня к неизвестной гостинице и неизвестной цели.
Гостиница "Четыре времени года" отличалась не только своим длинным
названием, но и просторными холлами; много картин, люстр и зеркал. Вообще
в больших гостиницах привыкли завоевывать престиж главным образом
роскошными холлами, а вот о жилых помещениях там заботятся значительно
меньше. Вполне логично: холл подбивает тебя снять номер именно в этой
гостинице, а когда ты уже номер снял, воспринимаешь его скромный вид с
философским спокойствием.
Собственно, у меня комната хорошая. Обои цвета блеклого золота,
старинная мебель с оливково-зеленой обивкой и, что самое главное, -
большая мягкая кровать.
Но сон не идет ко мне. При полной изоляции, в которой я очутился,
остается единственная - ненадежная - возможность выйти на связь - это
человек из Висбадена.
Но неизвестно, в каком он положении, не находится ли он сам под
наблюдением. И как связаться с ним после того, как ты оказался в плену?
Неизвестно, как оставить адрес, чтоб тебя нашли свои. Неизвестно даже,
смогут ли вовремя передать твое послание, ибо, если его получат уже после
того, как ты окажешься в каком-то полицейском подвале, вряд ли будет
большая польза от твоих письменных упражнений...
Когда и как заснул - не знаю. Просыпаюсь потому, что возле моей
головы мягко звонит телефон. Раскрываю глаза. За окном уже день.
- Альбер, вы уже завтракали? - раздается в трубке приятный женский
голос.
- Нет. Во время сна я никогда не завтракаю.
- Тогда мы могли бы позавтракать вместе примерно через полчаса...
- Хорошо. Я успею собраться.
Полчаса, конечно, вполне достаточно, чтоб побриться, принять душ и
одеться. Но приказной тон, каким дама говорила со мной, мне не понравился,
и я выхожу к ней через сорок минут.
Мод сидит за столом, никак не показывая своего отношения к тому, что
я опоздал. Десять часов утра. Просторная столовая пуста.
- Надеюсь, я не заставил вас ждать, - учтиво говорю я.
- Я думала, что торговцы - народ пунктуальный.
- Улыбнитесь, - говорю я. - Сегодня будет чудесный день.
Ее лицо и в самом деле осветилось легкой улыбкой. Легкой и, кажется,
иронической.
- Договоримся наперед не говорить о погоде. И вообще вам
необязательно развлекать меня разговором.
- Хорошо, я буду молчать. Если вы настаиваете.
- Я ни на чем не настаиваю, - произносит она, словно я ребенок,
которому надо объяснять элементарные вещи. - Просто хочу, чтобы вы не
делали лишних усилий. Считайте меня служебным лицом.
Кельнер приносит кофе, а вместе с ним булочку, масло, конфитюр.
- Не скажете ли вы мне, как служебное лицо, какие у нас планы?
- Наш общий знакомый вам об этом говорил, - отвечает Мод.
- Я имею в виду сегодняшний день.
- Поедем во Франкфурт.
Дама поднимает на меня глаза. Большие, темно-карие, они сообщают: тут
не место для разговоров.
- У вас красивые глаза, - говорю я.
- Я позабочусь о том, чтоб вынесли чемоданы, и расплачусь, - говорит
Мод, поднимаясь. - Подождите меня в холле.
Что и говорить: служебное лицо.
В подземном гараже гостиницы возникла небольшая размолвка.
- Вы куда? - спросила дама, увидев, что я направляюсь к своему БМВ. -
Мы поедем вместе.
- Конечно, но каждый в своем автомобиле.
- Вы поедете в моем автомобиле, Альбер.
- Но наш общий знакомый мне этого не говорил...
- Он говорил мне. Со временем вы снова получите свой автомобиль. А
пока что кладите сюда свой чемодан.
Сажусь в зеленый "мерседес" на место покойников. В отличие от моего
БМВ, пропитанного запахом бензина и табака, тут господствует легкий запах
парфюмерии.
Она ловко выводит "мерседес" из гаража. Опытного водителя видно по
тому, как он трогается с места. Максимилианштрассе залита солнцем. Мод
держит руль левой рукой, правой вынимает из сумки черные очки, и я
вспоминаю бывшую секретаршу Сеймура - Грейс, хотя ее очки были не темные.
Если не принимать во внимание очки, то сходство между Грейс и Мод
такое же, как между небом и землей. Та была стройная, нервная,
агрессивная. А эта - "в здоровом теле - здоровый дух",
спокойно-самоуверенна и холодно-доброжелательна. Чистое, матово-белое
лицо, под бледно-лиловой поплиновой блузкой выделяется большой бюст,
массивные бедра обтягивает юбка на серой английской фланели. Нет, у
Сеймура не такой вкус. Служебное лицо - и только.
Объезжаем бензоколонку и выезжаем на автостраду. Точнее сказать:
въезжаем в автостраду, ибо это особый мир, ограниченный с боков бетонными
рвами, где денно и нощно нескончаемые потоки механических кровяных телец
циркулируют в бетонных венах.
Изолированный, оторванный от всего окружающего мир двух измерений,
сведенный к двум направлениям - того, откуда ты едешь, и того, куда едешь,
- серая лента, которая непрерывно раскручивается под тобой, связывая то,
что было, с тем, что будет.
- У меня такое чувство, будто вы работали на радио, - говорю я
немного погодя.
- Если это вас так интересует, так я действительно там работала.
- У вас такой мелодичный, хорошо поставленный голос.
- Не понимаю, чем вам не нравится мой голос? - небрежно бросает Мод.
- Ничем. Просто он мне напоминает магнитофонную запись...
- В таком случае ни о чем меня не расспрашивайте. Будете молчать вы -
будет молчать и мой магнитофон.
- Почему же! Тембр вашего голоса мне приятен. К тому же у меня к вам
вопрос.
Женщина молчит, глядя на бетонную ленту, что бежит нам навстречу.
Прибываем во Франкфурт около трех часов. Гостиница "Континенталь",
где мы останавливаемся, несмотря на громкое название, - стандартная
гостиница среднего уровня. Когда мы поднимаемся в лифте в сопровождении
мальчика с чемоданами, дама предлагает:
- Примем ванну и тогда спустимся пообедать.
- Я не голоден.
- Тогда я закажу что-нибудь себе в комнату.
- Если вы будете делать заказ, попросите, чтоб мне в номер принесли
газеты.
- Хорошо.
Комнаты на четвертом этаже, но довольно далеко одна от другой. Моя -
в конце коридора, и, пока мальчик отпирает дверь, я замечаю в глубине еще
один лифт, видимо служебный.
Через несколько минут после того, как я распаковал свои вещи,
принесли газеты. Наскоро просматриваю одну из них: надо же знать, что
происходит в мире. Потом, по привычке, сгибаю ее на финансовой странице и
бросаю на кровать. Теперь надо ждать телефонного звонка. Вскоре дожидаюсь
и этого.
- Принесли ли вам газеты? - слышу голос дикторши.
- Да, благодарю.
Через полчаса она определенно позвонит снова, чтоб поинтересоваться,
прочитал ли я их. А еще со временем захочет узнать, не проголодался ли я.
Проверим. Звонить она будет непременно, но я не могу терять из-за этого
свой последний шанс.
Тихонько выхожу в коридор, цепляю на дверь найденную в комнате
табличку с надписью: "Прошу не беспокоить", запираю номер и крадусь к
лифту.
Грузовой лифт опускает меня в партер служебной части гостиницы. В
глубине коридора - выход на улицу. В помещении - ни души. Сквозь
приоткрытую дверь замечаю женщину, занятую сортировкой простыней, но она
меня не видит.
"Континенталь" стоит на площади около вокзала, где всегда дежурят
такси. Беру первое попавшееся и бросаю шоферу:
- Висбаден - и обратно. Чем быстрее, тем лучше.
Мне посчастливилось. Водитель из тех юношей - с длинными волосами, в
черной спортивной куртке, - для которых вождение автомобиля и профессия, и
спорт. Я уже чуть ли не жалею, что сел к нему. В моих обстоятельствах
быстрая езда - это хорошо, но еще лучше возвратиться назад живым.
Когда сегодня утром Мод сказала: "Франкфурт", я сразу же подумал:
"Это твой последний шанс, смотри, чтоб его не потерять". Ибо, если бы она
назвала Гамбург, Любек или какой-то еще город в том направлении, это
означало бы конец всем надеждам.
...Часы показывают около пяти, когда я говорю водителю: "Остановись",
вручаю ему банкнот, чтоб не волновался, что не возвращусь, и скрываюсь за
углом.
В этот день мне в самом деле везет. Приближаясь к знакомому дому,
вижу Шмитхагена - он возится около автомобиля перед садовой калиткой.
Шмитхаген также замечает меня издалека и, когда я подхожу, грустно
говорит:
- Это вы...
- Наверное, предпоследний раз, - успокаиваю его.
- Лучше, чтоб это было в последний, - ворчит он. - Жена, сосед, я же
вам говорил...
- Да, да, но, разговаривая, жестикулируйте, будто вы мне показываете
дорогу...
Ну и чудак: остерегается соседей, а не думает о том, что, возможно,
кто-то следит за мной.
Услыхав мой совет, Шмитхаген показывает рукой в конец улицы, потом
направо, налево, словно флюгер.
- Довольно, - киваю я, словно благодарю. - Записку я бросил в окошко
автомобиля. Проследите, чтоб ее немедленно переправили.
- Только завтра, раньше не выйдет, - предупреждает Шмитхаген.
Голос его я слышу уже у себя за спиной, ибо направляюсь к такси.
Водитель ждет там, где я его оставил. Порядочный парень. И
неразговорчивый, что очень важно. Возвращение назад тоже связано с
серьезной опасностью, зато добираюсь до гостиницы намного раньше, чем
надеялся.
В номере у меня звонит телефон. Не обращаю на него внимания,
переодеваюсь - надеваю пижаму, вытягиваюсь на кровати и почти засыпаю.
Чуть погодя стучат в дверь. Сначала тихонько, потом - громче. Неторопливо
поднимаюсь и отпираю.
- Где вы ходили, Альбер? - любезно спрашивает Мод и входит в комнату,
не обращая внимания на то, что я в пижаме. И не только входит, а еще и
садится на стул, закинув ногу на ногу. Значит, разговора не избежать.
- Я был в постели. Разве не видно?
- Я три раза вам звонила.
- Наверное, я спал.
- И два раза стучала в дверь.
- Видимо, вы не заметили табличку: "Прошу не беспокоить".
- Это для прислуги. А я не прислуга.
- Дверь не прозрачная, откуда мне было знать, что это вы?
- И все-таки куда вы ходили?
Тон мягкий, как всегда, но я уже хорошо изучил его, чтоб понимать,
что к чему.
- Знаете, Мод, - говорю я, садясь на стул напротив, - мне ничего не
мешает признаться, что я действительно выходил, и даже подтвердить это
перед нашим общим знакомым. Но такое признание повредит только вам. Вы
согласны со мной?
Она молча смотрит на меня, но лицо ее ничего не выражает - само
внимание! Ну а мое внимание распределено между ее лицом и скрещенными
ножками.
- Не хочу хвастаться, но я могу очень усложнить вашу миссию игрой в
прятки - и тогда наш общий знакомый будет считать вас никчемной. Поэтому
договоримся так: не будем компрометировать друг друга.
- Но я не могу позволить вам делать что вздумается.
- Я и не собираюсь делать что-то такое, что могло бы усложнить наше
общее задание. Речь идет лишь о том, чтоб не надоедать друг другу.
- Разве я вам надоела?
- Вообще говоря, не очень. Если не обращать внимания на мелочи: утром
вы меня разбудили, а теперь мешаете заснуть.
Женщина смотрит на меня, а я на нее. Если уж Сеймур отрекомендовал
меня как бабника, надо подкрепить эту рекомендацию, но не перебрать.
Приятное лицо, приятный ясный взгляд, приятная полуулыбка, которая,
едва появившись, сразу же угасает. Нетрудно догадаться, что кроется за
этим приветливым фасадом: карие глаза изучают собеседника, красивые
высокие брови дергаются от напряженных раздумий, уголки полных губ
кривятся в недоверчивой улыбке, частые паузы в разговоре свидетельствуют о
настороженности - одним словом, обычные рефлексы профессионалки среднего
уровня.
Фигура у этой дамы довольно пропорциональна. В случае нужды Мод могла
бы зарабатывать себе на хлеб как натурщица.
Но сейчас ей вряд ли угрожает нужда. Лиловая блузка, серая юбка и
серые туфли на высоких каблуках придают тот элегантный вид, который
свидетельствует о жизненном достатке, а бриллиант на маленьком перстне на
левой руке, кажется, настоящий.
- Следовательно, вы предлагаете мне что-то вроде джентльменского
соглашения? - наконец говорит Мод с чуть заметной усмешкой.
- Когда вы меня так сосредоточенно изучаете, можете не усмехаться, -
замечаю я. - Это рассеивает ваше внимание.
- Вы тоже изучаете меня, но я не делаю вам замечаний.
- Я лишь любуюсь вами.
- Оставьте дешевые комплименты. На меня они не действуют.
- Вы пресыщены ими.
- Нет. Просто я не такая дуреха, как вам кажется. А что касается
соглашения, то должна вам сказать, что я заключаю соглашения только со
своими работодателями.
- Очень сожалею, что вы так истолковали мои слова.
- Извините, если ошиблась. В таком случае можете быть уверены, что и
без любого соглашения я буду стараться не беспокоить вас.
- Чудесно. Только этого я и хотел.
- А я хочу еще чего-то, - молвит дама, поднимаясь. - Скажем, хорошо
поужинать. Своими выдумками вы испортили мне аппетит, но теперь я
чувствую, что он возвратился.
- Еще нет шести... - напоминаю я.
- Неужто вы живете по часам? - сводит брови Мод. - Вы не похожи на
такого... - И, направляясь к двери, добавляет: - Будете ждать меня внизу,
хорошо?
В ресторане я ем медленно: разжевывая пищу, я "пережевываю" и мысли.
А они у меня не очень веселые.
Послание, переданное Шмитхагену, было нацарапано еще утром в
гостинице. Совсем коротенькое сообщение о ситуации, которая создалась.
Теперь остается ждать инструкции и канал для отступления. Ответ должен
прийти снова к Шмитхагену, ибо я не имел возможности дать другой адрес.
Когда придет ответ и смогу ли я в ближайшее время побывать в Висбадене,
чтоб получить его? - вот вопрос, который сейчас беспокоит меня.
Наливаю себе немного кьянти. Я бы налил и даме, но ее бокал полон.
Мод абсолютно уверена, что я выходил из своей комнаты, и неизвестно,
как истолковала мой поступок, однако именно этим поступком я возбудил ее
интерес. Утром она почти не обращала на меня внимания, а теперь пристально
изучает.
- Полагаю, вы уже получили инструкции? - спрашиваю я.
- Инструкции такие: остаемся тут.
Может быть, Мод ничего и не знает. Сеймур вряд ли посвящает ее в свои
планы. Просто каждый раз дает отдельные задания. "Немного терпения", -
приказываю себе. Немного терпения, больше болтовни - это наилучший способ
убить время.
- Можно сменить обстановку, - предлагает Мод, посмотрев на часы.
Эдакий непринужденный жест, непринужденное и предложение, но люди
нашей профессии подозрительны. "Начинаются общие подходы", - думаю я. Ну и
что? Пусть начинаются!
- Я слыхал, что Франкфурт славился когда-то местами ночных
развлечений, - бросаю я пробный шар.
- В наше время развлекаться можно одинаково и днем и ночью, -
небрежно отвечает дама.
- Да, но тут ночная жизнь была особенно оживленная, - не сдаюсь я. -
Что нам мешает посмотреть на нее?
- Ничего, кроме времени, - отвечает Мод. - Насколько мне известно,
развлекательные программы начинаются здесь где-то в одиннадцать. Пойдем
выпьем в "Глобус", а потом заглянем еще куда-нибудь.
"Но ты же не пьешь!" - думаю я, а вслух говорю:
- Великолепная идея!
Я никогда не слыхал о "Глобусе", видимо, он не фигурирует среди
достопримечательных мест Франкфурта. Маленький, ничем не примечательный
бар. Зеленые и розовые неоновые огни, зеркала, миниатюрные кресла, обитые
черной искусственной кожей, да еще полки с бутылками за медным прилавком -
этим и исчерпывается модерновая меблировка. Посетители преимущественно
мужчины, специфическая внешность и язык которых свидетельствуют о том, что
большинство клиентов - американские офицеры в гражданском.
Мы устраиваемся за маленьким столиком в уголке за баром, где никому
нет до нас дела, в том числе и кельнеру, перегруженному заказами. "И это
уютное заведение?" - хочется мне спросить, но вместо этого я говорю:
- Что вы будете пить?
- Кока-колу.
Я иду к стойке, беру кока-колу, себе скотч, расплачиваюсь и
возвращаюсь к столу.
- А вы энергичный, - констатирует Мод.
- Да. В мелочах.
- И к тому же скромный.
- Когда нечем похвалиться, человек всегда скромен.
Дама машинально поддерживает разговор. Ее внимание сосредоточено на
посетителях. Да, она профессионалка, но среднего уровня. Отбросив ее
притворное безразличие, легко заметить, как пристально присматривается она
ко всем.
- Я думал - вы немка, а оказывается - американка, - замечаю я.
- Вы уже дважды угадали. Сперва про радио, теперь мое происхождение.
Не надо так часто угадывать, Альбер. Это не к лицу обыкновенному торговцу.
Я оставляю ее реплику без внимания, и она продолжает:
- По матери я немка, а по отцу - американка.
- Но выросли в Штатах.
- Снова угадали. Только на этот раз не засчитывается - угадать это
было очень легко: американцы не переселяются в Европу, скорее наоборот.
Так случилось с моей матерью.
Слова звучат как прелюдия к семейной истории. Выходит, я ошибся: эта
женщина подхватывает любую тему, но не любит доводить разговор до конца.
Да, в конце концов, какое это имеет значение? Важно что-то говорить,
убивая время.
Мод уже не изучает публику, ее темно-карие глаза смотрят в сторону
дверей. Взгляды всех - мой также - направлены туда.
Женщина, которая вошла, свободно смогла бы дать фору моей даме. В
этом заведении появление Мод почти не заметили, она не из тех эффектных
дамочек, на которых мужчины оглядываются на улицах. А эта... секс-бомба,
да еще и высокого класса!
Секс-бомбу сопровождает какой-то бесцветный тип в твидовом пиджаке и
серых брюках.
Под ливнем восхищенных взглядов новоприбывшая направляется к нашему
столику.
- Мод, милая, я тебя увидела еще из дверей, - протяжно звучит ее
мелодичный голос. - Не возражаешь, если мы выпьем с вами? - Это Добс, если
вы незнакомы.
- А это - господин Каре, - говорит Мод, перехватив взгляд секс-бомбы,
которая посмотрела на меня. - Размещайтесь.
Секс-бомбу зовут Сандрой. То, что она говорит, мало чем отличается от
болтовни первой попавшейся секретарши или машинистки.
Меня она словно не замечает: это очень удобно, так как освобождает от
необходимости искать темы для светского разговора. И все же, когда эта
пара немного погодя оставляет нас, секс-бомба, прощаясь с Мод, не забывает
бросить и мне:
- До свидания, мистер Каре.
Глаза Мод уже не следят за входом. Если она надеялась с кем-то тут
встретиться, то это была, очевидно, Сандра, хотя я и не понимаю смысла
этой встречи.
- Вам надоело? - через некоторое время спрашивает Мод.
- Пробую привыкнуть.
- Моя подруга не понравилась?
- А надо, чтоб она мне понравилась? - уклончиво отвечаю я, верный
правилу: никогда не хвали женщине другую.
- Вы довольно долго ее рассматривали.
- Не надо преувеличивать. Когда нечего делать, можно рассматривать и
носок своего ботинка.
- Сожалею, что довела вас до такого состояния. И складываю оружие.
Отныне инициатива в ваших руках.
Выходим из "Глобуса" и берем курс снова в направлении вокзала - туда,
где находится квартал "ночной жизни".
Сворачиваем наугад в какую-то бетонную арку, увенчанную белой
надписью "Эрос", и попадаем в настоящий лабиринт коридоров, по стенам
которых стоят женщины в чрезмерно коротких платьях, хотя мода на мини уже
давно прошла, и чрезмерно оголенные. Они не приглашают ни словами, ни
жестами - во-первых, это запрещено, а во-вторых, если они уже тут, значит,
предлагают себя. А клиентов мало. Преобладают зрители, такие как мы,
неторопливо проходящие мимо этих женщин, застывших под темным
электрическим светом, словно персонажи нелегкой пантомимы.
- Зачем вы привели меня сюда? - спрашивает Мод. - Видимо, не для
того, чтоб я помогла вам в выборе?
- Разве это я вас привел? Я же только сопровождаю вас.
- Но мы ведь договорились, что инициативу вы берете в свои руки!
Вот так, впервые инициатива оказалась в моих руках, а я даже не знаю,
что с нею делать.
- Зайдем куда-нибудь, - предлагаю я, когда мы выбираемся из лабиринта
и снова оказываемся на улице.
- Только не в эти кабаре, где артистки тычут тебе под нос свои бедра.
- Мод гадливо кривит губы.
- У меня идея!
- Ну, говорите.
- Пойдем в гостиницу и ляжем спать.
Итак, мы возвращаемся в гостиницу, поднимаемся на четвертый этаж
лифтом и желаем друг другу спокойной ночи.
Но прежде чем разойтись по комнатам, Мод говорит:
- Альбер, не считайте меня нахалкой, если я попрошу вас не оставлять
гостиницу, не предупредив меня. Должна вам сказать, что Франкфурт -
довольно опасный город, особенно ночью.
- Не волнуйтесь, - отвечаю я. - А если хотите быть совсем спокойной,
можете взять меня в свою комнату.
- Лучше идите к себе. - Ее голос дикторши звучит приглушенно-мягко. -
Ничто так не укрепляет здоровье, как спокойный сон и одиночество. Знаю это
по собственному опыту.
3
- Мне необходим ваш паспорт, Альбер, - говорит Мод на следующее утро.
- Зачем?
- Это связано с определенными формальностями.
С этой женщиной напрасно спорить. Четвертый день мы с нею в этом
городе, но я изучил ее достаточно хорошо. Она любезна и уступчива во всем,
кроме главного - того, что касается плана. Того плана, что у нее в голове.
Того плана, о котором мне по сию пору ничего не известно.
Когда недостает сведений, остаются догадки. Фразу "несколько дней",
наверное, надо было понимать как несколько недель. То ли потому, что
американец меня обманул, или же потому, что изменился план, или потому,
что возникли непредвиденные осложнения. Как бы там ни было, нервозность не
поможет.
Когда приходится ждать, а тебе не терпится, лучше всего повторять:
все, что делается, - к лучшему. Допустим, что Шмитхаген передал мое
послание на следующий день, что оно появилось на столе у генерала еще
через день, а Центр имел под рукой все необходимое, - тогда можно
рассчитывать, что в четверг или в пятницу Шмитхаген получит еще один
конверт с документами и указаниями - только на этот раз уже не для Петко
Земляка, а для меня.
Не раньше чем в четверг или пятницу. А сегодня вторник.
Следовательно, надо подождать. Я готов ждать до посинения, лишь бы только
моей даме не пришло в голову переехать из Франкфурта в Дюссельдорф или
Бремен.
- А как же передвигаться без паспорта? - спрашиваю после
продолжительной паузы.
- Точно так, как вы передвигаетесь сейчас. Паспорт - не средство
передвижения.
Предыдущие дни мы согласно с моими пожеланиями находились каждый в
своей комнате, за исключением совместных походов в ресторан и кафе. Два
раза за время таких вылазок Мод встречалась со своими знакомыми и
обменивалась с ними несколькими словами. Очевидно, случайные встречи со
случайными знакомыми, ибо я не слыхал адресованной мне фразы: знаете ли вы
этого человека?
А сегодня незадолго до обеда она неожиданно заглянула ко мне в
комнату:
- Альбер, мне надо купить крем для лица. Не будете ли вы так добры
сопроводить меня?
Эта любезная фраза на самом деле означала: иди со мной.
- Зачем вам крем? - сказал я, лишь бы что-то сказать. - У вас
чудесная кожа. Если вы прикажете мне вас поцеловать, я соглашусь.
- Если у женщины хорошая кожа - значит, она старательно следит за
ней, - ответила дама, оставив мое предложение без внимания.
- Не лучше отложить покупку на более позднее время, а сейчас
заскочить куда-нибудь пообедать? - предлагаю я.
- Сделаем и то и другое, - говорит Мод. - Только на пять минут
забежим в "Карлштадт". Как раз за этим магазином есть чудесный ресторан.
Предложение подано как чистейшая импровизация. Но в наших кругах люди
недоверчивы, и я подозреваю, что покупка - только повод для того, чтоб
затянуть меня именно в этот чудесный ресторанчик за "Карлштадтом".
Подозрение перерастает в уверенность: когда через каких-то четверть часа
после того, как мы уселись, к нашему столу подходит невысокий, смахивающий
на пивную бочку, краснощекий господин.
- О Мод! Куда вы исчезли? - радостно выкрикивает незнакомец.
- Вот я перед вами, Франк, - успокаивает его дама. - Садитесь, если у
вас нет другой компании. Это - господин Каре.
Оказывается, что у незнакомца нет другой компании и он очень-очень
рад познакомиться с господином Каре.
Судя по тому, как разговаривает краснощекий с кельнером, он тут
постоянный посетитель, хорошо знает не только кухню, но и винные погреба
этого заведения.
Первого поданного блюда мне вполне достаточно, чтоб утолить голод,
поэтому появление еще и свиной ноги меня больше пугает, чем радует.
Отодвигаю тарелку и зажигаю сигарету. Это не остается незамеченным.
- Какое варварство, уважаемый господин Каре! - замечает Франк с
полным ртом. - Эта свинья пожертвовала своей жизнью ради нас, а вы
отвечаете на ее самопожертвование неуважением.
- У Альбера всегда плохой аппетит, - старается оправдать меня Мод. -
Но у него есть другие достоинства. Он с первого взгляда определяет
профессию и происхождение человека.
- Боюсь, что ко мне вам придется присматриваться долго, - скептически
качает головой Франк. - Ну хорошо, смотрите сколько хотите, и делайте свои
выводы.
Он вызывающе моргает своими блестящими темными глазами, потом снова
переключает свое внимание на свиную ногу.
- Наверное, Мод переоценила мои возможности, - замечаю я. - Но если
речь идет об угадывании, то вы американец немецкого происхождения, видимо
торговец.
- Я же вам говорила, что он угадывает! - довольно улыбается дама.
- А я разве не говорил, что со мной дело сложное? - возражает
толстяк. - Чтоб ваш ответ был точнее, надо было добавить для приправы и
кое-что итальянское.
- Не будьте таким мелочным, - протестует Мод. - Альбер угадал.
- Я совсем не мелочный, - протестует, в свою очередь, Франк. - Для
меня эта итальянская приправа очень важна. Мать у меня была итальянка,
отец - немец, и мое рождение связано с созданием политической оси Рим -
Берлин, смерть отца связана с крахом этой оси в борьбе с большевиками, а
следующий брак моей матери - с приходом американцев.
- Хорошо хоть, что ваша мать не вступила в брак с русским, - бросает
Мод.
- Расположение фронтов исключало такую опасность, - замечает Франк. -
Но если учесть, как развиваются события, не будет ничего удивительного,
если ваша дочь или даже вы сами выйдете замуж за китайца.
- Кажется, я уже говорила вам, Франк, что ваши шутки...
- Никаких шуток, милая, никаких шуток. В один прекрасный день в самом
деле может случиться так, что нам придется выбирать между китайцами и
русскими. Что вы думаете по этому поводу, уважаемый Каре?
- Меня больше волнует финансовый застой, - бормочу я.
- Что ж, Франк, - говорит через какое-то время Мод, отодвигая от себя
пустую посуду. - Альбер боится кризиса, вы боитесь русских и китайцев,
вообще у каждого свои страхи.
- Нет, милая, я ничего не боюсь, - возражает толстяк. - Думаю, пока
китайцы завладеют этим миром, я успею перебраться на тот свет... Римская
империя рушилась целых два столетия. Наша агония продлится, по крайней
мере, несколько десятилетий.
- На вас плохо сказывается пребывание в Европе, - констатирует дама.
И, обращаясь ко мне, поясняет: - Фрак - американец, который получил
европейское воспитание.
- В ее словах есть частица правды, - подтверждает гость. - Матери я
обязан знанием итальянского и немецкого языков, а отцу - невозможностью
использовать эти знания в Европе. Прошла уже целая вечность с тех пор, как
я тут живу. Вообще я утратил американский оптимизм, не успев обрести его.
Знаете ли вы, что у нас, за океаном, глупость называют оптимизмом?
Он еще какое-то время распространялся в том же духе, поощряемый
короткими репликами дамы, а я, глядя сквозь витрину на панораму торговой
улицы, спрашивал себя: какова настоящая цель этой случайной встречи, если
такая цель вообще существует?
В диалоге между Мод и Франком за чашкой кофе некоторые реплики
заставляют меня насторожиться.
- Мы не нарушили ваших планов тем, что забрали вас к себе? -
спрашивает Мод. - Возможно, вы хотели сесть где-то в другом месте?
- Да. Или, собственно, нет. Я надеялся встретить тут одного
знакомого, но он не пришел.
- Очень плохо с его стороны, если он вам обещал.
- Скорее это было полуобещание. Он очень занят. Люди, от которых мы
зависим, всегда очень заняты.
Дама не возражает. Она потеряла всякий интерес к разговору. Франк
также. Поэтому приглашаем официантку, чтоб расплатиться. Как всегда, плачу
я. Обыкновенная игра в джентльменство - не больше. Мод всегда возвращает
мне деньги... "Накладные расходы за мой счет", - говорит она. По этому
поводу я не возражаю. У меня нет никакого желания финансировать чужие
операции. Не такой я богатый. Если будет возможность продолжать
путешествие, деньги мне тоже будут необходимы.
Да, если будет возможность. Если...
- Вы до сего времени не дали мне свой паспорт, - напомнила Мод.
- Хорошо, возьмите, - говорю я, отдавая ей паспорт. - Но имейте в
виду, что я остался без документов.
Быстрый взгляд больших карих глаз и почти лирический вопрос:
- Скажите, Альбер: неужели нам нельзя работать, доверяя друг другу
немного больше?
- Дорогая моя, доверие достигается не словами, а делами. Вы мне
никогда ничего не говорите. Я и сейчас не знаю, куда это мы полетели,
какой пожар будем тушить.
Мы и правда летим. Летим в зеленом "мерседесе" автострадой.
По дороге из ресторана в гостиницу Мод дважды забегала в телефонные
кабины и разговаривала с неизвестными лицами, а потом, после обычного
послеобеденного отдыха, пришла ко мне сказать, что я могу убрать свою
пижаму в чемодан: счет оплачен и мы отправляемся.
- О каком пожаре вы говорите, Альбер? - бросает дама, вперив глаза в
ленту шоссе, что стелется перед нами. - Кажется, разговор с Франком плохо
подействовал на вас. Терпеть не могу таких спокойных истериков, которые
только и думают о возможных катастрофах и агониях.
- А я не люблю собеседников, которые никогда не отвечают на вопросы.
Вы слышите? Я спросил: куда мы летим?
- К цели, Альбер. Прямо к цели. Иногда сроки и методы меняются, а
цель остается.
- Скажите мне хотя бы название населенного пункта. Конечно, если мы
едем в населенный пункт.
- Он не очень населенный, находится совсем близко и называется Идар,
если это вам о чем-то говорит.
Название "Идар" мне ни о чем не говорит, но вопрос расстояния очень
важен.
Съезжаем с автострады на асфальтовую дорогу в лес. Мод молчит,
занятая машиной. Потом бросает, будто между прочим:
- Когда-то в воскресной школе нам читали Евангелие, где сказано: если
у тебя две рубашки, отдай одну своему ближнему. Это, конечно, глупость...
- Почему же глупость, если так написано в Евангелии?
- Эту историю про две рубашки мы слышали уже две тысячи лет, но я еще
не слыхала, чтоб кто-то подарил кому-то свою вторую рубашку. Людям надо
говорить лишь то, что они могут воспринять. Например: не зарься на большее
количество рубашек, чем тебе потребно.
- Вам лично сколько их необходимо?
- Как раз столько, сколько имею. Маленький автомобиль - не такой, как
этот, в котором мы сейча